Текст книги "Синдром отличницы"

Глава 7

Выходной день среди недели – настоящее испытание.

Я сидела на заднем дворе с мамой. Солнечный свет заливал наш сад, заставлял жмуриться. Из тени крытой террасы я наблюдала за бабушкиными розами, расцветшими красивыми нежными бутонами, и шмелем, кружащим над ними. Он был опьянен их запахом, их цветом и жаждал напиться нектара. И ему было плевать, розы перед ним или другие цветы, он просто следовал извечному закону природы. Странно, почему эта мысль не дает мне покоя?

Я взглянула на маму. Сегодня она сама выбрала для себя платье – светло-зеленое, до самых пят. Последнее время ее такие мелочи мало интересовали, но не сегодня. Это радовало. Кроме того, впервые за несколько месяцев она позволила подключить синтезатор речи. И теперь я наблюдала, как медленно и слабо ее палец касается экрана.

Иногда Дейна забывала, что ее дочь, хоть и парализована, но так же умна, как и прежде. Устраивая мне ночью скандал, она не могла и подумать, что мама проснется и услышит все от первого до последнего слова.

«Ты влюблена? – произнес компьютерный голос. – Вчера я слышала ваш разговор. Ты влюблена в Питта Сайверса?»

Я отложила книгу, облокотилась о плетеную спинку лавки, щурясь на солнце.

– Это не имеет никакого значения. Из-за этого я чуть было не вылетела из лаборатории.

«Нет. Это имеет значение».

Мама была человеком амбициозным, про таких говорят: «с характером». Она всегда говорила напрямую, правда, уже несколько месяцев она пребывала в состоянии жуткой депрессии, со дня на день ожидая смерти. Она уже давно смирилась с тем, что ее болезнь не поддается лечению и что весь научный мир от нее отвернулся, но самым страшным ударом для нее стала атрофия лицевых мышц и неспособность говорить. Каждый глоток воды или прием пищи превращался для нее в испытание. Наверное, поэтому она отказалась от синтезатора речи и всеми силами старалась умереть как можно раньше.

Как же я была благодарна ей за желание просто поговорить. Мне так не хватало разговоров с мамой, что я едва смогла скрыть дрожащую улыбку.

– Сейчас я считаю, что должна заниматься наукой. Это ведь правильно?

«Чего ты хочешь?»

Этот вопрос я задавала себе тысячу раз за эту ночь.

– Хочу, чтобы мои исследования помогали людям.

«Сможешь посвятить себя науке без остатка, понимая, что твой вклад все равно останется лишь каплей в море и тебя забудут, когда ты придешь в негодность?»

– Я не знаю. Я не могу довольствоваться каплей в море. Я рассчитываю на большее.

«Чтобы достичь чего-то большего, чем ты есть, надо чем-то жертвовать, Лимма. Семьей, спокойствием, собственным здоровьем. Посмотри на меня. Это стоит того?»

– Я не представляю себя вне науки.

«Тогда не дай никому сбить себя с толку. Ты не должна быть привязанной к чему-либо и кому-либо, когда перед тобой откроются новые перспективы. Я говорю не только о мужчинах, но и о себе. Я не хочу стать обузой собственной дочери, когда она стоит на пороге своей мечты. Я буду очень горда тобой, Лимма, если ты добьешься того, чего не смогла я, – палец моей матери последний раз ткнулся в экран и опустился».

И вместе с этими словами, звучащими в моей голове, в сознании крепко засела мысль: «Я способна на большее. Я, черт возьми, способна на все».

И хотя я уже дала слово Баргеру, что порву с Питтом, я не могла не утвердиться в правильности этого решения.

В мой выходной день случилась еще одна беседа, с Ниллой. Она позвонила вечером, сообщив, что женская половина Каптики рвет и мечет, узнав, что Питт Сайверс связался с заучкой и занимался с ней сексом на закрытом пляже.

– И это правда? – спросила подруга. – Ты можешь и не говорить, конечно, это не мое дело. Просто интересно, Сайверс действительно так хорош, как о нем болтают?

– Между нами ничего не было.

– Я и не настаиваю.

У Ниллы всегда было свое мнение на все.

