Текст книги "Капкан Луки Войновича"

Глава 2

Утром он сидел в своем офисе, пил кофе и рассеянно перебирал бумаги. На краю стола стояла распакованная коробка с подарком Жанны, шейным платком от Балдессарини. Платок был роскошный, шелковый и слишком дорогой. Не смогла удержаться, ведь знает, что он любит такие вещи. Из приемной не доносилось ни звука, и его раздражала эта тишина. Лука понимал, что Жанна расстроена и разочарована; в глубине души она ждала приглашения если не вчера, то хотя бы сегодня, а когда и его не последовало, совсем сникла.

Он посмотрел на часы и отметил про себя, что сегодня нужно поехать к сэру Найджелу пораньше. В те дни, которые тот проводил во Львове, они встречались ежедневно около одиннадцати; работали с бумагами и обсуждали текущую ситуацию, а потом вместе обедали.

Этот звонок раздался, как гром среди ясного неба.

Впоследствии он часто думал, что именно с того дня, с того ясного августовского утра его жизнь разделилась на до и после.

На до Эммы и после Эммы.

Он вздрогнул, когда зазвонил телефон, хотя это был не первый и не последний звонок за утро. Ему звонили постоянно, тем более сегодня, когда вчера многие не дозвонились, чтобы поздравить его с днем рождения. Но Лука почему-то вздрогнул, как от удара, и сам себе удивился.

Звонил юрист из Земельного Комитета. Он иногда помогал Луке в решении тонких вопросов, и они поддерживали деловые отношения. Не приятельствовали, но вполне комфортно общались. Юрист пригласил его вместе пообедать. От обеда Лука отказался, сославшись на запланированную встречу, и они сошлись на кофе во второй половине дня.

Лука собрался, ободряюще кивнул Жанне и поехал в офис инвестиционного фонда Гэлакси. Собственно, можно было преспокойно дойти и пешком, не больше десяти минут, но зачем, если в салоне машины, еще пахнувшем новой кожей, так прохладно и приятно? Конечно, темно-фиолетовый цвет был перебором, но когда он увидел машину в салоне, решение было принято мгновенно. Мерседес СLS класса был апофеозом немецкого автомобилестроения и обошелся в приличную сумму. И все же он ни минуты не жалел о потраченных деньгах.

Двигатель урчал настолько неслышно, что порой приходилось взглянуть на приборы, чтобы понять, работает ли он. Безусловно, для поездок в Тернаву такая машина была слишком нежной, и сэр Найджел не раз укорял его за непрактичность, но Лука ничего не мог с собой поделать. Мерседесы были его слабостью, и он не видел причин отказывать себе в таких мелочах.

Он прошел через длинный офис с панорамными окнами до кабинета босса, на ходу принимая поздравления. Сэр Найджел встал навстречу и приобнял вчерашнего именинника.

– Ну что ж, с днем рождения, мой мальчик! – сказал он, роясь в ящике стола и извлекая оттуда маленький плоский футляр.

Лука открыл его и увидел изящную заколку для галстука со сверкающим камнем.

– Подожди, это ведь не то, о чем я думаю? – поднял он глаза на сэра Найджела.

– Камень? Ты думаешь, что это бриллиант? О нет, всего лишь топаз, но очень хороший. Ты же не девушка, чтобы дарить тебе бриллианты, правда? – в голубых глазах патрона светились веселые искорки. – Ох, Лука, ты до сих пор не разбираешься в драгоценностях! Как можно спутать топаз с бриллиантом? Погляди, известная фирма, между прочим.

Лука улыбнулся, обошел стол и еще раз обнял старого друга. Сэр Найджел не скрывал, что наслаждается благодарностью. В который раз Лука подумал, что нет на свете человека, который так бы походил на Санта-Клауса. Голову сэра Найджела окутывал ореол мелких белоснежных кудряшек, а румяные, как у мальчика, щеки, светились, как два наливных яблочка. Умные добрые глаза поглядывали на Луку поверх узких очков в тонюсенькой золотой оправе.

– Вчера ты опять отшельничал? – спросил он. – Я звонил.

– А… – отмахнулся Лука. – Не люблю я эту суету.

– Ты не любишь, но если люди хотят тебя поздравить, ты должен дать им эту возможность. Ведешь себя, как мальчишка. Нехорошо.

– Избавь меня от нотаций.

– Я не читаю тебе нотации, а пытаюсь учить, как сына.

– Вот учи лучше Джона. Это более благодарное занятие.

