Текст книги "Мой лучший враг"

Глава 9

– Мы к тебе придем, – кричит в трубку Серега.

– Нет, не надо, – испуганно отвечаю я. Я сижу на больничной койке и нервно перебираю пальцами прядь волос. – Я выгляжу не очень… Не хочу пугать.

Это правда. Врач придет после обеда… Значит, когда заявятся мальчишки, я все еще буду с этой уродливой повязкой на глазу. Они меня засмеют. Придумают всякие клички, а потом эти дурацкие клички подхватят другие, и от них не отделаешься за многие годы. Нет уж!

Я слышу в трубке какое-то шебуршение. И грубый голос Ромки где-то вдалеке:

– Дай сюда.

И снова шебуршение. Видимо, Рома перехватывает трубку.

– Привет, гасконец! – весело кричит в трубку Рома.

– Привет.

– Мы придем.

– Нет.

– Не спорь. Тебя все равно никто не спрашивает.

– Я не скажу номер палаты.

– Ха! Ты думаешь, это нас остановит? Мы найдем тебя везде. От нас не спрячешься.

– Но я выгляжу не очень.

– А когда ты выглядела очень? Я что-то не припомню, – слышу в трубке грубый хохот Ромки. Не знаю, обидеться мне сейчас или засмеяться. Наверное, последнее. В этом все мои друзья – что бы ни случилось, они никогда и никого не пожалеют. Наоборот, будут смеяться и издеваться. Когда они увидят меня, то не будут склонять надо мной свои обеспокоенные лица. Они будут ржать. Вот такие у меня друзья. А все почему? Потому что им доставалось от Стаса в свое время столько же, сколько и мне, а то и побольше. Они закалились, принимая все происходящее как само собой разумеющееся. Они не жалеют себя и никого не жалеют, поэтому они такие грубые. Но я привыкла.

– Ладно, давай только без этого, – морщусь я. Опять хохоток в трубке.

– Ну что? Говори номер палаты.

– Сорок первая. Четвертый этаж. Отделение травматологии, – вздыхаю я.

– Окей, Томас. Жди нас.

Рома отключается, не дождавшись моего ответа. Мне почему-то становится холодно. Надеваю вязаную кофту с капюшоном. Убираю телефон. Смотрю в окно. Асфальтовые тропинки, редкие деревья, люди в белых халатах. Женщины в домашней одежде не спеша гуляют по дорожкам. Унылое зрелище. Поскорей бы свалить отсюда. Входит медсестра. Она держит в руках железный лоток с таблетками.

– Пора пить таблетки, – она протягивает мне лоток. Я беру из него две желтые таблетки – фурагин. В моей моче нашли микробы. Видимо, я пролежала на холодной земле слишком долго. Но микробов пока не так много, чтобы пить антибиотики. Поэтому прописали фурагин. Кажется, в прошлый раз, когда я лежала в больнице, тоже его пила.

Запиваю водой. Медсестра раздает таблетки моим соседкам. Уходит. А я снова отворачиваюсь к окну. Думаю о том, какие клички дадут мне мальчишки, когда придут и увидят меня. Вот было бы здорово, если бы врач успел снять эту чертову повязку до них! Хотя неизвестно, может быть, под ней все гораздо хуже и лучше мне оставаться с залепленным глазом.

Друзья приходят раньше врача.

– Тук-тук, гасконец, ты здесь? – слышу я за дверью бодрый голос Сереги. – Можно войти? Голых нет?

Я смотрю на своих соседок по палате. Одна спит, вторая читает. Наверное, не стоит их пускать – они будут орать и всем мешать. Я выхожу за дверь.

Три пары глаз удивленно смотрят на меня, а я на них. Я не видела их всего пару дней, а такое ощущение, что прошла вечность. Кажется, что у Сереги отросли волосы. Серега маленький, худенький, а голова огромная. Сейчас отросшие волосы торчат в разные стороны, и голова кажется еще больше. Он напоминает мне огромный одуванчик. Он широко улыбается, и я смотрю на дырку в передних зубах. В дырке виден кончик языка.

Рома как будто повзрослел. Еще больше разросся в плечах. Куда-то пропали его щеки. Вместо них я вижу четкие квадратные скулы.

Нижняя челюсть Антона стала еще больше. И сильнее выдается вперед. Узкое лицо вытянулось, а зубы стали еще крупнее. Он похож на осла из Шрека.

Мальчишки смотрят на меня. Несколько секунд ничего не происходит, а потом они начинают ржать.

