Текст книги "Саламандра"

Заинтригованный, Полоз осторожно открыл крышку.

– Что это? – Лицо молодого наследника удивленно вытянулось, и он с недоумением уставился на отца.

– Обручальное кольцо Саламандры.

– Нехило…

Такого шедевра ювелирного искусства Полозу еще никогда не доводилось видеть. Тонкий золотой ободок был оплетен замысловатыми узорами из белого металла, очень похожего на серебро, но более светлого, почти прозрачного, и, казалось, он слабо светится изнутри, напоминая отраженный лунный свет. Обильная россыпь крохотных бриллиантов на странной оплетке сверкала всеми цветами радуги, а венчал кольцо… самый настоящий язычок пламени. Хранитель Золота был уверен, что никогда не встречал ничего подобного, а уж в чем, в чем, а в металлах и камнях он разбирался как никто другой.

– Нравится? – не столько спросил, сколько подтвердил Владыка, вдоволь насладившись потрясением сына.

– Не уверен, но догадываюсь, что дело здесь не обошлось без лунного плетения и магии огня. Кому-то удалось совместить несовместимое, – пробурчал Полоз себе под нос, тщательно скрывая за ворчливостью невольное восхищение. – И откуда у нищего безродного старикашки такое несовместимое с жизнью сокровище, хотелось бы мне знать. И вся остальная информация, кстати, тоже.

– Не знаю, – пожал плечами Влад. – Он исчез раньше, чем я успел его расспросить, но клятвенно заверил, что мы еще обязательно встретимся.

– Что, вот так взял и испарился? – не поверил молодой человек.

– Вот так взял и испарился. Прямо у меня на глазах.

Ерунда какая-то! Растянутое на века проклятие, словно яд долговременного действия, медленно, но верно убивающее род Владык Золотоносных Гор; появившийся словно из ниоткуда старец со странным огненным кольцом, больше напоминающим мощный древний артефакт, и пропавший неизвестно куда; Саламандра, на которой во что бы то ни стало нужно жениться… Бред, самый настоящий бред. Хранитель Золота отказывался верить в происходящее, но что-то внутри упорно твердило, что это еще не вся и даже не совсем та правда, на какую можно было бы рассчитывать, чтобы жизнь текла легко и беззаботно. И все это Полозу придется расхлебывать самому, на слуг и армию такое дело не переложишь. Конечно, можно все эти внезапно навалившиеся проблемы послать в дивовы чертоги и постараться забыть о них, но склероз – особа жуть какая капризная и обычно посещает не тех и не тогда, когда это действительно нужно. А поэтому…

– Хорошо, – сделав глубокий вдох, выдал Полоз и решительно хлопнул крышечкой. – Я согласен. Даже если из этой безумной затеи ничего путного не выйдет, так хоть какое-то развлечение, а то я что-то действительно засиделся. Но учти – больше десяти процентов годового рождения золота я не дам, хотя мне и пяти жалко за такое сомнительное предприятие.

– Думаю, восьми будет вполне достаточно, – поспешно вставил Владыка, не веря, что так легко удалось уговорить мальчишку. А он-то уже приготовился к продолжительным словесным баталиям не меньше чем на месяц.

Полоз встал, показывая, что его согласие поставило точку на этом разговоре, но у двери все-таки обернулся:

– Кстати, огнетушитель к ней, надеюсь, прилагается? А то как-то не хочется стать горсткой пепла в первую брачную ночь.

– А это уже от тебя зависит, – хмыкнул Владыка. Он был слишком обрадован столь быстрым согласием сына, чтобы обращать внимание на подобные колкости. Надежда на скорое появление наследника, а вместе с ним и на дальнейшее процветание рода выросла до заоблачных высот. Наконец-то. – Кстати, почему ты решил, что она обязательно должна быть любительницей заложить за воротничок?

