Текст книги "Считайте это капризом…"

Елена Яковлева
Считайте это капризом…

Глава 1
ЧУДЕСА ЕЩЕ СЛУЧАЮТСЯ

Кто-то проводит отпуск на Канарах, кто-то на Багамах, а кто-то на собственном диване, изрядно продавленном из-за продолжительного лежания. До недавних пор Марине Виноградовой, почти натуральной платиновой блондинке тридцати пяти лет, доставался последний из вышеперечисленных вариантов. Не по ее воле, конечно, а в силу объективных причин, главная из которых состояла в том, что Марина была малообеспеченной матерью-одиночкой. Ну, не совсем одиночкой, поскольку у ее четырнадцатилетнего сына Петьки отец хоть и чисто номинально, но имелся. Впрочем, толку от этого было чуть! И это «чуть» выражалось в грошовых алиментах да еще в подарках, кои бывший Маринин супруг делал сыну аккурат один раз в год, по случаю очередного дня рождения. Подарки эти были недорогие, но исключительно практичные. Например, ботинки на вырост или эспандер.

В общем, если бы не горящая десятипроцентная путевка, каким-то мистически непостижимым образом спустившаяся сверху в их скромнейшее бюро научно-технической информации, очередной отпуск Марина провела бы традиционным образом, то есть вдали от Канар и Багам. Только не надо думать, что путевка отправляла ее именно туда, нет, но зато она отправляла ее в пансионат, находящийся в непосредственной близости от Черного моря, точнее, на его песочном побережье.

Марина поначалу сильно сомневалась, стоит ли ей брать эту путевку, потому что не привыкла к таким резким переменам в жизни, ей нужно было все планировать за год или, по меньшей мере, за полгода, а тут хватай себя в охапку и несись сломя голову.

– Нет, девочки, ничего не выйдет, – покачала она головой, когда сотрудницы начали наперебой ее уговаривать. – Я за такое время даже собраться не успею. И потом, на кого я Петьку оставлю?

«Девочки», в возрасте от двадцати до шестидесяти, истошно запричитали в один голос, горячо убеждая Марину, что она будет последней дурой, если откажется, поскольку подобный шанс в ближайшие сто лет ей вряд ли представится. Да когда вообще в их бюро НТИ «забредала» льготная путевка в сезон отпусков? Такого даже старожилы не припомнят! Что касается Петьки, то он уже взрослый парень, ну или почти взрослый, и вообще его нужно приучать к самостоятельности. Опять же она его не на луне оставляет, отец у него есть, вот пусть и займется им Марина несколько заколебалась. А уж когда она позвонила своей тетке и та с ходу заявила: «Езжай-езжай, за Петькой я пригляжу», Маринино внутреннее «я» начало швырять от стенки к стенке, как при десятибалльной качке.

Впрочем, когда улеглось беспокойство о Петькиной судьбе, возникли другие проблемы, и Марина не была бы женщиной, если бы они не возникли. Она вспомнила, что купальник у нее старый, купленный еще во времена студенческой юности, а прочий гардероб настолько отстал от моды, что уже не за горами тот день, когда по закону цикличности он снова станет последним писком. Однако было ясно, что в этом пляжном сезоне такого уже не случится.

И снова скромные труженицы научно-технического прогресса проявили солидарность, буквально завалив Марину несметным количеством платьев и юбок, на разбор и сортировку которых ушел чуть ли не весь трудовой день. Маринины сослуживицы так увлеклись этим интересным занятием, что даже к трезвонящим телефонам не подходили.

– Смотри, – раздавалось то с одной, то с другой стороны, – эта сиреневая блузка идеально подходит к той черной юбке!

Марина смущалась от такой заботы и вежливо отнекивалась, а «девочки» наставляли ее дружным хором:

– Бери, бери и учти: мы не просто так тебе все это даем. У тебя задача не просто хорошо отдохнуть, но еще и найти себе там мужчину, а еще лучше не одного, а нескольких!