– Эй, потише там! – цыкает на нас медсестра со своего поста.

– Пошли в конец коридора. Там кресла есть, – бурчу я. «Ну вот. Теперь пойдут клички…» – думаю я.

Мы проходим в конец коридора. Здесь у окна стоят два кресла, а вдоль стены – лавочка. На полу – цветы в треснутых горшках. Я сажусь в кресло. Серега запрыгивает на подоконник. Рома занимает второе кресло, а Антон – лавочку. Их ржание не прекращается. Я терпеливо жду, когда все это закончится.

– Ох, Томас, ну ты нас и повеселила! – заливается смехом Рома.

– Ты теперь не гасконец, – Серега заикается. – Не мушкетер. Ты теперь пират! Гроза морей!

Новый взрыв смеха.

– Одноглазый Том!

– Томас Ромовый живот!

– Дейви Джонс!

– Черная борода!

– Томас Дырявый глаз!

Клички сыплются на меня одна за другой.

– Давайте, смейтесь-смейтесь над больными и убогими, – недовольно ворчу я.

– Да ладно, Том, – Рома хлопает меня по плечу. – Не сцы. Ты все еще гасконец. Мы все еще в команде мушкетеров, а?

– Конечно. Д’Артаньян и три мушкетера, – вздыхаю я.

– Ну вот! – улыбается Рома. Я сержусь.

– Эй! Вы даже не спросите, что со мной произошло? Почему у меня нет глаза? Кто на меня напал?

Лица мальчишек мигом посерьезнели.

– Мы еще вчера к бабушке твоей ходили, – тихо говорит Серега. – Она нам рассказала все. Ну, не все, конечно, но самое главное. Что с тобой ничего серьезного. А это самое важное.

– Ничего серьезного! – возмущаюсь я и показываю на свой залепленный глаз. – Это так теперь называется? И вот это? – я задираю рукав кофты и показываю на ожоги.

– Ой, ну давайте теперь шрамами померяемся, – наигранно возмущается Серега. – Я вас всех сделаю! Ни у кого из вас нет наполовину поджаренного бока! А у меня есть, хотите покажу? – Он начинает задирать рубашку. – Поджарили, как свинью! А вы мне тут что-то по свои ожоги…

– Мы сто раз видели твой бекон, – отмахивается Рома.

Я хихикаю. Мне смешно и грустно одновременно. Года два назад, еще до моего появления в их компании, Стас подпалил Сереге кожу на боку. Теперь на боку вдоль ребер у него красуется огромный шрам. Рома шутливо называет Серегу пол-Пятачка. Или полпорции бекона. Кроме нас, Серега не признался никому в том, что это сделал Стас. Родителям Серега сказал, что упал в костер.

– Ну, в общем, бабушка твоя сказала, что с тобой все хорошо, – возвращается к теме разговора Рома. – Что из больницы тебя скоро выпишут. А насчет того, почему мы не спрашиваем, кто это сделал… – он качает головой. – Думаю, это вопрос риторический. И ответа он не требует.

Я киваю.

– Сама хочешь что-нибудь рассказать? Я качаю головой.

– Ну, вот поэтому мы и не спрашиваем. Мы никогда не спрашиваем о таких вещах. Если человек захочет, он сам расскажет.

Киваю. Да. Главное правило – ни о чем не спрашивать. Принимать все так, как есть.

По коридору кто-то идет. Мы слышим чьи-то шаги, они словно ударяются о стены и доносятся до нас глухим эхом. К нам подходит медсестра.

– Тамара, там врач пришел. Марш в палату. Я обрадованно вскакиваю с места.

– Мне повязку будут снимать! – радостно сообщаю я мальчишкам.

– О, круто! А нам можно посмотреть? – спрашивает Серега. Я пожимаю плечами.

Мы проходим к палате. Мальчишки сначала неуверенно топчутся на пороге, но потом решаются и заходят внутрь.

Врач осматривает моих соседок.

Я ложусь на койку. Мальчишки обступают меня со всех сторон.

– Эй, парни! Чего вас тут так много? У нас тут не футбольный клуб! – недовольно ворчит врач.

– Мы с Томой. Мы команда поддержки, – бодро отвечает Серега.

– Ну, если поддержка, то ладно. Лежи смирно, – последние слова он говорит мне.

– А мне не будет больно?

– Я повязку снимаю, а не глаз выкалываю! – ворчит врач.

– Ну, мало ли…

Он дотрагивается до моего лица. Отлепляет марлю – слой за слоем. Местами становится больно – там, где кожа прилипла к марле.

