Текст книги "Настала белая птица"

Елизавета Васильева
Настала белая птица

об авторе

Васильева Елизавета Валерьевна родилась в 1984 году в городе Иваново, окончила филологический факультет Ивановского Государственного Университета, преподавала культурологию в Казанском Государственном Университете (г. Казань). Стихи публиковались в «Литературной газете», в журнале «Poetry Monthly» (Китай), в антологии «Братская колыбель» и интернет-изданиях. Любит кошек и не любит бабочек.

предисловие

«Елизаветта и духи»

Елизавета Васильева – поэт романтический в подлинном туманно-германском смысле этого слова (или нео-нео-неоромантический). Она часто не видит и не желает видеть подробностей и конкретностей, она – то где-то в небе, то где-то под землей, то где-то внутри своего тела и т.п., но всегда – далеко (весьма по классическим романтическим канонам), никогда – рядом. Ее стихи – это некие непреднамеренные визионерские колдовские музыкальные пассажи и пассы, структурируемые внутриприсущей филологической культурой. Она нередко «ловит» и записывает тексты без помарок, боится по-другому, чтобы «приемник» не сломался – ужасно трансцендентно-правдивые тексты, до надоедливости, потому что все время с постоянным углублением в тему напоминают, например, о еврипидовом, заявлении: «кто знает, может, жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь». В этом поэтическом мире уже не «срабатывают» традиционные противопоставления: жизнь – смерть, небо – земля, реальное – ирреальное, добро – зло, имя – предмет, мужское – женское, любовь – абсолютный индифферентизм, целомудрие – сладострастие и т. п.

Елизавета Васильева не знает, что хочет сказать и не может знать. Одна из главных черт ее поэзии – визионерское воздержание от суждения при ощущении потустороннего. Она видит и слышит духов, что ли, – некие трансцендентные сущности-имена. Всевозможные евы, анны, белоснежки порхают вокруг нее, в ней и ее текстах. Она свидетельствует – и только. Ее стихи, как лучи энергии, пронзают насквозь, сопротивляясь интерпретации, и меняют на мгновение чтения (впрочем, пожалуй, не только на это мгновение) существо читателя. Так мы иногда не можем вспомнить, что нам снилось, но остается настроение не припомненного сна.

Елизавета Васильева крайне зыбко ощущает себя в действительности. Но инстинкт самосохранения все же требует минимальной основательности. Наверное, чтобы хоть как-нибудь укорениться, она, свидетельствуя, поневоле создает свой фантомный мир, заклиная и колдуя непонятными и непонятыми словами и фразами, услышанными от духов. Мир романтический, но создателю его присущ неизбежный визионерский позитивизм: все явления – человеческие и нечеловеческие – уравниваются в сетке каких-то отнюдь не каждым уловимых общих давящих закономерностей. Мир жутковатый, но ровно настолько, насколько жутковато все прекрасное, если его попристальней рассмотреть.

Игорь Жуков

Любовь Деда Мороза

 
Дед Мороз любит Инну ибо
ее имя похоже на иней неба
дворы мостовая стены как бы
открытые настежь дрожью озноба
 
 
трамваи троллейбусы есть еще разве что
за окнами слово Адмиралтейство словно
иглой каждой складки привычной шторки
через дорогу третье окно слева
 
 
знать когда Дед Мороз – смелость
Инна мертва не похожа не просит босая
сугробы, асфальта нет, обнаженности малость
малейшая малость не мерзнуть плясать не таять
 
 
и он возвращается под Новый Год к Инне
к босым ступням и нагим настежь окнам
на иней похоже небо, дворы и сани
ребенка идущего по замерзшей воде с нимбом
 

Я же не камень

 
когда он приходит домой
с потолка его гостиной
падают яблокияблоки
это значит я стою под водой
замерла как стрела
а вокруг все шевелится
обвивает меня
и я раню я выбиваю из неба
выпиваю дыханье своим острием
и одетая в бронзовую чешую
продолжаю гудеть глухо гудеть
а потом и вовсе становлюсь
чем-то бесформенно-мохнатым
как расцветающая метла
 
