Текст книги "Богатые наследуют. Книга 1"

Джэб и Поппи сидели тихо вместе в большом, тихом, неказистом доме, избегая всех. Поппи думала о том, как чудесно, когда папочка всецело принадлежит ей, хотя ей было и странно, что никто не приходит прибираться у них в комнатах. Джэб без конца откупоривал бутылки шампанского – из тех, что еще оставались от его некогда огромных запасов. Он пил и пил, в промежутках поджаривал яйца, варил их вкрутую, всмятку, в мешочек… пока Поппи не стала жаловаться, что не может больше взять в рот ни одного яйца. Тогда он соорудил непонятное блюдо из картофеля и ветчины. Все это было очень странно, но забавно.

Однажды утром, неделю спустя, раздался оглушительный стук в дверь, и свирепого вида человек вручил Джэбу какой-то листок бумаги. Поппи с удивлением наблюдала, как папочка пытался всучить эту бумажку назад пришедшему, но тот только отступил на шаг.

– Эта, как вы ее называете, бумажка – из суда, мистер Мэллори, и лучше бы вам не игнорировать ее. На вашу собственность официально претендует мистер Бад Мэйхью в счет уплаты вашего карточного долга. Очень сожалею, сэр, но это так.

Взяв Поппи за руку, Джэб пошел наверх упаковывать вещи. Несколькими часами позже они стояли на улице с чемоданами и сундуками, сложенными горкой. Джэб закрыл большую дубовую дверь накрепко и положил ключ в карман. Затем он отыскал кэб и велел извозчику везти их на пристань. Они отправлялись на пароме в Санта-Барбару.

Еще чуть позже, уже на палубе, Поппи в изумлении смотрела, как Джэб достал ключ из кармана, долго его рассматривал, а потом резко швырнул в воду, молча наблюдая, как он тонет.

– Все в порядке, моя девочка. Все хорошо. Все хорошо, – проговорил он с усмешкой. – Еще не все потеряно. Еще многое осталось. Все, что мне нужно – это немного удачи. У нас еще есть источник дохода. Мы вместе – ты и я, ведь так? И у нас все еще есть половина ранчо Санта-Виттория!

ГЛАВА 11

Франческа Ринарди была красива той холодной классической красотой, которая вызывала благоговейный трепет и уважение. Ее ухоженные белокурые волосы, безукоризненные черты лица, прекрасный рост и великолепная фигура сделали ее непревзойденной в своей профессии – парижской манекенщицы. Ее надменная улыбка казалась еще более высокомерной, отражаясь в бледно-зеленоватых зеркалах, освещенных ярким светом хрустальных светильников салонов Диора и Бальме.

– Манекенщицы были совсем иными до появления мини-юбок в шестидесятых, и вообще многое изменилось, – часто говорила она своей дочери Арии. – Лучшие из них были подобны членам королевской семьи – холеные и безупречно одетые. Мы вращались только в лучшем обществе; для остальных же мы были недостижимой мечтой.

Она только умалчивала о том, что ее отец был бельгийским бакалейщиком в деревушке недалеко от Льежа, а мать была пышнотелой, румяной крестьянкой. Франческа вычеркнула их из своей жизни в тот день, когда навсегда покинула три скромные комнаты родительского дома, расположенные над бакалейной лавкой, и отправилась в Париж, чтобы сделать там себе карьеру. Она не задумываясь истратила с трудом заработанные родителями деньги, которые они дали ей с такой гордостью и любовью, купив место в вагоне первого класса парижского поезда. Она хорошо понимала, что не встретит никого из тех, кто представлял бы для нее малейший интерес, в вагоне второго класса, и ее ставка не принесет ей выигрыша. Она не ошиблась в расчетах. Мужчина средних лет, который помог ей управиться с багажом, оказался владельцем фабрики по производству тканей, преимущественно шелковых, из Комо. Выяснилось, что он имел важные знакомства у Диора.

Дальше все было просто. Франческа придумала для себя новую историю, сказав, что она – единственная дочь сельского сквайра, недавно умершего. Она не собиралась больше иметь никаких дел со своей настоящей семьей. Она больше не хотела ничего знать о родителях – словно они действительно умерли.

Франческе было двадцать шесть лет, когда она встретила Паоло Ринарди на одном из званых вечеров в Париже. Всякий раз, когда она обегала глазами комнату, она ловила его взгляд, устремленный на нее, пока в конце концов не спросила одного из приглашенных, кто этот человек.

