Текст книги "Любовь всей моей жизни"

На следующей неделе она устроилась в детскую поликлинику участковым педиатром. Участок ее назывался «гора», позже она поняла почему. Все дома были расположены на небольшой горе. Ездили на вызова на лошади. В поликлинике Маня проработала несколько месяцев и была переведена в стационар. Работа в детской больнице нравилась ей гораздо больше, чем в поликлинике, не смущали даже ночные дежурства на дому и частые вызова в отделение.

Молодая семья полностью жила на содержании родителей, точнее отца мужа. Занимая высокую должность, он получал хорошую зарплату и денег с «детей» ( как он называл их) не брал. Поэтому зарплату Мани они копили. Однажды она купила ткань. Красивые отрезы ткани. Себе и золовке. Крепдешин в цветок на платье и бордовая шерсть на пальто. Заказали обновки швее. Когда выкупили наряды. Катя с завистью окинула стройную пышногрудую фигуры Манефы. «Испортили тебе все», – сказала она. Маня лишь улыбнулась в ответ.

Странная и непонятная обстановка царила в этом большом, богатом доме. Разговоры велись редкие в основном между матерью и дочерью. К Манефе по имени почти не обращались. Скажет свекровь куда-то в сторону: «Воды, надо принести»– это значит для Манефы. Она собиралась и шла на колодец, непременно дальний, там по словам строгой родительницы, вода была вкуснее.

Вечером, когда свекор Степан возвращался с работы, встречали его нелюбезно. Жена молча, с тонкими поджатыми губами, подавала ему на ужин неизменную рисовую кашу. Вечером в его рабочем кабинете прямо на пол бросали подушку, тюфяк и одеяло. А сама мать ложилась в другой комнате с Катей. И Маня понимала, что между родителями мужа стоит какая– то невысказанная и не прошеная обида. Ее собственные родители, по рассказам мамы, прожили сложную жизнь. Отец Иван по молодости был очень крут. Бывала и руки распускал на жену. За нерасторопность, как любил говаривать он. «Всем бита была»,– вспоминала Мария…

В институте у мужа начался курс невропатологии, преподавал ее знаменитый профессор медицинских наук Давид Григорьевич Шефер. Он сразу обратил внимания на талантливого студента Дубровина и по окончанию института предложил ему остаться на кафедре. С радостной вестью Коля приехал домой, где его ждала больная жена. Маша металась в бреду, с температурой сорок. На вопросы Николая никто не знал ответ, вызвав врача, он отвез Маню в больницу. Был поставлен диагноз: сепсис. После этого ее срочно перевели в гинекологическое отделение. Находясь несколько дней между жизнью и смертью, Манефа пришла в себя и первое, что она увидела: бледное, осунувшееся лицо мужа.

– Что ты сделала с собой?– задал он ей вопрос.

Маня молчала.

– Маша, это то, что я думаю? – медленно, выговаривая, каждое слово, спросил он.

Она отвернулась к стене и закрыла глаза. Больше эту тему они не обсуждали, но в их отношения закрался какой-то холод. Это чувствовалось без слов.

За несколько дней до этой внезапной болезни Манефа поняла, что беременна, это совершенно не обрадовало ее. Тане не так давно исполнилось два года и рождение еще одного ребенка совершенно не входило в ее планы. Внимательная медсестра обратила на бледность и головокружения у Манефы Ивановны и с легкостью поставила диагноз.

– Вы беременны?,– спросила она без предыстории.

– Да, обескуражено ответила Манефа.

– Что? Рожать не хотите? Я вам помогу.

После работы медсестра ввела Мане какой-то раствор, а к вечеру она уже металась в жару. Хорошо, что это был вечер пятницы и в субботу приехал муж.

Отпуск и Колины каникулы было решено провести у родителей Манефы в деревне. Фантазия рисовала Мане беззаботные теплые дни в кругу семьи, купание в реке, походы за ягодами, вкусные пироги из русской печи. Приехав к родным они увидели невеселую картину: очень сильно болела старшая сестра Маруся. Она лежала бледная и ужасным кашлям по ночам будила весь дом. Через несколько дней стала понятно, что с маленьким ребенком не место находится рядом с больной.

