Текст книги "Уроборос плачет"

Часть 1

Был конец мая. Поезд, не торопясь подъехал к безлюдному перрону. Эта богом забытая станция никогда не могла похвастаться обилием пассажиров. Говорили, что ее собираются закрыть, однако, годы показывали, это только слухи.

Поезд издал характерный свист, предупреждая о своем прибытии. Из небольшого здания, более напоминающего деревенскую избу, нежели вокзал вышел заспанный дежурный. Протерев глаза, он стал всматриваться, кого привезли в этот раз. Ведь сегодня, как и обычно, с его станции никто не будет садиться.

Проводник: мужчина средних лет, быстро помог спуститься совсем юной девушке. Поблагодарив его, она отошла от путей, и наблюдала, как дверь закрылась, а поезд, набрав скорости, скрылся за поворотом.

– Утро доброе! – обратился дежурный по станции.

Девушка подошла поближе и с любопытством, заглядывая в его глаза, проговорила:

– Доброе!

Дежурный пристально всматривался в ее черты. Чужие к ним не приезжали, а если и доводилось, то это были какие-нибудь начальники. Она ни внешностью, ни возрастам не походила на «конторских крыс». Он всматривался в ее пышные коричневые волосы, в большие с зеленоватым отливом глаза, в мягкие, округлые черты и нежную девичью кожу. Мужчина был уверен, что перед ним, чья-то дочь. «Уехала, отучилась, а сейчас вернулась», – рассуждал он, – «Может быть, Маши Оглобли? Хотя нет, ту я видел, не похожа».

– Извините! У Вас, я могу приобрести билет? – спросила девушка.

Дежурный убедительно замотал головой и тут же подумал: «Точно, неместная, меня все в округе знают. Тридцать лет, работаю на станции».

– Да, милая. Кассирша еще не пришла, она с восьми начинает работать, так что пока я заправляю.

Он быстро засеменил своими короткими ножками в направлении избушки-вокзала. Подойдя к двери, обернулся, чтобы убедиться идет ли она за ним. Виновато улыбнулся и спросил:

– Вы к кому-то приехали? Может родственница чья-то?– однако, не дав возможности ответить, продолжил. – Знаете, у нас редко бывают гости, так обычно свои катаются из поселка в город и обратно. Новое лицо, не каждый день увидишь. Да и поселок у нас маленький, все друг друга знают.

Девушка понимающе кивнула головой.

Внутри изба делилась на две комнаты. Первая вмещала с десяток стульев, несложно было догадаться, что это импровизированный зал ожидания. Пол скрипел, а на подоконнике стояли мясистые фикусы. Второе помещение – значительно меньше, дверь в него закрывалась на амбарный замок. В стене размещалось небольшое окошко, над которым краской, прыгающими буквами написано: «Касса». Некоторое время, повозившись со связкой ключей, дежурный все же открыл дверь и уже через секунду стоял за окошком.

– На какое число? – поглаживая усы, спросил он.

– На сегодня.

– Как?! Так скоро?! – недоумевал мужчины. – А я думал, Вы в гости приехали.

– Так и есть! – подтвердила незнакомка. – Я приехала навестить родные места.

– Тогда я ничего не понимаю! – почесав залысину, констатировал дежурный. – Как можно приехать на несколько часов? Тут и за неделю всех родственников можешь не повидать. Нельзя утром приехать, а вечером уехать! Так делать нельзя! – он погрозил пальцем.

– Здесь недалеко, – указав рукой на север, – есть деревня, мой дедушка оттуда родом. Вот, привезла его прах, – она сняла рюкзак с плеча, словно демонстрируя доказательство.

– А что за деревня? – уточнил мужчина.

– Красный яр.

– Так там уже лет сорок, никто не живет. Помню, я, еще в школу ходил, когда Фёкла Козлова умерла. И все! С тех пор там никого нет. Долго продержалась бабка Фёкла, почти пятнадцать лет прожила в одиночестве, детей не имела, муж умер рано, – дежурный умолк на мгновение, словно собирал крупицы воспоминаний, – только раз в неделю заезжала автолавка, да фельдшер местный навещал.