– Это – Паоло Ринарди, – ответили ей. – Барон Ринарди. Его семья принадлежит к числу самых древних и знатных родов Италии. Он – владелец одного из самых великолепных палаццо в Венеции.

Ей также сказали, что у Паоло есть поместья в сельской местности и роскошные апартаменты в Париже, и что он – бакалавр.

Паоло был высокого роста, с копной белокурых волос, которые были несколько длиннее, чем это было принято в те времена, просто потому, что всецело был поглощен работой над книгой под названием «Жизнеописания поэтов-романтиков», и забыл постричься. Он часто неделями просиживал над книгой в огромной библиотеке своего загородного дома, на вилле д'Оро, не общаясь абсолютно ни с кем. Кроме Энтони Карральдо.

Но после того, как он увидел Франческу, Паоло совсем забросил свою работу. Его мысли всецело были поглощены его новой знакомой. Он оставался в Париже для того, чтобы просто быть около нее. Франческа навела о нем подробные справки и решила, что, хотя он и не был миллиардером международной величины, какого она хотела бы подцепить, но все же мог предложить ей семейный уют, богатство и благородное имя, к тому же она сделается владелицей трех больших домов. И она согласилась выйти замуж за Паоло.

Пышный прием был устроен по этому случаю в палаццо Ринарди; атласное платье невесты цвета слоновой кости было шедевром искусства Бальме. Семья новобрачной не была приглашена. Но Энтони Карральдо присутствовал.

Сразу же после медового месяца Паоло опять уединился в своей библиотеке на вилле д'Оро; все, что ему хотелось – это спокойно жить в тихом местечке со своею женой. Карральдо был единственным человеком, которому разрешалось отрывать Паоло от мыслей о работе.

Часто, после обеда, во время которого Франческа хранила ледяное молчание, мужчины отправлялись в библиотеку и оставались там до рассвета. Она разъяренно мерила шагами пол своей спальни, гадая, о чем же таком они могли говорить. Иногда она украдкой спускалась вниз и прикладывала ухо к двери, пытаясь уловить суть разговора, но все, что ей удавалось услышать – это только приглушенные невнятные звуки их голосов. Наутро она находила на его столе пустую бутылку из-под бренди и листки бумаги, исписанные рукой Паоло.

– Что это вы там делаете всю ночь? – холодно спрашивала она мужа.

– Карральдо пришло в голову кое-что очень интересное по поводу моей главы о Верлене, – отвечал Паоло с энтузиазмом. – Я сказал ему, что это он должен был бы писать эту книгу. Он – такой талантливый человек, Франческа! Нет такой вещи на свете, которой он бы не знал. Мне так кажется.

– Да-а, – подумала Франческа. На ее взгляд, Карральдо знал слишком много. У нее всегда было такое чувство, что карие глаза Карральдо видели ее насквозь. И, кроме того, ей казалось, что в этом человеке было что-то зловещее. Всякий раз, когда его черный «мерседес» подкатывал к их дому, и Паоло спешил поприветствовать Энтони, Франческа вспоминала о ходивших про него слухах; а когда он брал своей холодной, уверенной рукой ее руку, чтобы запечатлеть на ней учтивый поцелуй, по спине Франчески пробегал холодок.

Франческе потребовалось не слишком много времени, чтобы понять, что финансовое благополучие семейства Ринарди находилось под постоянной угрозой. Паоло был абсолютно непрактичным человеком и, на ее взгляд, с преступным равнодушием позволял сорить деньгами семьи, делая самые невыгодные вложения. Когда она заводила об этом разговор, Паоло просто пожимал плечами и говорил, что обо всем этом позаботятся адвокаты – им виднее, они знают, что делают, а потом снова с головой окунался в работу. Палаццо и вилла были предоставлены сами себе.

Франческа с раздражением размышляла, что же ей предпринять: быть может, проще всего выговорить отдельную долю в имуществе, или же ей лучше оформить развод – она уже представляла себе, как будет смотреться на международной ярмарке невест в качестве прелестной баронессы Ринарди. Потом она обнаружила, что беременна. Что ж, она подождет еще какое-то время.