– Может, погуляем сегодня, раз уж у тебя вынужденный выходной? – предложила она. – В парке? Помнишь тот заброшенный парк у озера, где стоит чертово колесо? Увидимся там через час.

Наша прогулка обещала быть запоминающейся. Чего только стоила открывшаяся панорама, которую нам довелось лицезреть, войдя на территорию бывшего парка: старая билетная касса с покосившейся вывеской и облупившейся краской, заросшие травой детские лошадки, разрушенные асфальтные дорожки и, конечно же, гиганты-аттракционы.

Парк был не совсем диким, время от времени сюда наведывались влюбленные парочки.

– Ты действительно отказалась от работы в Вейсмунде? – спросила Нилла и, заметив недоумение и даже раздражение на моем лице, добавила: – Брат сказал, что Баргер искал перспективного студента для работы с доктором Такером.

Я остановилась, как и мое сердце.

– С кем? – нет, я прекрасно расслышала это имя, мне просто было нужно пару секунд перерыва.

«Кей Такер». Этим именем расшиты все мои самые смелые иллюзии и желания. Он был богом современной биотехнологии. Ему предлагали место директора института генетики в Баролле, но он ударился в область клинической иммунологии. Из-за сомнительности экспериментов, которые он проводил, он потерял работу, но приобрел бешеную популярность, изложив суть экспериментов в своих книгах. Несколько лет назад он стал первым человеком, сумевшим вырастить искусственные легкие и пересадить примату.

– Он сейчас работает в Вейсмунде? – лишь пролепетала я.

– Вроде бы, – отозвалась Нилла, – и я слышала, что в связи с отменой запрета клонирования его лаборатория может получить солидный грант на исследования и Такер набирает стажеров. Мой брат уже подал заявку на перевод, но, ты же понимаешь, что попасть в эту команду – один шанс на миллион.

Я некоторое время молчала, погрузившись в тягостные раздумья, и в них было все: горькое разочарование, сожаление, паника.

Мой мир медленно рушился. Я мечтала о работе с Такером, а лучше сказать – грезила. Нилла совершенно права – один шанс на миллион. И кажется, я упустила его. Человек, на которого я хотела равняться, к которому хотела приблизиться, поговорить, даже просто побыть рядом, чтобы насладиться его присутствием, теперь недосягаем. И только я виновата в этом. Да, мой мир рушился.

Но рухнул окончательно лишь вечером, когда я вернулась домой.

Спокойный глухой вечер. В холле тихо. Я кладу ключи на тумбочку, вешаю на крючок сумку и зову Дейну. Дом по-прежнему безмолвен. Я и подумать не могу, что моя хреновая жизнь изменится в следующую секунду:

– Лимма! Ингалятор! Быстрее!

Я уже знаю, что означает этот крик. Кидаюсь на второй этаж в комнату ба, чтобы судорожно распахнуть верхний ящик ее комода. Слишком сильно дергаю за ручку – ящик выпадает на пол. Рыскаю на коленях, пока не нащупываю в ворохе бумаг баллончик.

В маминой комнате горит лишь маленький прикроватный ночник. Тихие сдавленные хрипы матери всегда так истерично страшны, что я прихожу в ступор. Ее голова зажата в ладошках ба, глаза приоткрыты, изо рта течет вязкая слюна.

– Быстрее, Лимма! – торопит Дейна, и ее голос дрожит от напряжения и страха.

Наши движения доведены до автоматизма. Я сажусь на кровати, мы приподнимаем маму, я крепко держу ее голову, а ба втискивает у нее между зубами ингалятор и делает несколько впрысков.

– Вот сейчас… – тихо шепчет при этом Дейна, – сейчас уже станет легче, дорогая… ты дыши… спокойно… дыши…

А потом мы сидим в безмолвии и ждем, когда рваное дыхание больной восстановится, исчезнут хрипы. Я глажу маму по волосам, убаюкиваю и не могу сдержать слез.

– Ну все, Лимма, – укоризненно и тихо говорит ба, – я с ней побуду. Иди, поешь чего-нибудь…

Никогда в моей жизни не было и не будет ничего страшнее этих моментов. Я знала, что болезнь матери медленно прогрессирует и когда-нибудь Гарверд просто перестанет дышать. Самое отвратительное, что понимание этого давно стало нормой, как для меня, так и для Дейны.