 
он скажет я умерла была
а я не была умерла
я же не камень
 

Бы

 
если бы мы хоть раз встретились
по пути друг к другу в трамвае
ты запомнил бы номер моего билета
я запомнила бы размер твоей обуви
и потом снова встретившись по пути друг к другу в трамвае
ты сказал бы 23014
я сказала бы август в окне
в верхнем правом углу окна
ты сказал бы нарисовал бы там август
я сказала бы нарисовала бы треугольник
ты сказал бы нарисовал бы улыбку
я сказала бы нарисовала бы поцелуй
ты сказал бы нарисовал бы стер частичку БЫ
я сказала бы нарисовала бы частичку БЫ
и вышла на твоей остановке
 

Маленькая

 
еще маленькая была
ходила в детский сад трепетала
от слова любовник сама не знала
не понимала от чего этот трепет —
кругом буквально сплошной детский лепет
надо бы старше
было 4 годика
а он тогда как раз женился
на первой этой она и сейчас впрочем
жена а не на правах птичьих
 
 
а воспитательница в детсаде —
женщина в климаксе
привела в группу дочку свою – блаженную
подумала тогда что только на таких и женятся
эта блаженная всегда мечтала
(этот факт и сблизил сначала)
и теперь ездит в том же трамвае
когда трамвай от него домой возвращает
 
 
вообще городок маленький
мужчин хороших мало
это и в 4 и в 14 понимала
 

Яблоко во мне

 
будто рыба на Луне
словно семечко в арбузе
как скользящая медуза
ходит яблоко во мне
 
 
поскользнулось – упадет
и покатится без дела
словно бы давно созрело
словно завтра расцветет
 
 
ах мой грех во мне горит
я Лолита или Ева
яблоко как королева
смотрит в небо изнутри
 

«она стояла и смотрела…»

 
она стояла и смотрела
как в небе в белых одеждах в розовых мечтах в наручниках
плыла ее тень
 
 
она пошла за хлебом
по дороге встретила
соседку умерла вернулась
проверить заперта ли дверь
дверь была
заперта но не та а утюг был включен
и записка:
«Я птица стала улетела
на юг отсюда точнее
на юго-запад короче
вернулась к мужу Пока»
и подпись совсем незнакомая
«Люба»
а она и так устала
что за Люба была выяснять не стала
по стене оседала
 
 
тень по небу летала рыдала летала
 

Мой Амстердам Анна

 
Мой амстердам анна
я подарю тебе красный бутон
фонарик – не спи на него смотри
за стеклом так близко от глаз ползают муравьи
заставь свои пальцы научиться у них:
замри расцвети коноплей ходи по воде
телефон молчит продлевая сегодняшний день
никогда – это не завтра, действительно никогда
Мой амстердам анна
летит летит самолет
архангел я вижу в иллюминатор поет наш ад
позови меня и я не вернусь назад
назови меня стервой исцарапай мое бедро
Мой амстердам анна
в сентябре еще так тепло —
научись у моих муравьев как рожать меня
(запомни: чтобы понять только тебе на иностранном)
 

Считалка птиц

 
искала небо там где его нет
забиралась в подвалы ездила в Питер лазила в интернет
было 13 птиц – их кормила ласкала
отпустила потом чтобы не тосковали
одна улетела в трамвае
долго металась в поиске выхода —
все думали, кто-то умер, расступились затихли
две другие просили бились стонали
стали в конци концов одной двуглавой
3 полетели служить Ивану Царевичу
выручили его ему доверились
7 – сгорели в огне – исчезли
только одна восстала из пепла воскресла
лишь она, последняя, увидела небо
дождалась его и
ослепла
 

Картавый соня

 
когда бессловен – верно безусловен
но слово возникает как сапог
Картавый Соня видит сотню сотен
сапог а может птичьих стай и в чем-то бог
 
 
Картавый Соня на своем окошке
за край схватившись как свисток висит
он безусловен если из сторожки
его увидит сторож и спасет
 
 
но стоит слово сторожу услышать
но стоит слово Соне прокричать
как упадет второй оставив крышу
а первый в запертую дверь начнет стучать
 
