Текст книги "Жертвы моды. Опасная одежда прошлого и наших дней"

«Безумные» шляпники

Самый известный образ шляпника в художественной литературе появился в Викторианскую эпоху. Безумный Шляпник из сказки Льюиса Кэрролла «Приключения Алисы в Стране чудес» (1865) с его абсурдными высказываниями и чаепитием без чая – излюбленный персонаж популярной культуры и модной индустрии. В тематической серии фотографий Энни Лейбовиц, опубликованных в декабрьском выпуске журнала Vogue в 2003 году, роль Безумного Шляпника исполняет британский шляпных дел мастер Стивен Джонс, создававший головные уборы для коллекций Вивьен Вествуд, Джона Гальяно и японского бренда Comme des Garçons. В экранизации сказки Кэрролла Тимом Бёртоном (2010) Джонни Депп в роли Шляпника появляется с копной волос ярко-оранжевого цвета, напоминающего об оттенке, который придавала меху обработка ртутью. Этот персонаж возник точно в середине двухвековой истории применения ртути в шляпном производстве. Его обаятельные чудачества представляют довольно безобидную интерпретацию воздействия ртути на организм настоящих шляпных дел мастеров, если, конечно, герой Кэрролла вообще имел какой-либо реальный прототип. Споры о том, вдохновился ли автор картиной реальных последствий отравления ртутью, продолжаются до сих пор[164]164
  Известно, что Кэрролл интересовался медициной и читал медицинскую литературу. Многие врачи имеют неверное представление об исторических масштабах проблемы хронического отравления ртутью. В частности, представляется ошибочной точка зрения Ричарда Уэдина, который утверждает, что существование меркуриализма было признано медициной только в 1860 году. Wedeen R. P. Were the Hatters of New Jersey “Mad”? // American Journal of Industrial Medicine 1989. Vol. 16. P. 225-233. Другой специалист по медицине труда, Гарри Уолдрон, на страницах журнала British Medical Journal высказал предположение, что прототипом образа Безумного Шляпника был эксцентричный владелец магазина мебели по имени Теофил Картер, имевший привычку носить высокий цилиндр. Waldron H. A. Did the Mad Hatter Have Mercury Poisoning? // BMJ. 1983. Vol. 287. No. 6409. P. 1961.


[Закрыть]. Кажется, что Джон Тенниел в иллюстрациях к «Алисе» изобразил не изготовителя, а продавца шляп – на шляпной ленте его недорогого цилиндра закреплен ценник «Этот фасон за 10/6», то есть десять шиллингов и шесть пенсов. Однако некоторые действия этого персонажа напоминают симптомы отравления ртутью: во время суда над Червонным Валетом он выглядит «смущенным» и «нервничает», переминается с ноги на ногу, откусывает кусочек от своей чайной чашки и «так задрожал, что с обеих ног у него слетели башмаки» (ил. 3)[165]165
  Goodacre S. Editor of the Journal of the Lewis Carroll Society, response to H. A. Waldron // British Medical Journal. 1984. Vol. 288. No. 6413. P. 325.


[Закрыть].

3. Джон Тенниел. Шляпник, у которого с трясущихся ног спадают башмаки. Иллюстрация к «Алисе в Стране чудес», 1865

Несмотря на то что Кэрролл интересовался медициной, а Тенниел изобразил в зеркале модницы погибшую от изнурительной работы швею, широкая публика, по всей видимости, оставалась в неведении об условиях труда шляпников. В 1862 году сатирический журнал Punch задавался вопросом: «Нам любопытно будет узнать, от какого такого безумия страдают шляпники и почему они прежде всех других достигли исключительного совершенства в том виде изящных искусств, которому особенно покровительствуют и дают приют в Бедламе»[166]166
  As Mad as a Hatter // Punch. 1862. January 4. P. 8.


[Закрыть]. Бедлам, или госпиталь святой Марии Вифлеемской, был одним из самых известных «домов умалишенных» той эпохи. Статья завершается игрой слов, связывающих фетр и ощущения[167]167
  Неправильный глагол to feel – «чувствовать», имеет форму прошедшего времени felt, которая в свою очередь является омонимом глагола to felt – «свойлачивать». – Прим. пер.


[Закрыть]: «Мы полагаем, что можем взять на себя смелость констатировать: безумие шляпника должно заключаться, согласно природе его ремесла, в том, что, как говорится, легче почувствовать (to be felt), чем описать». Поговорка «безумен, как шляпник» (mad as a hatter) – могла обозначать преходящее состояние «безумия», то есть гнев, а не помешательство. Считалось, что она являлась искаженной версией фразеологизма «злой как гадюка» (mad as an adder)[168]168
  В 1863 году Фрэнк Маршал написал комедию «Безумен как шляпник», которая шла на лондонской сцене. Действие в пьесе происходило в XVII веке. Partridge E. Routledge Dictionary of Historical Slang. London: Routledge, 1973.


[Закрыть]. Шляпных дел мастера действительно принимали активное участие в протестных политических движениях как во Франции, так и в Соединенном Королевстве, и, как правило, они были более склонны к совершению насильственных преступлений, умирали в более раннем возрасте и кончали жизнь самоубийством чаще, чем их сверстники-представители других профессий[169]169
  Heal C. Op. cit. P. 111.


