Текст книги "Повелитель"

Наёмник Мёртвых Богов 1

ПОВЕЛИТЕЛЬ

Книга была такой огромной, что положить ее к себе на колени оказалось почти невозможным. После нескольких попыток я разместил ее на траве, и она раскинулась передо мной, а я лежал на животе и пытался разобрать полустертую вязь магического текста

– Создайся плотью от плоти моей…

Воздух задрожал и потемнел.

– Возьми дыханье от дыханья моего…

Волосы мешали, лезли в глаза, и я хотел их отбросить, но не успел. Я получил такой пинок под ребра, что отлетел от книги на добрых моих два роста, а ростом меня Боги не обидели.

– Сопляк, паршивец, ты что это делаешь?!

Никогда я еще не видел Наставника в таком лютом гневе. Я валялся на траве, пытаясь дышать, и ничегошеньки не понимал.

– Я… я читал, Учитель, – с трудом выдавил я.

– Ах, ты читал, поганец?! – Наставник одной рукой поднял меня с земли, а другой залепил здоровенную затрещину.

Дело скверное. Рука у моего Наставника тяжелая, и я считал, что в полной мере изведал ее тяжесть, когда мы боролись. Но раньше он никогда меня не бил, тем более – так. Ох, как все нескладно получается. Что же я такого натворил?

– Значит ты, трам-тебя-тарарам, читал?!

– Я виноват, Наставник, – я опустился на колени и склонил голову. Никогда еще я не признавал свою вину без оговорок, без малейшей попытки оправдаться, никогда еще не был готов добровольно принять наказание. Но и Учитель мой так себя никогда не вел. Даже когда я в трехдневном переходе умудрился потерять меч.

– Он виноват, видите ли! – Наставник снов ударил меня. – Ты хоть понимаешь, что натворил?!

– Нет, Наставник, – искренне ответил я.

Это его несколько отрезвило.

– Я тебе говорил, чтоб ты никогда не произносил заклинания вслух?

– Да, Учитель, но я нечаянно… я не очень хорошо читаю, и мне вслух легче…

– Не умеешь – не читай. Нет, ну вот же приспичило оглоеду. Я тебе, мерзавцу, даром говорил? Нельзя – значит, нельзя. Это тебе не базарные лубки с намалеванными голыми девками.

Я подумал, что Наставник в чем-то прав. Мысленно я приравнивал запрет на магические книги к запрету на непристойные лубки с раскрашенными картинками. И то, и другое мне рассматривать не полагалось: еще рано. Но неприличные лубки я уже читал, хоть мне это и запрещалось, так почему же не прочесть и магические книги, которые мне тоже запрещены?

– Сопляк ты, щенок! Читает он, видите ли! Вслух, что попало, где попало! Не где-нибудь в потаенном месте между мирами, нет! Разлегся на пузе в травке и призывает. Да еще задержись я чуть-чуть, и остались бы от тебя кровавые тряпочки. Ты хоть это понимаешь?

– Да, Наставник, – виновато произнес я. – Теперь понимаю.

– И мало того, мне бы еще пришлось отлавливать ту пакость, которую ты по своему недомыслию затащил в наш мир. Даже не зная, что это за тварь и где ее искать. И что она может натворить на свободе.

– Я виноват, Наставник, – глухо повторил я.

– Вот и подумай о своей вине, – пробурчал Наставник и коснулся моей шеи у плеча. Я окаменел. Моя плоть оставалась живой, но не повиновалась мне. Спасибо и на том. Я уж думал, что впервые за годы обучения меня просто выдерут, как сопливого мальчишку, и поделом же мне будет. Но наказали меня, как взрослого. Я отстоял свое на службе. Я отстоял свое на лужайке, которую я чуть не загубил своими неосторожными заклинаниями, да еще на месяц лишили права носить меч.

Это было года четыре назад, и урок я усвоил, как должно. Особенно, когда я узнал, что чуть было не произнес заклинание разделения плоти. Часть ее захватило бы какое-нибудь потустороннее чудище и разорвало бы то, что от меня осталось, действительно на кровавые тряпочки. Больше я самолично в магические книги не лазил. Наставник иногда давал мне их читать

– под своим присмотром, разумеется – но очень неохотно. Он считал меня безответственным сопляком, и я не мог его за это винить. Ничего не скажешь, показал себя во всей красе.