На многочисленные вопросы, мама ответила Мане, что сестра сделала аборт, убрала четырехмесячного ребенка. Через несколько дней наработавшись в огороде, пошла в бане и напилась холодного квасу. После этого заболела и стала кашлять.

– Мама, Марусе надо обследоваться,– сказала Маня.

–Она поедет на следующей неделе в Свердловск, уже дали направление.

Вскоре Манефа получила письмо из дома, что Марусе поставили диагноз туберкулез.

Она находится на лечении, а потом поедет в санаторий.

В следующем году Николай блестяще окончил институт и приехал работать в поликлинику города Невьянска дерматологом. Выпускной вечер с вручением дипломов проходил в Доме офицеров города Свердловска. Лето было жаркое, оставив маленькую дочь на попечение родителей. Коля с Манефой, приехали на праздник. На Маше было новое крепдешиновое платье в горох, красиво подчеркивавшее все изгибы ее изящной фигуры. И Коля не без удовольствия любовался женой. После торжественного вручения диплома, были танцы, вдоволь накружившись в объятиях мужа. Счастливые и веселые, они пошли гулять на Плотинку.

Этим же летом Катя вышла замуж за военного и уехала жить в Казань. В мае у них родился Сын Георгий, домашние звали его Юрик. В сентябре одна тысяча девятьсот пятьдесят первого года Манефа поняла, что ждет ребенка. Про себя она решила, что если будет девочка, назовет Еленой. Коле, как инвалиду Великой Отечественной войны выделили ежегодную путевку в санаторий, лечить раненое плечо. И она осталась в Невьянске с Таней, родителями мужа и казалась нескончаемой тошнотой.

На работе произошли коренные изменения: Манефу перевели работать в детские ясли. Все там было ново для нее. Ясельная группа для детей с трех месяцев, дизентерийная группа для детей, хронически болевших этим заболевание,» толпы» кормящих матерей в обеденный перерыв. Работающие женщины приходили в обед кормить младенцев, потом сами обедали в яслях.

Ясельная группа для детей от года до полутора лет была тоже не привычна для Манефе. На половину группы был установлен манеж, в котором помещали начинавших ходить деток. На время кормления резвых подопечных обычно собирался весь коллектив детского сада во главе с заведующей. У каждой были «свои детки» для кормления, в повязанных передничках . Аппетит у детей был отменный, что радовала взрослых. Машута очень любила бывать в этой группе еще из-за шустрой нянечки, которая играла на балалайке и пела детям частушки и песни.

Так же у Манефы была новая обязанность, она лечила всех заболевших детей детского сада, ходила на дом. И во многих семьях стала семейным врачом, как называли ее родители.

Все чаще по выходным Маня стала замечать чакушку водки на семейных обедах. Причем выпивал только Николай. На резонный вопрос Манефы, по какому поводу. Свекровь коротко ответила:» пусть». Была она молчаливая и неособо общалась с невесткой. Свекор тоже начал возмущаться, бутылкой водки к обеду, для сына. В свои сорок с небольшим лет, он совсем не принимал спиртное.

– Ты пил, пусть и он выпьет,– был короткий ответ жены.

После к этому разговору не возвращались.

Из общих разговоров и писем Маня поняла, что семейная жизнь Кати не клеиться. Муж изменяет ей и родители обсуждали этот вопрос. Свекор писал гневные письма в Казань. Катерина сделала аборт, а мать вскоре уехала в Казань, с намерением забрать дочь и внука домой.

