Текст книги "Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы"

5
Невидимка

1973–1975 гг.

Вас могут ежедневно избивать до полусмерти, истязать или морить голодом, но обязательно найдутся люди, которые будут вам завидовать. Потому что есть вещи похуже. Намного страшнее, когда тебя не замечают. Человек становится человеком, когда его признают таковым другие. Если вас никто не видит, есть ли вы на самом деле? Представьте, что вас стерли. Нет, вы не умерли, вас просто никогда не существовало, вы так ничего и не сделали. Никто не придет на ваши похороны и не произнесет трогательную речь, сдерживая рыдания и заливаясь слезами. Вас никогда не видели, вас никто не помнит. Уникальная суперспоспособность, которой позавидовали бы шпионы всего мира. Однако поверьте, вам она вряд ли понравится. Особенно если вы подросток и все еще надеетесь изменить мир.

У Сергея Головкина была именно такая суперспособность, которую он, сам того не желая, развивал в себе долгие годы. Он достиг такого мастерства в умении быть незаметным, что годам к пятнадцати практически исчез. Сергей с детства рос с мыслью о том, что уродлив. Просто это не все замечают, потому что не приглядываются. А значит, нужно стараться, чтобы никому не пришло в голову это сделать.

Мать постоянно водила его по врачам. «С чем пожаловали? Кто у нас тут опять симулирует?» – в шутку спрашивал терапевт, когда Сергей вместе с Ларисой входили в кабинет городской поликлиники. Мать молча снимала с мальчика свитер или футболку, и врач тут же менялся в лице при виде неестественно впалой груди. Ироничный настрой медика улетучивался, и он начинал внимательно слушать Ларису, добросовестно перечислявшую симптомы очередной детской болезни. Воронкообразная грудь – диагноз хоть и не смертельный, но довольно серьезный. Любая простуда в этом случае может привести к осложнениям, причем никто не сможет предсказать, к каким именно. Сергей в такие моменты в который раз убеждался в собственном безобразии. Если он будет держаться подальше от людей, то, может быть, никто не обратит на него внимания, не будет показывать пальцем и пристально разглядывать его уродства?

Астма, бесконечные простуды, сколиоз и тяжелая форма плоскостопия, изуродовавшая его походку, – все это лишний раз убеждало Ларису в том, что ее сын – инвалид и неудачная попытка материнства. Тот факт, что ваш ребенок болен, принять не так сложно. Значительно труднее смириться с мыслью, что он здоров.

На уроках физкультуры Сергей обычно сидел на одной из скамеек, расставленных по периметру спортивного зала. Иногда кто-то из одноклассников замечал его там и спрашивал, по какой причине Головкин не занимается. В такие моменты он готов был провалиться сквозь землю от стыда и как можно незаметнее для всех старался засунуть руку в карман штанов, пытаясь унять растущее напряжение. Вскоре дети привыкли к тому, что Головкин не занимается физкультурой, и на уроках предпочитали делать вид, что его попросту нет. Если же кто-то случайно цеплялся за него взглядом, то уже в следующую секунду Сергей стыдливо отводил глаза в сторону.

Ближе к подростковому возрасту Головкин вдруг захотел, чтобы его увидели. Но будто в насмешку природа подкинула ему новую проблему: лицо и тело неожиданно покрылись прыщами. Всякий раз подходя к зеркалу, он видел отвратительного урода, от которого никак не мог избавиться.

Ни один коллектив в мире не может существовать без изгоев. Людям жизненно необходимо кого-то бояться, ненавидеть или презирать. В подростковом возрасте человек только учится строить отношения, поэтому исполнители этих ролей так заметны. Впрочем, объект презрения нужно хотя бы замечать, а Сергей Головкин оставался невидимкой.

Родители его одноклассников были восторженными шестидесятниками, которые всеми силами старались изменить себя. Целое поколение выросло с твердым убеждением: если жить по совести и быть хорошим человеком, то и мир будет более совершенным. Большинство этих людей навсегда застряли в плену романтических идеалов прошлого, так и не поняв, что «мир останется прежним». Их дети с иронией смотрели на своих уже безнадежно отставших от жизни родителей, но и они все еще стремились стать кем-то лучшим.

Иногда в школе кого-то действительно начинали травить, кому-то устраивали «темную», но учителя обычно быстро пресекали подобные вещи. Еще быстрее это замечали девочки-старосты, которые так отчаянно хотели заслужить похвалу, что первыми били тревогу, когда в классе появлялся изгой.