В ее комнате, мимо которой я проходила, царил сотворенный мною хаос. Я толкнула дверь, спокойно вошла и села на пол, рядом с опрокинутым ящиком комода. Дейна негативно относится к попыткам вторгнуться в ее комнату, но разве станет она сердиться, если я приберусь? Мысли продолжали биться в висках, не давая мне сосредоточиться, а между тем я ловко сложила содержимое в ящик, подняла, чтобы вставить в отсек комода. Механически, отрешенно. И не сразу сообразила, что что-то отлепилось от нижней стенки и рассыпалось по полу.

– Черт… – поборовшись с ящиком, чтобы уместить его в полагающийся отсек, я глянула вниз.

Бывает, что жизнь преподносит сюрпризы, не все из которых приятные. Мы чаще всего любим получать письма, но иной раз эти письма не предвещают ничего хорошего.

Где-то в параллельной вселенной, видимо, была запущена часовая бомба, которой суждено поднять всех на воздух именно сегодня.

Я снова села на пол, касаясь писем раскрытой ладонью и понимая, что их много. Их очень много… Десять, а то и пятнадцать. И все они адресованы моей матери.

Я стала вскрывать одно за другим.

«Уважаемая доктор Лессон! Мы почли бы за честь принять вас в штат института…»

«…Гарверд Лессон! Дублируем письмо, так как не получили ответ на предыдущее…»

«…очень бы хотелось видеть вас в коллективе университета…»

«…мы были бы рады, если бы столь замечательный медик возглавил кафедру…»

«…памятуя о вашей болезни, мы готовы предложить вам нашу помощь…»

– О боже… – в горле встал комок, а подо мною буквально разверзлась земля.

В тот же миг заскрипела дверь, и на пороге раздались шаги, а затем и негодующее:

– Лимма! Что ты здесь делаешь?!

Как сигнал к действию. Как красная тряпка для разъяренного быка.

Пожалуй, в тот миг не было ничего более мерзкого и раздражающего, чем голос моей бабушки.

Я развернулась всем корпусом, все еще продолжая сидеть, и глянула на нее снизу вверх, как волчонок. Дейна, конечно, увидела письма, а выражение моего лица подтвердило то, что эти письма я читала.

– Послушай, Лимма, – произнесла она тихо, страшно бледнея, – это не то, что ты подумала.

– Разве?

– Я забочусь о твоей матери. Семья – это все, что у нее есть.

О, я не хотела это слушать. Это было просто предательством!

– Она все это время думала, что от нее все отвернулись. Она корила себя за то, что когда-то предпочла науку, – прорычала я, стискивая в кулаке бумагу, – как ты могла прятать от нее все это?

Дейна медленно закрыла дверь, села на постель, собираясь с мыслями.

– Ты не понимаешь… никто не позаботится о ней лучше, чем я. Я ведь ее мать, Лимма.

– Ты просто… – я задохнулась от возмущения, – ты предала ее! Ты же знаешь, что значит для нее работа! Она умирает здесь! В этой дыре, где ты ее спрятала от всего мира. Но хуже всего, она считает, что о ней забыли!

– Я – все, что у нее есть, – выпалила ба. – Не думай, что ты знаешь о ней все. Ее никогда не было рядом, потому что она грезила медициной и гробила себя. Она была слишком озабочена спасением других, чтобы обращать внимание на свою собственную семью.

– Она могла бы сейчас преподавать! – вскипела я. – Она могла полноценно жить еще долгие годы, вместо того чтобы мучительно умирать здесь! Ты же понимаешь, что мысль о том, что она больше никому не нужна, загоняет ее в могилу!

– Она сама загнала себя в могилу!

– Ты не смеешь говорить так…

– Я знала, что ты не поймешь меня, – перебила Дейна, стискивая зубы, – ты мыслишь точно так же, как и она. Ты так же готова забыть о семье ради карьеры.

– Я никогда не забывала о семье! – прохрипела в ответ.

– Вам все кажется, что вы способны перевернуть мир, – затвердила ба, – что вы созданы, чтобы изменить порядок вещей! Боже, Лимма, ты тоже так считаешь? Какой же это бред, честное слово. Вы всего лишь – две наивные ситайки…

– Это уже слишком, – прорычала я, поднимаясь на ноги.