Шел апрель месяц, Манефа ходила по дому с огромным животом. Мужчины были на работе. Хозяйство полностью на ней: уборка, готовка, дойка коровы…

В конце апреля приехали свекровь с Катей и больным ребенком. Мальчика сразу увезли в больницу со страшным диагнозом серозный менингит. Ничего не помогало, и ребенку день ото дня становилось хуже. Второго мая Юрик умер, а четвертого мая Манефа родила дочь. Похороны мальчика состоялись в ее отсутствие, приехал Борис, Муж Кати. Он кричал и ругался, пытаясь найти виноватых. Говорил, что ребенку поставлен неверный диагноз и назначено неправильное лечение. Будто крик и скандалы могли что-то изменить. Было ясно, что их семейной жизни пришел конец и возвращаться к мужу Катя не собирается. Все это Маша узнала, по возвращению домой. Положив дочку на кровать села, кожей ощущая горе и тягостную обстановку. Свекор зашел к ним, без интереса глянул на новорожденную и сказал, что она похожа на племянницу Мани, дочку Маруси– Валю, которую он видел один раз в жизни. «Не счастливая будет дочка», пронеслось в голове у Мани. Вечером она услышала, как свекровь перепиралась с мужем и громким шепотом сказала: « Не хочу даже видеть эту девку.» На следующий день Коля пошел в ЗАГС и записал дочь Ольгой.

9

Катя не вернулась к мужу, она получила развод, и вышла на работу в поликлинику– терапевтом. Все свободное время лета они с матерью занимались огородом, возились с цветами, вышивали и разговаривали. Манефы и тем более детей в их жизни будто не существовала. Они создали свой круг, мини семью в большой семье.

Через несколько месяцев закончился декретный отпуск, Манефа вышла на работу, Таню отдали в детский сад, а Олю в ясли. Дни потекли один за другим похожие друг на друга и практически ни чем не примечательные: работа, домашние дела и так по кругу. Вечером даже не хотелось разговаривать, а лишь чаще молча слушать истории мужа. Работал Коля с интересом, пациенты очень любили его за грамотность обходительность. Николай не был особо общительным, нашел общий язык лишь с соседом по кабинеты, отоларингологом, которого боялись остальные коллеги и пациенты. Тюленев Михаил Яковлевич потерял на войне двоих сыновей и был очень вспыльчивый и раздражительный. Все предметы, нужные ему для работы лежали на столе в определенном порядке, никто не смел их сдвинуть даже с места. А стул для пациентов вовсе был привязан веревкой к столу, чтобы никто не смел его даже двигать. Неугодных пациентов, которые, по мнению врача не так открыли дверь или со скрипом сели на стул, сейчас выставляли в коридор, чтобы зашли вновь. Или во все назначали на другое время. В основном все общение двух врачей: дерматолога и отоларинголога сводилось к нескольким фразам во время курения сигарет.

К осени молодая семья Дубровиных получила квартиру и переехали в свое первое собственное жилье. Эта была двухкомнатная квартира на первом этаже двухэтажного дома по улице Кирова. Началась новая жизнь: с вкусными пирогами по выходным и обустройством домашнего уюта. Манефа была достаточна медлительная и поэтому часто домашние дела перетекали далеко за полночь, когда вся семья спала. Накрахмалить белье, отгладить до скрипа, это доставляла истинное удовольствие. Свекор баловал их дорогими подарками: швейная машина, холодильник, красивые статуэтки и книги. Вскоре стали организовывать коллективные сады. И Степан Иванович взял участок для сына.

Маша открыла в себе страсть к садоводству. Ей было интересно обустраивать участок: высаживать яблони, малину, смородину, планировать грядки с клубникой, парник с огурцами. Свое новое увлечение она совершенно ни с кем не хотела делить, потому что считала, что все на отлично может сделать только она. Коля, который тоже работал в саду, быстро понял, что он здесь чужой, на неведомой ему территории. Морковь с грядки рвать было нельзя: не поспела, еще рано. Огурцы для засолки и так далее и тому подобное. Манефа сама не заметила, как стала единовластной владелицей сада, не забывая упрекать мужа, что он ей совершенно не помогает. Все чаще за ужином начала появляться водка, несколько стопок. Так Николай оправдывал свою бессонницу, ночные кошмары и боль от ранения. Спали они теперь в разных постелях, Маня с маленькой дочкой, Коля на супружеской кровати. Он часто приходил и звал жену, в ответ ему было раздраженное шиканье, ил взмах руки. Оля росла капризной и очень привязанной к матери девочкой. Всю ночь спала возле материнской груди, что вполне устраивала Манефу, которая начала сторонится супружеского долга.

