Текст книги "В жизни бывает все"

Часть 2

«Наконец-то отпуск. Первый за шесть с половиной лет. И сразу туристическая путевка от профсоюза в Турцию. Повезло».

Так думала Елена Селиванова, возвращаясь с работы домой. Она работала в крупной строительной фирме менеджером по делопроизводству. Работы было очень много. Фирма испытывала финансовые трудности, и работникам было не до отпусков. Но теперь все устроилось, дела фирмы пошли в гору, и можно было подумать о благосостоянии своих сотрудников.

Елена Селиванова была стройной, среднего роста симпатичной женщиной. Для своих сорока семи лет выглядела она на удивление моложаво. Светлые волосы, зеленые искрящиеся глаза, крепкое спортивное тело и жизнерадостный характер. Зрение немножко подвело ее, но очки в модной оправе вполне достойно украшали лицо, придавая ему неповторимый шарм. Она любила жизнь, любила своих троих взрослых детей и гордилась ими.

Не все в жизни было так гладко. Дочь вышла замуж, но не прошло и года Елене пришлось забрать ее с новорожденным ребенком к себе от деспотичной свекрови и ее флегматичного, бесхребетного сынка. Зато внучка Иришка с лихвой компенсировала все невзгоды своим веселым лепетом и забавными выходками.

Старший сын женился на ветреной девице, которая, родив ему дочку и оставив ее на попечение своей матери, стала вести вольный образ жизни, ничуть не смущаясь тем, что она замужем. А он, то ли из-за большой любви, то ли от жалости к дочке все это терпел и никак не мог решиться оставить ее.

И только младший сын пока не создавал хлопот матери. Он учился, подрабатывал, был не по годам смышленым парнем, и это радовало.

С мужем тоже были неважные отношения. Любовь кончилась, осталась лишь привычка. Но и она уже казалась навязчивой обузой, и что-то надо было уже менять. Но… потом… потом.

А сейчас ей все нравилось в этой жизни: и синее небо, и яркое солнце, и город, в котором она жила, и весь мир. Но особенно ей нравилось то, что она, первый раз в жизни, полетит на самолете за границу, в Турцию, в город с красивым названием – Измир. Увидит море, будет купаться в нем и загорать на пляже, одним словом, будет отдыхать и ни о чем не думать целых две недели. И даже не успеет соскучиться по своим родным. Две недели – это не долго.

* * *

В аэропорт Елена приехала одна. Попрощались дома, зачем надо было всем ехать. Ведь не насовсем же уезжает. Через две недели вернется.

В самолет она вошла с чувством восторга и легкой опаски. Что только она не начиталась в газетах и не насмотрелась по телевизору о катастрофах в небе и количестве погибших в этих катастрофах, но инстинкт познания окружающего мира действовал безотказно, отметая все плохое и страшное, что мешало его развитию. И поэтому она сейчас сядет в свое кресло и полетит навстречу новому и неизведанному. И хотя это всего лишь туристическая поездка, но для Елены это было нечто сказочное – перелет в другую чудесную жизнь. Она была оптимистка и верила в чудеса.

Что-то не так. Елена открыла глаза, она успела уже задремать в полете. Смутная тревога прокралась в душу, слегка защемило сердце. В салоне было спокойно, пассажиры дремали, читали, играли в шахматы, стюардессы раздавали напитки. Но на лицах девушек в синей форме читалось беспокойство, хорошо замаскированное под улыбку, но, все же, беспокойство. Елене даже показалось, что это был страх. Этот страх сковал и ее сердце, мгновенно вытеснив все чудесное и фантастическое, что она связывала с этой поездкой. Внутри поднималась паника, но она усилием воли старалась подавить ее. Стюардессы быстрее забегали по салону, уже не скрывая ужас в глазах. Пассажиры, заметив это, тоже забеспокоились, задавая вопросы, и не получая на них внятного ответа. В салон вышел второй пилот и сообщил, что произошла небольшая авария с двигателем, что не стоит беспокоиться, ее уже устраняют. Но было в его глазах что-то, что заставило пассажиров заволноваться еще сильнее. Стала нарастать волна всеобщей паники. Девушки в униформе, как могли, удерживали пассажиров на своих местах, успокаивая их. Но люди чувствовали жуткую опасность – опасность для жизни – и метания не прекращались. Наконец вышел командир экипажа и сообщил о вынужденной аварийной посадке самолета. Сейчас они летят над морем, а когда «дотянут» до берега, тогда сядут. Пусть все пассажиры приготовятся.

