Текст книги "Черт его знает..."

Элизабет Питерc
Черт его знает

Глава 1

Генри Дэнверс Уиллоуби родился под счастливой звездой. Жизнь его складывалась весьма успешно. И женихом он был завидным. Если до сынков миллионеров пока и не дотягивал, то уж начинающих врачей оставил далеко позади. Воспринимая этот высокий статус с врожденным достоинством, Генри, однако, презирал тех, кто называл его счастливчиком. Дорогу, как известно, осилит идущий. А на манну небесную рассчитывают только жалкие неудачники. Генри Уиллоуби не таков. Он всего добился своими незаурядными качествами – острым умом, честностью, недюжинной работоспособностью и бесконечным обаянием.

Известно, что многие выходят в люди благодаря большим связям своих семейств. Многие – но только не Генри. Та ветвь Уиллоуби, к которой он принадлежал, не могла похвастаться неограниченным банковским счетом. Каждый пенни, который глава семьи сумел отложить, занять или выпросить, уходил на обучение сына в Гарварде. Вопрос же о том, каким образом он попал на юридический факультет Гарварда, трезвомыслящий Генри усердно замалчивал. Более удачливые и состоятельные ветви семейства Уиллоуби с охотой оказывали родственникам поддержку своими связями и влиянием, лишь бы те не посягали на святая святых – семейную наличность.

Итак, в настоящее время, в возрасте двадцати семи лет, Генри был младшим компаньоном в одной из скучнейших и, соответственно, влиятельнейших юридических фирм Вашингтона. (Тот факт, что фирма принадлежала его родному дяде, Генри предпочитал не афишировать.) Перспективы перед ним открывались более чем радужные. Генри лелеял вполне обоснованную надежду не позднее чем… ну, скажем, лет эдак через двадцать… занять место старшего компаньона и наслаждаться жизнью богатого человека. Впрочем, уже и сейчас он был вполне независим в финансовом отношении; к тому же обладал отменным здоровьем, приятной – а главное, располагающей – внешностью и немалыми нужными знакомствами в обществе. Распорядок дня молодого, подающего надежды юриста неизменно включал занятия в тренажерном зале. “Mem sana in corpora sano…” Высказывания великих, пословицы и поговорки на все случаи жизни Генри выписывал в специальный блокнотик, заучивал наизусть и не забывал приобщать к мудрости мира всех окружающих. Латинскую цитату насчет здорового духа в здоровом теле он повторял своей невесте по нескольку раз на дню, чтобы и та прониклась сутью умной мысли. Повторение, сами знаете, мать учения.

Да-да, к величайшему огорчению всех девиц на выданье, с некоторых пор они могли забыть о Генри Уиллоуби. Молодой джентльмен был помолвлен. Будучи человеком дотошным, ничего не пускающим на самотек, он и к выбору невесты подошел с присущей ему основательностью. Вот и сейчас Генри со вполне понятным удовлетворением поглядывал на сидевшую рядом Элли, правда, к удовлетворению примешивалась толика самодовольства. Как нельзя лучше вписываясь в разработанный Генри план жизни, будущая супруга стала очередным, тщательно обдуманным шагом на пути к успеху.

Нельзя сказать, чтобы он одобрял небрежную, даже слегка эксцентричную манеру невесты одеваться… Но после женитьбы с этим, как и с остальными вполне невинными ее недостатками, будет покончено. Если не считать некоторых шероховатостей, Элли идеально соответствовала требованиям, предъявляемым Генри к спутнице жизни. Во-первых, – и бесспорно! – красавица. Само собой, блондинка. Громадные синие глаза; аккуратный точеный носик; яркий рот с пухлой нижней губкой, что указывало, по мнению начитанного Генри, на страстность натуры. Он расплылся в улыбке, по-прежнему не сводя с невесты отечески нежного взгляда. Элли, повернув голову, улыбнулась в ответ. Великолепные зубы – в который раз отметил Генри. Здоровые, крепкие зубы входили в список его обязательных требований к будущей жене. Хорошая наследственность – залог долгой здоровой жизни потомков. Эту мысль Генри вычитал в одном научном журнале. Да и услуги стоматологов дорожают с каждым днем…

– Следи за дорогой, милая.