 
но дверь нема а значит безусловна
и неоткрыта – молчалив замок
Картавый Соня как корабль на волнах
поет о том что каждому свой бог
 
 
а Сонин бог мы знаем птичьи стаи
а птичьим стаям свойственен полет
Картавый Соня в небесах растает
но сторожа картавый смех спасет
 

Из воспоминаний

 
А мне тогда будет 3 года кажется от рожденья
я буду воскресать воскресать воскресать и воскресну куклой
кукла говорящая катя
не курить не сорить
посторонним вход воспрещен
 
 
Число 3 февраля год 1978
маша с петей играли в войну
петя оторвал мне голову
 
 
Число 17 апреля год 1943
мою оторванную голову
несет течением грязной реки Мойки
иногда внутрь заплывают рыбки
 
 
Число 11 марта год 1984
моя голова стала камнем ожидания
(это наверное от мыслей и дохлых рыбок)
на набережной помню Бродского…
 
 
Распахнула кукольные мои голубые глаза смотрю
в небо
мне тогда будет 3 года кажется после смерти
я буду умирать умирать умирать
и воскресну
?
 

Анна Земная, Фальшивая и Зимняя

А. Земная

 
Над городом вечерним задувая фонари
шалили мы
и анна мой король мне бросила перчатку
и села на плечо
пойдем мой друг ты вызов неба приняла
мы легче воздуха нам дан цветок ночей.
 
 
…вот женщина и вяжет шарф и ждет
она так любит свет домашних звезд
к ней в дом упавших в межсезонье
прицелься – перекресток рам оконных
разметил путь для стрел амура
она очнется раненой на утро
она найдет свою весну
весною
 
 
в дорогу мой король
не разбуди ее своим теплом…
 
 
…вот женщина рыжеет и лежит
встречает осень в жалах желтых трав
и жжет ее желанье изнутри
и жизнь из-под травы
ей разжигают муравьи
и желуди целуют ей живот
она дрожит
 
 
спешим же мимо анна поскорей
зачем ей трон твой – трон небесных королей…
 
 
…вот женщина из снов плетет венок
он по воде плывет
к ней голубь с весточкой летит
и ветви ивы тень ее хранят
и где-то странствует ее поэт
она поет
 
 
и нам не место в ее солнечных полях…
 
 
нас утром примет влажная земля
от неба спрячет напоит собой
укатится корона я скажу
что ты слепа раз выше крыш
не видишь и последний свой этаж
ты называешь страшной высотой
смеешься анна анна-жанна дарк
ты смотришь вниз испытывая страх
зовет не небо – стрелки на часах
 
 
иди по питеру но знай ты под водой
и я над Исаакием с тобой
 

А. Фальшивая

 
оказалось что талисман который мне анна дала
который я сжала в ладони чтобы не потерять
этот кусочек мрамора растаявший от тепла
на самом деле яблоко и в нем была ледяная печать
 
 
когда с печати стаял лиловый лед
стало заметно что в яблоке перламутр
оказалось и даже анна не помнила этого много лет
что яблоко было ракушкой с морем спрятанным внутрь
 
 
когда я прислушалась к морю поняла что там
что-то стучалось и просилось на волю и тихо стонало
 
 
анна мне пришлось разбить твой талисман
это было сердце о котором и ты не знала
 

А. Зимняя

 
две божьих коровки – слеза и слеза —
с детской ладони взлетели покинув твои глаза,
на небесной карте луна им разметила путь,
жена и жена стали они луне, грусть и грусть,
 
 
звезды упали с твоей груди – трава и листва,
сгорели в осенних кострах – земля и зола,
укатились кольца с пальцев – выдох и вдох,
остыли в бокалах – вино и вино,
 
 
ты статуя стала, анна, покинула как всегда
ночные проспекты, земли, шумные города,
твои невесты с порога сметают твои следы,
ты сидишь на кухне и кофе давно остыл,
 
 
ждешь звонков, но на улице снова весна,
а ты снова упрямо выбрала зиму и снова одна.
 