Если честно, я не помню его. Он вроде бы учился с нами, ходил куда-то, но я вспомнил это, только когда посмотрел фотографию школьного класса и увидел его имя. Не помню, чтобы он где-то проявил себя, ни на уроках, ни после них. Девочкам он не нравился, вот помню. Чтобы быть в компании, тогда нужно было иметь модные вещи, слушать рок, а он ко всему этому оставался безразличен, но никто не противился, чтобы он с нами ходил куда-то, он сам не хотел.

Из воспоминаний одноклассника С. Головкина

Пионер и отличник Головкин не был изгоем, но и друзей в классе он не завел. Иногда кто-то из одноклассников предлагал куда-то вместе сходить, и если видели Сережу, то обычно приглашали, но никогда не ждали. Однажды несколько человек собрались после уроков пойти в кинотеатр «Нева», который располагался в нескольких остановках от школы. Головкина позвали для проформы. Мальчик это понимал, но все равно очень хотел провести время в компании. Вдруг поднялась какая-то суматоха, один из школьников вспомнил, что ему нужно заглянуть домой, другой предложил сбегать в магазин, а остальные надумали к нему присоединиться.

– Встречаемся вечером возле входа в школу, – предложил один из учеников. Головкин кивнул и направился в школьную библиотеку. Ехать домой не было смысла, поэтому Сергей изобразил, что ему срочно понадобилась какая-то книга. Минут через двадцать он спустился на первый этаж, чтобы покурить.

– Ты что здесь ошиваешься? – преувеличенно строго спросил сторож, мужчина лет пятидесяти с осунувшимся лицом и маленькими, глубоко посаженными глазами.

– Приятелей жду, они должны подойти, – ответил мальчик и попятился к выходу.

– Заходи ко мне, нечего тут слоняться без дела, – потеплевшим тоном предложил сторож и посторонился, освобождая путь к своей каптерке. Мальчик застыл в нерешительности, но потом сделал шаг вперед. – Да иди ты прямо, что ты спотыкаешься на ровном месте? – казалось, дружелюбно проговорил мужчина.

В комнате дяди Валеры помещались только продавленная кровать, прикрытая бордовым покрывалом, и школьная парта, на которой громоздилась куча разного хлама: детали от часов, провода, старые розетки. Возле стены стоял старомодный радиоприемник, из которого вперемешку с шипением доносились популярные хиты того времени.

– Садись, чаю выпьем, пока друзья не пришли, – ободряюще сказал мужчина и вошел в комнату вслед за мальчиком.

Сергей послушно сел и стал молча наблюдать за тем, как дядя Валера расчищает место на парте, чтобы поставить чашки. Мужчина что-то говорил, а Сережа кивал и нервно ерзал.

– Что ты сидишь, согнутый в три погибели? Физкультуру небось прогуливаешь? – недовольно сказал вдруг сторож. Сережа рассказал ему о воронкообразной груди и еще примерно о трети своих заболеваний из медицинской карты. Мужчина слушал все это с недоверчивой ухмылкой.

– Давай-ка раздевайся, посмотрим, что там у тебя. Массаж все проблемы решает.

Сережа поднес было руку к верхней пуговице на форме, но вдруг засомневался.

– Давай-давай, друзья твои подождут, здоровье важнее, – оживился мужчина.

Сережа стащил форменный пиджак, рубашку и майку. Потом сторож потребовал снять брюки с ботинками и улечься на живот. Мальчик не понимал, что происходит, но взрослый человек вел себя настолько убедительно, что ребенок не решился задавать вопросы. Почему-то казалось, что они прозвучат глупо.

Когда все закончилось, на улице уже начинало темнеть. Сережа стыдливо подобрал форму с пола, наспех натянул брюки и попятился к выходу. Дядя Валера с довольным лицом курил в форточку и по-прежнему делал вид, что все идет как надо и спрашивать ни о чем не стоит.

У школы, конечно, никого не оказалось. Одноклассники попросту забыли о том, что Головкин тоже собирался с ними в кино. Дома Сережа увидел буквально светящуюся от счастья мать. Женщина суетилась на кухне. Мальчик сел на стул и только теперь увидел на столе вазу с тюльпанами.

– Что в школе? – дежурно поинтересовалась Лариса.