– И Джона учу, и тебя. Кстати, смею заметить, порой Джон ведет себя разумнее тебя.

– Так возьми его на работу вместо меня.

Лука хотел доставить сэру Найджелу удовольствие и поддержать эту игру в дочки-матери. Маленькому Джону, сыну сэра Найджела, было шесть лет отроду.

– Нет, как адвокат ты ведешь себя достаточно профессионально, но я не об этом. Я говорю о том, что касается лично Джона, его внутреннего мира. Он куда строже к своим поступкам. Душа не зависит от возраста.

Лука ненадолго задумался над его словами. Опыт научил его, что все, что говорит сэр Найджел, имеет значение, несмотря на форму изложения. На самом деле патрон был мудр, как тибетский лама.

– Знаешь, сегодня звонил один хлыщ из Земельного Комитета, – вдруг вспомнил Лука. – Хотел пообедать.

– Да? – патрон поднял бровь. – И что ему нужно?

– Не знаю.

– Встреться с ним.

Лука кивнул.

Неотложных дел над ними не висело, они вкратце прошлись по текущим проектам, и вскоре отправились обедать. В связи с днем рождения Лука опасался каких-нибудь сюрпризов в духе сэра Найджела. Он не хотел никакой возни, и к счастью обошлось. Они отправились в новый японский ресторан, а чуть позже туда приехали Гануся с Джоном. Гануся радостно расцеловала Луку, подарила шикарные бордовые розы, а Джон, смущаясь, сунул ему в руки самодельную открытку с изображением человека-паука и надписью «Сднем раждениия Лука!». На этом сюрпризы закончились.

Они очень мило посидели вчетвером. Ели суши, извлекая их из роскошного деревянного корабля, заказанного сэром Найджелом, пили теплое саке из маленьких графинчиков и болтали о всяких приятных пустяках. Джон долго изучал корабль, уставленный всевозможными деликатесами, потом наколол на палочку кусок лосося, съел, и с философским видом изрек:

– Японцы живут долго, потому что едят сырую рыбу.

Гануся, с улыбкой глядя на него, спросила:

– Откуда ты знаешь, сынок?

Джон тщательно прожевал лосось и солидно обронил:

– Папа говорил.

Гануся прыснула и застенчиво покосилась на сэра Найджела. Она вообще много смеялась, чаще к месту. Тот только недоуменно развел руками.

– Не помню, чтобы я тебе такое говорил.

– Говорил-говорил, – подтвердил Джон. – Ты сказал, что сырая рыба – незаменимый источник минералов и фосфора. И еще этой, омеги, кажется.

– Вы должны быть осторожны, – покачал головой Лука, – рядом с вами включенный диктофон.

Джон довольно улыбнулся наполовину беззубым ртом.

Во второй половине дня, уже подъезжая к кофейне, где была назначена встреча, Лука поймал себя на мысли, что отчего-то волнуется. Бордовые розы, подаренные Ганусей, лежали на заднем сиденье и издавали резкий, будоражащий аромат. Под ключицей заворочалась тупая игла.

И тут опять: «что-то случилось или вот-вот случится…» Предчувствие ожило и перекатывалось в груди, как оторвавшаяся гиря. Нет, с нервами явно намечается серьезная проблема, пора на недельку в Трускавец.

Они с юристом довольно долго пили кофе, разговаривая о совершенно несущественных вещах. Луке приходилось прикладывать усилия, чтобы вести себя, как ни в чем не бывало. Нервы вконец расходились. Сердце билось ощутимо, как в детстве, когда учительница проедает тебя глазами, прежде чем вызвать отвечать урок, которого ты не знаешь.

Юрист допил кофе и как бы между делом сказал:

– А слышал про твою Заячью Балку? Купили ее.

Вот оно! Наконец-то!

Если прислушаться внимательнее, все можно узнать заранее. Книга прошлого и будущего уже написана, по ней можно читать, стоит только изучить алфавит. Неужели стоя там, на вершине крепостной стены, он слышал камни, которые шептали ему о грядущей опасности? Они-то наверняка уже знали, что расстаются с наследником навсегда… Господи, что за мысли лезут в голову!

Лука поставил чашку на блюдце и спокойно сказал:

– Не Заячья, а Кроличья. Она называется Кроличья Балка, и ты об этом помнишь не хуже, чем я.