Хиромантия Евы

 
по весне линии разлетелись с руки
смешались с перекрестками городов
ева связала из них гамаки
для бессонных ночей и для сладких снов
 
 
ева вышла за яблоком а на улице гололед
ева вышла а монетку с собой не взяла
за яблоком а принесла вино и мед
и у двери нашла лодку и два весла
 
 
когда лед растает я сяду и поплыву
по улице как в венеции и не утону
соберу все яблоки и одуванчики и траву
все венки и линии на руке заново переплету
 

Луна Анастасия

 
когда ты вошла деревья и лестницы онемели
из горлышка каждой ветки разлетелись буквы и звуки
из горла каждой ступени осыпались звуки и буквы
прошлогоднее яблоко подглядывало сквозь замки и щели
 
 
а ты полоснула взглядом протянутые ладони
и кровь и березовый сок засмеялись в весеннем снеге
и ветки легли на ступени в глубоком поклоне
прошлогоднее яблоко прикрыло влажные веки
 
 
в ужасе чуда ночного тебя назвали воскресшей
благословение сочилось из коры и лестничных трещин
тебя венчали на царство но ты уснула в моем окне не пошла с ними
я зову тебя луной не зная что это скорее титул чем имя
 

Стрелы

 
Это не черная птица, это стрела.
Она упала с неба к тебе под ноги, ты ее подняла.
 
 
Ты сказала: «Стрела, стрела,
ты не стрела вовсе, а черная птица,
ты махала крыльями, а потом устала,
я нашла тебя, потому что ты упала.
Где-то молчит моя радость, которую я жду».
 
 
Ты сказала: «Стрела, стрела,
ты не стрела вовсе, а злая лисица,
ты шла на охоту по следу, а потом устала,
я нашла тебя, потому что ты бежала.
Где-то спит моя радость, которую я жду».
 
 
Ты сказала: «Стрела, стрела,
ты не стрела вовсе, а вязальная спица,
ты крутилать-вертелась, а потом устала,
 я нашла тебя, потому что ты вязала.
Где-то ждет меня моя радость, а я все не иду.
Покажи мне, стрела, путь, который я потеряла».
 
 
Это не черная птица, это стрела,
она упала с неба к тебе под ноги и повела.
А ты ничего не сказала, пошла.
 

Письмо наполовину съеденное мышью

 
не припомню когда ты решила стать моим палачом
воскреснув убить меня своим каблучком
дети видят ангела за правым твоим плечом
за левым ровным счетом нет ничего
 
 
ничего что мешает взмахнуть топором
что мешает мельничной лопасти сделать круг
несмотря на это я иду к тебе на поклон
несмотря на пустоту сомкнутых рук
 
 
а ты снова смеясь рисуешь на мне мишень
но не смеешь стрелять рискуя разбить луну
и злишься на шорох листвы и шорох мышей
догрызающих твои письма ко мне в углу
 
 
не припомню когда ты решила стать моим палачом…
 

Разновидность полета Б

 
балерина в белом танцует по небу летит
ее ночь светла вера ее слепа
облака рассекает полет но не взмах крыла
ее дом опустел ее дом ею забыт
 
 
в небо смотрит ее кавалер и думает: снег
он звонил в ее дверь но никто ему не открыл
а она распахнула окно совершила побег
в окно влетел ветер и дом замолчал и остыл
 
 
в дом заходит ее кавалер и разводит огонь
он сжигает в камине окно чтобы стало тепло
он сжигает дорогу назад остается стекло
и оконная рама и оконный надорванный звон
 
 
балерина в белом танцует по небу летит
ее ночь светла: балерина летит на свет
ее вера слепа: она танцует а неба нет
только дождь моросит
 

30 добрых человечков

 
ветер ветер оголтелый
весь в рябиновых заплатках
ты мое медвежье тело
унеси с собой на запад
 
 
с первым солнцем в непогоду
разменяв на мелочь вечер
водят водят хороводы
30 добрых человечков
 
 
под холодным небом хмурым
будут бегать и смеяться
будут драть медвежью шкуру
и порвут ее на части
30 добрых человечков
 
 
буду им медведем белым
буду им медведем бурым
с чудом выжившего тела
делят и снимают шкуру
30 добрых человечков
 

