Текст книги "Откровение"

– Ничего не было, да? – Я боялась услышать ответ, мысленно умоляла Пашку соврать, но он был жесток.

– Ты вдруг начала орать, – холодно отозвался Колосов. – Сначала меня звала, потом Максима, а затем упала на пол.

– А бой? Мы дрались с тобой?

– Ничего не было, шла разминка.

Разминка… Я откинулась на стенку, чувствуя, как проваливаюсь в пропасть.

«Макс! – непроизвольно позвала я. – Помоги!» И тут же задохнулась. Нет, не надо мне помогать! Это все специально, это все Катрин, она хочет, чтобы я вынудила Макса вернуться.

– Чего дергаешься? Болит где? – нехорошо сощурился Колосов.

– Его хотят убить, – заторопилась я. – Ему надо помочь!

– Кому? – напрягся Колосов. – Твоему придурку? Туда ему и дорога.

– Ты не понимаешь. Они все устроили специально. – Я вскочила. Надо было куда-то бежать, что-то делать. Хотя бы предупредить!

– Ну и куда ты пошла? – остановил меня Пашка.

– Где он может быть?

Я чувствовала себя бесполезной. Почему все кругом говорят, что любовь спасает? Моя любовь все делает только наоборот. Я хотела помочь, сделать, как лучше, но если найду Макса, то этим и убью его.

– Увижу его рядом с тобой, в асфальт втопчу.

Таким хмурым Колосова я еще не видела.

– Не смей так говорить! – Я сначала хотела дотянуться до Колосова, но потом отшатнулась от него. – Он сейчас в беде.

– В беде сейчас ты. – Пашка ткнул в мою сторону пальцем. – Чего ты все о своем Максе беспокоишься? Да кому он нужен! Ты же со своими истериками в психушку угодишь. Закроют тебя в комнате и будешь с идиотами в прятки играть.

– Не надо меня нигде закрывать… – Я сжала пальцами виски. – Я домой хочу.

– Сиди тут!

Пашка сунул мне крышечку от бутылки и исчез за дверью. Из коридора послышалось чье-то: «Может, врача?» и все смолкло, отрезанное резким хлопком двери.

На меня с осуждением смотрели знакомые стены, покрашенные грязно-зеленой краской, облезлые шкафчики, ботинки, торчащие из-под лавки. Стояли они неровно, уткнувшись носами друг в друга. Это было неправильно. А правильно вот так, пятка к пятке, носок к носку. Я закрыла глаза, чувствуя, как меня постепенно отпускает, как уходит напряжение, как медленно под волосы заползает головная боль.

– Гурьева, не умирай!

Голос Пашки был суров и заставил меня открыть глаза.

– Домой пошли! – Колосов достает пакет, сует в него, комкая, мои вещи, кидает на колени куртку. – Потом переоденешься.

Шевелиться не хочется. Ничего не хочется делать. Хочется вот так сидеть, чувствовать сквозь футболку холод стены, смотреть на ботинки. Двигаюсь, как в тумане. Надеваю куртку, меняю тапочки на зимние кроссовки. Теперь осталось самое сложное – выйти из раздевалки. А там зал. И все с любопытством ждут, когда я появлюсь.

Пашка толкнул дверь. В коридоре шорох, шелест, смешки, мелькают лица.

Я улыбаюсь. Я сейчас всех люблю. Но не целиком, а по отдельности – глаза, лбы, носы, подбородки, коленки. Все вдруг исчезает – Колосов появляется в дверном проеме, загораживая спиной проход в зал.

До меня доносятся неуверенные фразы: «Это после моря. Бывает», «Акклиматизация», «Выздоравливай!»

– Пошли, – берет меня Колосов за локоть.

Пашка шагает в молчании, а я считаю шаги. Двадцать через холл. Четыре ступеньки вниз. Двор занял всего пятнадцать шагов. Дальше улица.

Двадцать. Сорок. Семьдесят. Куст. Фонарь…

– Так и будем молчать?

Я сбиваюсь со счета, и мне почему-то становится смешно. Дико смешно, что мне не дали досчитать. Все поделилось пополам. Отсюда и вперед – неизвестность. А то, что позади, – понятность. Семьдесят, пятнадцать, двадцать, четыре…

– Сто девять.

