Текст книги "Чистое пламя любви"

– Милая, ты права, я вел себя как скотина! Прости, Аметист, и постарайся понять! Пожалуйста, не забывай, как я тебя люблю. Больше никогда в жизни я не посмею обидеть тебя или напугать. Поверь мне, прошу!

Тронутая его искренней мольбой, Аметист медленно кивнула. Она все еще не пришла в себя, но мало-помалу слезы иссякли, и тогда Уильям спросил с робкой улыбкой:

– Ты все еще мне доверяешь, не правда ли?

– Да…

– Тогда вот тебе мое слово: мы будем ждать столько, сколько потребуется, и я не стану тебя торопить. Ты права, милая, – в шестнадцать лет девушка может считаться взрослой… достаточно взрослой, чтобы выйти замуж!

Она так долго молчала, не спуская загадочного взгляда с его лица, что наконец он не выдержал:

– Что ты скажешь, Аметист?

– Возможно, так оно и есть… – с едва заметной тревогой пробормотала она. – Поживем – увидим, Уильям…

Глава 5

1782 год

Ласковые нежные ручки ловко, как будто играючи, заставили его наклониться совсем низко, а призывно раздвинутые алые губы выманили страстный, жадный поцелуй. В тот же миг где-то в глубине сознания прозвенел сигнал тревоги: женщина, которую Дэмиен сжимал в объятиях, все более откровенно выдавала свои намерения. Он слишком часто был участником подобных сцен, чтобы не замечать маневров расчетливых леди, мечтавших обрести власть над его душой при помощи своих податливых и доступных тел. Не то чтобы это знание очень тяготило свободолюбивого моряка – он просто старался учитывать опыт, полученный в прошлом, и не затягивать связь с женщиной, если та начинала больше требовать, чем отдавать. По его понятиям жизнь на море совсем не вязалась с длительными серьезными отношениями, предполагавшими более крепкие узы, нежели обычный флирт.

Дэмиен осторожно, но решительно высвободился из жарких объятий и с сожалением посмотрел в глаза Меррел, все еще затянутые томной поволокой. Отчасти она добилась своего: в паху у него все горело как в огне. Не без сожаления подавив эту вспышку, капитан прошептал:

– Меррел, мне пора. Через час начнется прилив, а нам еще надо подготовиться к плаванию.

– Дэмиен, милый, – проворковала Меррел, не спуская с его губ откровенного страстного взгляда, – ты ведь вовсе не хочешь расставаться, правда?

– Должен признаться, – смущенно улыбнулся он, – что рядом с тобой чертовски трудно помнить о делах. Но, – капитан взялся за дверную ручку, – мы могли бы начать с того места, на котором остановились, когда через пару месяцев я вернусь из плавания. Ну а ты во время моего отсутствия попытайся сохранить мне верность… если такое вообще возможно!

– Милый, ты, конечно, дашь мне повод оставаться верной тебе, не так ли? – игриво отвечала Меррел, с трудом скрывая торжествующий блеск в глазах. – Ты тоже будешь хранить мне верность?

– Меррел, дорогая, ты же сама не захочешь, чтобы я унизил тебя ложью, ведь так?

Меррел Бристол явно не ожидала столь откровенного отпора; в ее томно прикрытых глазах мелькнула тайная ярость.

Избалованная дочка богатого торговца из Филадельфии, она не привыкла ни в чем получать отказа и всегда добивалась своего. Несколько дней назад Меррел решила, что должна обязательно стать миссис Дэмиен Стрейт. Однако она была достаточно умна и понимала, что сцена ревности наверняка выбьет почву у нее из-под ног, а потому, смирив свой гнев, задумчиво произнесла:

– Ну что ты, милый, конечно, нет! Я и сама никогда тебе не лгу! Мы просто будем ждать твоего возвращения, чтобы возместить все, что потеряем во время разлуки, не так ли?

Меррел подалась вперед, прижимаясь к его груди своим пышным бюстом, и подставила губы для поцелуя, отчего Дэмиен испытал новую вспышку страсти.