У Кати осенью заболело колено, и она попала в отделение хирургии . По вечерам и выходным Маня всей семьей ходили проведывать сестру мужу.

В декабре пришли вести из дому, что больная туберкулезом сестра, лежит в больнице, в Свердловске. Манефа поехала ее проведать и узнать, какие лекарства необходимы. В следующую поездку она возвращалась уже с сумкой гостинцев и медикаментов. Но Марусе, не становилось лучше, и ее выписали домой, как безнадежную. Вместе с двумя детьми и мужем она переехала в родительский дом, потому что хотела быть ближе к матери.

В январе, оставив семью, Маня поехала к родителям, чтобы увидится со старшей сестрой. Зайдя в дом, прямо с порога Манефа встретилась со знакомыми, полными боли глазами Маруси. Некогда красивая, полная сестра была, как живой труп, во всем облике жили только одни глаза. Маня от неожиданности не смогла сдержаться и слезы градом потекли по лицу.

– А я плакать не могу, Маша,– все слезы выплакала, сил больше нет, детей только жалко,– прошептала сестра.

Манефа села на край кровати, взяла исхудавшую руку:

– Все будет хорошо, ты поправишься.

– Да, хороша Манечка, я тебя ждала… попрощаться. Молись за меня, не забывай,– она слегка сжала руку сестре. Потом плотно укрылась одеялом и закашлялась.

Всю ночь Манефа не сомкнула глаза, прислушиваясь к дыханию сестры, переполненная от молока грудь ныла. Наутро она обняла всех на прощание и с тягостным чувством поехала домой. Маня чувствовала себя морально истощенной, прижав к себе теплую, кудрявую головку дочери, провалилась в сон. Только закрыла глаза и видит: большое белое поле все в снегу, а навстречу ей бежит молодая Маруся.

На работе Маня рассказала свой сон нянечка: умрет скоро, сказала тетя Оня. На следующий день пришли вести из дома: Маруся умерла. Та же самая тетя Оня посоветовала: «Не ездили бы вы уже, Манефа Ивановна, попрощались ведь. А то у вас малышке девять месяцев всего. Она вон без вас вся не своя ».

На похороны сестры Маня не поехала и через неделю получила письмо с одной строчкой: Как ты могла не проводить сестру в последний путь? Мама.

Сердце предательски сжалось, и в душе поселилась вина. Мама у Мани была неграмотная, значит, попросила соседскую дочку догадалась Маня.

Катю выписали из больницы, она должна была вернуться на работу. Вечером она полезла на стремянку и упала, повредив колено. Оказалось, что перелом. Катерина опять попала в больницу.

На весну у Коли была запланирована поездка в госпиталь и Маня с девочками осталась одна дома. На неделе ее ждала любимая работа, по выходным визиты к свекру и свекрови. К тому времени они жили в большом, новом доме по улице Коммуны. С колена у Кати сняли гипс, ногу нужно было разрабатывать, но она этого не делала, так как жаловалась на постоянную боль. В колене образовалась конъюнктура и на всю оставшуюся жизнь , нога так и не сгибалась. Работу Екатерина оставила под предлогом частых болезней, и все свободное время проводила дома с мамой.

Незаметно наступила лето, Оля уверенно топала на своих пухлых ножках, бежала с радостью на встречу к матери, когда та появлялась в ясельной группе. Коллектив детского сада был дружный, за детьми ухаживали отлично, Купали, укладывали спать на веранду и вкусно кормили. Именно на работе Манефа впервые попробовала новые блюда: фаршмак, цветную капусту в кляре, пышный омлет и булочки с изюмом…

В летний отпуск поехали к родителям Мани в деревню, туда же были приглашены и сестра Клаша с семьей. Вечером она рассказала Манефе, что у мужу Терентия обнаружили туберкулез.

– Знаешь, – сказала Клавдия, не могу я с ним спать, все боюсь заразиться.