– Когда-нибудь и ты очнешься от своих грез!

Я резко бросилась к двери и вырвалась наружу, нервно глотая воздух.

Я, наверно, никогда не была бунтаркой, но после случившегося разговора мне хотелось послать все к чертовой матери и просто испариться. Даже отличница по имени Лимма Лессон нуждалась в глотке свежего воздуха.

Схватив ключи, я бросилась на улицу, быстро зашагала по тротуарной дорожке. Сейчас бы мне не помешал стаканчик-другой горячего глинтвейна… Это было бы куда лучше, чем спустя полчаса оказаться перед дверью доктора Баргера с покрасневшими глазами и неуемным желанием излить ему душу.

«Кому-кому, но только не ему, – должно было подсказать сознание, прежде чем открылась дверь».

– Д…добрый вечер… могу я увидеть доктора Баргера?

Передо мной стояла его жена. Конечно же, так она и должна выглядеть. Стройная красивая шатенка со скептическим, рассерженным взглядом.

– А вы?

– Я его стажер… из университета…

– И ваше срочное дело не может подождать до утра? – усмехнулась она, бросая взгляд на наручные часы.

Конечно, может. Оно и неделю подождет без проблем. Просто… Лимма Лессон – та еще заноза в заду, которой вечно везет на неприятности!

Я молча пячусь с крыльца и, следуя по дорожке, слышу, как захлопывается дверь.

Смешная штука – мне так погано, что я совсем не думаю о Питте. Даже странно, почему.

Моя прогулка не могла окончиться менее феерично, как и начало этого проклятого дня – внезапно полил дождь. Самое, мать его, время.

Пожалуй, мне нужно домой, чтобы продемонстрировать ба, что мои истерики ничего не стоят. Я ведь никогда не расскажу о том, что она сделала, матери. Это слишком ранит Гарверд… или убьет…

– Нравится погода, Лимма? – раздалось вдруг.

Доктор Баргер был менее всего похож на человека, которого заботят проблемы хоть одного своего стажера. Но между тем его наспех надетая рубашка, взъерошенные волосы и отсутствие зонта говорили об обратном. Я даже стала подумывать о том, что слишком плохо разбираюсь в людях.

– Я еще могу рассчитывать на место в Вейсмунде? – ответила вопросом на вопрос.

Мне представилась возможность рассмотреть этого человека – высокого, худощавого и отстраненно-холодного.

– Шутишь? – он остановился.

Дождь все еще лил: вокруг нас, между нами. Лил непроглядной стеной.

– Нет. Я хочу уехать в Вейсмунд. Как можно раньше.

– А как же твоя мать?

– Она поймет.

Доктор Баргер скрестил на груди руки и изогнул бровь.

– Ты говоришь об этом после всего, что случилось?

– Я заставила вас сомневаться в себе, – сказала, перекрикивая шум дождя, – но теперь все изменилось. Я приняла решение.

– Поздравляю, Лимма. Но ты забываешь о том, что я еще не принял.

– Вы же знаете, что я готова…

– Постой-постой, – усмехнулся мужчина, – давай обсудим это утром. Сейчас не время пороть горячку… Я вижу, – он склонил голову, пронзая меня проницательным взглядом, – тебе совсем хреново. Пойдем, выпьем кофе, а потом я отвезу тебя домой.

И это было дельное предложение.

Глава 8

Сидя на кухне в доме доктора Баргера, я чувствовала себя отвратительно и неуютно. Его жена, которую звали Темпли, принесла нам полотенца и сварила крепкий кофе. Оставаться с нами на кухне она не собиралась и тактично удалилась.

– У вас… – почему-то смутилась я, – очень хорошая жена…

Баргер задержал дымящуюся чашку у губ, вскинув брови.

– И на этом спасибо, Лимма. Пей свой кофе живей.

Я приникла к чашке, делая маленький глоток и обжигая язык. Я понятия не имела, о чем можно говорить с таким человеком, как Баргер.

– Уверен, ты знаешь, кто такой Кей Такер, – он сам нашел тему для разговора, и весьма удачную.

Я уверенно кивнула.

