Текст книги "Любимые сказки Рождества и Нового года. Исключительный подарок на все времена"

Первый день календаря

Календарь – точка отсчета. Надо же как-то отсчитывать время. Для древнего человека неизменными в жизни были Солнце и Луна. Все менялось, но Солнце вставало на Востоке, и Луна шла по небу, меняясь от тоненького Месяца до полной Луны, а потом обратно. Вот и первые календари возникли в соответствии с движениями этих небесных светил. Эти календари живы до сих пор. Откройте любой численник – и увидите дни лунного календаря и дни солнечного. Например, первый день (1 января) 2014 года будет 16‑м солнечным и 29‑м лунным днем.

Однако эти солнечный и лунный календари считали только дни. Годы они не высчитывали. Впрочем, для первобытных людей годы не были важны, люди жили недолго и были абсолютно растворены в жизни природы, для которой вполне хватало солнечного восхода и лунного прилива.

Годовые отсчеты возникли в Древнем Египте. По легенде, первый календарь составил бог Тот, научивший и богов и людей летоисчислению и рассчитавший разливы Нила. Вы же знаете, что вся древнеегипетская цивилизация строилась вокруг этой древнейшей полноводной реки. Вот и календарь египтян был ориентирован не на Солнце или Луну, а на Сириус, потому что именно эта звезда являлась в самом блеске в пик разлива Нила. Таким и оказался древнеегипетский год – от пика Сириуса до нового его пика. Ну а отсчет лет шел по правлению династии фараонов – полновластных хозяев Древнего Египта.

Другие народы считали, конечно, по-иному – каждый выстраивал календарь по-своему, согласно своим представлениям и обычаям.

Особо мудрые народы вели отсчет от Сотворения мира. Правда, когда оно произошло, источники указывают по-разному.

Ветхозаветная Библия, например, утверждает, что оно произошло в 3761 году до н. э., мудрецы Александрии называли иную дату – 5493 год до н. э. Византия же считала, что это произошло в 5508 году. Древний Рим вел свое летоисчисление от основания Рима (753 год до н. э.). Именно там и возникло само слово «календарь».

А что оно означает?

В Древнем Риме так называлась долговая книжка/запись. Вот еще с каких времен экономика была основополагающей! Должники Древнего Рима платили долги во дни календ, то есть в первые дни каждого месяца. Древнеримский год начинался с календы первого дня марта. В этот день в должность вступали новые власти, проводился праздник, который мы бы сейчас как раз и назвали Новым годом.

Именно календарю Древнего Рима мы и обязаны теми названиями месяцев, которыми пользуемся сегодня. Март назван в честь бога Марса, апрель означает открывать (начало весны), май – в честь богини Майи, июнь – богини Юноны, июль назван в честь Юлия Цезаря, август – Октавиана Августа, сентябрь означает седьмой месяц (начиная с марта), октябрь – восьмой, ноябрь – девятый, декабрь – десятый, январь – в честь бога Януса, февраль – от слова «очищать», то есть приносить искупительную жертву для избавления от грехов прошлого года, чтобы уже очищенным вступить в Новый год.

Старинные открытки-календари 1910 года

Многие народы считали Новым годом 1 сентября, поскольку к этому сроку обычно завершались основные полевые работы. На Руси же Новый год начинался с 1 марта (мы брали за точку отсчета начало Весны, как начало новой жизни). У нас существовало четыре сезона (по временам года), и каждый сезон делился на отрезки по 7 дней (отсюда устаревшее название недели – седмица).

Словом, общего отсчета времени, а значит, и даты начала Нового года не существовало. Но единый отсчет требовался – хотя бы для какой-то части человеческой цивилизации. И вот в 45 году до н. э. великий Юлий Цезарь ввел календарь, названный его именем – юлианский. По нему Новый год начинался 1 января. До этого его начало приходилось, как мы помним, на мартовские календы, то есть первые дни марта. По юлианскому календарю год состоял из 365 дней и раз в четыре года набирался дополнительный високосный день.

Потом этот календарь приняла Византия. И хотя первым днем Нового года там считалось 1 сентября, а не января, календарь стал называться еще и византийским.