Марина же в ответ дала им шуточную клятву укладывать таковых в штабеля вдоль линии Черноморского побережья от Адлера до Туапсе.

Еще Марину беспокоило то обстоятельство, что как раз на период нежданного льготного отдыха приходился день ее рождения, и не какой-нибудь рядовой, а круглая дата – тридцатипятилетие. Так сказать, очередная веха на тернистом пути. Эту самую веху она собиралась отметить традиционно, то есть сначала на работе с тортом и бутылкой сухого вина, потом дома – с салатом «оливье» и пирожками. И с обязательным Петькиным присутствием. Кроме того, события разворачивались столь стремительно, что ей так и не удалось получить причитающиеся отпускные. Короче, горящая путевка резко и бесцеремонно меняла ее ближайшие и долгосрочные планы, а это не могло не беспокоить Марину, привыкшую к спокойной, размеренной жизни, которую некоторые, возможно, сочли бы скучной и в которой сама Марина находила неизъяснимую прелесть.

Учитывая вышеизложенное, стоит ли удивляться, что уезжала Марина вся на нервах. До мозоли на языке повторяла наставления для Петьки, охала, вздыхала, и глаза у нее все время были на мокром месте. Петька не разделял ее переживаний и, провожая маму на Курском вокзале, беспокойно вертел головой на тонкой цыплячьей шее и, шмыгая носом, повторял:

– Да ладно тебе, мам, не на веки расстаемся, а на двадцать четыре дня. Все будет о'кей.

У Марины с сыном были прекрасные доверительно-дружеские отношения, она знала, что может на него рассчитывать, но традиционное беспокойство ее не оставляло. Ничего удивительного, впрочем, ведь она впервые в жизни покидала Петьку дольше, чем на десять часов: ровно столько времени занимал ее рабочий день в бюро НТИ плюс два часа на дорогу.

Поезд Москва – Адлер уже отходил от перрона, а она все не сводила глаз с Петькиного лица и повторяла, как заклинание:

– Только слушайся тетю Катю!

* * *

Слава богу, до пункта назначения Марина добралась без происшествий, если не принимать во внимание то обстоятельство, что поезд опоздал на полчаса, а автобуса из пансионата, который, если верить написанному в путевке, должен был ее встречать, на стоянке не оказалось. Зато она увидела табличку с надписью: «Автобус пансионата „Лазурная даль“, а словоохотливая бабенка-аборигенка, подыскивавшая себе на вокзале постояльцев, пояснила:

– Так у них же заезд вчера был, а они только в день заезда автобус подают.

И то верно, Маринина путевка была настолько горящей, что один из ее законных двадцати четырех дней уже «сгорел». Пришлось Марине выяснять, как проехать к пансионату, а потом, чертыхаясь, топать полтора квартала до остановки городского автобуса. Несмотря на раннее утро, жара стояла бешеная, и Марина, навьюченная вещами, отдувалась и фыркала, как ломовая лошадь.

В пансионате она оказалась в половине десятого утра, когда по его стеклянному фойе вовсю разносились запахи манной каши и какао из столовой. Около часа ушло у нее на размещение. Сначала пришлось ждать директора, потому что только он и никто другой(!!!) ведал расселением счастливых обладателей заветных путевок, минут десять потребовалось на заполнение каких-то анкет и изучение «прав и обязанностей отдыхающих», львиную долю которых составляли инструкции по пользованию утюгом, после чего Марина была наконец препровождена в предназначенную ей комнату под номером сорок один.