– Ну, вот и все! – говорит врач. – Чудесный глаз! Краснота скоро спадет, и будет вообще хорошо! Сегодня тебя выписываем. Когда придут твои родители?

Я пожимаю плечами.

– Обещали к двенадцати. А уже два.

– Значит, скоро будут, – врач смотрит на часы. – Тогда я с ними обо всем и поговорю…

– О чем? – не понимаю я.

– Ну, там, чтобы забрали все снимки, справки для заявления в полицию…

Я сглатываю. Полиция. Нет. Ни за что.

Мне очень хочется, чтобы врач побыстрее ушел. Чтобы можно было посмотреть в зеркало на свой глаз. Он будто слышит мои мысли.

– Ну? Долго лежать будешь? Иди к зеркалу. Смотри.

Я поворачиваюсь к мальчишкам. Вопросительно смотрю на них. Они пожимают плечами. Я осторожно встаю с койки. Медленно подхожу к раковине – над ней висит маленькое мутное зеркало. Я смотрю… и вижу чужое лицо.

Нет, вроде бы ничего не изменилось. Те же полные губы. Высокий лоб. Круглые глаза. Волосы цвета мокрой пыли. И все-таки что-то не то… я смотрю на левый глаз. Пальцем дотрагиваюсь до нижнего века – кожа в этом месте непривычно тонкая. И будто кто-то потянул за уголок века вниз, зафиксировав в этом положении. Глаза стали асимметричными. Ресницы на нижнем веке практически полностью отсутствуют.

– Конечно, строение немного изменилось, – говорит врач, – если тебя будет сильно напрягать шрам, то можно сделать подтяжку. Операция ерундовая, в любой косметологии сделают. Просто подтянут кожу века немного вверх, и все.

Врач уходит. А я все еще смотрю в зеркало.

– Ну как я выгляжу? – спрашиваю я мальчишек. Дотрагиваюсь пальцем до века. Оттягиваю кожу вниз. Потом вверх. Кожа в этом месте стала совсем другая. Не моя.

– Хм… – мальчишки задумчиво смотрят на меня. – Немного непривычно. Но не так уж плохо.

Я отхожу от зеркала. Сажусь на койку. Снова дергаю веко – вверх и вниз. Вверх и вниз. Рома бьет мне по руке.

– Да не дергай свой глаз, а то совсем вывалится! – грубо говорит он.

Я послушно убираю руку. Но так и хочется снова потрогать веко.

Я смотрю на друзей. У каждого из нас теперь есть какая-нибудь отметина. Клеймо Стаса. У меня шрам на глазу. У Сереги дырка в зубах и подожженный бок. У Ромы тонкая полоска шрама между бровями. У Антона сломанные пальцы, которые торчат в разные стороны рогатиной. У меня не было никакого особенного шрама, а теперь вот появился. Я не знаю, как на это реагировать. У меня нет никаких особенных мыслей по этому поводу.

Как к этому относятся родители? С ужасом, как и все нормальные родители. Но они даже не думают, что кто-то мог такое с нами сделать… намеренно. Мы умеем их обманывать. Мы еще дети… Подростки. Любим лезть куда нельзя. Этой любовью к приключениям и опасностям легко объяснить все наши шрамы.

Друзья садятся ко мне на койку.

– А мой батя говорит, что когда он на войне был, то ему пуля попала в глаз и вышла через ухо, – с умным видом вещает Рома.

Все задумываются. Серега пальцем в воздухе чертит траекторию воображаемой пули.

– Не, брешет, – уверенно говорит он. – Нет такой прямой, чтобы можно было войти в глаз и выйти через ухо. Да и еще так, чтобы глаз остался целым. А у твоего бати он целый.

Я усмехаюсь. Батя Ромы – человек-легенда. Мы все время слышим про него много странных историй.

Мы больше не обсуждаем мой глаз. Переводим тему разговора. Болтаем о чем-то нейтральном.

– Хочешь, фокус покажу? – спрашивает Серега. – У тебя есть ручки? Мне нужно много…

– Много нет, – говорю я. – Штуки две наберется.

– Эх, жалко, – огорченно протягивает он. – А то я хотел тебе показать, сколько я стержней могу в свою дыру запихать. У Игорька щель между зубов с детства, так он в нее трояк стержней запихивает. Я ему всегда дико завидовал. Зато сейчас, когда у меня дыра появилась, знаешь, сколько туда стержней могу засунуть? Семь! Представляешь? Я Игорька обошел!