Этот хлыщ был последним человеком, пред которым Лука хотел бы обнажить свое волнение. Внутри все сжалось, будто на сердце одели каменный обруч. Все, конец прекрасной мечте… Конец всем мечтам! Он ощутил самое настоящее, глубочайшее отчаяние. А может, закралась ошибка? Может, все это ложь, чья-то наглая выходка, чтобы досадить ему? Вдруг все неправда?

Нет и еще раз нет. Сердце стонало и ухало, пытаясь освободиться из каменного обруча: нет, все правда, все так и есть на самом деле. Теперь все, до последнего штриха, сложилось в единое целое в картине последних суток. И тот первый предупреждающий укол на стене, и странное беспокойство, и предчувствие, и вот, пожалуйста, новость из уст этого неприятного человека.

Кто-то купил Кроличью Балку. Вот в чем все дело.

Внутренний аналитический центр принял данные, но всячески сопротивлялся полученным результатам. Кому могли понадобиться развалины у черта на рогах? И кем должен быть этот кто-то, если смог так ловко провернуть такую сложную операцию?

Лука забавлялся с кофейной ложечкой, потом отложил ее в сторону и холодно посмотрел на юриста. Он всегда чувствовал, что тот отчаянно завидует ему, причем не совсем понятно, по какой причине; сам юрист сидел на весьма теплом месте и не был обижен судьбой. А все же завидовал, страстно, по-черному, и сложно было вычленить решающий фактор: то ли из-за сэра Найджела, то ли из-за родового замка, то ли из-за фиолетового мерседеса. Лука вдруг понял, что эта сволочь только затем и позвала его, чтобы насладиться реакцией на новость. Но ничего не выйдет, дружище, получишь шиш с маслом.

Собеседник молча смотрел на него, кривя тонким ртом.

– Так что там с моей Кроличьей Балкой? – прервал молчание Лука.

Они встретились взглядами, и в конце концов юрист не выдержал и отвел глаза.

– Да я, в общем, и сам толком не знаю. Говорят, купили какие-то иностранцы, – промямлил он.

– Тогда хочу тебя спросить. А почему же мы с тобой не смогли этого сделать?

Два года назад именно этот юрист помогал Луке в организации сделки. Тогда их предприятие постигло полное фиаско: в середине процесса объект был признан национальным культурным памятником и продажу затормозили.

– Ну ты же знаешь, как это бывает. У кого-то зубы оказались поострее, чем у нас с тобой. Дело житейское, не обессудь, – пожал плечами юрист. Его замешательство уже прошло.

И ухом не ведет, бесстыдная сволочь, в ярости думал Лука, будто не потратил впустую кучу чужих денег и времени! Он внезапно представил, как отбрасывает в сторону столик и посуда разлетается вдребезги. Как хватает юриста за шкирку, вминает этот выпирающий кадык, сворачивает гусиную шею, это так просто, боже, он и не посмеет сопротивляться, не сможет, духу не хватит, одно верное движение и голова повиснет, как на ниточке… Картина нарисовалась настолько ярко, что Луке стало не по себе.

А впрочем, если разобраться, в чем виноват этот жалкий завистник? Самому надо было искать другие пути, что-то предпринимать, а не сидеть, сложа руки. О, беспечный расслабленный идиот! Как ни крути, виноват-то сам, все выжидал чего-то, мямлил, наслаждался ожиданием праздника… А теперь поздно, праздник наступил, но только не на его улице. Кто-то подсуетился и наложил лапу на его родовое гнездо, а сам пан Войнович остался в дураках.

Гнев утих. Когда все прояснилось и факты предстали перед Лукой в неприглядном, зато понятном свете, он вновь обрел почву под ногами. Эмоции прочь, в дальний угол их. Не откладывая, он приступил ко второй части беседы. Эта вторая часть тоже была запланирована заранее. Ах, юрист, ах, молодец!

– Слушай, буду тебя просить. Надо все разузнать про этих иностранцев, – сказал Лука.

Юрист расплылся в улыбке, и ответил охотно, даже всплеснул руками:

– Куда там, Лука! Как тут узнаешь? Это не через меня проходит.

Они оба прекрасно понимали, что у юриста есть методы решения подобной проблемы. Информация его хлеб, просто ему приятно поломаться. Именно поломаться, от души. Потом, конечно, он согласится помочь. Не упускать же возможность поиметь этого расфуфыренного гордеца. Юрист действительно сильно недолюбливал адвоката Войновича, который только и делал, что лизал задницу англичанам, носил неприлично дорогие галстуки и ездил на немыслимо фиолетовой тачке. Приятно думать, как этот наглец будет ждать, волноваться, названивать, а он будет с наслаждением сбрасывать его звонки, и не от того, что нет времени, а просто так, ради удовольствия. И пусть этот Войнович, умный, как черт, все поймет и раскусит его игру, а обидеться все-таки не посмеет, молча проглотит. Приятно, что ни говори… А все же интересно, зачем на самом деле ему понадобились эти дурацкие развалины?