Паоло выбрал имена для их дочери. Ария – потому что думал, что девочка будет такой же красивой и поэтичной, как его любимые оперные партии; потом он добавил Мария, в честь его матери и в честь своего кумира Марии Каллас, и еще Анжелина – так звали его бабушку. К ярости Франчески, он настаивал на том, чтобы Карральдо стал крестным отцом ребенка, но к ее превеликому облегчению Энтони отказался.

Франческе была ненавистна одна только мысль о том, чтобы возиться с ребенком. Оставив девочку заботам Фьяметты – няни, которая растила и опекала два поколения Ринарди и была няней самого Паоло, она порхала по престижным званым вечерам Рима и Парижа. По нескольку месяцев Франческа проводила вне дома, развлекаясь летом с «друзьями» на французской Ривьере. Паоло с горечью понял, но слишком поздно, что классически прекрасная внешность, в которую он влюбился с первого взгляда, – это все, что было красивого и достойного в этой женщине. Чтобы хоть как-то приглушить боль разочарования, он еще глубже ушел в работу. Она спасала его от отчаянья. И еще – его маленькая дочь, которую он обожал.

Арии было шесть лет, когда Паоло заразился каким-то редким вирусом, воздействующим на нервную систему. Через три месяца он умер. Именно тогда Франческа впервые обрадовалась, когда увидела Карральдо. С невозмутимым лицом, по которому нельзя было угадать ни единой его мысли или чувства, он взял на себя все хлопоты, связанные с похоронами и оплатой счетов. Когда адвокаты объяснили ей, как мало осталось денег после мужа, Франческа была в шоке. К тому же, оказалось, что она не может даже продать виллу или ее содержимое, не может самостоятельно распоряжаться чем-либо в палаццо. Согласно завещанию, все это переходило в руки наследницы Паоло – Арии.

Франческа была вне себя. Она исходила яростью. Ей было тридцать четыре года, а она была привязана к двум дорогостоящим, великолепным домам, находившимся в местах, где она вовсе не собиралась жить. И еще у нее была обуза в лице маленького ребенка. Франческа быстро согласилась на предложение Карральдо о помощи, но, к ее разочарованию и злости, все, что он ей предоставил – это помесячное денежное содержание, которого хватало ровно настолько, чтобы оплатить расходы на жизнь.

Опять оставив Арию Фьяметте, она отправилась в Рим, где сняла маленькую квартирку и нашла работу у одного из лучших модельеров. Оплата была не очень высокой, но у нее появились восхитительные туалеты, она снова стала вращаться в обществе. Франческа посещала все вечеринки, какие только было возможно, все увеселительные поездки в многочисленной, но, конечно же, хорошей компании, принимала приглашения в дорогие рестораны – она была на людях от зари до зари. Вскоре ее лицо и имя замелькало в международных светских колонках газет и журналов.

Во время своих коротких наездов домой, когда она устраивала изысканный прием в своем палаццо или приглашала своих друзей погостить несколько дней на загородной вилле, она, конечно, виделась со своей дочерью, но Ария была порывистым, непоседливым ребенком, сорванцом, который больше любил лазить по деревьям или играть со своими любимцами – кроликами, чем чинно пить чай в салоне матери вместе с ее гостями. И, кроме того, она вечно проливала лимонад на дорогое хорошенькое платье, которое Франческа покупала для нее специально, чтобы продемонстрировать свою дочь приглашенным, громко смеялась, и вообще допускала много досадных для Франчески погрешностей против правил светского тона.

Карральдо редко теперь звонил в палаццо Ринарди, но он аккуратно оплачивал все расходы, связанные с содержанием Арии, ее образованием. Как-то раз на Рождество он подарил ей бесценный серебряный кубок в античном стиле, сделанный знаменитым серебряных дел мастером восемнадцатого века Полем де Ламерье, на который Франческа часто вожделенно поглядывала, прикидывая в уме, сколько бы она получила за него, если б могла продать. Но одна только мысль о Каральдо, ледяном взгляде его карих глаз, о том, что будет, если он узнает об этом поступке, охлаждала ее пыл.

В тот день, когда Арии исполнилось семнадцать лет, Франческа задумалась о своем собственном положении. Более молодые женщины делали теперь погоду на ярмарке невест – не бедные вдовы. Она теперь почти вне игры. И вот тогда-то Франческа и подумала об Арии.

