Текст книги "Сказки города Н. Часть первая – По кромке зла"

Катерина приняла и оценила идею сразу, хотя предупредила, что с Марком будет непросто – как будто Алиска и сама об этом не знала! Но Марк Матвеевич не стал возражать, он тоже почуял и перспективу и наживу. Хотя, сказал он, в этом деле есть одно «но» – это помещение. Им понадобится дом. Причем отдельно стоящий. И в собственность. Никаких аренд, никаких партнеров. Вернее, никаких партнеров, кроме, разве что, одного – того, к кому все равно придется идти, ставить в известность и получать добро.

– Так, может быть, у него найдется и дом? – промурлыкала Катерина.

– Возможно, – не стал спорить Марк Матвеевич. – Может быть, ты тогда и сходишь к нему, и спросишь?

– Может быть, и спрошу. Но это не единственное препятствие, Марик. Есть еще девушка.

– Какая?

– Автор «Рая на Окраине». Ей ведь тоже надо что-то дать.

– Зачем? Мы не собираемся у нее ничего покупать.

– Это ее идея, ты забыл? И она – не со стороны. Если мы берем в исполнители проекта Алиску и ее Венечку, то эту Зою тем более надо взять. Особенно, если мы собираемся забрать у нее этот «Рай», вместе с названием.

– Глупости! Придумаем другое.

– Все другие будут хуже.

– Почему?

– Потому что этот «Рай» вырос именно из названия. Вернее, они росли вместе. Они связаны намертво. Это не просто вывеска – это сама суть идеи, разве ты не видишь? И потом, кто-то же должен сделать дизайн-проект.

– Это слишком крупная работа для одного человека.

– Их трое, Марик. Трое! И потом, мы разве торопимся? «Лучше меньше, да лучше». Помнишь, кто так говорил?

– Помню.

– Разве он не был прав?

– Предположим. И как ты себе это представляешь? Вот придем к ней и скажем – давай нам свою идею, мы ее пристроим. Мы сделаем из твоего рая бордель, а ты его оформишь как дизайнер. Но не так, как ты видишь, а так, как нам надо. И название мы тоже заберем. Оно классное, мы на нем разжиреем, но мы и с тобой поделимся немножко – если сочтем нужным. А нет – все равно заберем, и жаловаться тебе будет некуда и некому. Потому что если пожалуешься, найдут тебя по лету, где-нибудь в камышах. И труп твой будет вспухший, всплывший и не идентифицируемый. А может, и искать не будут. Кто у тебя муж – автослесарь? Ах, он еще и пьет? Ну, значит, мужа в пьяной драке, детей – в детский дом. И концы в воду, никому ты не нужна. Так?

– Марик, ну что ты ерунду городишь! Даже странно. Не замечала за тобой никогда такой кровожадности. Не так, конечно, совсем не так. И вообще, предоставь это нам, девочкам.

– Кому это вам?

– Мне и Алиске. Мы найдем ключик.

– Он будет золотым?

– Вот именно. И откроет дверь в новый мир. Вот увидишь.

– Ты поэт, Катюха.

– Я муза, ставшая шлюхой, Марик. Я отказалась от многого. Это дало мне силу выжить. Да еще и тебя вытянуть.