Не хочу, чтобы дети мои одни росли. Хоть бы замуж их выдать. Девочки, кстати собрались поступать в медицинский.

– На следующий год?– спросила Манефа сестру.

– Да.

Дальше разговор не клеился.

– Ты, не унывай, – сказала Маня перед сном сестре,– все хорошо будет.

Клаша только, молча, посмотрела в ответ.

10

В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году Таня пошла в школу. Была она очень маленького роста, видно пошла в мать. Молчаливая, будто жила в своем мире, где ей было тепло и уютно. Она очень любила рассматривать книги с красочными картинками, которые дарил ей дед Степан и старые открытки. Их дедушка вклеил в специальный альбом. И вместе с героями на открытках Таня уносилась в сказочный мир с жар птицей, конька Горбунка, снегурочкой и дедом Морозом.

Читать Таня выучилась очень быстро, и теперь любимое занятие ее были книги. Они стали лучшими друзьями, в отличии от вечно занятой матери и молчаливого отца. Плавать или играть в шумные игры девочка не умела, потому что мать близко не подпускала их к опасностям, а опасности Манефа видела везде. Велосипед, лыжи, санки, коньки, игры на воде, домашние животные, все по мнению матери представляло опасность для детей.

Во втором классе у нее появилась новая страсть. Дедушка Степан подарил им новый музыкальный инструмент. Черное пианино «Урал» из натурального дерева, большое и добротное, как и сам дед. Таня, затаив дыхания, гладила крышку и мечтала научиться играть на этом чудо инструменте. Сверху пианино покрыли белой, вышитой теткой салфеткой с красивыми цветами «анютины глазки», как называли их все домашние. Украсили фигурками. Таня очень любила эти фарфоровые статуэтки. Ванька на гусях из сказки, которого подарил отец маме на день рождения. Белочка с орехом в лапках из сказки Пушкина. И большая черная лошадь, каслинское литье, которую купило дед. Таня любовалась этими героями и представляла, как она поселит их в свое собственном доме, будет рассказывать про них разные истории маленькой дочке или сыну. Ее записали в музыкальную школу, пройдя прослушивания, Таня начала постигать нотную грамоту. Девочку не нужно было просить выполнять домашнее задание, придя из школы, она сама бежала к инструменту. Сначала с благоговением проводила тонкими пальчиками по крышке пианино, как бы приветствуя нового друга, и садилась играть. Про себя она уже решила, что обязательно свяжет свою жизнь с музыкой. Отец тоже одобрял увлечение дочери, он любил слушать классическую музыку. Моцарт, Бетховен были его любимые композиторы, оставшись дома одни, Таня с отцом часто обсуждали эти произведения. Однажды они попробовали поделиться своими мыслями с матерью, но в ответ увидели такое недоумение в глазах, что больше по вечерам эта тема в доме не поднималась.

Частенько Таня чувствовала на себе недовольный взгляд матери, которой не хватала терпения и времени на объяснения домашнего задания. Манефу действительно раздражала молчаливость и медлительность дочери, которая вечно витала в сказочных грезах. Часто одергивая девочку, потом корила себя за нетерпение и старалась сгладить ситуацию. Приносила Тане вкусные гостинцы, неловко целовала в золотистую макушку.

И все– таки Таня очень любила свой дом: уютную квартиру, всегда с вкусной едой, пышной елкой к новому году, которую украшали игрушками, орехами и конфетами. В подполе стояли целые ящики с яблоками и апельсинами. Варенье, соленые огурца, помидоры и компоты. Таня спускалась туда вместе с отцом. Мама была отличной хозяйкой, все в квартире сияло чистотой, еды готовилась самая вкусная на свете.