Сосредоточенный взгляд Эллен послушно устремился вперед. Машина принадлежала Генри, но сегодня он намеренно усадил за руль невесту, поскольку ее водительские навыки, как и манера одеваться, требовали некоторого усовершенствования. Именно этой цели и должен был достичь Генри прежде, чем доверить Элли свою машину и своих очаровательных, умных, белозубых детей. А как же иначе? После свадьбы молодая чета Уиллоуби переедет в престижный пригород, обзаведется вместительным семейным автомобилем-фургоном, и каждое утро Элли будет развозить детей по дорогим частным школам… изысканная, уверенная в себе и муже молодая дама в безукоризненном брючном ансамбле, со столь же безукоризненным, классически элегантным пучком на затылке.

Пока же волосы Элли – на его вкус – были слегка коротковаты и чересчур взлохмачены. Генри усиленно работал над этим досадным несоответствием идеальному образу, но, будучи человеком честным, не мог не признать, что роскошные золотые кудри невесты трогают его любящее сердце. Да… Да!

Генри сделал отменный выбор. Красота Элли стала одним из важнейших критериев. Сексуальная привлекательность партнеров имеет огромное значение для брака. Доказано наукой. Мысль из того же полезного журнала. К тому же выбранная спутница жизни, как выяснилось, еще и достаточно умна. Женский ум – понятие несколько расплывчатое и относительное… Ну да ладно. Генри уважительно относился к любым проявлениям интеллекта и очень старался не осаживать невесту, когда та вдруг с важным видом поднимала в беседе серьезные темы. Дети-то, в конце концов, наследуют умственные способности от обоих родителей.

А совсем недавно к другим несомненным достоинствам будущей жены добавилось еще одно радостное обстоятельство. У Элли, оказывается, есть богатая бездетная тетушка! Подумать только! Такая новость, пожалуй, даже Генри могла заставить поверить в удачу.

Элли же, прелестная глупышка, буквально дрожала от страха – так боялась, что он разозлится, узнав о письме тети Кейт… Тетушка собралась уехать и попросила любимую племянницу недельку-другую последить за домом. Великодушное согласие Генри отложить давно запланированное предсвадебное путешествие вызвало у Элли бурную радость. Малышка бросилась ему на шею, с жаром расцеловала, на миг забыв все их предыдущие беседы о благовоспитанности, приличиях и необходимости сдерживать столь явные проявления чувств.

И сейчас они держали путь в Виргинию, в поместье тетушки Кейт. Генри сам вызвался сопровождать Элли – с тем чтобы потом отвезти старушку в аэропорт. “Хочу познакомиться с нашей милой тетушкой”, – объяснил он невесте. Что может быть естественнее такого желания для человека, который вот-вот станет членом семьи?

“Милая старушенция, должно быть, эта Кейт… – размышлял Генри. – Божий одуванчик. Вот уж кому повезло на старости лет. Заполучить такого племянника! Да она будет очарована будущим родственником”. Преклонного возраста дамы души не чаяли в Генри Уиллоуби. Им нравилось в нем абсолютно все: и аккуратная прическа, и открытый взгляд, и приверженность старым добрым моральным принципам.

Но все же… все же…

Чуть заметная морщинка прочертила загорелый высокий лоб (высоковатый, пожалуй, лоб – через два десятка лет в придачу к состоянию Генри наверняка заработает и обширные залысины). Будущий светоч юриспруденции слегка тревожился из-за письма милой старушки. “Милой эксцентричной старушки”, – уточнил про себя Генри. Письмо тетушки Кейт и впрямь производило более чем странное впечатление, а уж постскриптум вообще поставил Генри в тупик.

P.S. Ты с ним спишь? Непременно сообщи, чтобы я знала, как поступать с бельем.

– С каким бельем? О чем это она? – изумился тогда Генри.

– Н-ну, видишь ли… Ей не хочется без толку застилать две кровати, если можно обойтись одной.

– Весьма оригинально.

– А по-моему, забавно, – парировала Элли.

– Само собой. – Генри улыбнулся. – Просто для дамы ее возраста… с такой легкостью относиться к…

– Все течет, все меняется, – серьезно отозвалась Элли.

