Текст книги "Екатерина Арагонская. Истинная королева"

Ее тошнило и знобило.

– Не могу больше есть, – сказала принцесса. – Мне нужно лечь.

Мария встала:

– Пойдемте в постель, ваше высочество. Я вам помогу.

В спальне Екатерина повалилась на кровать не раздеваясь.

– Оставь меня. Просто дай мне поспать, – тихо сказала она, когда Мария попыталась возразить.

Сон не решит ее проблем, но по крайней мере даст небольшую передышку.

Два дня принцесса пролежала больная. Всю Пасху и еще неделю после праздника оставалась в своих покоях. Она все еще оправлялась от болезни, но уже одевалась и сидела в кресле в окружении своих фрейлин и служанок, когда прибыл Луис Карос, новый посол.

– Приведите его ко мне, – распорядилась Екатерина.

Карос был подтянутым мужчиной лет тридцати, с темной бородой и овальным лицом, не то чтобы особенно красивым, но приятным.

Мария рассматривала его с усиленным вниманием.

– Мы вас очень ждали, сеньор Карос, – сказала Екатерина.

– Ваше высочество, я очень признателен. Премного наслышан о вашем трудном положении и испытываю горячее желание верно служить вам. Рад сообщить, что король Фердинанд находится в добром здравии и от всего сердца шлет вам уверения в своей любви.

– А королева Хуана?

Карос принял страдальческий вид:

– О ней мне ничего не известно, ваше высочество. Полагаю, о ее величестве хорошо заботятся. Бедная женщина.

– Вы уже виделись с королем Генрихом?

– Ваше высочество, я пришел поговорить с вами именно об этом. Король слишком болен, чтобы встречаться со мной. Мне даны указания ждать, как будут развиваться события.

– Значит, я не отправлюсь домой немедленно?

Екатерина почувствовала, как стоявшие вокруг женщины задержали дыхание, страшась и сгорая от нетерпения узнать свое будущее.

После этого Екатерина видела короля всего раз. Она прогуливалась по дворцовому саду, наслаждаясь апрельским солнышком и весенним ветерком. Как-то случайно подняла взгляд и заметила, что он наблюдает за ней из окна. Генрих посерел и был похож на призрака, словно постарел на сотню лет. Однако, к ее изумлению, король улыбнулся и приветливо махнул рукой. Екатерина торопливо присела в реверансе и помахала ему в ответ. Видела, что он закивал, как будто одобрительно.

Три дня спустя ей доложили, что король умер.

Глава 9
1509 год

– Говорят, почивший был прекрасным королем, – докладывал Луис Карос.

«Может быть, и так, – подумала Екатерина, – но прекрасным человеком он не был». Вновь она облачилась в поношенное траурное одеяние, которое носила после кончины Артура и своей матери. Теперь оно болталось на ней – принцесса исхудала за годы лишений, – но надеть его еще было можно.

– Мои источники сообщают, что в его сокровищнице осталось более миллиона фунтов.

Ничего удивительного. Король не тратил ни пенни, если это не приносило ему прибыли. По наблюдениям Екатерины, двор не слишком сокрушался о потере. Бедная, хрупкая, стареющая леди Маргарет, конечно, была убита горем, как и принцесса Мария. Девочка любила своего отца и была им любима. Екатерина сочувствовала юной королеве Маргарите, которой предстояло услышать ужасную новость в далекой Шотландии; но в целом вокруг царила, скорее, атмосфера предвкушения, едва сдерживаемого восторга. Принцесса слышала, что почившего короля называли скупым, алчным, даже грубым. Как замечала она, эти неприятные стороны его характера стали проявляться с особенной силой после смерти королевы Елизаветы.

Теперь принц Генрих станет королем – Генрихом VIII. Екатерина его так и не видела. Он будет скорбеть по отцу и заниматься делами королевства. Но несомненно, кое-что уже изменилось. Как будто вернулось то время, когда она была послом своего отца: стоило ей выйти из покоев, чтобы отправиться в церковь или на прогулку в сад, как люди почтительно кланялись ей и старались попасться на глаза. Екатерина не смела заглядывать в будущее и надеяться на перемены к лучшему.

