Текст книги "Загадай меня"

Глава 7.

Варя.

Знаете, о чем я сейчас жалею? О том, что здесь нет Нюрки Васнецовой. Так и представляю ее вытянутую рожу при виде меня и Степана. Вот она останавливается, как вкопанная, бессильно опускает руки, а потом сразу же приосанивается (надо же держать марку), поправляет кудрявую копну и вытягивает пухлые губы трубочкой. Надевает на лицо маску опытной соблазнительницы и походкой от бедра шагает к нам. Хотя нет… не нужна здесь Нюрка. Потому что следующая картинка, молниеносно, как вспышка, всплывающая в мозгу, – сладенькая улыбочка Степана, в мгновение ока потерявшего ко мне интерес. Тьфу эту Нюрку! Она даже в голову ко мне лезет.

– На старт, внимание, марш, Поленкина, – шепчет Майка, коснувшись моего плеча и устремив взор к дальнему столику. Агент ноль ноль семь, блин! Малинина так смешно прищуривается и поджимает губы, что мне хочется рассмеяться в голос. – Выпрями спину, Варюха, втяни живот и постарайся не сломать каблуки чужих сапог.

– Напомни, у кого ты их выпросила?

– У Светы Осиповой с четвертого курса. Все, пять минут прошло. Степан уже ерзает на месте и озирается. Ни пуха, Полено.

Степан… Это не парень – картинка модного журнала. Высокий, симпатичный брюнет с красивыми скулами и мужественным подбородком. Модно одетый – на нем стильная рубашка и джинсы, на ногах блестящие кожаные ботинки. Он даже сидит, как модель – держит спину и словно позирует. Не разрешает себе расслабиться ни на секунду. Интересно, у него когда-нибудь бывает дурацкое выражение лица? А в носу он ковыряет? А слюни пускает во сне? Хм… Что-то меня не туда понесло… С каждым пройденным метром внутри расползается холодок волнения. Руки дрожат, ноги предательски заплетаются, подворачиваются… Эй-эй, полегче! А не то я упаду к ногам Степана, как глупенькая поклонница.

– Привет, я Варя, – выпаливаю я, приблизившись к столику.

– Чего тебе, Дюймовочка, автограф? – не удостоив меня взглядом, лениво мурлычет Степа.

Чего, чего?

– Вам звонили, Степан. И встреча у вас со мной. – Обиженно поджимая губы, произношу я.

– Чего-о? Развести меня решили? Я на такое не подписывался. Так и знал, что преподаватель философии липовый! – Степан хлопает по краю столешницы растопыренными пальцами и собирается встать. Медленно, понемногу поднимается и нависает надо мной, как гора. Господи, какой же он высокий!

– Подождите! Пожалуйста! – пищу пронзительно, выставляя руки вперед. – Только вы можете мне помочь!

– Валяй, мелкая, только быстро. – Степа бросает взгляд на часы и взмахом кисти указывает мне на место. – Черт те что! Один свободный вечер выдался и тут пролет.

– Почему же пролет? Я вам заработать предлагаю, Степан.

Парень придирчиво оглядывает меня, слегка задерживается на губах, ползет взглядом ниже, к выпирающим холмикам грудей. Не то, чтобы мне есть чем гордиться… Но все же это мои холмики и лапать меня взглядом я не позволяла!

– Эй, о чем это ты подумал? – инстинктивно скрещиваю руки на груди и, по-моему, краснею.

– А о чем тогда речь? Давай-ка закажем что-нибудь, эм… э…

– Варя.

– Да, Варя. – Степан элегантно взмахивает ладонью и подзывает официанта. Не хватает только протяжного: «Garson!»

Степан заказывает роллы, и я наконец, начинаю дышать спокойно. Рассказываю ему всю историю, начиная с девичника в общаге и дурацкой книги. Не забываю упомянуть Андрюшу, Нюрку, родителей, родственников и свадьбу, будь она неладна!

– То есть ты предлагаешь мне отменить съемки для Ostin и поехать в твой далекий таежный поселок? – сложив пальцы в замок, произносит он.

– Да. Сыграть роль моего жениха и утереть нос Нюрке…

– Бред какой-то… Нюрка, свадьба, беременность. Вляпалась ты, Дюймовочка. А почему бы тебе не попросить кого-то из знакомых парней?

– Они… все при девушках. А мне нужен самый красивы-ый.