– Дура! – выкрикивает Пашка, и я вижу, как брови на его лице сбегаются к переносице, как напрягаются скулы, как прищуриваются глаза. – Если ты его так любишь, что же он тебя бросил?

Мы стоим друг напротив друга, а вокруг ночь.

– Макс меня не бросал. – Говорит кто-то, похожий на меня, но не я.

– Ага, не бросал…

Колосов пошел вперед. Он был очень расстроен и сердит. Я еще не принимала грубую реальность. Я еще пыталась всех любить, пыталась быть спокойной. Но мой верный Колосов хотел сражений и побед, он не спешил со мной мириться.

– Чего тогда орала? – продолжает кипеть он. – Небось Макс твой так за тебя сейчас не убивается.

– Пашка, иди домой, – шепчу я.

Колосов прелесть и умница, и я его, наверное, люблю как хорошего друга. Но сейчас мне хочется побыть одной. Все происходящее со мной настолько неожиданно, настолько неправильно, что не укладывается у меня в голове. А надо подумать. Просто посидеть, сложить осколки последних дней в одну картинку. Там наверняка найдется что-то, что я упустила.

– Шагай давай! – Колосов не собирался со мной спорить, он уже все решил. – Опять сейчас что-нибудь увидишь, ищи тебя потом по всему городу.

– Все прошло.

Мой голос прозвучал более чем уверенно, но Пашка только покачал головой. Его не переупрямишь.

– Передам тебя с рук на руки твоей маме, – бурчит Колосов, демонстративно засовывая кулаки в карманы.

Рядом со мной находиться опасно. Всем. Не только Максу. Если вампиры выбрали целью меня, то Колосова они снесут, даже не заметив. Его надо поскорее отослать отсюда! Что бы такого сделать? Попросить купить мороженое, а самой сбежать?

Мы пересекли очередной двор, за деревьями показалась моя двенадцатиэтажка. Темные ветки скрестились у нас над головами, свет фонарей сквозь них еле пробивался, рождая нехорошее воспоминание о призрачной сетке на полу спортзала.

Я остановилась.

– Ну, чего опять застыла? – Колосов успел встать под тень ветвей, и теперь непокрытыми призрачной сетью остались только его ноги. А вернее, ботинки, потертые кроссовки с одним болтающимся шнурком.

– Уходи, – попросила я.

Затоптанный шнурок рождал тревогу. Словно он не простое переплетение ниток, а живая змея. Сейчас она шевельнется, поднимет голову…

– Чего у тебя опять? – Пашка недовольно обернулся.

– Надоел ты мне… – Слова сыпались из меня горошинами, легко падали на землю и укатывались в тень. Они были не мои, их говорил кто-то другой. – Не нужна мне твоя помощь. Уходи. Я тебя не люблю. И не надо строить на мой счет никаких иллюзий. У меня все хорошо, и помощь мне не нужна. На тренировки я ходить больше не буду. Уеду я. И не вернусь.

Последнее я добавила, чтобы навсегда прогнать Пашку. Он не должен пострадать. Пускай переживает из-за любви, из-за того, что я сейчас ему говорю. Пускай проклянет меня, но останется жив.

Пашка не шевелился.

– Ну и торчи здесь как пень! – разозлилась я.

Еще секунда, и кинусь к нему просить прощения. Но я не должна этого делать. Сжала кулаки, попятилась. И побежала к подъезду.

Я права! Сто раз права! Оттолкнуть человека, чтобы его спасти… Наверное, так и поступил Макс. Простит ли меня Пашка потом, когда все закончится? Я Макса прощу. Прощу ему все, что бы он ни сделал. Лишь бы вернулся.

Пашка, когда-нибудь опять все станет так, как было раньше, ты только потерпи! Когда все закончится, я тебе объясню, почему так поступила. Ты очень-очень хороший.

Подгоняемая смутной тревогой, я пересекла двор, набрала код домофона. Я не должна была оглядываться, но голова повернулась сама собой.

Колосов все еще стоял под деревьями, там, где я его оставила. Около ног рюкзак, плечи опущены.

Прости меня, пожалуйста, прости…

Глава V
Неприятности

Утро снова было пасмурным. Шторы открывать не хотелось, и в голову полезли ненужные мысли об удаче.

