Текст книги "Забытая тайна"

Глава 7

Так потекли дни, Иваныч не знал, что делать, Арсений молчал, не ел, не работал, почти не спал. Даже внешне он очень изменился: пустые, без единой мысли глаза, бледное лицо – вот что стало с Арсением. Большую часть времени он безразлично молчал, говорить с дядькой ему не хотелось, как не хотелось и приниматься за оставленную работу по переводу.

Дядька то принимался уговаривать его, то ругать, что было сил, но результата не было. Насильно одевал и вез на улицу, но юноша был похож на фарфоровую куклу без движения и эмоций. Так прошла неделя. В субботнее утро Иваныч тихонько приоткрыл дверь в комнату Арсения в надежде, что тот еще спит. Но юноша сидел у окна, смотря в одну точку, точно так же, как вчера его оставил дядька.

– Вы даже не ложились, что вы со мной делаете? Так и до смерти недалеко, – охал Иваныч, стараясь поймать взгляд Арсения.

Но все было бесполезно – глаза юноши были словно из зеленого хрусталя, холодные и прозрачные, они ничего не выражали. Иваныч присел на край кровати, взял тонкую влажную ладонь юноши и, глядя ему прямо в лицо, стал объяснять.

– Сенечка, пожалуйста, я очень тебя прошу, надо начинать жить нормально. Есть, спать, гулять, работать. Мне нужно уехать, у меня накопилось много дел в городе, я скоро вернусь. А вы приготовьте мне ужин, вы же можете, и, как всегда, будете меня ждать, откладывать поездку мне уже нельзя, – умоляюще говорил дядька.

Арсений молчал, его лицо оставалось неподвижно равнодушным, он смотрел в окно, словно не слышал старого Иваныча. Еще немного посидев рядом с юношей, дядька резко поднялся, время поджимало, ему нужно было уходить.

– Я постараюсь скоро вернуться, – еще раз серьезно сказал он и вышел.

Арсений остался один, вскоре хлопнула входная дверь, и в доме все стихло. Просидев неподвижно какое-то время, Арсений подъехал к столу, достал чистый лист бумаги, размашистым почерком написал на нем несколько строк. Достал из ящика стола папку с переведенным текстом, внимательно проверил содержимое, аккуратно сложил странички и сверху положил старую книгу. Достал флешку и включил запись, мелодичный женский голос заполнил комнату, Арсений внимательно слушал, беззвучно подпевая одними губами. Затем послышался сильный шум, и голос затих, юноша выключил монитор и выехал из комнаты. Он направился в прихожую, открыл входную дверь, колючий морозный воздух заставил закашляться. Арсений оглянулся, печально посмотрел на полутемный холл, словно прощаясь, и выехал на крыльцо. Он быстро спустился по пандусу на дорожку и посмотрел по сторонам, тропинка в сад и огород была завалена снегом, и только маленькая тропка убегала к птичнику. «Коляска не пройдет», – подумал юноша. Дорога к центральным воротам была хорошо прочищена, и он направил коляску туда. Помогая колесам, он все дальше удалялся от дома, легкая рубаха от декабрьского морозца стала колом, босые ноги замерзли, и их стало пощипывать. Но Арсений не чувствовал холода, его душа давно заледенела, он ехал и ехал, подгоняемый морозным ветерком. И вот уже показались большие старые ворота на кирпичных столбах, чуть поодаль – калитка, через которую ходит Иваныч. Арсений подъехал к ней, с трудом протиснувшись, он очутился за воротами, увидел голое поле, затем лес и дорогу. «Здесь Иваныч садится на автобус», – мелькнула мысль.

Юноша направил коляску через поле к лесу, выехал на пустую автомобильную дорогу и проехал несколько метров по ней, затем свернул к обочине и, с силой перевернув коляску, кубарем скатился в кювет. Подтянувшись на руках, он сбросил коляску в канаву, так, чтобы она была незаметна с дороги. Арсений сел на снег и осмотрелся, метрах в трех от овражка росла большая разлапистая ель. Он собрал последние силы и пополз к дереву. Одежда очень быстро стала совсем мокрой и заледенела, снег прилипал к длинным русым волосам, превращая их в сосульки, на ресницах и бровях от дыхания образовался иней. Юноша полз, волоча изуродованные ноги, руки царапали колючий снег, и капельки крови, словно ягоды калины, застывали на нем. Арсений стал похож на ледяного мальчика, только синяя в клетку рубаха выделяла его на белоснежном студеном покрывале. До сосны оставалось метра два, но силы покинули его, он обмяк и затих, опустив лицо в снег – Арсений потерял сознание.