[Закрыть].

Спор об источниках вдохновения для Кэрролла вряд ли когда-нибудь удастся разрешить, однако на момент публикации его книги многие врачи были уже хорошо осведомлены о проблеме меркуриализма. Симптомы, описанные веком раньше, с небольшими вариациями то и дело появлялись в медицинских трактатах во Франции, Великобритании и Америке. В журналах не назывались имена шляпников из рабочего класса, но нам известны некоторые случаи отравлений. Так, Джон Батлер, мастер сорока лет от роду, умерший в Лондоне в 1840 году от Delirium Tremens – «трясущегося помрачения»[170]170
  London Metropolitan Archives, London Guildhall Corporation Coroner’s Records, 1840.


[Закрыть]. В то же самое время Чарльз Бэджер, шляпник, работавший индивидуально в маленьком городке Ившем в графстве Вустершир, изготовил ныне несколько потрепанный цилиндр, содержащий ртуть. Следовательно, токсичный металл использовали даже в сельских мастерских за пределами крупных центров моды. В 1857 году на 62-м году жизни шляпник из Страсбурга, обладая «мрачным и замкнутым» характером, совершил самоубийство, выпив ртутный раствор для обработки шкурок. Он умирал в агонии на протяжении двенадцати с половиной часов[171]171
  Chambe C. De l’empoisonnement par le nitrate acide de mercure. Strasbourg, 1857. P. 11.


[Закрыть]. К самоубийству его наверняка подтолкнуло типичное аффективное расстройство, вызванное отравлением ртутью, которое может провоцировать склонность к суициду. В 1860 году автор одной из медицинских статей указывал, что больные шляпники выглядят утомленными, лица их мертвенно бледные, и «у многих из них вдоль десен тянутся синеватые полосы»[172]172
  Chevallier A. De L’intoxication par l’emploi du nitrate acide de mercure chez les chapeliers. Paris: Rignoux, 1860. P. 12.


[Закрыть]. Результаты исследования, проведенного в 1875 году, показали, что отравление ртутью провоцирует выкидыши, преждевременные роды и мертворождение у женщин-меховщиц, работавших с токсичными шкурками[173]173
  Layet A. Hygiène des professions et des industries. Paris: Ballière, 1875. P. 197.


[Закрыть]. Мех таил в себе и другие угрозы: многие шляпники умирали от заболеваний дыхательных путей, некоторые заражались антраксом – бактерией, живущей в шерсти и мехе животных и вызывающей сибирскую язву[174]174
  Heal C. Op. cit. P. 108.


[Закрыть]. До изобретения антибиотиков эта инфекция, известная как «болезнь сортировщиков шерсти», в половине случаев заражения имела смертельный исход. Во время Первой мировой войны многие британские и американские солдаты, а также мужчины из мирного населения заражались ею от инфицированных кисточек для бритья. Особую опасность представлял импортированный из Азии товар: кисточки изготавливались из конского волоса, окрашенного под дорогостоящий мех барсука[175]175
  An Investigation of the Shaving-Brush Industry, with Special Reference to Anthrax // Public Health Reports. 1919. Vol. 34. No. 19. P. 994-995; Hubbard S. D. Anthrax in Animal (Horse) Hair: The Modern Industrial and Public Health Menace // Journal of the AMA. 1920. Vol. 75. No. 25. P. 1687-1690; Anthrax from Shaving Brushes // American Journal of Public Health / 1925. Vol. 15. No. 5. P. 44.


[Закрыть]. К смерти мог привести даже маленький порез, сделанный опасной или безопасной бритвой. В наши дни антракс по-прежнему считается очень опасным токсином и террористической угрозой.

Во второй половине XIX столетия промышленность становилась все более механизированной: подготовка меха и изготовление шляп происходили уже на двух фабриках[176]176
  Thomson J. Op. cit. P. 96, 119.


[Закрыть]. Работников теперь разделяли на «меховщиков», или «вытягивателей меха», и собственно «шляпников». Тем не менее рабочие обеих специализаций продолжали страдать от отравления ртутью. В это время усилился государственный надзор над охраной и гигиеной труда, однако предпринимаемые меры не всегда влекли за собой реформы на производстве или улучшение состояния здоровья рабочих. Согласно «Акту о фабриках и мастерских» (Великобритания, 1895) требовалось сообщать о случаях профессиональных заболеваний, представлявших угрозу на «опасных производствах»: отравлениях свинцом, мышьяком, фосфором, а также о заболеваниях сибирской язвой. В 1898 году старший фабричный инспектор труда женщин Аделаида Андерсон отмечала, что в Лондоне «вытягиватели меха», в основном женщины, страдали от меркуриализма. Главный инспектор Томас Морисон Легге настаивал на расследовании этого странного обстоятельства, «поскольку принято считать, что отравление ртутью – пережиток прошлого»[177]177
  Lee W. R. The History of the Statutory Control of Mercury Poisoning in Great Britain // British Journal of Industrial Medicine. 1968. Vol. 25. No. 1. P. 52-53.