Ее угловатая дочь-подросток превратилась в прелестную молодую девушку, и, конечно же, семнадцать лет – вполне приемлемый возраст, чтобы подыскать ей богатого мужа. Взяв с туалетного столика фотографию Арии в серебряной рамке, Франческа стала критически изучать лицо дочери и решила, что ее девочка – не так красива, как была она сама. У Арии было характерное лицо, с большими темно-голубыми глазами, чуть вызывающе смотревшими из-под красивых бровей, прямой нос, большой рот, и скулы, которые делали это лицо очень индивидуальным. Это не была классическая красота, которой так гордилась сама Франческа. Но было что-то в ее дочери – в ее стройном теле, в ее уверенной походке, манере держать себя, в том, как она смотрела на мир широко раскрытыми глазами, что заставляло людей оборачиваться ей вслед везде, где она появлялась. Франческа задумалась. Конечно же, при верно подобранной красивой одежде Ария своей необычной красотой сможет растревожить сердце любого мужчины. Такое западает в память надолго.

Но Ария была упрямой и своевольной – она никогда не делала того, чего ждала от нее Франческа. Она со вздохом припомнила все эти вечера с пролитым лимонадом, отравленные неловкостью за поведение своей дочери, и поняла, что задача будет не из легких. Ария была типичным тинэйджером; она вечно пропадала где-то с друзьями, хотя и любила побыть дома на вилле – каталась верхом, рисовала и слушала музыку, включая проигрыватель почти на полную громкость, что сильно раздражало Франческу.

Конечно, эта нынешняя молодежь хочет «любви». Но откуда им знать, что на самом деле главное в жизни, думала Франческа с усмешкой. То, что действительно нужно Арии, – это человек более взрослый, более опытный; мужчина, который знает, чего он хочет и за что платит. Франческа вздохнула опять; Ария вовсе не обращала внимания на то, были ее друзья богаты или нет, и, конечно же, не согласится послушно выйти замуж за человека только потому, что ей выбрала его ее мать, потому, что она велела ей это… ее дочь совсем иначе представляет себе замужество. Да, тут есть над чем подумать… И тогда Франческа вспомнила об Энтони Карральдо. То, что он сказал ей, удивило ее, но после небольшого размышления Франческа воодушевилась. Но, все же, нужно еще хорошенько обдумать, как заставить Арию согласиться.

– Дорогая, – сказала Франческа наутро. – Думаю, настало время сказать тебе нечто очень важное… нечто…

Она внезапно остановилась и заплакала. Ария только что начала завтракать. Она поставила на стол стакан сока и взглянула на мать встревоженно.

– Что с тобой, мама? Ты заболела? Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет… вовсе нет, хотя врачи и иного мнения на этот счет… – рука Франчески слегка дрожала, когда она слабым движением прикрыла глаза ладонью. – Дело в том, что мы, Ринарди, остались без средств. Конечно, после стольких лет напряженной работы я чувствую себя очень усталой и выжатой, но я объяснила врачам, что не могу бросить работать – иначе кто же позаботится о тебе? Это совсем нелегко для женщины в моем возрасте разрываться между работой в Риме и своей подросшей дочерью, которая нуждается в присутствии матери здесь, в Венеции, но я знаю – это мой долг. Ах, Ария, если б ты только знала всю правду. Как многим я пожертвовала во имя долга! Как много я работала, чтобы иметь возможность вырастить тебя – знаешь, мне даже пришлось пожертвовать тем, чего мне хотелось больше всего – быть все время рядом с тобой, моей девочкой. И все почему? Потому что твой отец оставил нас совсем без денег…

– Нет, это не так, – возразила Ария, протестуя. – Как ты можешь говорить, что мы без средств, мама? Словно папа оставил нас на улице просить милостыню! Ты работала потому, что тебе это нравилось, благодаря этому у тебя были красивые платья.

– Ария! Да я ненавидела эту работу! Не заблуждайся на этот счет – я работала только для того, чтобы принести в дом хоть немного денег. Я старалась, чтобы это никак не касалось тебя, чтобы ты не знала и не думала об этом – ты была слишком молода, чтобы знать об этих проблемах. Это могло расстроить тебя, встревожить. Моя девочка, правда состоит в том, что денег, доставшихся нам по завещанию твоего отца, не хватит даже на то, чтобы покупать твоему любимому попугаю Лючи приличный корм! Что уж тут говорить о нас. Боюсь, что только потому, что я упорно сражалась, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, ты была хорошо одета и ходила в приличную школу. Но теперь я выдохлась.

