Текст книги "Нетвой"

Глава 7
Антон

Этой ночью я сплю, потому что потискать Олю все-таки удалось. Я как ненормальный теперь на ее прикосновениях только и существую. Перепадает что-то – крепко сплю. Не вижу ее целый день – мучаюсь с бессонницей и с ума потом целый день схожу невыспавшийся.

Не успеваю толком проснуться, как в дверь кто-то звонит. Ну кого еще принесло? Иду открывать прямо в трусах, пусть скажут спасибо, что не без них, нехер в такую рань приходить.

Открываю дверь, и… Даша. Да что ж ты…

– Даш, ты опять?

– Можно войти? – Стоит жмется, губы кусает, как будто и не Даша даже. Всегда развязная, ничего не стесняется, а тут тушуется, как котенок, в угол отморозками забитый.

– Ну входи. – Пропускаю внутрь и иду натягиваю шорты. От Даши надо подальше держаться, она знает рычаги давления на меня, опять на колени встанет, а я голову потеряю, буду потом себя винить, что Оле изменил, несмотря на то, что мы даже еще не вместе. – Зачем ты пришла, Даш? – Иду на кухню, жрать хочется так, как будто сто лет не ел. В холодильнике мышь повесилась, придется доставку заказывать. В такие моменты я очень хочу вернуться к маме, чтобы питаться нормально, потому что я тот еще кулинар.

– Картошка есть? – спрашивает Даша, входя следом за мной. Киваю. Картошка есть, лук, кажется, тоже. – Давай пожарю, будешь?

Картошку-то? От этого у меня мозги еще сильнее, чем от минета, отключаются. Даша знает два рычага давления на меня, хорошо, что про сырники и о том, что я обожаю, когда мне, как коту, за ухом чешут, только мама знает. А то бы Даша меня в плен взяла со всеми этими знаниями, и я бы не сопротивлялся вообще.

Первые минут десять она колдует на кухне молча, а я так же молча сижу за столом, наблюдая за ней. И… вот все. То, что еще несколько недель назад при виде нее в груди теплело и даже искрило немного, сейчас даже не нагревается и самым тусклым светом не загорается. Сдохла бабочка в животе, так и не начав летать.

А вот глаза закрываю, Олю представляю, и все, ураган внутри какой-то, по спине мурашки бегают, даже улыбка на губах тянется, которую Даша как себе адресованную расшифровывает.

– Антош… – говорит, поворачиваясь ко мне лицом. Картошка шкварчит на плите, а у меня слюни уже реками. Еще одна ведьма. – Я извиниться хотела. Неправильно поступила, не спорю, но ведь и ты не самый внимательный мужик ко мне был! Приезжала раз в неделю, тебе хватало, больше встреч ты не искал.

Киваю, знаю, Даша права. И сейчас я понимаю почему. Потому что не екало, потому что… ну потому что Даша не Оля. Теперь мне хочется с утра до ночи в спорткомплексе торчать, если будет возможность там с Крохой пересечься.

– Даш, ну разрулили же? – Я надеялся, что да.

– У меня ноль шансов? – сбивает с толку вдруг тихим голосом. Да какие шансы, мать твою, тебе это на хер никогда не нужно было!

– Дашка, послушай, пожалуйста. – Встаю и подхожу к рыжей, хорошая она все-таки, просто не сложилось, бывает, не смертельно. Обнимаю. – Если бы нам суждено быть вместе, мы бы были, столько раз могли сойтись, правда? Но не судьба, видимо. Как у вас там, у девчонок, говорят? Разные дорожки у нас с тобой.

– Почему ты вдруг передумал? – Поднимает голову и смотрит так жалобно, что сердце сжимается. Сука, ну что ж с вами так сложно-то!

– Да влюбился я, Даш, – признаюсь. Она отходит мешать картошку. – Как идиот, прикинь? А ей похер на меня. Бегаю за ней как щенок, других и видеть не хочу, аж бесит, веришь?

– Верю, – хмыкает, – что бесит. Что влюбился – неожиданно. Но я рада за тебя, честно.

Улыбается искренне, правда рада. Не верила, что Антошка влюбиться может, а тут новости такие.

– Прости, ладно? Ты классная.

– Я знаю. – Выключает плиту и еще раз идет обниматься. Как-то иначе… по-дружески, что ли. Комфортно. Обнимаю, носом в макушку зарываюсь, и уже не противные волосы эти, мягкие даже, апельсином пахнут.

– Давай я тебя с кем-нибудь из команды познакомлю?

– О нет, увольте, – нервно хихикает, – с хоккеистами я завязала, вы все с придурью, не хочу. С тобой можно завтракать?

Киваю. Можно, конечно.

И завтрак уютный какой-то, как будто не было между нами ничего, а всю дорогу как брат с сестрой общались. К лучшему, слез, истерик и взаимной ненависти я не вынес бы, да и зачем? Ничего друг другу не обещали, трахались по обоюдному согласию. Не срослось, и ладно, отношения портить не будем.

Скорее всего, общение наше этим завтраком и закончится, но… Кто знает, да?

– Ладно, влюбленный Антошка, – хохочет Дашка, когда после завтрака собирается домой, – давай там, все свое обаяние в кулак собери и действуй. Девчонки любят настойчивых, понял?

– Понял я, понял.

Я-то понял, но там стена непробиваемая, хоть бульдозер заказывай.

* * *

– Три подхода по пятнадцать отжиманий напоследок, – говорит довольная Кроха, оглушая нас громким свистом. Этот свисток ее – чистый секс. Издевательство, ад для моей выдержки. То пальцами крутит его туда-сюда, то губами обхватывает, фантазии вообще неприличные в моей голове этим движением рисуя. А когда она в майке, я сам хочу этим свистком стать. Потому что, как он в ложбинку ей падает… Это просто каторга, правда, у меня слюни текут.

– Ольга Сергеевна, а вы сегодня в ударе, – ржет Сава. Сам тренер, но с нами почти всегда занимается, не прогуливает, – тренировка на полчаса дольше, лишние подходы на отжимания. Настроение хорошее?

– Тебя мое настроение, Савельев, волновать не должно.

– Так я не для себя спрашиваю! Есть кандидаты на ваше настроение. – Смотрит на меня быстро, не прерывая отжиманий, а я глаза в пол. Знает же, что бреет меня Кроха, зачем начал вот?

– Есть кому беспокоиться о моем настроении, поэтому кандидаты ваши не актуальны. – Мигом злится, опять свистит в этот дурацкий свисток и разворачивается к спорткомплексу, быстро сказав, что тренировка окончена.

– Ну и чего она, – чешет затылок Серега, – не вернется?

– Завтра вернем, – говорю, вставая. Мышцы затекли, она реально нас сегодня сверх нормы гоняла. Опять. И без растяжки. Руки почти дрожат от лишних отжиманий, но боль приятная. Хорошо отвлекает от гнили на сердце. – Мы и так на полчаса больше впахивали.

– Давайте, мужики, у нас лед через полчаса, – говорит Колос, – курить если, то сейчас, не перед тренировкой, тренер спалит, еще больше пахать будем.

Уходим за угол, проходя чуть дальше, чтобы Крохе в окно не попадаться и чтобы дым не тянуло ей. Аллергия же, мы все помним.

– Ну чего там, Коваль? – затягивается Сава. Не спалила еще коротышка, видимо, раз курит расслабленно. – Не уложил нашу тренершу? Или не поддается обаянию нашего мальчика?

– Сава, хотя бы ты меня мальчиком не называй! – злюсь. У меня на это слово уже кулаки непроизвольно сжимаются. – Ни хера, даже подойти к ней не дает. «Ковалев, я старше вас, и вообще я ваш тренер, бла-бла», ты же слышал, колючая вся, – копирую Кроху, выбрасывая половину сигареты. Бесит, даже курить не хочется. Подраться бы с кем-то, да не с кем. Надо в зал сходить, грушу поколотить, хоть там энергию выплеснуть, а то уже за ушами звенит.

– Так, может, у нее мужик есть? – спрашивает Колос. – Поэтому отшивает тебя? Логично, не? Сказала же, что есть там кому о настроении ее думать.

Смотрю на него в упор. В смысле, мужик? Я такого варианта даже не рассматривал. Потому что… а почему? А хер знает. Решил сразу, что моей будет. А вдруг и правда мужик? Нет, не стена он, конечно, его и сдвинуть можно, а если любит? Вдруг свадьба у них на носу? А если вообще давно женаты, но она просто кольцо не носит?

Да сука!

– Колос, чтоб тебя! – Со злости пинаю какой-то камень под ногами, чтобы просто выплеснуть эмоции, но сзади раздается звук разбитого стекла. Да твою ж…

Через секунду – женский крик. Ее, точно, ни с кем не спутать.

Поворачиваюсь – точно в ее окно попал в спорткомплексе, где ей совсем недавно комнату типа кабинета выдали.

– Ну давай, давай, если что, я разбил, спасай свою Кроху, – хлопает по плечу Сава, и я как ненормальный со всех ног бегу к ней, очень надеясь, что она не поранилась.

Рывком дверь открываю, осматриваю помещение. В стекле дыра, пара осколков на столе валяется, камень этот несчастный на полу. Олька стоит как парализованная, руки к груди прижимает, а лучше бы меня прижимала, честное слово.

Подхожу ближе, за плечи хватаю, осматриваю всю на предмет порезов. Ну, вроде нет.

– Не порезалась? – спрашиваю, в глаза заглядывая. Потому что окно прямо за ее спиной, если она сидит за столом. А где она была в момент моей безответственности, я не знаю. – Целая?

– Да, порядок, я только зашла, испугалась. – Кроха в себя приходит и тут же отстраняется, дистанцию между нами сохраняя. Колючка. – Кто разбил?

– Я, – честно говорю, не утаивая. Мог бы все свалить на Саву, как тот и предлагал, но не хочу. Все равно холоднее ко мне она не станет. Некуда, блин, холоднее.

– Зачем, Ковалев? Неужели это какой-то новый способ флирта? Учтите, он дурацкий. – Хмурится, ежится, отворачивается и из-за шкафа достает веник.

– Да я просто камень пнул, с траекторией не рассчитал, – забираю у нее из рук веник, а она смотрит странно, удивленно. – Что, Кроха? Я накосячил, мне убирать.

– Не смейте меня так называть, Ковалев! – шипит, точно змеюка, руки на груди складывает, смотрит, как я убираюсь. А я молчу. Убираю все осколки с пола и стола, сметаю, отправляю в мусор, и только тогда к Ольке моей недоступной возвращаюсь, на целую голову над ней возвышаясь. Ребенок, мать твою…

– Прекрати меня отталкивать, Оль, – смотрю на нее, глаза эти зеленые, губы сами по себе красные, сожрал бы, прямо тут сожрал… Еще и диван позади нее так призывно стоит, ну точно просит прямо на нем доказать ей, что со мной хорошо может быть. Очень хорошо. – Скажи, что не нравлюсь.

– Не нравишься, – шепчет сразу, без запинки, а сама глаза опускает, чтобы в мои не смотреть. Правильно, Оль, не смотри лучше, потому что тону я безвозвратно, захлебнуться страшно, ты же не подашь руку, чтобы вынырнул, ты только на голову сильнее надавишь, чтобы точно утонул.

– Совсем? – психую. Чувствую, как кровь кипит, бесит все, хочется вообще все окна к чертям разбить.

– На девять из десяти.

– Девять?

– Спортсмен ты хороший. Это нравится. – И в самый последний момент поднимает голову, уничтожая безразличным взглядом. Спасибо, Оль, как раз этого не хватало.