[Закрыть]. На следующий год Легге внес ртуть в список опасных веществ, однако в статистический отчет попали данные лишь о нескольких работниках, уже утративших трудоспособность[178]178
  Они не могли потребовать компенсации в соответствии с законом (Workman’s Compensation Act), действовавшим вплоть до 1906 года. Ibid. P. 57.


[Закрыть].

В 1880-х годах в моду вошли более жесткие фасоны шляп, такие как котелок, которые не нужно долго отпаривать и утюжить. Вероятно, поэтому в штате Коннектикут значительно уменьшилось число отравлений ртутью[179]179
  Williston S. W. On Manufacturing Processes and Refuse // Tenth Report Board of Health, Connecticut, 1888-9. Цит. по: Rafter G. W. Sewage Disposal in the United States. New York: D. Van Nostrand Company, 1900. Автором статьи был профессор Йельского университета.


[Закрыть]. Однако отчет британского врача Чарльза Портера показывает, что в 1902 году в Великобритании уровень смертности среди шляпников все еще оставался высоким. С отстраненностью ученого, которая читателю без медицинского образования может показаться циничной, Портер документировал ужасающие подробности: зубы рабочих, подверженных воздействию паров ртути, «чернели и расшатывались из-за рецессии десен и со временем выпадали в определенной последовательности: сначала верхние и нижние моляры, затем верхние клыки и резцы и так далее»[180]180
  Porter С. Remarks on Felt Hat Making: Its Processes and Hygiene // British Medical Journal. 1902. February 15. P. 378.


[Закрыть]. Если Портер использует для описания потери зубов, которой были подвержены две трети шляпников, леденящую душу статистику, то восковая модель «Stomatitis Mercurialis» того же периода визуализирует проблему со всей отталкивающей наглядностью (ил. 6 во вклейке). Пары ртути разрушали слизистые оболочки, десны, щеки и язык, который распухал настолько, что больные не могли закрыть рот[181]181
  Kingsbury J. Portfolio of Dermochromes, vol. II. New York: Rebman, 1913. P. 110.


[Закрыть]. Среди тех, кто всерьез обеспокоился бедственным положением рабочих, был практикующий врач из Манчестера Фрэнк Эдвард Тайлкоут, в 1920-х годах одним из первых связавший курение с раком легких. Медик писал, что чувствовал «металлический запах», исходивший от отравленных ртутью людей. В отчете о «Промышленном отравлении» шляпников (1912) он зафиксировал различные угрозы здоровью на каждой стадии производства головных уборов и описал меркуриальный тремор, который «мешал [работнику] самому совершать мелкие движения, например застегивание пуговиц и шнурование ботинок»[182]182
  Tylecote F. E. Remarks on Industrial Mercurial Poisoning in Felt-Hat Makers // The Lancet. 1912. Vol. 180. No. 4652 (October 26). P. 1138-1139.


[Закрыть]. Работники, сортировавшие мех с помощью воздуходувов, и мастера, занимавшиеся финальной отделкой изделий (полировка шляпы наждачной бумагой), вдыхали «значительное количество пыли» и часто умирали от легочных болезней[183]183
  Porter C. Op. cit. P. 380; Tylecote F. E. Op. cit. P. 1138.


[Закрыть]. Неудивительно, что у представителей этих профессий возникали проблемы с дыханием. Ворсинки меха нужно было несколько раз продувать через специальную установку. Одна из инспекторов по охране здоровья так описывала трепальный цех: «Мех летает повсюду, подобно снегу в сильную метель, а на одном из заводов пар и меховая подпушь сформировали на окне плотное фетровое покрытие»[184]184
  Hamilton A. Industrial Poisons in the United States. New York: Macmillan, 1925. P. 113.


[Закрыть]. Удручает, что в 1913 году, когда прошло более 150 лет после опубликования исследования Тенона (1757), шляпники все также использовали 20 кг ртути на каждые 100 кг раствора для обработки меха[185]185
  Rambousek J. Industrial Poisoning from Fumes, Gases and Poisons of Manufacturing Processes / Trans. Thomas Legge. London: Edward Arnold, 1913. P. 142.


[Закрыть].

Конец безумию?

На заре становления психоанализа врачи стали отмечать не только физические, но и психические нарушения, вызванные отравлением ртутью. Эти симптомы давали начало тому, что мы сейчас называем неврозами и «социофобией». Недуг назвали «ртутный эретизм», ошибочно возводя этимологию названия к греческому слову eruthus (красный) из-за «румянца смущения, которым заливается больной», или же erithidzein (раздражать). В 1946 году врачи Британского департамента исследований в области производственной медицины отметили физические симптомы меркуриализма, в частности тремор, и затем убедительно описали эмоциональные проявления «эретизма»: «Больного легко расстроить и смутить, он теряет радость жизни и живет в постоянном страхе потерять работу. Им овладевает робость, и в присутствии посторонних он теряет самообладание. Если за таким работником на фабрике не вести наблюдения, то он может швырнуть свои инструменты и в гневе наброситься на незваного гостя с криком, что не способен работать, когда у него стоят над душой»[186]186
  Buckell M. et. al. Chronic Mercury Poisoning // British Journal of Industrial Medicine. 1946. Vol. 3. No. 2. P. 55.