– В компании Царя Долины трудно долго оставаться трезвым, он умеет быть излишне убедительным в этом деле: или сам пить начнешь, или сбежишь куда глаза глядят, – хмуро констатировал Полоз. – Если она не прикладывается, хотя бы втихаря, то давно бы уже сбежала, как ее старший брат, а то и замуж бы выскочила за первого встречного. Но судя по тому, что дочурка до сих пор под папиным крылышком…

– Она же не безродная девка, а царевна все-таки, – укорил сына Влад за столь кощунственные мысли.

– Родовое наследие и дурной пример вещь суть непонятная, но уж очень заразная. Я бы на ее месте, скорее всего, сбежал, – вынес свое окончательное мнение молодой наследник и захлопнул за собой дверь.

Владыка недоуменно пожал плечами и сел просматривать принесенные Полозом доходные ведомости, стараясь не думать о моральном облике своей будущей невестки. И пусть она хоть трижды будет такой же любительницей выпить, как ее отец, Влад готов был закрыть на все глаза, если это поможет избавиться от Огненного проклятия. А пять процентов годового дохода от золота сроком на двадцать лет – вполне достойная откупная за невесту, но в таком важном деле лучше не скупиться, пусть будет восемь.

Однако предстояло решить еще одну не совсем простую задачу – заручиться согласием самого Змея Горыныча. Кто знает, что взбредет в голову этому самодуру? Ведь не просто так Царь Долины столь тщательно оберегает свою саламандрочку, не просто так.

Часть первая
Ни одно хорошее дело браком не назовут

Может быть, браки и совершаются на небесах, но их последствия приходится расхлебывать сразу и на земле.

Я сладко потянулась, приоткрыла глаза и тут же зажмурилась от яркого солнечного света, заливающего спальню. Люблю раннее утро. Что может быть более волнующим и завораживающим, чем наблюдать медленное рождение нового дня, нового солнца, даже нового мира, в котором вроде бы все осталось так же, как и вчера, но уже никогда не будет прежним! Сердце с радостью принимает эти неуловимые изменения и тянется навстречу неизведанному, называемому всеми коротким, но таким интригующим словом «жизнь». Еще не проснулась суета, дремлют заботы, видят десятый сон насущные проблемы, никто ничего от тебя пока не требует, все только начинает быть. И так каждое утро…

Продолжая валяться в кровати, я не торопилась вылезать из-под прохладных шелковых покрывал. Пошарив рукой под подушкой, извлекла новомодную игрушку, недавно подаренную мне старшим братом на праздник Огненного Рождения, и принялась увлеченно с ней заморачиваться.

Игрушка представляла собой небольшой кубик, каждая сторона которого была поделена на девять квадратиков. В эти квадратики вставлены драгоценные камни, одинаковые для каждой стороны – девять изумрудов, девять рубинов, девять алмазов, девять опалов, девять нефритов и девять лунных камней, всего шесть. Внутри самого кубика таился некий хитрый механизм, заставляющий квадратики вертеться и перемешивать камни. Главной целью было – собрать все стороны одновременно по камням. Я мучилась уже почти две седмицы, но дальше одной стороны пока так и не продвинулась, что меня страшно злило, но все равно продолжала упорно бороться с несговорчивой головоломкой. Где братец умудрился откопать столь забавную штуковину, он говорить категорически отказался.

В дверь довольно громко постучали. Я вздрогнула от неожиданности и бросила удивленный взгляд на сферу времени. Интересно, кого это принесла нелегкая? В такую рань во всем дворце встают только слуги, да и те вымуштрованы настолько, что ходят на цыпочках и переговариваются исключительно жестами, чтобы, не дай Вершитель, случайно не нарушить тревожный сон главного лица царства. А что обычно бывает, если его все-таки нарушают раньше полудня… лучше оставаться в неведении относительно данного вида самоубийства.

Требовательный стук повторился, еще громче и настойчивее. Точно – кто-то решил свести счеты с жизнью, пусть не очень красиво, зато не как все.