– Я помню, – тяжко вздыхает он. – Нюрка. Варя, а ты знаешь, какие у моделей расценки?

– Нет, но… У меня есть немного денег… Я работаю в ночную смену в кафе, пишу рефераты на заказ, курсовые. Ты не думай, я заплачу все… Могу и кредит взять, если надо.

– Кредит, – хмыкает он. – Тебе не дадут.

Чего-о? Нашелся тут умник! Да я, да мне! Похоже, от негодования у меня повалит из ушей пар!

– Варя, ты девушка симпатичная. Можем договориться… – Мазнув по мне сладострастным взглядом, шепчет Степан. – Часть деньгами, а часть – ну… сама понимаешь…

– Что?! – закашливаюсь, подавившись роллом. – Ты… да ты…

– Ой, только не надо тут строить из себя… целочку! – зло фыркает Степан. Нервно взмахивает рукой и ерзает на месте в ожидании официанта. Козел он похотливый, а не красавчик!

– Козел, вот ты кто! – вскочив с места, шиплю я. – Я тебе заплатить хотела, помощи поросить… Ты на подиуме все мужское растерял, да? Одним местом думаешь… Я одергиваю полы дурацкого платья – строгого, темно-зеленого и совсем не сногсшибательного.

Степан качает головой и раскрывает губы, чтобы ответить. Но в этот момент из-за угла, как черт из табакерки, вылетает Майка. Летит на нас – лохматая, с выпученными глазами и красными щеками, как будто за ней гонится маньяк или насильник. Так и знала, что Малинина будет подглядывать и подслушивать вместо похода по магазинам!

– Поленкина! Ты в порядке? – возбужденно вскрикивает она и начинает меня ощупывать. В самом-то деле, детский сад.

– Дуры две! – Степан поднимается в полный рост, теперь уже нависая над нами обеими. – Вам не жениха, вам лечиться надо! Правильно твой парень тебя бросил, чокнутую такую!

Он небрежно сует купюру в папку со счетом и уходит, меряя длинный коридор фуд-корта трусливыми, совсем не «подиумными» шагами…

Федя.

Как же хорошо, что рядом Лика! Она, как нейтрализатор, успокаивает и тушит мою дурную силу. А ее, скажу я вам, так много, что хватит на ядерный взрыв.

– Федь, ты же не будешь его бить? Ну… Степана, – ее теплые ладони касаются моей тяжело вздымающейся груди, а глаза словно пытают умоляющим взглядом. Зеленым и колдовским. Может, попробовать отношения? Ведь правду говорят: клин клином вышибает.

Несколько лет назад отец рассказал мне странную историю. Он учился в мореходном училище на пятом курсе, когда повстречал Таисию. Увидел девчонку, танцующую на дискотеке под летним небом, и влюбился до беспамятства, прямо как я в Варьку. Только эта особа нос от папы воротила, «на свидание я не пойду» или «пойду, но через неделю». Крутила им и вертела, как жонглер кольцами, встречалась с папиными приятелями, но и отца за нос водила, оставляя надежду. «Нравишься ты мне, Юра, только давай чувства сначала проверим. Пусть время пройдет, куда нам торопиться?» Отец уходил в плавание, писал Таське письма, а потом узнал от одного из друзей, что она замуж вышла за некоего Сергея. Она даже не удостоила папу объяснением или извинением – просто вычеркнула его из жизни, выбросила, как ненужную, вышедшую из употребления вещь. Папа долго страдал – пил, ходил в рейсы зимой, простужался и тяжело болел. Горевал. Словно убивал себя собственными руками… Не мыслил жизни без Таси, задыхался без ее звонкого, как ручеек, голоса, нежной улыбки, мягких губ и волос, пахнущих медом. Знаете, как я стеснялся, когда отец все это мне рассказывал? Вроде бы взрослый парень уже, а краснел, как рак от этих подробностей.

А потом он познакомился с моей мамой – Людмилой Шейкиной. Молоденькая медсестричка колола непутевому моряку уколы, таскала мандарины и домашний куриный бульон – больше ведь было некому, папа рос в детском доме. А после приехала в его холостяцкую однушку, выданную государством, и осталась навсегда… Папа не стал возражать – принял ее любовь и женскую ласку, и просто жил. Плыл по течению, как тяжелая, неповоротливая баржа…

– Я не знаю, Лик. Если он оскорбил Варю, я, безусловно, ему наваляю…

Смотрю в доверчивые зеленые глаза и задыхаюсь от воспоминаний.  Я совсем не хочу Анжелике такой судьбы! Мамуля всю жизнь пыталась завоевать любовь папы, но так и не успела… Вот скажите, почему жизнь такая нелепая? Почему мы любим не тех? Живем с одними, а любим других? Плывем по течению, как бесхребетные существа или глупые ржавые корабли?