Открытки самого известного в мире издательства поздравительных карточек и открыток «Рафаэль (Ральф) Так и сыновья», работавшего с середины XIX до середины XX века

После Крещения Руси наши предки взяли для себя именно этот византийский календарь. Отсчет стали вести от 5508 года – от Сотворения мира, а вернее, от сотворения первого человека – Адама. Но и свои традиции оставили – Новый год по-прежнему отсчитывался от 1 марта. Правда, при Иване III начало Нового года было торжественно перенесено-таки на 1 сентября. Но имелся законный повод: ОЧЕНЬ круглая дата – 7000 год от Сотворения мира. А по современному календарю мы можем сказать, что это произошло в 1492 году.

Наш современный календарь, по которому мы считаем, как и весь мир, год от Рождества Христова, называется календарем нового стиля (в отличие от юлианского старого стиля). Он был принят в 1582 году при римском папе Григории XIII, а потому еще называется григорианским (грегорианским). Именно тогда была устранена ошибка в 10 дней, которую допустили старые астрономы при вычислениях, а новые исправили. Было установлено, что разница между старым и новым стилем составляет:

в XVI–XVII веках – 10 суток,

в XVIII веке – 11 суток,

в XIX веке – 12 суток,

в XX и XXI веках – 13 суток.

Наша Православная христианская церковь пользуется юлианским календарем. При разнице стилей в Православии Рождество приходится не на 25 декабря, как в новом стиле, а на 7 января, а Новый год не на 1 января, а на 13 января соответственно. Но нас это не смущает. Мы нашли великолепный выход из положения – 13 января у нас Старый Новый год. Конечно, звучит парадоксально. Зато прекрасно – у нас два праздника: Новый год и Старый Новый год.

А вот исчисление Нового года с 1 января в России ввел наш реформатор Петр I (он же, понятно, Великий). До того год начинался, как мы помним с 1 сентября. К тому же Петр Алексеевич постановил считать года не от Сотворения мира, а от Рождества Христова. В декабре 1668 года император постановил:

«…а будущаго Генваря съ 1‑го числа настанетъ новый 1700‑й годъ купно и новый столетний векъ…».

А вот сам григорианский календарь – новый стиль вместо старого – был введен у нас только в Советской России в 1918 году. Вот с тех пор мы и совпадаем с летоисчислением всего мира.

Календарный рубеж 1 января часто изображался на старинных открытках. Слева – знаменитая открытка работы Э. Боули

Что ж, люди давно поняли: календарь не только простой отсчет. Это еще и символ обновления, начала новой жизни, новых свершений; особый знак будущего, от которого ждут исполнения мечты и надежды – всего того, что не случилось, не сбылось, не состоялось в прошлом году. Недаром ведь мы уверены, что «с Новым годом, с новым счастьем» и наша жизнь и все вокруг нас изменится к лучшему.

Не потому ли мы столь трепетно начинаем листать новые календари: ведь там – наше новое счастливое время. Недаром на старинных открытках столь часто изображались сами календари, а вокруг них – все самое замечательное: природа и пейзажи, прекрасные дамы и ангелы, радостные мордашки детей и букеты ярких цветов.

Потому что Новый год – не обычный календарный рубеж, а Праздник Обновления. Ну а Праздник надо начинать с прекрасного. А что в Новый год САМОЕ-САМОЕ?

Конечно – праздничная ЕЛКА.

Елка в Марципановом замке

Двадцать четвертого декабря детям советника медицины Штальбаума не разрешалось входить в проходную комнату, а уж в смежную с ней гостиную их совсем не пускали.

В спальне, прижавшись друг к другу, сидели в уголке Фриц и Мари. Уже совсем стемнело, и им было очень страшно, потому что в комнату не внесли лампы, как это и полагалось в сочельник. Фриц таинственным шепотом сообщил сестренке (ей только что минуло семь лет), что с самого утра в запертых комнатах чем-то шуршали, шумели и тихонько постукивали.

Конечно, вы узнали начало сказки – это же «Щелкунчик и мышиный король» Гофмана. Если прочесть строки вслух, то можно уловить то сказочное очарование и волшебную притягательность, что обычно скрываются, когда пробегаешь строки глазами. Конечно, это перевод с немецкого, но он сделан И. Татариновой столь мастерски, что читатели могут погрузиться в таинственную, волнующую и фантастическую атмосферу сказки Гофмана.