Я уже открыла рот, собираясь крикнуть: «Войдите!» – чтобы не мучить себя бесплодными домыслами относительно загадочной личности столь раннего посетителя, как дверь бесцеремонно распахнулась сама, явив на пороге моего отца. Он был при полном параде: поверх торжественного царского наряда, плохо скрывающего нарощенное всевозможными излишествами брюшко, накинута длинная темно-красная мантия, богато отороченная мехом норнии (и ничего, что местами на ней моль пировала). Под ней виден расшитый золотом и камнями широкий пояс с подвязанным к нему ритуальным мечом, а на голове немного помятая, но начищенная до ослепительного блеска корона. Это по какому же поводу он так вырядился с утра пораньше, вроде сегодня мероприятий на высшем уровне не намечалось? Я даже про занятный кубик забыла.

– Доброе утро, Салли! – радостно поздоровался отец, подходя ко мне и целуя в лоб. – Как спалось?

– Спасибо. Нормально, папа. – Я поморщилась от стойкого запаха перегара и, чуть отодвинувшись, осторожно поинтересовалась: – А тебе что сегодня не спится?

– День замечательный, вон как солнышко ласково светит, даже почирикать вместе с птичками захотелось, – беззаботно отозвался он и, повернувшись к окну, издал для убедительности тяжкий то ли вздох, то ли стон.

Вообще-то подобный романтизм и философствование ему несвойственно, особенно по утрам. А уж после вчерашнего… А вчера как раз был очень веский повод – приезжали какие-то послы с Дальнего Прибережья, жутко важные и по самое некуда напыщенные, а посему пить с ними отцу пришлось особенно много, потому что малое количество хмельного на переполненных важностью возложенной миссии гостей действовало крайне медленно.

– День как день, ничего особенного, – пожала я плечами и натянула одеяло до подбородка, вспомнив, что лежу в одной ночной сорочке. Пусть это и мой родной отец, но он же все-таки мужчина.

– Не скажи, не скажи, – последовал многозначительный ответ.

А вот мне что-то не нравится такое начало дня, о-о-очень не нравится.

Отец между тем примостился на краешке кровати и, скрестив руки на груди, хитро прищурился. Хороша дочка у него. Ох, хороша! Смоляной, с медным отливом, особенно в солнечных лучах, поток волос до пояса, спадающий волнами, карие жгучие глаза, тонкая фигурка, матовая кожа. Худовата немного, конечно, но это не страшно. Худобу проще скрыть одеждой, чем полнотелость, да и откормить можно. В конце концов, ее легко выдать за стройность и сослаться на благородную тонкую кость.

– У меня для тебя хорошая новость, – продолжая оценивающе меня разглядывать, расплылся в довольной улыбке новоявленный любитель птичьих трелей.

– Фен приехал?! – Я даже подпрыгнула от радости, забыв про неглиже, но новость того стоила. Если так, то сегодня действительно просто замечательный день во всех отношениях. Как же я по нему соскучилась!!!

Фен, мой старший и горячо обожаемый брат, был единственным (если не считать отца, но это само собой разумеющееся), кого я по-настоящему любила и кому безоговорочно доверяла. Статус царевны, к сожалению, не дает той свободы, о которой принято думать, не будучи венценосной особой, а потому друзей или хотя бы приличных приятелей в дворцовой обстановке нажить достаточно проблематично, одни подхалимы и лизоблюды, фу! Все так и норовят извлечь из общения с царской дочкой какую-нибудь выгоду, хоть самую малепусенькую. Вот кто меня не только понимал, но и по-настоящему любил – это Фен. Именно с ним я проводила почти все свободное время, он меня никогда не обижал и не дразнил, учил разным жизненным премудростям – не всегда честным, надо сказать, но братец был свято уверен, что в жизни все пригодится. Отец, неоднократно остававшийся вдовцом, по причине сильной царской занятости в совокупности с чрезмерным пристрастием к горячительным напиткам, нами почти не занимался, свалив заботу о двух подрастающих чадах на плечи многочисленных мамок-нянек. А у семи нянек, как известно, дитя без глазу. А если этих дитятей двое, да еще и царского происхождения…