– Он довольно сложный человек, и не каждый способен с ним ужиться. Люди науки весьма тщеславны и горды. Если откровенно, Такер – несносный, харизматичный и невероятно упрямый эгоист, который родную мать продаст ради своих экспериментов. Поступая к нему, ты должна понимать, на что подписываешься. Он любит ломать людей, проверять их на прочность. Он циничный и жестокий мерзавец, но, не спорю, самый настоящий гений.

– Доктор Баргер, все это я уже знаю.

Мужчина недоверчиво поджал губы.

– Тебе будет там чертовски сложно, Лимма. Потом не просись назад, договорились?

– Назад? – фыркнула я. – Да вы даете мне самый настоящий билет в жизнь. Я не упущу этого шанса.

– Хотелось бы в это верить.

Он задумчиво пил кофе, а я терзалась мучительным вопросом, который решила задать только спустя пару минут.

– Откуда вы знаете Такера?

– Когда моя мать решила выйти замуж второй раз, я узнал, что у ее будущего мужа довольно несносный сын, который младше меня на четыре года и который по всем правилам должен стать моим братом.

– Вот черт… – не успела я скрыть удивление.

– Не то слово, – по губам доктора скользнула усмешка. – А теперь скажи-ка мне, что помогло тебе принять решение?

Что ж, откровение за откровение.

– Вы будете смеяться.

– Это вряд ли. Я лишен чувства юмора.

– Раз так, то слушайте: я верю, что способна изменить мир.

Баргер довольно серьезно глядел на меня.

– Вроде Супермена, Лимма? – одарил одной из своих умилительных улыбок.

Обещал же не смеяться! Хотя мне самой хочется от души похохотать над наивностью прозвучавшей фразы.

– Вроде того… – проворчала недовольно.

Наверно, Баргер видел во мне что-то, что заставляло его слепо в меня верить. И мне было невдомек, что именно.

– У тебя есть деньги на перелет? – озаботился он насущными вопросами, о которых я совсем забыла.

– Я что-нибудь придумаю.

– Это ни к чему. Я оплачу билет.

Я так сильно сжала чашку, что она едва не лопнула в моей ладони.

– Нет, доктор. Я сама. Вы и так сделали для меня слишком много…

Его очередная улыбка заставила меня умолкнуть.

– Лимма, я знаю, что тебе не платят стипендию. Перелет в Вейсмунд стоит немалых денег.

– Именно поэтому… – попыталась возразить я.

– Потом вернешь. И давай уже закроем эту тему. Когда доберешься, жить будешь в общежитии. Я обговорю этот момент с Такером.

Тело отчего-то наливалось свинцом от каждого произнесенного слова, а сознание мутилось. Кажется, я пребывала в состоянии полнейшей дезориентации.

– Даже не знаю, что и сказать… – прошептала я, – спасибо.

– Это не ради тебя, Лимма, – усмехнулся Баргер, – и даже не для Такера. Это ради науки. Когда ты будешь готова уехать?

– В ближайшие дни.

– Ты уже говорила об этом с матерью?

– Пока никто не знает.

– И даже Сайверс? – мужчина откинулся на спинку стула, внимательно заглядывая мне в лицо.

– И даже Сайверс. Наверно, так будет лучше.

Это просто бегство. И я и Баргер прекрасно осознаем, что у меня кишка тонка сообщить об этом Питту.

– Хорошо, – соглашается доктор.

Следующие пять минут мы усердно делаем вид, что погружены в размышления. Признаться, мне жутко неловко рядом с Баргером. Чувствую себя мотыльком в прозрачной банке.

– Ну что, Лимма, – заметив это, произнес мужчина, – поехали, я отвезу тебя.

Моя одежда ничуть не высохла, да и у Баргера тоже. После всего, что он сделал, я чувствовала себя последней сволочью, заставляя его среди ночи выходить из дома.

– Вам бы переодеться, – пожала я плечами, – я могу доехать на такси…

– Лимма, на сей раз никакие возражения не принимаются. Но, пожалуй, я и вправду переоденусь. Подожди меня в гостиной.