Комната, небольшая, но светлая, с лоджией, была рассчитана на двоих, и лучшую кровать у окна уже успела занять пока неизвестная Марине соседка. Кстати, знаки ее присутствия виднелись повсюду, в том числе и на тумбочке, которая, по логике вещей, полагалась Марине, поскольку стояла впритык к свободной кровати. Словом, Марине ничего не оставалось, кроме как аккуратно, но несколько брезгливо переставить этот самый знак в виде пузырька с лаком для ногтей на подоконник, где уже стояла бутылочка дезодоранта. Потом Марина открыла скрипучий двустворчатый шкаф, чтобы развесить одежду, и обнаружила, что все плечики, за исключением поломанных, уже заняты разномастными нарядами. В шкафу же, занимая добрую его половину, расположился большой чемодан из рыжей кожи, с блестящими металлическими замками и прочными ремнями, словно злой пес, стерегущий хозяйское добро.

Марина вздохнула и, оставив свои вещи нераспакованными, вышла в коридор. Дежурная по этажу, та самая, что несколько минут назад проводила Марину в ее комнату, теперь сидела в холле за солидным канцелярским столом и, с усилием нажимая на ручку, что-то записывала в толстом гроссбухе, так что Марина могла созерцать только ее спину, как бы выражавшую крайнюю степень занятости.

– Вы не могли бы мне дать пару плечиков для одежды? – неуверенно попросила Марина эту самую спину.

– Плечики – в шкафу, – ответила дежурная, не оборачиваясь.

– Но они заняты, – пробормотала Марина.

На этот раз дежурная по этажу соизволила обернуться, чтобы одарить Марину оценивающим взглядом:

– Значит, освободите. Каждому положено по три штуки.

Марина снова вернулась в комнату, полная решимости «освобождать» то, что ей положено, но позорно сникла, снова наткнувшись взглядом на рыжий чемодан. Бог знает, что в нем было такого особенного, в этом чемодане, но каким-то шестым чувством она поняла: его хозяйке Маринина борьба за собственные права точно не понравится. А ей, Марине, как человеку в высшей степени миролюбивому, совсем не хотелось начинать знакомство со своей соседкой с недоразумения, а то и (не дай бог!) со скандала. В общем, она решила подождать, когда ее неизвестная соседка вернется и сама разберется со своим разноцветным барахлом.

А пока вышла в лоджию, где обнаружила натянутый кусок бинта, исполняющий роль бельевой веревки, на котором сушились купальник кроваво-красного цвета и полосатое полотенце. В ноздри ей сразу ударил запах моря и плавящейся на солнце хвои, а вместе эта смесь знаменовала собой состояние покоя и отдыха. Сразу же захотелось окунуться в прохладную водичку или уж по крайней мере побродить по мелководью. Марина быстро собралась и, выйдя из пансионата, легко сбежала по ступенькам, ведущим к набережной, пересекла парк с детскими аттракционами, маленькими открытыми кафешками и дымящимися шашлычными мангалами, освоив ежедневный маршрут на ближайшие двадцать три дня, и оказалась на пляже. Причем не на каком-нибудь бесхозном, а на принадлежащем родимому пансионату «Лазурная даль», о чем широко извещали надписи на деревянных кабинках для переодевания и транспарант, натянутый над крышей будки спасателя. Никаких особенных достопримечательностей Марина поблизости не рассмотрела, если не считать небольшого открытого ресторанчика, который, конечно же, назывался «Прибой». (Похоже, кто-то недолго напрягал извилины, придумывая столь оригинальное название.) Во всем остальном ресторан тоже мало чем отличался от заведений подобного рода. Разве тем, что его открытая веранда выходила непосредственно к морю и ее кирпичное основание усердно лизали пенистые волны…

Впрочем, такие мелочи Марину мало заботили, поскольку настроение у нее было приподнято-праздничное, хотелось дышать полной грудью и наслаждаться жизнью. Пляж гудел, как птичий базар, туда-сюда сновали дети, а по песку вышагивал шоколадный фотограф в цветастых шортах, на плече которого сидел большой желтый попугай. Марина сняла босоножки и медленно двинулась к морю. Прошла вдоль его кромки, чувствуя, как ласковая прохладная волна лижет ее ступни, полюбовалась белым пароходом, плывущим вдали, подобрала несколько гладких маленьких камушков, как она делала это в детстве, когда родители отправляли ее в пионерский лагерь.