Девушка кивнула головой, словно подтвердила слова дежурного.

– Давно дед умер?

– Год назад.

– Сочувствую! Хоть пожил?

– Да.

– Сколько?

Девушка пристально посмотрела на дежурного, а затем опустила глаза.

– Сто два года.

– Ого!– мужчина оживился. – В наших местах много долгожителей. Я вот тоже надеюсь дотянуть до сотни, может, повезет, – при этом мужчина самодовольно усмехнулся, было заметно, эта мысль его греет.

Он стал что-то писать, размашисто водя по бумаге.

– Я так понимаю, что билет нужен до города?

– Конечно, – подтвердила незнакомка.

Несколько минут они молчали, а затем дежурный, одолеваемый воспоминаниями, начал свой монолог:

– Раньше у нас было такое хорошее место. Все работали. Молодежь оставалась. В каждой деревне процветал колхоз. А теперь? – он с досадой махнул рукой. – На сотни километров не проходимая глушь. Поля поросли сорняками. Заводы закрыли. Заборы покосились. Избы сгнили. Ближайшая жизнь в городе, в шестидесяти километрах.

Что-то спешно дописав, он протянул ей билет и добавил:

– Только у нас расчет наличными, мы карточки не принимаем. Не хотят у нас работать блага цивилизации, – причмокнув, добавил, – даже мобильная связь работает с перебоями.

Девушка протянула нужную суму.

– Ой, как хорошо, что без сдачи, – довольно причитал дежурный.

– До вечера!

Попрощавшись, незнакомка, направилась к выходу.

– Постой, милочка! – он окликнул ее. – Ты сейчас в Красный яр?

– Да.

– Ты, хоть дорогу знаешь?

– Конечно.

Дежурный недоверчиво посмотрел на нее.

– Слушай, там же семь километров леса, никакой дороги. Там звери дикие. Знаешь, у нас волков постоянно отстреливают, а еще диких кабанов. Давай мы тебе машину найдем. Завезут и привезут тебя ребята. Спокойно похоронишь дедушку.

– Это лишнее.

– Как лишнее? – хватаясь за голову, тараторил дежурный. – Жалко, что может пропасть такая красота!

      С последними словами он несмело коснулся ее руки и тут же опустил глаза, рассмотрев ее снизу вверх.

– Руки, какие холодные! – заметил мужчина. – Ну, так что?

Понимая, деревенскую сердобольность, незнакомка широко улыбнулась и, кивая головой, проговорила:

– Если только, это Вас не затруднит.

Дежурный встрепенулся, безумная улыбка появилась на его губах.

– Ждите здесь! Пять минут! Я найду машину.

Как мальчишка он выбежал на улицу и быстрыми шагами направился к молоковозу, рядом, с которым крутился широкоплечий парень. Дежурный, что-то стал объяснять ему, бурно жестикулируя и показывая на здание вокзала.

Воспользовавшись его отсутствием, девушка вышла на перрон. Пройдя по рельсам, подошла к лесу, который плотным кольцом окружал весь поселок. Через десять минут, преодолев молодое березовое редколесье, она попала на берег реки. Спустилась по покатому насыпу к самой воде. Невзирая на знойное утро, у воды было прохладно.

Девушка прекрасно знала здешние места. Не смотря, на количество пройденных лет, изменения были не значительными. Разве, что река, немного обмелела. Некоторое время незнакомка шла у самой воды, пугая лягушек, которые звучно бросались в воду. Широкие заросли рагоза, ивы и камыша, все чаще и чаще выстраивались стеной. Она была вынуждена подняться на песчаный насып, поросший бессмертником и птичьей травой. Именно отсюда, ей открылась вся спокойная и красивая мощь реки. Некоторое время она стояла, очарованная этими видами. Она умела и любила созерцать, тем более красоту природы. Девушка присела на землю и уставилась вдаль, где-то там впереди, должен быть, небольшой приток, именно он выведет ее к деревне. Много лет назад люди вырыли его вручную для отвода лишней воды. Здешние места пестрили мелкими озерами, реками и болотами. В придачу ко всему рельеф был изрезан: неожиданными возвышенностями, переходящими в равнины.

