Текст книги "Охота на неприятности. (Полина и Измайлов)"

2

С утра зарядил дождь. Он был какой-то робкий – прольется и уступит солнцу, снова попробует и затаится в тучах. Но я с удовольствием пробежалась. И смиренно выслушала за завтраком признание Измайлова в том, что ему нужно в управление. Подумаешь, воскресенье наступило. У полковника ненормированный рабочий день, ненормированная жизнь. Спросила только:

– А квартиру опечатали? Можно мне туда съездить? Вдруг Иван позвонит.

– Поленька, очнись. Для тебя эта история закончилась. Занавес.

– Точно, Вик. Короли и шуты стирают грим, переодеваются и становятся неузнаваемыми. И влипают в другие истории, подчас не менее захватывающие, чем на сцене.

– Сентиментальный бред.

– Нет, милый. Ты не хуже меня знаешь, что ничего путного от явившихся за трупом отмрозков добиться не удастся. Вам необходимо, чтобы квартира была обитаемой. Не обижайся, пожалуйста, но тело Сереброва никому не нужно, разве что родственникам.

– Женское коварство, – проворчал полковник. – Вчера называла меня гением и сама целовала, а сегодня…

– Вик, ты гений. Ты предрек, что труп будут выносить. Но оцени действие трезво – оно бессмысленно. Когда Балков задал тебе вопрос об этом самом выносе, ты, не раздумывая, сказал: «Хотел Полину отсюда отвадить». И привадил. Вик, в этой однокомнатной конуре есть еще что-то. Его будут искать. Искателям надо мешать хотя бы своим присутствием. По-другому убийство вам не раскрыть. Я обещаю, что не буду там жить. Но наведываться, показываться можно. Вспомни, перед тобой не Полина Данилина, а Елена Емельянова из Нижнего Новгорода, которая завтра идет в «Реванш» на работу. Скажем, вчера я прибралась и отправилась ночевать к подружке. А сегодня вернулась домой. Почему бы вам не побеседовать со мной, как с остальными? Вам не следует опечатывать дверь, чтобы не вспугнуть меня. Человек, ухитрившийся снять квартиру с мертвецом, сыщикам по меньшей мере интересен. Вы ведь будете опрашивать соседей. Пусть Вера Сергеевна меня пожалеет. Снять жилье за такие деньги и попасть в переплет. Кроме того, незавидное мое положение обязывает позвонить Ивану и потребовать назад аванс и залог. Но не раньше, чем вы меня посетите и расскажете, что произошло. А просто исчезать глупо. Не может приезжая девушка, отдав последние баксы, уйти бомжевать, даже не попытавшись их вернуть. Не подставляй меня, милый. Вам пока ничего толком не известно. А я не хочу, чтобы преступники заподозрили во мне конкурентку, которая умыкнула нечто и скрылась. Во тогда меня будут вычислять. И вычислят. Тогда я буду в опасности.

Я несла все это, не вдумываясь в смысл. Приступ красноречия вызвало плескавшееся в башке горячее желание участвовать в дальнейшем расследовании, не важно, в каком качестве. Если бы Измайлов меня не перебил, я изобретала бы еще какие-то доводы. Но ему хватило.

– Стоп! Ты полагаешь, что ранний выход из образа Елены Емельяновой равнозначен для Полины Данилиной гибели?

– Аргументы приведены, Вик. Подброшу еще один от интеллектуальных щедрот. Иван видел меня и документы. А если он как-то связан с «Реваншем»? Представляешь, обнаружит в фирме пропавшую жилицу, которая безвозмездно отдала ему деньги? Позволь тебе напомнить, милый, что вы еще не распределили роли. Причастен Иван к убийству? Или сослуживцы Сереброва подсуетились? И еще. Я многократно пуганая журналистка, как справедливо в кои-то веки заметил твой любимчик Юрьев, а не учительница начальной школы из семьи библиотекарей. Мы с тобой в состоянии вдвоем разобраться? Или тебе надо посоветоваться с Борисом о моей участи?

– Та-а-ак, надавила на самолюбие. А перед тем пыталась внушить, будто я несправедливо распоряжаюсь твоей жизнью. Нет, детка, ты – типичная училка. Только я не первоклассник.

– Ты второгодник, Вик.

– Злишься?

– Злюсь.

– Тогда поезжай в свою квартиру.

– Еще раз, пожалуйста, милый.

– Поезжай в свою квартиру. Не выключай сотовый. Никому не открывай дверь. Если позвонят по телефону, говори, что сейчас занята, пусть попытаются еще раз через часок. И связывайся со мной каждые тридцать минут. Насколько я тебя знаю, ты не отступишь. А так хоть под контролем будешь.

– Слушай, приятно, что настолько знаешь. Только почему под контролем? Лучше уж под защитой.

– Мед, да еще и ложкой? – рыкнул полковник.