– Все в порядке, – привычно ответил мальчик, а затем вдруг продолжил: – Мама, мне сегодня сторож в школе предложил в каптерке у него посидеть и массаж сделать…

Лариса повернулась к сыну и удивленно на него посмотрела. Казалось, она не знает, как реагировать. Беседа обычно шла по другому шаблону. Новый набор слов поверг женщину в ступор, а затем разозлил.

– Что? Какой массаж? Опять твои глупые фантазии? Может, голову будешь включать, когда придумываешь? Ешь давай.

Сережа молча стал есть суп, то и дело скользя взглядом по белым тюльпанам с темными прожилками возле оснований бутонов. Эти прожилки напоминали вены на чистой и бледной коже. Они змеились и растворялись, придавая цветам нечто зловещее. Вечером, отправившись перед сном в душ, Сережа принялся изучать свое отражение в зеркале и увидел точно такие же темные линии на коже под глазами, на висках и шее.

Больше Головкин не пытался завести друзей в классе и старался обходить стороной каптерку дяди Валеры. Ему было стыдно за тот случай. Он не понимал причину этого стыда, не хотел отдавать себе отчета в том, что произошло, а вид приоткрытой двери в комнату с кроватью под бордовым покрывалом тревожил его память. Никто бы ему не поверил, а значит, этого никогда и не было. В следующем учебном году дядя Валера по какой-то причине уволился.

* * *

Неужели все так и было на самом деле? Не слишком ли строго мы судим? Нельзя же видеть мир только в мрачном свете. Головкин-старший, которому на момент рождения сына было чуть за двадцать, понятия не имел, как правильно воспитывать детей. Положа руку на сердце, не так много родителей могут однозначно ответить на этот вопрос. Мужчина хотел преподать сыну урок и поэтому выходил из автобуса, когда ребенок начинал бузить. Он стремился закалить мальчика, вырастить из него настоящего мужчину и решил, что обливание ледяной водой – лучшее для этого средство. Лариса мало чем отличалась от многих матерей того времени. Проявлять теплоту и заботу в отношениях она не умела: считала неправильным. Женщина выросла в семье, где мир взрослых существует отдельно от мира детей. Глупо разговаривать по душам с ребенком. С ней никто так не поступал, и вокруг она не видела, чтобы с кем-то общались подобным образом. Да и в случай с «дядей Валерой» как-то не верится. Хорошая школа все-таки, как такой человек мог там работать? Никаких подтверждений факту изнасилования Головкина в детском возрасте, кроме краткого упоминания об этом инциденте в одном из допросов, нет. Стоит ли принимать это на веру? Родители его не любили, а одноклассники избегали… Слишком уж сгущены краски. Чернуха и мрак. В конце 1970-х поэт Александр Иванов прекрасно показал, как работает механизм создания «черной реальности», написав пародию «Красная Пашечка», где всем известная сказка рассказана так мрачно, что это звучит смешно. Всегда есть надежда и повод для радости, нужно просто взглянуть на все с другого ракурса, не так ли?

Человек не может объективно оценивать события своей жизни, да и не всегда может поручиться, было ли это на самом деле. Мы воспринимаем мир через призму своего сознания. Когда человек вспоминает «реальный» случай и когда фантазирует, в его мозгу активизируются одни и те же зоны. Когда мы лжем или рассказываем отредактированную версию правды, то сами верим в то, что это было на самом деле. Сергей всегда страдал из-за того, что его отвергали, стыдили и унижали. Угнетала та глухая, непроницаемая стена, которой мир отгородился от него. Через этот кордон проникали только крики ужаса и боли. Для него факт существования этой преграды не подлежал сомнению, хотя кому-то другому, наверное, было бы сложно доходчиво объяснить, что это значит. Радость не достигала его мира, растворяясь где-то на половине пути. Он замечал, что его сторонятся, хотя так было не всегда. Родители воспитывали его, как могли, старались дать самое необходимое. Любили они его или нет? Трудно сказать. Себе они наверняка утвердительно отвечали на этот вопрос, Сергей же, конечно, думал иначе. Ничто в мире не существует «на самом деле».

Не имеет значения, как тесно Головкин общался с дядей Валерой: в его сознании все было именно так, как он рассказывал. Мать даже выслушать его не захотела, а с остальными ему и в голову бы не пришло поделиться. Этот урок он усвоил великолепно. Людям плевать на других. Если они слышат то, что грозит изменить их жизнь, заставляет пересмотреть планы и принуждает к активным действиям, они предпочитают просто пропускать все мимо ушей. После того случая дядя Валера еще год проработал в школе. А Сергей просто стал его сторониться, да и некоторые другие ребята старались обходить каптерку сторожа. Никто ничего не говорил и не обсуждал, даже по большому секрету. Головкин навсегда запомнил, как это работает. Никто ничего не скажет, все будут молчать, а вскоре уже и сами засомневаются в собственных воспоминаниях. По крайней мере, он усомнился.