Многие наши детские шалости придворные успели испытать на себе. Пускание воздушных змеев с огненными хвостами на крыше сарая с хорошо просушенным сеном, естественно, закончилось грандиозным пожаром, чуть не оставившим нас без дворца, а царский скот без еды на зиму. Придворный маг мэтр Вильгиун долго потом все восстанавливал и приводил в порядок, перемежая мощные заклинания с недобрыми пожеланиями в наш с Феном адрес. Невинный поиск лопаты, чтобы накопать червей для рыбалки, завершился массовым побегом всей царской конюшни. Лошадок потом три дня по всему городу отлавливали. А ночная вылазка на кухню за чем-нибудь вкусненьким чуть не ввела осадное положение в стольном граде, потому что грохот случайно упавшего котла, который я имела неосторожность задеть, был воспринят как неприятельское вторжение. Не то чтобы мы были такие уж злобные и пытались кого-нибудь извести, просто все получалось само собой. Как в той истории, когда мы с Феном решили сразиться в морской бой в незакрытой бочке настаивающегося вина, вместо бригов используя парочку завалявшихся в чулане белых тапочек, и наш флот торжественно затонул, даже не начав сражение. Тапочки случайно нашлись в темном сыром подвале, где мы играли в злобных дворцовых призраков, пугая прислугу. Мы почему-то сразу заподозрили, что сие есть фамильная похоронная обувка, уж больно траурно она выглядела, да и пахла соответственно – промозглостью, тленом и еще чем-то столь же доисторическим, но явно не фимиамом. Когда наши «белые кораблики» пошли ко дну, мы честно попытались их спасти, но, потерпев поражение в борьбе с винной стихией, здраво рассудили, что пропажи хватятся не скоро, так как в ближайшее время умирать в нашем роду никто не собирается. На том и успокоились, а потом и вовсе забыли. Кто же мог подумать, что в один прекрасный день окончательно раскисшую от настойки «боевую флотилию» обнаружат на дне выпитой бочки, откупоренной по случаю приезда какого-то очередного иностранного посла. Прознав о страшной находке, мы благоразумно ретировались, но от кары отцовской нас это не спасло. Если меня просто оттаскали за ухо и пригрозили выдать замуж за самого вонючего нищего в царстве, не дай бог такое еще хоть раз повторится, то брату повезло меньше – он седмицу выгребал навоз в царском свинарнике и ел исключительно стоя.

Однако смиренности нашей хватило ровно до момента исчезновения болезненных ощущений, у меня – в ухе, у брата – в пятой точке опоры. Отец взирал на наши проказы с показной суровостью, и скандалы, устраиваемые заморскими гостями, не привыкшими к подобным приемам, добросовестно старался замять, наказывая нас больше для порядка и успокоения брызгающих от гнева слюной пострадавших. Хотя и венценосного родителя мы иногда умудрялись доводить до белого каления, но не столько своими шкодливыми выходками, сколько упрямством и несговорчивостью. И надо сказать, что влетало нам тогда по первое число. Фен всегда благородно принимал удар на себя, даже если во всем виновата была я одна.

– Я мужчина и должен защищать свою сестру! – гордо произносил брат, плотно сжимая дрожащие от обиды губы и стараясь при этом незаметно потирать отшлепанные места.

А потом все начиналось сначала. И вполне ощутимая разница в возрасте – несколько десятков лет – совершенно не мешала нашим совместным проказам и не всегда безобидным развлечениям. В общем, мы были вполне достойными детьми своего отца.

Но время, а вместе с ним и возраст не стоят на месте. Фен уже давно повзрослел, возмужал, превратился из угловатого неуклюжего мальчишки в симпатичного молодого человека и, как сказал отец, взялся-таки за ум, то есть начал потихоньку постигать основы государственного управления. Ко всему прочему брат стал часто уезжать из дворца, иногда ненадолго, а подчас я его не видела по нескольку месяцев. Неугомонную сестренку, естественно, он с собой не брал, несмотря на клятвенные заверения, что вести себя буду тише воды ниже травы (подозреваю, что он не верил ни единому моему слову), и как самое сильнодействующее оружие – слезы в три ручья. Последнее средство почти во всех случаях работало безотказно, чем я бессовестно и пыталась воспользоваться, прекрасно зная, что женские слезы действовали на Фена, как валерьянка на котов: он дурел, слабел и становился до неприличия мягкотелым. А допускать подобное малодушие с последующим раскаянием вкупе с отцовским нагоняем было не в его интересах. Излишне энергичная душа молодого царевича жаждала приключений и новых впечатлений, и любое препятствие на пути к долгожданной свободе, пусть даже временной, вызывало плохо скрываемую досаду. Поэтому Фену каким-то мифическим образом удавалось исчезнуть раньше, чем я начну реветь, а то он и вовсе не предупреждал меня о своем отъезде.