Серега гордо улыбается.

– Ты крутой, – усмехаюсь я. – Да, семь стержней – это действительно великое достижение!

Друзья хихикают. Серега обиженно поджимает губы.

– Вы просто не понимаете! Вот если б у вас зуба не было, тогда б вы поняли, как это круто! Я свистеть знаете как громко могу? И четыре ноты беру…

Он глубоко вдыхает. Ромка тыкает ему пальцем в живот. Серега сдувается, как воздушный шарик.

– Эй, ты чего?

– Мы в больнице все-таки. Тебя сейчас выгонят, если ты свистеть начнешь.

– Ну ладно, тогда когда на улице будем, я тебе покажу, как я свистеть научился, – говорит мне Серега.

Я киваю.

В палату входит медсестра.

– Скоро тихий час. Посторонних прошу удалиться.

– Ладно, мы пойдем. – Мальчишки встают с койки. Рома хлопает меня по плечу.

– Не скучай, гасконец, сегодня уже дома будешь. Я киваю.

Они уходят. Мама с дядей Костей приезжают за мной после тихого часа. Мама обхватывает ладонями мое лицо и целует.

– Ну, с глазиком все в порядке, – говорит она. – Если ты захочешь, то можно потом подтяжку сделать.

Я киваю.

– Да, врач уже сказал мне.

Я с наслаждением переодеваюсь в джинсы и рубашку. Надеваю кеды. Дядя Костя подхватывает мою сумку. Мама на ходу засовывает в файл кучу справок и бумаг. Мы выходим на улицу. Я щурюсь от яркого света. Такое ощущение, что я месяц провела в мрачном подземелье. Дядя Костя открывает мне дверь машины, я сажусь в нее. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу.

Дома меня встречают бабушка с дедушкой. Вся семья собирается за ужином. Щекотливую тему обходим стороной. Все пытаются меня подбодрить. Дядя Костя рассказывает веселые истории. Я зачерпываю ложкой суп и смеюсь. Напряжение потихоньку покидает меня. Все возвращается в свою колею.

Я ухожу спать. Ложусь на свою кровать, накрываюсь одеялом. Закрываю глаза, вдыхаю родной запах. И словно сверлом в голову врезаются воспоминания. Сильно прикусываю краешек одеяла. Так, что скрипит на зубах синтепон. Кричу. Кричу так громко, что вот-вот наружу вырвутся голосовые связки. Но одеяло во рту заглушает мой крик.

Глава 10

Они были из тех мальчишек, которые в семь лет ткнут вас горящей палкой, если вы не отдадите им мячик. В пятнадцать они попросят у вас мелочь, и если вы откажетесь, то только Бог сможет вас уберечь. Но мы этого не знали. Мы раньше никогда не имели дела с такими людьми и потому не боялись их. И даже не знали, что их надо бояться. Мы подошли к костру. Резкий запах клея стал почти невыносимым.

– Круч, – протянул руку парень, который первый заговорил с нами.

– Тома, – я пожала его горячую сухую ладонь. – Что это за странное имя – Круч?

Он хохотнул.

– Это кличка. Так сказать, боевое прозвище. Так прозвали за то, что я в драках суставы круто выкручиваю. А так меня Димоном звать. Но вы зовите меня Круч.

– Стас, – пожал ему руку Стас.

Остальные ребята тоже поздоровались с нами. Они стояли вокруг костра. Выглядели мальчишки довольно странно. Один весь был весь в прыщах, у второго голова была слишком большая и круглая, у третьего не хватало переднего зуба. На них на всех была грязная одежда. Возле костра валялись пустые бутылки, пакеты и тюбики.

Я отвела взгляд от странных ребят. Подошла ближе к огню и почувствовала, как по всему телу стало разливаться приятное тепло. Замерзшие руки начали постепенно отогреваться.

– Сколько вам лет? – Круч повернулся к нам.

– Ей двенадцать, мне тринадцать, – ответил за нас Стас.

– Но тебе еще не тринадцать! – возмутилась я. – Будет только в декабре.

Круч хохотнул.

– У-у-у, малышня.

– А тебе-то самому сколько? – хмыкнул Стас. Стас был выше него.

– Тринадцать. Уже исполнилось, – ответил Круч и высокомерно посмотрел на Стаса. – Где вы живете, Слав?

– Я Стас.

– Где вы живете? – Круч проигнорировал поправку.

– На Заречной улице, – ответила я.