Папа

 
я поднимался по лестнице
выше и выше и вышел на небо
я не знал я не думал что небо такое большое
папа я сделаю шоу смешное шоу
после шепотом расскажу что я нашел
наш этаж – последний ты тоже стоишь в передней
мама стоит в переднике просит тебя остаться
ты тоже пришел
посмотреть как фальшиво
машут крыльями те у кого вместо крыльев руки
они тоже боятся разлуки но хлопают в зале
лучше чтобы наш дом – я не знал какой он высокий —
лучше чтобы наш дом не летал не летел
папа мы сделаем шоу страшное шоу
я пошел по крыше первый снег пошел в октябре
еще может растаять
папа мы сделаем тайну
мама стоит в передней в платье из шелка
папа больше мне не придется ходить в школу
я женюсь
 

3

1 (Офелия)

 
город называет свои имена:
любовник любовница чужая жена,
вода много воды Офелия
кадры из фильма
вода как Офелия, Офелия как вода
где тонко – там рвется на небо душа
где тонко – там кромка льда
кто выпьет воды поцелует в губы?
сделает первый шаг?
любовник любовница – кому отражаться
кого отражать
решает само отражение
 
 
чужая жена Офелия
целует небо телом впитавшись в асфальт
 

2 (Снегурочка)

 
Офелия под водой зовет на небе зовет
смеется смеется танцует русалочьи танцы
но выходит из-под воды в час зимы и идет
легкая словно воскресшая странствовать странствовать
 
 
час зимы – момент продолжения стрелки в тело
12:00 – время вылета старт в небо сквозь ночь к заре
душа несется светить сверху и вот Офелия —
та же Снегурочка только в январе
 
 
Дед Мороз приходил в дома дымоходы проверил
первый снег спрятался в подворотнях по городам
 
 
Офелия ходит по небу в зимнем теле
душа ее спит и ждет когда придут холода
 

3 (Белоснежка)

 
Снегурочка ходит по небу теряет монеты
гном подбирает монеты
луна снова луна а это кажется солнце
2 ночи 1 день 3 светила
шаг ещё один шаг
а это – могила хрустальный гроб
Снегурочки летний дом
придет Холод разбудит её нежность
и будет зима и она завладеет миром
Снегурочка – Белоснежка
звезда снова звезда а это снежинка
и будет зима
но гном приколотит к небу монеты
Большую Медведицу звезд
 
 
теплый ковш
ладоней протянутых с неба
прячет гроб Белоснежки
греет её трон
 

Ева и зима

 
ева расскажи как ты прячешь зиму в себя
как приручаешь раскрываешь зиме ладони
зима это белая тень твоя
она капля за каплей в тебе постепенно тонет
 
 
капля за каплей подтаявший в марте снег
ты сворачиваешь в клубок и сжимаешь в пальцах
клубок превратившись в зерно пускает побег
и ты прячешь его глубоко под самое сердце
 
 
и зима кровоточит как скомканная струна
и становится птицей делая тебя слабой
ты ее выпускаешь на волю чтобы она
последним замерзшим плодом падала с яблони
 

«как мыльные пузыри выдувает из трубочки тени…»

 
как мыльные пузыри выдувает из трубочки тени
вечер. меняется карта города
если бы я была по прежнему маленькой
то от такой погоды
залезла бы в яблоко стала бы солнцем стала бы
тень моя белой
вены мои и прочие внутренние лабиринты
светились бы изнутри
можно было бы видеть
как там живут невыдуманные еще
слова и пружинки
 

Белая прогулка с овечкой

 
безумна зима и бела как никогда и вся
она большая большая кровать
и овечка долли мертва и я
посреди зимы вывожу ее погулять
 
 
мы считаем камни и голубей в темноте
по ночам ни те ни другие не спят
голуби на снегу оставляют крылатую тень
а камни похожи на черных чеширских котят
 
 
мы подходим к каждому но они почему то молчат
говорим кис-кис но ответ изнутрти тик-так
и овечка долли начинает со мной скучать
как всегда и я ускоряю шаг
 
 
я бегу от спутницы и как никогда бела
зима и овечка долли не хочет меня оставлять
потому что она мертва и я умерла
и зима моя большая большая кровать
 