Короля похоронили рядом с королевой в великолепной часовне Богоматери, которую Генрих построил в Вестминстерском аббатстве. Екатерина на похоронах не присутствовала. Из доброты душевной она провела целый день в молитвах о душе старого скряги.

Потом пришло распоряжение переезжать из Ричмонда в Гринвич, в огромный дворец из красного кирпича на берегу Темзы – прекрасную Плацентию, особенно любимую новым королем, ибо именно там он появился на свет. Здесь Екатерину разместили в великолепно обставленных покоях с большими окнами, сверкавшими на солнце ромбовидными стеклами. Из них открывался чудесный вид на танцующие фонтаны, безупречно подстриженные лужайки и цветочные клумбы, за которыми простиралась панорама Лондона и Темзы. Как не похоже все это было на тесноту унылых комнат в Ричмонде и других дворцах. Однако увидеться с ней юный король не спешил.

Вскоре было доставлено письмо от короля Фердинанда. Он объяснял, что не выплачивал приданое, так как не доверял почившему монарху, который, как он полагал, не собирался выдавать Екатерину за принца Генриха. Очень уж опасался, что его сын, благодаря связям с Испанией, обретет слишком много власти. Теперь Екатерина может быть спокойна: все пойдет по-другому. «Я люблю Вас больше всех моих детей, – писал Фердинанд, – и считаю короля Англии своим сыном. Я стану его советчиком во всем, как истинный отец. Вашей обязанностью будет создать между нами взаимопонимание и добиться того, чтобы король следовал моим наставлениям в делах государства».

«Все это очень хорошо, – думала Екатерина, – но где же король?»

Наступил июнь, розы распускали свои нежные лепестки и стояли в полном цвету. Уже полтора месяца, как старый король был мертв, двор все так же бурлил от возбуждения в ожидании перемен и спешно готовился к предстоящей коронации. Луис Карос выражал осторожный оптимизм – Екатерина подозревала, что он осторожен во всем, даже в любви, – а ее фрейлины пророчили ей скорое восхождение на трон. Принцессе хотелось бы в это верить. Брат Диего советовал ей запастись терпением и уповать на Господа. Но сохранять веру в лучшее было нелегко. Екатерина не могла не усматривать в столь долгом молчании Генриха зловещих признаков.

Все хвалили нового короля – как мудро он вел себя, как любил добро и справедливость. Все были согласны в том, что он самый великодушный и милостивый принц на свете; смешливый и разумный, живой и веселый, он всегда разговаривал с людьми дружелюбно, с изысканной любезностью. Он не скрывал намерения отойти от тех норм экономии, которым следовал при своем правлении его отец, а также избавиться от советников, не любимых подданными. Вместе с ним ожидали прихода нового золотого века – эпохи щедрости, великолепия и славы. Екатерина собирала все слухи и похвальные речи и с трепетом узнала, что этот восьмой по счету Генрих был полон мечтаний вновь завоевать Францию. «Каким героем он себя показывает! – восторгались придворные. – Нашему королю не нужны ни золото, ни драгоценные камни, лишь добродетель и бессмертная слава!»

– Все сходятся во мнении, что он производит впечатление человека благоразумного, мудрого и свободного от всякого греха, – сказал брат Диего. – Для Англии благословение иметь такого короля!

Разумеется, так и было! Екатерина знала об этом лучше других; она многое могла бы рассказать о высоких идеалах Генриха и его рыцарственной натуре, образованности и вкусе к жизни. Если бы только ей удалось увидеться с ним и узнать о его намерениях на ее счет!