И мне ничего не оставалось, как только втайне завидовать и злиться на вопиющую несправедливость. А тут еще отец решил вплотную заняться моим образованием, натравив на меня целое полчище всевозможных гувернеров, преподавателей и прочих обучалок. Можно подумать, я до этого была безграмотной и непроходимой тупицей! Многих наук, которые пытались впихнуть в мою бедную, довольно быстро распухшую от такого количества всевозможной информации голову, я не только не понимала, но даже не представляла, в какой области жизнедеятельности царевны их можно применить. Подозреваю, отец сделал это из страха, чтобы я от скуки не начала наносить непоправимый ущерб дворцу и его многочисленным обитателям. Придворный маг у нас, конечно, сильный и в случае чего многое может поправить, а то и заново возродить, но иногда и его умений оказывалось недостаточно или ему было просто жалко тратить магический резерв на исправление чужих ошибок.

В один прекрасный день, слоняясь без дела по саду, я совершенно случайно обнаружила маленькую потайную дверцу, ведущую на малолюдную улочку нашего славного Агнидара. Дверца оказалась не заперта, и это можно было считать подарком судьбы. Тогда-то я и начала водить дружбу с уличными мальчишками и девчонками, которые даже не подозревали, кто я такая на самом деле, а если и подозревали, то никак это не показывали. Вот с ними мне было по-настоящему весело. Набеги на окрестные сады, катание на закорках проезжающих карет, игры в кости на пыльной мостовой… Я даже подралась несколько раз с местной шпаной, а потом целую седмицу пряталась от отца, пока расплывшийся под глазом очаровательный фингал не начал надежно замаскировываться пудрой. И то, что я уже давно не маленькая глупая девчонка, а вполне девушка на выданье, меня и моих новых товарищей нисколько не смущало. Меня еще спасало то, что роста я была маленького, а комплекции худощавой. При желании и за мальчишку-подростка могла сойти, если волосы подобрать.

Отец смотрел на мои прогулки «на свежем воздухе» сквозь пальцы, если вообще о них знал.

Но около месяца назад совершенно невинная вылазка во фруктовый сад министра наших финансов стала для меня полным крахом, положившим конец всем увеселительным прогулкам разом. Если бы не истошные крики казначея, так не вовремя вышедшего в сад «до ветру» и пожелавшего после сорвать яблочко именно с того дерева и с той ветки, на которой сидела я, все вообще обошлось бы без какого-либо шума и никто ничего до сих пор не узнал бы. Но на отчаянные вопли, в ночи слышные особенно хорошо, да еще и с упоминанием моего имени, отец заявился самолично. Он в очередной раз отмечал одному ему известный праздник, прошедший еще в прошлом месяце, а посему особой аккуратностью и способностью к логическому мышлению в тот момент не сильно отличался. Сломанный забор, поваленные и обожженные деревья, громогласные уговоры меня слезть на землю грешную и срочно поделиться своей добычей, мало способствовали ночному покою близлежащих домов. Мои товарищи, стоящие на стреме, вовремя успели сигануть через забор в соседний проулок и отделались всего лишь легким испугом, а я полночи выслушивала нравоучения на тему «Царевна, ее права, обязанности и правила поведения», точнее отсутствие таковых. Отец с недавних пор почему-то стал очень бояться, что со мной что-то случится, кто-нибудь на меня покусится или, того хуже – похитит. Причиной подобных страхов была ли чрезмерная отеческая любовь, или им двигало что-то еще, не знаю, но с тех злополучных пор я попала прямо-таки под домашний арест, гордо именуемый «родительской заботой». Но еще больше отца пугало, что кто-то, не дай Вершитель, прознает, что я не совсем обычная царевна, хотя я уже с детства хорошо уяснила – о своей второй ипостаси лучше помалкивать. И если бы не случайность…