Он проводил меня в просторную комнату с темно-синими занавесками и усадил на диван. Его шаги, раздавшиеся на лестнице, стихли на втором этаже. Я осталась в одиночестве. И черт меня дернул глянуть на каминную полку с фотографиями, на которых Баргер был запечатлен совершенно не таким, каким я его знаю. Через секунду я уже с любопытством разглядывала снимки, с нескрываемым трепетом подмечая, что вторгаюсь в святая святых этого человека – его личную жизнь. Мужчина на рыбалке в обществе друзей – никогда бы не подумала, что у Баргера есть друзья, на другом снимке – он с супругой, а вот и свадебное фото…

Тихий короткий сигнал заставил меня вздрогнуть. Я обернулась, находя взглядом стационарный телефон. Он не трещал без умолку, он просто звякнул, будто кто-то с параллельного набирает номер. Баргер? Неужели позвонит Дейне? Или, быть может, его жена звонит подруге…

Во всяком случае, это не мое дело.

Но если так, почему я стою рядом с телефоном, а мое сердце начинает учащенно стучать? Я смотрю на дверь, на неподвижные тени на полу, отбрасываемые лишь мебелью, и прислушиваюсь к мертвой тишине дома.

Мои пальцы, ставшие ватными, обхватывают трубку, медленно и осторожно снимают, а затем я подношу ее к уху, думая: «Какого черта я сейчас делаю?»

– …доктор, это весьма хорошие новости. Конечно, я переведу вам деньги…

Этот голос в трубке мне знаком – знаком до тошноты. Скажу больше, я мгновенно понимаю, кто кому звонит и зачем. И это просто отвратительно.

– …билет в Вейсмунд стоит немалых денег, госпожа Сайверс. Плюс мне предстоит довольно напряженный разговор с братом, так как он лучше руку себе отрежет, чем возьмет в команду двадцатилетнюю девчонку, да еще и ситайку… довольно милую. Он презирает женщин, особенно хорошеньких.

– Я уверена, вы все сделаете, как надо.

– У нее хороший уровень, госпожа Сайверс, но этого недостаточно, чтобы стать частью команды Такера.

– Вложения моего мужа в ваши проекты могут послужить отличным стимулом поломать голову над этим вопросом.

– Конечно…

– Я не хочу, чтобы она встречалась с моим сыном. У него совершенно иные перспективы, нежели пустой трах с какой-то ситайкой. У него есть невеста, доктор. И мы с мужем очень рассчитываем, что период, когда Питт затаскивал в постель первых попавшихся девчонок, пройдет. Если раньше мы спускали ему это с рук, то теперь его репутация нам невероятно важна. Его невеста из той семьи, где заботятся о своем имени, а эта ситайка будто грязное пятно. Вы же понимаете, как нам важно безболезненно и тихо от нее избавиться.

– Да.

– И, разумеется, доктор, мы не останемся перед вами в долгу.

– Очень вам благодарен.

– Все ваши расходы будут покрыты.

– Вы невероятно щедры.

– Доброй ночи, доктор Баргер…

Я положила трубку, чувствуя себя так, будто меня окатили ледяной водой и выставили на холод. Кирпичики уверенности и спокойствия обрушились, похоронив меня под обломками. Меня – уверенную в своей уникальности Лимму Лессон. А ведь я когда-то считала, что Баргер помогает мне, потому что я перспективный ученый, а не потому что перешла дорогу семейству Сайверс. Это просто критический удар под дых, от которого сложно оправиться.

– Ну что, Лимма, готова? – бодро спросил Баргер, заходя в гостиную. – Поехали?

Во мне поднялась горячая волна: от живота до самой макушки. Мужчина стоял и глядел на меня так, словно не было того ужасного разговора между ним и матерью Питта, словно он всегда желал мне добра, и все произошедшее – простое недоразумение.

Я поднялась, сохраняя видимое спокойствие, не зная, как поступить: бросить ему в лицо обвинения или выждать?

Мы молча вышли во двор, где был припаркован автомобиль. Пока Баргер убирал с сиденья какие-то вещи, мой разум наполнялся протестом – я просто не могла сесть с ним в одну машину.

Мужчина расположился за рулем, недоуменно взглянул на меня, не понимая причину промедления.

– Лимма, садись уже. Замерзнешь.