Томительно тянулось время. Она заполняла часы молитвами, бесконечным вышиванием, чтением и прогулками по саду. Мария настаивала, чтобы Екатерина каждый день одевалась пышно – «на случай, если король заглянет». Брат Диего не уставал напоминать об опасности грехов гордыни и суетности, но Екатерина пропускала это мимо ушей – даже он не мог не понимать, что все это делается из благих побуждений. Полная надежд, она облачалась в желтый дамаст или прекрасный черный бархат. Волосы не заплетала в знак своего девства. И часто посматривала на себя в зеркало. Видно ли, что она на пять лет старше принца? Если он придет, найдет ли ее все такой же привлекательной?

Однажды, когда время уже близилось к обеду, Екатерина играла с Марией в триктрак. Вдруг за дверями поднялась какая-то суматоха, после чего они открылись и перед ней предстал высокий, умопомрачительно красивый, элегантный молодой человек в наряде из черного шелка и отвесил грациознейший поклон. У Екатерины перехватило дыхание. По великой милости Божьей, это был сам король – бывший принц Генрих, повзрослевший, с точеными чертами теперь уже совершенно мужского прекрасного лица и копной сияющих рыжих волос. Глаза его пылали страстью и были полны надежды, весь облик источал нетерпение.

Все это она уже видела раньше. Опомнившись, хотя и не сразу, принцесса присела в глубоком реверансе. И еще она заметила, к своему удивлению, что Генрих пришел один.

Мелодичным голосом, более глубоким, чем она помнила, король с улыбкой попросил удалиться ее приближенных. Потом поднял склонившуюся Екатерину, взял ее руки, поднес к своим губам и, не отпуская, продолжал смотреть прямо на свою суженую. В этом жесте и в выражении лица короля заключалось желание обладать ею и властность, перед которыми было не устоять. Екатерина заглянула в его пронзительные голубые глаза и потерялась в них.

– Кэтрин, госпожа моя, – сказал он, – нам нужно поговорить. – Он не собирался садиться, но так и стоял, держа руки Екатерины в своих. – Я очень сожалею, что не мог прийти раньше. Так много всего нужно было сделать, и мои советники так тщательно вникают во всякую мелочь. Но я четко объяснил им одну вещь: я слишком долго ждал, когда смогу сделать вас своей женой, и больше тянуть с этим не намерен. Мое сердце принадлежит и всегда принадлежало вам. – Вдруг Генрих опустился на одно колено и взглянул на Екатерину снизу вверх. – Я жажду быть вашим слугой, и мое счастье будет абсолютным, если вы согласитесь стать моей женой и королевой.

Екатерина не могла говорить. Сколько долгих лет она мечтала об этом мгновении среди нужды и лишений, сколько раз воображала его!

– Кэтрин, вы – моя истинная любовь! – произнес Генрих с тем же, что и прежде, неотразимым мальчишеским задором. – Мне ничего другого не нужно. Скажите «да»! Скажите, что будете моей!

Да неужели это правда? Этот великолепный, пышущий здоровьем молодой человек, этот Адонис – природа действительно его не обделила – все еще хочет взять ее в жены!

– Да! – произнесла Екатерина сквозь слезы радости. – Да! О да!

Вместо ответа Генрих подскочил, сгреб ее в объятия и поцеловал. И поцелуй этот был так сладок, так нежен, так полон любви, что Екатерина едва не лишилась чувств от блаженства.

Чтобы не портить этот счастливый час, король остался обедать. Они так долго томились в разлуке, сказал он. Им нужно наверстывать упущенные годы.

Екатерина не могла до конца поверить, что все это происходит на самом деле. Брат Диего благословил их и прочел молитву. Екатерина тут же подумала: как только она могла чувствовать влечение к этому человеку? А Мария и другие фрейлины зарделись, когда король приветственно поклонился им. Даже хмурый камергер вдруг стал чрезвычайно любезным и, отбросив чопорность, присоединился к тосту за их счастье.

Это была вершина всех упований Екатерины. Бог снизошел к ее мольбам, и она была преисполнена благодарности. Этот восхитительный юноша вознес ее до положения возлюбленной его сердца и матери его наследников, она станет королевой Англии. Насмешники и те, кто пытался ее унизить, отныне будут вынуждены считаться с ней. Екатерина пыталась не упиваться мыслями об этом, но она была всего лишь женщиной. Дни нужды, к счастью, миновали. Очень скоро она станет супругой богатейшего из королей, когда-либо правивших Англией.