6
Парк Дружбы

1975 г., Москва

Каждое утро Сережа приходил за гаражи, чтобы выкурить две-три сигареты. Возле любой школы можно найти такое место. Здесь делают первые затяжки, пробуют алкоголь, влюбляются и дерутся. В школе № 167 было принято приходить сюда перед занятиями, чтобы перекурить, договориться о том, кто будет отвечать на уроках, списать недоделанные домашние задания. Сергей появлялся одним из первых, минут за сорок до звонка. Он садился на корточки, прислонившись к холодной железной стене гаража, и курил сигарету за сигаретой, уставившись в одну точку.

– Дашь списать математику? – попросила его однажды Маша Теплякова, одна из тех девочек, которые считаются элитой в старших классах школы.

– Бери в сумке, – безразлично ответил Сергей, не отрывая взгляда от повисшей в воздухе пылинки.

– Вчера классно провели вечер. Почему ты с нами не ходишь? – спросила Теплякова, сосредоточенно листая тетрадку.

– А можно? – Он опешил от вопроса, всем телом повернувшись к ней.

– В смысле? Мы же в одном классе учимся.

– Меня никто не звал.

– Тебя просто обычно забывают пригласить, – пожала плечами одноклассница. – Сегодня в парк после уроков идем, ты с нами?

– Да, да, конечно…

– Ты бы голову помыл и пригласил кого-нибудь на свидание, а то не с кем на выпускной будет пойти, – дружелюбно заключила Теплякова.

В тот же момент его буквально захлестнуло чувство стыда вперемешку со жгучей ненавистью. Впервые его заметили и сразу указали на уродство. За гаражи пришли другие школьники. Девочка отдала Сергею тетрадь и переключилась на общение с ними. На Головкина она больше не обращала внимания.

Мысли садистского характера у меня стали появляться в школе. Я видел одноклассников, и в голове у меня возникали фантазии, в которых они пленники, а я их пытаю. Я представлял то, как их убиваю и мучаю. Эти мысли приносили мне облегчение.

Из показаний Сергея Головкина

После уроков Сергей снова отправился за гаражи в надежде встретить ребят. Весь день подросток сходил с ума от страха перед этой вылазкой в парк, на которую его вроде бы пригласили. Или нет? Он будет выглядеть смешно, если напросится с ними. Когда Головкин представлял, как на него все сначала озадаченно посмотрят, а потом взорвутся от хохота, его буквально бросало в жар от ужаса, а по спине стекал пот.

За гаражами уже действительно все собрались. Кто-то из одноклассников притащил гитару, другие под форменными пиджаками прятали бутылки пива и дешевого портвейна. Сергей снова оставался незамеченным, будто слился с общей массой. Никто над ним не посмеялся, но никто и не заговорил.

Компания по традиции устремилась в парк Дружбы и на Северный речной вокзал. Если школьники хотели выпить, попрыгать с тарзанки или заняться еще чем-то, за что могло «прилететь», они шли в полузаброшенный парк «Грачевка», который находился в паре кварталов от школы. Когда же принималось решение «выбраться в город», они обычно отправлялись на Речной вокзал. Массивные стены вокзала, выстроенные в стиле сталинского ампира, лотки с мороженым и беспрестанно отчаливающие от пристани речные трамвайчики создавали иллюзию чинной, благопристойной прогулки. Побродив по набережной, ребята углублялись в парк, чтобы зависнуть где-нибудь надолго.

В воздухе витало свойственное маю легкое тоскливое чувство, которое усиливалось после каждого упоминания о том, что следующий год выпускной и они, возможно, больше никогда не увидятся. Ностальгия усилилась, когда один из парней взял в руки гитару. Дешевый расстроенный инструмент, купленный в музыкальном магазине на Ленинградском шоссе, удивительным образом превращал The Doors или Beatles в русскую народную заунывную.

Ближе к девяти вечера рядом оказались две девушки верхом на лошадях.

– Хотите покататься? – крикнула одна из них, увидев укрывшуюся в кустах компанию.