Мой Наставник Гимар – лучший воин-маг отсюда до столицы, а может, и в столице, но по нему не скажешь. Приземистый, пузатенький, ест за двоих, пьет за троих, ругается, как первосвященник в публичном доме. Одет непонятно во что. Все старое, латаное. Отродясь я на нем новых штанов не видел. С тех самых пор, как он подобрал меня, голодного на улицах Техины.

Голод сводил меня с ума, голод заставил меня удрать из дома и броситься на поиски счастья в ближайший город, но и там мне пришлось солоно. Улицы Техины вымощены отнюдь не деньгами, красть я не хотел и не умел, попрошайничать тоже, а ремесла никакого толком не знал. Дома я сгребал навоз и все такое прочее, а в городе на подобную работу спрос невелик. Все это я поведал Гимару за второй порцией речной рыбы – первую я проглотил, не заметив. Гимар потребовал у трактирщика здоровенный каравай хлеба и умиленно наблюдал, как я в него вгрызаюсь.

– Что, налоги большие? – сочувственно спросил он, глядя, как я уписываю свежий теплый хлеб.

Я помотал головой.

– Мы освобождены от налогов, – невнятно провещал я набитым ртом.

Гимар присвистнул: он знал, в какой горькой, крайней, безысходной нужде можно добиться полного освобождения от налогов.

– Мало рабочих рук?

Я ответил не сразу: кинул в рот слишком большой и горячий кусок рыбы, обжегся и теперь дышал часто и коротко.

– Рук хватает, – наконец ответил я, отдышавшись. – Отец и еще трое братьев. Я самый младший. Раньше ничего было. Деда пчел держал. Ничего хозяйство было. А потом деда умер, и как-то оно быстро все сошло на нет. Работать есть кому, и работаем, а земля не родит. Нет нам счастья, вот и все.

– Земля, говоришь, не родит, – задумчиво произнес Гимар. – Счастья им, видите ли, нету.

В его голосе чувствовалось осуждение, и я обиделся. Много позже я узнал, что осуждение относилось не к нам.

–Ладно, пацан. Доедай и пойдем.

Я никуда не хотел идти. Я опьянел от вкусной сытой еды.

– Куда пойдем? – насторожился я.

– К тебе домой.

– Не пойду домой, – я вжался в трактирный стул, словно он мог поглотить меня и спрятать.

– Что так? – полюбопытствовал Гимар.

– Выдерут, – убежденно сказал я.

– За то, что удрал?

– Ага, – если этот странный человек все понимает, зачем предлагает идти домой. Там так холодно, и жрать нечего. Если бы что и завелось, крысы все сожрут вчистую. А меня дома отлупят, это точно.

Гимар усмехнулся.

– Пусть попробуют, – сказал он, отвечая на мои слова, непроизнесенные вслух. Я уставился на него.

– Пойдем-пойдем, – он решительной рукой взял меня за шиворот. Я размазывал по физиономии слезы, грязь и сопли, упирался, но мне и в голову не могло прийти указать ему неверную дорогу.

Дома меня, ясное дело, встретили не то, чтобы приветливо. Но Гимар тут же увел отца и братьев в дом, и я ловил только обрывки их разговора. Не очень-то хорошо слышно через окно.

– Это хорошая цена… стыдитесь… я бы вам советовал… семью, и в город… эта земля родить не будет… не советую, сейчас не те времена… ремеслу научится, о чем разговор… зачем пропадать?.. в обиде никто не останется…

Словом, Гимар выкупил меня у моей семьи. Точной суммы я так и не узнал – своих я больше не видел, а не у Гимара же мне спрашивать – но деньги, видно, были немалые, раз на эти деньги по совету Гимара вся семья снялась с земли и переехала в Техину. Устроились они там неплохо, мать мне писала веселые письма. Но я не побывал у них дома. На другой же день Гимар увез меня в свои края. Больше я никогда не искал отбросы на свалке.

Гимар сдержал слово: никто в обиде не остался. Семья моя получила хороший доход и дом в городе, а я получил то, о чем не мог и мечтать. Я был не просто сыт и одет. Я учился лучшему в мире ремеслу – ремеслу воина-мага. Учиться было очень тяжело, но я бы не променял свою жизнь ни на какую другую.