Рейсовый автобус резко затормозил на повороте, дверь распахнулась, и тонкая девичья фигурка в красной лыжной куртке выпорхнула из автобуса, как снегирек.

– Дядя Витя, вечером здесь же меня подхватишь, – бойко крикнула она вдогонку.

Водитель высунул из окна руку и показал девушке поднятый вверх большой палец в знак согласия. Катерина, проводив отъезжающий автобус взглядом, быстрым шагом пошла к старым воротам. Дойдя до калитки, девушка внимательно посмотрела на снег – глубокие ямы от протектора инвалидной коляски насторожили ее. «Куда это Арсений отправился один? Следов за коляской нет, значит, дядьки с ним не было», – рассуждала Катя, разглядывая отпечатки колес. Она дошла до трассы, след от протектора пропадал, прошло много машин и следы исчезли, девушка посмотрела по сторонам – никого. Добежав до поворота, она внимательно осмотрелась – дорога была пуста. Затем, вернувшись к автобусной остановке, решила проверить другую сторону дороги. От неожиданности Катя вздрогнула – у самой кромки леса лежало тело юноши, совсем раздетого, легкая клетчатая рубаха и синие тренировочные штаны – вот и все, что было на нем.

Катя прыгнула в овраг и, бредя по колено в снегу, как могла скоро подбежала к юноше. Ей показалось, что Арсений не дышал, он лежал ничком. Девушка перевернула его и начала растирать белое, как снег, лицо шерстяной рукавицей.

– Арсений, очнись, ты чего это? – кричала она, а ветер уносил ее крик в поле.

Юноша молчал, глаза его были закрыты, признаков жизни совсем не было. Девушка изо всех сил схватила его за грудки и начала трясти.

– Очнись, очнись, – испуганно кричала, но все безрезультатно.

Тогда Катя приподняла его за воротник рубахи и попыталась тащить, но у нее не хватало сил, ведь Арсений на целую голову был выше ее. Девушка прикоснулась пальцами к его шее, слушая пульс, как учила ее бабушка, сердце стучало едва слышно. В надежде на помощь Катерина побежала к дороге, размахивая руками, она пыталась остановить машину. Несколько легковушек пронеслись мимо, не обращая на девушку никакого внимания. Старенькая «шестерка» резко затормозила, из открытого окна высунулись два молодых человека.

– Что, красотка, покатаемся? – закричали весело парни, маня девушку руками.

– Мальчики, дорогие, помогите мне, пожалуйста, у меня друг замерзает, – умоляюще кричала она сквозь слезы.

Увидев состояние девушки, молодые люди быстро вышли из машины и бегом направились за ней. Катя неслась по дороге в направлении замерзавшего Арсения, она прыгнула в овраг, парни направились за ней. Вдвоем они ловко подняли окоченевшего юношу и понесли к дороге. Катя вытащила из снега коляску и отряхнула ее, парни донесли Арсения до коляски и осторожно усадили в нее.

– Чего это он у тебя раздетый совсем и босой. Он хоть живой? – спросил один из парней.

– Живой, живой, спасибо, мальчики. Нам домой скорей надо, – разворачивая коляску в сторону дома, сказала Катя.

– Постой, дуреха, у нас водка есть. Давай разотрем его, а то не довезешь, – вытаскивая из машины бутылку, крикнул один из парней.

Катя подкатила Арсения вплотную к «шестерке», парень набрал водку в ладонь и начал с силой растирать Арсению побелевшие ноги, грудь и руки.

Другой достал из машины старое потрепанное покрывало, то, что служило ему подстилкой на сиденье, и закутал в него заледеневшего Арсения.

– Давай бегом, – подбодрили они Катю.

– А покрывало? – закричала она и свернула на тропинку к калитке.

– Новое подаришь! И ты нам бутылку должна, – рассмеялись вдогонку парни.