Качаю головой, усмехаюсь. Вот же влип, а… Попалась недотрога, все ей не нравится. Но ведь ни разу не сказала, что мужик есть, да? Если бы был, сказала бы? Когда стану ее мужиком, хочу, чтобы всем недоухажерам про меня говорила.

Но пока ухожу. Не нравлюсь я, как выяснилось, совсем.

– Стекло закажу, приедут поменяют, – бросаю напоследок и опять хлопаю дверью. Бесит.

Глава 8
Антон

Крохой ее не называть. Внимания не уделять. Цветы не дарить, не флиртовать.

И вообще ты на один из десяти, Ковалев. Все остальные девять в тебе не устраивают.

Слов нет!

Ночь за окном, часа три точно, а я вместо того, чтобы спать, в голове разговор наш гоняю и думаю, то ли правильно поступил, что свалил, то ли надо было доказать ей, что я не маленький ребенок и что могу понравиться ей на все одиннадцать из десяти.

Вот кто вообще придумал все эти чувства, симпатии? На хера? Чтобы потом в безразличные глаза смотреть и чувствовать, как в грудной клетке сердце в труху превращается?

Не говорю, что она должна была на меня прыгнуть с первой встречи, хотя, честности ради, я был бы очень не против, но, сука, неужели настолько не зацепил? Там во взгляде пустота была, смотрела на меня как на неодушевленный предмет, спасибо, что вообще поговорить решила, а не пнула, как я тот камень несчастный, который прямо в кабинет ей залетел.

Говорят еще, что мужики дерьмовые, что отношения для нас пустой звук, что девушек мы не ценим. А нас кто ценит? Она даже шанса не дает! Отталкивает и отталкивает, как будто я прокаженный какой-то.

Ладно, допустим, мы слишком мало знакомы, хер с ним, сказала бы, что тороплюсь, я бы притормозил, без вопросов вообще. Но, сука, она ж молчит! Просто вот это надменное «так делать не стоит» и «не нравитесь, Ковалев». Даже малюсенькой надежды не оставляет, ведьма колючая.

Но я не сдамся. Меня в первый раз так на девчонке заклинило, второго раза такого я не переживу, поэтому надо добиться и забыть об этом чувстве дурацком, просто сделать ее своей и радоваться жизни. Хочу ее так, что искры перед глазами. Обнять, поцеловать, себе забрать всю целиком. В штанах уже привычно ноет, член на мысли о ней реагирует моментально, а мне хоть вой, хоть на стену лезь. С другой не хочу. Мог бы поехать в клуб и найти кого-нибудь на ночь, чтобы напряжение снять, но от одной мысли тошно. Это что, совсем уже дурка, да? Реально не хочу других, Олю хочу, до чертиков.

– Сука! – Злость клокочет в венах, забив на все, иду в душ, включаю воду похолоднее, спать все равно уже не выйдет.

Поднимаю голову, стою под ледяными струями, пытаясь снять напряжение, но перед глазами снова Кроха, и становится только хуже. Мысли все в тумане, член болезненно дергается, и я выкручиваю вентиль на теплую и как подросток обхватываю себя рукой, пытаясь избавиться от тупого ощущения никчемности и одиночества.

Оля в моих мыслях улыбается и губы свои красные облизывает, а я сжимаю кулак крепче и ускоряю темп. Вожу по стволу рукой, ярко представляя, что это Оля со мной делает, упираюсь свободной рукой в стену, чтобы не упасть, и позорно дрочу на девчонку, расположения которой не могу добиться.

А Оля в моей голове совсем не такая, как настоящая. Она податливая и мягкая, она обводит ноготками мой пресс и сладко целует в губы, и, как только становится на колени, я кончаю на пол собственной душевой, низко простонав имя моей бессонницы.

Это просто какое-то издевательство.

Под утро засыпаю. В голове пустота, в яйцах, слава богу, тоже, хоть это не бесит пока, хотя не уверен, что это надолго. Наверняка завтра Олю увижу и снова выть начну.