Может, меня неудачно назвали? Что за имя – Мария, кому с ним повезло… С таким именем хорошо было жить в девятнадцатом веке. Цветочки, веночки, лужки…

Девятнадцатый век. Я силой отогнала от себя воспоминания о Максе – в девятнадцатом веке он родился.

Весь вчерашний вечер болтала по телефону с Леркой Маркеловой, читала книги (они и сейчас валяются около кровати) с одной целью – не думать. Книгу с приметами спрятала подальше, потому что после чтения главы о влюбленных поняла, что мы все делали неправильно. И, главное, теперь надо сообразить, где тут у нас север. Выходя из дома, мне непременно следует смотреть на север, чтобы у нас с Максом все было хорошо…

Спас телевизор – попался фильм, где ни слова не было сказано о любви. К часу ночи я настолько устала, что уснула без помощи шоколадки. И мне ничего не снилось. Бывает же такое!

Мария. Маша.

Мария Миронова. Мария Шарапова. Мария Машкова. Маша Распутина… Негусто. Недавно читала в каком-то журнале, что все Марии бескомпромиссные, обидчивые и своенравные. Внешне Мария может выглядеть спокойно, но в экстренных ситуациях становится «взрывоопасной». Как-то так. И еще там было о том, что все Марии могут постоять за себя. В сказке «Гуси-лебеди» не зря главную героиню зовут Марией.

Ковролин, тапочки, книги, закрытый ноутбук, штора, фотография класса за стеклом… Мне надо было собраться с силами и выйти из комнаты. Надо было продержаться еще этот день. День, который неизвестно что мне готовил.

Если я сейчас встану, и тапочки будут стоять ровно, то все будет хорошо.

Первая удача: тапочки аккуратно пристроились около ножки кровати.

Я выйду в коридор, и мама мне ничего не скажет.

Дверь, до ванны пять шагов. Мама молчит.

Если на улице около куста меня не будет сторожить могучая троица, день пройдет спокойно.

Не всякий загад удается. Мама не сказала мне ни слова, что было хорошо, а вот двор подвел. Около куста затоптанной сирени меня ждали. Я одернула пальто, подумав, что зря нарядилась в короткую юбку. Первый мороз щипал за коленки, хватал за руки. Удобней перехватила рюкзак. Что-то он у меня сегодня легкий, наверное, половину учебников дома оставила. Ну и ладно. Конверт с приглашением взяла, и достаточно.

Если бы я вчера позвонила Стешке, сегодняшней встречи не было бы. А так – придется отчитываться о каникулах. Надо же, всего неделя, а я обо всех забыла. Забыла, что обычно по утрам во дворе меня ждут.

Стешка Малинина изящно затягивается сигаретой, осторожно выпускает дым. Она все делает с изяществом, в этом ей не откажешь. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не постоянная злая ухмылка на губах. Рядом маленькая Галка Репина, которой я звонила из Египта, когда пыталась понять, что произошло в городе. Третья в компании Катька Семенова, равнодушная ко всему, она ходит с девчонками в силу непонятной инерции. По большому счету ей с ними скучно. Как, впрочем, скучно в любом другом месте. Но сейчас она грустная – сдохли ее любимые ящерицы. Прямо не класс, а зоопарк какой-то: у Маркеловой крыса, у Семеновой ящерицы (были), у Синицына, кажется, кот. А у меня вампир. Все правильно.

Я попыталась представить, что может встряхнуть троицу. Что может заставить девчонок поступать по-другому. Не торчать каждый день здесь, не изнывать от скуки. И ответ был один – ничего. Они сами себе придумали свой мир и неплохо в нем живут. Вот сейчас они стоят, ждут от меня новостей. Сегодня для них я – главное развлечение.

– Привет африканцам! – хрипло выдавила из себя Стешка, отводя руку с сигаретой в сторону. – Как отдохнула?

– Нормально. – Мир состоит из таких вот кусочков, из могучих троиц, совершающих одни и те же поступки. И это надо как-то соединить с происходящим у меня. – А что у вас? Ждете снега?

– Да все больше тебя ждем, хотим узнать, какие новости.

Ну да, конечно.

– Вы расстались? – не утерпела Репина. Невысокая, худая, она была похожа на шуструю мышку.