      Девушка подняла голову, солнце только всходило, но уже бесчувственно жарило землю. Зимородки то и дело проносились над ее головой, и с молниеносной ловкостью ныряли в песчаный насып. Как и раньше, они, здесь, устраивают свои гнезда. Если прислушаться, то можно услышать слабое чириканье, недавно вылупившихся птенцов. Птицы спешили, до наступления жары наловить насекомых. Она понимала, что и ей необходимо поторопиться, тем более они условились встретиться в полдень. Пройдя несколько километров, девушка нашла нужный приток, тонкой струйкой он питал большого гиганта. Опустив руки в его прохладные воды, она протерла лицо.

      Ручей протекал в низине окруженной величественными елями, от которых вода приобретала зловещий фиолетовый оттенок. Хотя этот цвет был не только на воде, он лежал на земле, застревал между лопушистых веток, но именно в притоке, он выглядел мистически, как будто – это течет не вода, а какой-то неведомый эликсир. В лесу было прохладно. Пробираясь сквозь плотно растущие ели, она шла вперед. Под ногами кроме истлевшей иглицы ничего не было – это особенность таких лесов: света не хватает на нижних уровнях. Нет света, нет жизни. Плавно поднимаясь вверх, она достигла точки, где ели начинали мешаться с соснами, а те в свою очередь переходили в лиственные деревья. Вот уже среди буйства стволов и веток, она стала замечать просветы.

– Уже близко, – в полголоса проговорила она, нежно дотронувшись до рюкзака. Говорила она это себе или праху, который несла за своими плечами, останется загадкой.

Выбравшись из кустов, незнакомка очутилась на поляне. Она замерла, увидев огромный дуб, устремленный в небо. Он был широким, его раскидистые ветки, слабо покачивались от дуновения ветра. Это был настоящий лесной великан, его бы с трудом обхватило четверо мужчин. Девушка, подошла вплотную и обняла ствол, насколько это было возможно.

– Какой ты большой! Как вырос! – восхищенно говорила она.

Словно с человеком, она что-то нашептывала немыми устами и бесконечно гладила его по стволу. Сухая кора ошметками слетала с дерева. Положив несколько кусков, в сумку, она направилась к деревне. По ее подсчетам, оставалось около тридцати минут.

Преодолев молодые кусты орешника, она вышла на просеку. Десяти метровые столбы обмазанные смолой, через каждые двадцать метров выныривали из земли. Некоторые из них, не выдержав испытаний, временем, свалились, другие, как стойкие оловянные солдатики обкрученные обрывками проводов продолжали нести свою службу. Много лет назад они несли электричество в Красный яр.

Деревня походила на заросшее поле, где местами попадались полуразрушенные избы, да столбы, которые когда-то отгораживали наделы земли. Дикие груши и яблони плодились здесь с пребольшим удовольствием.

Девушка подошла к избе стоявшей практически на опушке леса. Она помнила этот дом и ту семью, что жила в ней. От некогда крепкого и пестрого строения, остался только фундамент, да несколько покосившихся стен. Когда-то в этом доме жила семья молдаван, они выращивали виноград, а их замечательный погреб доверху набитый самодельным вином, не давал спокойствия местным алкоголикам. Девушка с горечью огляделась, виноград – одичал, а погреб обвалился.

Она вышла на песчаную дорогу и продолжила свой путь. Чем дальше она уходила вглубь деревни, тем тяжелее, ей становилось. Каждый дом – это целая история, это люди, которых уже нет. Ее память бережно сохранила все детали, все лица, каждый день прожитый здесь. Вот в этом, некогда желтом доме, жила Оля и ее семь детей. Четверых она родила до войны, а троих после. Ее муж погиб во время первой мировой, немного погоревав, она вышла замуж за молодого коммуниста присланного как поговаривали из самой столицы.