– Заметано, – расхохоталась Катерина, с силой проталкивая коляску в калитку.

Она быстро бежала по парковой аллее, толкая впереди себя коляску с замерзающим Арсением. На ходу закатив его по пандусу на крыльцо, она распахнула входную дверь дома, теплый воздух немного успокоил ее. Пройдя с коляской в дом, она повернула на кухню, сбросила с хозяйского кресла подушку на пол, стащила Арсения. Он с шумом упал на пол, Катя подложила подушку ему под голову. Принялась снимать с него мокрую одежду, рубаху, штаны, и вот он лежит на полу в одних трусах, высокий, с большими накачанными руками и мощной грудью, его тонкие, изуродованные шрамами ноги стали совсем белыми. Катя металась по дому в поисках комнаты Арсения, распахивая одну дверь за другой. И вот она, его спальня. Открыв шкаф и покопавшись в белье, она нашла теплый свитер и тренировочные штаны, захватила шерстяные носки. Катя пошла к выходу, на столе ее внимание привлек одиночный лист бумаги, лежавший поверх толстой папки. Девушка привычным движением сунула его в карман куртки. Арсений лежал на полу, широко раскрыв глаза.

– Что, снеговик, оттаял? – бросая в него вещи, спросила Катя.

Арсений молчал и недоуменно смотрел на девушку.

– Чего лежишь, садись, одеваться будем! Видок у тебя не для слабонервных, – скомандовала Катя и помогла юноше сесть.

Арсений с трудом сел и подвинулся к теплой печке, натянул на себя свитер, затем теплые носки и принялся надевать штаны. Катерина вышла в холл, сняла куртку и ботинки.

– Арсений, у вас в доме спиртное есть? – крикнула она юноше.

– Зачем тебе? – чуть слышно спросил он.

– Тебя будем лечить, – читая на листе написанное размашистым почерком, сказала она.

– Не знаю, – пробурчал юноша.

– Ничего, я найду, у меня на это нюх, – шаря по буфету, ответила Катя.

Кухонный шкаф был пуст, девушка прошла в комнату Иваныча, но вскоре вернулась ни с чем, потом осмотревшись, быстро поднялась по лестнице, и через минуту спустилась с бутылкой коньяка. Налила в бокал, который ранее вытащила из буфета, темно-янтарную жидкость, отхлебнула несколько глотков и молча подала юноше.

– Я не буду, – тихо прошептал он.

– Еще как будешь, пей, я сказала, – тоном, не терпящим возражений, произнесла девушка и подтолкнула руку юноши ко рту.

Арсений послушно глотнул из стакана, девушка наклоняла стакан с коньяком, помогая ему допить все до дна, напиток лился через край, капая на пол.

– Я сказала – до дна, – приказала Катя, чеканя каждое слово.

Юноша допил коньяк и отвалился к теплой печке, он почти не ел несколько дней, и от выпитого крепкого алкоголя по телу разлилось тепло, расслабляющее, проникающее в каждую клеточку.

– Немного согрелся? – спросила девушка и потрогала его лоб.

Юноша утвердительно покачал головой.

– А теперь расскажи-ка мне, что это значит? – протягивая ему исписанный лист бумаги, решительно спросила Катя.

– Отдай, – протянул руку Арсений, пытаясь забрать листок.

– Нет, ты вначале объясни, что это было? Я у тебя как МЧС, второй раз тебе жизнь спасаю, могу знать, что случилось? – настаивала она.

– Я не хочу говорить об этом, – едва слышно и медленно ответил Арсений.

Он совсем опьянел и сидел у печки, вытянув ноги.

– Так, читаю: «Иваныч, я тебя очень люблю, но так тебе будет лучше, не ищите меня. Прости и прощай. Арсений», – прочитала Катерина, как-то очень язвительно.

– Катя, я прошу тебя, отдай это мне, – еще раз попросил Арсений.

– Я-то отдам, а что с тобой происходит? Чего тебе так умереть-то захотелось? Живешь кум королю, сват министру: дядька за ним как за дитем ходит, поесть вдоволь, дом классный, все есть. Хошь – лежи, хошь – пляши, а он умереть надумал. Сволочь ты, понял? Ты только о себе, дорогом, думаешь, а отец твой, а Иваныч – как они жить после этого будут? А я? – остановилась на полуслове девушка.