– Нет, не расстались, просто у него дела, – улыбнулась я Галке. Уверенней, чем сейчас, я себя никогда не чувствовала.

– Что-то не верится, – растянула губы в довольной ухмылке Стешка.

Не расстраивайся, Малинина, мне последнее время никто не верит. Но я все же не создатель МХАТа, мне не надо твердить заветные слова, сама себе я могу и соврать. Так что постарайся поверить. Других вариантов у тебя нет.

– Скорее всего дела у него с другой, – гнула свое Стешка. – Такая высокая. Красивая. Катрин, кажется?

Я еле сдержала смешок. Катрин и Макс. Шикарная пара. Когда-то мне тоже казалось, что они вместе. Но это было давно. А вот сама Катрин, похоже, где-то близко. Я чувствовала, как мое сердце начинает тревожно биться.

– Красивая, – согласилась я.

Желания оправдываться или что-то доказывать у меня не было. Я с удивлением поймала себя на мысли, что мне все равно, что думает Малинина, что будут говорить в классе. Странно, раньше мнение других меня задевало. Теперь я смотрела на девчонок и понимала, как мы далеки друг от друга. Как две вселенные. И я им не завидовала. Просто… так получилось.

«Маша!»

Знакомый голос. Вроде он уже звал меня. Тогда, на море…

Я чуть ли не бегом бросилась к школе. Катрин, тот парень? Куда они направляются? Туда, где много людей? Вдруг вспомнилось: маньяк убивает девушек… Не знаю, кто из них маньяк, но их надо опередить, надо сделать так, чтобы они никому не причинили вреда.

– Эй, малахольная, ты куда?

– Гурьева, чего случилось-то? Обиделась, что ли?

«Маша!»

Быстрее!

Я схватилась рукой за железный столб школьной калитки, останавливаясь. В дальнем углу забора на школьной площадке кто-то стоял. Я бы не узнала его на таком расстоянии, но футболка и джинсы напомнили мне о вчерашнем спутнике Катрин. Я сделала несколько шагов навстречу. Тонкое мраморное лицо, идеально правильные черты. Узкий нос, ровно переходящий в лоб, изящно очерченные скулы, чуть приоткрытый рот. Он смотрел на меня исподлобья, словно собирался накинуться. Я подошла ближе, сунула руку в карман. Спичек нет. Ключи в рюкзаке. Есть только платок. Платки нельзя дарить, это к слезам. Вот сейчас как подойду, как подарю ему платок… Хоть бы гвоздь какой нашелся!

И тут я действительно нащупала гвоздь. Где же он был раньше? Завалился под подкладку? Брошу под ноги, пусть наступит на него и поранится.

Незнакомец не шевелился.

«На седьмом шаге он отвернется!»

Пять, шесть, семь.

Он исчез стремительно, словно его и не было. Я машинально еще пробежала вперед и только сейчас услышала звонок. Предупредительный. Через пять минут начнется урок.

Я попятилась, не отводя взгляда от того места, где стоял вампир. Никого. Будем считать, что цифра семь в сочетании с гвоздем помогла. У меня получилось. Не знаю, как, но получилось.

Еще какое-то время я постояла, оглядывая площадку. Кажется, кто-то здесь еще остался. Посмотрела вдоль забора в одну сторону, в другую…

На заборе сидела Маринка. Я подняла руку, чтобы обратить ее внимание на себя, но девочка отвернулась. К ней шел парень в футболке и джинсах. Остановился рядом, помог спрыгнуть на землю. Что он от нее хочет?

Я побежала к ним. В конце концов, Маринку я сто лет знаю, и посторонним нечего к ней соваться. Еще неизвестно, что за тип!

Они уходили. Как я ни торопилась, расстояние между нами только увеличивалось. Мистика какая-то. Прямо «Алиса в Зазеркалье».

– Марина! – крикнула я в бешенстве. Что за игры в кошки-мышки?

Я была уверена, что она не остановится. Но Маринка выдернула свою ладонь из руки незнакомца и обернулась. По ее глазам и тому, как уверенно она себя держала, я поняла, что теперь она знает все. И раз она с этим парнем и Катрин, то, значит, против меня и Макса. Глупая девчонка!

– Он спас тебя! – Я не могла оторвать взгляда от ее холодных, ставших вдруг такими взрослыми, глаз.