– Гм-м… – только и сказал Генри.

Сейчас, вспомнив письмо тетушки Кейт, он еще сильнее нахмурился.

Неплохо было бы, пожалуй, разузнать у Элли кое-какие подробности о старушенции. Эксцентричные дамы, особенно богатые эксцентричные дамы преклонного возраста, требуют к себе максимум внимания. И относиться к ним нужно бережно, с трепетной заботой.

– Элли, дорогая… – начал он. – Нет, милая, не нужно оборачиваться… сколько раз я повторял – что бы ни случилось, не отрывай глаза от дороги. Просто ответь “да?” – и этого будет достаточно.

– Да? – послушно произнесла Элли.

– Речь о твоей тете. Как ты считаешь, не следует ли мне что-то иметь в виду при беседе с ней? Ну, скажем, какие-нибудь ее маленькие слабости… пристрастия… или же, напротив, антипатии? Да, кстати, пришло в голову… Может, купим ей по дороге цветы?

– У нее неимоверное количество цветов. Кейт страстный садовод.

– Ага!

Подобное хобби вполне вписывалось в созданный Генри портрет милой старушки, божьего одуванчика.

– К тому же, – продолжала Элли, – я ведь и так везу подарок. От нас обоих.

– Что, тот старый фолиант? По правде сказать, Элли, мне как-то…

– Она коллекционирует старинные издания. Помимо многого другого. – Невеста надолго умолкла, но Генри, уловив сосредоточенную нотку в ее голосе, терпеливо ждал. И не напрасно. – Даже не знаю, как ее тебе описать, – призналась наконец Элли. – Кейт… она… э-э… довольно…

– Эксцентрична, – подсказал Генри.

– О да, эксцентрична… Чертовски эксцентрична! Тебе и впрямь стоит запомнить… словом, избегай кое-каких тем. Кейт, знаешь ли, жутко упряма. Если уж она себе вбила в голову определенное мнение, то спорить с ней бесполезно.

– Каких именно тем? Политика в их число входит? – уточнил Генри.

– О ее политических пристрастиях мне не известно. Вернее, известно, что они то и дело меняются. В свое время Кейт голосовала за Уоллеса.

– Джорджа?

– Да, и еще она очень активно защищала леса Амазонки и аборигенов Австралии.

– Либералка, значит, – кивнул Генри.

– Будь так добр, не нужно.

– Не нужно – что?

– Ярлыки наклевать.

– И не думал, дорогая. Пойми, я всего лишь пытаюсь понять твою тетушку. Итак, критиковать леса Амазонки и аборигенов Австралии не следует. Что-нибудь еще?

– Н-ну… О котах я предупреждала.

– Предупреждала, – подтвердил Генри. – Трудно поверить… Сколько, ты говоришь, у нее кошечек?

– Когда как. От одного десятка до двух. Плюс четыре собаки – во всяком случае, было четыре, когда мы с ней в последний раз связывались. Плюс енот, плюс куча сиамских кроликов… и еще цыплята. Такие, знаешь, смахивающие на Ринго Старра.

– На… кого?!

Элли фыркнула. Смех у нее был восхитительный – грудной, сочный, заразительный.

– На Ринго Старра. С лохмами над глазами и длинными жидкими бакенбардами, представляешь? Дальше… Кейт подкармливала бесчисленное количество хомяков, но, кажется, все они сбежали. Ах да, и еще одна крыса…

– Все, понятно, – решительно прервал ее Генри. – Тетушка Кейт любит животных. Уяснил. Как насчет религии?

– О, Генри! Кейт же не такая! То есть… вся эта религия, политика и тому подобное…

– Ничего не понимаю, дорогая. Ты можешь изъясняться конкретнее?

– Тебе не обязательно полностью исключать из разговора религию или политику. Кейт не выносит лишь определенные моменты. Например, если речь заходит о Лоренцо Великолепном…

– Она за него – или против? – осторожно поинтересовался Генри.

– За! Исключительно и беспрекословно – за! Лоренцо Великолепного она считает гением.