Гимар поначалу ворчал,что он спятил, что из меня ничего не выйдет, что я слишком поздно начал. Но я учился с остервенелым упорством. Ни за что на свете не мог я допустить, чтобы Гимар от меня отказался. Та наука, которая сызмала входит в тело незаметно, как вода в молоко, вливалась в мои мышцы немыслимой болью, но я терпел. От усердия я готов был на любые деяния, и Гимару частенько приходилось говорить мне: «Охолони, парень. Это тебе не под силу.» И я добился своего. Когда к Гимару как-то раз наехали в гости его боевые друзья со своими учениками, я не чувствовал, что они хоть в чем-то превосходят меня. Один из старых воинов сказал Гимару: «Откуда ты выкопал такого парнишку? Он лучше всех наших, честное слово.» Гимар в ответ буркнул: «Не хвали тесто, пока хлебом не стало, прокиснет.» Но он был доволен, я знаю.

Выучился и многому другому. У Наставника Гимара, и пчелы роились, и земля родила, и еще как! Впервые я узнал, что такое работать на земле в полную силу, а не ковыряться в ней пальцами за отсутствием сохи. Поначалу я считал, что впустую трачу время вместо того, чтоб махать мечом, но Гимар живо поставил мне мозги на место. И когда пришел срок, сделал из меня неплохого кузнеца и оружейника. Мой первый меч, тонкий и легкий, был выкован руками Гимара. Когда мне пришла пора браться за настоящее боевое оружие, я выковал его сам. Не сразу, конечно.

Словом, жили мы размеренно и неторопливо. Став постарше и уразумев, что к чему, я только диву давался: неужели на услуги такого человека, как Гимар, не находится спроса? Времена стояли тяжелые. То тут, то там вспыхивали распри, кой-где на окраинах полыхала настоящая война. Кого с кем? Я не знал тогда. Как не знал и тог, почему повальный неурожай терзал некогда плодородные земли. Засухи, ливни, пожары… ничего я тогда не знал.

Однако настал и мой день. Я давно понял, что задавать вопросы Учителю бессмысленно. Все, что нужно, и когда нужно, он скажет сам.

Я сидел на крылечке и заговаривал стрелы – занятие не столько трудное, сколько нудное. Стоит хоть раз ошибиться, и все насмарку, надо начинать заговор сначала. Это если не придется вообще выбросить стрелы и делать новые. Поэтому я так удивился, увидев, что Наставник идет ко мне. Обычно он не мешал мне, когда я заговаривал оружие: дело это было для меня внове, и ошибался я часто.

Однако мгновение спустя я удивился еще больше: Наставник протянул руку к стрелам и быстро, в несколько певучих фраз, закончил заговор за меня. Вот это да! Мастерская работа, ничего не скажешь. Я сам возился бы до полудня. Но Наставник никогда не делал за меня мою работу, стоило мне научиться хоть кое-как выполнять ее. Что за спешка?

– Вставай, парень, поторапливайся.

Я послушно встал.

– Руки чистые? – спросил Гимар, придирчиво оглядывая меня.

– Конечно, Учитель! – я даже обиделся немного. – Я всегда привожу себя в порядок перед работой, ты ведь знаешь. Я купался сегодня. И одежда чистая.

– Это хорошо, хорошо. Значит, переодеваться тебе не надо. Пояс подтяни, распустеха.

Я подтянул пояс.

– Пойдем скорее. Время не терпит.

Наставник Гимар на целую голову ниже меня, шаг у него некрупный, опять же пузо мешает. Но, несмотря ни на что, я с трудом поспевал за ним. Куда мы так спешим? Да еще чтобы обязательно чистые, умытые. Батюшки, да ведь Наставник тоже во всем новом. И как я сразу не заметил?

– Куда мы идем? – я не удержался от вопроса.

– Ты – наниматься на службу, я – заверить твой найм, – ответил Наставник.

– Наниматься? Я? Правда? – я слегка обалдел от радости. Наставник тяжело вздохнул.

– Правда, правда, – проворчал он. – А если тебе так нужна правда, изволь: никакой ты еще не воин-маг, а вовсе сопля в полете. Вон какой вымахал амбал, – он задрал голову, неодобрительно заглянув мне куда-то в ноздри, – а ума не нажил. Поперек себя в плечах шире, а так дурак-дураком.