Пассажиры стали рассаживаться по своим местам, стюардессы забегали, отдавая последние распоряжения перед аварийной посадкой, подсказывая людям как вести себя и что делать в этом случае. Настало относительное спокойствие.

– Самолет горит!

Этот заполошный крик девушки, указывающей пальцем в иллюминатор с правого борта, был как удар молнии. Люди услышали его не столько ушами, сколько почувствовали каждой клеточкой своей кожи. Началась паника.

Елена сидела на своем месте с широко открытыми глазами и тяжело дышала.

«Вот и все! Как жаль! Неужели это все? А как же дети без меня?»

Одни и те же мысли сверлили ее мозг. Руки судорожно вцепились в ремень безопасности, которым она пристегнулась, когда заговорили об аварийной посадке.

«Жаль! Жаль! Жаль!»

Будто в замедленном кино она повернула голову направо и увидела как огромное рыжее пламя, проглотив девушку, указывающую на него, разливалось по салону самолета, заполняя его густой огнедышащей массой, слизывая на своем пути мебель и людей. И вот оно подобралось к Елене, раскрывая свою огненную пасть, дыхнуло ей в лицо жаром и запахом горящей человеческой кожи и проглотило ее.

«Жа-а-аль!…» – эхом отозвалась мысль.

* * *

Синее, бескрайнее море вокруг. Почему люди назвали его Черным морем? Может во время шторма воды его, бушуя, чернеют, и ветер гоняет огромные темные волны. Но сейчас, днем, в блеске солнечных лучей, море спокойное и синее-синее.

Алкивьяви Металиди лежал в шезлонге на борту яхты и, ни о чем не думая, смотрел вдаль. Это был маленький, добродушный толстячок с умными глазами и начинающей лысеть головой с черными, как смоль, кудрями. В свои пятьдесят два года он многого достиг и был весьма доволен жизнью. Он был знаменитым пластическим хирургом, имел свою клинику у себя на родине в Греции, и несколько клиник в разных странах. Он делал людей красивыми, а значит, дарил им счастье и веру в себя. Богатые клиенты, а это в основном женщины, мечтали лечь на его операционный стол. Они готовы были заплатить любые деньги, только бы он, своими волшебными руками, прикоснулся к их лицу. Доктор Металиди обладал поистине ценнейшим даром – даром от бога – своими руками создавать прекрасное. Друзья и знакомые обожали его, любовно называя – наш Алки. Он был богат, добр и щедр.

Сейчас он приехал в Стамбул по делам в свою клинику. Здесь он встретился со своим другом – врачом, который заведовал терапевтическим отделением в городской больнице. У него была своя яхта, и друзья решили отдохнуть на море. Они вышли из бухты в предрассветной дымке, чтобы встретить в море зарю, и видели, как меняется гладь воды по мере удаления яхты от берега. Чем дальше они уходили в море, тем синее и синее становилась вода. А когда из-за горизонта показалось солнце, вода засверкала всеми цветами радуги. Это было чудо.

Алки смотрел на воду и улыбался. Друг, черноволосый красавец турок, его ровесник и единомышленник, колдовал в камбузе над обедом, а ему предоставил возможность любоваться морем. Он знал, что доктор Металиди очень занятой человек, очереди к нему расписаны на месяцы вперед, и был рад тому, что хоть на некоторое время отвлечет его от дел, даст отдохнуть и подышать морским воздухом.