А ведь они были счастливы! Мои родители. Отец до сих пор не отошел после смерти мамы, поседел, постарел, осунулся. Может, он, все-таки, любил ее? А я редко его навещаю… Работаю, как каторжный, коплю деньги, чтобы вылечить папу от застарелого бронхита – единственного напоминания о Таське и тех временах… Мы обязательно поедем летом в Сочи. Я куплю папе путевку в самый лучший санаторий на берегу моря.

– Федечка, о чем ты задумался? – Дыхание Лики касается моей шеи. Она стоит на той же ступеньке эскалатора, что и я, и обнимает меня за талию… Не потому, что ступить больше некуда – ей просто хочется быть ко мне ближе. Чувствую цветочный аромат ее духов, влажное дыхание, шевелящее пряди у виска… Черт.

– Да глупости все это. То, что задумала Варя. Я бы на ее месте поговорил с родителями Андрея – его можно привлечь к ответственности, независимо от того, хочет он ребенка или нет. Она слишком многое хочет решить в одиночку, хорохорится, пытается казаться взрослой и самостоятельной.

– Да это из-за подруги все. Вернее, не подруги, а врага – Нюрки, будь она неладна. – Качает головой Лика. – Варя мечтает утереть ей нос, поставить на место. Я сразу сказала, надо идти к декану. Почему девчонка должна тянуть все на себе, как вол? А ребенок родится, его же еще кормить надо? Чувствую, ей «академ» светит, – Лика меняется в лице и заламывает руки. – А Андрюша вместе со своим папашей-профессором будут довольно потирать руки и жить припеваючи, так, значит?

Как хорошо, что Лика отрезвила меня! Я же подумывал притащить ее в свою берлогу и… воспользоваться слабостью. Забыть о честности и поступить не лучше, чем этот Андрюша.

– Если Варя скроет новость о ребенке от родителей Андрея, я скажу им сам, так ей и передай!

– Кому это ты что-то хочешь передать, Федечка? – Варя встречает нас на входе в зону фуд-корта. Довольная и улыбающаяся, она мало походит на девушку с истерикой. Разве что темные разводы туши и слегка припухшие глаза выдают ее недавнее беспокойство. – Малинина спасла меня, вот! – Варька возбужденно хлопает по плечу ошалевшую Майку.

Выглядят девчонки не очень – какие-то одурманенные, болезненно румяные, зачарованные… Увидеть бы этого Степу… От ревности у меня проступают на лице напряженные желваки, а пальцы сами собой сжимаются в кулаки.

– В общем, мы не стали рисковать второй раз. Со Степой ничего не вышло – он такую цену заломил, вы бы слышали! – Варя стыдливо отводит глаза и краснеет, а я понимаю, что парень предложил ей расплатиться совсем не деньгами… Даже не знаю, как объяснить свою убежденность. – Майка позвонила Марку Грому и поговорила вместо меня. Просто я сама не могла – ну…вы же понимаете?

– Поговорила? А почему меня не дождались? Я же у вас играю роль переговорщика? – поджимает губки Лика.

– Я косила под тебя, Беккер. Скопировала в точности все твои ухмылки, протягивание гласных, короче, вышло неплохо. – Гордо встревает Майка. – Главное – я по телефону объяснила ситуацию и назначила этому модельному красавчику встречу. Он знает, что от него требуется. Вопрос денег тоже успели обсудить. Варька потянет.

– И когда ты с ним встречаешься? – бросаю я сухо, с трудом различая довольный силуэт Варюхи – он скрывается за чернотой, затопившей глаза…

– Завтра в парке возле универа, – сияет Поленкина, как начищенный пузатый самовар. Того гляди, пар от радости повалит. Тьфу!

– Будь осторожна. – Бросаю куда-то в сторону и перевожу взгляд на Лику… Впереди меня ждет неприятный разговор.

Глава 8.

Федя.