[Закрыть]. Учитывая, что ни один фабричный рабочий не будет рад назойливому присутствию врачей на своем рабочем месте, больные меркуриализмом смущались и оттого становились еще более вспыльчивыми.

В начале XX века все более тщательному научному наблюдению подвергался не только организм шляпников, но и сами шляпы. В 1912 году Ф. Э. Тайлкоут попросил эксперта произвести химический анализ шляпы. Трудно вообразить, какое количество ртути она содержала: 1 часть на 800, или 28,3 г ртути на 400 легких шляп[187]187
  Tylecote F. E. Op. cit. P. 1140.


[Закрыть]. В 1920-х и 1930-х годах работники системы здравоохранения изучали, какое количество ртути испаряется в процессе изготовления шляп. У них были все основания для тревоги: содержание ртути в мехе и пыли представляло серьезную угрозу здоровью мастеров[188]188
  Hamilton A. Industrial Poisoning. P. 254; Goldman F. H. The Determination of Mercury in Carroted Fur // Public Health Reports 1937. Vol. 52. No. 8. P. 221-223.


[Закрыть]. Положение осложнялось тем, что в некоторых мастерских условия труда были более безопасными, чем в остальных. В письме, написанном в 1937 году на фабрику Флеше в городке Шазель-сюр-Лион, бывшем одним из центров шляпного дела, доктор Андре Виньезки отмечает, что ему пришлось дважды лечить 29-летнюю женщину, мадам Дюрбиз, от «ртутного отравления с тремором». Ей пришлось прекратить работу на два месяца, но по возвращении в мастерскую шляпнице стало хуже, и во второй раз ей потребовалось уже четыре месяца, чтобы поправить здоровье. В своем письме доктор Виньезки просит владельцев производства устроить его пациентку к себе на фабрику, поскольку их «хорошо изученное оборудование» сохраняло здоровье рабочих[189]189
  Archives Atelier-Musée, sous-série 5 N: Personnel Fléchet, enveloppe No. 24, dated April 30, 1937.


[Закрыть]. В середине 1940-х годов авторы американской научно-популярной статьи оптимистично заявили, что «Безумных Шляпников больше не будет». За этим лозунгом следовало заявление, что федеральное правительство призвало все штаты запретить использование ртути[190]190
  Science News Letter. 1946. September 7. P. 157.


[Закрыть]. Это произошло после публикации в 1940 году отчета Американской ассоциации здравоохранения, сообщавшего, что на пяти фабриках в Коннектикуте 11 % мастеров по изготовлению фетровых шляп страдали от хронического отравления ртутью[191]191
  Mercurialism and Its Control in the Felt-Hat Industry // Public Health Reports. 1941. Vol. 56. No. 13 (March 28). P. 663.


[Закрыть]. Никто не принял во внимание рекомендации, не носившие силы закона. Например, в Англии, где, согласно историческим документам, ртуть применяли в шляпной промышленности вплоть до 1966 года, ее использование так и не было официально запрещено[192]192
  Lee W. R. Op. cit. P. 59.


[Закрыть]. Фактическое исчезновение этого ядовитого металла из технологического процесса связано скорее с тем, что на волне молодежного бунтарства 1960-х солидные костюмы и полагающиеся им фетровые шляпы быстро вышли из моды.

Читатель, должно быть, заметил, что в данной главе не рассматривалась опасность, которую фетровые шляпы несли своим владельцам. Скорбная история бедных шляпников будто бы сама собой снимает вопрос о том, может ли содержащаяся в шляпах ртуть навредить потребителю. Высокий уровень содержания ртути, обнаруженный в фетровой пыли и готовых шляпах, вызывал у врачей некоторые подозрения, но они не стали объявлять шляпы прямой угрозой здоровью. Главный инспектор фабрик в своем отчете 1912 года выражал осторожные опасения: «Нам представляется, что нельзя полностью исключить возможность возникновения меркуриализма у тех, кто носит фетровые шляпы»[193]193
  Annual Report for 1912 of H. M. Chief Inspector of Factories // The Lancet. 1913. July 19. P. 166.


[Закрыть]. Я также не располагаю свидетельствами отравлений ртутью владельцев шляп. Острота проблемы снижалась благодаря конструкции шляп, поскольку их наружная сторона часто покрывалась лаком, чтобы сделать шляпу непромокаемой и более жесткой. Впрочем, в процессе чистки, или bichonnage, когда шляпы расчесывали и полировали, чтобы поддержать глянец, небольшое количество пыли, содержащей ртуть, попадало в воздух. Внутренняя часть шляпы также в целях защиты от износа имела подкладку из блестящего шелкового атласа и оторочку из кожаной шляпной ленты (ил. 7 во вклейке). Шляпная лента сама по себе могла вызывать аллергические реакции. В 1875 году British Medical Journal опубликовал статью под заголовком «Отравление шляпой»: молодой сапожник из Польши носил шляпу, вызывавшую столь сильную реакцию, что его кожа на лбу покрылась гнойной сыпью, а лицо распухло так, что он не мог открыть глаза. Шляпу передали в лабораторию, где в ее подкладке был найден «краситель, содержащий яд»[194]194
  Это была анилиновая краска – см. главу 4. BMJ. 1875. June 19. P. 817.