«Черт побери, я едва ей не поддался!» – мысленно воскликнул он, высвобождаясь из цепких объятий и с прощальной улыбкой покидая карету, на которой они приехали в порт.

Уже на полпути к «Салли» капитан оглянулся и коротко отсалютовал даме, с грустью смотревшей на него из окна элегантного экипажа.

На выбеленном жарой небосводе ослепительно сверкало безжалостное тропическое солнце, однако Дэмиен не обращал на это внимания, рассеянно обозревая гладкие как зеркало воды Карибского моря. С самого начала плавания их преследовали неудачи. Капитан то и дело поглядывал на мачты и сердито фыркал при виде безжизненно обвисшей ткани – жалкого призрака тех величавых, полных ветра парусов, что должны были домчать его до Кингстона. Дэмиен снова покачал головой и язвительно усмехнулся своим невеселым мыслям. Контрабанда оказалась весьма прибыльным занятием, и его нелегальные рейсы на Ямайку приносили немалый доход. Война внесла большие изменения в общественное сознание, и островитяне вовсе не считали для себя зазорным вести торговлю с контрабандистом, объявленным вне закона. Однако на этот раз ему не хотелось прятаться, и Дэмиен решил войти в гавань, пользуясь фальшивыми документами на корабль, давно заготовленными для такого случая. Это позволит и ему, и команде как следует отдохнуть на берегу, не скрываясь от властей. Однако по иронии судьбы стоило ему впервые за столько лет захотеть появиться в Кингстоне открыто, как на море установился полный штиль. «Салли» уже третий день болталась на полпути к острову, не имея возможности сдвинуться хотя бы на дюйм, как будто стояла на ремонте в сухом доке!

– Черт побери! – с чувством выругался Дэмиен и снова повернулся, пристально всматриваясь в горизонт. Ему начинало казаться, что душный неподвижный воздух с утроенной силой давит на плечи, пригибает к палубе. А он так спешил попасть в Кингстон!

Раздраженно хмурясь, капитан снова вспомнил кое о чем, не дававшем ему покоя в последнее время. Перед самым отплытием он совершенно случайно узнал, что Мэриан Грир скончалась несколько месяцев назад и теперь проклятая паршивка с фиалковыми глазищами осталась одна в целом свете…

Дэмиен усилием воли подавил разраставшуюся в душе тревогу, не желая признаться даже себе самому, что именно желание разузнать хоть что-то о судьбе несчастной семьи побудило его вопреки привычке, не прячась, явиться в Кингстон.

– Ну что ж, по крайней мере, можно не бояться, что она померла с голоду! – мрачно пробормотал он. Перед последним рейсом капитан, как обычно, отправил им изрядное количество продуктов, и если девчонке не изменила ее природная изворотливость, она сумела распорядиться своими запасами с наибольшей выгодой.

До капитана также доходили слухи о том, что Аметист все чаще заменяет на подмостках свою мать, неспособную справиться с недугом, и что публика принимает юное дарование весьма и весьма радушно. На лице у Дэмиена снова появилась язвительная гримаса. Уж он-то хорошо знал Аметист Грир и считал, что эти надутые кингстонские креолы с замашками мелкопоместных аристократов лишний раз доказали свою тупость, принимая ее глупые ужимки за настоящую игру. Странно только, почему он сам не в состоянии избавиться от размышлений на эту тему и без конца ломает голову над судьбой несносной притворщицы. Вот и сейчас против воли перед его мысленным взором возникли фиалковые глаза, полные такой ненависти, что Дэмиену чуть не изменила выдержка.

Клубившаяся в груди ярость просилась наружу, а неудачи этого рейса только подливали масла в огонь. Будь проклят бесконечный штиль! Будь проклято ленивое море! Его бедная «Салли» болтается на одном месте, как листок посреди грязной лужи, и он не может ничего с этим поделать! Будь проклято…

Но что это? Дэмиен распрямился как пружина. Так и есть: безжизненные паруса слегка шевельнулись. Провалиться ему на этом месте, если это не ветер!