Марк Матвеевич погладил сестру по волосам. Она все правильно сказала. Если бы не она – его бы не было. Как жила бы она сама – неизвестно, но, по крайней мере, она бы осталась жива. Скорее всего. А вот он – нет. Она редко напоминала ему ту историю с журналом. Она знала, что он помнит, и он помнил, хотя тоже отказался бы от многого ради того, чтобы забыть. Особенно о том, как он едва не потерял его, а потом неожиданно обрел практически в личное распоряжение. Ему уже тогда показалась странной эта потеря и эти две смерти – одна за другой. Нелепые и жестокие – и сами по себе, и особенно в сравнении с теми методами, какими приятели этих двух покойников пытались потом отобрать бизнес у него. Его это и тогда обеспокоило – потому что нежно они это делали. В белых перчатках. Гуманизм так и сочился. Что и было странным. А потом, внезапно – аллилуйя! Пришел спаситель! И тоже – в белых перчатках. Одних похвалил, других пожурил, бизнес в карман положил и пошел. Так может, ради этого все и было? Когда Марк Матвеевич оглядывался назад, ему все чаще казалось, что их бизнес понадобился как раз таки Ивану Ильичу, и он забрал его, убрав лишнее. Марк тогда был без денег, от родителей осталось немного, ну и квартира их четырехкомнатная, забитая мебелью да старыми безделушками, так и не нашедшими себе новых хозяев. Он, конечно, помнил, что где-то в этой квартире, в одном из ее уголков – в одном из ящиков, в щелочке или ямочке, где-то еще может лежать та жемчужина, огромная, бело-розовая, причудливой формы, вделанная в оправу. Где-то она должна быть, они ведь так и не нашли ее, сколько ни искали. Он помнил об этом, но успокаивал себя – если бы она была, мы бы ее нашли, мы же искали ее все детство. И потом тоже искали. И не нашли. Значит, говорил он себе, нет ее. Она, может быть, миф, выдумка, может, она и не существовала никогда. Но, как бы то ни было, жемчужина – если и была – то ее все равно, что не было. И денег у брата и сестры тоже теперь не было, ибо все, что было – они потратили почти сразу после смерти родителей на покупку двух небольших, но уютных квартир, в центре города, в одном из толстобоких купеческих домов в три этажа, с эркерами и каменными херувимами в межоконных простенках.

С журналом Иван Ильич сделал ставку на его «нематериальную» составляющую – и не прогадал. И вообще, вся та история, думал Марк теперь, смахивала на проверку, подстроенную специально. Их словно испытывали – как поступят, что делать будут? Речь шла не о том, чтобы у них что-то отобрать – оно было уже отобрано, речь шла о том, останутся ли они в этом бизнесе, а точнее – останутся ли они в живых или отправятся на тот свет вслед за подельниками. Теперь Марк Матвеевич видел отчетливо: у Катерины – был шанс, у него – нет. И он не прошел бы испытание, если бы не Катя. Именно она, ее безумная идея, ее жертва, склонила чашу весов в их пользу. Иван Ильич заинтересовался девушкой. И сам явился к ним домой – поговорить. Уходя, он небрежно кивнул Марку, а Катерине – Катерине он поцеловал руку. Она так покраснела тогда, что Иван Ильич дрогнул лицом, посмотрев на нее. А потом наклонился и поцеловал ее руку еще раз. И сказал, что она может обращаться к нему в любое время. Марк Матвеевич даже подумал, не влюбился ли? Но нет, Бог миловал, и восхищение, не перейдя в любовную привязанность, переросло в ровную, почти отеческую, заботу и симпатию. Во всяком случае, тогда Марку казалось именно так.

Они с сестрой остались у руля. Позже журнал закрылся, им поручили новое дело, потом еще, и еще одно; а теперь им требовались помощь и совет, и конечно, идти за ними нужно было Катерине. Марк был уверен, что она справится, хоть задача и была не из простых. Основная сложность была не в том, чтобы найти помещение, главное, было как-то привлечь к делу эту Зою, но при этом так, чтобы ей и в голову не пришло, что станет истинным назначением для придуманного ею «Рая», который она мнила обителью света и добра. Но сначала нужно было получить дозволение и подобрать дом, а уже потом думать о дизайнах. Марк Матвеевич не роптал на судьбу. Родительские деловые связи после их смерти были почти полностью утеряны; даже если бывшие партнеры соглашались выпить чаю, то чаепитием они и ограничивались. Даже советы давать отказывались: «сами-сами-сами!». Брат и сестра остались без опеки и помощи, им пришлось полагаться только на самих себя. Из двоих, Катя оказалась более хваткой и коммуникабельной, Марк же был избалован с рождения и к жизни в социуме малопригоден. Ему категорически необходимы были поводырь и крыша над головой – чтобы не капало. И место под солнцем тоже кто-то должен был держать для него и обмахивать периодически веничком. Хоть Катя и была младше, но баловали в семье именно его – вот и вырос барин. Если бы не Катерина, давно его пришибли бы в этом «любовном бизнесе» – Марк прекрасно это понимал. И действовал и жил – соответственно. Хотя были нюансы. Понимание давало вкус горечи и обиды. И это не было приятно.