[Закрыть].

Мужчинам зачастую докучали их головные уборы, но в основном их жалобы сводились к тому, что шляпы жаркие и тесные. В 1829 году в диссертации по медицине Александр Преси утверждал, что шляпы защищали своих владельцев от ударов по голове или падающих сверху предметов, но также выражал обеспокоенность тем, что они могли вызывать выпадение волос, инфекции кожи головы и перегревание. Мешая циркуляции крови, шляпы якобы ослабляли общую конституцию тела, вызывали головные боли и даже «препятствовали свободному проявлению наших умственных способностей»[195]195
  Précy A. Essai sur les coiffures, considerées sous le point de vue de leurs influences. Paris: Didot Jeune, 1829. P. 7-20.


[Закрыть]. Всегда готовые применить новейшие технические изобретения, чтобы выгоднее продать свой товар, шляпники отреагировали на эти жалобы. Несколько изделий из коллекции музея Гальера усовершенствованы скрытыми вентиляционными отверстиями на макушке и по бокам, а один из экземпляров оснащен внутренней налобной сменной повязкой из гофрированной бумаги для поглощения капель пота.

На протяжении двух столетий ртуть была неотъемлемым элементом технологии изготовления шляп, поскольку в ней не видели угрозы здоровью потребителей мужской моды. Ртуть медленно убивала мастеров шляпного дела, преимущественно мужчин. Однако в шляпном деле ее использовали столь долго еще и в силу классовых и гендерных причин. Жертвами моды ни при каких обстоятельствах не могли быть мужчины среднего и высшего классов. Они словно не были подвержены ее соблазнам и опасностям. Поэтому разговоры о вреде ртути не выходили за узкие рамки медицинской сферы. Если не брать в расчет персонажа из книги Л. Кэрролла, широкая публика вовсе не волновалась по поводу токсинов в шляпном производстве. Общественные движения за реформы в сфере здравоохранения не заботил вопрос применения ртути, поскольку он принадлежал сфере государственного законодательства и контроля над «опасными производствами». Авторы учебной и профессиональной литературы, предназначенной для самих мастеров шляпного ремесла, избегали писать о рисках, связанных с работой с ртутью. Большинство шляпников не осознавали опасностей своей профессии. Ремесло превращало их в беззубых, увечных, робких, заикающихся, раздражительных и дрожащих существ, и общество игнорировало, либо отвергало, либо высмеивало их в духе знаменитого безобидного дурачка – литературного героя Льюиса Кэрролла.

Без специального научного оборудования во все еще манящей глянцевым блеском поверхности фетровых шляп невозможно распознать следы ядовитого металла, напоминающие о болезнях, страданиях и преждевременной смерти шляпников. Не виден невооруженным взглядом и ущерб, который шляпное производство нанесло окружающей среде. Мы часто становимся жертвами искусительницы-моды, вечно меняющей свои личины. Податливый пуховый фетр, столь же часто меняющий форму, оказался идеальным материалом для изготовления мужских шляп. Однако целлофановая упаковка, которая даже хранителям музея не позволяет коснуться шляпы, хлопчатобумажные перчатки, которые исследователям приходится надевать во время работы с образцами головных уборов, и зловещий ярлык с черепом и перекрещенными костями служат нам напоминанием, что яд, который использовали в работе мастера, изготовившие эти шляпы пару веков назад, по сей день наполняет каждую их ворсинку. Непродолжительная жизнь модных фасонов и лекал, конструировавших форму шляп, составляет разительный контраст с той долговечностью, что присуща химическим токсинам, вполне осознанно применявшимся в их производстве.

Глава 3
Ядовитые пигменты: мышьяковый зеленый

20 ноября 1861 года Матильда Шуэрер, девятнадцатилетняя мастерица, изготавливавшая искусственные цветы, умерла от «внезапного» отравления. Когда-то здоровая миловидная девушка, она вместе с сотней других работниц трудилась в мастерской господина Бержерона в центре Лондона. Матильда «взбивала» искусственные листья, покрывая их порошком красивого зеленого цвета, который она вдыхала с каждым глотком воздуха и съедала со своих пальцев во время каждого приема пищи. Великолепный оттенок этого зеленого пигмента для окрашивания платьев и аксессуаров для волос получали, смешивая медь и высокотоксичную окись мышьяка, или «белый мышьяк», как его еще называли. Ярким образцом готовой продукции может служить французский венок, ныне хранящийся в Бостонском музее изящных искусств (ил. 1 во вклейке). В прессе смерть Шуэрер описали во всех страшных подробностях, и по всем свидетельствам, болезнь ее протекала поистине ужасно. Девушку тошнило, рвота была окрашена в зеленый цвет, белки ее глаз тоже позеленели. Матильда жаловалась врачу, что ей «все виделось в зеленом цвете». За несколько часов до смерти мучительные конвульсии сотрясали ее тело каждые несколько минут, лицо «выражало крайнюю степень тревоги», а изо рта, носа и глаз шла пена[196]196
  Guy W. Dr. Guy’s Report on Alleged Fatal Cases of Poisoning by Emerald Green; and on the Poisonous Effects of that Substance as Used in the Arts // House of Commons Parliamentary Papers Online, Public Health. Fifth Report of the Medical Officer of the Privy Council. 1863 (161). P. 125-162.