Но вот глаза Алки погрустнели. Уже двадцать лет, с тех самых пор как он стал знаменитым пластическим хирургом, он вынашивал в сердце одну заветную мечту. Он мечтал создать идеал неземной женской красоты. Безупречное, прекрасное лицо. Как Пигмалион создавал свою Галатею, так и он с каждым годом, в уме, высекал этот образ из камня, лепил из глины, вырезал из дерева, шлифовал и обтачивал его. И вот, наконец, работа готова. Закрывая глаза, он видит этот образ перед собой. Дивное, чарующее своей красотой, женское лицо. Дело осталось за малым – найти достаточный материал для воплощения своей мечты. И вот тут-то возникли проблемы. Клиентки хотят омолодиться, подтянуть кожу, убрать морщины, но ни одна женщина не хочет полностью изменить свое лицо, не хочет участвовать в этом сомнительном эксперименте, даже ради неземной красоты. А без согласия клиента он не имеет право на такую операцию. Это нарушение закона, а доктор Металиди добропорядочный гражданин.

– Прошу за стол, – доктор Омар, так звали друга Алки, широким жестом приглашал его к столу.

– Я знаю как ты любишь покушать, Алки, – улыбаясь, говорил он, – и вот тебе сюрприз.

Стол был накрыт прямо на борту яхты. Чего тут только не было: жареные шашлыки из баранины, отбивные из телятины, тушеная рыба с овощами и разные деликатесы, которыми щедро одаряет людей море.

Друзья сели за стол и принялись за еду, запивая дорогим виноградным вином, многолетней выдержки.

– Алки, ты приезжаешь ко мне каждый год, вот уже десять лет, – Омар внимательно смотрел на друга. – И с каждым годом, я вижу, твои глаза становятся все грустнее и грустнее. У тебя проблемы?

– Нет, Омар, – доктор Металиди поставил свой бокал и печально улыбнулся. – У меня все хорошо.

– Тогда, что с тобой? – с участием глядя на друга, спросил Омар. И, вдруг вспомнив что-то, сказал: – Впрочем, я знаю, что с тобой.

– Да-а? – удивился Алки и, откинувшись на спинку кресла, продолжил, – Ну-ну! И что же со мной? Просвети.

– Все грезишь о своем образе неземной красоты, – в голосе Омара не было и тени иронии, скорее в нем слышалось сочувствие. Он, как лучший друг, как близкий по духу человек, был посвящен в тайную мечту доктора Металиди, помогал ему в попытках ее осуществления и сопереживал ему в неудачах.

– Мечта – это прекрасно! Но ты пойми, Алки, нет на свете такой женщины, которая отказалась бы от своего собственного, единственного и неповторимого в ее глазах, лица. Ну, нет, понимаешь? Ты желаешь невозможного. И ты не хочешь с этим смириться. Сколько раз у тебя было? Ты платишь пациентке бешенные деньги, уговариваешь ее долгое время, она вроде согласна, но в последний момент, уже на операционном столе, она вдруг вскакивает, и, как ошпаренная, выбегает из операционной. Каждой женщине дано природой свое неповторимое лицо, и требовать от нее отказаться от него – это кощунство, перед Богом и перед людьми.

– Ну, все, все, – засмеявшись, Алки шутливо поднял руки вверх. – Сдаюсь. Ты прямо как проповедник, отчитал меня словно мальчишку. Все, обещаю больше не грустить. Но мечтать не брошу, – и он звонко расхохотался.

Друзья пробыли на море до заката. Разговаривали о делах, ловили рыбу, играли в шахматы. Когда солнце стало закатываться за горизонт, высветив на море оранжевую дорожку, они направили яхту к берегу.

– Сейчас я покажу тебе одну бухточку в скалах, – загадочно улыбнулся Омар. – Я всегда захожу туда, когда бываю на море. Туда течение заносит всякие предметы, иногда удивительные и полезные. Ты ведь помнишь мою коллекцию?

Да, доктор Металиди не раз рассматривал эту коллекцию. «Дары моря» – так называл ее Омар. Все, кто бывал в доме терапевта, удивлялись и восхищались ею. Там было много интересных вещей: прекрасные большие раковины и маленькие пестрые ракушки, камни, обточенные морем под маленькие скульптуры, напоминавшие людей и животных, но самое интересное – там были вещицы с затонувших кораблей: часы, монеты разных стран, статуэтки и даже небольшой колокол – рында.