Удивительно, но дом нашелся мгновенно. Настолько, что Катерине даже пришла в голову мысль о прослушке в их с Марком телефонах, такой, что позволяла бы фиксировать не только диалоги абонентов, но и то, что говорится ими в радиусе пары-тройки метров от лежащего, как правило, либо на столе, либо в сумке, либо в кармане, аппарата. Настолько все совпало, будто только их и ждали с этим проектом. И подготовились заранее.

– Есть особнячок, – проговорил Иван Ильич, катая в пальцах карандаш. – Никому не подходит, кто только ни пытался к нему подъехать. Одним велик, другим – маловат. А вам в самый раз. Пиши адрес.

– А что там сейчас? – поинтересовалась Катя.

– Ничего там сейчас. Заброшен. Был детский дом. Внизу столовая, классы, спортзал. На втором этаже – актовый и дортуары. Спальни, в смысле. Ну и чердак, для хлама всякого. Плюс к этому – территория отдельная, забором огороженная.

– Идеальный вариант, я бы сказала.

– Для вас – возможно. Но для прочих – не особо. На куски не подробишь, вход один. Для ресторанов и бань – великоват, да и место пустынное, на краю географии. Не потащатся туда. Если бы еще на берегу, на пляжу, а оно в болото почти что окнами. А за окнами леса чахленькие, с овражками перемешанные – ни зимой, ни летом радости нету. Шоссе большое зато рядом, аж вонь от грузовиков доносится. И ни транспорта толкового там, ни магазинов больших. Кварталы жилые – старые, обветшавшие. В общем, уныло там. Для отеля большого – мал, для маленького – велик и опять-таки, места – мертвечина. А вот к вашей идее катит, как по-писаному. Езжайте, смотрите и забирайте. О деталях потом поговорим.

Особняк и впрямь оказался находкой. Кафе разместили в столовой, спортзал и классы пошли под бани, кабинеты массажа, и залы салона красоты. Второй этаж отдали под вип-номера, актовый зал переоборудовали под интим-вечеринки, в рядом расположенные кабинеты завуча, директора и сестры-хозяйки въехало новое начальство. Забор заменили, территорию облагородили, камеры установили; шлагбаум и будку охраны расположили у новешеньких ворот, открывавшихся с пульта управления – он находился в самом здании, на чердаке, где было оборудовано специальное помещение. Там сидел отдел секьюрити, просматривавший все, без исключения, камеры в доме. Яркая вывеска маскировала узкие окна чердака, и отбрасывала световые пятна на парковку и клумбы перед крыльцом, дополнительно подсвечивая территорию в темное время суток.

Встреча с Зоей прошла легко. Ей предложили сделать дизайн кафе на первом этаже и, в процессе, Катя ненавязчиво выспросила у нее все, что и так уже знала. Про «Рай на Окраине», про отдых для себя, про место, где можно побыть одной и пройти перезагрузку – и моральную и физическую. В итоге, получив в свое распоряжение Зоины идеи, Катерина сообщила той, что отказывается от идеи сделать просто гостиницу из этого обветшалого сарая, а хочет воплотить Зоину мечту и не будет ли Зоя так любезна забабахать дизайн-проект и нет ли у нее дополнительных рабочих рук на примете? Сумма за сотрудничество оказалась настолько внушительна, что благодарная Зоя моментом озвучила имена Венечки и Алиски. После того, как проект был сверстан и просчитан, Катя попросила Зою передать им с Марком Матвеевичем права на название, но предложила ей в обмен не деньги, а должность управляющей с более чем внушительным окладом. Белая его часть была достаточна для того, чтобы конкурировать с зарплатами управленцев среднего звена в коммерческих структурах, а часть неофициальная под названием «процент от прибыли в конверте» заставил Зою окончательно сделать выбор в пользу нового места работы. Катерина объяснила свое предложение тем, что ее очень впечатлили организаторские способности Зои, ее талант администратора, ее вкус и чувство стиля. И пообещала в дальнейшем не препятствовать подхалтуриваниям в области дизайн-макетов, только попросила согласовывать с ней и Марком сроки и контрагентов.