– Федь, я не хочу домой, – в голосе Лики отчетливо слышатся капризные нотки, а движения выдают напряжение или беспокойство… Иначе, как объяснить ее пружинистые, слишком активные притопывания? На улице всего-то минус семь. Снежинки вертляво кружатся, оседая на ее длинных, загнутых на концах ресницах. Тают, превращаясь в маленькие, фальшивые бриллианты, поблескивающие в свете уличных фонарей. Такие же фальшивые, как мои к ней чувства…

– Лик, давай не делать глупостей?

– Поехали к тебе, Федь? Я замерзла и хочу просто побыть с тобой… еще немного. – Лика виновато отводит взгляд и застывает на месте. – Мы просто поговорим. И все.

– Хорошо, Лик, поехали. Я не хочу показаться невежливым, пойми меня, но и…

– Федь, просто вызови такси, ладно? – по морозному воздуху проносится тихий шелест ее голоса.

Я выполняю просьбу Лики, до сих пор сомневаясь, правильно ли делаю, что безропотно, как телок на привязи, иду у нее на поводу. Именно сейчас напоминаю себе отца и злюсь на свою деликатность или мягкотелость. Безответная любовь делает человека неуверенным и податливым. Слабым и отчаявшимся. Черт, зачем я только согласился?

Лика дует на заледеневшее стекло и вырисовывает причудливые сердечки. Улыбается и словно ненароком касается моей горячей руки. Сжимает ее неловко, невольно возвращая мысли к воспоминаниям…

А ведь Варька даже ухом не повела, когда Анжелика пригласила меня «погулять» вдвоем. Так и стояла румяная, взлохмаченная от предвкушения свидания с этим Громом. Заламывала руки, облизывала пухлые губы. Я помню каждую черточку на них, крошечную родинку на щеке, шрам от ветрянки над бровью… Знаете стихотворение Валентина Гафта «Я строю мысленно мосты». Порой мне кажется, что это про меня. Тут давно не любовь – безумие, ненормальная, дикая преданность…

Я строю мысленно мосты,

Их измерения просты,

Я строю их из пустоты,

Чтобы идти туда, где Ты.

Мостами землю перекрыв,

Я так Тебя и не нашел.

Открыл глаза, а там… обрыв.

Мой путь закончен, я – пришел. 

– Приехали, Федь, – ласково зовет меня Лика. – Дома есть чай?

– Да. И печенье. Боюсь, что побаловать тебя лакомствами, к каким ты привыкла, я не могу. – Для чего-то произношу я. Хватаюсь, как утопающий, за последнюю надежду остудить ее пыл и указываю на социальное неравенство между нами. Я даже не хочу представлять лицо ее папаши – знаменитого профессора Льва Беккера, когда он увидит меня.

– А мне плевать! – пылко бросает она. – На мнение родителей и… вообще…

Мы хрустим по подмерзшей дорожке ко входу в общагу. Распахиваю скрипучую дверь перед Ликой и пропускаю ее вперед, под обстрел любопытных глаз Галины Петровны.

– Здравствуйте, тетя Галя.

– И тебе, Федор, добрый вечер. – Недвусмысленно подмигивает она, плотнее кутаясь в пуховую коричневую шаль.

С некоторых пор я живу один. Сосед по комнате Венька Самохвалов женился и съехал в отдельную комнату, а ко мне, благодаря Галине Петровне, никого не подселили, – уж очень ей нравится, как я готовлю ее внука к ЕГЭ.

– Проходи, Лик. Я сделал в комнате ремонт, – не без гордости произношу я, окидывая взглядом светло-зеленые стены и недорогую, но новую мебель.

Лика улыбается и расстегивает куртку, снимает сапоги, разматывает длинный шарф… А потом припадает к моей груди и целует. Касается прохладными губами моих губ – горячих и сжатых в напряженную линию. Тянется маленькими ладонями к моей шее, гладит плечи и тихо стонет.

– Подожди, Лик…

– Извини, ты же одетый. – Она спешно расстегивает мою куртку, стягивает шапку и аккуратно, словно мамаша в детском саду, складывает вещи на стул. – Федя…

Лика расстегивает платье на груди и опускает чашечки бюстгальтера, обнажая для меня кремовую нежность грудей. Ее глаза сверкают от выступивших слез, грудь тяжело вздымается, а дыхание – вязкое, частое, как будто мучительное, опаляет мою шею.