Родилась Таня пятого января. Обычно на Урале этот месяц холодный и снежный. Часто вечерами девочки с отцом ходили на городскую площадь, кататься с горки. Возвращались затемно, по пустым улицам, все вместе дурачились во дворе, валяясь в снегу. Удивительно и приятно было лежать в мягком сугробе, смотреть, как кружатся и падают одинокие, редкие снежинки. Отец любил ловить их на варежку и разглядывать вместе с дочерьми, а потом возвращались в теплую квартиру, пили чай с вареньем и слушали с отцом Моцарта. Вот отец ставит пластинку и с ходу восклицает: « Моцарт– ты Бог!» Лицо его сразу преображается. Это так трогательно и девочкам, кажется, что Моцарт это ангел. Ангел-хранитель отца. В этом году у Тани чудесный подарок, на день рождения дед подарил велосипед, и она выучилась ловко катать на нем по квартире сестру, это стало их любимым занятием.

К лету Клаше предложили сделать операцию на легких, так как на рентгене нашли затемнение размером с» копейку.»

– Операция не сложная, – радостно сообщила Клавдия матери, сказали, не буду знаться с врачами совсем. И хотя в душе она очень боялась операции, но все же согласилась. Она мечтала о будущей счастливой жизни с любимым мужем. И конечно очень хотела увидеть своих девочек врачами, в то время они уже были студентками медицинского института.

Частичная пульмактомия ,не по науке – это удаление туберкулезного очага в легких была назначена на второе августа. Третьего августа Мария Родионовна приехала проведывать дочь , в приемной ее встретил врач. Сердце у матери сжалась.

– Операция прошла успешна,– начал врач, но позже возникли осложнение: тромбоз легочной артерии. Это и привело к смертельному исходу.

Пожилая женщина смотрела на врача с каким-то недоумением. Казалось смысл происходящего, а именно смысл сказанных слов, никак не мог дойти до нее.

– Я же к дочери приехала,– сказала она шепотом. – Она сказала легкая операция, каверна с копейку. С врачами знаться не будет.

После этой фразы она будто осела, продолжая беззвучно шептать губами.

– Вам плохо?– участливо наклонился к ней врач.

Она отрицательно помотала головой и поспешила к выходу. Звук города, яркий свет, одновременно оглушили и ослепили ее. Не помня себя, Мария вернулась домой со страшными новостями.

На следующий день Манефа узнала, что сестра Клаша умерла. Оставив детей и мужа, поспешила домой, не зная как помочь и утешить старых родителей. На похороны собрались все дети: брат Григорий, сестра Анна, Лиза и Манефа. На семейном совете решили, что родителей не следует оставлять одних. Григорий предложил им перебраться в Тюмень.

– Сделаем Вам, тятечка, пристрой отдельный, возле моего дома и будете жить как хозяева вместе с нами.

Родители согласились, по отъезду детей, отец продал корову, разделил деньги всем поровну, не забыв и внучат. Поехал к сыну строить новый дом– пристрой. Жену Марию пока оставил на Октябрьском. Осенью Манефа приехала, чтобы проводить мать в Тюмень. С обещанием часто приезжать к ним в гости. Вечером мама сунула ей рубль.

– Это тебе, Доченька, я сэкономила.

– Мама, ты что, оставь себе, я же работаю. Вам пригодится.

Мать промолчала, но денег не взяла. Вечером этого же дня, прямо накануне отъезда пришла страшная новость: Григория задавила в поле. Как это произошло, никто не мог объяснить. Да и чем облегчили бы это событие объяснения?

– Господи, за что мне это?– Слышала Манефа шепот матери, вечером.

– Господи, не оставь меня, дай мне силы пережить это.

Маня спустила босые ноги на пол, подошла и встала на колени рядом с матерь. Сердце ее рвалось на части. Как она хотела облегчить страдание мамы. Такой любимой, старенькой и родной.

– За пять лет троих, Господи. – На Манефу смотрели такие близкие, полные отчаяния, сухие глаза.

После похорон родители Мани остались жить в готовом доме– пристрое со снохой Варварой и пятью дочерьми Григория. Старшая девочка поступила учиться в техникум, остальные были школьницами. В очередной раз старики остались помогать не детям, так внукам.