– Ну и что?

– Он же тебе нравился! – Я зажала телефон в кулаке.

– Нравился. – Детские губы дернулись. – Но из-за тебя мы не можем быть вместе. Я подружилась с ним раньше тебя! А ты все испортила! Ты ничего не делаешь, только ломаешь!

– Все не так! – опешила я от такого заявления. Это было невозможно! Наивная детская влюбленность. Маленькая кокетка около распахнутого окна. Неужели она так серьезно все воспринимала? – Макс вернется, и вы будете дружить дальше.

– Мне есть с кем дружить. – Маринка снова протянула руку парню. – Мне все объяснили, и ты мне больше не помешаешь!

– Марина! – ахнула я.

Но девочка меня больше не слышала, быстро пошла вперед, уводя своего спутника. Что же получается? Эта кнопка, эта мелюзга, еще неделю назад мило улыбавшаяся мне из окна, теперь тоже против меня? Получившаяся картина называется «Не ждали». Репин, кажется.

Я развернулась и пошла обратно, тщетно убеждая себя, что ничего Маринка не сделает. Побесится, поскалит зубы, и все.

Школа еще бурлила, втягиваясь в первый учебный день четверти. В холле я заметила Пашку. Наверняка ждал меня, но стоял отвернувшись, что-то читал. Я подошла ближе. На доске объявлений прямо по центру висело сообщение, что я еду на Олимпиаду в Москву. Дальше говорилось, что школа гордится мной и надеется на хороший результат. Что я должна отстоять честь города и вернуться с победой.

Колосов ушел, даже не обернувшись. Ну и черт с ним! Потом разберемся. Главное – Олимпиада, с ней надо что-то делать. Одиннадцатое и двенадцатое ноября. То есть завтра. Ну, ну, ждите дальше… Смотрите вслед уходящему поезду, бросайте чепчики в воздух от восторга. Олег все придумал, вот пускай сам и участвует. Не знаю, зачем я нужна Смотрителям, но пока мне не до них. Потому что два дня – это много, целая вечность. Без меня здесь опять что-нибудь произойдет. Не вовремя Олег это затеял. Через недельку-другую – созвонимся, все обсудим. А то сразу! И с родителями поговорить надо, и решить, где я буду жить. Что ж я прямо возьму и поеду в незнакомый город к незнакомым людям?..

Но события разворачивались независимо от моих желаний. У директора мне был выдан билет на поезд, который уходил днем. Рано утром я должна уже быть в Москве.

Меня даже не спросили, как я стала участницей такой престижной Олимпиады. Им было все равно. Они ждали от меня победы. Больше их ничего не волновало.

Выслушав все напутствия и сунув билет в рюкзак, я поднялась в класс.

«Она едет в Москву, в Москву!» – витало у всех над головами. А на меня напала ужасная лень. Я равнодушно следила за ходом урока, мечтая, чтобы поскорее прошло время. Чтобы билет, лежащий у меня в рюкзаке, стал бесполезной бумажкой. Только бы на глаза директору не попасть, а то он меня отправит на вокзал под конвоем.

Смутное беспокойство заставило оторвать взгляд от исписанной парты и посмотреть в окно. Дальний угол школьной площадки. Никого. Двор с ошметками посеревшего снега. Тоже никого.

Незнакомец вновь появился на перемене. Он стоял напротив двери в класс, спиной опираясь о стену, засунув руки в карманы. Улыбался. Они все улыбаются. И вампиры, и Смотрители. Жизнерадостный народ!

На фоне свитеров и рубашек парень в своей футболке смотрелся инопланетянином. Между нами пробежали малыши, и он исчез, но весь следующий урок я не могла прогнать из памяти его улыбку.

На перемену я вышла раньше всех, заметалась в коридорах. Гулко стучащее сердце говорило мне, что вампир еще здесь, не ушел. Так и было. Я видела знакомую спину, парень в футболке постоянно мелькал между учениками. Я пыталась его догнать, но у меня не получалось. Как там у Кэрролла? Чтобы встретиться, надо идти в противоположную сторону?

Я развернулась и пошла обратно в класс. Вот пускай теперь он за мной побегает.