Стас тут же ткнул меня локтем в бок. Я стыдливо опустила глаза. Я не должна была вот так сразу выкладывать этим незнакомым ребятам какие-либо сведения о себе! Что я наделала… Круч заметил этот тычок. И снова злобно взглянул на Стаса. Он ожидал, что мы в ответ спросим, где живут они, но Стас промолчал. А я побоялась спрашивать. Но Круч сам нам сказал.

– А мы за питомником живем. Ну, знаете, там такие бараки двухэтажные? Вот мы оттудова. Прости, я снова забыл твое имя… Славик?

Круч дерзко посмотрел на моего друга. Что-то мне не понравилось в этой игре. Он не мог не запомнить имя Стаса, просто не мог. Он делал это специально, но зачем? Чтобы показать свое первенство? Показать нам, что в установленной им пирамиде иерархии мы находимся в самом низу и наши имена запоминать не имеет смысла?

– Я Стас.

– А вы где учитесь, Тома и Ста-ас-с? – Круч растянул имя, явно издеваясь.

Он спрашивал нас обоих, но смотрел только на меня. Я вопросительно посмотрела на своего друга, глазами спрашивая разрешения ответить. Круч встал между нами. Хохотнул.

– А что это ты все время на него смотришь? Он что, папка твой? Сама отвечай, когда тебя спрашивают.

– Не дави на нее, – Стас защищал меня. – Не хочет отвечать, значит не будет.

– А что это ты у нас тут решаешь, кто отвечает, а кто нет? – Круч сощурил один глаз. – Я тут главный. И я решаю, кому давать слово, а кто будет молчать. И что-то мне подсказывает, что девчонка твоя хочет с нами говорить, а вот ты нет. А ну отвечай, – он грубо обратился ко мне, – из какой вы школы?

Это было похоже на допрос. Я была уверена, что ему все равно, где мы учимся. Ему просто нужно было добиться ответа. Показать Стасу, что здесь все будет идти по его правилам.

– Из второй, – пискнула я, низко опустив голову. Круч удовлетворенно улыбнулся.

– Вот то-то. Знаешь ли, – сказал он Стасу, – это не очень-то вежливо – мы пригласили вас в наше место. Предложили погреться, а вы ведете себя так, как будто мы враги. Приличные гости так себя не ведут.

Мальчишки разразились дружным хохотом. Мне стало не по себе.

– Расскажи нам, как вы здесь оказались? Одни, в лесу? – И снова взгляд был адресован мне.

Я больше не искала глазами Стаса. Смотрела в землю.

– Мы здесь не одни. Здесь еще наши друзья.

– И где же они?

– Где-то в лесу. Мы… Разделились…

– Сколько ваших друзей?

– Девять.

– Хм… и сейчас вы не знаете, где они?

– Нет.

– То есть сейчас никто не знает, что вы находитесь здесь? Этот допрос меня смущал. Зачем ему знать все это?

– Нет, – машинально ответила я и тут же пожалела об этом. Мне захотелось уйти как можно скорее.

– Может быть, пойдем? – спросила я Стаса.

– Постойте с нами еще минут пять, – Круч положил руки на мои плечи. Я вздрогнула. – Вы еще не прогрелись.

Мы остались, потому что было неудобно уйти.

Мальчишки стали наматывать на палки пакеты и совать их в костер. Пакеты съеживались, их охватывало голубое пламя. Расплавленный целлофан стал капать в костер. Они стали замахиваться друг на друга горящими палками, окатывая друг друга брызгами плавленых пакетов.

Мальчишки были какие-то чудные. Они делали резкие движения, смеялись как-то странно, смех выходил каким-то дерганым, как и их обрывочные фразы, которые не всегда можно было понять.

Один из ребят посмотрел на Стаса и криво усмехнулся.

– Мне не нравится твоя куртка! Она слишком чистая! – сказал он и замахнулся на Стаса палкой.

Капли расплавленного целлофана попали Стасу на куртку.

– Эй! – возмутился он и поспешно стал стирать капли. – Ты что, с ума сошел? Ты вообще думаешь, прежде чем что-то сделать?

– Что ты сказал? – взбрыкнул тот.

Я вся сжалась. Мне не хотелось ссориться с этими взрослыми ребятами.

– Спокойно, Быра, – Круч похлопал его по плечу.

– Но, Димон, он назвал меня сумасшедшим! И тупым! – парень все еще пытался кинуться к Стасу.

– Я не говорил, – поспешно сказал Стас. Ему тоже не хотелось конфликтов. – Я сказал, что прежде чем что-то сделать, надо подумать.