– Не все здешние порядочны, а из пришлых, тем более, много мошенников. Если ты отвлечешься на достойных людей – нам это в плюс, будет чем на бизнес-пати похвастаться, ну а если на развод попадешь – не только тебе урон, но и нам удар ниже пояса. Так что не обессудь, советуйся, тебе же выгодней. Может, потом и мы сами тебе с подработкой поможем. А пока – впрягайся, если готова. Дел, как видишь, по горло. По рукам?

Конечно, они ударили по рукам. «Рай на Окраине» скоро стал реальностью и рогом изобилия для измученной безденежьем Зои. Правда открылась ей не сразу, но к тому времени она уже настолько прочно влилась и в дело, и в коллектив, что только пожала плечами, узнав подноготную. Тем более что «обратная сторона луны» напрямую ее не касалась, она отвечала только за «официальную» составляющую. Закулисьем рулили брат с сестрой, и связь между этими двумя мирами шла от Зои к Марку через Катерину. Катя полностью отгораживала Зою от темной части, так было спокойнее всем. Но хотя с каждым днем Зоя все больше привыкала к этому закулисью, оно ее беспокоило. Ей хотелось найти некий компромисс между белым и черным, и она решила поговорить с Катериной. И тут оказалось, что во многом их мысли схожи.

– Не переживай, – сказала сестра Марка Матвеевича. – Твоя идея про гейшин домик греет душу и мне. Я с самого начала была заточена на элитку. Нет смысла вбухивать бешеные деньги в то, что у всех на виду, только для того, чтобы это тут же загадить. Любители экстремальных поз и ощущений пусть роятся в других местах. Каждому овощу своя грядка. Этот комплекс может работать и без девочек и без мальчиков, просто как небольшой релакс-отель, эксклюзивный аж до «не могу». Но с девочками и мальчиками он намного прибыльнее. И потом, я никого не неволю. Не хочешь спать с клиентами – ради Бога, сиди на ресепшн, чеши им головы, приклеивай ногти…. здесь или где-то еще, не важно.

– Мне сдается, что многие богатеи приезжают к нам просто отдохнуть. Как я и мыслила когда-то. Девочки им для камуфляжа.

– Ты права. Здесь много кто – как ты хотела. Они настолько измучены бизнесом своим, что у них ни времени на секс, ни желания даже. Им именно что потрындеть, пальцами поводить в воздухе. Ну, плюс, и девочки у меня хорошо воспитанные. Ни одна из них не позволит себе, как те же жены или любовницы, заявить во всеуслышание – да он же ни на что не способен, всю ночь продрых, как я ни раскорячивалась…. Нет, они будут петь ему осанну, даже после того, как клиент коньки откинет в мирной семейной обстановке. И в жизни, и в смерти – сплошное уважение.

– За такие-то деньги, что они тут выкладывают – неудивительно.

– А они за это в первую очередь и платят. За уважение, за гарантии безопасности, безоговорочное внимание. За профессионализм девочек во всех областях, даже в чтении утренних газет.

– Как ты этого добилась, Кать?

– Вместе с тобой, Зои.

Катя была единственной, кто звал Зою так, как ее назвали родители, и как было записано в паспорте. Это был один из ее методов управления персоналом – делать не так, как проще и быстрее, а так, как надо для получения максимального результата. В этом они с Зоей были сестрами по духу.

– Идея изначальная твоя же была. Место для отдыха, для возрождения любимого себя. Для ублаготворения лучшего в тебе. А для скотской похоти в мире есть навозные кучи, более того, они теперь на каждом углу – аллилуйя глупости и жадности человеческой. А «Раю» просто нужно было верно определиться с балансом между истинной стоимостью проекта, наценкой, и рекламной компанией. Мне удалось.

– Неужели у нас совсем все бело и пушисто?

– Нет, Зои, конечно, нет. Но темная сторона включается только в случаях ЧП. Зато и бьет с той же силой. Знаешь, один мой знакомый медик как-то сказал – если по нейрону все время лупить электрическим током, он привыкнет и перестанет реагировать. Любое наказание, любая угроза работают только тогда, когда они редки, но неумолимы. Впрочем, тебе лучше не задумываться об этом. Не притягивай черноту, она любопытна.