Волчица-скрипка и дама-волчица

 
волчица-скрипка даме-волчице
плачет о том что ей помнится что ей снится
о том что дом ее покинула птица
смычок забрала умерла ушла:
 
 
двери мои мои руки зачем заскрипели с петель слетели
оставили одну раскрыли объятья апрелю
окна мои мои глаза зачем зазвенели упали
увидели облака к облакам улетели
стены мои мои губы зачем закачались запели
отдали тепло ветру ветер ласкали
простыни мои мои хризантемы зачем зацвели забелели
смялись смеялись весну у меня отняли
птица смычок забрала музыку закодовала
музыка колючая стала больно звучит
 
 
дама-волчица скрипку утешает по волчьи молчит
 

Текст который перестал быть моим

 
серебро брошено и затоптали
возможно это значит что снова снег завтра
и дома снова озябнут от сна под утро
и лень по-кошачьи свернется в остывшей постели
 
 
молчанье не значит что третий – лишний
крыши и кроме крыш и много еще места
но моей рукой пишет тот кто выше
поэтому я молчу исключая себя из контекста
 

Каждое яблоко

 
и бросая яблоки через окно в чужую весну
ты ждала какое из них принесет ответ
и ослепший окнами дом старался уснуть
но на пороге уже шевелился рассвет
 
 
каждое яблоко – маленький шарик кулак
в котором закрыто письмо на сотни замков
каждое падало под ноги но за шагом шаг
перечеркивали возможность раскрытия слов
 
 
каждое яблоко – солнце бубенчик звонок
отозвался бы кто-то кто признает его своим
каждое брошено – в руки но мимо рук
катилось текло не переставая звонить
 
 
каждое яблоко – взгляд ледяное кольцо
отдавая голос асфальту поет звучит
каждое помнит твое дыханье твое лицо
растерянное оттого что весна молчит
 

Эрмитажная кошка
(не пейзаж города)

 
Изгнанный переменчивый Петербург, прими меня,
мое тело холодеет в тебе за пару минут.
Москва со звоном колоколов и звонких монет
забылась в себе, устала и хочет уснуть.
 
 
Петербург, город, крысы покинули твой борт.
Крысы ушли, боятся вернуться назад.
Прими меня, камень, я шла к тебе морем вброд,
ты слышал мой голос, чувствовал лед в глазах.
 
 
Петербург, отреченный-черный, меня прими,
я стану статуей, львом у твоих ног.
Мой палач ждал меня на соседнем пути.
Мой плач никогда не услышит ни одна из дорог.
 
 
Петербург, прими, я останусь собой с тобой,
я устала от звона хочу твоей тишины.
Петербург я уже иду, уже под водой,
уже стала волной Невы, камнем канвы
набережной, Эрмитажной кошкой…
 

Дюймовочки через стекло

 
поглотили все снежные цветы цветочки
распустили свои лепестки тянут страшные снежные лапы
родятся из цветов снежные бабы дюймовочки
будут заглядывать в окна плакать
 
 
эта плохая привычка через стекло
с дюймовочками целоваться
а потом весной когда будет тепло
узнавать их по отпечаткам пальцев
узнавать из газет – их имена на дороге – следы
загораживать шторы и хлопать им под занавес
 
 
меня приняли за мишень снежные злые цветы
поглотили мой город невест Иваново
 

От зимы

1

 
Не просыпайся
Пока не растаял снег
Страшнее чувствовать, чем оставаться видеть как вечер
Всегда пульсировавший на запястье теперь
Погас и впитался со снегом в землю
 
 
Когда-то билось а теперь
Бьется наружу
Пробивается сквозь мерзлую землю
Само незнакомо себе робкое сердце
 
 
(посмотрев на часы сразу становишься прошлым даже для себя,
так и помнишь: череда
покойников с твоими повадками статуэтки
между которыми ничего:
равенство камня и пустоты)
 
 
и лучше не просыпаться
так и лежать-улыбаться не чувствовать
боли, сердцем сквозь землю биться
не вспоминать, что так некрасиво валяться, когда
не можешь пошевелиться и снег только
на языке нафталин в волосах.