Закрыв лоб изящной белой рукой, Франческа грациозно опустилась в инкрустированный перламутром расшитый узорами шезлонг.

Ария внимательно смотрела на мать. В глазах ее было сомнение. Даже после всех этих лет она не могла с уверенностью сказать, когда ее мама говорит правду, а когда просто играет. Но если то, что она говорила о завещании – правда, то откуда же брались деньги на ее образование? И как Франческе удавалось содержать палаццо и виллу? Припомнив обширные изящные крыши виллы д'Оро, она содрогнулась при мысли, сколько же могло это стоить – содержать дом в надлежащем виде.

Она с грустью подумала об отце. Для нее вилла д'Оро была местом, неразрывно связанным с ним; нигде никогда в жизни она не была так счастлива, как здесь вместе с Паоло. Их любовь друг к другу была такой спокойной, естественной и легкой, так отличалась от сложной гаммы чувств, которую девушка испытывала к матери. Иногда Ария с удивлением думала, как это могло быть, что ей так много не нравилось во Франческе, но она по-прежнему любит ее. И как она могла презирать свою мать за ее пустое, суетное существование и все же беспокоиться о ее самочувствии и настроении!

Ее мать отняла руку от лица и смотрела остановившимся взглядом в пространстве. Она и вправду выглядела очень усталой. А что если она действительно больна? Надо что-то сделать, чтобы помочь ей. Ария найдет работу. Она с тоской подумала о своих занятиях живописью в колледже во Флоренции – рисовать было ее страстью, этому она хотела посвятить всю свою жизнь. Но теперь с этим придется обождать.

– Послушай, мама, – сказала Ария. – Тебе нужно поехать на виллу д'Оро. Там тихо и спокойно, там ты отдохнешь. Поживи там, пока не окрепнешь. Я брошу колледж и найду работу. Я буду заботиться о тебе.

Она нежно гладила белокурые волосы Франчески.

– Не делай этого, Ария, – тоже гладя дочь по голове, сказала жалобно Франческа. – Да и потом я не могу уехать. Сегодня, например, я приглашена на ленч.

Потом, словно очнувшись, она удивленно взглянула на дочь.

– Работу? И что же ты будешь делать? Продавать карнавальные маски и вазы с острова Мурано туристам? Работать в отеле официанткой или горничной? Похоже, ты многого не понимаешь, Ария. Деньги, которые мы получили по завещанию, кончились. Мы теперь имеем только то, что вокруг нас… эти обветшавшие стены и поблекший антиквариат, который мы даже не можем продать, потому что этому препятствует проклятое завещание, оставившее нас без гроша! Говорю тебе, Ария, я выдохлась. Я больше так не могу.

Накинув пиджак на плечи, Франческа взяла свою сумочку и направилась к двери. Открывая ее, она обернулась и посмотрела на дочь, которая все еще сидела на полу около шезлонга.

– Я хочу, чтобы ты знала, Ария. Я дошла до предела. Все мои возможности иссякли. Если дела и дальше пойдут так, то… – она выдержала драматическую паузу. – То я просто не знаю, на что я способна!

Резко отвернувшись, Франческа вышла из комнаты.

Ария прижала руки к животу, словно подавляя растущий страх. Что ее мать имела в виду, говоря, что она просто не знает, на что способна? Неужели это означает… нет, это невозможно!.. Неужели это означает, что из-за того, что у них нет денег… Она убьет себя? Слезы потекли по ее щекам, когда она подумала, что такое может случиться с ее матерью. Мир без роскоши, которую она считала жизненной необходимостью, был для Франчески миром, в котором просто не стоит жить. Ария знала это давно. Но сегодня в глазах Франчески было какое-то новое, отчаянное выражение, и истерическая нотка в голосе говорила, что она не шутит. Вскочив на ноги, Ария в ужасе выбежала из столовой на поиски Фьяметты.