На алгебре паника окончательно свела меня с ума. Я нервно грызла ручку, не выпуская сотовый из кулака – следила за часами. Время не спеша отсчитывало секунды.

Со звонком я было рванула в коридор, но задержалась около первой парты, медленно оглядела класс. Внимательный взгляд Малининой, любопытный Репиной. Моя подружка Лерка Маркелова смотрит удивленно – за весь день я к ней ни разу не подошла. Перед ней на парте сидит крыса. Кажется, она назвала ее Беллой. Белая, альбиноска.

Что бы сделала Малинина, если бы ей надо было встретиться с человеком? Что она делала, когда пыталась привлечь внимание Макса? Она не бегала за ним. Просто сидела во дворе, ожидая, когда он сам туда придет. Если я хочу встретиться со своим призраком, мне его надо где-нибудь подождать.

Точно не уверена, но, кажется, вампиры любят подвалы.

Я кивнула Лерке, поправила на плече рюкзак и медленно пошла на выход. На втором этаже было тихо. Здесь кабинет завуча, поэтому все старались ходить мимо него спокойно и особо не шуметь. Я спустилась. Первый этаж по топоту похож на вокзал. В коридоре знакомая круговерть. Суетится малышня, визжат девчонки – ухитрились натянуть резинку и теперь прыгают в три пары. Слышно, как на подоконнике играют в фантики.

Кафель недовольно принимал на себя шаги сотни быстрых ног. Из постоянно открывающейся входной двери тянуло холодом. Из столовой приторно-сладко пахло какао и сдобными булками. Я вновь прошла мимо убийственного объявления и свернула за угол. Здесь, в пристройке, располагался спортзал. Для раздевалок места не было, и их устроили в подвале. Железная грохающая решетка, ступеньки вниз…

Горел свет, бегали шестиклашки – один класс уходил с физкультуры, другой готовился. Звонок заставил всех еще больше засуетиться, еще громче начать хлопать решеткой. Чья-то заботливая рука нажала на выключатель, и подвал погрузился в сумрак, нарушаемый отголосками дня – слабый свет пробивался сквозь далекие окна первого этажа. Но стоило спуститься по ступенькам ниже, как начиналась абсолютная темнота.

«Маша!» – вздохнули стены.

«Маша!» – отозвался потолок.

– Да Маша, Маша, – буркнула я, пытаясь вернуть себе остатки былой уверенности. Как там? Обидчивая и своенравная. Лучше бы я вообще из класса не выходила. Идея идти в подвал была глупой.

– Здравствуй!

Призрак соткался из мрака. По-хорошему я не должна была его видеть, но он был заметен, словно вокруг его фигуры разливалось слабое мерцание.

– Когда здороваются, желают здоровья. А с вами никакого здоровья не хватит, – проворчала я, не узнавая своего голоса. Голос был чем-то отдельным от меня, от моего сознания, от моего желания, вернее, нежелания говорить.

– Хочешь побеседовать о здоровье?

Тьма расступилась, выпуская человека. Парень лет семнадцати, такие в моем классе учатся. Долговязый, худой, в джинсах и футболке. Утренний точеный алебастровый профиль. Тонкие правильные черты лица, надменный изгиб алых губ, глубоко посаженные глаза. Очень внимательные. Слишком внимательные. Внешне почти мой ровесник. Хотя кто там знает, сколько ему на самом деле… Может, Кощей Бессмертный ему во внуки годится?

Запоздалой волной до меня докатился страх. Черный призрак на море, горсть листьев на подоконнике позавчера вечером, тревога, прогнавшая меня утром со двора. Это все был он.

Ну, вот мы и встретились.

– Да, я хочу убить тебя. И я это сделаю.

Однако мой собеседник не разменивается на пустяки.

Я прижалась к стене, сдерживаясь, чтобы не закричать. Зачем я сюда пришла? Какой леший дернул меня сунуть голову в пасть вампиру? Зачем мне разговор, если я не смогу о нем потом даже подумать? Потому что просто нечем будет думать.

– Было забавно наблюдать за твоими фантазиями, – прошептал парень, подходя совсем близко. – Неужели ты его и правда любишь? А ведь он такой же, как мы!

Перед собой я увидела дикие, звериные глаза, вспухшие на лице вены, посеревшую кожу и длинные клыки, выглядывающие из-под верхней губы. Мое сознание метнулось в сторону, мечтая поскорее сбежать от своей сумасшедшей хозяйки, которая не делает ничего, чтобы спастись.

