Текст книги "Синдром звездочета"

Глава пятая

В свой четвертый рабочий день я явилась в университет не просто вовремя – с получасовым запасом времени: с Петроградской стороны добралась куда быстрее, чем из Мурино.

Траурный плакат с портретом Чижняка из холла уже убрали, печальные гвоздички тоже. О приглашенном внештатном лекторе в университете скорбели недолго.

Немного подумав, я нашла на поэтажном плане здания кафедру культурологии и отправилась туда, чтобы узнать, когда и где состоятся похороны Степана Степановича. Никакие поиски в Интернете не заменят роскоши человеческого общения, а на траурной церемонии можно будет встретить родных и близких усопшего. У них можно разузнать о внезапно скончавшейся невесте.

На двери кафедры висело объявление: «Ключ в каб. 320. По всем вопросам обращаться в каб. 340».

– По всем остальным вопросам, – машинально отредактировала я короткий текст.

Ключ мне был не нужен, сам по себе кабинет тоже не интересовал. Хотелось пообщаться с кем-то из его обитателей, поэтому я пошла прямиком в триста сороковой.

Там было тесно и пахло старой бумагой. Почти все пространство занимали столы разной степени прибранности и шкафы, содержимого которых я не смогла увидеть, так как дверцы не были стеклянными. За заваленным книжками и папками столом в дальнем углу обнаружилась тощенькая испуганная женщина, похожая на птичку. При моем появлении она чуть не выронила надкусанное печенье и закашлялась, поперхнувшись чаем: явно не ждала гостей.

– Прошу прощения, я на секундочку с вопросом: не подскажете, когда и где будет прощание со Степаном Степановичем Чижняком? – в меру печально поинтересовалась я, сунув голову в кабинет.

Вся целиком внедряться не стала, чтобы дополнительно не нервировать пугливую женщину.

– Чижняк, Чижняк. – Вернув на блюдце печенье, хозяйка кабинета потерла лоб.

– Приглашенный лектор из МГУ, он позавчера скоропостижно скончался, – подсказала я.

– У нас?! – испугалась женщина и зачиркала взглядом по захламленному кабинету, словно предполагая найти того, с кем предстояло проститься, в одном из шкафов.

– Не в университете, где-то в городе, – успокоила я. – Так вы не в курсе насчет похорон?

– Я – нет. – Женщина помотала головой, отчего ее гладкая прическа растрепалась. – Но сейчас узнаю и… – Она схватилась за круглобокий телефон на столе.

«Дисковый, – умилилась я. – Надо же, не думала, что где-то еще используют такие винтажные аппараты. Похоже, передовые идеи и технологии дальше парадных помещений славного вуза не распространились».

– Не отвечает, – с нахмуренными бровками послушав гудки в трубке, сказала женщина. – Но вам же это не срочно?

– Не думаю, что погребение проведут с неприличной поспешностью, – согласилась я. – Степан Степанович умер позавчера, наверное, хоронить будут завтра-послезавтра…

– До этого времени я вам обязательно сообщу! – пообещала хозяйка кабинета. – Оставьте телефон, пожалуйста.

Я написала на бумажке свой номер, еще раз извинилась за беспокойство и пошла к себе. Пора было приниматься за работу. Докладчики прислали на предстоящие научные чтения столько своих трудов, что литературным редакторам впору было работать круглосуточно, в три смены. Микробосс повелел нам презреть нормативы и ускориться.

Мы презрели, ускорились, и до конца дня я трудилась, не поднимая головы, даже забыла пообедать. К счастью, заботливая тетушка с утра накормила меня плотным завтраком, а лучшая подруга выразила желание угостить ужином и подхватила меня за турникетом сразу после окончания рабочего дня.

– Куда едем? – спросила я, быстро нырнув на заднее сиденье.

На переднем пассажирском уже расположился Архипов. На коленях у него помещался большой бумажный пакет, источающий аппетитные ароматы.

– И что это так вкусно пахнет?

– Сегодня у нас ужин на траве, – следя за дорогой, ответила Ирка, частично ответив на оба прозвучавших вопроса.

– А трава в парке, а парк на Московском, – объяснил зануда Архипов. – А вкусный запах – из пакета, в котором еда из грузинского ресторанчика, он называется «Фасол-мосол» и находится почти на пересечении улиц…

– Не надо лишних подробностей, – попросила я и помассировала виски.