Никто не мог сказать определенно, сколько лет было Фьяметте – даже сама она не помнила этого, но судя по ее морщинистому смуглому лицу и скрюченным артритом пальцам, ей могло быть от семидесяти до ста семидесяти! Согласно найму и официальному положению в доме – хотя вот уже много лет Франческа не платила ей жалованья – она была няней Арии, но для семейства Ринарди она всегда была больше, чем просто няня – Фьяметта была скорее любимой бабушкой, а также другом и доверенным лицом Арии. Девушка рассказывала Фьяметте все те вещи, которые бы никогда не рассказала собственной матери, – она горячо любила свою нянюшку.

Фьяметта сидела за видавшим виды столом из сосны, который стоял посередине просторной, с высокими потолками кухни, немного напоминавшей средневековую. Ее седые волосы были убраны в пучок, спускавшийся ей на шею, и у нее была уютная домашняя внешность вечной бабушки. Она надела белый, отделанный кружевом фартук поверх черного платья и резала пряную зелень для ризотто, которое она собиралась подать на ленч; ее больные пальцы с трудом делали свою работу.

Ее веселое выражение лица омрачилось тревогой, когда она увидела слезы Арии.

– Что случилось, carina?[5]5
  Carina (ит.) – дорогая.


[Закрыть] – спросила она, вставая из-за стола, когда Ария подбежала, чтобы обнять ее. – Деточка, скажи скорее старой Фьяметте, что тебя огорчило.

И она ласково погладила Арию по спине, как усталого ребенка.

Фьяметта нахмурилась, когда Ария взахлеб рассказала ей все, что произошло в столовой. Она знала Франческу больше двадцати лет. Что-то во всей этой истории было не похоже на правду. Франческа не из тех людей, которые способны на самоубийство. Для этого она была слишком холодной и расчетливой.

– Но Фьяметта, – говорила с отчаяньем Ария. – Она так сказала. И она смотрела совсем иначе, чем обычно, я никогда не видела ее раньше такой… такой странной и нервной. Поверь мне, Фьяметта!

– Твоя мать никогда не нервничает, – перебила ее Фьяметта. – И она не больше без гроша, чем была шесть месяцев назад. Все это говорит о том, что она что-то задумала в отношении тебя!

– Задумала в отношении меня? – воскликнула Ария, озадаченная. – Но что же именно она собирается сделать?

На следующий же день Франческа сказала Арии, что она должна выйти замуж за Энтони Карральдо. Франческа дала дочери ясно понять, что выбора у нее нет.

– Замуж! – Ария вскочила на ноги, опрокинув стакан воды. – Что ты такое говоришь, мама?! Мне только семнадцать лет! И я не хочу замуж. Я до сих пор никого еще не люблю.

– Любовь! – Франческа насмешливо фыркнула. – Любовь не имеет никакого отношения к замужеству. Ничего общего. Любовь – это всего лишь наваждение, оно скоро проходит. Оно не длится вечно. А деньги – вечны. Они остаются. У тебя будет несколько домов, великолепные драгоценности, одежда от лучших кутюрье и роскошные меха; ты будешь путешествовать по миру на собственных самолетах и яхтах. Ты станешь звездой… ты будешь вращаться только в лучшем обществе во всем мире.

– Ты хочешь сказать, что я стану тем, чем хотелось стать тебе! – парировала Ария. – Но как же ты не понимаешь? Я не такая, как ты. Я такая, как папа, я хочу стать художником, я хочу создавать полотна, которые принесут радость потомкам…

– Кстати, Ария, – сказала Франческа холодно. – Почему бы не поговорить о твоем отце? Вспомни, как он относился к этому великолепному палаццо, вспомни, сколько поколений Ринарди считали его своим домом. Как он дорожил этим палаццо, как любил каждый камень, каждую ступеньку, каждую травинку виллы д'Оро. Твой отец сделал бы все, что угодно, лишь бы живая история рода Ринарди не пришла в упадок в небрежных руках. И не воображай себе, что во имя меня ты должна пожертвовать своей свободой… все это ради отца, ради всех Ринарди, которые много сделали для того, чтобы прославить наше имя. Имя, которым мы можем гордиться.

Ария долго еще потом сидела в одиночестве за столом, думая об отце.

Она уже не могла ясно припомнить его лицо, но в ее памяти как живые стояли картинки – разные смешные истории, в которые они попадали вместе, тысячи разных мелочей, с виду очень обычных, но таких дорогих… Но самым ярким ее воспоминанием был тот день, когда отец принес домой попугая.