Генри и спросил бы, что это за птица такая – Лоренцо Великолепный… Но к чему признаваться в собственном невежестве, если само имя дает подсказку. Главное ясно: итальяшка. А дальше, решил Генри, как-нибудь выкрутимся.

– Хорошо, дорогая. Принято. Никаких опрометчивых реплик по поводу Лоренцо Великолепного. Не стоит волноваться. Вряд ли подобная тема всплывет во время короткой встречи.

– Может, нет, а может, да. Тетя Кейт подобные темы обожает, – мрачно возразила Элли. – О-о! Чуть не забыла! Не дай бог тебе плохо отозваться о Сонни Юргенсоне!

– О ком?! – ошарашенно уставился на нее Генри.

Элли ответила не менее ошарашенным взглядом. Что, естественно, вновь заставило ее отвести глаза от дороги. Машина вильнула вбок и двинулась навстречу стремительно приближавшимся пикапу и двум мотоциклам. Генри довольно желчно, в совершенно несвойственной ему язвительной манере указал Элли на ее оплошность, и через миг автомобиль уже вернулся на нужную полосу.

– Разве я что-то перепутала? – свела брови Элли. – Да нет же, все точно. Это футболист. Ну, ты-то про футбол все знаешь, Генри!

– Знаю, конечно, – без лишней скромности подтвердил Генри. – И кто такой Сонни Юргенсон, мне тоже известно. Точнее, кем он был в профессиональном футболе. Одним из лучших защитников вашингтонских “Редскинз”. Но скажи на милость, какое отношение Юргенсон имеет к милой тетушке Кейт? Они что, родственники?

– Нет-нет, ничего подобного! Просто тетя Кейт – ярая болельщица. Ты же знаешь этих футбольных фанатов… За свою команду горой стоят. А скажешь слово поперек – сразу давай кричать, руками размахивать. Ну а тетя Кейт… она так переживает, что… И описать невозможно! В общем, когда она в прошлый раз приезжала, и мой приятель что-то съязвил насчет Сонни Юргенсона, тетя Кейт разозлилась до чертиков. В жизни не видела ее в таком состоянии. А бедный Тони на следующий же день попал в больницу. Опоясывающий лишай. Ужас, да?

Поразмыслив с полминуты, Генри вынужден был признаться:

– Не вижу связи между их дискуссией и опоясывающим лишаем твоего приятеля.

– Скорее всего, – задумчиво объяснила Элли, – все дело в возрасте. Тони как-то неуважительно отозвался о возрасте мистера Юргенсона. А Кейт, судя по всему, очень щепетильно относится к его возрасту.

– Ерунда какая-то. Наверняка она относится щепетильно к своему возрасту. Сколько ей?

– Точно не знаю. Но ее возраст тут ни при чем. Кейт разозлилась, когда Тони сказал, что…

– Минутку! – оборвал ее Генри. – Дорогая, вспомни правило, которому я тебя учил: во время беседы необходимо концентрировать внимание на основной теме и не отвлекаться на второстепенные. Вернемся к моему вопросу. Итак, тетя Кейт разозлилась. Какая связь между этим прискорбным фактом и болезнью злосчастного джентльмена?

– Кейт наслала опоясывающий лишай на Тони, – четко произнесла Элли. – Извини, я забыла сказать самое главное. Тетя Кейт – колдунья.

– Господи, Элли, девочка моя дорогая!

– Разумеется, добрая колдунья, – поспешно добавила Элли. И, помолчав, нахмурилась: – Случай с Тони – это исключение! Кейт редко насылает порчу… только если ее совсем уж выведут из себя. А потом она так переживает, так переживает!

– Ты меня мистифицируешь. Нехорошо с твоей стороны, дорогая. Разговор ведь очень серьезный. Пойми, для меня крайне важно понять тетушку Кейт. В противном случае я могу ненароком обидеть нашу милую родственницу… Так, значит, она интересуется футболом. Замечательно! Мы найдем общий язык. Буду рад посвятить ее во все тонкости этой игры. Полагаю, тетушка болеет за “Редскинз”?

– Кажется, – буркнула Элли.