Оказалось, девушки занимаются в конном клубе на ипподроме. В тот день им разрешили прогулять лошадей по городу, и, естественно, они тут же отправились искать желающих прокатиться за 50 копеек. Теперь, ближе к вечеру, обе чувствовали себя миллионершами и успешными бизнес-гуру.

Ни у кого из школьников денег не оказалось, но наездницы и не собирались на них зарабатывать. Они привязали лошадей к дереву и присоединились к компании. Конечно же, в тот вечер все желающие покатались верхом.

Мне сразу понравились лошади. Они послушные, статные и благородные животные. К кошкам и собакам я тоже всегда относился хорошо, но они не вызывали во мне такого отклика. Я не издевался над животными, не думайте…

Из показаний Сергея Головкина

Сергей весь вечер сидел в стороне и наблюдал за происходящим. Иногда он порывался с кем-то заговорить, но тут же осекался. Если кто-то обращался к нему, он старался ограничиться односложным ответом, чтобы потом не переживать из-за того, что ляпнул лишнего. Привязанные лошади сразу же привлекли его внимание. Они казались благородными и покорными. Поднявшись с места, Головкин подошел к одной из них и осторожно провел рукой по спине и крупу. Одна из наездниц всполошилась: о том, что к лошади нельзя приближаться сзади, Сергей не знал и в эту минуту имел все шансы остаться на всю жизнь калекой. Неожиданно лошадь благодарно заржала и склонила голову, позволяя погладить себя.

– Ты ей нравишься. Не думал заняться лошадьми? – с облегчением произнесла девушка.

– Да как? Мы же в Москве. Может, еще свиней разводить начать? – хмыкнул кто-то из одноклассников.

– Мы вообще-то на Беговой живем, – обиделась вторая наездница.

– Никогда не думала, почему Беговая так называется? – усмехнулся тот же парень.

– Приезжай на ипподром в четверг, познакомишься с лошадьми, осмотришься, – обратилась девушка к Сергею и, тут же позабыв о нем, заслушалась очередной русской заунывной по мотивам Beatles.

* * *

Лошади приняли Головкина за своего, со временем став неотъемлемой частью его мира. Они охотно его слушались, ими можно было управлять и легко вписать в мир собственных фантазий. Эти существа никогда не посмеялись бы над ним, не стали бы издеваться над его внешностью или запахом. Они просто не умеют этого делать – ржание не в счет, ведь оно сигнализирует совершенно о другом.

В представлении Сергея окружающие видели в нем отвратительного урода, над которым можно лишь брезгливо насмехаться. С детства ему без конца твердили о его болезнях и слабостях. Он вынужден был вечно помнить об энурезе и впалой груди, из-за которой приходилось следить за тем, чтобы никто не увидел его без одежды. Да и сам Головкин с трудом переносил свое отражение в зеркале. В психиатрии любая форма неприятия себя, включая анорексию или увлечение пластическими операциями, называется дисморфофобией. Подростки заняты построением отношений с миром и исследованием того, как меняется их тело. По понятным причинам в этом возрасте недовольство своей внешностью может усиливаться, но со временем прыщи проходят, и человек учится любить себя со всеми достоинствами и недостатками. Иногда, впрочем, негативное отношение к собственному «я» нарастает и превращается в полноценную ненависть. Сергей был знаком с этим чувством. Он видел плохо сдерживаемую неприязнь между родителями, наблюдал, как злоба зашкаливает в фильмах о Второй мировой, которые смотрел с отцом. Головкин был одинок в этом мире, и единственной его спутницей стала ненависть, которая постепенно обращалась против него самого, перерастала в агрессию, в желание уничтожить себя и в полное безразличие к тому, как он выглядит. Сергей ненавидел человека, смотревшего на него из зеркала: не прыщи или впалую грудь – их можно было бы замаскировать, – он ненавидел себя целиком. Представьте, что вы стали обладателем жуткой куклы вуду, которая вам не просто не нравится – она вас пугает. Что вы сделаете? Закинете подальше в ящик шкафа с ненужными вещами. Маловероятно, что вы начнете смахивать с нее пыль, искать, чем бы ее украсить, и демонстрировать направо и налево. Скорее постараетесь сделать вид, что ее не существует, или же будете с брезгливым отвращением прятать. Примерно те же чувства испытывал Головкин по отношению к своей внешности, и это заставляло подростка держаться тихо и незаметно, чтобы никто не посмотрел лишний раз в его сторону.