А помните, как называется первая глава?.. Нет? Понятно… Название глав мы обычно пропускаем – ведь нам интересно узнать: что будет дальше. Но это название абсолютно празднично и всеобъемлюще – «ЕЛКА».

«Щелкунчик» написан Гофманом в конце 1816 года и вышел в сборнике «Сказки для детей» в канун Рождества. То есть это – самая что ни на есть рождественская сказка. И хоть она и самая наиволшебная, но действие в ней происходит в реальной семье, а не в некотором царстве и некотором государстве, как в других сказках, например у Перро. Брат и сестра, Фриц и Мари Штальбуам, живут в реальном доме, ходят по обычным улицам Берлина. Но сказка все равно оказывается рядом.

Посмотрите, каким изображался праздник на старинных открытках. Какие прелестные платьица и кудряшки у девочек, как важно и отважно выглядят мальчики. Девочки восторженно ахают, увидев волшебную елку. Мальчики галантно ухаживают за девочками – помогают снять шубку, дарят нарядных кукол. Но сами-то мальчики, конечно, предпочитают играть в солдатиков и бить в барабаны. Помните, именно о солдатиках, деревянных конях и сабельках мечтал Фриц в «Щелкунчике». Ну а Мари конечно же мечтала о кукле в миленьком платьице. Ведь все девочки мира грезят о кукле-мечте.

Мальчики любят солдатиков и барабаны, девочки, конечно, кукол. Открытки Э. Клэпсейдл, 1918 год; Э. Боули, 1908 год

Этим детям не нужно было беспокоиться о подарках. У них есть любящие родители и обожаемый крестный – господин Дроссельмейер, который на каждое Рождество (ведь тогда именно Рождество было главным праздником, а не Новый год) дарит им замысловатые подарки – эдакие технические новинки своего времени, ведь он хоть и служит где-то чиновником, но по натуре романтик, к тому же еще и часовщик-любитель. То создаст замысловатый сад, где гуляют крошечные механические человечки, а то и вовсе выстроит большой замок, в залах которого танцуют куколки, а перед замком плавают лебеди в озерце размером с ручное зеркальце. И через равные промежутки двери замка открываются, и оттуда выходит человечек (ну точная копия самого крестного!) и раскланивается, сняв шляпу. Конечно, дети замирают от восторга перед такими сложнейшими механическими творениями. Однако быстро теряют интерес, ведь с эдакой игрушкой не поиграешь. Как говорит Фриц – неинтересно! Ну вышел бы человечек хоть раз из другой двери, но он не может.

Да и родители волнуются: а ну как Фриц и Мари испортят сложную игрушку? Словом, творение господина часовщика убирается в особый шкаф, как самый ценный новогодний подарок.

Но оказывается, что самый любимый подарок – не роскошная игрушка, а простой Щелкунчик, которого находит Мари.

Самая известная в мире серия новогодних открыток № 512 издательства «Так», 1910 год

А что это за игрушка – щелкунчик?

А это вообще не игрушка. Щелкунчиками (щелкунами) раньше назывались приспособления для колки орехов. Мастера-выдумщики, типа господина Дроссельмейера, любили придавать этим простым приспособлениям прямо-таки фантастические формы. Вот и Щелкунчик, которого забрала себе Мари, был сделан из дерева очень искусно – в виде реального крошечного человечка с огромным ртом, острыми зубами и деревянной косичкой, которую человечек носил на старинный манер. Орех вставлялся Щелкунчику в рот, его нижняя челюсть оттягивалась за косу и резко отпускалась. И тогда острые зубы Щелкуна легко справлялись с любым орехом, раскалывая скорлупу и очищая ядрышко.

Но почему умница и красавица Мари из всех игрушек выбрала самую страшненькую?! Ведь мало того что Щелкунчик, как и все его собратья, неказист и росточком не вышел, но за ним же еще и охотится противнейший и страшный мышиный король. Но именно этот деревянный уродец и покоряет сердце девочки – своей храбростью, умом и, наконец, верной любовью, которой он окружает свою крошечную даму сердца. Вот только кто поверит, что знакомство со Щелкунчиком и его трагическая битва с мышиным войском произошли наяву? Даже сама Мари считает, что дело происходит во сне. Однако когда она, запустив в противного мыша своим башмачком (какой отзвук Золушкиного башмачка – не находите?), падает со стула и ранит себе руку, то неожиданно понимает, что все это происходит не в «некоем царстве или во сне», а в реальном мире, в комнате, где стоит наряженная елка.