К часу, изрядно проголодавшись, она вернулась в пансионат и сразу же направилась в столовую, дверь в которую украшала надпись на куске ватмана: «Вход в столовую в купальных костюмах воспрещен. Администрация». За одним обеденным столом с Мариной оказались благообразный старичок и дородная дама в сарафане крупными горохами. Марина почему-то подумала, что именно она и есть ее соседка по комнате, но постеснялась спросить. На обед были салат, суп-харчо, пюре с котлетой и компот из сухофруктов.

Дама в горохах пробурчала по этому поводу недовольно:

– И тут сухофрукты, с ума сойти! Можно подумать, что мы за Полярным кругом.

А Марина была довольна уже тем, что ничего не надо готовить, и безропотно соглашалась все оставшиеся в ее распоряжении двадцать три дня поглощать исключительно манную кашу и компот из сухофруктов, решив только непременно сходить на местный рынок, дабы основательно и неторопливо прицениться к щедрым дарам здешних садов и огородов.

Покончив с обедом, она поднялась в номер, где наконец застала свою соседку, высокую сухопарую шатенку лет тридцати, с острым лицом, в котором было что-то неприятно-хищное. (Выходит, предчувствия ее не обманули!) Та лежала на кровати поверх покрывала и рассматривала какой-то иллюстрированный журнал. Марина поздоровалась с ней и представилась, мучительно соображая, как бы поделикатнее предложить хозяйке рыжего чемодана освободить злополучные плечики. Она так и не успела придумать ничего подходящего, а соседка коротко бросила в ответ:

– Кристина. – Помолчала и добавила:

– И почему у них нет одноместных номеров!

А потом равнодушно отвернулась от Марины, словно та была грязным пятном на обоях.

«Ничего не скажешь, повезло», – подумала Марина, у которой совершенно пропало первоначальное желание немного вздремнуть после обеда.

Вместо этого она спустилась в фойе, где стояли телефоны-автоматы, и позвонила Петьке в Москву. Петьки дома не оказалось, и трубку сняла перебравшаяся к ним на время Марининого отсутствия тетя Катя. Услышав Маринин голос, тетка сразу же принялась ее сердито отчитывать:

– Деньги тебе, что ли, тратить не на что? Уже звонит! Живы мы, живы, ничего нам не делается.

Марина даже испугалась, что тетка сразу бросит трубку, но та, спустив пары, подобрела и даже поинтересовалась погодой, заодно сообщив, что в Москве уже второй день льет дождь, холодный ветер и магнитные бури, а также велела племяннице не слишком увлекаться загаром из-за «жуткой радиации». Несмотря на то что поговорить с Петькой ей не удалось, на душе у Марины стало как-то спокойнее.

Едва она повесила трубку и вышла из телефонной кабинки, как мимо нее, задрав нос, гордо прошествовала Кристина в платье до пят диковинной расцветки: по подолу его были разбросаны яркие крупные цветы, почти как живые, а на груди и спине – по большому развернутому вееру. В таком наряде она выглядела весьма эффектно, хотя в общем и целом не представляла собой ничего особенного, встретишь на улице и не оглянешься. Чего в ней хватало, так это апломба, и последнее было заметно невооруженным глазом.

Воодушевленная тем, что неприятная соседка удалилась из номера, Марина вернулась на свою законную кровать и очень даже неплохо вздремнула.

Проснувшись, сходила на пляж, искупалась, немного позагорала, посетила небольшой базарчик, оказавшийся довольно дорогим, где купила несколько персиков. Потом, не заходя в номер, поужинала и еще около часа прогуливалась по набережной, дыша полезным для здоровья морским воздухом.

Поднявшись в номер после ужина, она обнаружила соседку Кристину, возлежащую на кровати все с тем же журналом в руках. Можно было подумать, что она никуда и не уходила. Впрочем, на этот раз она вела себя полюбезнее, по крайней мере, первой завела разговор. Поинтересовалась, откуда приехала Марина, и заметно взбодрилась, узнав, что из Москвы.