Капитан с довольной улыбкой следил, как наполняются ветром паруса, а легкий толчок палубы у него под ногами принес ему ни с чем не сравнимое чувство восторга.

– Варне, – с облегчением скомандовал он первому помощнику – худощавому невысокому мужчине, стоявшему рядом, – поднимай людей! Похоже, мы все-таки попадем в это чертов Кингстон!

Аметист медленно поворачивалась на месте, разглядывая привычную обстановку тесной спальни. Отныне она одна распоряжается этой комнатой… но какой дорогой ценой далась ей эта возможность! Почти семь лет они делили с матерью душную каморку и стоявшую в ней убогую кровать. Лишь в последние несколько месяцев, когда тяжелое состояние больной потребовало полного покоя, Аметист перешла спать в гостиную. И вот теперь комната целиком принадлежит ей, маму отвезли на небольшое кладбище на склоне холма. Несправедливый, ужасный обмен!

Стараясь не дать воли жгучим слезам, наполнившим ее чудесные фиалковые глаза, Аметист резко откинула с лица темные локоны и принялась наводить в комнате порядок. Она не поддастся горю и не станет предаваться бесполезному унынию. Теперь она осталась одна, зато ни от кого не зависит, а значит, сможет извлечь из сложившейся ситуации максимум пользы. Между прочим, она не совсем одинока. Тилли – благослови Господь ее преданное сердце – так и не покинула своей каморки за кухней, хотя не получала жалованья уже несколько месяцев. Мулатка попросту отказывалась брать деньги, настаивая на том, что ей довольно крыши над головой и питания, да вдобавок остальные члены театральной труппы по-прежнему платили ей небольшую сумму за услуги. Благодаря неустанным заботам Тилли Аметист сумела преодолеть первые, самые трудные, дни после маминой смерти.

Ну и конечно, у нее оставался Уильям. Девушка невольно нахмурилась, вспоминая о своем пылком ухажере. Степень его преданности можно было сравнить лишь со степенью возмущения его отца. Шеридан-старший отказался даже говорить об их возможном браке. Аметист была уверена, что только привычка держать данное слово не позволила плантатору разорвать их сделку, касающуюся продуктов, после того как Маркус Петерс оказал им «услугу», поставив хозяина в известность про шашни его сыночка с «актрисой из погорелого театра». С каждым днем напряжение возрастало и грозило перейти в открытую ссору с того дня, как Уильям признался в своем намерении жениться.

Аметист нахмурилась. Она считала, что Уильям поспешил со своим заявлением. Несмотря на не слишком простую жизнь, девушка вовсе не стремилась как можно скорее выскочить замуж. Ей всего шестнадцать лет; раз уж есть возможность существовать на жалованье актрисы, зачем делать поспешные шаги? Вдобавок Аметист должна была убедиться, что связавшие их с Уильямом чувства сравнимы с трогательной и пылкой любовью, существовавшей между отцом и мамой. Их преданность и нежность прекрасно сохранились в ее памяти и служили источником душевной силы в самые тяжелые минуты. Аметист понимала, что только такая любовь может сделать ее счастливой, и потому с особенной осторожностью подходила к вопросу о возможной свадьбе. А вот Уильям был слишком нетерпелив… и упорен. – Его совершенно не смущало то, что придется идти против родительской воли, и лишь нерешительность Аметист удерживала пылкого влюбленного от скоропалительной свадьбы. Девушка нисколько не сомневалась в силе его любви. Преданный, заботливый, ласковый, временами чересчур ревнивый, Уильям любил ее всем сердцем и не старался это скрывать. Аметист понимала и то, что чувство Уильяма становится все сильнее с каждым днем, а значит, его терпение на исходе. Временами ей даже становилось неловко из-за своей нерешительности, делавшей юношу глубоко несчастным.