Екатерина извинилась за скудость стола – суп, который ей до смерти надоел, черствый хлеб, сыр и тарелка вишен.

– Ничего-ничего, – отмахиваясь от ее хлопотливого беспокойства, сказал Генрих. – Я люблю вишню. И с сегодняшнего дня вы не будете ни в чем терпеть нужды.

И поднес ее руку к губам.

Генрих сидел за столом – могучий, одетый в шелка, и комната в его присутствии казалась маленькой. Он заполнил ее собой, и все почувствовали себя легко и покойно. Король был весел, разговаривал с приближенными Екатерины дружелюбно и умно. Вскоре принцесса начала громко смеяться его шуткам.

– А вот еще! – улыбаясь, говорил Генрих. – Рыцарь вернулся из одного северного графства и привез своему королю много пленников и золота. Король спросил его, что он делал. Рыцарь ответил, что он разбойничал и занимался грабежом, сжигал все поселения врагов короля на севере. Король изумился: «Но у меня нет врагов на севере!» – «Теперь есть», – ответил рыцарь.

Генрих громко захохотал. Екатерина тоже засмеялась, не в силах оторвать взгляд от короля, который сидел перед ней, всем довольный, то и дело бросая выразительные взгляды в ее сторону, отчего она вспыхивала и заливалась краской до самого обшитого жемчугом выреза платья. Ее придворные не испытывали ни малейшего напряжения. Екатерина и раньше замечала эту способность Генриха легко сходиться с людьми. Оказавшись с ним рядом, никто не мог остаться равнодушным. Генрих больше походил на доброго приятеля, чем на короля.

Екатерина не могла поверить, что он принадлежит ей. Все время, пока принцесса росла, ей часто говорили, что она награда для любого мужчины, но долгие годы борьбы подточили ее уверенность в себе. Ей было двадцать три; Генриху – почти восемнадцать. Не такая уж большая разница в возрасте – для него она, очевидно, не имела значения. Он пришел спасти ее от бедности, позора и унижения. Екатерина была готова отдать все свое пылкое, любящее сердце без остатка этому прекрасному юноше – ее королю, ее странствующему рыцарю, ее возлюбленному.

После обеда они сидели в затененной деревьями беседке в саду, им о многом надо было потолковать и условиться.

– Мы должны пожениться немедленно! – воскликнул Генрих. – Коронация намечена на середину лета, и я хочу, милая Кэтрин, чтобы вы участвовали в ней как моя жена.

Он сорвал бутон розовой розы и протянул ей. Екатерина улыбнулась, поднеся цветок к губам. Она хотела, чтобы Генрих продолжал говорить. Ей нравилось слушать его. Каждое слово, слетавшее с губ короля, было для нее перлом мудрости.

– Вы должны знать: мой отец хотел, чтобы я женился на вас, – сказал Генрих. – На смертном одре он приказал мне сделать это не откладывая. Не то чтобы я нуждался в особом распоряжении, я и без того уже давно готов к браку. – Он теплым взглядом посмотрел на Екатерину. – Мой совет тоже за. Все превозносят ваши добродетели, говорят, вы вылитая мать и обладаете мудростью и великодушием, которые завоюют уважение всего народа. Меня уверяют, что вы будете королевой, совершенной во всех отношениях. Но, Кэтрин, знайте одно: что бы кто ни говорил и какие бы весомые причины ни вели к нашему браку, из всех женщин в мире я желаю обладать именно вами. Я люблю вас и страстно хочу сделать своей супругой.

Его рука скользнула по спинке каменной скамьи и легко опустилась на плечо принцессы. Екатерина не представляла себе, что прикосновение мужчины может настолько потрясти. Ничто в жизни не приближало ее к пониманию плотской любви. Теперь она поняла, почему поэты и менестрели придавали ей такое значение, почему люди томились от любви, готовы были умирать и убивать ради нее. Но легкое прикосновение было ничто в сравнении с тем, что ожидало их после свадьбы… Сердце принцессы забилось при мысли об этом.