Что ж, именно Гофман первым сделает главное сказочное открытие – перенесет место действия сказок, ночных повестей и других своих фантастических видений в реальный конкретный современный мир. До него-то – помните? – герои сказок и Перро, и братьев Гримм жили в волшебных странах. А вот уже после сказок Гофмана практически все писатели, сказочники, фантасты и мистики (вспомним хотя бы творчество Андерсена и Булгакова, Экзюпери и Роулинг) поймут, что самые необыкновенные чудеса – светлые и добрые, пугающие и зловещие – происходят в реальной жизни с обычными людьми. Но первым это заметит Гофман.

Его обычный чиновник и часовщик-любитель, крестный Мари – господин Дроссельмейер, окажется влиятельным волшебником, чей любимый племянник-принц превращен злобной королевой Мышильдой в уродца Щелкунчика, и только самоотверженная любовь Мари может его расколдовать.

Но кто же такой господин Дроссельмейер?

Догадываетесь? Конечно же в его образе Гофман изобразил самого себя.

Это он, Гофман, в быту был опытным юристом и очень способным чиновником. Но в мечтах видел себя совершенно иным – не перебирающим скучные бумаги «в присутствии», а создателем искусств – и в первую очередь обожаемой музыки. Да-да, Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776–1822) и не думал становиться сказочником. Он даже литератором становиться не собирался. Он хотел сочинять музыку. Он даже свое третье имя Вильгельм сменил на Амадея в честь обожаемого Моцарта. И стоит отметить, что в музыкальном мире Гофман преуспел. Именно он считается создателем национальной немецкой романтической оперы. В 1816 году в Королевском театре Берлина с триумфом пройдет премьера его оперы «Ундина». Если вы читали сказочную поэму Жуковского, то наш замечательный Василий Андреевич написал ее по немецким легендам о русалке-ундине, по тем же самым, что и Гофман свою оперу. Вот только Гофману не повезет. При полных аншлагах его оперу дадут 13 раз подряд и… Проклятая чертова дюжина – после тринадцатого представления Королевский театр сгорит дотла!..

Почти сто лет никто не рискнет поставить оперу заново. Всем станет мерещиться пламя пожара. Правда, музыкальных заслуг Гофмана никто не умалит.

А вот сказки его будут встречены не столь милостиво. Только после смерти писателя критики и читатели вдруг разглядят, что этот маленький некрасивый и неуживчивый человечек был ни много ни мало – гением. Потому что это именно он стал родоначальником многих жанров и направлений в литературе. Да что там… Почти вся литература XX и XXI веков выйдет из сказок и мистических романов Гофмана – готический и мистический роман, детектив, триллер и фэнтези, философская фантасмагория и «ложнобиографическая» литература. Но сказка о бесстрашном и благородном Щелкунчике и самоотверженно любящей девочке Мари навсегда останется одной из самых любимых в мире.

Как вы думаете, с кого написана Мари?

Нашлась в мире добрая душа, бескорыстно полюбившая Гофмана, – это была детская душа. Детям ведь все равно, красивы взрослые или не очень, богаты или нет. Дети любят за доброту и справедливость. Разве не за это милая Мари полюбила ужастика Щелкунчика? Да она была согласна на все, чтобы помочь несчастному уродцу! Мари стерпела и насмешки нахального братца, и неверие родителей. Она даже принесла в жертву мышиному королю (а ведь это чудовище угрожало, что сгрызет Щелкунчика!) самое дорогое, чем обладала, – сахарных куколок, книжки с картинками и свое праздничное платьице! Особенно жаль будет девочке марципанового юношу – сладкое земное создание. Но, немного поплакав, она пожертвует и им ради Щелкунчика. Вдумайтесь, девочка отдала все свои земные привязанности ради призрачной фантастической мечты!..

Эта девочка действительно существовала и звали ее Мари – Мари Гитциг. В 1816 году, когда выйдет сказка «Щелкунчик и мышиный король», реальной Мари будет 12 лет, столько же, сколько и ее сказочной героине. Хотя позже, по настоянию издателя, Гофман напишет, что девочке в его сказке всего 7 лет. Как отмечал один из биографов Гофмана (М. Мейлин), издатель сказал тогда: «Так будет поменьше претензий. Сказочка для детей – совсем не то, что новелла для взрослых».