– Ты прав, не отступлю, – не стала дразнить его я. – Представь себе, каково сейчас Елене Емельяновой.

– Раздвоение личности, – грустно констатировал полковник. – Одно утешает: говорят, это лечится. Поиграй, детка. Но не заигрывайся. Ладно?

– Ладно. Когда я тебя подводила!

Он засмеялся. Я погладила его по руке, он меня по коленке. Встал. И ушел в управление.

Я была тронута. Обычно Измайлов запрещает мне даже речь заводить о его работе. Или все-таки службе? Как бы его бдения не назывались, у него есть право любить, беспокоиться, стараться ограждать от стрессов, но не запрещать. Поэтому я постоянно бунтую. Но в данном случае все сложилось иначе из-за недействительных документов. Сказал бы: «Не поедешь», и осталась бы дома. Потребовал бы второй комплект ключей, и сдала бы. Не разрешил бы трудиться в «Реванше», и искала бы другое место. Тут я прозрела – авантюры отменяются. Не только он меня, я его тоже знала. Если прозвучало «езжай», значит, Виктор Николаевич был уверен, что ничего со мной не случится. Он побаловал меня после, надеюсь, достойно пережитого страха. Всего лишь.

«Ну и пусть, – подумала я. – У кого как, а у меня неизменно возникает ситуация „этого никто не мог ожидать“. Просчитаю сто десять вариантов, реализуется сто одиннадцатый. Надо отправляться, пока Вик в эту зловещую квартиру Юрьева не пригнал. С него станется, с контролера. Доберусь первой и не пущу Бориса. Полковник никому не велел открывать. Пусть капитан стережет в подъезде, если больше нечем заняться».

Собиралась я торопливо. Вряд ли Измайлову пришло бы в голову оставлять нас с Юрьевым наедине, после того, что я вытворила с паспортом: кто-то из двоих мог пасть в рукопашной схватке. Но, коли уж расследующий убийства полковник дозволил поиграть, упускать возможность не стоило. Ибо, что наша жизнь? Вот и я о том же.

3

В коридорчике горел свет. Едва я вставила ключ в замок своей двери, рывком открылась соседняя, и в ее проеме предстали Вера Сергеевна с нездоровым румянцем на тугих еще щеках, а за ней вторым рядом – плотный мужчина лет шестидесяти от роду, худой высокий парень с красиво очерченным ртом и молодая светловолосая толстушка. Семейство глядело на меня и безмолвствовало.

– Кто к нам пришел? – крикнул выбежавший из комнаты мальчик лет восьми, похожий более на дедушку с бабушкой, чем на родителей.

Мать отработанным движением поймала его за рубашку, попросила не мешать и отправила, откуда явился. То, что попросила, а не велела, мне понравилось. Я поздоровалась. Четыре головы молча синхронно кивнули. Я сообщила, что рада видеть их всех вместе.

– Елена, вы вернулись? – неуверенно спросила Вера Сергеевна.

– Да. Вчера последний раз ночевала у подруги, отметили ее освобождение от меня. Взяла свой ноутбук и домой. Не ожидала столь торжественной встречи здесь. Вы за меня беспокоились?

– Скорее, не за вас, а из-за вас, – укоризненно процедила сноха, явно пытаясь на глаз меня взвесить, и подозрительно косясь на мужа.

– Сорок семь килограммов за счет диеты и гимнастики, – щедро облегчила ей жизнь я.

– Что? – нервно воскликнула Вера Сергеевна.

– Какова суть претензий, уважаемые соседи? Я ушла примерно через час после нашего с вами, Вера Сергеевна, знакомства. Дверь захлопнула качественно, думать о цепочке было рано…

– А потом в квартире толклось множество каких-то мужчин, нас звали в понятые, в общем, на балконе в коробке из-под телевизора нашли труп парня. Кошмар! – выпалила блондинка.

Не только глаза ее, а, казалось, и зубы блестели злобно. Вот так всегда с полными женщинами – стоит упомянуть диету и гимнастику, звереют.

– Не может быть! – отступила я, сообразив, что картинно отпрыгнуть в такой тесноте не получится. – Господи, спасибо, что не занес меня вчера на балкон. И вам спасибо, что предупредили. Сейчас же позвоню хозяину, потребую назад деньги и уеду к подружке. Повезло еще, квартиру не опечатали.

– Опечатали. Но час назад с нами беседовал капитан Балков. Он, уходя, почему-то снял бумажку, – сообщила Вера Сергеевна.

– Наверное, чтобы вас не вспугнуть, – приветливо улыбнулся обладатель изумительного рта.

Мать оглянулась на него. Даже на секунду обратившийся ко мне затылок ее выражал негодование. Жена ткнула шутника в бок. И он безразлично уставился в замкнутое пространство. Тут дверь тамбура отворилась, и на пороге возник полковник Измайлов собственной персоной. