Текст книги "Укрощение строптивых"

– Понимаю. Означает ли это, что знатные дамы могут свободно разгуливать по дворцу? – с интересом осведомился граф.

– Не так свободно, как бы им хотелось, – улыбнулся Пратап Рао. – Младшей жене раджи, к примеру, разрешается покидать пределы зенаны, когда она того пожелает. Мои племянницы, сестры раджи, также принимают участие во всех религиозных шествиях. С другой стороны, Бегум Фариза, кормилица покойного раджи и единственная магометанка во дворце, свято соблюдает purdah. Я сам видел ее лицо всего три раза, а знаю ее уже сорок лет.

– Я слышал о женщине по имени Чото Бай, – проговорил граф, притворяясь, что его очень заинтересовало появление танцовщицы Аммиты в роскошных госсамерских шелках, перед которой девушки в воздушных одеяниях усыпали пол лепестками роз.

– Как же, как же, Чото Бай. – Пратап Рао отозвался о девушке настолько тепло, что сразу стало ясно, как он привязан к ней. – Она – радость наших сердец. Хорошо, что вы заговорили о ней, саиб. Не вижу причин, почему бы не представить ее вам после выступления Аммиты. Она ведь англичанка, как и вы. Не сомневаюсь, она будет счастлива познакомиться с вами.

– Почту за честь, – невозмутимо ответил граф.

Пратап Рао сдержал слово. Когда праздник закончился, он послал слугу известить женщин, охраняющих вход на галерею, что их хозяек ждут внизу. Ждать пришлось довольно долго, пока не опустела зала. Остались только раджа со слугами да скучающие и зевающие англичане, которых задержал Пратап Рао.

Граф не ожидал, что ждать придется так долго. Было уже далеко за полночь, а раджа призвал его к себе в тот день еще до рассвета. Он не только устал, но и с нетерпением предвкушал несколько часов одиночества после шумного праздника, устроенного раджой в честь прибытия британского представителя.

Но в то мгновение, когда он увидел, как гневно сверкнули глаза Чото Бая из-под накидки, когда она вместе с младшей женой и сестрой Баджи Кришной Дай вошла в залу, он решил, что не стоит жалеть об упущенном отдыхе. Он низко поклонился, когда Пратап Рао представил их друг другу, и, выждав, пока его спутники не обратили восхищенные взгляды на хихикающих принцесс, как бы случайно заговорил с девушкой.

– Для меня большая честь познакомиться с вами наконец, госпожа, – обратился он к ней на хиндустани, насмешливо улыбаясь. – Нам давно пора познакомиться официально.

Накидка окутывала голову Иден, но ее удивительные глаза были хорошо видны сквозь тончайшее шелковое полотно. Синие, с красивым разрезом, они смотрели на графа с холодным вызовом, хотя голос ее звучал вежливо:

– Действительно. Я счастлива, что Рао-саиб оказал нам эту честь.

– Да, он сделал это в высшей степени официально, хотя не совсем точно, – любезно отозвался граф. – Мне хорошо известно, что вас зовут не Чото Бай. – Он увидел, как девушка быстро отвернулась, и перешел на английский. Глаза его с насмешкой смотрели на нее. – Я – Хью Гордон, граф Роксбери, а вы, госпожа, шотландка, и вас окружает какая-то тайна. Полагаю, Рао-саиб очень хорошо к вам относится, потому что я – единственный, кому он рассказал, что вы родились за пределами дворца.

Иден вскинула голову, золотые нити ее накидки блеснули, отражая огонь свечей.

– Чем вызвано такое настойчивое любопытство, ваше сиятельство? – жестко поинтересовалась она.

– Не часто в моей жизни случалось, чтобы женщина дважды одерживала надо мной верх, особенно шотландского происхождения, живущая как принцесса во дворце раджпутского правителя, – резко ответил граф. И опять заметил вспышку гнева в пронзительно синих глазах под накидкой.

– Я не имею ни малейшего намерения раздувать искры интриги, ваше сиятельство. Моя история очень проста и, несомненно, далеко не единственная в своем роде. – Она вскинула голову. – Если вам так необходимо знать, – но тон ее говорил, что она сама так не считает, – мое девичье имя – Иден Гамильтон. Мой отец, полковник Дугал Гамильтон, командовал Четырнадцатым Бенгальским пехотным полком, расквартированным в Лакнау. Он и погиб там в пятьдесят седьмом, защищая свой дом. Покойный раджа привез меня в Питор. Он дал слово моему отцу, что позаботится обо мне в случае, если сипаи восстанут. Раджа рисковал своей жизнью и безопасностью своих близких, чтобы сдержать это слово. Вы довольны, этого достаточно?

– Но как вашему отцу удалось получить от раджи такое обещание? – осведомился граф, пропуская насмешку мимо ушей.

– Мой отец провел несколько лет в Питоре, помогал радже привести в порядок его армию. Это было еще до того, как он встретил маму. – Иден не скрывала, что разговор ей неприятен. – В то время эта армия состояла из едва обученных солдат с древними ржавыми ружьями и ни на что не годных от старости боевых слонов. Отец и раджа стали добрыми друзьями. – Голос Иден звучал печально. – Отец всегда говорил, что раджа был очень просвещенным человеком.

– А почему вы остались здесь после подавления восстания, мисс Гамильтон?

Графу показалось, что Иден вздрогнула, когда он произнес ее имя. Тонкая дрожащая рука подхватила край накидки и плотнее закрыла лицо. Граф понял, что Иден взволнована.

– Настало время прощаться, саиб, – торопливо проговорила девушка на хиндустани, сложила ладони вместе и поклонилась так, будто они просто обменялись ничего не значащими любезностями. – До свидания.

Она хотела было отвернуться и уйти, но граф протянул руку, чтобы остановить ее. Однако изумление на лице Пратап Рао показало ему, что такая вольность недопустима. Граф опустил руку и мрачно наблюдал, как Иден грациозной походкой подошла к радже, присела рядом и выразила ему признание, прежде чем покинуть зал вместе со своими спутницами. Через арку они скрылись в одном из неприметных проходов, который вел в зенану.

Иден Гамильтон... Имя звучало как музыка, такое же прелестное и неизбитое, как его хозяйка. Граф задумчиво посмотрел в сторону арки, через которую ушла девушка. Двое охранников со свирепыми лицами, в алых чалмах и великолепных, расшитых золотом мундирах, с изогнутыми саблями за поясами вернулись на свои места у дверей. Иден Гамильтон... Он узнал ее имя, но что толку? Она осталась такой же загадкой, что и прежде.

Глава 4

Shabash, butchas! Khabodar! Khabodar!

Хотя солнце едва коснулось первыми лучами взмывающих ввысь куполов храмов, окружающих зал приемов, отполированные веками камни во дворе уже источали невыносимый жар, а крики погонщиков, выстраивающих слонов в цепочку, только усиливали всеобщую суматоху. Никак не меньше пятисот слуг в свежих красных чалмах ожидали в тени навесов. Здесь собрались опахальщики и те, кому предстояло нести плюмажи из павлиньих перьев, жезлоносцы и слуги рангом повыше – им доверили нести священные образы Сита Рамы во главе шествия.

Около полудюжины слонов в ярком праздничном убранстве, под богатыми шелковыми покрывалами ждали начала шествия. Howdah, паланкин, укрепленный на спине слона, в котором предстояло разместиться радже, был вырезан из слоновой кости и обит внутри красным бархатом. Слонов соединяли друг с другом гирлянды цветов, их пьянящий запах смешивался с запахом розовой воды, которой двое священнослужителей поливали раскаленные камни.

Маярский раджа со своими гостями готовился к охоте на тигра. Британский представитель и его секретарь удостоились особой чести – ехать в паланкине самого раджи. Остальным же предстояло следовать за ними верхом на лошадях. Хью Гордон стоял чуть в стороне от шумной мужской толпы и радовался, что скоро ощутит под собой седло. Нескончаемые торжества, обильная пища и затянувшиеся церемонии прошедших дней утомили его, тело жаждало движения.

Резвый берберский жеребец, которого ему подарили, казалось, разделял его чувства. Граф одобрительно глядел, как он, фыркая и пританцовывая, идет по направлению к нему со стороны конюшни. Наконец граф вскочил в седло, натянул поводья и что-то ласково сказал жеребцу, прежде чем занять место среди нетерпеливо гарцующих всадников.

– Задаст он вам жару, ваше сиятельство, – шутливо заметил Харри Диз, чиновник из Бхаратпора. Под ним была кобыла, которая по причине своего почтенного возраста уже была неспособна доставить неприятности всаднику. Поэтому он мог пошутить, глядя, как беспокойный жеребец повернул голову и попытался вонзить зубы в обтянутую сапогом ногу графа.

– Да, могу поспорить, с ним не соскучишься, – со смехом согласился Хью, не скрывая, что его очень радует резвость жеребца. – Надеюсь, что сумею удержать его на месте, пока эта чертова процессия наконец тронется с места.

– По-моему, они уже выступили, – отозвался чиновник, услышав звуки пения, доносящиеся от головной части процессии. – Насколько мне известно, песнопения, восхваляющие раджу, должны начаться, когда его слон будет проходить под Хатхи Полом. Из этого я делаю вывод, что была дана команда выступить. Только боюсь, вы не удержите своего дьяволенка на месте, пока очередь дойдет до нас, – добавил он, подтверждая мысли графа и несколько отдаляясь от его жеребца, потому что тот неожиданно вскинул заднюю ногу с намерением брыкнуть одного из разодетых носильщиков, который подошел слишком близко.

– Что ж, каждому свое, Харри, – ответил граф, широко улыбаясь. – Shabash, shikari-sahib! Молодчина! – крикнул он молодому индусу в форме копьеносца, продемонстрировавшему небывалую ловкость в увертывании от копыт жеребца.

Индус улыбнулся в ответ, сверкнув белоснежными зубами на темном лице, и почтительно поклонился, прежде чем исчезнуть в толпе.

В воздухе витало всеобщее возбуждение, охотники добродушно подначивали друг друга, шутили и смеялись. Жеребцы вскидывали морды, чуя это возбуждение. Граф ласково потрепал своего коня по шее. И в этот самый миг неожиданно заметил знакомое лицо – жилистый индус пробился к нему сквозь толпу и ухватился за стремя.

Это был Бага Лал, растрепанный и запыхавшийся. Граф прищурился, глядя на него из-под пробкового шлема:

– Ты что-нибудь узнал, друг мой?

Бага Лал отвечал на пушту, языке Патана, на котором он, рожденный на северо-западной границе в предгорьях величественного Гиндукуша, говорил с рождения и который граф понимал вполне сносно:

– Я нашел ответы на все ваши вопросы. Покойный раджа действительно предоставил убежище чужеземке, так как дружил с ее отцом, Гамильтон-саибом. Больше за этим ничего не стоит.

– Тогда почему она не вернулась в Лакнау? – Хью нахмурился. – Уверен, ее обязательно бы приютили.

– Говорят, она опасается возмездия со стороны индусов против раджи и его семьи.

– Да, это вполне понятно, – согласился граф, вспомнив, что британские войска, подавившие восстание, проявили чудовищную жестокость. «Помни Конпор!» – был их боевой клич. Они действовали с бесчеловечной жестокостью в память о безвинных белых женщинах и детях, которых рассвирепевшие сипаи рубили на куски и сбрасывали в пересохший колодец в Конпоре. Отравленная ядом ненависти, британская армия беспощадно расправлялась даже с теми, кто вообще не выступал против нее. По всей бескрайней Индии безвинных людей вешали только за цвет их кожи.

– Британская армия вполне могла пойти на Маяр, решив, что девушку держали во дворце насильно, – согласился Бага Лал. – В то страшное время все было возможно. Но если она говорит правду, а я думаю, что это именно так, на ушко радже нашептывает не она.

– Скорее всего ты прав, Бага Лал. – Граф задумчиво прищурился, глядя, как впереди нестройным рядом охотники, носильщики и слоны проходят под заостренными арками. Его окружало море темных непроницаемых лиц, и на мгновение графа озарила истина – он понял тщетность попыток найти ответы на вопросы, ради которых приехал сюда. Как узнать, кто среди этого людского моря подстрекает легковозбудимую молодежь выступать против британцев?

– И еще одно, саиб. – Бага Лал семенил рядом с графом, ухватившись за стремя, когда жеребец пошел резвее. Слуга перешел на родной язык хозяина, так как не считал далее необходимым скрывать свои слова. – Не думаю, что это имеет отношение к тому, что вы хотите знать, но считаю, что это довольно важно и стоит упоминания. Я говорю о договоре, заключенном между покойным раджой и раной Бхарадпура, по которому Юверадж Малрадж должен был взять в жены одну из младших дочерей раны. Мне сказали, что переговоры длились не менее года, когда старый раджа внезапно умер, а сейчас ходят слухи, что новый раджа не собирается выполнять договор.

– Мне казалось, Малрадж уже женат. – Хью нахмурился.

Бага Лал презрительно фыркнул:

– Ему было только девять лет, когда его обручили с болезненной дочерью раны Удайбаса. Она умерла два года назад во время родов. Ребенок родился мертвым. Эти смерти не вызывают удивления, если принять во внимание, что несчастной женщине всего-то исполнилось четырнадцать лет.

Когда граф наконец заговорил, у него был довольно озабоченный и сердитый вид.

– Но какое отношение ко всему этому имеет решение раджи разорвать помолвку?

– Один daffadar, у которого брат служит во дворце, сказал мне, что раджа хочет заключить гораздо более выгодный для себя брак, чем жениться на второй дочери какого-то незначительного принца. Последнее время он часто говорит о смешанных браках и о почетном положении, которое занимает леди Хилер, жена генерала-саиба, что командовал войсками в Конпоре.

– Она была индианкой, – припомнил граф, – но какое...

– Сейчас многие считают, что смешанные браки выгоднее всего, именно так можно добиться расположения британских властей, – прервал его Бага Лал. – Возможно, и раджа думает так же, тем более что знакомая английская леди у него под рукой.

Последовало недолгое молчание, затем граф в ужасе воскликнул:

– Боже правый! Ты хочешь сказать, Малрадж собирается жениться на дочери полковника Дугала Гамильтона?

– Я ничего не хочу сказать, – осторожно парировал Бага Лал. – Я только повторил то, что сказали мне, a daffadar, который сообщил мне это, достоин доверия.

Воспользовавшись суматохой, которая поднялась, когда процессия выходила из ворот, он быстро прикоснулся к чалме, поклонился и тут же растворился в толпе, оставив графа один на один с тревожными мыслями.

– Боже правый! – повторил граф после длительного молчания.

Воображение отказывало ему: он не мог представить такую женщину, отважную, ни о чем не подозревающую и совершенно прелестную, как Иден Гамильтон, женой непомерно напыщенного маярского раджи! Верно, они примерно одного возраста, но их воспитание, обычаи, верования слишком различны, слишком не совпадают. И потом, Хью достаточно наслышался в Дели разговоров о высокомерии молодого Малраджа, о его явной нелюбви к иноземцам. Не нужно быть слишком наблюдательным, чтобы заметить жестокость в гордых темных глазах и первые признаки разложения на ястребином лице правителя.

– Черт побери! Какая разница? – пробормотал граф вслух, досадуя на себя, что так задет сообщением Бага Лала.

Собственно говоря, почему бы Малраджу и не жениться на англичанке, если ему этого хочется и если священнослужители позволят ему заключить такой брак? И почему этой англичанкой не может быть молодая женщина, которая уже четвертый год живет у него во дворце и к которой он искренне привязался, если верить Джаджи? Иден Гамильтон наверняка уже исполнилось восемнадцать, она – взрослая женщина и может выйти замуж, за кого ей заблагорассудится.

«Да, в находчивости вам не откажешь, Малрадж Пратап Гасварад», – подумал граф Роксбери, глядя на ленту дороги, на покачивающийся паланкин, в котором ехали раджа и его гости. Конечно, раджа весьма находчив, потому что Британский политический департамент будет куда как доволен, если индийский правитель возьмет в жены подданную Британии, а сам раджа получит в жены прелестную, образованную, бесконечно интересную женщину...

Земля, лежащая за стенами Питора, была покрыта редким лесом и полна опасных для всадников расщелин и скальных нагромождений. Древние nullahs, тропы, пересекали пыльные равнины, а проливные муссонные дожди давно перегородили дороги, проложенные еще во времена императора Акбара, непроходимыми завалами. Королевская процессия продвигалась очень медленно, палящее полуденное солнце обжигало землю и все живое. Наконец, добравшись до ослепительно белых берегов реки, объявили привал.

Здесь был разбит настоящий палаточный город, в котором радже и его гостям предстояло отдохнуть и освежиться. Поскольку костры для приготовления пищи только добавили бы жара к и без того изнуряющему пеклу, угощение приготовили заранее и на повозках доставили сюда из дворца. Охотники расположились в тени палаток и с удовольствием принялись за чупатти, личи, жареные манго, яблоки в сладком соусе и чай с кардамоном.

Насытившись, они растянулись на подстилках для отдыха, а чтобы было не так жарко и не докучали мухи да ползающие насекомые, слуги обмахивали их опахалами и отгоняли всех летающих и ползающих тварей. Те, кому пришлось обходиться без таких удобств, расположились в редкой тени деревьев на берегу реки, от которой хоть немного веяло прохладой. Погонщики слонов устроились на отдых между ногами своих подопечных.

Все с радостью коротали самые жаркие часы, предаваясь послеобеденному сну. Гул голосов затих, тишина воцарилась над лагерем, и только тонкий недовольный детский голосок доносился с берега, чуть ниже по течению реки. Он был обращен к невидимому собеседнику, дремлющему в тени дерева:

– Это несправедливо, говорю тебе! Какая же это охота на тигра, если все только едят и спят? Я найду Малраджа и скажу ему все, что я думаю о такой охоте!

Авал Банну отдыхал, подложив руки под голову. Он не спеша приоткрыл один глаз и посмотрел на рассерженного мальчика, который стоял над ним:

– И вы решитесь прервать его сон, мой принц? Да он сразу же отправит вас назад в Питор.

– Ну и пусть! – вызывающе заявил Джаджи, скрестив руки на груди. – Уж лучше я весь день буду слушать, как Динна Ганд рассказывает легенды, чем участвовать в такой охоте!

Авал Банну неопределенно хмыкнул и прикрыл глаз.

– Вот увидишь, я так и сделаю! – пригрозил мальчик.

Старик индус вздохнул и приподнялся на локте.

– Тигра невозможно выманить на открытое место, пока светло, – терпеливо объяснил он. – Только в сумерки он выйдет к водопою. А к тому времени ваш брат и его оруженосцы уже займут места в malhans, укрытиях. Они сделаны из веток деревьев и не очень удобны, так не лучше ли скоротать это время по-другому, отдохнуть здесь и набраться сил?

– Да, но...

– Не лучше? – не отставал Авал Банну.

– Ну хорошо, лучше! – взорвался Джаджи, топнув ногой. – Но я ничуть не устал и не хочу лежать здесь и притворяться, что сплю! Чем мне заняться?

– Можешь пойти со мной, – предложила Иден, которая появилась, как раз когда Джаджи задавал последний вопрос. – Хаджи Бад дал мне мешок сахарного тростника для слонов.

Джаджи сразу оживился, обычно его и близко не подпускали к этим огромным животным, когда они отдыхали в дворцовых стойлах.

– Мы действительно будем их кормить, Чото Бай?

– Конечно. Пойдем, пусть наш почтенный друг отдохнет немного. Да приснятся вам приятные сны, cha-cha.

– Идите, идите отсюда, – добродушно проворчал Авал Банну, глядя на улыбающееся юное лицо Иден, и закрыл глаза, не дожидаясь, пока она плотно прикроет его свободным концом чалмы, прежде чем присоединится к погонщикам и конюхам. Он знал, что в их компании Иден будет в полной безопасности, ее любили все, да и Джаджи будет полезно отдохнуть от сверхвнимательных опекунов, оберегающих каждый его шаг. Быстро погрузившись в неглубокий старческий сон, он улыбнулся, услышав веселый смех мальчика.

– Смотри, Чото Бай! – как раз в это время с восторгом кричал Джаджи. – Он меня любит, правда?

– Держи тростник ровно, а то уронишь, – предупредила Иден, наблюдая, как Джаджи радостно протягивает руку к огромному слону.

– Ты его испортил, Чото Бай, – пожаловался погонщик, отдыхающий рядом. – Смотри, он шарит в твоих карманах, ищет угощения.

– Он умница, знает, что заслужил награду, – с улыбкой отозвалась Иден. Мягкий теплый конец хобота ощупывал сверху ее чалму. Иден ласково обратилась к огромному животному: – Ты воистину принц из принцев, Булкулай.

– Можно, я дам ему еще, Хаджи Бад? – попросил Джаджи. – Ну, пожалуйста.

– Вот здесь в мешке есть еще тростник, мой принц.

Неподалеку в тени раскидистого дерева сидели двое индусов и молча наблюдали за действиями возбужденного мальчика. Вскоре один из них заметил:

– Брат раджи растет храбрым. Смотри, он бегает между ногами у этой туши и не боится, что слон раздавит его.

– А эта иноземка еще смелее, – подхватил другой. – Всем известно, нрав у Булкулая крутой, а ей он разрешает делать с собой все, что угодно. Попробовали бы другие! Хаджи Бад, мой двоюродный брат, говорит, что Булкулай мало кого любит.

– Подумаешь, – презрительно произнес первый, – это только потому, что она проводит с ним все время, пока он в стойле, играет, нянчится. Такое поведение более приличествует nauker, простолюдинке, а не женщине из зенаны.

Его собеседник промолчал: он хорошо знал, что Гар Рам, старший конюх раджи, недолюбливает девушку-иноземку с тех пор, как она в прошлом году одним выстрелом уложила замбара, в которого Гар Рам не попал, хотя очень хотел убить его. Хотя Гар Рам и был одним из лучших стрелков штата, ценил он себя все же незаслуженно высоко. Гордость охотника была серьезно уязвлена тем, что его обошла женщина, да к тому же еще и англичанка. Во дворце хорошо знали его тяжелый, мрачный нрав, а брат раджи, Джаджи, даже сравнил его однажды с надутым индюком.

– Я всегда придерживался мнения, что англичанке негоже перенимать наши обычаи, – добавил Гар Рам с презрением, глядя на молодую женщину в свободной блузе и полотняных шароварах, которая, казалось, даже не замечает их присутствия. – Она просто насмехается над ними, когда принимает то, что ее устраивает, и отбрасывает все остальное.

– Верно, Чото Бай ведет необычную жизнь, – согласился собеседник, который искренне симпатизировал девушке, – но она всегда соблюдает законы purdah. Покойному радже ни разу не пришлось краснеть за нее. Я не удивлюсь, если боги окажут ей особую честь и в следующую жизнь она родится в Индии.

– Подумаешь, – небрежно бросил Гар Рам.

– Советую тебе попридержать язык, – искренне предупредил его друг. – Если слухи верны, раджа собирается соединить свою жизнь с ее, и она получит власть, с которой нельзя будет не считаться.

У старшего конюха окаменело лицо.

– Это что еще за чепуха?

– Это только слухи, – отозвался другой, оправдываясь. Он с опозданием понял, что не сдержался и сболтнул лишнего. – Во дворце вечно всем перемывают косточки, в этих слухах ни слова правды, я уверен.

– Да, но на пустом месте такие слухи не возникают. – Гар Рам погладил бороду и помолчал.

Второй заговорил, успокаивая его:

– Не бойся, брат. Раджа никогда не женится на женщине, которая не принадлежит ни к одной касте. Это навсегда осквернит его.

– А может, было бы лучше, если бы она умерла? – мрачно сказал Гар Рам. – Ее присутствие в Маяре – оскорбление для нашего народа, оно оскверняет наших людей. Жаль, что наш покойный раджа не понимал этого.