Ирка глянула на меня в зеркало заднего вида, укоризненно цокнула, но промолчала.

Минут через десять мы уже шагали по парку, высматривая подходящее местечко для пикника.

В парке было хорошо. Гораздо лучше, чем в пыльных захламленных кабинетах! Цвела сирень – не кусты, а целые деревья, – на клумбах пестрели тюльпаны.

Любуясь ими, я подумала, что северное лето рвет мои шаблоны: для южного человека тюльпаны – весенняя тема, их пора – март-апрель, а в Питере они цветут в июне и стоят удивительно долго. На Кубани едва нальются красками – и сразу разваливаются, будто из каждого тюльпана рвется на волю энергичная Дюймовочка. Должно быть, в культурной столице цветочные феи особо деликатные и не разваливают лепестки энергичными пинками.

В Питере вообще не принято фонтанировать эмоциями, и нужно быть очень, очень странным, чтобы привлечь к себе внимание. Полуметровый красный ирокез на голове – не повод таращиться. Лежбище нудистов за символическими кустиками в парке – тоже.

– Ой, может, здесь расположимся? – Архипов не петербуржец, поэтому отреагировал на розовые телеса на зеленой травке.

Я невозмутимо прошла мимо, сделав зарубочку на память: в старом парке есть и тенистые аллеи, и удобные лавочки, и статуи с фонтанами, и пруды с лодочками, и нудистский солярий.

– Не вижу ничего особенно интересного! – громко прокомментировала Ирка, тоже не самый культурный гость города.

Розового на зеленом стало меньше – за кустиками подругу услышали, и кое-кто из загорающих стыдливо прикрылся полотенцем.

– Давайте там, – предложила я, указав на зеленый бережок пруда. – И мы никому не помешаем, и нас никто не побеспокоит.

Мы удобно расположились на травке. Убедившись, что все наполнили тарелки, Ирка завела беседу. И опять о моей работе, конечно же!

– Вижу, ты устала. Что у тебя сегодня было?

– Сплошь доклады. – Я укусила ножку вкусного цыпленка табака, надеясь, что подруга удовлетворится коротким ответом.

Но она, разумеется, не удовлетворилась.

– И все одинаково плохие?

– Почему одинаково? По-разному плохие. – Я села удобнее. – Есть такие докладчики, которые скрывают отсутствие свежих мыслей и научной новизны за нагромождением сложных конструкций и терминов. И вместо, скажем, простого и понятного «Мама мыла раму» пишут: «Родитель женского пола осуществлял удаление грязи и пыли с несущей конструкции для оконных элементов».

Ирка хихикнула.

– А есть такие, которые слишком креативны и не довольствуются имеющимися в их распоряжении словами, придумывая свои собственные.

– Какие, например?

– Например, «еврализм» или «хомериканус».

– Это что еще за звери?!

– Еврализм – это, как выяснилось, европейский либерализм. А хомериканус – Хомо Американус, человек нового типа – продукт западной цивилизации.

– А я, кажется, поняла принцип: надо склеить куски двух слов. Инопланетная цивилизация – инолизация, дедуктивное мышление – дедушление…

– «Дедушление» отчетливо попахивает нафталином, – поморщилась я.

– Так и мы с тобой уже не молоды, душечка. – Подруга добавила в голос деревянного скрипа и похлопала меня по руке – между прочим, не морщинистой и пока еще без всяких пигментных пятен. – Шерлок Холмс-то до нашего возраста не дожил, погиб в тридцать семь.

– А комиссар Мегре и в пятьдесят еще был как огурчик! А мисс Марпл до пенсии даже не думала о частном сыске! А «душечку» ты слямзила у тети Иды, но ей же под девяносто, и она нам в бабушки годится!

– Не заводись. – Ирка снова потянулась похлопать меня по руке, но промахнулась и одобрительно потрепала куриную ножку. – Я не хочу сказать, что мы дряхлые развалины, наоборот. Мы еще о-го-го, и теперь, когда ты закончила свою барщину… Тебе же завтра не надо в университет?

– В издательство не надо, завтра я работаю дома.