Начались ежегодные поездки с семьей в Тюмень. Девочки полюбили эти каникулы с застольями большой семьи: с вкусными пирогами с рыбой, капустой, картошкой. Пышными оладьями на завтрак, творогом и душистым чаем. Вечерами подолгу засиживались за разговорами и детей не отправляли спать. Атмосфера была душевная и спокойная, не чувствовалось вечной натянутости, как у деда Степана и бабушки Манефы. Там чаще молчали за столом, а здесь разговаривали и смеялись. Вечерами перед сном слушали сказки от бабушки Маруси, так и засыпалось на поляне с мягким мхом или в душистом поле с ягодами. А наутро был поход с мамой в цирк или детский театр с настоящим мороженым на палочке, называлось, которое эскимо. Такого лакомства в Невьянске не было. И эскимо в золотой или серебряной бумажной обертке стало символом этих поездок. И сама мама преображалась, расцветала. Слышался ее непривычный, беззаботный смех.

Обычно в эти летние каникулы Тане дарили новое платье, а Оле доставалось платье от сестры, из которого та уже выросла. На что старенькая бабушка Маруся качала головой и говорила: « Маня, да сшей или купи ты ей новую вещь.»

Но какая-то рачительность и вечная бережливость не давала Манефе потратить лишнюю копейку не только на детей, но и на себя. Обычно имея несколько платьев, она тщательно берегла их и старалась не носить, не говоря уже про новые туфли. Эти казалась безоблачные и такие теплые семейные поездки, омрачились поведением Николая. За ужином он часто позволял себе лишний алкоголь. Дед Иван пробовал делать ему замечания, но это быстро перерастало в скандал. Один раз Коля схватил свекра за бороду и выгнал его на улицу, так что тому пришлось ждать на лавке, пока зять не уснет. На утро, Коля говорил жене, что абсолютно ничего не помнит, извинялся перед всеми и вечером повторялась та же история.

Обычно сдержанная мать, сказала Манефе: « Да разве это муж? Вон к соседям дочь приедет, все в кино ходят, в театр. А у вас одно вино». И как-то после этих слов, хотя Коля их не слышал, он отказался ездить в Тюмень совсем. Обычно Маня стала подгадывать свой отпуск к поездкам мужа в госпиталь, и у них установился негласный договор.

У Манефы с девочками появилась ежегодная традиция: каждую поездку в Тюмени они ходили в цирк. Билеты покупали обязательно в ложу, обитую голубым бархатом. Маня наряжалась сама и красиво одевала дочерей, обязательно покупала им мороженое. И все трое они были беззаботно счастливы в такие моменты.

Время летело незаметно, вот и Оля пошла в первый класс. Было понятно, что хороших оценок здесь ждать не придется. Девочка была очень замкнутая, какая– то боязливая, в то же время упрямая и временами даже вредная. Она была болезненно привязана к вечно критикующей матери и начавшему выпивать отцу. Как– то по детски, неловко она жалела его. Отец отвечал, дочери огромной любовью, это было понятно просто даже по его взгляду на девочку. Или по руке, которую он опускал на курчавую головку.

Манефа перешла работать из детского сада в стационар детской больницы и часто, когда мать была на дежурстве. Особенно, если оно выпадала на выходной. Оля лежала в кровати, затаив дыхания и слушая звуки на кухне. Вот отец наполняет рюмку за рюмкой, уснет или нет? Или начнет скандалить, тогда не сдобровать. Этих скандалов Оля боялась больше всего. Чаще всего они возникали, когда мама была дома. Манефа начинала ругать мужа, он кричал в ответ, мог поднять руку. Тогда она хватала дочерей в охапку, и они бежали во двор, иногда сидели до темна на лавке. Один раз пришлось лезть в окно, так дверь отец запер изнутри, благо окно оказалось открытым. В такие моменты ругани и скандалов Оля не знала, кого она ненавидит больше мать или отца. Отца за то, что пьет или мать за то, что постоянно что-то говорит и говорит. Будто не знает жизни, не может успокоить мужа и весь дом.