В доме через дорогу жил Савелий и Агриппина. Пожилая, бездетная пара. Местный коммунист первым делом пытался их раскулачить, но получив тумаков от своей жены, успокоился. Савелий, был мудрым рассудительным стариком. К нему за советом шла вся деревня. Он умел внимательно слушать, поглаживая свою длинную седую бороду. Ответы его всегда были просты и лаконичны, в них каждый раз открывалась истина. Жена его, Агриппина, была аккуратной старушкой, не многословной, как и ее муж, но что-то неописуемо доброе исходило от них двоих.

Здесь жили Павел и Катерина, а вот и их клены, из которых каждый год, они умудрялись собрать сладкий, как мед сок.

Она часами могла кружить между остатками домов, заборов и амбаров. Воспоминания оживали одно за другим.       Ели уловимый звук музыки вернул ее в реальность. Прислушавшись, она пошла на зов. В скором времени увидев источник. На обочине дороги стояла машина, из которой на всю мощь вырывались гитарные рифы. Она не стала подходить близко, уселась на завалинке, вытащила урну из рюкзака и стала ждать. Музыка умолкла. Высокий, широкоплечий мужчина вышел и направился к ней.

– Машка? – заорал он. – Ты ли это?

– Как видишь.

Мужчина завалился рядом с ней. Погладил урну и тут же добавил:

– День добрый, Теодор!

Он несколько раз окинул ее взглядом, а потом спросил:

– Давно поменяла тело?

– Десять лет назад.

– Я вижу, у тебя вкус не меняется. Все тела похожи.

– Знаешь, Платон, хочу быть ближе к оригиналу. Мне нравилось мое тело, когда я была человеком…

– Можно подумать ты сейчас не человек, – он, перебил ее.

– Нет, мы с тобой не люди! Мы паразиты!– резко возражала незнакомка.

Он ничего не сказал, лишь только с недоумением посмотрел на нее.

– Ну, как это назвать? – продолжила девушка. – Мы занимаем одно тело, а когда оно изнашивается, переходим в другое. Мы убиваем людей.

– Ой, не надо! – запротестовал Платон. – Мне не нравятся твои мысли. У Теодора были, точно такие же! А теперь, где он? – обхватив урну обеими руками, сам себе ответил. – Правильно: в урне!

– Он сделал правильно!

– Что правильно? На него снизошел божий дар! Он был бессмертен, – раздраженно говорил Платон.

Они умолкли. Оба понимали, что обстановка напряжена. Он злился на нее, зато, что потерял давнего друга, а она на него, зато, что прожив, более двух тысяч лет, он не понимает, что жизнь – абсурдна.

– Зачем ты его притащила сюда? – постоянно открывая и закрывая урну, спросил Платон.

– Хочу развеять, – вытирая слезы, шептала она, – эти места дороги. Здесь прошли самые лучшие годы, нашей жизни.

– Ты хотела, чтобы я был рядом?

В ответ она убедительно закивала головой.

Серый пепел легко слетал с ее руки. Ветер подхватывал его, чтобы уже через мгновение бросить на землю. Когда урна опустела, она не могла больше сдерживаться. Прижавшись к Платону, Мария звучно рыдала. Ее плечи бесконечно содрогались, а ноздри раздувались, жадно хватая воздух.

– Ну, хватит плакать. Это его выбор! Ты сама говорила, что он поступил правильно, – констатировал Платон.

– Я ведь позвала тебя сюда, чтобы не только развеять прах, – начала девушка, – Я хочу уйти.

– Да, что ты такое говоришь! Ты не в своем уме! – выпустив ее из объятий, закричал он.

– Правда! Платон, я не могу так. Я никогда не хотела быть бессмертной. Ты сам знаешь, Теодор, меня сделал такой. Пока он был здесь, я могла принимать свою сущность, но без него это мука. Я не знаю, как жить.