[Закрыть]. Ногти мастерицы также окрасились в ярко-зеленый цвет, а вскрытие показало, что мышьяк проник в желудок, печень и легкие девушки. Две недели спустя в журнале Punch была опубликована сатирическая заметка «Прелестные ядовитые венки»: «Согласно показаниям медицинского эксперта, за последние полтора года Матильда Шуэрер четыре раза болела по той же самой причине. В подобных обстоятельствах смерть кажется столь же случайной, сколь и непредсказуемой при столкновении двух железнодорожных составов, вызванном заведомо неправильно переведенными стрелками»[197]197
  Punch. 1861. December 7. P. 233.


[Закрыть]. Не сведущей в медицине публике казалось, что смерть мастерицы была вполне предсказуемой и предотвратимой и что девушку жестоко принесли в жертву удовольствию богатых дам носить модные украшения.

За дело Шуэрер взялись несколько благотворительных организаций, включая аристократок из «Дамской санитарной ассоциации» (Ladies’ Sanitary Association). Одна из ее членов, мисс Николсон, еще до гибели девушки посещала чердаки и цеха, где производили искусственные цветы. Благотворительница опубликовала шокирующий рассказ о полуодетых и полуголодных маленьких девочках, собирающих в мастерских листья и цветы в букеты. Она видела их с повязками на руках из-за «какой-то кожной болезни»[198]198
  Emerald Green // The English Woman’s Journal. 1861. Vol. 41. No. 7 (July 1). P. 309.


[Закрыть]. Николсон писала, что одна из девочек упорно отказывалась продолжать работать, поскольку маленькая мастерица видела, что у ее подруг носовые платки в крови. Ее «заставляли работать с зеленой краской… пока ее лицо не покрылось язвами», и она чуть не ослепла. Автор статьи обращала внимание на то, что юные работницы мастерских не имели ни малейшего представления о природе и свойствах красок на основе мышьяка. Помимо кожных заболеваний, краски «вызывали у девушек жестокую простуду»[199]199
  Ibid. P. 313.


[Закрыть]. После гибели Шуэрер Дамская санитарная ассоциация заказала доктору Августу Вильгельму Гофману, химику-аналитику с мировым именем, провести анализ искусственных листьев с женских наколок. Гофман поделился результатами своего исследования с широкой публикой на страницах лондонской The Times в статье с сенсационным заголовком «Пляска смерти». Эксперт заключил, что мышьяком, содержащимся в одном украшении для волос, можно отравить двадцать человек. «Зеленый тарлатан, столь модный нынче для пошива бальных платьев» содержал мышьяк в половину собственного веса, то есть в бальном платье, сшитом из 18 метров этой ткани, присутствовало около 900 гран мышьяка. Берлинский химик также установил, что «за один вечер с такого платья осыпается не менее 60 гран мышьяка»[200]200
  The Dance of Death // The Times. 1862. February 1. P. 12; спустя неделю статья была перепечатана под другим заглавием: Arsenical Pigments in Common Life // Chemical News. 1862. February 8. P. 75. Научный сотрудник Массачусетского технологического института в Бостоне обнаружил 8,21 гран мышьяка в одном квадратном футе зеленого тарлатана – в целом платье содержалось бы примерно 85-114 г чистого мышьяка. Draper F. Evil Effects of the Use of Arsenic in Green Colours // Chemical News. 1872. July 19. P. 31.


[Закрыть]. Гран – мера веса, примерно равная массе одного пшеничного зернышка, то есть 64,8 миллиграмма. Четыре-пять гран мышьяка смертельны для взрослого человека[201]201
  Whorton J. The Arsenic Century: How Victorian Britain was Poisoned at Home, Work and Play. Oxford: Oxford University Press, 2010. P. 10.


[Закрыть]. Спустя неделю после публикации эпатажного письма Гофмана British Medical Journal назвал разодетых в зеленое женщин «убийственными» (в Викторианскую эпоху слово killing имело также значение «привлекательный») femmes fatales: «Назовем чарующую владелицу такого наряда убийственным созданием. В своих юбках она несет достаточно яда, чтобы отравить толпу поклонников в полудюжине бальных зал»[202]202
  British Medical Journal. 1862. February 15. P. 177.


[Закрыть]. Активистки призвали химиков предостеречь британскую общественность. Однако надо отдать должное дамам в зеленых нарядах. И пусть на этих богатых женщин указывали пальцем, называя убийцами, именно они начали бить тревогу по поводу мышьяковых зеленых платьев и призывать химиков подкрепить доказательствами представленные на суд общественности выводы.