– Ну слава богу, – сказала она, – а то я так боялась, что ко мне какую-нибудь Маню деревенскую подселят. Я хоть и ненадолго сюда, но все-таки всегда приятнее видеть рядом интеллигентного человека.

Марину этот монолог несколько покоробил, но она все же не удержалась и поинтересовалась, откуда прибыла сама Кристина.

– Я? – переспросила та с некоторым недоумением. – Из Санкт-Петербурга, конечно. – Можно подумать, что название города на Неве было написано у нее на лбу, а Марина этого по своей тупости и отсталости не разобрала. – Я всего на несколько дней, вряд ли задержусь здесь дольше. Должен приехать один мой знакомый, – на слове «знакомый» она сделала многозначительное ударение, – и я переберусь в местечко пореспектабельнее.

Марина пожала плечами и, прихватив полотенце, отправилась в ванную. По всей вероятности, «интеллигентная» питерская соседка принимала душ незадолго до нее, ибо кафельный пол был так щедро залит водой, что Марина сразу же промочила тапки.

Глава 2
ПОПУТНОГО ВЕТРА, СИНЯЯ ПТИЦА

На завтрак Кристина собиралась долго и тщательно, словно на дипломатический прием. Несколько раз хлопала скрипучей дверцей шкафа прямо над ухом у Марины, потом долго шуршала целлофаном и громко топала по полу каблуками – и все это с утра пораньше, когда так хотелось спать. Марина с трудом протерла глаза, слипшиеся, как подтаявшие пельмени-полуфабрикаты, и покосилась на свою бесцеремонную соседку: та сидела на кровати и вовсю наводила марафет, подкрашивая ресницы тушью. Еще в комнате пахло ацетоном, потому что Кристина успела нанести свежую боевую раскраску на ногти, причем как на руках, так и на ногах. Да, повезло ей с соседкой, ничего не скажешь, снова подумала Марина. Потом со вздохом перевернулась на спину, полюбовалась самой большой трещиной на потолке и решила, что хочешь не хочешь, а вставать придется.

Утреннюю манную кашу она съела без аппетита, от хлеба с маслом отказалась, поскольку старый купальник был ей несколько тесноват. «Вот и хорошо, немного похудею», – утешилась она. В принципе, она и не была полной, хотя и немного округлилась за последние несколько лет, что ей, в общем-то, не мешало, но на пляже, конечно, хотелось выглядеть постройнее. Только не ради мифических поклонников, разумеется, тем более что еще накануне она успела приглядеться к местному контингенту, среди которого, даже на ее не слишком искушенный взгляд, не было заметно ничего сколько-нибудь стоящего.

Кристина, начавшая свои шумные сборы загодя, на завтрак явилась, когда Марина уже выходила из столовой. Они столкнулись в дверях, и соседка демонстративно отвернулась. Ну и штучка! Потом Марина еще пару раз видела ее на пляже. Та о чем-то беседовала с крепким мужичком в плавках звездно-полосатой расцветки американского флага, а потом – кто бы мог ожидать такого от подобной снобки! – с удовольствием позировала с желтым попугаем на плече перед пляжным фотографом, с утра до вечера таскавшимся по пляжу. К счастью, больше она на глаза Марине не попалась, и, чтобы продлить это удовольствие, Марина даже не стала после обеда подниматься в номер, а пошла в местный краеведческий музей.

В музее она полюбовалась этнографическим макетом из жизни первобытных аборигенов с электрическим костром и прочими атрибутами, дежурными позвонками мамонта, пыльными чучелами птиц и каменными наконечниками стрел. А также с немалым удивлением уяснила, что раньше на месте приморского городка была крепость, на которую сильно зарились турки и которая по этой самой причине переходила из рук в руки пять раз. Причем делалось это весьма оригинальным способом: сначала русские солдатушки – бравы ребятушки отбивали ее у противника, после чего царь-батюшка замирялся с восточными соседями и широким жестом отдаривал им оную крепость, а спустя год-другой все начиналось заново, постепенно превращаясь в национальный вид спорта.