Хорошо, что сегодня у нас выходной, я бы в таком состоянии снова запорол бы всю тренировку, Палыч бы меня со свету сжил за очередные косяки, он и так уже на меня с подозрением смотрит за то, что летаю где-то постоянно.

Завтра у нас игра, перед игрой всегда выходной, и мы командой решили на природе собраться. Недалеко озеро, лес, красота же. Мясо пожарить, песни поорать, не пить, главное, а то игру сольем, а такого мы сами себе не простим.

Ехать, если честно, не особо хочется, но заставляю себя, потому что расслабиться и улететь мыслями от Оли нужно, иначе я реально скоро пойду сдаваться в дурку, потому что не могу совладать с собственной головой. К обеду встречаемся у магазина, заваливаемся толпой, скупаем все, что есть на полках, и уже в хорошем настроении едем на озеро, громко слушая музыку в машинах. Погода – кайф, самое то, чтобы ехать на природу, и, прежде чем успеваем разместиться и разобрать продукты, мы с мужиками как дети бежим в воду, остужаясь и кайфуя от прохладной воды.

На пару часов забываюсь, жру мясо, подпеваю песням, орущим из колонки, поддерживаю разговоры всей толпы. Нас много, почти вся команда, а кто-то с девушками и женами. В общей сложности толпа почти сорок человек, и, казалось бы, отдыхай, Антошенька, да кайфуй, но вот ни хера.

Потому что парочки эти счастливые не бесят больше, как раньше, а какую-то тоску навевают. Хочется и самому закинуть на плечо малявку свою, в воду утащить под визг, прикрывать полотенцем ее, чтобы другие не пялились, кормить с рук, потому что горячее, чтобы она не обожглась. Смотрю на этих лбов здоровых, которые рядом с девчонками в ангелочков превращаются, и тоже хочу ангелочком таким же стать, но ей то ли дьявол нужен, то ли в принципе кто-то другой, кто зацепит ее так же, как и она меня.

– Антошка грустит, – звучит на ухо негромко, и к спине прижимается холодное и мокрое от воды тело. Лиза быстро обнимает меня, а потом садится рядом, заглядывая в глаза. Как эта мелкая всегда так четко эмоции считывает, я не знаю, но она могла бы быть хорошим психологом. – Лиска, – хватает подругу за руку и тянет к нам, – нужен план спасения Ковалева от грусти. Что будем делать?

– Предлагаю вколоть порцию любви, – улыбается Неженка, присаживаясь рядом. Цветник, елки-палки. – Ну чего ты, Антош?

– Совсем влюбился? – спрашивает Лиза грустно, смешно поглаживая меня по голове, как будто я ребенок маленький и это я ей до локтя еле достаю, а не она мне.

Киваю, смысл скрываться? На лице же все написано.

Лизка прижимается к одному плечу, Алиса к другому, и меня распирает от радости за друзей, какие у них замечательные половинки.

Нет, мне точно в дурку пора.

– Коваль, я ревную, – ржет Сава, обернувшись на нас. Колос поддакивает.

– Правильно делаете, – смеюсь в ответ, и девчонки хихикают. Они не ревнуют. И правильно делают.

– Нет, ну а она что, совсем-совсем к тебе никак? – спрашивает Колосова.

– Психует, когда я с ней на «ты», просит не подкатывать, сказала, что не нравлюсь ей на девять из десяти.

– Даже я так Тему не отшивала, – удивляется Лиза. – Что ей не так-то?

– Ну, судя по всему, ее не устраивает, что она старше меня. Трагедия пипец просто, как будто мне десять, – опять психую, потому что я проблемы вообще не вижу. Четыре года всего! – Короче, стена непробиваемая, и, походу, кругом построенная. Ни пробить, ни обойти, и перелезть не получается.

– Да поцелуй ее, и все! – говорит Лизка. – Зажми и поцелуй. Я вот в Тему втрескалась, когда он меня поцеловал. На спор с тобой, кстати, – хохочет, – так что давай теперь на спор со мной ты ее поцелуешь?