Он снова вздохнул и на ходу почесал брюхо.

– По настоящему, так тебе еще рано наниматься. Но ничего не поделаешь, приходиться спешить. Война совсем уже рядом.

– Война? Какая? С кем?

Гимар не ответил.

– Ты своим написал, чтоб уезжали, как я тебе велел?

– Написал, – я судорожно сглотнул. – Только они все равно не уехали. Ты же знаешь, Наставник. Я сколько раз приехать к ним хотел, и ты меня отпускал, они сами не хотели. Я для них теперь «шибко умный сделался.» И вообще отрезанный ломоть. Так что они меня не послушали.

– Шибко умный, – проворчал Гимар. – Что ж, дуракам закон не писан.

– Неужели так плохо, Наставник? – спросил я с невольной дрожью в голосе. Моя семья отказалась от меня, но все же это была моя семья.

– Хуже, чем ты даже можешь себе представить, – хмуро ответил Гимар.

– А в чем дело? – спросил я без всякой надежды на ответ. Но Гимар ответил.

– Новые Боги, – ответил он. – Новые Боги воюют с нынешними. Не терпится им, поганцам. Не хотят, понимаешь, своего времени ждать. Подавай им все сейчас. А что такое битва Богов, сам знаешь.

Я знал. Если Боги воюют между собой, то битва вынуждает их сторонников воевать друг с другом. Они бы и рады не воевать, да не могут. Сила превыше их толкает их в бой. И как боевые успехи Богов могут решить исход битвы для людей, так и война среди смертных может повлиять на исход битвы между Богами. Бывало, что именно человеческая доблесть выигрывала сражение для Богов. Но это было так давно. Даже язык легенд, повествующих о подобных боях, в наше время уже почти непонятен. Гимар учил меня древнему языку именно на этих легендах. Давнее, темное время. Еще до нынешних Богов. Эти-то пришли в мир когда им положено.

– Это ж сколько крови будет, – растерянно произнес я.

– А ты думал, без боя обойдется? – свирепо рявкнул Гимар.

– Да нет, Наставник, я не про бой, – попытался объяснить я. – Я про обычных людей думал.

Гимар выдохнул воздух сквозь сжатые зубы и ничего не сказал.

Нас должен был встретить главный жрец, но он нас не встретил. Он лежал на белых ступенях храма, и его внутренности перламутрово блестели на солнце. Очевидно, он был убит последним, совсем недавно. Служки погибли раньше, их перерезанные горла и вспоротые животы уже высушил и ветер и засыпал песок. А главного вытащили на ступеньки и прирезали совсем недавно. И храм подожгли недавно: дымом уже тянуло вовсю, но пламя еще не ревело, а тихо потрескивало где-то в дальних приделах.

– Все кончено, – почему-то только эти слова и пришли мне на язык при виде зверски убитых жрецов.

– Ну, нет, не все, – бешено возразил Гимар. И с силой втолкнул меня в горевший храм.

Мы уже ничем не могли помочь несчастным. Мы ничего не знали, и поэтому опоздали прийти им на помощь. Теперь мы не имели права даже думать о них; не было времени. Нам нужно было очень спешить, чтобы не опоздать в главном. Гимар прав – еще не все кончено.

В храме было темно и душно. Клубы дыма плавали в воздухе. Потрескивание пламени было слышно отчетливее. Треск, треск, словно тысячи огромных кузнечиков сошли с ума.

– Скорее, пока алтарь цел, – торопил меня Гимар, и я, кашляя, бежал за ним.

Алтарь был цел. Пламя сюда еще не добралось. Гимар метался по алтарной в поисках чего-то нужного.

– Все перевернули, гады, – бормотал он, роясь в храмовом добре. – Хоть бы одна целая чаша… ага, вот. И вода… хорошо. Может, успеем.

Он выудил из кучи обломков невредимую чашу, достал из-за пояса флягу с водой, с которой никогда не расставался, и бережно перелил воду в чашу.

– Придется нам самим, без посредников, – вздохнул он. – Да не стой ты столбом, возьми чашу.

Я неуклюже принял у него чашу. Гимар прикрыл глаза и начал медленно, нараспев, произносить какие-то слова. У меня кружилась голова, я снова закашлялся и едва не уронил чашу. Наставник бросил на меня свирепый взгляд.