– Нет, – Круч серьезно посмотрел на Стаса, – ты ясно дал понять, что считаешь Быру тупым и недалеким.

– Но я вовсе не считаю…

– Но ты СКАЗАЛ это. Это ТВОИ слова, – Круч улыбался, и мне не нравилась его улыбка. Он вел какую-то жестокую словесную игру, смысл которой я не понимала.

– Тома, мы уходим, – Стас потянул меня за рукав. Я быстро сделала шаг прочь от костра. Я уже согрелась, а странные забавы этих грубых мальчишек мне не нравились. Мне хотелось побыстрее убраться оттуда.

Круч встал прямо перед нами.

– Мы что, слишком тупые и слишком ненормальные для общества такого важного ферзя, как ты? – он гневно сверкал глазами.

Стас сжался.

– Нам пора… Домой, – сказал он. – Спасибо, что разрешили погреться.

Он сделал шаг вправо, чтобы обойти Круча, но парень преградил ему дорогу. Я спряталась за Стасом. Круч улыбался своей коричневой улыбкой.

– Уходите? А я вас отпускал?

От этих слов Стас замешкался на некоторое время.

– Нам пора. Нам надо домой. Родители будут беспокоиться. Парень ухмыльнулся.

– Родители? Ха! У вас нет родителей!

Я вцепилась Стасу в куртку. Что значит нет родителей? Что он такое говорит?

Остальные ребята отошли от костра и обступили нас со всех сторон. Мы оказались в центре круга. Они все смотрели на нас, ничего не говорили и улыбались своими странными улыбками.

– Как нет? – тихо спросила я.

Круч посмотрел на меня. Его взгляд обжигал. Я поежилась. Его глаза казались мне сначала такими добрыми, но сейчас я видела глаза чудовища.

– Так нет, – передразнил он меня. – Вы их больше не увидите. Никогда. Сегодня отправляется наш корабль, и мы берем вас с собой. Ну, вообще-то ты мне не нужен, – он ткнул пальцем в грудь Стасу. – А вот ее мы оставим себе. Мы вместе уплывем на корабле. – Круч схватил меня за куртку и потянул на себя. Я взвизгнула.

К горлу подступил предательский комок. Он говорил так уверенно, что я поверила его словам. Даже не задумывалась о том, что это может быть шуткой. Я всхлипнула.

– Нет! Нам надо домой! Я не хочу на корабль, Стас, скажи им…

– Мы уходим домой. Вместе, – твердо сказал он. – Вы никуда ее не заберете.

Монстр подошел близко к Стасу и выдохнул ему в лицо:

– Ты мне не нравишься. Мне не нравится, как ты смотришь на меня. Ты слишком наглый ферзь. Наглых ферзей мы не любим. Так что проваливай. А девчонка останется с нами.

Стас толкнул его.

– Мы уходим! – выкрикнул он.

Кто-то из чудовищ подошел сзади, схватил Стаса за плечи и резко потянул назад. Стас упал на землю. Этот монстр. Зверь. Нечеловек подошел и наступил ему на грудь ногой.

– Ты будешь. Делать. То. Что. Я. Прикажу. Тебе. Понял? Я заплакала.

Зверь обернулся и с яростью посмотрел на меня.

– Заткнись! А не заткнешься, я привяжу тебя за волосы к дереву, а ночью вороны выклюют твои глаза.

От его страшных слов я замолчала, закрыла лицо руками. Мне хотелось кричать, кричать так громко, чтобы услышали наши ребята. Они же где-то там, в лесу… Они должны спасти нас от этих страшных людей. Но я молчала. Прикусила губу, чтобы крик невольно не вырвался наружу. Перед глазами стояла ужасная картина – вороны клюют мое тело. Стас лежал на земле не шевелясь. Мне так хотелось, чтобы это все оказалось игрой. Чтобы сейчас они лопнули на груди Стаса пакетик с краской и сказали спасительные слова: «Ты убит. Иди домой». Я была согласна даже на то, чтобы меня взяли в плен. Я с радостью рассказала бы им, где находится наш лагерь.

«Ты убит. Иди домой» – это все, чего я хотела. Я молила Бога о том, чтобы враги сказали эти слова. Но они молчали. И пакетика с краской больше нет на груди. Он валяется где-то в кустах.

Монстр. Зверь. Чудовище обвело властным взглядом своих друзей.

– Враги на нашей территории. Что мы будем с ними делать?

– Мы не враги, – пискнула я.