У юриста поднялось настроение. Жаль только, что скоро все закончилось. Лука действительно слету разобрался в этой детской игре, и настаивать на своем не стал. Он уже прокручивал в голове возможные варианты без участия юриста. Пока задача виделась невыполнимой, но это только пока.

Он вернулся в машину и увидел, что бордовые розы на заднем сиденье завяли и превратились в безжизненные лохмотья, упакованные в целлофан. Розы издавали сладковатый запах тления, и он выбросил их в ближайшую урну.

В офис возвращаться не было смысла. Ему не хотелось видеть ни Жанну, ни вообще никого. Если секретарша поймет – а так оно скорее всего и произойдет – что он чем-то расстроен, от нее пойдут тревожные флюиды. А это последнее, в чем он нуждается на данный момент. По дороге домой купил бутылку своего любимого коньяка, заперся в квартире и выключил телефон. Он хотел побыть наедине с собой, чтобы окончательно свыкнуться с плохими новостями.

На кухне изучил содержимое кастрюлек, оставленных домработницей, наполнил тарелку едой и отправился в гостиную. Уселся на диван и включил огромную панель на стене. Он что-то жевал, но не ощущал вкуса еды, щелкал пультом, но не концентрировал внимания. Наконец, отодвинул тарелку, налил коньяка в бокал, подошел к роялю и открыл крышку.

Когда-то он окончил музыкальную школу по классу фортепиано, и преподаватели считали, что он подает серьезные надежды. Настолько серьезные, что он даже раздумывал, куда поступать: в консерваторию или на юридический факультет университета. Когда в школе ему вручили золотую медаль, а на выпускном учитель правоведения заплакал, прощаясь с юным дарованием, юридический факультет все-таки победил.

Однако, как ни странно, музыку он не забросил. Продолжал играть для себя и играл почти всю жизнь, за исключением тех четырех лет, которые провел в Иностранном Легионе. Вернувшись с войны, он возобновил музыкальные занятия, хотя вначале пальцы не слушались совершенно. Они, как и душа, загрубели и отвыкли, но трудолюбие взяло свое. Он восстановил форму и все эти годы, несмотря на занятость, не прекращал играть, пару раз в неделю обязательно садясь за рояль. В последнее время с тревогой стал замечать, что теряет былую беглость и даже стал делать специальную гимнастику для пальцев.

Сегодня он выбрал одну из пьес Грига. Ему хотелось обрести душевное равновесие, а Григ как нельзя более подходил для этой цели. Произведение он знал наизусть, ноты не требовались. С первым аккордом он окунулся в музыку, и тиски разжались, впуская свежую струю. Благодаря постоянной практике он все еще оставался неплохим пианистом и получал от игры ни с чем несравнимое удовольствие. Григ позвал его в иные миры, но чем дольше он играл, тем меньше увлекался. Постепенно сегодняшняя встреча вытеснила музыку из головы, и звуки превратились в механическое нажатие клавиш. Пальцы порхали сами собой, а в голове крутились одни и те же вопросы.

Кому понадобилось покупать Балку? Всем понятно, что эта земля не представляет никакой коммерческой ценности. Оранский замок не входит в число туристических достопримечательностей, к нему не водят толпы зевак, хотя он и признан национальным культурным памятником. Вокруг непролазный лес, а рядом нет ничего, кроме небольшого села. Дороги из Тернавы тоже нет, если не считать тропы, годной лишь для пешего. Какие цели может преследовать таинственный покупатель? Для чего кому-то могла понадобиться такая земля?

Вариантов всего два: личное пользование или бизнес.

Первый вариант заведомо исключен. Никому не нужен дом в таком заброшенном месте. Этот медвежий угол представляет ценность только для того, для кого древние развалины что-то значат, то есть для потомка рода князей Оранских, больше известного как адвокат Лука Войнович.

Тогда что – отель? Какой-нибудь экологический туризм?