После музея Марина двинулась на пляж, где загорала до ужина. Неудивительно, что после запеканки и чая ее отчаянно потянуло в сон. На ее счастье, соседки в номере не было, и Марина, скоренько приняв душ, нырнула в постель и мгновенно заснула. Спала она крепко и без сновидений, а проснулась сразу свежей и отдохнувшей. Потянувшись, посмотрела на соседнюю кровать и обнаружила, что та даже не разобрана. Похоже, зазнайка Кристина так и не пришла, ну и бог с ней! Марина умылась, подвела глаза карандашом, небрежно мазнула помадой по губам, открыла шкаф и застыла: все плечики были пусты. Соседка забрала свое барахло! Марина окинула взглядом комнату и обнаружила, что так же бесследно исчезли бесчисленные флакончики и пузыречки. Озабоченно потерла лоб ладонью и решила, что беспокойная соседка нашла то самое местечко пореспектабельнее, о котором говорила. Ну что тут скажешь, попутного ветра, синяя птица!

По дороге из столовой Марина все же поинтересовалась у согбенной спины дежурной по этажу, опять что-то пишущей (уж не романы ли она сочиняет паче чаяния?):

– А что, моя соседка выехала? Согбенная спина немедленно распрямилась:

– Из какого номера?

– Из сорок первого.

Марина снова получила редкую возможность лицезреть не только спину, но и лицо дежурной по этажу, с выражением суровым и озабоченным, какое бывает у людей «при исполнении»:

– Как это выехала?

Это уже сильно напоминало допрос первой степени, и Марина пожалела, что завела ненужный ей разговор.

– Ну, я не знаю… Может, она и не выехала, только почему-то не ночевала и вещей ее нет.

Дежурная деловито заглянула в свой гроссбух и осведомилась:

– Как ее фамилия, Виноградова?

– Виноградова – это я, – растерянно ответила Марина, – а ее фамилию я, честно говоря, не знаю.

– Значит, Коромыслова, – резюмировала дежурная, решительно поднимаясь из-за стола и гремя связкой ключей в кармане форменного халата блекло-салатного цвета.

Дежурная сама открыла дверь номера и, не обращая ни малейшего внимания на Марину, осмотрела комнату и ванную, заглянула в шкаф, пересчитала полотенца и простыни и, видимо, не обнаружив недостачи, в задумчивости подбоченилась.

– Может, она к каким родственникам переехала?

Марина пожала плечами:

– Понятия не имею.

Дежурная покусала нижнюю губу:

– Вообще-то она заплатила за неделю, а прожила всего три дня… Ладно, узнаю внизу, может, она выписалась… Хотя без моей визы не положено.

Подробно изложив Марине, что положено, а что нет, видимо, для того, чтобы она не вздумала повторить опыт своей вероломной соседки, посмевшей нарушить незыблемые правила, дежурная покинула номер, и ее раздраженные каблучки затихли где-то вдали. Марина же решила не забивать происшедшим голову и, захватив с собой полотенце, двинулась на пляж. По пути она запоздало подумала, что Кристина в принципе может вернуться в любую минуту и тогда уже Марине точно не избежать неприятностей. Она запросто сможет обвинить Марину в том, что бестолковая москвичка затеяла переполох на ровном месте.

Впрочем, уже к обеду такие настроения напрочь выветрились из Марининой головы, зато погода стала заметно портиться. Сначала на безмятежную небесную синь выплыли легкие облачка, потом облачка неожиданно преобразовались в свинцовые тучи, и в воздухе откровенно запахло дождем, не исключено, что и в сопровождении грома и молний. Отдыхающие все чаще задумчиво посматривали вверх, а потом и вовсе принялись торопливо собирать вещички. Марина последовала их примеру и, как оказалось впоследствии, поступила мудро. Когда она уже подходила к пансионату, с неба обрушился тропический ливень, промочивший ее насквозь в считанные секунды. А что было бы, если бы она еще задержалась? Страшно подумать, ее просто унесло бы в море потоком воды! Сиротами остались бы сын Петька и отечественный научно-технический прогресс.