Секунда – и вампир отошел.

– Он другой, – с трудом выдавила я.

Ужас душил меня, я не могла сдвинуться с места. Ощущение было странное. Я пыталась заставить себя встать ровно, спокойно смотреть в глаза своей судьбы, но тело действовало отдельно от моего разума – оно хотело дрожать, хотело спрятаться. Хотело жить.

– Нет, такой же! – усмехнулся вампир.

– Он человек. Почти, – упрямо помотала я головой.

– Он убийца! Специально созданная машина для уничтожения. Например, сейчас он убивает тебя.

– Нет! – Хотелось заткнуть уши, чтобы всего этого не слышать. Как он может сравнивать? Никто из них не знает Макса так же хорошо, как я!

– Если он хороший, то где он? Почему не приходит тебя защитить? В том, что ты стоишь здесь, в подвале, и боишься, – его вина.

– Я сама пришла. – Говорить было тяжело.

– Как трогательно ты его защищаешь. Мило. Очень мило. Только это ничего не значит. Он остается таким, какой есть. Не переживай! Ты все равно обречена. – Он взял мою руку, поднес к губам.

Я изо всех сил зажмурилась, шепча про себя: «Не будет, не будет, ничего не будет!»

– Позволь представиться, – произнес парень, ленивым движением сбрасывая мою руку со своей ладони. – Меня зовут Дэниэл. Можно Дэн. Я надеюсь, ты не будешь кричать все эти бесполезные: «не надо» и «за что»?

– Я знаю, за что.

Вампир отошел, и я по стенке сделала несколько шагов к лестнице. Уходить было рано, но я не могла удержаться.

– Вы просто завидуете. – Я начала злиться сама на себя, что веду себя так. – У вас позади сотни лет однообразного существования, без возможности почувствовать себя живым.

Дэниэл захохотал.

– Нужна кому ваша жизнь! Смерть гораздо интересней!

И – налетел на меня. Крепкие пальцы вцепились в плечи, моя голова мотнулась от резкого тычка, от локтя по правой руке пробежала огненная боль – удар пришелся на нервное окончание. Я лежала в углу, пытаясь вдохнуть.

– Ах, как больно! – склонился надо мной вампир, и я постаралась сильнее вжаться в угол. – Но это еще не больно. Больно – это когда у тебя отбирают вечность.

– Да кому ты нужен со своей вечностью! – прошептала я, пытаясь спрятать голову, чтобы не получить новый удар.

«Только не звать Макса, не звать Макса!» – взмолилась я мысленно и тут же одернула себя, запрещая вообще о нем думать. Застонала, подтягивая колени к груди.

Думай – не думай, но между мной и им лежит пропасть человеческой жизни. И вот сейчас мне пытались продемонстрировать, насколько вампиры и люди далеки друг от друга.

Прежде чем вновь заговорить, Дэниэл выдержал долгую паузу.

– Больно – это когда знаешь, что все можешь, но не имеешь права ничего сделать. Когда ешь, но не насыщаешься.

Я попыталась сесть. Раздевалка опасно покачнулась. Приход сюда мне виделся теперь все более бессмысленным. Зачем шла? Что хотела узнать?

– Я спрашивал у Карла Первого Английского перед казнью, боится ли он смерти…

Дэн говорил, но слова шли как бы фоном – от страха, от подкатывающего тошнотой ужаса и давящей темноты я с трудом соображала. Карл Первый Английский? Это когда было? Семнадцатый век, Кромвель… Парень беседовал с Карлом Первым? Хорошо, что не с фараонами.

– Король ответил, что смерть не столь уж и страшна. – От склонившегося надо мной вампира дохнуло холодом. Но не тем привычным холодом Макса, которого возможно было согреть, а четырехсотлетним холодом, не знающим, что такое тепло. – Страшнее понимать, что у тебя отнимают власть. Что еще вчера ты мог одним движением пальца отправить всю чернь на виселицу, и вот теперь эта чернь убивает тебя, божественного ставленника! – Мне показалось, что последнее слово эхом прокатилось по подвалу, застряло под потолком. – Карл тогда много чего говорил, причем был абсолютно спокоен, словно наутро была назначена не казнь, а верховая прогулка.