– Ой, Лиз, – включается Неженка, – не всем нравятся властные парни!

– Да что ты? – хихикает Лизка. Изо всех сил держусь, чтобы не ржать, потому что о чертятах Колоса от самого Колоса наслышан, просто Неженку смущать не хочется.

– Идите вы оба, – прищуривается, – спелись, посмотри на них! Я помочь хочу вообще-то. Вот когда Егор резко перестал внимание на меня обращать, я сразу поняла, что мне его не хватает. Так, может, и тебе так?

– Лис, это только на тебя действует, – говорит Лизка. – Говорю тебе, поцелуй, да и все. Даже если оттолкнет, что-то у нее екнет, если нравишься, ты увидишь.

Помощницы, блин. Прижми, не трогай, поцелуй, не обращай внимания. Супер.

– Коваль, а хочешь, мы вас в кладовке закроем? – поворачивается Сава.

– Она меня покусает, и я от змеиного яда умру, ага. Не надо, придумаю что-то. Спасибо, девчонки.

Встаю. Настроение к плинтусу свалилось, сам себя раздражаю и друзей бесить не хочу. Девчонки просят остаться, но смысла не вижу, только рожу кислую всем демонстрировать.

Еду к родителям. Отец дома, наверное, давно с ним не виделся, да и маме обещал заехать как-нибудь не на полчаса.

Нужно что-то делать с собой, иначе я завтра просру игру, а это уже крайняя стадия помешательства. Может, мама подскажет, как с ума не сойти, потому что у меня самого не получается.

Дома, как всегда, пахнет вкусненьким, и я, как будто не обожрался шашлыка полчаса назад, иду на самый вкусный запах в мире.

– Ма? – говорю негромко, чтобы не напугать. Мама радуется. Хоть кто-то радуется, когда я прихожу. Обнимает меня, в щеку целует.

– Привет, хороший мой. У тебя все в порядке?

Да, ма, отлично вообще. Влюбился впервые, хер знает теперь, что с этим делать.

– Порвал с Дашей. – Мама одобрительно кивает, соглашаясь с решением. – Влюбился в нашего тренера.

– Надеюсь, речь не про Виктора Павловича, – говорит отец, входя на кухню. – Здравствуй, сын.

– Нет, не о нем, – пожимаю отцу руку и улыбаюсь. Даже не представляю, что должно в жизни случиться, чтобы я перестал обращать внимание на красоток, и… нет, короче. – У нас тренер новая на земле, Ольга Сергеевна. Вот, все, втрескался по уши. Спать не могу, а она только отталкивает.

– Красивая? – спрашивает мама с улыбкой. Романтичная душа.

– Очень. – И сам как идиот улыбаюсь. Ну вот, отвлекся… – Она старше, ма.

– Ей сорок?

– Двадцать шесть.

– Если ты думаешь, – говорит отец, утаскивая из сковородки кусочек мяса, – что мы будем тебя отговаривать и доказывать, что это плохо, то вспомни, что твой древний отец старше твоей молодой матери на девятнадцать лет, и пойми, что в этой семье всем плевать на возраст, если есть любовь.

Да мне тоже плевать. Жаль только, что у Оли другое мнение на этот счет.

Еще недолго болтаю с родителями, сегодня даже странно легко с папой, это радует.

Мы ужинаем, и я понимаю, что желание ехать куда-то отсутствует напрочь. Дома опять не усну, завтра игра, нужно быть в полном порядке, тем более, пока ехал, позвонили из фирмы, утром приедут ставить стекло, мне нужно присутствовать.

– Ма, можно я у вас останусь? Спать охота, ехать не хочется.

– Ты же знаешь, что тебе не нужно спрашивать разрешения, чтобы остаться в собственном доме, Антош. Твоя комната навсегда твоя.

И хорошо как-то… И сплю тоже крепко. Не хватало этого.