– Вы на нашей территории. Все свои здесь. Значит, вы чужие. А все чужие – враги. Вы без разрешения пришли сюда, и поэтому вас ждет наказание. Ну? Тоха, Игнат, Быра, Червяк? Как мы расправимся с врагами?

Я задрожала и села на корточки возле лежащего Стаса. Он сделал попытку подняться, но Круч снова отправил его на землю.

– Повесим их! Сожжем их! Порежем им вены! – раздавалось со всех сторон. Мальчишки обступали нас плотнее. В руках у них были палки.

Они смыкались над нами вопящим кругом. Вопли, визги, стук палок о землю. Кольцо сжалось настолько, что, несмотря на холод, мне стало очень душно, не хватало воздуха. Парень справа больно ткнул меня в бок, а слева кто-то дернул мне за волосы. Я задрожала от страха и зажмурилась.

Они тоже играли, как и мы. В игру наподобие нашей войнушки. Но их игра была страшной. И гораздо более жестокой.

– Пожалуйста, отпустите нас, – тихо просила я.

– Чего она там пищит? – недовольно буркнул Круч. – Громче!

– Отпустите нас! – сказала я громче, но голос все равно получился каким-то слабым.

– Отпустить? Ну, уж нет! Мы сейчас поиграем в одну интересную игру. Вставай!

Круч и еще один парень грубо подняли Стаса с земли. Он смотрел на них гордо, с ненавистью. Не издал ни единого звука. Круч держал Стаса за куртку.

– Ты мне не нравишься. Ты слишком много о себе думаешь. Слишком гордый. Я сказал тебе идти, а ты остался. У тебя был шанс, но ты его упустил. А ты… – он посмотрел на меня.

– Я не гордая, честно! – в слезах проговорила я. Мне не хотелось злить их.

– Докажи! – Монстр улыбнулся. Я растерянно хлопала глазами.

– Как?

– Встань на колени!

Я замешкалась на пару мгновений. Мне не хотелось угождать ему. Я видела по глазам Стаса, что он тоже не хочет, чтобы я делала это. Но я очень боялась, что мне сделают больно, если я не подчинюсь.

Я встала на колени. Стыдливо смотрела в землю.

– Послушная девочка! Молодец! – сказал Круч. Мальчишки хохотнули.

– Вы двое – друзья? – спросил он, пронзая меня злобным взглядом.

– Друзья. – Мне было страшно смотреть на него. Я сидела на земле, мне было страшно подниматься на ноги. Мальчишки возвышались надо мной, как страшные великаны.

– Спорим, что нет!

Я удивленно подняла глаза.

– Но мы правда друзья! Мы лучшие друзья!

– На что вы готовы пойти друг ради друга? А, отвечай? – Круч сильно встряхнул Стаса.

– Не знаю… На все, – нехотя ответил он.

– На все, говоришь… – Круч задумался. Почесал затылок. А затем на его лице появилась хитрая улыбка. – Поиграем в кота в мешке!

Я испуганно сжалась в комочек. Вдруг кто-то сзади резко схватил меня и что-то натянул мне на голову. Стало темно. Я закричала и попыталась снять это. Руки нащупали гладкую поверхность пластикового пакета.

– А ну не ори! – раздался рядом сердитый голос. – Это всего лишь пакет. Будешь орать, я завяжу его, и ты не сможешь дышать. Так что убери руки.

Я послушно убрала руки от головы и замерла. Сидела на земле с пакетом на голове, ничего не видела вокруг. В пакете было жарко и плохо пахло. Я жадно глотала воздух.

– Пустите ее! – раздался крик Стаса. Я услышала звуки борьбы.

– Что ты сделаешь ради своей подружки? – кричал ему в ответ Круч.

– Отпусти ее! Ты пожалеешь об этом! Я найду тебя! Найду тебя везде!

– А ну заткнись. Ты нарушаешь правила игры. Что ты сделаешь ради своей подружки? Давай проверим? Ты будешь выполнять наши приказы, а если не будешь, то твоей подружке будет больно. Начнем нашу игру.

Мне заломили руку за спину. Я пронзительно завизжала.

– Вот так. Это чтобы ты понял, что мы не шутим. Чтобы такое интересненькое придумать… О, придумал!

Я услышала звук бьющегося стекла.

– Ешь стекло! – раздался зловещий голос.

– Не буду! – упрямо ответил Стас.