– Безумцы! – обхватив голову руками, мужчина бурно реагировал. – Мария, у тебя столько возможностей. Твоя жизнь бесконечна. Ты можешь увидеть каждый уголок этой планеты. Ты можешь попробовать абсолютно все. Через двадцать лет, ты можешь стать китаянкой, узнать их культуру, язык, дальше француженкой, турчанкой, мексиканкой… Кем угодно! Мужчиной, женщиной не имеет значение. Скажи мне, разве тебе не интересно наблюдать за людьми, за тем, что они творят? Как наделав фатальных ошибок, через несколько десятилетий, обратно их повторяют. Разве тебе не интересно быть современницей творческих людей? Видеть, как они создают свои шедевры? Ты имеешь колоссальные возможности. Цени это! Сколько раз ты меняла тела?

– Восемь, – не глядя на него, ответила девушка.

– Только восемь раз! – раздосадовано, пробормотал Платон. – К твоему сведению, для меня это 117 тело. Я застал самого Иисуса. Я вкусил эту жизнь, как греховное яблоко и все равно не потерял к ней интерес… Давай договоримся, – обеспокоенно начал он, – я ничего не сообщу совету бессмертных, о твоем желании. Ты должна поменять еще, пять тел, а только после этого примешь решение.

Он ласково погладил ее по плечу и тут же продолжил:

– Я понимаю, что тебе сложно. Нам всем нелегко. Теодор был одним из древних. Никто даже толком не знает, сколько он прожил. Сколько поменял тел. Говорят больше тысячи.

Он присел рядом с ней.

– Мария! Посмотри на меня! Нужно продолжать. Мой тебе совет поживи в теле мужчины. Проведи несколько жизней в каких-нибудь экзотических странах. Получи удовольствие, перестань страдать. Уясни, наконец, что большинство тел, которые мы забираем, принадлежали людям скучным и неинтересным. Они бы прожили серую жизнь, не дав ничего существенного этому миру.

– Платон, не уговаривай меня. За эти двести лет, я достаточно насмотрелась.

– Ничего ты не видела! – перечил мужчина. – Отвяжись от места своего рождения. От мест, в которых вы жили вместе с Теодором. Окунись в другую культурную среду. Поверь мне, тебе понравиться.

– Не в этом дело, – жалобно объясняла она.

– А в чем?

– Я одинока, я очень одинока! Я не могу без Теодора. Мне страшно быть одной. Я даже не знаю, кто я? Зачем здесь?

Платон, глубоко вздохнул.

– Я помню, – начал он свой длинный монолог, – тот день, когда Теодор сказал, что больше не может выносить одиночества. Ты сама знаешь, что наша тайна заставляет нас быть скрытными и нелюдимыми. Если бы не нужда менять тело, раз в двадцать – тридцать лет, мы бы смогли обзаводиться семьями и возможно наше бытие, не казалась нам таким тягостным. Хотя с другой стороны, очень больно наблюдать, как тобой рожденный ребенок, стареет и умирает, в то время, когда ты находишься в очередном молодом теле. Знаешь, Мария, последние пятьсот лет я стараюсь, чтобы тела в которых я нахожусь не оставляли потомство, а если такое случается, я предпочитаю ничего не знать, о судьбе своего отпрыска. Так проще жить! – на полминуты он умолк, а затем, опустив голову, еще ниже продолжил. – Я встретился с ним в 1721 в Любеке. Возможно, Теодор тебе рассказывал, о прецедентном случае, когда один из нас занял тело новорожденного. Это запрещено, карается строго, но не смертельно. Вот именно, там, в Германии, он сказал, что больше не может выносить одиночества. Он уже тогда просил меня сообщить совету, о его желании уйти. Мне удалось его убедить, найти себе пару. Он искал тебя почти сто лет, а когда нашел, попросил меня помочь… Дальше ты знаешь: совет одобрил, Теодор совершил обряд, и ты стала одной из нас. Мне кажется, мы сделали все правильно, за исключением двух несущественных моментов. Во-первых, ты появилась очень поздно, нужно было хотя бы на столетие раньше. За сотни лет, его сердце очерствело и потеряло надежду. Во-вторых, на твоем месте должна была оказаться более жизнерадостная девушка. Прости Маша, но ты пессимистка, которая своими мыслями поддерживала его нехорошие начинания. Если быть откровенным, я злюсь на тебя, ты не уберегла Теодора.