– Никто не знает про эту бухту, это моя тайна, – с гордостью сказал Омар, – и я доверяю ее тебе в знак нашей дружбы. Ты же доверил мне свою мечту.

Они вошли в бухту. Последние лучи уходящего солнца освещали скалы. И камни, в этой игре света и тени, будто живые, причудливо шевелились, будоража фантазию. Яхта подошла к берегу и друзья высадились на скалы. Они бродили по камням, заглядывая во все укромные места, надеясь, что море снова приготовило для них подарок.

Край солнца, сверкнув напоследок своим лучом, скрылся за морем, и в этом прощальном свете Алки увидел, как что-то блеснуло за большой скалой. Он подозвал Омара, и они пошли посмотреть, что там такое. Обогнув скалу, и, подойдя ближе, друзья не поверили своим глазам. Перед ними открылось жуткое зрелище. На воде, у скалы, качалось синее пробковое кресло. Такие кресла были во всех самолетах авиакомпаний. Их делали из водостойкого, огнеупорного материала для того, чтобы в случае аварии на море пассажиры могли продержаться на воде до прибытия спасателей. В кресле лежало тело. Судя по одежде, это было тело женщины, оно было крепко пристегнуто к нему ремнем безопасности, блеск его металлической пряжки и привлек внимание доктора. Благодаря этому ремню тело не соскользнуло в воду и не утонуло. В своей врачебной практике Алки и Омар повидали многое, у них были стальные нервы, но сейчас они вздрогнули. У женщины не было лица. Вместо него была обгоревшая красно-черная масса. И только глаза, чудом уцелевшие в огне, благодаря не успевшим расплавиться стеклам очков, впившихся в эту массу, напоминали смотревшим на нее, что здесь было лицо.

Друзья бросились к женщине, вытащили кресло на берег и осторожно стали осматривать тело.

– Она жива, Алки! – закричал Омар. – Она жива! – и понемногу успокаиваясь, констатировал: – Посттравматический шок. Пульс слабый, но стабильный. Похоже, она в коме. Сильных повреждений нет, – и тут же виновато добавил, – не считая лица. Сломано два ребра, руки, ноги целы, только обожжены, но это не страшно. Внутренних кровоизлияний тоже нет. Ее спасло то, что она была пристегнута. Наверное где-то разбился самолет, и ее вместе с креслом выбросило из него. А течение занесло сюда, в эту бухту. Надо отвезти ее в больницу и сообщить в полицию.

– Не-е-т! – Этот крик непроизвольно вырвался из горла доктора Металиди. В нем было все: радость, отчаянье, страх, мольба – это быль вопль измучившейся души. – Мы отвезем ее в больницу, – вдруг охрипшим голосом проговорил он, – только ко мне – в клинику. Но никому не будем говорить об этом. – И, видя недоуменный взгляд друга, он с лихорадочной горячностью, не свойственной его натуре, продолжал: – Хвала Богам! Они услышали мои молитвы. Это они послали мне этот дар. Я воплощу свою мечту. Я двадцать лет этого ждал! – Он протянул одну ладонь вперед, останавливая возражения друга, другую прижал к сердцу: – Омар, молю тебя, заклинаю всем, что тебе дорого, не отнимай у меня мечту. Не отнима-а-й.

И столько боли, столько мольбы было в голосе Алки, столько отчаянья, что Омар дрогнул. Взяв плед, они погрузили тело на яхту, и вышли из бухты.

– Как ты себе это представляешь? – спросил Омар. – Сейчас мы подойдем к пирсу, там в такое время много народу, что ты им скажешь?

Алки, всю дорогу молча размышлявший над этой ситуацией, заговорил:

– Мы не пойдем к пирсу. Ты подойдешь к берегу в каком-нибудь безлюдном месте, где дорога подходит почти к воде, тут таких много. Я позвоню своему ассистенту, верному человеку, он подгонит машину, и мы уедем. А потом ты пойдешь к пирсу.

– А что дальше? – Омар стоял у штурвала и с беспокойством смотрел на друга. – Если об этом узнают? Ты представляешь, что будет? Это подсудное дело.