С другой стороны, Аметист не могло не оскорблять надменное предубеждение его отца против ее профессии. Всякий раз воспоминание об этом будило в ней острую вспышку гнева, и милые губки кривила язвительная гримаса, совершенно не вязавшаяся с обликом «приличной юной леди». Возможно, подчас ее появление на сцене чересчур пылкая часть публики приветствовала слишком откровенно и шумно, однако полученные за представление деньги позволяли им с мамой обеспечивать свои скромные нужды и ни от кого не зависеть. И пусть им не удалось выдвинуться дальше вторых ролей – зато папа был по-настоящему великим артистом. У нее нет никаких причин стыдиться своей профессии. Что же касается тех скользких предложений, с которыми иногда сталкиваются актрисы, она попросту не собиралась их замечать. Впрочем, их никто никогда ей и не делал, а вот Уильям вечно заводит об этом речь и считает, что она не соглашается на брак нарочно, чтобы отомстить ему за предубеждения его отца. Может, отчасти так оно и есть, и… Если бы она могла разобраться в своих чувствах!

По крайней мере, в одном девушка была уверена вполне: для Ямайки наступили тяжелые времена, и плантация Шеридана не стала исключением, а явиться туда яблоком раздора Аметист не позволило бы чувство собственного достоинства. Голод, эпидемии, бесконечные ураганы, уничтожавшие посевы, – все это требовало максимального напряжения сил, а значит, Щеридан-старший и Шеридан-младший должны стоять плечом к плечу, чтобы избежать разорения. Аметист слишком ценила кровные узы – особенно теперь, когда не стало ее мамы, – и ни за что не согласилась бы встать между отцом и сыном. Лучше уж заняться своими проблемами – а их тоже немало: не далее как вчера ей стало известно, что в «Америкен компани» поговаривают о скором возвращении на материк. Война за независимость увенчалась победой, и многие стремились вернуться на родину. Не дай Бог, Уильям узнает об этом – он просто не даст ей проходу!

Ее размышления прервал приглушенный мужской голос, доносившийся из соседней комнаты, – должно быть, кто-то разговаривал с Тилли. Аметист глянула на часы на ночном столике, и ей стало слегка не по себе. Уильям собирался явиться не раньше чем через час. Неужели что-то стряслось на плантации?

Желая выяснить это как можно скорее, девушка кое-как накинула на кровать покрывало и, распахнув дверь, озабоченно воскликнула:

– Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…

И тут же замолкла на полуслове под пронзительным взглядом серо-стальных глаз.

Рано утром «Салли» на виду у всех гордо вошла в Кингстонскую гавань. Ее экипаж едва сдерживал нетерпение – всем хотелось, как можно скорее оказаться на берегу. Дэмиен как ни в чем не бывало, явился к начальнику порта и предъявил поддельные бумаги на корабль, с великолепной выдержкой игнорируя недоуменные гримасы на физиономиях тупых служак, чуть ли не вылизавших каждый документ. Однако придраться было не к чему, и его отпустили с миром, поставив все нужные отметки. Впервые в жизни ограниченность чиновников от мореходства принесла Дэмиену пользу. Он не боялся предательства тех, кто знает его в лицо: верные друзья промолчат, а враги побоятся его пресловутой обеа. Ха! Вот шутка так шутка! Посмеиваясь над суеверными островитянами, капитан с довольной улыбкой спустился к себе в каюту, чтобы переодеться. Сами себе создали идола – и сами же его боятся! Все как один, кроме… кроме проклятой малявки с фиалковыми глазищами в пол-лица. Судя по всему, эта пигалица плевать хотела и на него, и на его славу колдуна-чародея.

Стараясь подавить невольное раздражение, Дэмиен торопливо переменил костюм и вышел из каюты, подгоняемый все той же смутной тревогой, что не давала ему покоя на протяжении последнего плавания.

Вскоре он уже стоял возле дома, в котором жила Аметист со своей служанкой. Достаточно было одного взгляда на голый, невыразительный фасад, чтобы его сердце принялось отбивать прямо-таки сумасшедшую дробь. Злясь на свою неуместную впечатлительность, Дэмиен с суровым видом поднялся на крыльцо. Он хотел было постучать, но передумал – разве не его щедрость поддерживала существование здешних обитателей на протяжении целых трех лет?