– Chup! Придержи язык! – опять предупредил его собеседник. – Смотри, вон от реки приближается какой-то саиб. Верхом, видишь?

– Да это всего лишь один из англичан, – с презрением отозвался Гар Рам. – Не сомневаюсь, он по-нашему не понимает. Да и на таком расстоянии вряд ли что услышит. Замолкни со своими страхами, Шоки Лал, презренный трус!

Однако Гар Рам ошибся дважды. Приближающийся к ним саиб не только прекрасно говорил на хиндустани, но и в горячем, неподвижном воздухе слова конюха разнеслись так далеко, что Хью Гордон все услышал и понял. Он сделал вид, что не замечает их присутствия, медленно проехал мимо и спешился на порядочном расстоянии.

Разомлевший конюх в испачканной о траву рубахе поспешил увести его жеребца, и только после этого граф позволил себе украдкой обернуться. Он сразу же увидел Иден Гамильтон, болтающую с Джаджи, и несколько смеющихся погонщиков рядом со слонами. Иден была одета так же, как погонщики, в полотняные шаровары и муслиновую чалму. Казалось, она не замечает ни графа, ни двоих индусов в тени дерева, наблюдающих за ней. Один из них был в форме копьеносца, а другой – в одежде конюха.

«Так, значит, у Иден Гамильтон все же есть враги во дворце», – с интересом подумал Хью. Какой бы сказочно-волшебной ни была ее жизнь, опасность подстерегает девушку, хотя она скорее всего и не подозревает об этом. Вообще-то, конечно, ему до этого нет никакого дела. Интриги и политика, ненависть и ревность заполняли жизнь обитателей любого индийского дворца. Маяр – не исключение, но его это не касается.

– А, вот вы где, Роксбери! – раздался у него за спиной голос капитана Молсона. – Я уже было собирался послать за вами одного из конюхов. Раджа проснулся и приглашает нас к себе в шатер. Кажется, мы хорошо подготовились к охоте. Боже, ну и жара! – Он со вздохом вытер со лба пот промокшим платком. – Хорошо прогулялись? Харри Диз сказал, что вы отправились на верховую прогулку, но я ему ответил, что он, должно быть, обезумел, если поверил в это. В такую жару! Когда можно было добрый час отдыхать под прохладой опахал.

Граф с неприязнью посмотрел на капитана, но Молсон не заметил этого. А если бы заметил и догадался, чем вызваны чувства графа, наверняка бы встревожился. Но граф просто пожал плечами и не спеша ответил:

– Очень хорошо, Молсон. Чего же хочет от нас раджа?

Лагерь пришел в движение, когда они вошли в шатер раджи, а к тому времени, когда они покинули его, солнце уже склонилось к закату, и прозвучал приказ продолжить движение. Места для засады были подготовлены заранее на южной стороне близлежащего источника, у которого два дня назад перепуганные крестьяне встретили тигра. В этих укрытиях должны были расположиться раджа со своими оруженосцами, несколько ближайших придворных и, как знак особой чести, члены британской делегации, получившие приглашение присоединиться к радже.

Когда значительно меньшая по размерам, но такая же праздничная процессия покидала лагерь, граф заметил Иден Гамильтон. Она ехала верхом в компании принца Джаджи и бородатого индуса, которого граф не знал. Его не удивило ни то, что девушка сидит в седле, будто родилась в нем, ни то, что в своем одеянии она походила на красивого юношу из рода Раджпутов. Граф невольно улыбнулся. Да, Иден Гамильтон – необычная девушка, и чем больше он ее узнавал, тем более укреплялась его уверенность, что она может стать достойной супругой любого раджпутского правителя. «Жаль, что это будет Малрадж», – подумал граф и сразу помрачнел.

– Разве брат раджи не присоединится к засаде? – поинтересовался он у носильщика, шагавшего рядом с его гарцующим жеребцом.

– Нет, саиб. Слышали, как он жаловался, что ничего не увидит из-за голов охотников? Раджа великодушно позволил ему наблюдать за охотой издали, с противоположного берега. А загонщики как раз выгонят тигра на этот берег, так что молодой принц все отлично увидит.