– Я не нужен отцу, – сказал Арсений.

– Да много ты понимаешь! Вот у меня мать пьет, неделями дома не бывает, отец сидит, бабка старая больная лежит и братишек двое. Меня все излюбились, прямо души во мне не чают, только и ждут, что принесу! Но я же не собираюсь умирать, кто же тогда о них позаботится? – перешла на крик Катерина.

Арсений опустил голову, ему внезапно стало стыдно за свое малодушие, ситуация предстала перед ним в другом свете, он действительно думал только о себе, а ему казалось, что он хотел освободить Иваныча.

– А поесть чего-нибудь есть? – вдруг неожиданно спросила Катя.

– Нет, я не готовил, Иваныч просил сварить, да ты знаешь, – ответил Арсений.

– Понятно, – Катерина открыла дверцу холодильника, достала кусок сыра, намазала хлеб маслом, посыпала сверху сахаром и положила пластик сыра.

– На, самый вкусный гамбургер, – протягивая юноше наскоро сделанный бутерброд, сказала она.

– А чай можно?

– Да, запросто, – Катя налила себе и другу чай, рассмеялась.

Молодые люди сидели, опершись спинами о стенку теплой печи, пили чай с хлебом, маслом и сыром, о чем-то разговаривали. Душа Арсения понемногу оттаивала, он смотрел в озорные глаза Кати, и ему становилось спокойно. Арсений совсем разомлел, алкоголь и живительное тепло печи сделали свое дело. Так, сидя на полу и положив головы на плечо друг друга, они задремали.

Кряхтя и отряхивая снег с одежды, в дом с огромными пакетами ввалился Иваныч.

Он привычным движением закрыл входную дверь, сбросил намокшие от снега вещи, с грохотом сбросил ботинки и, ухватив сумки с покупками, направился на кухню. Молодые люди мирно дремали у печки. Иваныч остолбенел от неожиданности, он не знал, как поступить. Закричать и начать ругаться – испугаешь Арсения, а если тот наконец-то вышел на кухню, значит, его настроение изменилось. Промолчать и подождать, когда они проснутся? «А что здесь делает эта девица? Да еще и коньяк хозяйский на столе стоит», – разглядывая спящих, думал дядька. Иваныч тихонько присел на стул и призадумался. Катерина открыла глаза, потянулась, раскинув руки. Окончательно очнувшись ото сна, посмотрела по сторонам.

– Здравствуйте, – вздрогнула она от неожиданности и вскочила на ноги.

– Привет, – протянул дядька. – Распиваете? – насмешливо спросил он, не сводя глаз с нежданной гостьи.

Арсений открыл глаза и испуганно посмотрел на Иваныча.

– Это Катя, помнишь, я тебе о ней рассказывал, – сказал Арсений, перебивая дядьку.

– Вижу я, что не Гришка, вы чего это тут делаете? – переспросил Иваныч, обращаясь уже к Арсению.

– Иваныч, понимаешь, я это… – дрожащим голосом начал было Арсений.

– Упал он с коляски, когда погулять вышел, замерз очень, одежда намокла вся, вот я его и натерла, – отрапортовала Катерина, снимая со спинки стула свою куртку и пытаясь одеться, но рука никак не попадала в рукав.

– Правда? – глядя прямо в глаза юноше, еще раз спросил дядька.

Арсений утвердительно покачал головой, не сводя глаз от Иваныча.

– Ну, ладно, а ты куда собралась? Сейчас ужинать будем, давайте-ка, пока в комнате подождите, минут через десять позову, – видя хорошее настроение Арсения и боясь его обидеть, приветливо сказал Иваныч.

– Нет, спасибо, мне пора на автобус, – ответила девушка и поспешила уйти.

Арсений потянулся к коляске, пытаясь сесть, но коляска не слушалась, колеса прокручивались, и она все дальше отъезжала назад.

– Иваныч, помоги, пожалуйста, – торопясь сесть, попросил юноша.

Дядька помог, выкатил его в холл, Катерина натягивала ботинки. Арсений смотрел на нее, в его глазах была тоска и надежда, он тихо спросил:

– Катя, ты еще придешь?