Больше вопросов Зоя не задавала. Прошло несколько лет. «Рай на Окраине» доказал свою успешность. Он цвел неутомимо и грел души хозяев финансовыми урожаями, с каждым новым сезоном все больше и больше. Зоя купила квартиру, в старом фонде, на краю географии, но четырехкомнатную. Был момент, когда хотела родить третьего ребенка, но потом передумала. Отношения с мужем портились неуклонно. Он вдруг живо заинтересовался источниками семейных доходов, потому что слесарничество его, в автомастерской – пусть местами на грани криминала, и соответственно, неплохо оплачиваемое, все равно, не шло ни в какое сравнение с заработками жены. Зоя очень старалась не выказывать свою обеспеченность – покупала продукты и одежду в самых обычных магазинах, старалась жестко соблюдать график «пять на два» и стандартные рабочие часы, но, тем не менее, не могла вовсе удержаться от больших трат. Покупка квартиры встала ей в копеечку, правда, все остальное – косметический ремонт, мебель – все это Зоя постаралась сделать по максимуму экономно. Николай узнал, где работает жена, его и так бесил ее карьерный взлет, а тут вдобавок, он начал подозревать ее еще и в неверности. Скандалить он побаивался, но злоба копилась; с жены она перешла на детей, он начал раздавать им тумаки, и в какой-то момент все-таки не вытерпел – сорвался на Зою. Раз, другой, третий – и она ушла. Забрала детей и уехала к матери. Потом вернулась – одна, и развелась с ним. После суда, через пару месяцев, к Николаю пришли трое. В черных куртках, в черных джинсах. Посидели, даже выпили с ним. И объяснили все популярно. Расклад теперь для Коли выглядел так – квартира эта, в которой они сейчас сидят, куплена его женой, на ее деньги, и она остается за нею, ну и за детьми, понятное дело. Коля завтра же съезжает с квартиры, снимает себе угол, неважно где – где угодно, исправно работает и платит жене алименты, а эту квартиру он сдает. Вырученные деньги отдает бывшей жене. Хочет – лично, хочет – почтой, или на счет в банке, как понравится, главное – вовремя и сумма не меньше вот здесь обозначенной – один из юношей помахал перед его носом бумажкой, на которой была написана цифра. Подвигов от него никто не требует, цифра не запредельная, но деньги должны поступать исправно. Нет – значит, найдут, с носом, засунутым в работающую выхлопную трубу, и скажут, что так и было. Рассказывать об этих договоренностях никому не надо, о том, что жена вернулась в город, на прежнюю работу – тоже. Перед знакомыми, если хочет, может выставлять себя кем и как угодно, но ни слова против Зои и детей, ни ползвука. В противном случае – выхлопная труба. Или сначала попойка, потом – синяки, потом – выхлопная труба. Как получится. И никаких брачных планов. Либо, сначала выписываемся отсюда, из этой квартиры, куда угодно, хоть в поле, а потом уже планы. А то прослышали мы тут о внезапной страсти к соседке ниже этажом…. Перетопчешься, ты понял? Или повторить? И руки так за ноги ему завернули, что если и были у Николая вопросы, то они моментом растаяли, как снег под солнцем.

6. ПЕРЕХОД ХОДА. НАМЕСТНИЦА

Упорядочивание семейных отношений для Зои омрачилось тучами на работе. Уже на следующий год, по весне, где-то в марте или апреле, Катерина начала все реже бывать на работе. Их личное общение подзатихло, рабочие вопросы решались, в основном, по телефону. И то, это было – либо сделай сама, либо – пойди, спроси Марка. А потом Катя слегла, всерьез. Отнялись ноги. Тогда у них и случился разговор, изрядно поменявший Зоину жизнь.

– Ой, Кааать!

– Ну что «Каать»?

– Катюш, как же так? Ну как так? – слова лились сами, жалкие, бессмысленные..

– Ну, вот так. Ну что ты распричиталась как над покойницей. Ты еще зареви мне тут…

– Ну и зареву! Ну, Кать…

– Угомонись. И так хреново дальше некуда, а тут еще и ты… плакса-вакса!

– Надолго, Кать?

– Надолго – что? Ах, это? Навсегда, Зои… как я думаю.