Исчезнувшая Кристина так и не объявилась, и Марина, оставшаяся в одиночестве, вполне могла позволить себе подремать с книжкой в руках, но ее неожиданно обуяло какое-то беспокойство. А вдруг с ее соседкой что-нибудь случилось, а все уверены, что она уехала? Так ее даже искать никто не станет! А с другой стороны, если она забрала вещи, то, наверное, планировала свой уход из пансионата. Ну, конечно, она ведь сама говорила Марине, что ждет своего приятеля и, как только он приедет, переберется в «местечко пореспектабельнее». Марина еще немного поломала голову над этой задачкой и поднялась с постели. В конце концов, на улице дождь, и делать ей все равно нечего, так что она мало потеряет, если спустится вниз и поговорит с директором пансионата. Уж он-то наверняка знает, куда девалась Кристина.

Но директор, невысокий крепыш предпенсионного возраста, не только ничего не знал, но откровенно не одобрил Маринину любознательность.

– А почему это вас так интересует? – насторожился он. – У вас что-нибудь пропало?

Стандартная все-таки логика у служащих пансионата «Лазурная даль», у всех поголовно, начиная с директора!

– Да нет, – Марина под бдительным директорским взором чувствовала себя как-то неуютно, – просто, знаете, беспокойство. Странно, когда человек ни с того ни с сего пропадает, даже не предупредив никого, не попрощавшись…

– Пожалуй, – нехотя согласился директор, – во всяком случае, у нас так не положено. У нас положено перед выездом сдавать комнату администратору, потому что мало ли… К тому же у нее уплачено еще за три дня, и мы, по идее, должны ей эти деньги вернуть, ну не все, конечно, но большую часть. Хотя такие случаи у нас изредка случаются. Главное, непонятно, как теперь быть: подселять к вам в номер кого-нибудь еще или подождать? Ладно, подождем денек-другой. А вы отдыхайте, отдыхайте себе спокойно, это наши проблемы, – спохватившись, добавил он.

Марина все еще топталась в дверях. Наконец она осмелилась:

– А может, в милицию заявить нужно?

– Что? – Директор посмотрел на нее с удивлением. – В милицию? Это еще зачем?

– Как зачем? Человек пропал все-таки…

– Извините, уважаемая, – укоризненно покачал головой директор, блестя загорелой лысиной, – но я лично не вижу причин для обращения в правоохранительные органы. Ну, уехал человек раньше времени, и что? Я же вам говорил, что изредка у нас такое случается. Вот если бы что-нибудь пропало, тогда другое дело. – Он посмотрел на нее внимательнее. – Так у вас что-нибудь пропало или нет?

Марина вспыхнула, как спичка, как же это так: полотенца они пересчитали, а то, что человека нет, никого не беспокоит!

Директор выслушал ее гневную тираду, глубокомысленно наморщив лоб, но продолжал стоять на своем:

– Поверьте мне, уважаемая, никто нас в милиции и слушать не станет, и правильно сделает. Случается, люди пропадают при более загадочных обстоятельствах, чем эта Коромыслова, и то дела не заводят. Человек она все-таки взрослый, не ребенок. Ну, сами посудите, что мы им скажем? – Он заглянул в бумаги, лежавшие перед ним. – Что Валентина Степановна Коромыслова собрала свои вещи и выбыла из пансионата «Лазурная даль» в неизвестном направлении? Ну и что?

– Как вы сказали, Валентина Степановна? – удивилась Марина.

– Валентина Степановна Коромыслова, – повторил глава пансионата. – А что?