– Возлей воду, – приказал он.

Я непонимающе взглянул на него.

– Вылей воду на алтарь, болван!

Я подошел к алтарю и опрокинул над ним чашу. И на алтаре вспыхнуло пламя!

Я отшатнулся: огонь едва не задел меня.

– Хорошо, просипел, задыхаясь, Гимар. – Боги услышали нас. Теперь посмотрим, кто из них примет твою службу.

Он вытащил из-под алтаря с грудой каких-то бляшек и поставил их передо мной.

– Бросай их в огонь, – велел он. – По одной.

Я вынул бляшку из ящика. Она оказалась неожиданно тяжелой. На ней было что-то отчеканено. Я хотел посмотреть и поднес бляшку к глазам.

– Не смотри, – хрипло заорал Гимар. – Бросай, скорее!

Я повиновался. Бляшка не долетела до алтаря. Она исчезла в огне. Не сгорела, а именно исчезла. Я замер от неожиданности.

– Бросай скорее, наказание мое! – надрывался Гимар.

Я бросал, одну за одной, и одна за одной они исчезали в пламени над алтарем, пока, наконец, какая-то из них не коснулась алтаря. Она со звоном ударилась об алтарь, и пламя мгновенно погасло.

Гимар просиял.

– Твоя служба принята, – воскликнул он. – Давай скорее сюда, сейчас посмотрим.

Он поднял с алтаря круглый кусочек металла, брошенный моей рукой, и вгляделся в него.

– Страж Границы, – медленно прочитал он.

По правде говоря, я огорчился. Я лелеял надежду стать Воином Света, или, на худой конец, Мечом Воды, а тут извольте видеть, Страж Границы.

– Отлично, – Гимар так и сиял. – В самый раз для тебя. А теперь пойдем отсюда. Жарковато становится.

Жарковато – это еще слабо сказано. Когда мы выходили, огненные кузнечики уже не стрекотали. Огонь ревел, пожирая левый придел храма. Его голодный рев становился все громче. Когда мы отнесли мертвых на храмовое кладбище, Храм Всех Богов полыхал, как головешка.

Война пришла в наши края раньше, чем ждали.

Вот так я нанялся на службу к изначальному Стражу Границ и сам стал Стражем Границы. Первое разочарование прошло быстро. Конечно, Воины Света, Мечи Воды и прочие сражаются в смертных боях и добывают себе славу. Так это каждый дурак может, умей только мечом махать. А здесь, на границе… Война пришла к нам не битвами регулярных армий, а стычками банд и налетами воровских шаек, голодом и бесчисленными зверствами, от которых некуда бежать. Когда армия наступает на город, можно затаиться, скрыться, бежать. Не каждому, но кое-кому удается. Так то – в столице, а в этой чуме всеобщего безумия куда ты денешься, когда каждая травинка – нож, и каждая ветка – плеть? Бежавших в леса бандиты травили натасканными на людей собаками, затаившихся по деревням резали на пороге собственного дома. Редкие смельчаки пытались укрыться в скалах, но землепашец – не охотник, и голод гнал этих немногих вниз, на бандитские ножи.

Очень скоро я понял, как мы с Учителем нужны здесь. Я привык уважать свою работу и отвык ночевать дома. Иногда я неделями не виделся с Наставником Гимаром, забегая домой, чтоб полить огород, и снова исчезал. Много ли навоюешь вдвоем? Воины Света, как же! Посмотрел бы я на них! Война не полыхала, она тлела подземным пожаром, и нам приходилось не столько бросаться в битву, сколько искать ее – упреждать, догадываться. Именно мы, а никакие не Воины Света нашли и уничтожили отвратительный застенок – бывшую усадьбу, которую приспособили под свои нужды палачи на службе Новых Богов. Помню, когда мы выносили пленных, один посмотрел вокруг и сказал: «Солнышко… вот я и умру скоро… хорошо.» Я пытался уверить этот обрубок человек, что он еще выживет, и что жить стоит, но он посмотрел на меня и сказал: «Умереть хорошо.» Сказал не убежденно даже, а обыденно, как нечто общеизвестное. Таким тоном сообщают, что трава зеленая.