– Пожалуйста, не отталкивай меня. Я очень этого хочу… Пожалуйста.

– Пожалуйста, – шепчет Лика и тянется ко мне губами, опаляя скулы тяжелым, сладким дыханием. Берет мои руки и накрывает ими свои обнаженные груди. Ее кожа под моими шершавыми ладонями покрывается мурашками и словно вспыхивает.

– Федя, я тебя люблю… – выдыхает она, а потом целует, распаляя мое желание еще больше. Ласкает мои губы своими, толкается в рот языком, пытаясь вызвать во мне реакцию… Разум, как вертлявый воздушный змей, стремится в невесомость, капризно болтается на хрупкой веревочке самообладания, мечтая вырваться и улизнуть… Я хочу и… не хочу. Понимаю, что, сорвавшись в пропасть отношений с Анжеликой, я повторю путь отца. Она не простая девчонка на ночь… А своим тихим, сорвавшимся с губ признанием, она только что связала меня по ногам и рукам, обязала включить голову перед тем, как…

– Лика, постой… Ты совершаешь ошибку. Остановись. – Все-таки хватаю непослушного змея разума за хвост и крепко привязываю веревку. – Я не тот, кто тебе нужен.

– Мне лучше знать, кто мне нужен… Я хочу, чтобы это был ты.

Господи, сколько же в этих глазах тоски! Томления, желания и, пожалуй, разочарования, плещущегося на самом донышке ее глаз. Оно едва уловимое, незаметное для кого-то, но только не для меня.

– Лика, не делай поступков, о которых будешь жалеть.

– Лучше сделать и жалеть! – капризно протягивает она. – Чем жалеть о несделанном! Я хочу этого, и я знаю, что и ты тоже. – Она опускает глаза на мой пах. Черт! Физиология, будь она трижды проклята!

– Лика, я люблю другую. Так понятнее?

Видимо, да. Девчонка замирает на месте, становясь похожей на каменную статую. Раскрывает рот, чтобы ответить, а потом порывисто застегивает пуговицы на груди, отдергивает полы платья. Печать недавнего страстного желания стирается с ее лица одной фразой. Правильно говорят – словом можно исцелить и убить человека.

– Почему же она не здесь, с тобой? Она… вышла? – бесцветно, почти равнодушно спрашивает она. Неторопливо, машинально приглаживает прическу, поправляет поясок на талии, тянется за шарфом…

– Мы пока не можем быть вместе.

– Хм…

– Это ничего не меняет, – оправдываюсь я для чего-то. Впору вызвать такси и проводить девушку, избавив себя и ее от неприятных разговоров, режущих сердце на куски. Два несчастных человека не могут быть вместе. Не должны…

– Странный ты, Федя. Возле тебя живая девушка, готовая подарить тебе любовь и тепло, а ты… витаешь в облаках. Может, ты не нужен ей? Потому что, если был нужен, она не отпускала бы тебя ни на шаг. Следила, чтобы вокруг тебя не вились всякие там… влюбленные дурочки.

– Лика, любовь – это свобода и доверие, а не контроль. Ты прости меня, я… Так бывает. Сердце не выбирает, кого любить.

– А я бы за тобой хвостиком ходила, чтобы никто! Слышишь, никто! Не посмел занять мое место.

Ну, все. Еще секунда, и она взорвется. Слезами, криками, болью… А я не смогу утешить ее, потому что… это я – тот, кто невольно причинил боль.

– Ты замечательная, слышишь? Красивая, умная, веселая, интересная. Но я не хочу больше ошибаться, а потом ненавидеть себя. Не хочу размениваться на других, пока она…

– Я ее знаю? – натянув шапку на лоб, спрашивает Лика.

– Нет.

– Хотелось бы ее увидеть, посмотреть ей в глаза. Знаешь, Федь? – Лика вздыхает так мучительно, что у меня сжимается сердце. Режет меня болезненно-блестящим взглядом, неестественным, как будто лихорадочным.

– Что?

– Я завидую ей. Вызови мне такси.

– Сейчас, – суечусь возле девчонки. – Адрес скажешь?

– К девчонкам в общагу поеду – к Варе и Майе. Папа не против, я предупредила, что не приду ночевать. Только рассчитывала не у них остаться, а… неважно.

Вызываю такси и набрасываю на плечи куртку. Поворачиваю ключ в замочной скважине, спиной чувствуя прожигающий насквозь взгляд Лики. Хватаю плотный от напряжения воздух, мечтая поскорее оказаться на улице.