– Не знаю, – глядя на Иваныча и ожидая его согласия, ответила девушка.

– Приходи, – пригласил Иваныч и вышел в кухню, зашуршал сумками и вскоре вынес пакет с фруктами.

– Держи, это тебе за моего Арсения, спасибо тебе, спасительница, – заулыбался дядька.

– Спасибо, – девушка прижала пакет к груди, быстро чмокнула юношу в щеку и выскочила за дверь.

Арсений подъехал к окну проводить девушку взглядом. Катерина, прижимая пакет к груди, бежала по аллее к старым воротам и скоро пропала из виду. Арсений опустил голову и задумался: «Там, дома, ее ждут младшие братья и больная бабушка. Эта маленькая девочка не падает духом, не отчаивается, она такая веселая и озорная. А у меня все есть, Иваныч всегда рядом, а я совсем сдался. Правильно говорит дядька, что я хлюпик», – и ему стало очень стыдно за свой поступок.

Иваныч с довольным видом готовил ужин, потом он окликнул Арсения. Кушали с аппетитом, каждый по-своему пережил этот день и очень устал, в доме опять воцарилось спокойствие и тишина, чему дядька безмерно радовался. После случившегося Арсений даже не заболел и ни словом не обмолвился дядьке о случившемся, он боялся, что тот узнает о его малодушии, и чувство благодарности Катерине за спасительную ложь многократно приумножилось.

Дни полетели за днями, пришел декабрь, засыпая все вокруг снегом. Иваныч, как всегда, вел хозяйство: чистил снег, топил печь, ездил в город по делам. Арсений работал, пытаясь найти логический смысл в переводах, но безрезультатно, однако он надеялся. После нервного срыва он взял себя в руки, стал усиленно заниматься спортом, смог сосредоточиться на работе. Катя приходила к нему в гости нечасто, но как только находила возможность – она устроилась на работу в центр реабилитации инвалидов нянечкой, и свободного времени у нее стало совсем мало. Девушка помогала ему в занятиях спортом, подбадривала, подсказывала нужные упражнения, те, что видела в центре.

Как-то в один из свободных дней Катерина прибежала уже поздним вечером и, скинув в холле ботинки, пронеслась прямо в комнату Арсения.

– Привет, – стягивая на ходу шапку, громко поздоровалась она.

– Привет, – обрадовался юноша, удивленный поздним визитом девушки.

– Я на минуту, к нам в центр всего на три дня приезжает профессор, будет консультировать больных после дорожных аварий, я упросила старшую медсестру дать направление тебе, – протараторила девушка.

– Какое еще направление, Катерина, ты чего это выдумала? Арсения смотрели врачи, ноги у него не пойдут, и возить его туда ни к чему, – настороженно сказал Иваныч, неожиданно появившийся в комнате.

– Знаете, каких у нас на ноги поднимают? – не унималась Катя.

– Катюша, иди, ты на автобус опоздаешь, – беря девушку за локоток и направляясь с ней к двери, сказал дядька.

Арсений смотрел на происходящее и ничего не понимал – всегда приветливый с Катериной, Иваныч резко изменился, показался напряженным и как будто испуганным, он быстро спровадил девушку. Катя что-то доказывала дядьке уже в прихожей, но Арсений не мог разобрать слов, вскоре входная дверь хлопнула, и на пороге появился Иваныч.

– Катя ушла? – спросил Арсений растерянным тоном.

– Ушла, егоза, автобус у нее… Придумала тоже, а то тут без нее не знают, что делать, – раздраженно ответил дядька, внимательно глядя на юношу.

– Может, правда, пусть врач меня посмотрит? – нерешительно предложил юноша.

– Арсений, я же вам говорил, вас смотрели, ноги у вас слишком слабые, не будете вы ходить. А если отец узнает, что я вас куда-то возил, несдобровать мне, выгонит, а вам привезет незнамо кого, – объяснял Иваныч. Было заметно, что он встревожен таким поворотом событий.

Арсений опустил голову, он был согласен с дядькой: вдруг отец узнает, а этого он боялся больше всего. Катя, конечно, молодец, но ехать к профессору нельзя, да и ноги у него слишком слабые, отец всегда говорил ему, что ходить он не будет.