Это был блеклый тусклый февральский полдень, когда желто-серые тучи нависли над Венецией, грозя просыпаться обильным снегопадом, и буйство красок экзотического оперения птицы привели ее в полный восторг.

– Его зовут Лючи, – сказал ей отец. – И он гораздо старше, чем ты или я. Он родился в дебрях амазонских джунглей в далекой стране Бразилия, но я сомневаюсь, что он помнит о ней теперь. Прежде он жил у твоей двоюродной бабушки Елены, но еще раньше он принадлежал некоей особе по имени Поппи Мэллори. Лючи умеет выговаривать имя Поппи, так что не удивляйся, если вдруг услышишь это от него.

– А будет ли он звать меня по имени? – спросила она, проводя маленьким пальчиком по мягкому зеленому крылу птицы. Она быстро отдернула руку, когда попуган повернул голову и посмотрел на девочку своими топазовыми глазами.

– Надеюсь, что будет, – согласился Паоло. – Когда он привыкнет к тебе и поймет, что ты его любишь.

Затем, взяв Арию на руки, он показал ей драгоценные кольца с изумрудом и бриллиантом, надетые на лапки Лючи, и чудесную золотую клетку… Девочка захлопала в ладоши от радости и засмеялась. Неожиданно попугай стал передразнивать ее смех, и Паоло и Ария стали смеяться взахлеб, а птица бегала по жердочке и смеялась над ними. С этого самого дня между нею, папой и Лючи сложились особо теплые отношения, но в этой маленькой компании не нашлось места Франческе, и она возненавидела птицу.

Ария сжала руками свою разламывающуюся от боли голову; эмоциональное давление со стороны матери и воспоминания об отце – все это было слишком тяжело для ее бедной головы. Ария почувствовала, что ей очень плохо. Подхватив пиджак, оставленный в холле, она выбежала из дома.

Уличные фонари разливали бледные островки света вдоль Кампо Морозини, и дома казались немного нереальными в слегка выбеленном, подсвеченном тумане. Она бежала по Кампо Сан Видал, мимо церкви Сан-Стефано, вдоль знакомых вымощенных булыжником аллей, пока не оказалась рядом с театром Ла Фениче. Звуки симфонического оркестра, исполнявшего «Времена года» Вивальди проникали сквозь его ярко освещенный фасад; мощная коллизия «Лета» так отвечала тому, что творилось в ее сердце! Ария думала о тех временах, когда она вместе с отцом поднималась по этим же самым ступенькам и входила в старый, в стиле рококо, театр послушать великих оперных звезд. Она думала о том, как ее отец любил музыку, как он любил Венецию и как он любил ее. Ария знала, что не может оказаться недостойной его. Как не может рисковать, не отнесясь серьезно к тому, что может случиться с ее матерью. Она должна принять ответственность за все на себя.

Отвернувшись в отчаянии от театра, Ария опять устремилась в затененные аллеи. Магазины были все еще открыты, внутри и вокруг них сновали занятые люди, оживленная толпа заполняла кафе и рестораны. Она смотрела на улыбающихся девушек, державших за руки своих юношей, или идущих стайками за покупками, веселых, судачащих между собой, и с тоской поняла, что ей больше не быть частью этого мирка. Ее заставили повзрослеть. Вдруг ее внимание привлекла женщина, вышедшая из ярко освещенного салона красоты; она держала на руках маленькую собачку. Кричащая красная заколка, которой была заколота шерсть на голове собачки, чтобы оставить открытыми живые глазки-бусинки, была точь-в-точь такой же, как и та, что украшала волосы ее хозяйки. Это вызвало улыбку у Арии. Оптимизм юности взял свое. Может, в конце концов ей и придется сделать так, как требует мать, думала она, заходя внутрь салона красоты, но, во всяком случае, Франческе будет нелегко добиться своего.

– Да, конечно, мы займемся вами прямо сейчас, – сказал ей человек, встретивший Арию внизу. – Джорджио будет к вашим услугам.

– Я хочу все это состричь, – проговорила Ария, но в ее голосе слышалось колебание.

– Но, синьорина, они такие красивые, – запротестовал парикмахер, пропустив тяжелый струящийся поток густых волос Арии сквозь свои пальцы. – Может быть, на дюйм, не больше?..

– Нет, все, – скомандовала Ария, стараясь сдержать наворачивающиеся на глаза слезы. – И немедленно.