– Позвольте один только вопрос, – я склонилась к окну, положила локти на опущенное стекло, вглядываясь в лицо доктора и чувствуя жгучую боль досады в груди: – Вы в меня верите?

– Что?

– Хоть на йоту вы верите, что я смогу чего-то добиться?

Баргер задумчиво пожевал губами.

– Тебе нужно мое мнение? – спросил он.

– Я знаю ваше мнение, – ответила, не спуская с него глаз, – ваше мнение таково, доктор Баргер: вы считаете, что надо быть законченным эгоистом и полным придурком, лишившим себя радостей жизни, чтобы добиться чего-то на поприще науки. Вы полагаете, что надо жертвовать всем, чтобы достичь результата и работать годами, просиживая штаны в лаборатории. Но знаете что: не всем дано оставить свой след в истории. И необязательно жить с нелюбимой женщиной, терпя ее стряпню, ездить на старенькой машине, быть профессором генной инженерии, выращивая кукурузу и капусту, и настоящим подонком, готовым на любую подлость ради жалких инвестиций, чтобы чувствовать себя непризнанным гением, которым никогда не стать. Надо иметь нечто большее.

– Ты о чем это?… – оторопело проговорил он, хмурясь.

– О том, что я доберусь до Вейсмунда самостоятельно, как и до своего дома. И не стоит обременять вашего брата никчемной ситайкой. Он и без ваших трудов возьмет меня на работу, – я вздохнула, задумчиво постучала пальцами по стеклу и оттолкнулась: – И еще, доктор Баргер, у меня есть цель, которую я достигну, независимо от вас или кого-то другого.

Скрестив на груди руки, я пошла прочь по мокрой лужайке.

– Лимма, ты свихнулась совсем? – раздалось за спиной. – Куда одна? Что случилось, черт бы тебя… – хлопок дверцы и торопливые шаги следом.

Этот человек вознамерился меня догнать. И с каждым его шагом я свирепела все больше.

– Может, объяснишь, в чем дело?

«Катись ты к чертовой матери», – хотелось прорычать мне.

– Ты слышала этот разговор, да? – вдруг усмехнулся он.

Усмехнулся?! Будто не произошло ничего страшного, будто все, что он говорил госпоже Сайверс, – сущая пустяковина.

– Да, слышала и…? – спросила я резко и нервно.

Баргер некоторое время молча шел следом, отставая разве что на шаг или два.

– Ты все усложняешь, Лимма… – устало проговорил он вдруг. – И этот твой поучительный монолог…

Я желала, чтобы под этим человеком разверзлась земля и его поглотила огненная геенна.

– Надеюсь, вы почерпнули из него много нового, доктор!

– Особенно про настоящего подонка и капусту.

Ответить на это было решительно нечего. Я быстро шла по тротуарной дорожке вдоль живой изгороди кустарника. Если бы только я могла по щелчку пальцев оказаться дома!

– Лимма, ты ведешь себя, как ребенок, – заметил Баргер. – Вместо того чтобы поговорить, ты убегаешь.

– Чего вы ожидали от двадцатилетней девчонки… особенно ситайки?

– Заметь, я назвал тебя довольно милой.

– Это, конечно, вас оправдывает.

Мужчина тихо рассмеялся, а затем выругался. Правда, не отстал.

– Ты заставляешь меня бегать за тобой, Лимма. А ведь я уже не мальчик. Сбавь хотя бы шаг.

Этот лицемер ничуть не запыхался.

– Просто оставьте меня в покое и все. Я уже достаточно большая девочка, чтобы ходить ночью одна.

– Ну, уж нет. Я не собираюсь нести за тебя ответственность, случись вдруг…

Я резко остановилась, потому что неведомая пружина, которая растягивалась все это время, наконец, лопнула.

– Вам просто не хочется терять деньги, которые не переведет на ваш счет госпожа Сайверс, в случае, если я вдруг задержусь в Каптике. И не надо смотреть на меня вот так, доктор… так, будто я заблуждаюсь. Я слышала все, от первого до последнего слова. И да, я подслушивала, и мне ничуть не стыдно. И катитесь вы, доктор, к дьяволу со своей мнимой заботой и рассуждениями о самоотверженности и преданности ученого делу.