Лука живо представил себе, как на месте его родового замка вырастут бревенчатые домики, между ними завьются садовые дорожки, и пожилые немцы станут ходить по ним, наслаждаясь местным пивом и прекрасной природой. Крепостную стену снесут, огородят территорию современным забором, оставят лишь башню-донжон для колорита и устроят в нем ресторан с гуцульской кухней. На крыше сделают смотровую площадку, в хорошую погоду там будет толпиться народ, и ветер будет разносить над лесом немецкую речь. Брр…

Но если разобраться, так ли для него важна идея восстановить родовой замок? Может, все это блажь и не стоит переживаний? Ну и пусть будут туристы. Чем они плохи? Для Тернавы это даже хорошо: оживится какая-никакая торговля, появятся какие-никакие рабочие места. А замок… Просто развалины. Лука не родился там, не вырос, так в чем же дело? Может, его волнует не сама Кроличья Балка, а память об отце?

Если так, отчего тогда так ноет в груди? Откуда это чувство непоправимой, невосполнимой утраты?

Почему-то вспомнился его командир отделения, огромный серб по имени Жданович, который мог ребром ладони разбить три сложенных кирпича. Там, в пустыне, для необстрелянных новичков этот громила был царем и богом. Каким-то образом он сумел внушить им, что он единственный знает, что происходит. Жизнь из него била ключом; он громче всех хохотал, когда выдавались редкие минуты веселья, литрами пил неразбавленный спирт и яростнее всех сражался в бою. В их отделении не задерживались равнодушные. Командир, веселый и шумный, обладал врожденным чувством справедливости, и вся свора молодых зубастых самцов, поставленных в условия ежедневного выживания, инстинктивно тянулась к нему. Как руководитель, он действовал проверенными методами, кнутом и пряником: мог жестко одернуть зарвавшегося, а мог и утешить, если это было необходимо. Через год во время операции он пропал, а потом его нашли – вернее, то, что от него осталось – возле разгромленной базы противника. Он провисел там не меньше недели, с выколотыми глазами, привязанный к доскам, крест-накрест вбитым в каменную землю.

Откуда взялось это чувство невосполнимой утраты, откуда эта тоска? Все-таки зацепил его обожженное сердце ветерок с поймы, прирос он к этим чертовым камням, громоздящимся среди леса. Из юности, наполненной видениями и таинственным шепотом, явилась ему одинокая фигура Витольда Оранского. Он стоит на вершине башни, белые волосы летят по ветру. И он точно знает, зачем ему вглядываться в сгущающиеся сумерки, зачем быть начеку. Это все кровь, она зовет и требует.

Отец всегда говорил, что главное в человеке – это корни. «Без корней мы просто стадо разумных хищников, мечущихся в поисках добычи», любил повторять он. Политая потом земля делает человека человеком. Мы обязаны помнить о ней, чтобы не происходило вокруг и в каких условиях мы бы не жили. Он повторял это еще в те смутные времена, когда в обществе не было принято интересоваться корнями. Это не входило в кодекс хороших манер, а временами могло оказаться и опасным. Если дед Луки владел аптекой, то сын аптекаря, чудаковатый археолог, уже не владел ничем. Но он научил сына впрок, научил тому, что считал для себя непреложной истиной: владеть землей – значит нести за нее ответственность, беречь, любить, пестовать, а если понадобиться, жертвовать ради нее жизнью.

Луке Войновичу теперь нечего беречь. Он упустил свою возможность.

Последние аккорды замерли под потолком. Он потянулся к бокалу и сделал большой глоток. По телу струилось приятное тепло, но оно не приносило облегчения. В наступившей тишине вдруг стало до боли одиноко. Он тоскливо посмотрел в окно, и поймал себя на мысли, что хочет просто выйти на улицу, оказаться среди людей. После возвращения с войны он все время жил один и никогда не страдал от этого. Бывало, ему снились кошмары, он просыпался в поту, вымотанный, с колотящимся сердцем, и тогда хотелось уткнуться в чье-то теплое плечо. Сны уходили не сразу, преследовали его какое-то время после пробуждения, но все же бороться со страхами он всегда предпочитал один. Случалось, что хотелось общества и общения, и он легко получал и то и другое. Теперь хотелось бежать от себя самого.

Все нервы, будь они неладны! Как хорошо, что сэр Найджел сейчас в городе. Лука даже улыбнулся, когда представил патрона сидящим в своем кресле, эдакого Санта-Клауса в безупречном костюме. Облачко смешного белого пуха вокруг головы никак не вяжется с острым взглядом заинтересованных глаз, смотрящих поверх очков.

Вот и хорошо, так и поступим. Завтра он все выложит Найджелу и пусть мудрец советует.