– Тогда давайте определимся с расписанием, – вмешался Архипов. – Когда ты освободишься? Мои парни узнали адрес Юли…

– Так с этого и надо было начинать! – оживилась я. – Давайте так: я встану пораньше и выполню свой оброк, отправлю готовую работу Микробоссу, и мы поедем к этой Юле.

– Днем? – засомневалась Ирка. – В рабочее время?

– Ко мне в универ она именно днем в рабочее время явилась, – напомнила я. – Значит, не ходит в присутствие: или вообще не работает, или трудится удаленно…

– На месте разберемся, – постановил Архипов и зашуршал бумагой. – А что это хачапури никто не ест, они же остывают! И лобио берите, и аджапсандал тут в контейнере, а вот вилки… Отложим дедушление.

На приоритете дедуктивных размышлений никто не настаивал, и летний вечер мы провели с большой приятностью.

Ночевала я у себя. Дома было тихо и скучно. Не придумав, чем себя занять, я до поздней ночи правила научные доклады, торопясь выполнить завтрашнюю норму, а потом сидела на балконе с чашкой остывшего чая, бездумно глядя на желто-розовое небо.

Белые ночи в Питере прекрасны! Я вполне понимала желание покойного Чижняка ими любоваться. Хотя… Если он сел в ту злосчатную качалку, чтобы созерцать прекрасную белую ночь, зачем хотел задернуть шторы? Это же нелогично. Возможно, Степан Степанович, наоборот, желал максимально уединиться, закрыться, спрятаться от всего мира?

Кстати, а где он уединялся и прятался? Вряд ли в отеле – в гостиничных номерах в Санкт-Петербурге редко бывают балконы и террасы, чай, не Италия…

Хотя Архипов же говорил, что Чижняк родился и учился в Питере, значит, у него здесь может быть родня – мама, папа. Надо выяснить, где он жил до переезда в столицу.

Мысли текли все медленнее. Я бы так и уснула в кресле-мешке на балконе, если бы не внезапная трель телефона.

Звонил мой сын.

– Мамуль, ты не представляешь, что у нас тут сейчас было! – Потомок пребывал в радостном возбуждении.

– Сейчас? – Я посмотрела на наручные часы. – Коля, два часа ночи, вы почему не спите?!

– Мы спали, и еще как! Без задних ног дрыхли с папой в своей палатке! И тут приперся этот огромный зверь…

– Медведь?! Кабан?! – всполошилась я, вспомнив слова тетушки.

– Вот и мы подумали, что медведь! Представь: в окошко здоровая морда просунулась, сетку внутрь вдавила, в дырочки шерсть торчит, пар из носа валит. А в палатке темно, что это за чудище, не разглядеть. Слышно только, как сопит – ну чисто паровоз, и видно, что брезентовая стенка прогибается под кем-то крупным.

– Какой ужас!

– Не то слово, мама! Я проснулся и думаю: что делать? Смотрю на эту морду в окошке и прикидываю: если по ней, к примеру, сковородкой треснуть, она уйдет или, наоборот, полезет глубже?

– А папа? – Я нахмурилась, рассерженная мыслью, что взрослый дядя весом под сто кило и ростом под два метра предоставил оборону палатки юнцу.

– А папа спал еще! И, когда та морда ему в ухо засопела, пробормотал только: «Кысечка, не сейчас, я так устал…» – и спрятал голову под подушку. – Сын зафыркал, давясь смехом.

Я не смогла разделить его веселье. Принять какого-то мохнатого сопящего зверя за меня?! Тоже захотелось взять сковородку и кое-кого ею треснуть.

– И что было дальше? – спросила я, с трудом удержавшись от ругательных комментариев. – Хотя, погоди, скажи сначала: вы целы?

– Все целы: и я, и папа, и та морда, – успокоил меня сын. – Ты знаешь, кем она оказалась? Не поверишь – коровой! Невероятно, да? Вот откуда на необитаемом острове корова?!

– Значит, не такой уж он необитаемый, – рассудила я.

Мы еще немного поговорили, а потом разошлись спать.

Глава шестая

Я, кажется, только голову к подушке прислонила, – и снова раздался звонок.

– Аллеуоу? – зевнула я в трубку.