Взгляд Генри, устремленный на невесту, светился добродушным юмором и теплотой. Прелестна. Просто прелестна. А когда дуется, становится похожей на рассерженную киску или взъерошенного цыпленка. (Сравнения Генри особой оригинальностью не отличались.) Ничего, немного терпения – и она научится с благодарностью принимать его мягкие, тактичные упреки – не упреки даже, а, скорее, отеческие наставления. Ну а пока… пока Генри закрывал глаза на обиду или гнев своей малышки, терпеливо дожидаясь, пока к Элли вернется хорошее расположение духа. Лучший метод воспитания – вновь и вновь демонстрировать человеку, что истерики и надутый вид ни к чему не приводят.

– Вот и нашлась тема для разговора! – с энтузиазмом воскликнул он. – Буду превозносить “Редскинз”!

– Может, запишешь, чтобы не забыть? – ехидно поинтересовалась Элли.

– Спасибо, дорогая. Думаю, мне не составит труда это запомнить, – хохотнул Генри, давая понять, что и эта шпилька его ничуть не затронула. – Ну, с тем, что можно хвалить, разобрались. А что можно безболезненно критиковать в присутствии тетушки Кейт? Наверняка ведь есть что-то такое, чего она терпеть не может. На мой взгляд, ничто так не сближает людей, как общие враги! – глубокомысленно объяснил Генри.

– О да! – кивнула Элли. – Кейт многих терпеть не может.

– Например?

Элли сделала глубокий, как перед прыжком, вдох.

– Джо Нэмата, доктора Джойса Бразерса, Роджера Макграта… Это глава местного школьного совета, – не дожидаясь наводящих вопросов, добавила она. Губы Генри сложились в довольную улыбку. Элли совершенствовалась на глазах. – Он, кажется, пытался изъять некоторые, по его мнению “разнузданные”, книги из библиотеки. Дальше… Всех до единого артистов из передачи “Дела семейные”… Рекламу дезодорантов… Рекламу всяких кошачьих смесей она, конечно, обожает… Майкла Джексона не выносит… впрочем, это и так понятно. Его никто не выносит.

– Верно.

– А еще ненавидит Нормана Мейлера и Платона – называет его фашистом… Трисию Никсон и Гора Видала…

– Полностью согласен, – одобрительно вставил Генри.

– Да, но у Кейт свои причины для ненависти, – возразила Элли, метнув в сторону Генри быстрый взгляд. – Она считает Видала почти великим писателем и возмущается, что из презрения к людям он не дает себе труда стать по-настоящему великим.

– Понятно. Дальше?

– Генри, бедняжка! – звонко расхохоталась Элли. – Да не расстраивайся ты так! Сейчас мне больше ничего в голову не приходит, но, если вспомню, сразу же скажу. Да, кстати, давай договоримся – если ты затронешь неподходящую тему, я сделаю тебе знак, поведу бровью, как Мэг в “Маленьких женщинах”, помнишь? Следи за мной – и все будет в порядке.

– Ладно, – угрюмо согласился Генри. – Но черт возьми, Элли, это же нелепица какая-то! Ты меня точно не мистифицируешь?

– Да я ни за что на свете не стала бы тебя мистифицировать, дорогой.

В голосе Элли появилась некая странная нотка. Последнее время этот весьма своеобразный тон звучал все чаще, но Генри не обращал на него никакого внимания. А зря.

Впрочем, пользуясь еще одной любимой цитатой самого Генри, – все, что ни делается, к лучшему…

– В таком случае тетушка Кейт мистифицирует тебя, дорогая. Тебе так не кажется?

– Вряд ли… – задумчиво отозвалась Элли. – Бывает, она подшучивает даже над тем, к чему сама относится очень серьезно. К тому же с совершенно невозмутимым лицом. Глядя на Кейт, никто не может понять, шутит она или нет.

– Да никто наверняка и не пытается. Кому это нужно? – процедил Генри.

– Напрасно ты так. Ее все любят, все! – пылко возразила Элли. – Боюсь, у тебя сложилось совершенно неверное впечатление. Кейт действительно со странностями, но это добрейший человек на земле! Если она кого и не выносит, так лишь надутых, чванливых снобов…

Элли смущенно замолкла, устремив немигающий взгляд на дорогу. Генри был доволен тем, что его уроки дают результат, – невеста вняла советам не отвлекаться за рулем. Однако последние слова Элли определенно нанесли удар по его самолюбию.