Капитан рывком распахнул дверь, не на шутку напугав рослую мулатку. Тилли, громко охнув, приняла молитвенную позу и стала раскачиваться, напевая какое-то заклинание; в ее темных глазах застыла смесь ужаса и благоговения.

Чувствуя, как в его груди вскипает волна необъяснимого гнева, Дэмиен довольно грубо спросил:

– Где твоя хозяйка? Мне надо с ней поговорить!

– Она у себя в спальне, капитан. – Грудной голос служанки задрожал.

– Ну, так ступай и скажи, что я пришел! Или прикажешь мне дожидаться ее целый день?

На самом деле Дэмиен чувствовал, что терпение его на исходе; он больше не в силах ждать и вот-вот сорвется, если сию же минуту не увидит Аметист. Дьявольщина! Что за морок напустила на него эта девчонка?

В тот же миг, как будто что-то почувствовав, Аметист неожиданно открыла дверь и, встав на пороге, с тревогой спросила:

– Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…

Взгляд широко распахнутых лавандовых глаз словно приклеился к его лицу, и Дэмиен ощутил, как все внутри у него замерло. Это были все те же запомнившиеся ему огромные глаза в обрамлении черных пушистых ресниц, но… Господь свидетель, он смотрел и не мог насмотреться, замечая все новые перемены в этом знакомом – и в то же время незнакомом ему облике женщины-ребенка. Все в ней поражало совершенством – нежный овал лица, обрамленного блестящими, черными как ночь длинными локонами, идеально вылепленные, слегка приподнятые скулы, чистая гладкая кожа, лишь чуть-чуть тронутая загаром, с проступавшим под ней неярким румянцем, тонкий и прямой нос. Выразительные влажные губы, казалось, были словно нарочно созданы для поцелуев…

Неожиданно капитан обратил внимание на то, что эти губы выражают крайнее недовольство, а тонкие, изящные руки сжались в кулаки; но даже это не умерило его восхищения стоявшей перед ним юной красавицей. Напротив, Дэмиен почувствовал, как его охватило неистовое желание завладеть ею навсегда, холить и лелеять, стать ее повелителем и защитником.

Забывшись, он даже протянул к ней руки, но его тут же остановил звонкий гневный голос:

– Что вы здесь делаете?

С трудом подавив свой порыв, Дэмиен сердито прищурился:

– Судя по всему, ты изменилась только внешне, а в душе осталась все той же маленькой паршивкой, не так ли, Аметист?

– Капитан Стрейт, – язвительно отвечала девушка, намеренно пропуская мимо ушей оскорбительное замечание, – ваш визит вежливости немного запоздал! Мамы здесь больше нет, так что некому будет тешить ваше больное самолюбие бесконечными благодарностями!

– Тешить мое самолюбие?

– Вот именно. Как мне ни грустно вас разочаровывать, капитан, но и прочим вашим планам не суждено будет осуществиться из-за маминой скоропостижной кончины!

– Каким еще планам? – раздраженно спросил Дэмиен, озадаченный столь решительной отповедью, к тому же полной каких-то идиотских намеков. – Что за чушь ты несешь, Аметист Грир? Твоя мать была милой, скромной женщиной, и я уважал ее как друга. Недавно до меня дошло известие о ее смерти, и я зашел выразить свое…

Аметист и сама не заметила, как перестала его слушать, поглощенная своим гневом и горем. Ей никогда не простить ни оскорбительных шуточек, ни той оплеухи, которой он наградил ее три года назад, когда она пришла к нему за помощью, переодевшись мальчишкой. То, как ее мать упорно благодарила этого типа за его так называемую щедрость, только усиливало в ней чувство протеста. Аметист отлично помнила, как застукала их во время плавания на Ямайку – тогда они сидели одни в каюте, держась за руки. Ей до сих пор делалось тошно, стоило только вспомнить эту картину… Мама выглядела такой хрупкой, чувствительной; папа обожал ее и готов был пойти на что угодно, чтобы защитить от невзгод и жестокостей этого мира. Мэриан Грир до самой смерти сохранила эту душевную чистоту и доверчивость, и Аметист с детства привыкла быть щитом между нею и реальной жизнью. Девочка отлично знала о репутации ловеласа, которую давно заслужил капитан Дэмиен Стрейт. Кроме того, она неплохо разбиралась в людях и считала, что такому хваткому дельцу и в голову не придет проявлять щедрость и великодушие без тайного расчета. А какой еще тайный расчет может быть в данной ситуации, как не надежда попользоваться ответной реакцией совершенно определенного рода? Ему оставалось лишь дождаться, пока Мэриан Грир оправится от болезни… Бедная наивная мама – ни об одном мужчине в мире она не отзывалась с таким восторгом, если не считать папу! Больше всего Аметист бесило то, что эти хвалебные эпитеты достались наглому чужаку. Да как можно этого настырного типа, только что без стука вломившегося в их дом, сравнивать с папой!