– Идем.

– Идем, – вторит она.

Наши шаги отражаются эхом от кирпичных стен длинного коридора общаги и заплеванного подъезда. Запахи вонючего супа и кошачьей мочи вбиваются в ноздри, душат, кружат голову, отрезвляют. Куда ты, девочка, пришла? К кому? Да и ты, Федька, как бы профессору Беккеру смотрел в глаза? Как пригласил бы ее семью в дом? Квартира родителей ненамного лучше. Похоже, суровая правда жизни отрезвляет и Лику – она достает из кармана накрахмаленный белый платок и брезгливо прижимает его к носу.

– Пока, Лик. – Произношу облегченно, завидев желтые огни на парковке перед входом в общагу.

– Извини, Федь. – Она незаметно прячет платок в карман, но я все равно замечаю. – Я желаю тебе… счастья.

Ее торопливые, беспокойные шаги хрустят по свежевыпавшему снегу…

Глава 9.

Варя.

Савелий Эдуардович Коровин – лучший лектор. Правда-правда. Еще никогда лекция по философии так точно не попадала в исстрадавшееся девичье сердце. Личка томно вздыхает, Майка старательно записывает, а я… Ерзаю в предвкушении встречи с Марком. Какой же он красивый… Высокий, модный, породистый…

– Где же этот мир, а? – голос Лики вырывает меня из задумчивости.

– Чего? – легонько толкаю ее в бок.

– Слушай, что Коровин говорит, Поленкина. Тебе еще, между прочим, зачет по философии сдавать.

– Великий мыслитель античности Платон полагал, что мир подразделяется на истинный и обычный. Истинный мир Платон ищет за пределами реального мира. Наш мир – это мир вещей, где все возникает и гибнет, все непрочно, несовершенно. В природе все возникает на время и гибнет навечно. Должен быть некий иной мир вечных сущностей. Это истинное бессмертное, неделимое, вечно покоящееся бытие, постигаемое разумом (душой). Бессмертная душа до вселения в тело человека пребывает в том, потустороннем мире, в царстве чистой мысли. Наши знания есть не что иное, как воспоминания нашей души о том, с чем она знакомилась в мире идей. – Подняв щуплый указательный палец кверху, глаголет Савелий Эдуардович. Энергично трясет седой головой, а его козлиная бородка колышется в такт.

– Хоть убей, Личка, а я не верю в то, что Федька тебе сказал. – Пожимаю плечами. – Ну нет у него никакой невесты.

– Заладила, Поленкина. – Вздыхает Лика.

Знаете, как она вчера плакала? Как вспомню, сердце кровью обливается. Пришла к нам в общагу такая растерянная, бледная и… настоящая. Взлохмаченная, с глазами, похожими на сверкающие самоцветы…

– А я согласна с Варюхой, – отрывается от тетрадки Майка. – Неубедительно Федька тебя отшил. И вообще, Беккер, тебя как девочку развели.

Ну все, у Лики снова глаза на мокром месте. И щеки красные, как после бани… Сердце, наверное, бьется, как заполошное.

– Мы все обсудили вчера. Что я, по-вашему, должна была на него наброситься? – шипит Личка.

– Да, схватилась бы покрепче за… сама знаешь за что. – Хихикает Майка.

– Очень остроумно, Малинина. И что потом?

– Потом бы он никуда не делся, Беккер. Забыл о невестах… несуществующих. Попроси лучше Варюху узнать у Феди про невесту. – Предлагает Малинина. – Она на него имеет особенное влияние.

– Хорошо, узнаю. Вытяну у него все, что можно. – Соглашаюсь я.

– Слушайте, а может он… не может? Ну, как мужчина… – Смущенно добавляет Малинина. Придумала, тоже мне!

– Все у него нормально. – Пыхтит Личка. – Все, закроем тему. Пусть он… катится колбаской куда подальше.

Савелий Эдуардович как-то странно косится на нас. Очевидно, болтаем мы слишком громко. Еще и я сияю, как начищенный пятак. Вот что с человеком делает счастье. Ну ладно, не только счастье – немного тонального крема и хайлайтера. После лекции меня встречает Марк Гром! Сам Марк! Если его увидят красотки нашего курса – Ольга Хохловская и Валька Тищенко, то… боюсь представить, как вытянутся их красивые личики. Нет, не боюсь – хочу представить. Уже представляю.