– Своеобразная личность эта тетушка Кейт. – Генри предпочел не останавливаться на сомнительной фразе насчет “надутых снобов”. – Совсем не похожа на твою маму. Вот уж кто мне по душе. Замечательная женщина! Знает себе цену, в облаках не витает…

– Да-да, – прервала его Элли. – Кейт другая. Помню, однажды она мне сказала… Первые сорок лет жизни, говорит, я только и делала, что подстраивалась под мнения других. Ну и хватит. Полжизни – более чем достаточно! Знаешь, она очень искренний человек… на свой лад, конечно, но ее можно понять. Кейт не притворяется, не пытается подделаться под кого бы то ни было… О-о, чуть не забыла: как раз сейчас у нее период неприятия Фрейда, так что упаси тебя господи хоть заикнуться о своем психоаналитике. И умоляю, ни слова в поддержку монотеизма!

Генри нашелся не сразу.

– Ч-чего? – выдавил он наконец.

– Монотеизма, – терпеливо, как ребенку, повторила Элли. – В прошлом году Кейт пришла к выводу, что монотеизм – ну единобожие, понимаешь? – причинил человечеству массу страданий. Все эти погромы, церковные гонения, религиозные войны… Словом, теперь Кейт и слышать не желает…

Генри удрученно покачал головой.

– Она тебя все-таки мистифицирует, детка.

Чуть слышный, но отчетливый скрежет донесся до него со стороны Элли. Встревожившись, Генри наклонился к приборной доске:

– Нужно бы проверить машину. Что-то скрипит.

– Машина ни при чем, – буркнула Элли.

Сложившийся образ будущей родственницы привел Генри в немалое замешательство, но он быстро утешился, припомнив несомненные достоинства Кейт: обширное поместье в Виргинии, коллекция старинных драгоценностей, солидный капитал в ценных бумагах. Однако как ни старался Генри вернуть самообладание, все его усилия пошли прахом, едва Элли свернула с шоссе на отвратительную проселочную дорогу, вскоре превратившуюся в узкую, ухабистую колею с ядовитым плющом по обе стороны.

Генри стукнулся макушкой о крышу машины и что-то нечленораздельно простонал.

– Тетя Кейт любит уединение, – небрежно пояснила Элли, но скорость сбавила.

Генри окончательно пал духом. Уединение? Жизненный опыт подсказывал, что уединения можно достичь двумя способами. Мощные стены, охрана, сторожевые собаки, ворота на запоре – это все для имущих. А разбитые дороги и колючие заросли вопиют о нищете.

Пресловутая разбитая дорога тянулась с добрую милю, и к концу пути Генри внутренне подготовился к самому худшему. Вот сейчас за стеной чертова кустарника покажется скособоченная хибара и со сгнившего крыльца навстречу им спустится полубезумная колченогая старая карга с ввалившимся ртом. Заросли и впрямь расступились. И у Генри в буквальном смысле глаза вылезли из орбит.

Ярко-зеленая, ухоженная лужайка; великолепные, в два обхвата, деревья; две гигантские магнолии, точно безмолвные стражи, высятся по бокам узорных ворот… Краем глаза Генри успел заметить английский садик за аккуратно подстриженной самшитовой изгородью – и автомобиль, прошелестев колесами по гравийной дорожке, замер перед домом.

Особняк темно-красного кирпича явно относился к восемнадцатому веку, но за два столетия центральная его часть обросла бесчисленными пристройками и флигелями. Полмиллиона долларов – решил Генри, окинув взглядом великолепие окрестностей и причудливый рисунок простирающихся чуть ли не до самого горизонта шиферных крыш. Нет, пожалуй, даже тысяч шестьсот пятьдесят…

Западное крыло здания открывалось верандой, тоже увенчанной шиферным сводом. Просторная, широкая, с изящной мебелью на гнутых ножках и яркими мягкими сиденьями, эта веранда казалась идеальным местом для отдыха теплым летним вечером… Вот только в данный момент здесь царил беспорядок, особенно заметный в сравнении с радующей глаз чистотой лужайки. Стулья, пуфики и миниатюрные столики были свалены беспорядочной кучей на одном конце веранды.