– Думаешь или знаешь?

– Обещать ничего не обещают… в лучшем случае, по квартире ползать буду, на этих, как их там? Ну, такие, как табурет, на ножках….

– Ходунки?

– Они самые.

– А как же так случилось-то, Катюш? Ведь ничто не предвещало.. ты даже не болела последний год ни разу..

– Не болела. Но в офисе появлялась редко. Все по телефону. Вспомни.

– Ну, я думала, ты занята…

– Дома сидела, в основном. Ходить стало тяжко в последний год. Таз распухать начал. Побегаешь, активненько так, и потом двое суток в лежку. Отеки все время, и не болит, а ноет, противно так,… а потом вот – раз, и все… и легла… и не встать… ноги не держат… нету ног, нету, Зои, понимаешь…

Голос Катерины поднялся до истерического визга. Зоя схватила ее за руки, тряхнула.

– Тихо. Замолчи.

Катя осеклась, уставилась на нее.

– Теперь я замолчи?

– Теперь ты.

– С тобой очень легко, Зои. Ты всегда говоришь то, что нужно сказать. У тебя чутье. Дай мне воды. Вон она, на столике. И таблетки. Помоги, подтяни меня наверх немножко. Справишься? Не хочу сейчас сиделку звать. Поговорить надо.

– Справлюсь. Вот. Возьми.

– Садись. Слушай меня.

Катя залпом проглотила таблетки, запила водой. Поперхнулась, откашлялась. Зоя терпеливо ждала.

– Значит, так. Из меня работник теперь совсем аховый. Только советы давать могу, и то теоретические, ибо ситуации не знаю, не вижу, а местами уже и не помню. И многое – уже не до него вообще. Наплевать мне на многое теперь. Так что придется тебе меня замещать. Взять на себя и обратную сторону луны, в том числе. Я все расскажу, объясню. Но только после того, как ты согласишься на расширение полномочий. Просто тебе не будет. Работы прибавится, и знаний не особо приятных – тоже. Ну и ответственность несколько иной будет. Впрочем, Марик остается, да и я здесь – если что, беги к нам – на совещание. По моим делам никакого телефона, только лично, или край – в кабинете. И не в твоем, в моем. Или у Марика. Впрочем, если согласишься – сразу перебирайся в мой кабинет. Так всем понятно будет сразу. У нас народ сообразительный, сама знаешь.

– Мне можно подумать? И сколько?

– Чистые руки требуют тайм-аут?

– Катюш, ну мы же взрослые девочки. Какие чистые руки? Ну да, сама я их под клиентов не подкладываю, но ширму держу крепко. Нет, тут больше психологическая ломка.

– До этого были оправдания, а теперь – все?

– Вот именно. Привыкнуть надо. И подумать.

– Над компенсацией?

– И это тоже, – Зоя засмеялась. – Зришь в корень.

– Поднимем, не переживай. И – да, полное довольствие. Харчи, одежда, авто. Обслуживание, бензин. Одежда и обувь, но только не в бутиках. И не онлайн. Есть пара магазинчиков для своих. В общем-то, там все то же, что в бутиках, но в восемь раз дешевле. Косметика с духами – там же, драгоценности не включены. Но в «Раю» все услуги по-прежнему бесплатны, – Катя лукаво прищурилась, – включая мальчиков и девочек.

И встретив изумленный взгляд Зои, добавила абсолютно серьезным тоном, – я не шучу, Зой. Честно. И еще есть список ресторанов, клубов и кофеен, куда можно ходить бесплатно.

– Где наши люди?

– Где наши люди. Но там от суммы. Если одна – ради Бога. Если вдвоем, то не выше среднего чека на двоих. Если компания от трех человек – скидка пятьдесят процентов от итоговой суммы.

– И к этому еще и зарплата?

– И к этому еще и зарплата.

– Много?

– Твою умножить на три. Но официальная останется такой же. И должность тоже. Просто кабинет поменяешь. В твоем начнем ремонт. Потом туда посадишь секретаршу или еще кого-нибудь, на текучку бумажную. Тебе все равно понадобятся руки.

– Очень сладко. Слишком сладко.

– Нет, Зои. Потому что процент я сниму. Пока сниму. Но на круг ты ничего не потеряешь. Приобретешь даже.