Люди шли к нам за помощью, будь то сторонники Новых или Нынешних Богов, и мы не разбирали, кто просит, мы шли. Мальчишки Фаттарн и Тенах жгли Храм Благодарения вместе со всеми, но когда поджигатели решили устроить резню в деревне, побежали за нами. По счастью, мы оказались дома, и успели почти вовремя. Избили их потом страшно, Фаттарн потом еще долго хромал.

Матери приходили к нам за хлебом для голодных детей, и мы давали, давали, давали – и хлеб, и молоко, и мед. В уплату Гимар просил только одного: заготовить из нашего добра всяких солений, вялений и маринадов. И они вялили, варили, коптили. Ведь иначе не только мы заживем впроголодь. Иначе зимой нам нечего будет им дать.

И контрабанда! Прежние скудные ручейки ее ныне хлестали водопадами. Оружие и деньги, деньги и оружие для обеих сторон. И не просто честное оружие для честного боя, но и всякие магические пакости. Камешки, которые разносят тебя на куски, если на них наступить. Флакончики жидкости, одна капля которой способна заставить реку течь огненной лавой. Семена заморских цветов, каждый из которых может сделать бесплодной пустыней самые плодородные земли на добрую лигу вокруг себя. И штучки, превращающие человека в камень, а то и во что похуже. Мы разрывались на части, чтоб успеть повсюду, мы сутками не ели, не пили, не спали, но мы держали границу. Однако мы понимали, что ненадолго. Волны грабежей, резни и зверств уже не захлестывали нас, они откатывались назад, и это было дурным знаком. Их уход мог быть вызван только одним: приближалась армия. По слухам, ее передовые отряды уже искали переход через горы. Они перейдут, я в этом не сомневался: непроходимы горы только зимой, а летом всегда можно найти переправу. Наставник Гимар устроил несколько лавин, напрочь уничтоживших безопасные проходы, но надолго задержать армию мы не могли.

Первый отряд появился утром, вскоре после рассвета. Глупо, но вполне понятно: не очень-то и могут равнинные жители ночью переправляться через горы. Заблудятся, потеряются, отстанут в темноте, и в предрассветном тумане выйдут прямиком на засаду.

Засада их уже ждала. Мы с Наставником Гимаром лежали на скалах над узкой тесниной. Здесь и один человек может удержать проход. Исключительно удобная позиция: целый отряд положить можно, а тебя никто и не приметит. Ну, армию, конечно, так нет остановишь.

Я видел, как блестит солнце на остриях их копий. Видел облезлый пятнистый загар новичков и сбитые копыта их коней. Видел шрамы на лицах ветеранов. Видел свежие, не осунувшиеся еще лица людей из недавнего пополнения. Выражение этих лиц было удивительно одинаковым: самоуверенный до наглости. То был передовой отряд победоносной армии. Армии Новых Богов.

Я наложил стрелу на тетиву и задержал дыхание, выбирая мишень. И тут я, наконец, понял, что же я увидел. Эти несколько лиц недаром показались мне знакомыми. Этейр и Габох, мои друзья детства. И один из моих старших братьев. Они ехали в первом ряду.

Мои ладони стали такими мокрыми, что я отложил лук и вытер руки о штаны. Сейчас я буду стрелять. Я должен. Я должен выбрать, кто я – человек или воин. Исполню я человеческий или воинский долг. У меня есть еще немного времени. Несколько мгновений. Когда копыта коней коснутся тени от скалы, именуемой Лысый Барсук, я должен буду сделать первый выстрел.

Я поднял лук и снова положил стрелу на тетиву. И снова я не выстрелил. Мое тело внезапно охватила тугая, давящая боль. Моя душа и разум были опустошены. С трудом я положил лук рядом с собой. Мне было нечем дышать. Воздух куда-то исчез, и утренняя роса серебрилась пеплом на серых камнях.

Наставник Гимар коснулся моего плеча. Я скосил глаза в его сторону и чуть не вскрикнул. Его лицо было пепельно мертвым, серым, как роса, как камни, как исчезнувший воздух.

– Уходим, – беззвучно произнесли его губы.

Я последовал за ним. Мы осторожно отползли от края скалы и принялись спускаться в долину. Нас никто не заметил. Армия совершала свое победное шествие по другую сторону скал.