– Опять ты кипятишься раньше времени, Лимма, – довольно спокойно произнес мужчина, закладывая руки в карманы джинсов и пожимая плечами, – разве в том, что происходит, есть что-то трагичное? Ты получишь работу, о которой мечтала, не потратив ни гроша, я – солидный вклад на исследования, семья Сайверс – спокойствие и безмятежность. Посуди сама, все складывается очень удачно.

– Кроме одного! Вы меня используете!

– Я просто извлекаю выгоду из сложившейся ситуации. Так поступают разумные и практичные люди. А я именно такой.

– Так поступают настоящие мерзавцы…

– Эй-ей, за эти слова ты можешь лишиться не только возможности уехать в Вейсмунд, но и стажировки в Каптике…

– Да вы в зад меня должны целовать, доктор, – несдержанно выпалила я, – я просто ваш счастливый билетик. И как разумный и практичный человек вы будете смиренно терпеть.

– Ты меня переоцениваешь. Мое терпение отнюдь не железное.

– И все-таки вы еще здесь. Раз уж я у вас поперек горла, так оставьте меня в покое. Мне ничего от вас не нужно, ясно?

– Но между тем у тебя совершенно нет денег на перелет.

– Я заработаю.

– Интересно, как? Попросишь у Питта?

– Это вас не касается!

– Убежден, он согласится выложить сумму и покрупнее за возможность затащить тебя в постель.

Всевышний, эти слова произнес мой руководитель, глядя мне в глаза и ничуть не смущаясь! И, похоже, он сам понимает, как гнусно это прозвучало.

– Из нас двоих, доктор, – задыхаясь от обиды, прохрипела я, – только вы берете деньги за свои услуги.

– Не ровен час, все изменится, – парировал он.

Еще ни один человек не намекал на то, что я могу быть просто жадной до денег шлюхой. Ведь речь идет о зубрилке и отличнице Лессон! Никому и в голову не придет, что я лягу в постель к человеку, который заплатит за это деньги. Никому, кроме Баргера, вероятно.

– И как у вас только язык повернулся… – произнесла я возмущенно.

– Половина моих студентов мечтает об этом. Ты не замечала? – усмехнулся мужчина. – Просто у Питта оказался карман шире. Он умеет произвести нужное впечатление на девушку.

– Ч… что? – не могу поверить, что доктор несет подобную чушь на полном серьезе.

– Наверно, он тоже наслышан о том, что ситайки способны удивить в постели даже самого требовательного любовника…

– Вы… что…

– Об этом трепались на каждом углу, стоило тебе появиться в Каптике. Какая экзотика…

Мои кулаки разжались, и я довольно неумело, но ощутимо треснула доктора Баргера по щеке, заставив его, наконец, заткнуться.

– Ты ударила меня? – после минутной паузы спросил мужчина, будто этот факт еще находился под сомнением.

Его глаза сверкали удивлением и жгучим недовольством. Наверно, он полагал, что я преспокойно буду слушать все те жуткие вещи, о которых он посмел вещать с самым серьезным и умным видом на свете. Он потер щеку, хотя не думаю, что я причинила ему невообразимую боль.

– У вас начался бред, – пробурчала я.

– Завтра я хочу видеть на столе твое заявление об отчислении.

По моему телу прокатилась волна тока.

– С чего бы это? – постаралась прикрыться бравадой, хотя голос предательски дрогнул.

– С того, что я так решил.

– Вы не можете меня отчислить из-за того, что случилось вне стен лаборатории.

– И откуда ты взялась такая умная? – бросил он, щуря глаза.

– Я пойду к Хейвуду!

– Он будет только счастлив, если ты предоставишь ему возможность выставить тебя вон из университета. Если ты еще не догадалась, только я стою между тобой и безжалостной системой.

– Значит, хотите меня отчислить, потому что я врезала вам по физиономии?

– А что? Не имею права?

– Вы… – вскипела я снова, да с такой силой, что не смогла контролировать следующее: – Да вы настоящий козел, доктор Баргер!

Развернувшись, я быстро пошла по дорожке, мечтая, чтобы этого злосчастного дня никогда не было.

– Лессон, подожди! Я вызову такси! – прокричал мужчина мне в спину, а затем заворчал: – Вот же несносная ситайка… – и что-то еще, чего я уже не услышала.