– Поленкина, подойдите ко мне после лекции! – Савелий взмахивает сухонькой ладонью в мою сторону.

Ну вот. Не лайк, как говорит наш общежитский друг и компьютерный гений Вареников. Это же надо так попасться! Еще и с моим успехами по философии.

– Варька, тебя Марк не будет ждать. Что, если Эдуардович тебя по всем темам гонять начнет? Что же теперь делать? – складывает на груди руки Лика.

– Беккер, помоги. Встреть его на входе и скажи, чтобы подождал? Хорошо?

– Ну… ладно.

Савелий желает студентам познать мир вечных ценностей и прощается с курсом. Ребята бросают на меня жалостливые взгляды и спешно покидают лекционный зал: ясное дело, никому не хочется попасться Савелию на глаза и пересказать все лекции по философии. Чередниченко снова ржет, как конь, а Хохловская и Тищенко порхают по ступенькам к выходу, высокомерно оглядев пробегающую мимо свиту. Как же так, а? Выходит, они не увидят Марка? Я остаюсь одна – неудачница, умудрившаяся проворонить свидание уже со второй моделью.

– Ну что, Поленкина? Болтаете, отвлекаетесь. Как же так? С вашей успеваемостью по моему предмету это… недопустимо! – тонкий и кривенький палец Савелия вновь вырисовывает в воздухе невидимые каракули. – Скажите, Варвара, слухи о вашем интересном положении… правда? Честное слово, вы не думайте, что я собираю сплетни о студентах, просто на нашей кафедре подрабатывает ваша подруга Анжелика Беккер, так вот…

Приехали. Я успела позабыть о своем «интересном положении», об Андрее и мести. А Личка, выходит, нет. Беккер вообще очень щепетильная особа – ни о чем не забывает. Ну что же, надо подыграть. Авось, Савелий Эдуардович разжалобится и поставит несчастной беременной студентке зачет?

– Д-да. Лика сказала правду. Только отец ребенка меня бросил, как узнал о беременности. – Жалобно блею я. Может, слезу пустить?

– Господи, боже мой! – всплескивает руками Савелий. – Бедная девочка, как же так? Каков негодяй! И что ты решила? Давай так: садись, Варенька. – Препод суетится возле меня, как родной папа. – Вот стульчик, садись и расскажи. Может, помочь надо чем? За зачет не переживай, и за экзамен тоже. Придешь, скажешь какую-нибудь ерунду, я тебя выслушаю с умным видом и пятерку поставлю.

– Савелий Эдуардович, миленький!

Господи, ну какой же благородный человек наш преподаватель! А я бессовестная врунья!

– Я решила рожать. Экзамены как-нибудь сдам, а потом, может, академический отпуск возьму.

Внутри разрастается неприятный жар: мне плохо от собственного вранья. Не думала, что наша безобидная шутка так далеко зайдет. Как снежный ком, сносящий все на своем пути – веру, уважение, спокойный сон… Я обязательно признаюсь Савелию во вранье. И экзамен выучу так, чтобы на пятерку.

– Мне бежать надо, Савелий Эдуардович. Вы простите меня, я болтать больше не буду.

– До свидания, Варенька, – протягивает старик. – Аккуратно на улице ходи, там гололед.

Стыд, вот что я чувствую. Обволакивающий, как невидимая вязкая смола. Хочется отмыться от него поскорее, все исправить. Повернуть время вспять, только это бывает разве что в сказках… В жизни как раз наоборот, одно вранье порождает другое, другое – третье… Раздувается, как огромный шар, а потом взрывается!

Я бегу по коридорам универа, на ходу натягивая шапку и застегивая куртку. Бросаю взгляд на часы: опоздала всего-то на семь минут. Надеюсь, Марк не ушел. Выскакиваю на улицу под сгущающиеся сумерки и падающий мягкий снег. Застываю на ступеньках и взволнованно смотрю по сторонам, перебирая взглядом мимо проносящиеся лица парней и девчонок. И, наконец, вижу его – Марка…

– Привет, я Варя, – протягиваю руку и опускаю взгляд. Черт, ну какой же он красивый. Будь моя воля – век бы смотрела на парня. Пялилась на большие глаза и розовые губы. Интересно, на нас кто-нибудь смотрит? Оглядываюсь по сторонам, но вижу только Вареникова и Чередниченко. Черт!