– Твой брат сейчас в Капитаре и в ближайшие несколько месяцев возвращаться не собирается. Я только вчера получил от него письмо, – вернул меня с небес на землю голос отца, выдергивая из нахлынувших воспоминаний. Жестоко. А я уже размечталась, наивная. И что приспичило Фену уехать в такую даль? Я, конечно, понимаю, что он теперь вполне взрослый, летом двести стукнуло, да к тому же единственный наследник престола мужеского полу, но отец с успехом мог бы послать туда кого-нибудь из своих многочисленных министров или советников, чтобы они зазря не опустошали наши царские погреба, особенно винные.

– Знаю, – тяжелый вздох вырвался помимо моей воли. – Тогда что еще за новость?

– Так вот. Новость такова – ты выходишь замуж!

– Чего?! – опешила я и даже потрясла головой, чтобы мысль лучше в ней утрамбовалась. – Куда мне пойти?

– Я же сказал, ты выходишь замуж.

При этом у него было такое счастливое выражение лица, будто он на всю оставшуюся жизнь избавился от геморроя.

– Знаешь, – хмуро сказала я, не оценив тонкого родительского юмора. – У меня тоже для тебя есть интересная новость: я не хочу замуж.

Хорошее настроение начало потихоньку улетучиваться. Лучше бы отец устроил скачки на четвереньках по границам всего нашего царства. Задом. С похмелья. С моим непосредственным участием. Я быстрее согласилась бы, честное слово.

– Не упрямься, – ласково принялся он меня уговаривать. – Все девушки рано или поздно выходят замуж, это нормально…

– Вот и пусть выходят, мне-то что?

– Но ты не просто девушка, а еще моя дочь и царевна.

– Спасибо, что напомнил, – хмыкнула я, снова хватаясь за кубик как за спасательную соломинку, но желание его собирать уже совершенно пропало. Меня не покидало ощущение скрытого подвоха. Нет, в самом деле, сидела себе спокойно, никому не нужна была, никого не трогала, и тут… словно тухлым яйцом за шкирку после бани. Или таким образом отец решил разнообразить мою жизнь, чтобы совсем от рук не отбилась?

– Значит, так, – плотоядно потер ладонями отец, уже не обращая внимания на мою скривившуюся физиономию. – В известность я тебя поставил…

– Знаешь, – уже окончательно потеряв к кубику интерес, перебила я, – если ты хотел пошутить, то у тебя ничего не получилось. Не смешно. А у меня такое хорошее настроение было…

– А с чего ты взяла, что я шучу? – Отец выглядел искренне удивленным. – Я серьезен как никогда.

Я медленно поднялась с кровати, словно привидение, выплывающее из стены древнего полуразрушенного замка. Белая шелковая пижама вполне заменяла в данный момент саван.

– Замуж, значит? – Мой шипящий шепот заставил отца съежиться. – А меня ты спросил?! Еще ни один нормальный жених ко мне свататься не приезжал, одни придурки безмозглые, которые даже носовым платком без подробной инструкции пользоваться не умеют, а теперь ты меня готов за первого встречного сплавить?! Не пойду!!!

Отец вскочил с кровати и трусливо попятился к двери. На кончиках моих пальцев уже затрепетали призрачные язычки пламени, готовые сорваться в любую минуту. Я ему сейчас покажу, как меня замуж без спросу выдавать!

– Пойдешь! – неожиданно проявил царскую твердость отец, никак не желающий мириться с моим строптивым характером. Тем не менее он отступил от кровати, чтобы быть от меня подальше. – И женихи к тебе уже не раз сватались вполне приличные и состоятельные, только я всем от ворот поворот давал.

– Что?!