– Я надеюсь, ты уже давно проснулась и работаешь? – с подозрением спросила Ирка. – Мы уже час назад позавтракали и ждем твоего сигнала выдвигаться. Архипов со своего верхнего этажа выстукивает по батареям призыв «По коням!».

– Ты так хорошо знаешь азбуку Морзе? – удивилась я.

– Уже да. Архипов жуткий скряга, он жадничает звонить мне и слать эсэмэски, потому что у него роуминг и тариф дорогой. Так ты мне не ответила: когда нам за тобой заезжать?

– Можете уже выдвигаться, работу почти закончила. – Я прикинула, что за полчаса, которые понадобятся Ирке и Вадику, чтобы подъехать к моему дому, успею и собраться, и позавтракать.

– Сейчас отстучу Архипову «Свистать всех наверх!» – обрадовалась подруга. – Захватить тебе кусок пирога? Тетя Ида испекла, с абрикосами. И еще есть домашнее молоко: наш ушлый друг приметил в квартале точку, куда приезжает фермер с бочкой, и уже второй день там отоваривается, а продукты несет к нам.

– Архипов столуется у вас? – Я восхитилась умением некоторых прекрасно устроиться с минимальными затратами.

– У Кружкина же нет холодильника, он держит провиант в допотопном ящике за окном, – напомнила Ирка.

Я поежилась, вспомнив, какого страху натерпелась из-за этой архаичной привычки Василия. Дважды на моей памяти из его заоконного ящика на мою подоконную крышу во тьме ночной с пушечным грохотом падали полные бутылки, а однажды оттуда сверзилась кастрюля с борщом. Жуткое было зрелище, скажу я вам: огромная красная лужа с горкой непонятного месива, увенчанной задорно торчащей гладкой мозговой костью. И все это на фоне мрачных стен двора-колодца под полной луной!

– Так что насчет молока? Везти? – напомнила о себе Ирка в трубке.

Я вынырнула из пугающих воспоминаний:

– И пирог, и молоко – все вези.

И, дожидаясь обещанного угощения, не стала готовить себе завтрак.

Пирог подруга привезла еще теплый и целый.

– Тетушка сразу два испекла, – объяснила она, доставая из сумки банку с молоком и бумажные стаканы.

Завтрак – для кого второй, для кого первый – мы съели, сидя в машине. Юли не оказалось дома, дверь ее квартиры нам никто не открыл, пришлось дожидаться возвращения хозяйки во дворе. Целого пирога и литра молока хватило, чтобы заполнить как пустоту в моем желудке, так и время вынужденного ожидания.

– Смотрите, дама в трауре! – Ирка первой заметила фигуру в черном в зеркале заднего вида. – Это не наша Юля?

Я вывернула шею, присмотрелась:

– Она самая! – и полезла из машины, строго наказав товарищам: – Сидите тут, я сама с ней поговорю.

– Но… – Ирка недовольно вскинулась, но Архипов ее одернул:

– Все правильно, Лену она знает, а нас – нет, и вряд ли станет откровенничать с незнакомыми людьми.

– Вечно все самое интересное достается другим, – недовольно проворчала подруга, но все же осталась на месте.

Девушка в черном тем временем прошла мимо нашей машины. Я выбралась из салона и припустила за ней:

– Юля! Юля, подождите!

Она не сразу меня услышала и остановилась уже на крыльце. Я взлетела по ступенькам, заглянула в бледное печальное лицо:

– Здравствуйте, я Елена, помните меня? Вы приходили ко мне в университет по поводу Верочки…

– Ах да… Верочка…

Кажется, девушка смутилась:

– Знаете, мне сейчас некогда этим заниматься.

– У вас что-то случилось? – Я вдруг подумала, что вряд ли Юля носит траур по подруге.

И не ошиблась.

– Да. У меня умер близкий родственник. Старший брат.

– Намного старше?

Я прикинула: Юле на вид тридцать с небольшим, брат мог быть старше лет на пятнадцать, даже двадцать… Нет, все равно рановато для ухода на тот свет.

– Что? – Девушка подняла голову. – А, я поняла вас. Нет, он не от старости умер. Несчастный случай. – Она быстро глянула вверх и снова посмотрела на меня. – Простите, я сейчас не могу разговаривать.