Боль схлынула так же внезапно, как и накатила, оставив во всех мышцах жуткое недоумение, почти обиду. Рот мой был заклеен тягучей, вязкой слюной, губы пересохли.

– Глотни, – Учитель отстегнул от пояса свою бесценную флягу с водой, одним мощным глотком осушил ее наполовину и протянул мне остальное. Я прикончил остатки воды, и лишь тогда смог сплюнуть едкий тягучий комок.

– Почему, Учитель?..

– Кончено, – тихо ответил Гимар. – Нам больше некого отстаивать. Наши Боги умерли.

– Откуда ты знаешь, Учитель?

– Ты тоже это знаешь, – сухим пепельным голосом ответил Гимар. – Ты тоже почувствовал.

– Да, мне было больно там, на скалах…

– Больно! – фыркнул Гимар. – Да ты на свой воинский знак посмотри.

Я снял с шеи металлический кружочек с надписью на древнем языке «Страж Границы»– гадальную бирку, определившую мою судьбу. Металл был мертв. Он не то, чтобы потускнел, но блеск его был блеклым. И он был тяжел мертвой тяжестью. Он казался тяжелее обычного, как мертвое тело кажется тяжелее живого. Душа ушла из него.

Я снова надел свой знак, и прижал ладонью к груди, словно надеясь оживить его.

– Теперь видишь? – спросил Гимар.

Я молча кивнул.

– Если бы хоть один из Богов остался в живых, был бы смысл задерживать армию. А так…– Учитель пожал плечами, – стоит нам подстрелить хоть одного, и они просто вырежут деревню.

– Думаешь, сейчас они ее не тронут?

– Не особенно. Она им, собственно и не нужна, они идут дальше. Пограбят немного, убьют одного-двоих… Мерзавцы! Подлецы!

– Армия есть армия, – вздохнул я.

– Да причем тут армия! – взревел Гимар. – Я о Богах этих! Поганцы паршивые. Власть им подавай! Задницы у них чешутся. Пока трон к заднице не приложишь, не пройдет.

Я представил себе небесный трон в виде чесоточного пластыря. Дивное зрелище.

– Что теперь начнется, подумать тошно.

– А я считал, что худшее уже кончилось, – искренне удивился я.

– Да ты что. – С Новых Богов гнев Гимара обратился на меня. – Земля теперь снова начнет родить, тут ты прав. Только легче от этого никому не будет.

– Так ведь война кончилась, – попробовал возразить я.

Гимар махнул рукой.

– Ну и что? Зато мои магические книги теперь даже для подтирки не годятся. Пергамент слишком жесткий.

Боги, мертвые мои Боги! Да ведь Гимар никогда даже не поминал свои книги всуе, не то, чтобы отозваться о них с такой кощунственной непочтительностью.

– Магия – она ведь не сама по себе, парень. Она или от Богов, или от Сил Зла, – Гимар привычно сделал охраняющий жест левой рукой и тут же досадливо сморщился, сообразив, что после гибели Богов этот знак уже ни на что не пригоден. – Есть еще магия земли, воды и железа, но и она без помощи Богов почти ничего не стоит. Есть магия эльфов, но мы ее не знаем. И не думаю, что она вообще для людей годится. В этом мире не работает больше ни одна светлая магия.

– Почему? – тупо спросил я. Наверное, я был очень потрясен случившимся, раз не догадался сам.

– Да потому, что прежняя магия умерла вместе с Прежними Богами, а Новые захватили власть раньше срока! Их время еще не пришло. И время их магии тоже!

– Скверно, – согласился я. – Что делать, придется пока век-другой обойтись без магии.

– Придется, – проворчал Гимар. – Вот только кому? Магия Зла ведь работает в полную силу. Там никто переворотов не устраивал.

Я понял, что Гимар имеет в виду.

Мир постепенно покрывается плесенью колдовства. Самое грязное, гнусное, невообразимое зло выползает изо всяких закоулков, самая разнузданная кровожадность обретает плоть… и некому справиться с ними. Пока земля не примет Новых Богов, жизнь отдана злу на откуп.

– Так уже было один раз. Ну, почти так. Тогда Прежних Богов победили Силы Зла, а время Новых еще не пришло. Двести лет, копейка в копейку, такое творилось, – вспоминал перекошенный от злости Гимар. – Я тебе рассказывал. За эти годы и десятой части людей не осталось. А сейчас вообще неизвестно, сколько ждать.