– Ну, с учетом тряпочно-пищевого довольствия и услуг салона, даже и без мальчиков-девочек – я в шоколаде. Да еще и с обсыпкой.

– Ты про дурь?

– Упаси Господь. Про шоколадную крошку.

Катя расхохоталась.

– Ладно, заяц мой из бобов какао. Иди, думай. Срок тебе – сутки. Больше не дам. Марик один не справится. Горяч очень. Напорет, а нам с тобой потом расхлебывать. Кстати, имей в виду, год-два такой работы, даже и без процента от прибыли, и ты сможешь дом купить, такой себе, квадратов на четыреста, с участочком на полгектара. А еще годика два плюсом и пожалуйте – домик на побережье, да еще с ремонтом и мебелью.

– Соблазняешь? Виллой в итальянском стиле?

– Нет. Просто ты сможешь детей наконец-то забрать от матери. И не мотаться в чертову даль каждые три месяца, да еще и на праздники. И вы не будете друг по другу скучать. И я не буду. Я, видишь ли, корыстна, мне теперь обязательно нужен собутыльник на эти самые праздники.

– И я смогу оставить старую квартиру Николаю?

– Если ты этого хочешь.

– Хочу. Он неплохой человек, Кать. Просто слабый. Избалованный.

– Кем, интересно?

– Могу задать тебе тот же вопрос про Марка.

Катерина вскинула руки.

– Туше. Не бей лежачего.

– Прости. Не хотела. Сорвалось.

– Хорошо. А что до апартаментов, квартира твоя – поступишь, как захочешь. Овчарок отозвать – дело недолгое. Но и ты пойми, он платит этот взнос в плюс к алиментам не потому, что нам нужны его гроши. Просто в этом случае он точно будет молчать. Он ведь здесь, в городе, и ты – здесь, в городе. А город маленький. И место работы ты не меняла, а про то, что оно с двойным дном – он знает. К сожалению. Так зачем тебе лишние сложности? Особенно, когда детей от матери заберешь. Оставь ему хату, просто не отдавай пока официально, так, галочкой в голове. Или завещание напиши, если уж хочешь все по-честному. Но на твоем месте, даже в этом случае, я бы его в известность ставить не стала. Страховки ради.

– Один вопрос, напоследок.

– Спрашивай.

– Почему ты мне ничего не говорила? Про болезнь, про ухудшения эти? Зачем таилась? Я ведь думала уже, что все, дружба врозь.

– Думала, но не спрашивала?

– Нет.

– Почему?

– Я ждала, пока ты сама откроешься. Не хотела навязываться.

– Почему?

– Мне казалось, тебя что-то гложет. Личное. Очень личное. Вот и не лезла. Но ты – ты могла бы сказать раньше.

– Не могла. Ты права – это очень личное. Если карты лягут, как должно и как им следует, ты все узнаешь. А пока утешься тем, что ты мне очень дорога, подруга. Поэтому и молчала. Берегла тебя. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Тому, кто ничего не знает, и каяться не в чем – так?

– Все так, Зои. Именно так. Утешила я тебя?

– Не особо, но на большее рассчитывать не приходится – правильно?

– Правильно, душа моя. Потерпи еще. Хорошо?

– Хорошо.

Зоя решила для себя все, еще не выйдя из дома Катерины. Но выждала данные ей сутки. А потом приехала и заявила – согласна. Ломка не была болезненной, она давно уже выработала список ограничений, которые хотела внедрить в закулисье «Рая». Она все равно когда-нибудь заговорила бы об этом с Катей. Судьба предоставила ей эту возможность раньше, а значит, зачем-то это было нужно. Было ли это правильно – она не знала, но неправильные действия тоже нужны. И, в конце концов, кто мы такие, люди недолговечные, чтобы решать, что правильно, а что – нет. Зло тоже вносит свою лепту, оно тоже учит добру – от противного. И порой его уроки действуют сильнее и человек обращается к добру решительнее, чем мог бы, просто следуя хорошим примерам – из привычки, или потому, что, как говорила Айседора Дункан, у него не было в жизни действительно веских причин или по-настоящему сильных искушений.