Юля отвернулась от меня и потянулась к кодовому замку. Я машинально отследила, какие цифры она ввела. Спохватилась, когда девушка дернула на себя дверь подъезда и спросила:

– А с кем я могу поговорить о Верочке? У нее были еще подруги, кроме вас?

– У нее имелось множество знакомых в самых разных местах, Верочка же была тревел-блогером. – Юля шагнула в подъезд. – Поищите в ее аккаунте – она в соцсети vera veris.

Тяжелая металлическая дверь закрылась перед моим носом.

Я развернулась, сошла по ступенькам и медленно двинулась к машине.

Не дошла – мои компаньоны выскочили раньше и встретили меня на полпути.

– Что-то быстро вы! Она не захотела разговаривать? – догадалась подруга.

– Сказала, что не может. Ей сейчас не до тайны смерти Верочки, у нее другая беда: умер старший брат, – объяснила я.

– И он тоже?! – ахнула Ирка. – Это уже третья жертва, получается! Или даже четвертая, если считать и невесту. Звезда-то не бездействует, в отличие от нас!

– Да что ж тебе всюду эта звезда мерещится! – посетовала я. – Это уже прям болезнь какая-то!

– Синдром звездочета, – тут же придумал подходящую хворь наш знайка Архипов.

Ирка надулась, и я не стала продолжать скользкую тему душевного нездоровья, вернулась к делу:

– Мы тоже не бездействуем. – Я узнала, что Верочка была тревел-блогером, мы сможем побольше узнать о ней из ее аккаунта.

– Какой аккаунт? – тут же спросил Архипов, уже держа в руках смартфон с открытой страничкой поиска в браузере.

– Красивый: vera veris. Если первое слово – имя, то второе переводится с латыни, как «весна»…

– Есть такая! Вера Мартова она. – Гений Интернет-поиска моментально нашел нужное. – Очень симпатичная девушка… была. Так, посмотрим…

– Секунду, – попросила я. У меня как раз зазвонил телефон. – Алло?

– Елена?

– Слушаю вас.

– Елена, добрый день, это Лидия Викторовна с кафедры, вы вчера заходили по поводу похорон Степана Степановича Чижняка. – Женщина в трубке волновалась. – Мы, к сожалению, не принимаем участия в их организации. Понимаете, это же не штатный сотрудник, и наш бюджет не предусматривает…

– Я понимаю, не волнуйтесь. – Нервничающую даму хотелось успокоить.

– …но в частном порядке, конечно, все желающие… В общем, похороны будут завтра. А что касается прощания, то теперь, вы знаете, из морга везут прямиком на кладбище, так что это все уже там… Но мне сказали, что можно подойти к четырнадцати часам по адресу: улица Орлова, тринадцать. Оттуда поедут родные, соседи, друзья детства, можно будет сесть к кому-то в машину и…

– Большое вам спасибо, Лидия Викторовна! – поблагодарила я. – Я все поняла: похороны Степана Чижняка завтра, на кладбище можно поехать от его родного дома на Орлова, тринадцать.

– Да… Наши соболезнования родным, – с облегчением в голосе закончила моя собеседница и отключилась.

Я спрятала в карман смартфон и вернулась к разговору с Ватсонами:

– Так что там в аккаунте Верочки?

– Э-э-э… – протянула Ирка, глядя мимо меня.

Архипов молча хлопнул глазами. Взгляд его тоже был прикован к чему-то за моей спиной.

Я оглянулась и увидела на серой стене дома блестящую табличку с адресом: «Ул. Орлова, 13».

– Итак, что мы имеем?

Мы сидели в машине и совещались.

– Выходит, что Степан Чижняк – брат Юли Чингисхан.

– Это ее фамилия? – заинтересовалась Ирка.

– Это ее прозвище. Я дала ей его, потому что не знаю фамилию, и на Чингисхана она реально похожа. А вот на Чижняка – ни капельки. Ничего общего! Тот был светлоглазый и русоволосый, а она… Ну, вы сами видели.

– Так, может, это не Чижняк Юлин брат? – Архипов внимательно слушал и замечал несоответствия. – Это совпадение, просто брат и не-брат жили в том же доме, и оба недавно умерли.

– Многовато совпадений, – возразила я. – Что думаешь, Ир?

– В кармане на спинке кресла перед тобой бутылка с водой, дай ее сюда, быстро, – невпопад ответила подруга.