– Я сожалею, что мой отец так плохо обращался с вами, – продолжил Генрих, и лицо его посерьезнело. – Много раз я протестовал, но он меня не слушал. Мои слова не имели для него никакого значения. Я высматривал вас, хотя и знал, что отец намеренно держит нас вдали друг от друга. Люди говорили мне, как отважно вы противостояли трудностям. Поверьте мне, Кэтрин, если бы я мог вам помочь, я бы это сделал. Отца я ненавидел за то, как он с вами обходился.

По горячему чувству в его голосе Екатерина поняла: для ненависти к отцу у него имелись и другие причины.

– Но все это в прошлом, – твердо заявил Генрих. – Я не мой отец! Мы вступили в новую эпоху. В казне много денег, и это позволит мне произвести перемены. Отец мечтал о новой эре Артура, мой бедный брат должен был возвестить ее, но вместо него это сделаю я. Это будет новая эра рыцарства! Я намерен возродить давние притязания Англии на французский престол. Я обрушусь на французов с такими силами, что Азенкур покажется мелкой стычкой, и, клянусь вам, Кэтрин, однажды вы будете коронованы в Реймсе.

Глаза принца засверкали в предвкушении столь славного будущего.

– Мой отец поддержит вас, – заверила принцесса короля, трепеща от его слов. – Франция не друг Испании.

– Англия и Испания вместе будут непобедимы! – сказал Генрих, взгляд его лихорадочно метался. – Король Фердинанд написал мне, побуждая без промедления жениться на вас. Он обещал, что ваше приданое будет выплачено целиком и в назначенный срок. Его банкир, синьор Гримальди, уже все устроил.

Последние слова как иглой проткнули пузырь счастья, в котором пребывала Екатерина. Ее посуда и драгоценности! Смеет ли она сказать Генриху, как уменьшилось их количество? Принцесса задрожала, боясь, что стоит ей признаться, и Генрих может легко изменить свое решение.

– С-сир, – запинаясь, произнесла она, – часть его должна быть выплачена драгоценностями и посудой. Мне пришлось продать кое-что, чтобы покупать еду и другие необходимые вещи.

Генрих наклонился и поцеловал Екатерину.

– Не стоит беспокоиться о таких пустяках, – успокоил он ее. – Посуда и драгоценности не имеют никакого значения.

Этими несколькими словами принц снял тревогу, которая поглощала Екатерину столько лет. Никогда еще ни одна женщина не чувствовала себя такой любимой!

– Я не нахожу слов, чтобы выразить вам свою благодарность за понимание, – сказала Екатерина, целуя его в ответ, – и глубоко признательна вам за то, что союз между нашими странами сохранится.

– А я благодарен вам за то, что вы станете моей женой и королевой! – сказал Генрих, придвигаясь к ней и звонко целуя ее в губы. – Мне так нравится ваш милый испанский акцент. Вы самое прекрасное создание на свете.

Принц снял с головы Екатерины бархатный чепец и провел рукой по ее волосам во всю их длину, а они настолько отросли, что принцесса могла на них сидеть. Потом Генрих заключил в объятия трепещущую принцессу и прижал к себе. Екатерина охотно поддавалась его поцелуям, радуясь, что деревья заслоняют их от чужих взглядов. На страже у входа в укромный садик стоял йомен из королевских гвардейцев. Всей жизни не хватило бы, чтобы выразить любовь и благодарность, которые теперь переполняли ее.