Сказать, что Зоя не чувствовала опасность, которая подстерегала ее при отказе было нельзя, она прекрасно понимала всю шаткость своего положения. У них у всех выбор был невелик – они, как в поле, шли по борозде, и дешевле было не сворачивать. Во всяком случае, пока.

Условий у Зои было всего три.

Первое. Никакого физического насилия. Можно орать «я тебя урою», но пальцем ни-ни. Исключение – режим ЧП, но и там – без членовредительства. Ибо потом лечить дороже обойдется, это раз, и это все равно «горбатого» не исправит, а вот разумное вмешательство может предотвратить рецидив.

Второе. Перед применением физической расправы в случае ЧП – дать возможность Зое переговорить с провинившимся. Из тех же соображений, что и пункт первый.

И третье – в двух случаях ночная бабочка может выпорхнуть из бизнеса безвозвратно и без каких-либо препон для себя: первое – она полностью вышла в тираж и больше не имеет спроса, и второе – она забеременела и всерьез собирается составить счастливую семью, как минимум, из двух человек, себя и ребенка. Но никаких детей, пока ты в бизнесе. Либо ты в игре – и добро пожаловать на аборт, либо ты хочешь стать матерью – тогда прошу на выход. Насовсем. Сумма в конверте и если нужно – помощь с устройством на работу или учебу. Одно условие – обо всем, что было до этого момента, ты молчишь, как рыба об лед. В противном случае, мы всегда знаем, где ты и где твои дети. Просим учесть на будущее.

Режим ЧП означал, что кто-то грубо нарушил предписанные правила поведения. Особенно жестко каралось нарушение первого и главного: ничего личного, это – бизнес. В смысле, все личное остается за порогом. Здесь, в «Раю», на этой «Окраине» нет ни мам, ни пап, здесь нет друзей и родственников, нет детей, нет личного пространства. Нет личных связей и воспоминаний. Есть только дело, бизнес, которому мы служим. По отношению к клиентам – аналогично, строжайшая конфиденциальность. Никаких личных реакций, симпатий, антипатий, просьб. Особенно просьб. Мы не заводим с клиентами личных отношений, не поддерживаем личных контактов. Даже если они об этом просят. Даже если они на этом настаивают. Даже если твой сын или дочь, мать, брат или кто угодно, при смерти, а перед тобой – волшебник, готовый одним движением исцелить страждущего. Никакого самоуправства. Только через кабинет директора. Пусть волшебник сам идет туда и согласовывает инициативу, если и впрямь хочет тебе помочь. Тот, кто действительно хочет – дойдет. Остальные, кто не сподобится – значит, плохо хотят. А если плохо хотят, то и помогать будут соответственно. А нам так – надо? Нет, нам так – не надо! Вот и весь сказ.

Режим ЧП предполагал физическое наказание, как правило, жесткое. Чтобы помнили. Не только жертва, но и все остальные. Под это даже бюджет был прописан, негласно, разумеется. А бюджет, раз уж он запланирован, следовало тратить и персонал в тонусе держать. Поэтому если ошибок долго не допускали, то их начинали придумывать. Средство воспитания превращалось постепенно в способ сведения счетов с неугодными, потому что любимчики всегда имели шанс избежать наказания. Это было, по мнению Зои, неэффективной тратой денег, которую следовало пресечь, если не из соображений гуманности, то хотя бы из соображений финансовых. Еще и потому, что наказываемый, оформленный, как правило, каким-нибудь учеником массажиста, или ученицей парикмахера, часть времени сидел на больничном, а потом досиживал до полного излечения за свой счет или в счет отпуска. И не работал, соответственно, и не зарабатывал. С одной стороны, это тоже было наказанием – проштрафившийся выпадал из рабочего процесса где-то, в среднем, на месяц, с побитым телом и лицом, в синяках и без денег. Но с другой – контора все равно тратила на него средства, пусть и мизерные, и плюс тратила время на оформление всяческих официальных бумажек, учет по бухгалтерии, и прочее. Получался абсурд. Правая и левая рука жили какими-то отдельными жизнями. Это следовало прекращать. Зоя давно жила этой мыслью, и вот, кажется, ей представился, наконец-таки, шанс реализовать свой план.