– Как вы? – видя настроение юноши, спросил Иваныч.

– Нормально, ты иди, я поработаю, – грустно ответил Арсений и открыл рукопись.

Но работа на ум не шла, Арсений закрыл книгу и включил запись, которая магическим образом успокаивала, знакомый голос заполнил комнату, юноша слушал, положив голову на руки.

– Арсений, выключи! – раздраженно пробурчал Иваныч, открывая дверь.

Арсений нажал клавишу компьютера, и все затихло. Он не понял, что произошло с дядькой, почему злость и раздражение прозвучали в голосе. Всю ночь юноша думал, анализировал – он не помнил, чтобы к нему хоть раз приезжали врачи и осматривали его. «Может быть, в раннем детстве, когда я был совсем маленьким? И что со мной случилось? Отец никогда не рассказывал мне об этом. Ноги все изуродованы ужасными шрамами. Сам я ничего не помню, совсем ничего. Иваныч молчит, он меня увидел первый раз в два года, значит, это было раньше. Неужели нет ни малейшей надежды, что я смогу ходить? А может быть, все-таки стоило принять предложение Катерины и съездить, а вдруг отец бы не узнал. Нет. Иваныч прав, надо успокоиться, пусть все идет своим чередом, вон как его разозлило предложение Кати, Иваныч боится отца», – рассуждал юноша. Он так и не уснул до утра.

Катерина долго не появлялась в старом каменном доме. Арсений очень скучал, порой думал, что девушка обиделась и больше не придет, но потом надежда возрождалась вновь, и он напоминал себе, насколько сильно она занята. Да и погода не располагала к поездкам – морозы крепчали, и уже несколько дней столбик термометра опускался ниже двадцати градусов. Но подавать вид, что ему тяжело, не хотел, старался больше времени проводить на спортплощадке, чтобы хоть чем-то порадовать Катю. Ноги стали сильней, мышцы окрепли, Арсений уже легко стоял без посторонней помощи несколько минут, но сделать первый шаг опасался, слишком велик был страх, да и Иваныч остерегал его.

Так прошло две недели, работа над переводом не давала никаких результатов, Арсений пробовал читать слова на странице в разных вариантах, но текст не складывался. Он снова и снова перечитывал переведенные страницы, сверял их с древним текстом, но, увы, результат отсутствовал. Юноша злился, мучительно раздумывая над каждой страницей, но ничего не выходило, и он, чтобы успокоить себя, отправлялся на улицу, с ожесточением и даже яростью, не обращая внимания на мороз, занимался на турнике, стоял, тренируя ноги. Кожа на руках прилипала к железу, Иваныч ругался и звал его в дом, но Арсений пообещал себе, что он больше никогда не сдастся.

За неделю до Нового года утром к дому подъехало такси, Арсений вздрогнул от неожиданности. «Отец, чего он так рано, обещал три месяца дать, а сам… А может быть, он просто в гости, на Новый год», – от такой абсурдной мысли у него стало чуть веселее на душе. Дверь машины распахнулась, и из нее вывалился высокий худощавый молодой человек, в черной кожаной куртке с меховым енотовым воротником, в обтягивающих джинсах и высоких ковбойских сапогах с пряжками. «Марк», – застучало чаще сердце у Арсения.

Это был его родной младший брат, последний раз они виделись лет пять назад. Марк подолгу жил за границей, с Арсением он отношений не поддерживал, хотя разница в возрасте у братьев была всего три года. Марк казался брату существом из другого мира – всегда модно одетый, в курсе событий того мира, от которого был отрезан Арсений, дерзкий в своих суждениях, он был похож на отца во всем: лицом, фигурой, а особенно поведением, уверенностью в себе. Таксист открыл багажник и выбросил из него большую спортивную сумку, Марк о чем-то долго спорил с водителем, размахивая руками, потом направился в дом.

– Иваныч, рассчитайся с таксистом, – на весь дом закричал он с порога.

Иваныч выскочил из кухни, он не видел подъехавшей машины и был очень удивлен.

– Марк Иннокентьевич, какими судьбами? Фу, а перегарище-то, – качая головой, встретил парня дядька.