Сделать нужно было очень много, и все спешно. Целая армия ремесленников и рабочих взялась обновлять для Екатерины долго пустовавшие покои королевы. Мебель и гобелены были доставлены из королевского хранилища, художники освежали росписи, были куплены новое постельное и столовое белье, все самого высокого качества. Генрих деятельно занимался обустройством двора своей будущей супруги, зачислив в него сто шестьдесят человек. Многие из тех, кто служил его матери, были переведены в свиту Екатерины. Возглавить двор должен был новый камергер – Уильям Блаунт, лорд Маунтжой, представительный мужчина чуть за тридцать, который учился у Эразма в Париже и сейчас был известен как друг великого ученого и образованный гуманист в своем роде.

Маунтжой держался с достоинством, и эта его манера внушала доверие. Екатерина не сомневалась, что этот вежливый, сведущий человек легко управится с ее двором. И ее очень порадовало известие, что Маунтжой влюбился в ее фрейлину Агнес де Ванагас и сделал ей предложение.

Принцесса была очень благодарна Генриху за то, что он позволил ей оставить при себе испанских придворных, которые состояли в ее свите с момента прибытия в Англию. Принцу понравился брат Диего, и он позволил Екатерине оставить духовника при себе. Другой францисканец, преданный и кроткий Хорхе де Атека, который прежде исполнял обязанности писаря, теперь был повышен в должности до придворного священника. Доктор Алькарас по семейным обстоятельствам возвращался в Испанию, но два других врача – благородный доктор де ла Саа и по-отечески заботливый доктор Гуэрси, оставались присматривать за здоровьем Екатерины.

Пребывая в полном счастье, Екатерина от души простила тех слуг, которые проявляли неуважение и непокорность, когда фортуна поворачивалась к ней спиной. Генрих с готовностью выплатил все, что им задолжали, и Екатерина попросила своего отца наказать их за дерзость, а потом простить.

– Если вы не возражаете, я бы хотела оставить при себе Марию, она и сама не желает ничего иного, – попросила Екатерина.

– Вы можете оставить кого хотите, дорогая, если при этом вам будут прислуживать и несколько английских леди.

– Мне это будет очень приятно. – Принцесса с благодарностью поцеловала его.

Екатерине понравились фрейлины, которых подобрал Генрих. Особенно ее обрадовало то, что среди них оказалась и Маргарет Поул.

– Я знаю, вы к ней привязаны, – сказал Генрих, – к тому же в ней течет королевская кровь и она очень подходит для этой службы.

– Вы не могли сделать лучшего выбора! – воскликнула принцесса, снова целуя короля.

Маргарет Поул изменилась. Вдовство иссушило ее и без того стройную фигуру и прочертило борозды на челе. Побледневшая по сравнению с тем, какой ее помнила Екатерина, она осталась столь же доброжелательной и сердечной, как во времена их жизни в Ладлоу. Но принцесса быстро убедилась в том, что им обеим так легко и приятно друг с другом, будто они расстались не семь лет назад, а всего неделю.

Три другие фрейлины происходили из королевского дома Плантагенетов. Элизабет, леди Фицуолтер, и Анна, леди Гастингс, были сестрами дальнего родственника Генриха, могущественного, горделивого и напыщенного герцога Бекингема. Жизнерадостная графиня Суррей – Элизабет Стаффорд, которую Екатерина обожала, приходилась ему дочерью. Все три, как знатные дамы, должны были служить при ее дворе вместе с графинями Саффолк, Оксфорд, Шрусбери, Эссекс и Дерби.

– Я порекомендовал бы вам также супругу моего контролера сэра Томаса Парра, – сказал Генрих. – Он и его семья отлично служили короне, и моя бабушка, леди Маргарет, очень высокого мнения о них. Мать и бабушка сэра Томаса были фрейлинами, и хотя мне известно, что придворные должности полагаются только аристократкам, думаю, она вам понравится.

Так и вышло. Мод Парр оказалась очаровательной, добрейшей леди, необыкновенно образованной и начитанной. Дамы сразу привязались друг к другу и нашли, что между ними много общего. Как и Екатерине, Мод тоже повезло – она полюбила супруга, которого для нее выбрали. Это была семнадцатилетняя кудрявая дама, приятной внешности и с изящными манерами. Маргарет Поул с ней тоже поладила, несмотря на двадцать один год разницы в возрасте. Мария предпочитала общительную Мод большинству других важных придворных леди, сильно заботившихся о поддержании своего достоинства.