Я передала ей воду, она открыла дверь со своей стороны и, не вставая с места, ополоснула банку из-под молока. Бросила нам:

– Теперь вы сидите! – вылезла из машины и пошла к детской площадке, откуда доносился душераздирающий скрип качелей.

Так со стеклянной банкой и потопала!

Я не смогла придумать, зачем ей такой необычный аксессуар. А Архипов догадался:

– Пошла брать языка.

Я развеяла возникшую в воображении картину – пугающий натюрморт «Язык в банке». Хотя это было бы очень по-питерски, тут в криминальных новостях то и дело расчлененка упоминается.

Возвращения Ирки пришлось ждать минут двадцать. Я успела пожалеть об отсутствии у нас еще одного пирога – на нервах съели бы до крошечки.

Наконец подруга бухнулась на водительское место, захлопнула дверь, сунула в руки Архипову по-прежнему пустую банку и, обернувшись ко мне, сказала:

– Никакое не совпадение.

– Давай по порядку, – потребовала я.

– И со всеми подробностями, – добавил педант Архипов.

– Значит, так. – Ирка повозилась, усаживаясь боком, как наездница в дамском седле. – На детской площадке на лавке сидят две милейшие бабули, одна с внуком, вторая с собачкой. Я спросила, не знают ли они, где тут бочка с молоком. Они спросили, не с Луны ли я упала – бочку эту сюда уже лет двадцать не привозят.

– А ты? – вставил слово Архипов.

– Я сказала, что не с Луны, а с Кубани, а они – что там у нас, наверное, до сих пор продукты хорошие, а у них тут давно все испортилось. И молоко, и природа, и погода, и вообще жизнь. Раньше был тихий спокойный двор, где все всех знали, а теперь ребенка с поводка не спустишь, собаку в песочницу не запустишь… то есть наоборот: ребенка в песочницу не запустишь, пока не проверишь, что там шприцы не валяются, а собаку с поводка не спустишь, чтобы она какую-нибудь гадость не сожрала. И еще раньше никогда такого не было, чтобы кто-то прямо посреди двора убивался, а теперь – вот, пожалуйста!

– Что значит – прямо посреди двора? – влезла я в монолог.

– Вот и я спросила то же самое. – Рассказчица обмахнулась ладошкой, поискала глазами, нашла у себя под ногами бутылку с остатками воды, хлебнула и продолжила: – Оказалось, посреди двора – это не фигура речи, самоубийца прыгнул с восьмого этажа и реально рухнул там. – Она подбородком указала на площадку для сушки белья. – Убился насмерть и заляпал вывешенное на просушку белье!

– А самоубийцей был?..

– И это я тоже спросила, – кивнула подруга. – Степа, сын Степана Семеновича из сорок седьмой квартиры.

– Степан Степанович Чижняк! – сообразила я. – Значит, он и есть… то есть он и был братом Юли.

– Стоп! – Зануда Архипов нашел, к чему придраться. – А Юля-то не в сорок седьмой живет, а в тридцать пятой, то есть… – Он повернулся к окну, просканировал взглядом фасад многоэтажки и уверенно заключил: – Двумя этажами ниже.

– Хм… Нестыковочка, – пробормотала я.

– Тут не нестыковочка, а как раз-таки совпадение: на восьмом этаже жила Верочка, подруга Юли, по совместительству – невеста ее брата.

– Степы?!

– Степы, Степы. Хотя в том, что она все еще была его невестой, бабушки не уверены. Степа тут давно не появлялся, а вот какой-то другой парень, наоборот, к Верочке захаживал. Ну, как вам результат?

Подруга приосанилась, гордясь собой.

– Поразительно, – честно сказала я. – Неужто ты предвидела его, выходя из машины с банкой?!

– Вот это, я понимаю, дедушление! – поддакнул Архипов и едва не схлопотал пластиковой бутылкой по голове.

– Не бей его, он нам еще пригодится. – Я остановила занесенную карающую руку. – Слушай, бабушки, стало быть, не сомневаются, что Чижняк покончил с собой?

– А ты, стало быть, сомневаешься? – правильно поняла подруга. – Но повод-то у мужика был веский, он только что потерял невесту.