– …и я имею возможность убедиться, что дочь ни в малейшей степени не разделяет чувств матери, – все еще бубнил Дэмиен, лицо которого медленно, но верно краснело, выдавая его реакцию на столь оскорбительный прием.

– Ну да, ее дочери совсем не до сантиментов, – зло прошипела Аметист, – потому что ее дочь не настолько наивна, чтобы поверить, будто такой, как вы, станет целых три года бросать деньги на ветер и пускать пыль в глаза милой вдовушке без расчета на ее…

– Пропади ты пропадом, соплячка! – взревел Дэмиен. Ему неожиданно захотелось свернуть эту хорошенькую шейку, чтобы не слышать несусветной чуши, с такой легкостью слетавшей с милых алых губ! Эти губки вовсе не предназначены для того, чтобы браниться, да еще так глупо!

Еще больше разозлившись на свою слабость перед этими нежными, обольстительными губками, Дэмиен запальчиво продолжил:

– Ты как была, так и осталась круглой дурой, Аметист Грир! Из взбалмошной и своевольной девчонки ты выросла в молодую женщину, чье упрямство граничит с безумием! У меня в голове не укладывается, как в твоем извращенном умишке могла возникнуть такая дикая мысль!

– Дикая мысль? В извращенном умишке? – Аметист охнула. – Да вас просто бесит, что я раскусила ваши подлые планы!

Не в силах устоять на месте, Дэмиен ринулся вперед и схватил девушку за плечи. Не спуская со своей жертвы убийственного взгляда, он прорычал:

– Говорю тебе, я просто хотел помочь твоей матери, потому что беспокоился за нее…

– И поэтому ни разу не заглянули за все эти годы! Бедная мама! Она в вас верила и все удивлялась, почему вы не приходите ее проведать!

– Тогда я не волен был в своих действиях, Аметист! Если ты помнишь, шла война, и я всегда старался как можно скорее покинуть Ямайку, чтобы пуститься в новый рейс за очередной партией продуктов!

– Ну да, только при этом никогда не забывали навестить городской бордель, не так ли?

Это была чистая правда, и Дэмиен беспомощно умолк, не находя ответа. Но тут в глазах у Аметист сверкнуло такое злорадство, что капитан снова разъярился. Он оттолкнул от себя маленькую паршивку, так что она едва не упала.

– Не хватало еще мне отчитываться перед сварливой соплячкой, которая исходит желчью из-за каких-то воображаемых обид, вместо того чтобы признать правду!

– Правду? – Аметист резко выпрямилась, глаза ее засверкали. – Хорошо, капитан Стрейт, давайте выясним, где правда! Скажите, почему вы сюда явились?

– Вот-вот, я бы и сам хотел знать, что я здесь делаю! Я задаю себе этот вопрос с той минуты, как ты принялась поливать меня грязью! Однако в чем-то ты, пожалуй, права: в борделе со мной сполна расплачивались за те продукты, которые я им доставлял. Но разве я не заслужил благодарность за ту помощь, которую получали от меня вы с матерью?