– Не гунди, деньги иди отдай, – пытаясь найти равновесие, сказал Марк.

– Сейчас, приехал на нашу голову, – запричитал Иваныч и торопливо надел валенки.

– Здравствуй, – поздоровался Арсений, встречая брата.

– Привет, не до тебя, я спать. Скажи Иванычу, пусть вещи мои разберет, – швыряя к ногам брата сумку, сказал Марк и стал подниматься по лестнице.

– Хорошо, – тихо ответил Арсений, провожая его глазами.

Иваныч вернулся и заворчал:

– Явился, язви его, сейчас только его не хватало, барин приехал – теперь только на выпивку денег сколько уйдет, – продолжал причитать дядька.

Иваныч поднялся наверх, до Арсения доносились отдельные фразы и истерические крики Марка. Он ругал дядьку, за то, что тот не приготовил комнату. На что дядька только молчал, разбирая вещи нежданного гостя. Наверху хлопали двери, гремели бутылки, немного погодя раздраженный Иваныч спустился вниз.

– Деньги у нашего барина кончились, вот и явился, поживет у нас, – объяснял дядька Арсению.

– Пусть поживет, – добродушно ответил Арсений.

– Ни к чему это, до добра не доведет, – покачивая головой, не успокаивался Иваныч. Он ходил из комнаты в комнату и что-то недовольно бормотал себе под нос.

Арсений же, напротив, был рад приезду брата. «Хоть какое-то разнообразие в моей серой жизни», – мелькнула неожиданная мысль, но он тут же постарался прогнать плохое настроение.

Марка в детстве отец привозил в дом всего три раза, впервые Арсений узнал, что у него есть брат, в семь лет. Маленький Марк бегал по дорожкам аллеи и играл с отцом, они громко хохотали, отец кружил сына на руках, потом Иннокентий Витальевич катал его на лошади, а Арсений сидел в своей комнате и наблюдал происходящее из окна. Ему очень хотелось быть рядом с отцом и братом, но его словно никто не замечал. Только резкие упреки, что он мало занимается и много времени проводит без дела, напоминали всем, что он существует. Гостили они недолго, Иваныч тогда, как и в этот раз, сильно нервничал, и гости уехали на следующий день.

Второй визит состоялся спустя десять лет, молодые люди уже подросли, Арсению исполнилось семнадцать, тогда он много работал – переводил шумерские тексты, а оставленный отцом Марк был очень капризен и требовал от Иваныча вещи, о которых тот даже не слышал. Его визит тогда длился целый месяц, Арсений попытался найти с Марком общие темы для разговора, но братья были настолько разными, что с трудом понимали друг друга. Марк посмеивался над братом и звал его динозавром.

После отъезда Иваныч рассказал Арсению, что Марк был наказан за игроманию, он унес из дома старинную книгу и проиграл ее в автоматы. Что это такое, Арсений не понял, но переспрашивать не стал. А последний приезд брата он запомнил надолго – пять лет назад отец привез его весной и оставил на неделю, пока оформляли документы для отъезда за границу, как понял Арсений из разговора отца и Иваныча. Всю неделю Марк бродил по дому как привидение, барабанил на ударной установке, привезенной с собой, сотрясая дом жуткой какофонией, издевался над братом, не давая ему работать, и курил какую-то жутко вонючую траву. В тот раз Арсений не успел в срок выполнить задание отца, за что был сурово наказан, у него отобрали уличную коляску, и прогулки на воздухе стали невозможны. И только после отъезда отца Иваныч смог вернуть ее.

Но Арсений по-своему любил брата, редкие разговоры с ним приоткрывали ему завесу в тот удивительный мир, о котором он совсем ничего не знал. Иногда Марк рассказывал ему о городе, в котором живет, о друзьях, о поездках к морю с отцом. Богатое воображение живо рисовало Арсению те картины. И ему начинало казаться, будто он тоже ездил с отцом и видел горы с заснеженными вершинами, бескрайнюю морскую гладь, дельфинов, резвящихся возле белоснежных парусников. Вот и в этот раз Арсений ждал, что Марк расскажет ему об отце. Юноша понимал, что к Марку отец относился совсем по-другому, любил его и баловал. Арсений винил себя в том, что отец мало уделяет ему внимания, наверное, он не заслужил его любви и делает все не так, как Марк. А еще ему хотелось услышать о жизни брата, городе и путешествиях.