Это было правдой. Авал Банну сам выбрал место не более чем в двадцати шагах от берегов мелкого озерца, окруженного густым колючим кустарником, который должен был надежно скрыть их от глаз тигра, когда тот появится. Охотники сидели в засаде на том берегу, где ждали тигра. Таким образом, молодой принц со спутниками будет находиться вне линии огня. Мальчик с жадностью оглядел выбранное место и остался доволен.

– Теперь мы должны набраться терпения, мой принц, – предупредил его Авал Банну. – Неизвестно, когда загонщикам удастся загнать тигра в засаду, чтобы он не смог сбежать. Они начнут далеко с севера и погонят его в нашу сторону.

К чести Джаджи, он проявил завидное терпение, потому что ждать и в самом деле пришлось долго. Близился вечер, свежий ветерок прошуршал в высокой золотисто-бурой траве, но никакого движения на равнине так и не было. Охотники в засаде тоже сидели не шевелясь. Как ни странно, но Иден первой начала испытывать беспокойство: а что, если эскорт Эдгара Ламбертона покинет Маяр на следующий день утром, а вместе с ним уедет граф Роксбери? Она старалась отогнать от себя эту мысль – и не могла. Правда, ничуть не жалела, что больше не увидит этого человека, но ее странно тревожила мысль: завтра настанет утро, и она опять останется единственной иноземкой в Маяре.

Хотя нет, не совсем верно, останутся новый британский резидент и его помощники. Но Иден против воли испытывала к Ламбертону ту же неприязнь, что и Аммита. Он был не совсем тем человеком, с которым Иден хотела бы подружиться, но тем не менее по совершенно непонятной причине присутствие англичан непреднамеренно разбудило в ней странную тягу к своим, ей захотелось очутиться среди британцев. Ей и в голову не приходило, что она так обрадуется возможности говорить на родном языке или оказаться лицом к лицу с человеком, которому было в высшей степени безразлично, что она нарушает закон purdah. Впервые с тех пор как мощные ворота дворца закрылись за ней, Иден серьезно задумалась о своих соотечественниках, о том, что они думают и делают и сколько их все еще остается на бескрайних просторах Индии, за границами Маяра.

– Слушайте, слушайте, они приближаются!

Утомительная тишина наполнилась скрипом кожаных седел и горячим шепотом Джаджи. Невысокие холмы казалось, поглощают эхо, и сначала Иден, которая сразу же выпрямилась в седле, ничего не услышала. Потом к шороху сухой травы добавились отдаленные глухие удары барабанов – это загонщики полукругом продвигались по лесу в их направлении. Они были где-то на расстоянии мили к северу от озерка и барабанной дробью гнали тигра к засаде. Почувствовав общее напряжение, лошадь под Иден тревожно переступила. Иден натянула поводья, приказывая ей стоять смирно. Взгляд Иден остановился на засаде, где Малрадж наверняка уже нацеливает свое драгоценное английское ружье.

«В засаде, конечно, полно народу», – подумала девушка. Когда раджа стрелял, ему всегда прислуживали бесчисленные оруженосцы, конюхи и другие слуги. «Британцы тоже сейчас с ним, – мелькнуло в голове Иден. – Понравится ли графу Роксбери вкус предстоящего убийства?»

Лошадь навострила уши и тихо фыркнула. Иден быстро подняла голову и увидела антилопу, которая пришла к водопою, не обращая внимания на барабанную дробь.

– Но если тигр где-то поблизости, почему антилопа не боится? – прошептал Джаджи с явным разочарованием. – А вдруг тигр ускользнул?

– Не спешите с предположениями, мой принц, – мягко отозвался Авал Банну. – Посмотрите сюда.

Иден повернула голову и задержала дыхание, когда увидела, что антилопа внезапно насторожилась и бросилась к лесу. Руки девушки непроизвольно натянули поводья, хотя нужды в этом не было – под ней была хорошо выученная лошадь, которая и так стояла тихо. Все замерло, люди боялись даже дышать, барабанщики прекратили бить в барабаны, казалось, все глаза и уши устремились в одном направлении.