– Омар, Омар, Омар. Не беспокойся, об этом никто не узнает. Для всех она умерла. А я вдохну в нее новую жизнь. Ты поможешь мне? – тревога в глазах Алки сменилась довольной уверенностью, когда Омар с улыбкой кивнул ему в ответ. – Я доверяю тебе лечение этой пациентки, как самому лучшему и опытному врачу на всем побережье. Ты возьмешь отпуск в своей больнице, и будешь работать у меня в клинике. Не жалей никаких денег. Любое оборудование, любые медикаменты. Я все оплачу. Только верни ей физическую жизнь. А я дам ей новую духовную жизнь. И красоту – такую, какая еще не была на этой земле.

* * *

В клинике пластической хирургии доктора Металиди все шло своим чередом. Персонал, состоящий, в основном, из турецких врачей и медсестер, тщательно отбирался главврачом клиники Макропулусом – греком по национальности – бывшим военным врачом, а ныне отставником и другом хозяина клиники. Нельзя сказать, что коллектив больницы был дружным и сплоченным, но был вышколен главврачом до идеального состояния. Никаких козней, никаких интриг или сплетен, ни косого взгляда на пациентов, ни шепотков – ничего не допускал бывший военврач со стороны своего медперсонала. Сюда, в клинику, обращались состоятельные и влиятельные люди. Большинство из них скрывали не только свою фамилию, но и лицо от постороннего взгляда, поэтому от персонала требовалось соблюдение врачебной и коммерческой тайны, уважительное отношение к каждому клиенту, забота и понимание. Врачи и медсестры получали хорошую зарплату и держались за свои места, делая все, что от них требовалось и, не допуская никаких нарушений со своей стороны.

Никого ни удивило, что вечером привезли еще одного пациента на носилках, что лицо его было закрыто простыней и что его сразу же положили в реанимацию. Что через час появился друг хозяина клиники доктор Омар, один из лучших терапевтов Стамбула и сразу же занялся лечением этого пациента. И что наутро привезли новое дорогостоящее оборудование для реанимационной палаты и палаты интенсивной терапии. Никто не задавал никаких вопросов, не перешептывался между собой, не строил догадки – персоналу сказали, что влиятельная женщина попала в автомобильную катастрофу, у нее повреждено лицо, и она хочет пройти курс лечения в полной анонимности, для чего и платит большие деньги. Людей это вполне удовлетворило, каких причуд не бывает у богачей, все вошло в свою колею, все занимались своим делом, клиника жила обычной жизнью.

Через три дня в кабинет доктора Металиди вошел Омар и положил перед ним свежую газету. В глаза Алки бросилась фотография симпатичной женщины средних лет. Под фотографией красовался заголовок «Крушение самолета с русскими туристами». В статье говорилось, что у самолета с иностранными туристами, летевшими на отдых в Измир, во время полета загорелся один из двигателей. Горящий самолет, не успев взорваться, упал в море в нескольких километрах от берега. Благодаря этому тела людей остались целы, лишь были обожжены до различной степени тяжести, и их удалось идентифицировать. Место крушения было обнаружено через день, и началась спасательная операция. На сегодняшний день трупы ста восьми человек подняты со дна моря и установлены их личности. Спасатели не могут найти только одно тело – сто девятое. Это русская женщина, Селиванова Елена Михайловна, гражданка Российской Федерации. Если в течение еще трех дней ее тело не найдут, то ее объявят пропавшей без вести.

– Что скажешь? – спросил Омар.

– А что? Надо сказать? – вопросом на вопрос ответил Алки.

– Это русская! – возмутился Омар, и стал ходить из угла в угол по кабинету, – Ее будут искать. Если узнают, что она здесь, будет международный скандал.

– Да брось ты, Омар, – Алки взял дорогую сигару и, откусив кончик, закурил, с наслаждением затягиваясь ароматным дымом. – Через три дня ее объявят пропавшей без вести, а это равносильно умершей. Никто не будет искать ее. Ты лучше скажи, когда ее можно будет увезти в Грецию?

Омар, понемногу успокаиваясь, сел на стул напротив друга.