Марк в этот день не показывался на первом этаже, и только к утру, отекший, с обмотанной полотенцем головой, он вышел к завтраку. Арсений, как обычно, ел кашу, Иваныч суетился у плиты.

– Каша? Фу, какая гадость, а пиво есть? – заглядывая в тарелку брата и морща нос, сказал Марк.

– А рябчиков с ананасами вам не подать? – съязвил Иваныч и осуждающе поглядел на нежданного гостя.

– Не забывайся, скажу отцу, как ты здесь раскомандовался, вылетишь вон, – зло буркнул молодой человек и уселся за стол. – Кофе мне сделай.

Арсений молчал, наблюдая за происходящим, ему стали неприятны слова брата, сказанные дядьке, но он не посмел вступить в разговор. Иваныч молча достал банку кофе, припасенную для старого хозяина, налил в чашку молока, заварил кофе и подал гостю.

– Вы что, пьете эту мерзость, свари нормальный кофе, – резко отодвигая от себя чашку, недовольно буркнул Марк.

– Ваш отец пьет этот кофе, другого у нас нет, – терпеливо ответил дядька.

– Ладно, а кроме каши есть что поесть? – чуть успокоившись и придвинув к себе чашку с напитком, спросил молодой человек.

– Суп есть вчерашний, немного, налить?

– Наливай, – морща губы, ответил Марк.

Иваныч молча налил тарелку супа и поставил перед гостем, положив рядом кусочек свежеиспеченного хлеба. Марк отхлебнул пару ложек и отставил тарелку.

– Как вы это едите? – брезгливо обратился он к брату.

– Грибной суп, вкусный, Иваныч сам грибы собирал, – приветливо ответил Арсений.

Марк брезгливо поморщился, покачал недовольно головой.

– Да ты чего тут ел-то? Приучил тебя Иваныч к бурде всякой, ты хоть знаешь, что такое пицца, например? – возмущенно спросил Марк.

– Нет, – просто ответил Арсений.

– Вот я и говорю – динозавр, – вставая из-за стола, утвердительно ответил младший брат.

– Иваныч, я к себе, пива мне купи, – скомандовал Марк, положил на блюдце пряник и вышел из кухни.

Арсений с дядькой остались одни, юноша доел кашу и внимательно посмотрел на Иваныча, тот не на шутку рассердился, он швырял тарелки в раковину и ругал Марка.

– Иваныч, а что такое пицца? – неожиданно спросил Арсений.

– Пирог такой с сыром, открытый, кладут туда все, что есть, вот и назвали это пиццей, макаронники, – нехотя объяснял дядька.

– Итальянцы? – переспросил Арсений.

– Ну да, итальянцы. Вы идите, работайте, у меня дел выше крыши, – не мог успокоиться Иваныч. Арсений давно не видел его в таком настроении.

В доме началось веселье: Марк вдруг вспомнил о существовании своей ударной установки и днями напролет барабанил на ней, литрами поглощая спиртное и опустошая отцовский бар. Все время пьяный, он слонялся по дому, мешал Арсению работать, заводил непонятные для него разговоры, подтрунивал над Иванычем. К середине недели спиртное в доме кончилось, и он начал уговаривать дядьку съездить в город, тот несколько дней сопротивлялся, ругался с гостем, но к пятнице сдался. Приготовив обед и дав указания Арсению, Иваныч уехал. Марк побродил по пустому дому, но, так и не найдя занятия для себя, вышел во двор. Арсений занимался на турниках.

– Что, мышцы качаешь? – громко спросил Марк и присел на край перила.

– Да, хочу попробовать на ноги встать, – спокойно ответил Арсений.

– А оно тебе надо? Отец тебе регулярно деньги отстегивает, вот у тебя дом, бесплатный лакей, а меня вот отец задолбил: «Учись, учись»! А теперь, представляешь, еще и работать заставляет. Средств меня совсем лишил, почему, думаешь, я к вам приперся – денег нет совсем, – рассказывал Марк, катая ладонями снежный комок.