Мари с сестренкой Луизой стоят у елки, а Фриц подглядывает за портьерой

Семейство Гитциг – добрые друзья Гофмана. С самим Юлиусом Эдуардом Гитцигом писатель знаком еще с юности. Именно Гитциг станет впоследствии первым биографом Гофмана. Так что дружба эта выдержана в десятилетиях. Гофман ходит в дом к другу, как в собственный. Он гуляет с его детьми, рассказывает им сказки, учит рисунку и музыке, мастерит игрушки. Словом, он – реальный сказочник и волшебный мастер Дроссельмейер. Мари, третья дочь Гитцигов, становится не только крестницей Гофмана, но и его любимицей – ведь в ней он попытается найти свою собственную дочку, которая умерла.

Мари, капризная при своих родителях, при Гофмане ведет себя как пай-девочка, слушается его бесприкословно. Она называет Гофмана «своим маленьким крестным», ведь он – невысокого роста. И еще Мари рассказывает всем, что ее «маленький крестный» очень красив и умен, просто никто этого не замечает. Это ничего вам не напоминает, дорогие читатели? Да-да, вы не ошиблись в ощущениях – девочка видит в своем неказистом крестном своеобразного заколдованного Щелкунчика, в котором окружающие, увы, не находят прекрасного принца.

Надо сказать, что реальная Мари читает историю про свою сказочную тезку восторгаясь. Но в дневнике записывает: «Ах, если бы!.. Но не верится, что можно уехать в Марципановый замок. Не потому, что, как говорит крестный, замок в волшебной стране. А потому, что и ТАМ его, наверное, нет…»

Неожиданный поворот, верно? Даже сама героиня не верит не просто в реальность (понятно же, сказка – не реальность), но в ВОЗМОЖНОСТЬ счастливого финала.

Так каков же финал «Щелкунчика» – сказки для детей и о детях, где волшебный мир мечты наполнен яркими красками и чудесами? Победив мышиного короля, Щелкунчик ведет Мари в свое сказочное королевство, где есть и Рождественский лес, и Лимонадная река, и город-столица Конфеттенбург, где Мари, некогда пожертвовавшая своими сахарными куклами и пряниками, обретает целый огромный Марципановый замок. Но вдумайтесь – не слишком ли приземленным оказалось это «волшебное королевство», не очередной ли это сон экзальтированной девочки? И хотя наутро в дом Штальбаумов приходит юный племянник господина Дроссельмейера, очаровавший семейство тем, что преотлично щелкает для всех орешки, а потом этот приятный молодой человек признается Мари в том, что он и есть уродец Щелкунчик, расколдованный силой ее любви, – все равно, несмотря на это чудесное знакомство, в финале сказки возникает некая недоговоренность, а может, даже и обреченность. Ну не стыковывается жизнь со сказочными принципами…

Не потому ли часто в интерпретациях этой сказки (в драматическом театре, на балетной сцене, в фильмах и даже поразительном по красоте и движению рисованном мультфильме режиссера Б. Степанцева) хороший конец размывается, уступая место вопросу: а было ли все это или только пригрезилось героине? В балете великого композитора П. И. Чайковского уже в середине действия появляются драматические черные ноты, а финал вообще поражает трагизмом. Кажется, сюжет благополучно завершился – Мари приехала в Сказочную страну, но в музыке звучит такое отчаяние и трагизм, что несложно домыслить – все это девочке только грезится. А вот когда она очнется, наступят серые и заунывные будни. Если она, конечно, очнется от своего завораживающего волшебного сна…

А ведь так хочется праздника, принца на белом коне, хоть и в виде Щелкунчика, Марципанового замка! Если приглядеться, «Щелкунчик» – самая светлая и легкая сказка Гофмана. Надежда на чудо, которое так и не произошло в его жизни.

• По количеству интерпретаций и воплощений на сцене и экране «Щелкунчик» уступает только «Золушке». Это наилюбимейшая сказка мира.

• В России перевод сказки появился одним из первых – в 1835 году. Весь мир еще не верил, что Гофман – гений, а Россия уже понимала это.