Последние секунды перед встречей Генри использовал с толком, попытавшись быстренько внести коррективы в портрет тетушки Кейт. Итак, преклонных лет дама, немного эксцентричная, возможно даже впавшая в легкий маразм… но в целом – премилая старушка. Да-да, премилая!.. После беглого знакомства с поместьем Генри упорствовал бы в своем определении, окажись Кейт хоть ярой поклонницей каннибализма, хоть Медузой-горгоной.

Ни во дворе, ни на веранде пока не было видно ни души; ведущая с веранды в дом дверь плотно закрыта. Но в тот самый миг, когда Элли, выбравшись из машины, шагнула к крыльцу, дверь с треском распахнулась и на веранду, как черт из табакерки, выскочило нечто извивающееся. “Нечто” яростно размахивало руками и выделывало кренделя ногами, да с такой скоростью, что Генри не смог сразу определить ни пол, ни возраст странного создания. Пожалуй, ребенок – решил он после нескольких секунд наблюдения за безумными телодвижениями вертлявой фигуры. Худенькое тельце, серебристо-золотые взлохмаченные кудри и одежда – джинсы с рубахой навыпуск – все свидетельствовало в пользу его предположения. Ну, если и не ребенок, то девочка-подросток…

Нелепое создание яростно отплясывало. Нужно отдать Генри должное – он догадался об этом мгновением раньше, чем из дома вырвалась какофония звуков. Генри застыл на месте каменным истуканом, с отвалившейся челюстью и остекленевшими глазами. Действо тем временем продолжалось. Фигура смерчем пронеслась по веранде, а в проеме двери показалось еще одно существо, сотрясавшееся в том же диком танце, разве что с чуть меньшим энтузиазмом. Коротенькая, едва доходящая до коленей, юбочка в складку и футболка ядовито-пурпурного цвета, как ни странно, составляли наряд мужчины, к тому же мужчины далеко не первой молодости. Длинные волосы взметнулись на очередном па, образовав вокруг багрового лица серебристый ореол.

Мелодия оборвалась на чудовищно низкой, страдальческой ноте, сильно напоминавшей предсмертный рев павшей коровы. Мужчина рухнул в ближайшее кресло, обессиленно вытянул тощие ноги и, задыхаясь, прижал ладонь к груди. А его партнерша без малейших признаков усталости развернулась и стремительно соскочила с крыльца.

Только теперь Генри смог как следует рассмотреть странное создание и вынужден был признать свою ошибку. И детство, и даже юность энергичной дамы остались в далеком прошлом. В коротких кудрях серебра оказалось куда больше, чем золота; узкое личико с заостренным подбородком избороздили морщины. Впрочем, время оказалось бессильно перед печатью природы, щедрой рукой рассыпавшей веснушки по когда-то гладкой коже. Тонкие черты лица женщины казались бы непримечательными, даже блеклыми, если бы не изумительные глаза того синего оттенка, который художники называют кобальтом, а ювелиры – сапфировой синью. Глубоко посаженные, чуть затуманенные, эти глаза все равно соперничали искрящимся блеском с громадными, в обрамлении бриллиантовых капелек, сапфирами в ушах дамы. Серьги с драгоценными камнями размером с крупную фасолину плохо сочетались с нарядом – потертыми джинсами, заношенными белыми сандалетами и выцветшей мужской рубахой.

Однако факт оставался фактом. Причудливое создание было не кем иным, как тетушкой Кейт.

Генри торопливо выскочил из машины, больно ударившись коленом о ручку дверцы. Кейт ровным шагом преодолела разделяющие их несколько футов. Ее немигающий взгляд, упорно прикованный к лицу Генри, неожиданно вызвал у молодого человека неприятные воспоминания о школьной учительнице. Внешне тетушка Кейт ничем не напоминала старую грымзу, изводившую Генри придирками, так откуда же взялся этот мерзкий страх, холодной струей прокатившийся по позвоночнику?