– Ах, не будешь? Ну, тогда…

Меня с силой потащили куда-то. Стало очень жарко, пакет прилип к лицу. Костер! Они толкали меня в огонь! Я закричала. Я чувствовала, как плавится пакет. И мне казалось, что плавится кожа на моем лице. Резкий запах жженой пластмассы забился в нос.

– Пустите ее!

Подручные Зверя отпустили меня. Я отошла назад и упала. Услышала звуки борьбы. Пакет облепил мне лицо, стало невыносимо трудно дышать, я схватилась за него руками и потянула вниз. Соскребла пальцами с лица наполовину расплавленный целлофан.

Стаса держали двое. Круч стоял перед ним.

– Ну? Ты будешь есть стекло? Или нам снова поджарить твою подружку?

Стас растерянно посмотрел на меня, прося поддержки. Я потупила взгляд. Я не знала, что ему ответить.

– Ешь стекло! Ешь! Ешь! Ешь! – загалдели мальчишки. Снова над нами сомкнулось жуткое кольцо.

– Ешь стекло! Ешь стекло! – вопили чудовища.

Стас медленно подошел к кучке осколков на земле. Его взгляд был пустым. Со стороны невозможно было угадать его эмоции. Но я знала, что ему страшно, очень страшно. Этот его взгляд я видела впервые. Стас первый раз в жизни оказался в ловушке, из которой не выбраться. Дрожащей рукой взял одно из стеклышек, посмотрел на него, раздумывая. Потом засунул в рот. Я услышала хруст. Мальчишки радостно завопили. Стас выплюнул стекло вместе с красным сгустком слюны.

– Не буду! – жарко выкрикнул он. Взгляд снова стал дерзким. – Вы ничего ей не сделаете. Вы не посмеете ее тронуть. Вы просто пугаете нас.

Круч стал ходить из стороны в сторону.

– Ты прав. Мы не тронем твою подружку. Мы даже можем ее отпустить.

Я с надеждой подняла глаза. Что он сказал? Отпустить меня?

– Да, да! – Зверь посмотрел на меня. – Я отпущу тебя. Только ты сделаешь одну вещь.

Я была готова на все что угодно! Я поднялась на ноги.

– Что нужно сделать? – спросила я.

Зверь взял пустую бутылку, разбил ее о камень. Протянул мне горлышко с острыми краями.

– Порежь ему вены! И мы тебя отпустим.

– Что? – спросила я, решив, что ослышалась.

– Перейди на нашу сторону. Он враг. Его нужно наказать. И это сделаешь ты. А если не сделаешь, то я очень сильно рассержусь на тебя.

Я задрожала. Трясущимися руками взяла горлышко.

Они схватили Стаса, задрали ему рукава по локоть и выставили вперед руки.

– Ну же, смелее! – Круч подталкивал меня в спину.

Я смотрела на Стаса, но он отвел от меня взгляд. Что же мне делать? Мне было так страшно, что было не до чести и совести. Главное, чтобы мне не делали больно. В тот момент мне было все равно, что произойдет со Стасом.

Но я провела по его запястьем тупой стороной стекла… чтобы не причинить боли. Круч увидел это и разозлился. Отобрал у меня стекло и выбросил его.

– Ты делаешь все неправильно! Одно слово – девчонка… Девчонки ничего не могут сделать нормально. От них одни сопли и слезы.

Он толкнул меня, я упала на землю и заплакала. Круч склонился надо мной.

– Ладно, не реви. Посмотри на меня, девочка. Ты дрожишь? Не бойся. Мы не трогаем послушных маленьких девочек.

Я подтянула колени к груди и тихо всхлипывала. В голове крутилась единственная мысль: «Не трогайте меня. Не причиняйте мне боли!»

Он погладил меня по голове.

– Твой друг слишком грубый, его надо научить хорошим манерам. А ты иди. Ты послушная девочка, а послушных девочек мы отпускаем.

Я подняла на него глаза. Он… Отпускает меня? Просто так? Я не верила своему счастью. Я с беспокойством посмотрела на Стаса, которого все еще держали за руки.

– Мы отпустим его… чуть позже, – чудовище проследило за моим взглядом. – Поиграем с ним и отпустим. Мы просто пошутим. Ничего ему не сделаем. А ты иди.

Он склонился над моим ухом и прошептал:

– Но если ты кому-нибудь скажешь о том, что увидела, мы убьем его. А потом я приду на твою улицу, найду тебя и разрежу тебе живот, вот здесь, – монстр дотронулся до моего живота, – и выпущу тебе кишки. Я намотаю их на забор, и птицы будут их клевать. Иди, девочка.