Вот какие интересные подробности вылезать начали. Я – саламандра, дух огня и по совместительству дочь Царя Долины – этого старого сводника, как теперь оказалось,– сижу тут, недоумевая, что в самом нежном возрасте ста восьмидесяти лет мне еще ни разу смотрины нормальные не устраивали (хоть какое-то развлечение), а папашка всех просто-напросто отшил. Отлично! Просто отлично! И теперь он хочет выдать меня замуж неизвестно за кого. Кстати, а за кого, правда? Собственно, мне все равно.

– Я не пойду замуж! – Мое упрямство явно зашкаливало.

– А куда ты денешься?! – вышел из себя и отец, топая ногой, но тут же со стоном схватился за больную голову.

– К Фену поеду, – выдала я в запале свою тайную мечту. – Сколько можно взаперти сидеть? Будто в остроге пожизненное наказание отбываю без права на досрочное освобождение! И ты меня не заставишь! Вы меня не заставите!

Множественное число в данный момент было очень даже оправданным. Дело в том, что мой отец – Царь Долины, во второй ипостаси – хала, притом трехглавый. Но халой отца уже несколько столетий никто не называет. Давным-давно подданные, а следом и придворные перекрестили его в Змея Горыныча (подозреваю, за крутой нрав и неуемную страсть к горячительным напиткам), и прозвище удивительным образом прижилось. Ко всему прочему, на публике он предпочитает появляться в типичном огнедышащем обличье. По его мнению, это более внушительно и авторитетно. На непосвященных такое превращение действует словно удар дубинкой по темечку, но меня-то не запугаешь.

– Замужество и есть твое досрочное освобождение! – Упрямства отцу тоже было не занимать. – О твоем благополучии забочусь, от себя родную кровиночку отрываю…

– Была бы охота шило на мыло менять!

– Салли…

– И не смерди мне тут выхлопами! – взвизгнула я, отмахиваясь от черных вонючих клубов дыма, которые папашка выпустил сразу из всех трех зубастых пастей.

– А ты не перечь отцу! – пророкотала средняя голова, но пыхтеть послушно перестала. – Лучшего предложения ты все равно не получишь!

– Вот как?! – Я уже было решила чуть ли не уйти в самый дальний скит свечки зажигать, но замужем не бывать, кем бы мой жених ни оказался, но любопытство пересилило. – И кто же этот счастливчик, которому ты меня, свою любимую дочь, в чем я теперь искренне сомневаюсь, вот так запросто сбагриваешь?

– Счастливчик! – усмехнулся мой трехглавый родитель, явно вкладывая в это слово совсем не тот смысл, который оно под собой подразумевало. – Да это его пожалеть надо, что такую строптивицу, как ты, взять захотел. К тому же сватает тебя не кто-нибудь, а сам сын Владыки Золотоносных Гор, Великий Полоз. – Голос левой головы слегка дрогнул от волнения, а я открыла рот, да так и застыла, хлопая глазами и переваривая услышанное.

Отец вдоволь налюбовался произведенным сногсшибательным эффектом и совершенно спокойно посоветовал:

– Челюстенку-то подбери да глазки прикрой, лягушек в нашем роду вроде не было.

– Ты хочешь выдать меня замуж за этого… за этого ползучего гада?! – ахнула я, как только ко мне вернулась способность разговаривать. – Да как ты?.. Да как ты можешь?! И это лучшее предложение?!

– А сама-то ты кто? – беззлобно рыкнула средняя, самая строгая голова. – Ящерица вертлявая! Кроме упрямства и строптивости – ничего путного, только что в огне не горишь…

– Ах вот как?! – Я уже готова была броситься на него чуть ли не с кулаками.

– Салли, доченька, – заискивающе склонилась ко мне левая башка и злобно покосилась на среднюю, взглядом укоряя за несдержанность. – Это самый лучший и завидный жених во всем Мире Царств. К тому же он наш дальний родственник.

– И что с того? Мы все тут друг другу немного родственники! – Я бушевала уже не на шутку. Да и как тут оставаться спокойной, если меня замуж выдать пытаются, да не за кого-нибудь, а за нашего кровного врага, с которым нас связывают многочисленные войны, постоянные приграничные раздоры и финансовые неурядицы? Да и слухи про горных владык ходят – один другого страшнее. Не очень смешно как-то. Отыграется он на мне за все наши межгосударственные разногласия и лихую молву, как пить дать отыграется.