Как только стало известно, что у королевы будет тридцать фрейлин, поднялась суматоха: самые знатные семейства страны пустились в отчаянную торговлю, пытаясь обеспечить место в свите своим дочерям. К облегчению Екатерины, Генрих позволил ей оставить своих испанских горничных. Его главное желание – доставить ей удовольствие, заявил король. Нескольких фрейлин он выбрал сам и назначил еще некоторых из приближенных покойной Елизаветы. Одна была француженка – Джейн Попинкур, миниатюрная женщина лет около тридцати, с блестящими волосами, изящными манерами и отменным вкусом в одежде. Екатерина предпочла бы не иметь француженок при своем дворе, но Генрих был высокого мнения о Джейн, которая служила и его матери, и сестре Марии. Екатерина не стала возражать, а ради него приняла эту женщину милостиво.

Остальных Генрих позволил самой Екатерине выбрать из тех, кого он предлагал. Когда она беседовала с претендентками, то прежде всего обращала внимание на их красоту и добронравие, чтобы ее фрейлины при каждом появлении на людях становились бы драгоценной оправой для своей госпожи, а их примерное поведение увеличивало бы доверие к ней. Екатерина распорядилась, чтобы избранные счастливицы одевались только в белое и черное, по контрасту с глубокими тонами фиолетового, алого и темно-желтого, которые любила она сама.

– Ваше благочестие имеет важнейшее значение, – говорила Екатерина представшим перед ней фрейлинам. – Ваши родные ожидают, что я найду вам хороших мужей, поэтому ни один скандал не должен вас касаться. Помните, это плохо отразится и на мне тоже.

Все кивали с самым серьезным видом, явно гордые тем, что оказались в числе отобранных при таком количестве соперниц, и сознающие, как им повезло.

– Как королева, вы должны придумать себе символ, – сказал Генрих Екатерине.

– Это будет гранат, по-испански – granada. Моя мать сделала его своим знаком после падения Гранады как символ Реконкисты.

– Это к тому же и символ плодородия, – с улыбкой заметил Генрих. – Весьма уместно, ведь я надеюсь, что у нас будет много сыновей!

– Я давно мечтаю о детях, – призналась Екатерина, затрепетав от его слов.

– По воле Божьей ваши молитвы скоро будут услышаны! – Генрих привлек ее к себе и поцеловал. – Чем скорее мы обеспечим Англии наследника, тем лучше!

Екатерина вспыхнула.

Своим девизом она выбрала слова «Скромность и преданность!», и вскоре они появились в королевских дворцах повсюду, вместе со множеством гранатов и замков, символизировавших Кастилию, а также инициалами «Г» и «Е», которые краснодеревщики, камнерезы и вышивальщицы деловито вырезали, вытачивали и изображали иглой на всех доступных поверхностях.

Другая армия портных, белошвеек, вышивальщиц шелком и ювелиров взялась за работу над роскошным новым гардеробом для Екатерины. Бóльшая часть его исполнялась в английском стиле. Теперь принцесса очень редко надевала «корзинку» или испанское платье. Дни ее были заполнены выбором тканей и примерками. Каждый день прибывало новое платье, которому предстояло быть повешенным на крючки или разложенным на кровати для получения строгой оценки принцессы. Долгие годы проходив в поношенных платьях из все сокращающегося гардероба, Екатерина получала близкое к чувственному наслаждение, снова украшая себя дорогими материалами – блестящим шелком, тяжелым дамастом, пышным бархатом и королевской парчой, твердыми в тех местах, где по ткани шла вышивка золотой нитью.