– Генри? – отчетливо произнесла Кейт и протянула крошечную, уродливую ладошку с короткими узловатыми пальцами и целой сетью полузаживших царапин.

Это не было утверждением, скорее вопросом. Казалось, в глубине души Кейт, вопреки всему, лелеяла надежду услышать отрицательный ответ.

– А вы – тетушка Кейт! – Генри вложил в восклицание всю теплоту и сердечность, на которую был способен. – Вы ведь позволите мне так вас называть? В конце концов, я почти член семьи! К тому же мне кажется, что мы знакомы целую вечность! Элли так много о вас рассказывала!

– Вранье! – объявила Кейт. – Сплошное вранье! – И повернулась к Элли.

Они не упали друг другу в объятия. Зато долго стояли, глупо ухмыляясь, точно два подростка, связанных лишь им известной тайной. В эти секунды сходство между тетушкой и племянницей было почти сверхъестественным, причем не в пользу Элли. Сияющий синий взгляд делал Кейт моложе, красивее, нежнее.

– Сколько лет, сколько зим! – сказала она и расплылась в ухмылке пуще прежнего, как будто банальность избитой фразы подлила масла в огонь ее природного юмора.

– Здорово выглядишь, – с широченной улыбкой отозвалась Элли. – С каких это пор ты взялась за шотландские танцы?

– Да уж месяц. Успехи так себе. Народные пляски нужно прочувствовать, а Тед у нас нынче в неважной форме… – она бросила неодобрительный взгляд на своего партнера, – и не желает, видишь ли, напрягаться!

Генри никак не мог привыкнуть к голосу будущей тетушки – слишком низкому, слишком глубокому и совсем уж слишком звучному для столь субтильной особы. Ведь в тетушке Кейт – он прикинул на глазок – никак не больше пяти футов…

– Багаж оставьте! – распорядилась Кейт. Все ее замечания, хотела она того или нет, звучали безапелляционно, как приказ, которому можно подчиняться, но запрещено обсуждать. – Ничего с ним не будет, позже разберемся. Умираю хочу выпить. Тед меня точно доконает своей беспомощностью!

– Великолепное предложение! Что может быть лучше! – подал голос Генри. Первая неудавшаяся попытка очаровать тетушку нисколько его не обескуражила, он весь так и светился теплотой и сердечностью. – Мы непременно подружимся, милая тетушка Кейт!

Кейт одарила его долгим, задумчивым взглядом. Увидев, что все трое поднимаются на веранду, Тед с кряхтеньем вылез из кресла.

– Уиллоуби… Фрэзер… – и не подумав замедлить шаг, представила мужчин Кейт. – Мою племянницу Элли ты помнишь, Тед.

– Еще бы! – воскликнул Тед. Он мог бы поменяться голосом с Кейт, и оба остались бы в выигрыше. Голос Теда, тонкий и протяжный, взлетая на каждой гласной, становился нестерпимо визгливым. Сам же недавний танцор был высок, слегка кругловат в талии, но в целом для своего возраста очень даже в неплохой форме. То, что издалека выглядело легкомысленной юбочкой, на деле оказалось килтом – национальной шотландской одеждой, однако Генри без труда вычислил социальный статус Теда. Тот стоял ровно, по струнке, опустив руку на бедро. Что за поза… Таких типов Генри отлично знал. Наверняка считает себя потомком побочной ветви короля Артура, кичится голубой кровью, а родословную выучил до двадцать пятого колена! Генри холодно кивнул, дождался – из вежливости – ответного, столь же прохладного, кивка и последовал за хозяйкой в дом.

В прихожей, чуть ли не с порога, он наткнулся на целый арсенал – самого разного вида оружие буквально вываливалось из специально укрепленной на стене витрины. Прищурившись, Генри отступил на шаг. Убранство просторного холла, вне всяких сомнений, относилось к средневековью; здесь все – от выложенного каменными плитами пола до высоченного свода из вековых дубовых бревен – дышало стариной. Мебель, правда, оказалась весьма разномастной, но все же одна вещь привлекла внимание Генри. Низкий, длинный, с замысловатой резьбой комод был истинным произведением искусства. Семнадцатый век… а то и шестнадцатый… Подделкой и не пахнет.