Дэмиен шагнул вперед, схватил напряженно застывшую Аметист в охапку, больно сжал ее и поцеловал прямо в губы. Он совершенно не ожидал, что вкус этих полуоткрытых свежих губ подействует на него так возбуждающе, внушит ощущение утраченного и вновь обретенного родного дома, исполнения давно манившей мечты… Вздрогнув всем телом, Дэмиен впился в припухшие губы еще более страстно, не обращая внимания на ее смешные попытки вырваться. Он упивался этим поцелуем, не в силах остановиться и отпустить Аметист от себя.

Мало-помалу девушка перестала сопротивляться и затихла в его руках. С трудом отстранившись, Дэмиен горячо зашептал:

– Аметист, милая, мне хочется…

Внезапно натолкнувшись на полный ненависти взгляд, он растерянно умолк.

– Я отлично знаю, чего вам хочется. Коль скоро Грир, которую вы рассчитывали соблазнить, оказалась недосягаема, вам захотелось попользоваться той Грир, что осталась вместо нее, не так ли? Боюсь, мне придется разочаровать вас, капитан, но я и моя мать не одно и то же – меня не введут в заблуждение ваши предательские ласки, какими бы страстными они ни казались!

– Предпочитаешь оставаться все такой же несносной упрямицей, Аметист? – Дэмиен оттолкнул ее от себя; его глаза пылали бешенством. – Жаль, что в такой прекрасной упаковке нет места для души! Между прочим, твои слова – чистая правда: ты и в подметки не годишься своей матери. Мэриан была истинной леди, чуткой, радушной, искренней, – в отличие от тебя, хладнокровной и бессердечной маленькой ведьмы…

– Вам угодно оскорблять меня на разные лады только потому, что я в отличие от шлюх из борделя не желаю лезть с вами в койку, капитан? Не слишком ли много вы на себя берете? Я не хочу иметь с вами ничего общего прежде всего потому, что вы мне противны! Даже будь я шлюхой, вам в жизни не расплатиться со мной за подобную услугу…

– Но разве я не заплатил тебе вперед? – укоризненно спросил Дэмиен. – Разве я не платил тебе целых три года?

– Но вы же не могли ожидать… – от негодования у Аметист не хватало слов, – вы не могли на самом деле считать, что с вами расплатятся подобным образом…

На суровом лице капитана мелькнула язвительная усмешка.

– Ты слишком много о себе возомнила, малышка! Я не возьму тебя, даже если ты станешь на коленях умолять меня об этом, потому что не хочу превратиться к утру в холодную глыбу льда! Тоже мне удовольствие – держать в объятиях снулую рыбу! – Он смерил ее презрительным взглядом. – Так что твои страхи напрасны – никто на тебя не посягает.

Аметист задрожала от ярости и унижения.

– В этом случае, капитан, полагаю, вам больше нечего делать в моем доме! Будьте добры его покинуть… сейчас же.

Молча стиснув кулаки, Дэмиен резко повернулся и направился к двери.

– Да, кстати, – крикнула Аметист ему вдогонку, – имейте в виду: здесь больше не нуждаются в вашей благотворительности! Приберегите свои продукты для более покладистой дамы, которую не затруднит расплатиться с вами так, как вам хочется! Что же касается меня, то лучше я сдохну от голода!

– Это как тебе угодно, – с издевкой ответил капитан, задержавшись у дверей. – А что до меня, то я лучше сдохну от воздержания!

Аметист застыла, сраженная этим последним, тщательно продуманным оскорблением, и молча наблюдала за тем, как капитан, выйдя на крыльцо, с грохотом захлопнул за собой дверь.

Когда, наконец, девушка пришла в себя, она увидела трясущуюся от ужаса Тилли. Не в силах выслушивать очередную проповедь о благодарности, Аметист вполголоса предупредила:

– Тилли, будь добра, оставь меня в покое. Мне сейчас не до твоих нравоучений!

Мулатка покачала головой с таким видом, будто не слышала слов молодой хозяйки, а затем возмущенно произнесла:

– Ты быть дурак, Аметист Грир! Твой мама крутиться в могиле, если видеть, как ты сегодня говорить с капитаном Стрейтом! Глупый девчонка! Ты помнишь, какой был твой мама, когда этот человек брать вас под крыло? Твой мама умирай, он уходить скоро-скоро… Но этот человек… он вас жалеть, и твоя кладовая быть полной еды! Этот человек подарить тебе еще три года вместе с мама, а ты кричать, как больная кас-кас! Дурак! Куаши!