Как показывают описанные выше события, не художники были подлинными изобретателями новых красок в то время; в XIX веке первенство в изобретении красителей перешло к химикам. Подобно тому как открытые химиками вещества способствовали созданию протеических фасонов шляп, благодаря научным открытиям появилась целая радуга искусственных красителей, цветовая палитра которой постоянно менялась в соответствии со вкусами потребителей. Это привело к тому, что спектр цветов в мужских и женских нарядах менялся каждый сезон. Цвет был единственной научной областью, в которой приветствовалось участие женщин, особенно в том, что касалось костюма. Как утверждает Шарлот Никлас, наука о цвете, появившаяся благодаря знаменитому французскому химику, разработчику красителей Мишелю-Эжену Шеврелю, часто попадала на страницы модных журналов для женщин среднего класса[203]203
  Nicklas C. One Essential Thing to Learn Is Colour: Harmony, Science and Colour Theory in Mid-Nineteenth-Century Fashion Advice // Journal of Design History. 2013. September 23. P. 1-19.


[Закрыть]. Благодаря успехам химии прежде слишком дорогие импортируемые животные и минеральные красители стали общедоступными. Об этом свидетельствует разговорное выражение Totty-all colours, обозначавшее женщину, ухитрявшуюся сочетать в своем наряде все оттенки радуги[204]204
  Ware J. R. A Dictionary of Victorian Slang. London: Routledge, 1909.


[Закрыть]. Однако как и в случае с другими потребительскими товарами, демократизация цветовой палитры происходила ценой утраты здоровья. Ни один краситель не был столь токсичен, как тот, что давал травянистый оттенок, погубивший Матильду Шуэрер. Проанализировав обширный материал – медицинские свидетельства, сведения из области химии о токсичных красках XIX века, я с удивлением обнаружила, что историки моды никогда не обращались к этому аспекту истории костюма. Вещества, использовавшиеся для окрашивания платьев и аксессуаров, оставляли за собой шлейф загрязненного воздуха, воды и почвы, чахнущих рабочих и потребителей. В этой главе я постараюсь «в красках» обрисовать их историю, ведь она до сих пор оставалась вне поля зрения историков химического и модного производств.

Ядовитые зеленые венки и отравленные изготовительницы цветов попадали на первые полосы газет, но в XIX веке мышьяк и арсенофобия, которую он порождал, встречались на каждом шагу. Джеймс Уортон в книге «Век мышьяка: как дом, работа и отдых угрожали отравлением британцам Викторианской эпохи» (The Arsenic Century: How Victorian Britain was Poisoned at Home, Work and Play) убедительно показывает, насколько вездесущим было это вещество. «Мышьяковистая кислота», или белый мышьяк (трехокись мышьяка), на основе которого производили красители, крысиный яд и лекарства, представляла собой очень дешевое бесцветное вещество, мелкодисперсный порошок. Его получали в качестве побочного продукта при добыче и плавлении таких металлов, как медь, кобальт и олово[205]205
  Meharg A. Venomous Earth: How Arsenic Caused the World’s Worst Mass Poisoning. New York: Macmillan, 2005. P. 66.


[Закрыть]. Мышьяк использовали врачи, чтобы лечить, и убийцы – чтобы убивать; он мог случайно попасть в пищу и даже пиво. В аптеке этот порошок с легкостью мог купить даже ребенок. Яд, как и фетровые шляпы, мог принимать самые разные формы и назывался «истинный Протей из всех ядов»[206]206
  Whorton J. Op. cit. P. 15.


[Закрыть]. В Великобритании существовали специальные законы – Билль о контроле над ядами (1851) и Акт о мышьяке (1868), ограничивавшие количество мышьяка, которое можно было приобрести в одни руки, но его широкое применение в промышленности оставалось абсолютно легальным и никак не регулировалось. Ежегодно на производство потребительских товаров уходили сотни тонн мышьяка[207]207
  Прекрасный обзор исторических ремесел, предполагавших использование белого мышьяка, и литературы по этому вопросу см.: Prosser White R. The Dermatergoses, or Occupational Affections of the Skin. London: H. K. Lewis, 1934. P. 141-148.


[Закрыть].

На другом берегу Ла Манша, во Франции, врач Анж-Габриэль-Максим Вернуа (1809-1877), консультировавший высшие чины государства, включая императора Наполеона III, провел ряд исследований технологии использования мышьяка на производстве. Невзирая на высокий ранг, он живо интересовался вредными и опасными производственными факторами. В 1859 году Вернуа посетил мастерские по изготовлению искусственных цветов и обнаружил, что работники были смертельно больны[208]208
  Vernois M. Mémoire sur les accidents produits par l’emploi des verts arsenicaux chez les ouvriers fleuristes en général, et chez les apprêteurs d’étoffes pour fleurs artificielles en particulier // Annales d’hygiène publique et de médecine légale. 1859. 2me serie, tome 12. P. 319-349. В 1862 году Вернуа опубликовал целую книгу о «руке рабочего»: Vernois M. De la main des ouvriers et des artisans au point de vue de l'hygiène et de la médecine légale. Paris: J. – B. Baillière et fils, 1862.