– Я понимаю твое нетерпение, – начал он, – ты хочешь скорее начать воплощать в жизнь свою мечту. Но и ты меня пойми. Ведь тебе понадобиться не одна и не две операции, а она еще очень слаба и просто может не выдержать такой нагрузки. Нужно ждать, когда она выйдет из комы. И никто не знает, когда это случится.

– Хорошо. Сколько тебе надо времени? – спросил доктор Металиди.

– Не меньше месяца.

– Это долго, друг, – Алки с тоской посмотрел в окно. – И дело даже не в моей мечте. Правду знаем только мы двое. Даже Макрополус всего не знает. Но я все-таки боюсь, что кто-то из персонала о чем-то догадается, и все может кончиться весьма плачевно.

– Думаешь, донесут?

– Не знаю, но, все же, надо подстраховаться. Я не боюсь неприятностей – это пустяки. Я боюсь другого. – Алки забарабанил пальцами по столу. Это выдавало его душевное волнение.

– Знаю, знаю, – махнул рукой Омар, – ты боишься, что у тебя отнимут твою мечту. Ведь, если узнают, что она жива, ее наверняка отправят на родину.

– Да, – ответил Алки. – А в Греции ее уже никто не найдет.

Неделю спустя, друзья снова встретились в кабинете Металиди. Алки только что прилетел из Греции и сразу же вызвал к себе Омара для серьезного разговора.

– Ну, что? – спросил он входившего доктора. – Можно нам лететь в Грецию?

Омар недовольно поморщился:

– Она в коме, Алки. Как ты ее повезешь? Ее нельзя отключать от аппарата искусственного дыхания.

– Ты забываешь, друг, что я богач, – не без гордости ответил доктор Металиди. – Я уже купил специально оборудованный самолет. И там – в моей клинике – пациентку уже ждут лучшие врачи Греции.

– А что ты им скажешь про нее? – поинтересовался Омар.

– Уже сказал, – и, видя удивленный взгляд друга, Алки довольно улыбнулся:

– Лучшие врачи Греции ждут самую богатую гражданку Греции – Элени Металиди – мою жену.

Черные глаза Омара, и без того большие и красивые, сделались совсем огромными от удивления.

– Ну, ты даешь! – только и мог выговорить он после минутного замешательства. В этих словах смешалось удивление и восхищение: – А документы? А фотография на паспорт? Свидетельство о браке?

– Омар, Омар, Омар, – доктора Металиди забавляло замешательство друга.

– Опять ты забыл, что у меня много денег. А деньги могут все. Все документы готовы. Настоящие! А фотография? Ну, ты меня удивляешь. Клей какую хочешь, в ее положении это абсолютно все равно.

Он подошел к шкафу и достал бутылку хорошего вина и два бокала.

– Давай выпьем за мой отъезд, вернее за наш отъезд. Я думаю, что завтра мы можем лететь. Приготовь, пожалуйста, пациентку к дороге.

Алки поставил бутылку и бокалы на журнальный столик в углу кабинета, и жестом пригласил Омара присесть в кресло, рядом со столом. Сам сел во второе кресло, напротив друга. Они выпили. Прошло несколько минут. На лице доктора Омара отражалось удивление и сомнение. Вдруг, словно решившись, он резко встал и подошел к окну. Потом повернулся и заговорил. В голосе его не было осуждения. В нем звучали нотки сомнения и сопереживания.

– Когда она очнется, что ты ей скажешь? Как ты ей объяснишь, что ради какой-то своей прихоти, прихоти богача, одним махом лишил ее родины, семьи – ведь наверняка у нее есть муж и дети – привычной жизни, наконец. Я уже не говорю про ее лицо. Ведь ты же не собираешься возвращать ей «ее» лицо, ты же хочешь сделать «свое». И – заметь – вопреки воле пациентки, воспользовавшись ее беспомощным положением. Простит ли она тебя?

– Но ведь я спас ее! Даже, если бы мы сообщили о такой находке и повезли бы ее в городскую больницу, прошло бы много времени, – Алки горячился, подчеркивая свои слова выразительными жестами. – А ты ведь сам говорил, что еще немного, и она умрет. В вашей больнице нет такого оборудования, нет таких препаратов. Она была бы обречена. Она все равно бы умерла! Я спас ее!