– А мне она назвалась Кристиной, – недоуменно сказала Марина.

– Да? – неопределенно переспросил директор. – Не знаю, как она вам назвалась, но анкету она сама заполняла, и паспорт ее я в руках держал. Вот, пожалуйста: Коромыслова Валентина Степановна, проживает: город Нижнереченск, улица Котовского, дом восемнадцать, квартира девяносто семь, место работы: ателье «Силуэт», должность – закройщица.

– Но как же так, – прошептала Марина, – она ведь мне сказала, что приехала из Петербурга.

Директор «Лазурной дали» тоже несколько озадачился:

– Из Петербурга, говорите? Постойте-ка, а как она выглядела? Может, мы с вами о разных женщинах говорим?

Марина принялась сбивчиво описывать Кристину-Валентину: высокая, худощавая, волосы русые, прическа – каре до плеч, глаза… глаза, кажется, темные.

Директор почесал затылок:

– Честно говоря, я ее как-то не запомнил. Это надо дежурную по этажу спрашивать, они на это дело поглазастее. – Поднял телефонную трубку и произнес:

– Ксения Никифоровна, это вы? Спуститесь ко мне на минутку. Поговорить надо насчет этой… Коромысловой. Да, да… Хорошо, жду.

Марина не успела и до десяти сосчитать, как дверь директорского кабинета распахнулась и на пороге возникла дежурная с ее этажа в своей блекло-салатной униформе.

– Вы что-то хотели, Пал Николаич? – подобострастно осведомилась она.

– Да вот, хочу выяснить, не перепутали мы случайно эту Коромыслову с кем-нибудь?

Ксения Никифоровна испуганно распахнула глаза:

– Да что вы, Пал Николаич! Как такое можно?

– А вот вы, к примеру, можете описать ее? Ну, как она выглядела.

– Конечно! – Дежурная сцепила руки на животе. – Такая длинная дылда, худая, невзрачная, ничего особенного, честно говоря. Волосенки жиденькие до плеч… Да, ходила в таком платье, по подолу цветы, а спереди и сзади это… по большому вееру. Ну, расцветка такая…

Марина не сомневалась, что они имели в виду одну и ту же женщину. Непонятно было другое: зачем это Валентине Коромысловой вздумалось представляться Кристиной? Допустим, ей не нравилось собственное имя, допустим, она считала его недостаточно эффектным и благозвучным, но почему она сказала, что живет в Петербурге, а не в этом, как его, Нижнереченске?

Дежурная между тем продолжала свои физиономические опыты, благо ее к этому поощряли:

– Вздорная она бабенка, точно вам скажу. Когда заселялась, вела себя как министерша: и то не так, и это не этак. Возмущалась, что в номере телевизора нет… И опять же все плечики в шкафу под свои тряпки заняла, так что этой гражданке, – она кивнула в Маринину сторону, – некуда было свои вещи вешать. Вы ей, кстати, сказали, чтобы она вам половину освободила?

Переход был достаточно неожиданным, и Марина не сразу сообразила, что дежурная обращалась к ней, а когда сообразила, только покачала головой.

– Вот и напрасно, – не одобрила ее поведения не на шутку разошедшаяся Ксения Никифоровна, – таким спуску давать нельзя, а то враз на шею сядут.

– Ну что, это она? – перебил ее директор, переводя взгляд на Марину.

– Похоже, что так, – подтвердила она, – только не пойму, почему она назвалась по-другому? И с Петербургом как-то…

– Женщина, чего вы хотите, – развел руками директор, – мы тут и не на такие фокусы насмотрелись. Обычное дело: приезжают на курорт и начинают из себя изображать героинь мексиканских сериалов. Мыло, одним словом… Так что отдыхайте себе спокойно и не берите в голову.

Марина хотела было возразить, что она тоже женщина, однако же не выдумывает о себе прекрасных сказок, а довольствуется тем, что имеет, но передумала. Вряд ли это обстоятельство имело такое уж решающее значение.