– Хочешь знать, видел ли меня кто-то? – улыбается Марк. – Да, твоя подруга Лика предупредила об опоздании. И… возле меня крутились две весьма привлекательные девчонки. Абсолютно одинаковые.

– Ха! Это сёстры Семеновы.

– Королевы курса?

– Нет. Жалко, что королевы ушли раньше и не видели, к кому ты пришел. Идем? – кокетничаю я.

– Не против спорт-бара? Если честно, сегодня игра, и я хотел… поболеть с друзьями?

– Хоккей?

– Да! Ты не будешь против присутствия моих друзей? Я выслушаю тебя, не волнуйся. Они придут позже.

– Не против. А они тоже модели?

– Не все. Идем!

Марк крепко хватает мою ладонь, обтянутую шерстяной варежкой, и тянет к парковке универа. Что? У него еще и машина имеется?

– Ты на колесах?

– Машина моего отца. – Смущается Марк. – Ничего особенного, всего лишь старенький Хёндай.

– Да ладно тебе, пошли.

Я еду с красивым парнем в машине. Волны теплого воздуха из печки щекочут лицо, а салон наполняется ароматами зимы и парфюма Марка – сладковатого, пахнущего восточными пряностями. Неужели, у меня все получилось?

– Рассказывай, Варя, во что вляпалась? – не отрывая взгляда от дороги, спрашивает Марк.

– Да Майка тебе все рассказала. Добавить нечего. – Уныло вздыхаю. – Мне нужен липовый жених. Ты не подумай – всего на новогоднюю ночь дома. Приедут родственники, сам понимаешь.

– А что потом? Когда речь зайдет о свадьбе? Тебе же придется объясняться по новой.

– Ты прав, но потом ведь… может все измениться.

– Нам надо все продумать до мелочей. Ну… чтобы наши показания не расходились. Итак, где мы познакомились?

– Где-где? На показе. – Оживляюсь я.

– И что простая студентка может делать на показе? Нет… Думай над другим вариантом.

Марк паркуется возле спорт-бара «Витязь» – популярного места досуга молодежи.

– Не дрейфь, Варя. Какая, кстати, у тебя фамилия? – Марк надевает на голову капюшон и щурится от падающих снежинок.

– Поленкина.

– Сколько лет?

– Двадцать, а тебе?

– Двадцать два.

– Эх, Марк, мне столько нужно у тебя спросить! Где ты учишься, как зовут твоих родителей, любимое блюдо. Надо было последовать совету Лики и записать вопросы в блокнот. – Сокрушаюсь, натягивая на лоб шапку.

– Лика, это та симпатичная шатенка?

– Понравилась?

– Ну… ничего.

Возле спорт-бара толпится молодежь. Парни курят, выпуская в зимнее небо сизые облачка дыма, девчонки игриво топают и потирают озябшие ладони. Очевидно, сегодня важный матч, иначе как объяснить такое столпотворение?

– Я забронировал кабинку, – говорит Марк, крепко сжимая мою дрожащую ладошку. – Две недели назад. А эти… скорее всего, не попадут внутрь.

– Какой ты предусмотрительный, – бросаю на несчастную молодежь, обречённую стоять на улице, высокомерный взгляд. – А зачем им обязательно попадать внутрь? Неужели нельзя посмотреть матч после?

– Эх ты! Они сделали ставки и хотят узнать итог матча сегодня. Новый год на носу, всем нужны деньги. Слышала о ставках на спорт?

– Марк, а почему ты согласился? Ну… помочь мне? Твои родители не будут против, если в новогоднюю ночь тебя не будет в семейном кругу?

– Мои родители живут сами по себе, Варь. – Произносит Марк, когда администратор проводит нас к столику. – Делают видимость семьи. Мать знает, что у папы есть любовница и почему-то не уходит. Стала злоупотреблять алкоголем. Мы давно не интересуемся жизнью друг друга. Если честно, мне захотелось как-то по-особенному отметить Новый год. Моя девушка уезжает на сборы в Сочи… Не хочу быть один.

– Что?! Ты не говорил про девушку. – Взрываюсь я, плюхнувшись на мягкий диванчик.

– Ее зовут Лиля. Она спортсменка, мастер спорта по художественной гимнастике. Надеюсь, на наших с ней отношениях не отразится моя помощь тебе.