– Которая, возможно, уже не была его невестой! – напомнил неизменно внимательный к деталям Архипов.

– Он мог продолжать ее безумно любить! – возразила Ирка, закатив глаза.

Она большая поклонница мыльных опер.

– Мне кажется, одной большой любви маловато, чтобы так эффектно самоубиться, – с сомнением сказала я. – Даже Ромео и Джульетта покончили с собой не столь демонстративно, а в силе их чувств сомневаться не принято…

– Чужая душа – потемки, – назидательно молвила подруга и потянулась к ключу в замке зажигания. – Ну что, поехали? Куда дальше?

– Погодите. – Архипов снова мазнул озабоченным взглядом по фасаду дома. – Вы, может, не заметили, но, пока мы тут беседовали, Юля снова куда-то ушла…

– И что? – насторожилась я. – Ты предлагаешь в ее отсутствие наведаться в квартиру? А зачем?

– Незачем, – согласился он. – Я предлагаю наведаться в ту квартиру, с балкона которой свалился Степан. Если там кто-то есть и нам откроют, может, получится осмотреться на этом балконе.

– Да кто нас туда пустит? И зачем?

– Не могу ответить на эти вопросы, поскольку не знаю, кто там есть сейчас, – добросовестно ответил зануда. – Но Юли, которая могла бы тебя опознать как постороннюю тетку из университета, там точно нет, так что…

– Будем действовать по ситуации, – заявила Ирка и первой полезла из машины.

– Я смотрю, кто-то решил, что он гений импровизаций, – пробурчала я, но тоже выбралась из салона.

Не отбиваться же от коллектива.

– Ох, увидят меня бабки снова – насторожатся. – Ирка под прикрытием пышного сиреневого куста натянула на голову капюшон ветровки.

– Мы тебя прикроем! – пообещал Архипов и встал за ее спиной, закрыв собой процентов тридцать фигуры подруги.

Он у нас мелкий, Архипов-то. А Ирка – совсем наоборот.

Но я встала с Вадиком плечом к плечу, и собственными телами мы кое-как спрятали подругу от взоров бабушек на лавочке. Если они ее и увидели, то рассмотреть не успели: я запомнила цифры кодового замка, и в подъезд мы попали без задержки.

Молча поднялись в лифте на восьмой этаж. Ирка шла первой, Архипов за ней, я в арьергарде. Расчет мой был прост: если нас сейчас погонят взашей, я моментально ретируюсь, и достанется кому-то другому.

Может, это и не по-товарищески, но любители импровизаций должны быть всегда готовы как к аплодисментам, так и к тумакам.

Но нас не погнали, более того – нам даже не пришлось стучать и звонить в дверь сорок седьмой квартиры. Она сама открылась, едва мы вышли из лифта, и чуть дребезжащий мужской голос произнес:

– Быстро вы, однако. Заходите.

Как шли, колонной по одному, мы вдвинулись в тесную прихожую.

– Не разувайтесь. – Надтреснутый голос уже доносился из темной глубины квартиры.

Мы двинулись на звук.

– Садитесь. – Сухощавый старик в синем спортивном костюме с лампасами, сидя в кресле, указал на диван.

Мы поместились на нем рядком, как птички на проводе.

Кажется, гостиная. Окно было задернуто шторой, и в полумраке толком осмотреться не получалось.

– Чаю не предлагаю, потому как жилье не мое, не буду тут хозяйничать, – заявил дед.

– А кто же хозяин? – Архипов повертел головой.

– Не ищи, никого тут больше нет, – окоротил его дед. – Я сам открыл, мне Степка когда-то давно запасные ключи дал. Еще когда они с Веркой хороводились.

Он кашлянул в руку, глянул на свою ладонь, вытер ее о штаны и продолжил:

– Скажу еще раз: я не верю, что Степка это сам. Не имелось у него причины. Все у парня в порядке было, – сказал старик, одного за другим посверлив нас колючим взглядом.

– Но как же, а невеста его… – робко возразила наша любительница мелодрам.

– Да какая невеста! Давно расстались они, говорю же.

– А пылкие чувства, может, сохранились, – гнула свою линию Ирка.