[Закрыть]. Он описал угрозы для здоровья, связанные с каждым из этапов технологического процесса, а на хромолитографии, служившей иллюстрацией к его статье, изображено, как токсичная зеленая пыль разрушала руки и тела изготовителей цветов (ил. 2 во вклейке). В условиях мастерской или фабрики эта пыль забивалась под ногти и с немытых рук попадала в еду. Она вызывала нарывы на пальцах ног, высовывавшихся из дырок в поношенных башмаках, и, оседая на полу, убивала крыс и мышей. Вернуа отмечал, что ателье по изготовлению цветов были одними из немногих мастерских, где не было ни грызунов, ни охотящихся на них кошек, за исключением лишь одного больного представителя семейства кошачьих, который попался ему на глаза. Поздним вечером, когда работники уносили ядовитую пыль домой на своей одежде, она распространялась по всем поверхностям в тесных квартирках «независимых» сдельных рабочих.

В XIX веке мышьяк считался ядом «раздражающего» действия. При контакте с телом он действовал как «разъедающее вещество, которое оказывает на кожу каустический эффект, в результате чего на ней образуются язвы, струпья и происходит отторжение некротизированных тканей»[209]209
  Whorton J. Op. cit. P. 16.


[Закрыть]. Этот процесс наглядно представлен на иллюстрациях, демонстрирующих процесс язвообразования на зеленых руках с желтыми ногтями, покраснение и отслоение кожи вокруг губ и ноздрей. Глубокие, окаймленные белым, словно раковые образования, шрамы на ноге рабочего выглядят как кратеры на поверхности кожи. Отслоение кожи позволяло яду проникнуть еще глубже в организм; по мнению Вернуа, особо уязвимыми были работники, которых называли apprêteurs d’étoffe: они окрашивали белую ткань в желтый цвет с помощью другого едкого химического красителя – пикриновой кислоты. Использование этой кислоты придавало зеленому цвету более естественный оттенок. Затем рабочие голыми предплечьями втирали изумрудно-зеленую пасту в ткань и растягивали ее для просушки на деревянных рамах, накалывая на торчащие по периметру гвозди. Гвозди рассекали им ладони и руки, и яд проникал прямо в кровоток – этот процесс Вернуа называл беспрерывным «прививанием» мышьяка[210]210
  Vernois M. Mémoire sur les accidents produits. P. 325.


[Закрыть]. Попадая в процессе мочеиспускания с рук мужчин на половые органы, мышьяк вызывал похожие на сифилисные болезненные воспаления и повреждения мошонки и внутренней части бедер. Чтобы излечить эти травмы, порой приводившие к гангрене, требовалось до шести недель стационарного лечения[211]211
  Ibid. P. 335.


[Закрыть]. После обработки ткани мужчинами к работе приступали девочки и молодые женщины: они делали из нее листья и букеты. Работницы страдали отсутствием аппетита, «тошнотой, коликами и диареей, анемией, бледностью кожных покровов и постоянными головными болями, которые будто тисками сжимали им виски»[212]212
  Вернуа отмечает, что до него доходили сведения об одном смертельном случае среди изготовителей искусственных цветов. Ibid. P. 331.


[Закрыть]. Впоследствии правительства Франции и Германии приняли законы, запрещавшие использование этих красителей[213]213
  A Word of Caution to the Wearers of Artificial Flowers // British Medical Journal. 1861. November 30. P. 584.


[Закрыть]. Правительство Великобритании не предпринимало никаких мер, и в 1860 году, всего лишь за год до гибели Матильды Шуэрер, британский врач Артур Хилл Гассаль описывал состояние здоровья работников лондонских цветочных мастерских как «в наивысшей степени плачевное»[214]214
  Hassall H. On the Danger of Green Paint in Artificial Leaves and Flowers // The Lancet. 1860. Vol. 76. No. 1944 (December 1). P. 535.


[Закрыть].

Красители на основе мышьяка также наносили вред рукам владельцев одежды, пусть и не такой тяжелый, как ее изготовителям. Так, в 1871 году «дама, купившая коробку зеленых перчаток в магазине известной и уважаемой торговой фирмы», страдала от рецидивирующих язв на коже вокруг ногтей до тех пор, пока в них не обнаружили соли мышьяка[215]215
  Poisonous Gloves // Medical Press and Circular. 1871. Vol. 11. No. 55 (August 8). P. 55.


[Закрыть]. Ее ядовитые перчатки вполне могли напоминать те, что хранятся в коллекции Галереи костюма в Манчестере (ил. 3 во вклейке). Этот случай вряд ли вызовет удивление, если иметь в виду, что справочники по изготовлению перчаток того времени предлагали некоторые виды красок «попросту наносить кисточкой» прямо на перчатки в виде жидкого раствора и «без какой-либо дальнейшей обработки» для закрепления цвета. Поэтому кожаные перчатки вполне могли выделять токсины на теплые влажные руки своей хозяйки[216]216
  Colouring Kid Gloves // St. Crispin. 1873. P. 58. Святой Криспин – покровитель башмачников и других ремесленников, занимавшихся обработкой кожи.


[Закрыть]. Сегодня мы уже успели позабыть об этих ужасах, но консервативный мир парижской высокой моды все еще хранит о них память.