– Но это не значит, что она твоя собственность. Ты врач, и обязан был ее спасти. – Омар стоял у окна и свысока смотрел на друга, который просто упал в кресло после своей тирады. Потом, подойдя к Алки, положил руку на его плечо.

– Впрочем, судить тебя я не могу, и не хочу. Ты мой друг, а дружба для меня – святое. Будем решать проблемы по мере их поступления. Ты информируй меня о своих делах. Чем смогу, помогу.

Доктор Металиди посмотрел в глаза Омару и благодарно улыбнулся. Он встал, и друзья крепко пожали друг другу руки.

* * *

– Доктор Металиди, ваша жена очнулась! Профессор Ласкарис просит Вас прийти к ней в палату, – сказав это, секретарь закрыла за собой дверь кабинета.

Алки ждал этого, но в первую минуту его охватил страх. Что будет дальше? Конечно, психологическим и физическим здоровьем пациентки он дорожил, но еще больше он дорожил своей мечтой. Как все сложится? Получится ли у него то, что задумано? Эти вопросы мучили его вот уже три месяца, с тех самых пор, как он привез Элени – так он назвал ее – в свою клинику в греческом городе Александруполис.

Профессор Яннис Ласкарис – светила медицины, которого он пригласил понаблюдать за пациенткой, с профессиональным интересом занялся ее лечением. Случай был уникальный. Вероятность выживания с такими ожогами была равна нулю. Но пациентка выжила. Правда находилась уже больше трех месяцев в коме. После тщательного обследования профессор Ласкарис сообщил доктору Металиди, что здоровью его жены ничто не угрожает, она в ближайшее время выйдет из комы, но, скорее всего, некоторое время, у нее будет амнезия, то есть потеря памяти. Это последствия длительной комы. Алки даже обрадовался такому сообщению. Он вылечит ее, сделает красавицей, а когда она все вспомнит, у нее уже будет выбор: вернуться ли к своей прошлой жизни – туда, где ее никто не узнает с другим лицом, где ее уже похоронили, или остаться здесь богатой и красивой. «Победителей не судят». – Так думал доктор Металиди. И в этих его думах мало было места потерянной, не без его участия, судьбе. В них присутствовала, и занимала обширное пространство, мысль о воплощении своей, давно вынашиваемой сердцем и душой, мечте. Мысль, может быть и эгоистичная, но всепоглощающая и всеобъемлющая, захватившая его целиком, и тем более заманчивая, чем ближе было ее исполнение.

И вот она очнулась. Алки сидел за столом в своем кабинете и смотрел на дверь, которую только что закрыла его секретарь. Он уже давно придумал правдоподобную историю, какую он расскажет Элени, какую он, кстати, рассказал своим друзьям и знакомым, какую знает весь персонал больницы и сочувствует ему. Но в душе шевелилось сомнение: «А вдруг она не потеряла память? Что тогда?». Конечно, и на этот случай у него уже был заготовлен вариант. Не совсем честный, с применением гипноза, но доктор Металиди верил профессору Ласкарису и искренне надеялся, что этот вариант не пригодится.

Он с замиранием сердца перешагнул порог палаты, в которой лежала его жена – а что? Ведь жена же! Официально, по документам. Профессор Ласкарис уступил ему место возле постели больной. Алки подошел к кровати:

– Элени, – тихо позвал он, склоняясь над ней, он знал русский язык, он вообще знал много языков. – Элени. Ты меня слышишь? Это я – Алки.

Перед ним лежала женщина, голова которой была полностью забинтована. Только узенькая щелочка для глаз. Даже кислородная трубка была воткнута в бинты в том месте, где находился рот.

– Она вас не слышит, – Ласкарис положил руку на плечо Металиди. – Ей сделали успокаивающий укол, и она спит. Так всегда после комы. Через два дня, если все будет хорошо, мы переведем ее на самостоятельное дыхание, откроем рот и нос. Тогда сможете с ней поговорить.

Алки встал и вышел из палаты.

На третий день профессор снова позвал его к жене. Войдя в палату, доктор Металиди заметил удивленный взгляд Ласкариса.