– Салли, ты выйдешь за него замуж, и точка! – встряла правая морда, стараясь не дышать на меня вчерашним перегаром.

– Да ни в жизнь!

– Не перечь отцу!

– Буду! Пока Фен не приедет, свадьба не состоится! Это мое последнее предсм… предсвадебное желание, а их обычно выполняют беспрекословно.

Если уж не удастся совсем отлынить от замужества, так хоть время потяну, а там, глядишь, что и придумается. Уж Фен меня точно за этого хмыря не даст замуж выпихнуть.

– А я сказал – выйдешь! И Фен здесь ни при чем, от него пока ничего не зависит, он всего лишь царевич, я – Царь Долины!

– Дворец спалю! – пригрозила я.

– Я и сам могу! – не отставал отец, выпуская из трех глоток тоненькие огненные струи для убедительности, но я на то и саламандра, что огонь – моя вторая стихия. Если папашка может только пыхать пламенем, то я в нем живу, и какие-то жалкие огненные всполохи причинить мне никакого вреда не могут просто по определению.

– Значит, так! – гневно шлепая хвостом по полу, выдал отец, понимая, что никакие уговоры и угрозы на меня совершенно не действуют. – Вопрос больше не обсуждается и обжалованию не подлежит. Исстари идет традиция, что Саламандра должна выйти только за кого-нибудь из рода Горных Владык. К тому же Полоз единственный сын, ему нужен наследник, и как можно быстрее.

– Ах вот как?! – Я задохнулась от возмущения. – Так ты меня им на развод отдаешь?! Как племенную кобылицу?!

– Ну… э-э… – запнулся отец, понимая, что сболтнул лишнего. – Нет, конечно. Я и сам хочу с внуками понянчиться… – но получилось у него не очень убедительно.

– Не будет этой свадьбы! – рыкнула я.

– Будет! – окончательно потерял царское и отцовское терпение Змей Горыныч. – Сегодня в полдень! Так что будь готова, у тебя есть целых три часа на прическу, покраску и что там еще в подобных случаях полагается девушке сделать! Чтобы к полудню была готова!

Он резво для своих огнедышащих габаритов развернулся, подцепил когтем закатившуюся под кровать корону и, чуть не сметя по дороге туалетный столик, выскочил из моей спальни. Послышался не совсем цензурный рык. Отец выдернул прищемленный хвост и от души хлопнул дверью. Снаружи упал тяжелый засов.

– Так ты уже и согласие за меня дал?!

Я в ярости подергала массивную дверь, которая поддаваться ни в какую не желала, и заметалась по комнате.

Ну, папашка! Вот удружил! Ах ты, змей подколодный! Даже моего согласия не спросил в таком деликатном деле. Это же моя жизнь, моя судьба! А он?! Да ладно бы еще за кого выдавал, а то за какого-то червяка подземного! Я же боюсь его до ужаса, таких страстей понаслушалась про их семейку. Один Князь Преисподней, который с самим Владыкой на короткой ноге, чего стоит. Говорят, что все их богатства на костях невинных жертв взращены и душами загубленными удобрены, чтобы золото и драгоценные камни быстрее нарождались. Недаром никто с ними связываться толком не хочет – боятся. А этот Полоз вообще за крупинку желтого металла любого удавить готов (и давит, не сомневаюсь!), чтобы его золотишко драгоценное не трогали. Жмот! Да в горах этого добра навалом. Куда им самим столько? Нет ведь, жаба душит. Мое, видите ли. Да пусть подавятся они своим золотом и камнями драгоценными, а я замуж за него не выйду. Наследника еще ему подавай! Разбежался! Да я же не видела ни разу этого Полоза, и не хочу видеть! Чтоб ему провалиться в ту самую преисподнюю! Еще зашлет под адскими сковородками огонь разжигать да грешников поджаривать. Нет уж! Не дамся!