– Что отобрали у тебя? – прошептала я.

Надо было быть очень осторожной, чтобы не сказать лишнего. А вдруг Дэн и правда решил меня убить? Нет, нет, он не сможет. Моя смерть будет не такой. Она будет, как сказал Макс, через много-много лет. От старости. Или ее не будет вовсе.

– Что отобрали, сейчас не так уж и важно, главное, что я приобрету. – Дэн сел передо мной на корточки. Абсолютный мальчишка, кичащийся своим знакомством с Марадоной. Или кто у них там сейчас в фаворе из футболистов? Аршавин? – Пришло время напомнить людям о вампирах. Пора заставить мир содрогнуться, а то он слишком заплыл жиром. Маленькая война ему не помешает.

– За тобой никто не пойдет, – прошептала я, вспоминая всех виденных мной вампиров. Ни один из них не тянул на революционера, готового пасть на баррикадах. – Они боятся!

– Все боятся, когда нет цели. А так она будет – человеческая кровь. Почему одним можно, а другим нельзя? Принцип неравенства – основное условие для любой войны. Ходить по краю, балансировать на грани бытия – вот в чем смысл всего.

– Война всегда заканчивалась созданием новых неравенств.

Я смотрела на Дэниэла, и мне казалось, что передо мной сумасшедший. Зачем его позвала Катрин? Если надеется, что он будет ее слушать, то вампирша ошибается. Дэниэл пришел в наш город со своими идеями.

– Это потом! Но сначала… – с улыбкой произнес вампир. – Гран-при для победителя, сотни утоливших голод вампиров. Я покажу им пример – буду убивать, и со мной ничего не случится.

– Тебя остановят!

Передо мной был тот самый маньяк, заставивший дрожать целый город? Один вампир, испугавший сотни тысяч человек?

– Мир забыл про нас! – Дэн прошелся по подвалу, исчезнув для меня в непроглядной тьме. – На нас никто не подумает. Все ищут человека. И его найдут. Я легко смогу подсунуть им первого встречного.

Пять девушек погибли. И только для того, чтобы он что-то кому-то показал?

– Зачем ты их убил?

– Мне было скучно, – вынырнул из темноты Дэниэл. – Ты уехала, делать здесь нечего – тихий, ничем не примечательный городок. Развлекался. Стрелял по тарелочкам.

Он убивал людей, потому что не было меня? Если бы я никуда не уезжала, все бы они остались живы? Чертова поездка!

– И часто ты так… развлекаешься?

– Вы сами убиваете друг друга, мне остается только слизывать сливки. Но вот беда: в последнее время мало где стреляют. А я люблю смотреть на смерть, люблю видеть момент расставания с жизнью. Это так… смешно.

– Тебя остановят Смотрители.

Подвал утонул в нечеловеческом хохоте.

– Кто? – Дэниэл снова навис надо мной.

– С-смотрители. – Я не имела в виду себя, но ведь Олег говорил о целой организации.

– Смотрители? Жалкая кучка уродов? – Снова хохот, и снова неприятные мурашки, бегущие по спине. – Да они уже давно ничего не могут! Смотрители выродились. Что от них осталось? Ничего! Держатся на суевериях, на победах прошлого. Костры инквизиции, походы очищения, погромы – где все? Попробуй заикнуться, что ты собираешься на кого-то пойти войной, тебя по судам затаскают и засудят только за одну мысль об этом. Потому Смотрители и не шевелятся. Они превратились в легенду. Их время прошло. Из Европы нас выгнали не Смотрители, а люди, их система тотального контроля. Вампирам теперь ничего нельзя – ни устроить нормальную охоту, ни пожить с размахом. Каждый человек подсчитан, никого не тронь без того, чтобы не начался шум. Даже смерть бомжа теперь событие. Где благословенный девятнадцатый век, когда можно было убивать легко, когда каждый вечер давал удовлетворение! А что теперь? Вампиры разбежались по лесам зверушек ловить, да и те на учете. Убьешь больше нормы, поднимется шум – ах, дикий зверь, ах, много трупов… Присосались к больницам и центрам переливания крови как к последним убежищам. Разве это жизнь?

Дэн театрально развел руками.