От таких выходных Оля научилась терпеть, молча реветь в подушку, больше молчать. Через какое-то время она начала мучиться с запорами. И мать стала обследовать ее и брать путевки в разные санатории на санаторно-курортное лечение. Не помогало ничего. А как же Оля ненавидела эти поездки. Всегда с отцом, потому что мама была слишком занята на работе. А в этих поездках папа пил. Когда был трезвый, он брал дочь за руку, и они шли гулять. На душе становилось спокойно, рука в большой, теплой ладони. Можно закрыть глаза и наступит покой?

Единственный раз в своей жизни во время такой прогулки Оля осмелилась сказать:

« Папа, не пей больше!» Веселость отца сняло как рукой, он остановился, изменился в лице, будто ему стало стыдно перед дочерью. И такая тоска мелькнула в его глазах.

– Я не могу, прошептал он. Не смогу.

– Но ведь я есть, я помогу тебе, – почему– то тоже шепотом ответила Оля.

На следующий день, когда Манефа встречала в аэропорту дочь и мужа, которые должны были вернуться из Железноводска, среди прилетевших их не было. В полнейшем изумлении, она не знала куда ей обратится и стала спрашивать сошедших с рейса людей. Все пожимали плечами, потом одна женщина сказала: «Там был мужчина с девочкой, но его не посадили в самолет, он был очень пьян.»

После этих слов Маню захлестнула дикая злоба, не жалость к дочери, а именно злоба на мужа, на то, что она зря приехала за сто с лишним километров. Следующий рейс был через день, на нем и вернулся хмурый муж и осунувшаяся дочь. Самые близкие люди сухо обнялись, и Манефа протянула Оле большое красное яблоко. Они сели в служебную машину, Оля отвернулась к окну, молча, плакала, делая вид, что грызет спелый фрукт, который как ком вставал у нее в горле. Манефу тоже обуревала волна эмоций, которые нельзя проявить перед водителем. Она мысленно кляла себя, что села на переднее сидение, а не рядом с дочерью. Спиной, ощущая боль девочки, не могла обнять, прижать ее к себе. Окутать любовью.

В ее душе поселился страх, вечный страх за отца. Причем только за пьяного. Оля боялась, что он уснет с незатушеной сигаретой, ему станет плохо во сне, упадет в темноте, когда медленно бредет в туалет. Она старалась предотвратить все эти опасности мнимые и настоящие. Часто проснувшись ночью и не найдя подле себя дочь, Манефа видела такую картину: пьяный муж бредет по коридору, а рядом с ним маленькая девочка, держит его за трусы. Такая жалость к ребенку, а вместе с тем и злоба на мужа, стыд за себя захлестывала ее в эти моменты, но она будто не понимала, как переделать, прекратить эту жизнь. И их семья продолжала существовать, будто за вывеской. О пьянстве мужа никому Маня не рассказывала, находя отдушину от несчастливой семейной жизни в работе.

Для Тани родители были самой красивой парой на земле. Особенно отец– с правильными чертами лица, гладко зачесанными блестящими волосами, спокойной прямой осанкой. Корректность и сдержанность отличали у него не просто манеру поведения, но будто ауру– состояние души. А внутренняя сосредоточенность напоминала девочке, главного героя фильма «Семнадцать мгновений весны». Но как этот человек менялся до неузнаваемости, когда был пьян. Отношения родителей были средой обитания, которую уже не выбирают, а к которой приспосабливаются. В этой среде, казалось, уже не могло произойти ничего хорошего. Мать несомненно была стержнем семьи, правда ее редко можно было застать дома.

Работа в стационаре захватила целиком внимание Манефы, ей предложили должность главного врача детской больницы. Свекор был в восторге и конечно рекомендовал невестке согласиться. Отношения с коллегами у Манефы Ивановны были отличные, к каждому она умела найти подход, сказать доброе слово. Знала сильные и слабые стороны своих подчиненных. Не раз опытные медсетсры или санитарки выручали ее, помогая и с постановкой диагнозов. Пожилая медсестра Наталья Петровна вызывала врача в приемник обычной фразой»: Манефа Ивановна, корь поступает, идите бронхит, воспаление легких приехала…»