– Что? – Алки вопросительно посмотрел на него.

– Она ничего не помнит. – Яннис жестом показал на пациентку, которая беспокойными глазами оглядывала палату, насколько ей позволяла узкая щель в бинтах. Рот и нос ее тоже были чуть приоткрыты, чтобы она могла дышать и говорить. – Она говорит по-русски… – он умолк, видимо ожидая объяснений. Но Алки, не обращая внимания на него, бросился к постели больной.

– Элени, Элени. Ты меня слышишь? Элени, – с беспокойством повторял он, а душа его ликовала: «Вот оно… Начало… Начало творения… Моего творения неземной красоты. Я создам дивный образ. Весь мир преклонит колени перед ним. О, моя мечта! Ты, наконец, осуществишься. Хвала Богам!».

– Где я? – прошептала между тем пациентка, и остановила свой взгляд на лице Алки. – Кто вы?

– Я твой муж, Алки, а ты находишься в больнице. Все хорошо, не волнуйся.

– Что со мной?

– Ты попала в автомобильную катастрофу, но сейчас все хорошо. Ты уже поправляешься. Только у тебя немного обгорело лицо. – Алки ободряюще улыбнулся. Зачем было ей знать, что лица у нее вообще нет. – Но ты ведь помнишь, что я пластический хирург? Я восстановлю твое лицо. – Он успокаивающе гладил ее руку.

– Не помню, – прерывисто вздохнув, ответила женщина. – Ничего не помню. Кто я? – она устремила взгляд своих зеленых глаз на доктора.

– Ты – Элени Металиди – моя жена, гражданка Греции. Тебе тридцать шесть лет. Кроме меня у тебя никого нет. Когда ты соберешься с силами, я тебе все расскажу подробно. А сейчас пора отдыхать.

Алки ободряюще кивнул ей, и они вместе с Ласкарисом вышли из палаты, уступив дорогу входящей медсестре.

– Ваша жена русская? – спросил Яннис, присаживаясь на стул в кабинете доктора Металиди.

– Нет, она гречанка, по отцу. Мать ее была русская, – Алки достал из бара бутылку армянского коньяка и разлил его в фужеры. – Давайте выпьем за здоровье моей жены. За здоровье самой богатой женщины в Греции. – Доктор Металиди специально сделал ударение на слове «богатой». Это было лишнее напоминание Яннису Ласкарису о том, что в этой клинике от него требуются только медицинские услуги и их надо исполнять, не задавая лишних вопросов.

Здесь, у себя на родине, Алки уже ничего не опасался. Обширные связи и огромные деньги надежной стеной закрывали его не только от превратностей судьбы, но, если понадобилось бы, то и от закона. Теперь доктор Металиди был совершенно спокоен. Здоровью его пациентки ничего не угрожало. Она набирала силы. Уже совсем скоро можно будет приступить и к пластике.

– Да. Организм вашей жены победил. – Профессор Ласкарис говорил, отпивая коньяк маленькими глоточками и, смакуя его во рту. – Раны от ожогов зажили, лицо покрылось пленкой, правда, отдаленно напоминающей кожу, но все-таки закрывающей живую плоть. Где-то, через неделю, она начнет есть сама, и силы будут прибавляться вдвое. Я думаю, через месяц, максимум через два, можно будет подумать и о пластических операциях.

Яннис Ласкарис, поставив бокал на журнальный столик, встал и подошел к столу, за которым сидел доктор Металиди. Алки тоже встал и, снизу вверх смотрел на профессора: «Ну и рост у этого Ласкариса. А сам такой тощий, будто сошедший с иконы великомученик. Зато голова – восьмое чудо света».

– Я так думаю, что моя миссия подошла к концу? – глядя в глаза Алки, произнес он, – Мне пора вас покинуть. У вас хорошие доктора. Я оставляю пациентку в надежных руках.

– Да. Я очень вам признателен профессор Ласкарис, – Металиди протянул ему чек. Тот мельком взглянул на бумагу и, лишь одна бровь, против воли ползущая на лоб, выдала его изумление кругленькой суммой, указанной там.