Генрих не жалел украшений для своей невесты. Он уже отдал ей церемониальные уборы королев Англии – те, что носили прежние супруги правителей страны; они принадлежали короне и после Екатерины когда-нибудь перейдут к жене ее сына. Среди них были старинная корона саксонской королевы Эдиты, жены святого Эдуарда Исповедника, – красивая диадема из позолоченного серебра, усыпанная гранатами, жемчугом и сапфирами. Там имелись бриллианты, ожерелья, кольца, серьги и много других изящнейших украшений. Большинство, конечно, было сделаны по старинной моде, но Екатерина их очень ценила не только за высокую стоимость и историческую значимость, но и за то, что многие из них были подарками преданных королей своим возлюбленным женам. Тут были искусно сделанные шейные украшения, которые Екатерина в последний раз видела на своей любимой свекрови королеве Елизавете. Был гранатовый крест, подаренный Эдуардом III своей обожаемой супруге королеве Филиппе, золотой реликварий, когда-то принадлежавший Элеоноре Кастильской. Ее убитый горем муж установил памятные кресты, которые Екатерина видела по дороге в Лондон много лет назад. Да, эти драгоценности действительно были невероятно ценны. Принцесса благоговейно примерила корону Эдиты.

Украшения, которые преподнес ей Генрих как личный подарок, Екатерина тоже очень бережно хранила: жемчужные ожерелья, россыпь колец, бриллиантовые подвески, усыпанные драгоценными камнями кресты, броши с изображением святого Георгия – покровителя Англии или вензелем «IHS»[6]6
  Iesus Hominum Salvator (лат.) – Иисус, Спаситель человечества.


[Закрыть]: их она гордо носила приколотыми по центру к лифу платья. Больше всего Екатерина любила подаренный Генрихом крупный крест, украшенный сапфирами и тремя висячими жемчужинами: он был изготовлен по собственному рисунку короля. Жених также передал Екатерине некоторые украшения покойной матери и ее молитвенник, внутри которого написал: «Я ваш навеки. Генрих К.». Екатерина была вне себя от радости.

На этот раз не предполагалось ни звона соборных колоколов, ни толп гостей, ни пиров. Свадьба должна была состояться частным образом, потому что и Генрих, и Екатерина официально продолжали блюсти траур по почившему королю. Они вместе выбрали благоприятный день – день памяти святого Варнавы, покровителя миротворцев, потому что их брак, конечно же, принесет мир.

Рано утром Екатерина вошла в туалетную комнату в Гринвиче в сопровождении лучащейся от счастья Марии и еще нескольких новых английских леди в белом. Она облачилась в только что пошитое свадебное платье – церемониальный наряд из серебристой ткани, колоколом накрывший «корзинку». Ее длинные волосы распустили и убрали под золотой обруч – свадебный подарок от будущего супруга. Генрих пришел одетый в белый флорентийский бархат с рельефной вышивкой золотой нитью, в сопровождении нескольких лордов и придворных из своей свиты. Архиепископ Уорхэм ждал у небольшого алтаря, чтобы совершить церемонию. Маленькая часовня благоухала июньскими розами – их запах всегда будет напоминать Екатерине об этой восхитительной поре ее жизни.

Генрих поклонился ей. Его глаза говорили, что она выглядит великолепно. Екатерина сделала реверанс. Они вдвоем преклонили колени на роскошных подушках, архиепископ объявил их мужем и женой и благословил. Екатерину переполняли чувства – ведь вершилась ее судьба! – любовь и благодарность к юному супругу, стоявшему на коленях рядом с ней.

С колен она поднялась уже королевой Англии. И Генрих взирал на нее сверху вниз с обожанием в глазах.

Радостно смеясь, они возглавили немногочисленную свадебную процессию, что проследовала из дворца через сад, а потом по известняковой дорожке – к церкви монастыря францисканцев, где должна была состояться праздничная месса по случаю бракосочетания. Затем молодожены вернулись во дворец, чтобы тихо пообедать в личных покоях Генриха. Екатерина сидела рядом с ним, под нависавшим над троном балдахином с символами его власти и могущества. Бесстрастные пажи, припадая на одно колено, церемонно подавали им еду на золотых блюдах, а вокруг стояли готовые к услугам лорды и леди.