– Тилли, разве ты оглохла? Ты не слышала, какую плату он ожидал за свою «жалость»?

– Куаши! Теперь не жди ничего хорошего! У этого человека слишком сильный обеа, Аметист Грир, он ходить и делать тебе сглаз! Он большой колдун…

Не желая дальше выслушивать эту суеверную чушь, Аметист повернулась и быстро скрылась у себя в спальне; но прежде чем она успела захлопнуть дверь, до нее донесся сердитый голос Тилли:

– Безмозглая мисс! Куаши!

Аметист постаралась взять себя в руки. Уж она-то отлично знала, кто из них с Тилли настоящая дура! Мулатка просто не в состоянии поверить, что молодая хозяйка больше не нуждается ни в чьей благотворительности и ей за глаза хватает тех фруктов, которые есть на острове. Вдобавок на свое жалованье она может иногда покупать яйца или рыбу. И пусть этот гад не пыжится от важности – никто не собирается помирать с голоду без его хваленых подарков!

В памяти против ее воли всплыл суровый образ Дэмиена Стрейта, и Аметист не могла не признать, что за последние три года он стал выглядеть еще внушительнее, чем прежде. Нетрудно догадаться, отчего при виде такого верзилы чересчур впечатлительные островитяне приписывают ему сверхчеловеческие возможности! На Ямайке, где основное население составляют креолы и чернокожие, златокудрый гигант с загорелым мужественным лицом и пронзительными серо-стальными глазами не мог не привлекать внимания, следствием чего стало великое множество сплетен и слухов. Если бы Аметист не обладала развитой с детства силой духа, она запросто могла бы попасть под влияние так называемого общественного мнения, наградившего загадочного капитана-контрабандиста славой великого колдуна.

При воспоминании о его поцелуе – сперва грубом и жадном, а потом нежном и ласковом – девушка сердито фыркнула. В капитане Стрейте пропал великий актер. Если в один прекрасный день ему надоест скитаться по морям, он запросто сможет получить место в их труппе! Но и Аметист успела кое-чему научиться на подмостках, и ее не проведешь простым притворством и трюками, даже если собственное тело друг выходит из повиновения и предательским образом откликается на непрошеные ласки, на сдавленный шепот: «Аметист, милая…»

Внезапно почувствовав, что ее мысли приняли непредвиденный оборот, девушка постаралась выкинуть из головы настырного капитана и с утроенной энергией принялась поправлять жалкий тюфяк на своей кровати, повторяя про себя:

– Ты действительно круглая дура, Аметист Грир! Настоящая куаши! Но не стоит напрасно беспокоиться – сегодня ты распрощалась с капитаном Стрейтом раз и навсегда!

Стремительно шагая по улице в сторону доков, Дэмиен не обращал ни малейшего внимания на окружающее, так как был слишком поглощен своими мыслями. Черт бы побрал эту Аметист Грир! И как ей это удается? Она едва вылезла из пеленок и уже успела каждое его слово, каждое намерение вывернуть наизнанку. Теперь он и сам не мог разобраться, где правда, а где ложь. Она проделывает это с завидным постоянством при каждой их встрече! Паршивка, кажется, готова удавить его голыми руками…

Дэмиен задумался и пошел медленнее. Он постарался честно и объективно восстановить в памяти все свои поступки и не нашел ни одного, способного породить столь непримиримую ненависть. Чего стоил один сегодняшний прием! А он тоже хорош – стоял и лепетал ее имя как последний олух. Черт побери, но как же она изменилась! Ничего удивительного, что ее с распростертыми объятиями приняли на место матери в театральную труппу. При такой внешности вовсе не обязательно уметь играть – достаточно просто появиться на сцене, чтобы весь зал обомлел от восторга. Если так пойдет и дальше, ей придется нанимать телохранителя, чтобы пробиться через толпу поклонников!