– Если так, то помоги мне уйти.

Он пристально посмотрел на нее и покачал головой.

– Почему?

– Бессмертие это не разменная монета. Ты должна пройти свой путь. И это не восемь тел! Это сотни, возможно тысячи. Мы не можем, так просто уйти из этого мира. Обретая возможность, переходить сознанию из тела в тело, мы теряем связь с высшими мирами. Чтобы ее наладить, нужны колоссальные усилия. Буду откровенен, пока ты не заслужила, чтобы совет бессмертных тратил свои силы, для твоего ухода.

– Все понятно, – раздосадовано бурчала она.

–Бессмертные обретают огромные знания и мудрость, и за это остаются запертыми в этом мире, – он помолчал, а затем, дотронувшись до ее плеча, предложил, – если хочешь, я помогу тебе обратить человека в бессмертие…

– Ты думаешь – это поможет? Видишь, Теодору не помогло, – поставив урну перед собой, констатировала она.

– Я думаю тебе нужно попробовать. Хуже от этого не будет.

– Ты прав, по крайней мере, не придется притворяться глупышкой. Вечность дает недюжинные способности и философский взгляд на мир, который даже не с кем обсудить.

Платон рассмеялся, это, его, не на шутку развеселило, большие багровые пятна проступили на лице.

– Не знаю, как тебе, но мне с каждым годом все сложнее и сложнее. В любое время были глупые барышни, но в начале двадцать первого, они побили все рекорды.

Девушка встала и начала расхаживать перед своим спутником, она как будто что-то обдумывала. Мужчина ничего не говорил, а только наблюдал за ней. Остановившись, она глянула на него и словно желая продлить беседу, поинтересовалась:

– Что за тело?

В ответ он приблизился к ней.

– Хорошее?! Тебе понравилось? – важно расхаживая, интересовался Платон.

– Не дурно.

– Я нашел его в одном из притонов. Посмотри внимательно? Ты бы сказала, что это тело принадлежало алкоголику?

– Нет, оно слишком хорошо.

– Я его довел до толка. Вначале пришлось помучиться. Организм привыкло к большим, ежедневным, дозам этанола. Переборов ломку, я отмыл его, накачал, переодел, сделал хорошую прическу. Теперь это один из моих лучших домов. Я хорошо его чувствую. Я думаю – это тело живо, только благодаря мне. Я просто уверен, что в какой-нибудь пьяной драке, его бы убили. И такой прекрасный дом, досрочно сгнил в земле… А твое что? – интересовался он.

– Подружилась с девочкой, совсем юной… Отобрала тело.

– Ах ты коварная! – иронично заметил он.

– Просто она очень напомнила меня. Я не могла сдержаться и завладела.

– Ты жалеешь! Тебя мучает совесть! – констатировал Платон. – Мой тебе совет: выкинь все из головы. Ты жива и продолжай жить. Мы боремся за существование точно так же, как и они.

Она молчала, лишь только грудь взволнованно поднималась.

Он посмотрел на часы и обратился к ней:

– Мне уже пора. Поехали, подброшу тебя.

– Нет, езжай один. Я хочу побыть здесь.

– Ну, как хочешь, – вставая, пробормотал он, – Ну, так что? Воспользуешься моим советом? Найдешь себе пару?

– Думаю, да!

Он притянул ее к себе, и дружески похлопав по спине, прошептал:

– Вот, сейчас, ты поступаешь, как благоразумная дама. Когда определишься, сообщи мне, я тебе помогу все сделать. Прощай, мой друг!

Дождавшись, когда Платон уедет, она забросила урну, в приторно пахнущий куст сирени и направилась дальше гулять по пустынным улицам деревни.