– Да прям уж! – Дед снова фыркнул, закашлялся, утерся. – Отродясь мы, Чижняки, такой чувствительностью не страдали! Наоборот: я и сам… Впрочем, это к делу не относится. Короче, вы чего тут расселись? Идите, смотрите, ищите эти… как их… улики! Балкон там. – Он мотнул головой на задернутые шторы.

За шторами обнаружилась стеклянная дверь, за ней открытый балкон с винтажным креслом-качалкой и маленьким откидным столиком. Архипов стал фотографировать все подряд камерой своего смартфона, Ирка достала из сумки портновский сантиметр и принялась производить измерения. Я не придумала себе дела, да и тесно было бы втроем на узком балконе, поэтому просто осмотрелась с порога и вернулась на диван.

Старик все так же сидел в кресле и при моем появлении открыл глаза.

– Соболезную вам, Степан Семенович, – сказала я, потому что молчать было бы совсем неловко.

Дед даже не шелохнулся.

– А супруга ваша как? – сочувственно спросила я.

– Так померла давно, – все так же сухо и неприязненно ответил старик. – Иначе разве потерпела бы… Впрочем, это тоже к делу не относится.

Вернулись Ирка и Архипов.

– Так что, беретесь? – не глядя ни на кого конкретно, спросил дед. – На полицию-то нет надежды, у них самоубийство – и все тут.

– Мы посовещаемся и решим, – ответила я уклончиво, не зная, что сказать по существу, и встала с дивана. – А пока пойдем, если позволите…

– Да кто я, чтобы вам позволять или нет. – Степан Семенович криво усмехнулся. – Старый малоимущий хрыч… Но на оплату трудов ваших деньги найду, будьте уверены.

Он встал и скорее выпроводил, чем проводил нас. С порога в спины бросил:

– Жду звонка, – и резко захлопнул дверь.

– По-моему, дед принял нас за кого-то другого, – почему-то шепотом сказал Архипов, когда мы ехали в лифте.

– За кого? – спросила Ирка, которой ничего такого не показалось.

– Возможно, за них. – Я кивнула на машину, из которой выбрались и целеустремленно пошли к подъезду мужчина и женщина.

Мужчина выглядел как более юная копия Лазарчука, и можно было не сомневаться, что это опер со стажем – действующий или бывший. Женщина, поспешавшая за ним, походила на классическую секретаршу.

– А кто это? – Ирка притормозила, рассматривая пару, но сообразительный Архипов подпихнул ее в спину, заталкивая на дорожку между сиреневыми кустами.

– Судя по репликам деда Чижняка – какая-то альтернатива полиции, – предположила я. – Скорее всего, частный детектив с помощницей. Степан Семенович вызвонил их, а приехали мы.

– Мы тоже альтернатива полиции! – Ирка надулась.

– Давайте поспорим об этом в машине, – нетерпеливо предложил Архипов. – И желательно уже за территорией двора, там, где нас не увидят с балкона, куда альтернативщики сейчас точно выйдут…

Мы ускорились, быстро погрузились на борт верного «Лендкрузера» и отчалили от дома.

Уже выезжали из квартала, когда Ирка вдруг воскликнула:

– Блин, ну как верить таким свидетелям?! Смотрите, смотрите, там же молочная бочка! А бабки сказали – ее уже двадцать лет не привозят!

– Может, остановимся, купим молочка? – Архипов не был бы собой, если бы упустил выгоду.

– Я банку плохо помыла, скиснет в ней молоко, – пробурчала Ирка и придавила педаль газа. – Едем домой. Надо как следует обмозговать то, что мы узнали.

Во дворе старого дома на Петроградской стороне было пусто и тихо. Ирка припарковала машину так, чтобы никому не мешать, и мы выгрузились.

– Где тут Камчатка Цоя? – акая на московский манер, с улицы во двор заглянул трехголовый дракон: один мужик с модной бородкой и еще два таких же у него за спиной.

– И вам доброго дня. Историческая котельная рядом, будьте любезны переместиться в соседний двор, – сухо ответила Ирка, исключительной вежливостью подчеркнув полное отсутствие таковой у любознательных столичных туристов.

Дракон исчез. Ирка проворчала:

– Закажу майку с надписью «Здесь вам не Москва» и буду носить ее в Питере.

– Почему только в Питере? Такую майку можно носить где угодно, кроме Москвы, – расширил границы наш дотошный друг.