– Выходит, – медленно спросил я, – небесный трон Новые Боги получили, а в остальном…

– А в остальном – шиш им на блюде, – закончил мою мысль Гимар. – А получат ли они вообще это остальное, еще не сказано. Может, все помрем. Может, Силы Зла так укрепятся за это время, что прищемят нос этим соплякам.

Я не сразу сообразил, что Наставник подразумевает Новых Богов.

– Хулиганье малолетнее! Щенки невоспитанные! Как дело делать, так они еще маленькие, их час не пришел. А как задницу на троне размещать, так пожалуйста.

Пожалуй, прав Наставник Гимар. Именно хулиганы малолетние. Молокососы безответственные. Все, что они могут – это принимать жертвы и моления, пока Силы Зла не перекроют доступ к ним. Ох, и задолжают они людям! Жаль, я не увижу, как через долгие годы они будут оплачивать накопившиеся счета.

Некоторое время мы сидели молча.

– Ты вот что, сынок, – тихо сказал Гимар, и меня охватило предчувствие ужасного: никогда еще Гимар не называл меня так. – За домом присматривай. И пчелок моих береги. Хозяйство тебе оставляю хорошее, управишься. И книги мои… не все же там умерло. Может, и найдется что нужное. Только осторожно, не так, как в тот раз. Теперь ты хорошо умеешь читать. И… прости, если что не так.

– Учитель… но куда… почему?

– У меня есть еще дело, – произнес Гимар неожиданно жестко.

Мгновенная ласка исчезла из его голоса.

– Но Учитель Гимар… ты же сам сказал, что все кончено.

– Все и кончено, – подтвердил Гимар. – Здесь. Мои Боги мертвы. Все. И Повелитель Смерти тоже. Значит, на его месте сидит кто-то другой. Неужели ты думаешь, что я могу оставить своих Богов на неисчислимые столетия в руках мстительного малолетнего хулигана?

Боги, мертвые мои Боги, что же надумал Гимар! Невозможно. Немыслимо.

– Но Учитель… человек не может справиться с Богом…

– Но придется, – возразил Гимар и поднялся. Мне казалось, что между нами вспыхнул невидимый костер, и потоки горячего воздуха искажают его облик, но я ошибся. Потом я подумал, что мне кажется, или что я сошел с ума, и тоже ошибся. У меня на глазах происходило чудо, вот и все. Пока Гимар вставал, перемена облика завершилась. Куда только подевалась пьяная краснота лица, толстенькое пузико, невысокий рост! Передо мной стоял худой широкоплечий человек почти моего роста с бледным лицом и грустными глазами. Я издал хриплое нечленораздельное «а-а» и закрыл глаза. Потом открыл. Незнакомое худое лицо Наставника Гимара улыбалось знакомой улыбкой.

– Все очень просто, ученик, – голос Гимара тоже остался прежним. – Жить можно в каком угодно виде, даже в том теле, в котором родился. Тем более воину. Это отличная маскировка. Но навстречу Смерти человек должен идти в своем истинном облике.

В голове у меня царил сумбур.

– Телесном или духовном? – попытался уточнить я.

– Истинном, – ответил Гимар и ушел.

Если бы я не торчал до вечера у этой распроклятой скалы, как новобранец у ворот веселого дома! Но я сидел там до вечера и думал. Много надумаешь по такой жаре. Наступившие сумерки отрезвили меня. Я встал и пошел вниз, к дому. Когда я спустился вниз, настала ночь. Темнота не мешала мне идти, я шел знакомой тропой. Когда-то по требованию Гимара я прошел все здешние тропы с закрытыми глазами. А теперь Наставника со мной нет. Нет, темнота не мешала мне идти. К тому же в ночи я особенно ясно видел, как корчится в пламени пожара мой дом.

Золотые пчелы роились над его крышей, когда я подошел к нему. Сад расцвел дивными золотыми и алыми цветами. Навстречу мне из огня тянулась ветка, густо усыпанная ягодами, она слегка сморщилась от жара, некоторые полопались, и сок их капал на землю. Я протянул руку в огонь, сорвал горсть ягод и сунул в рот.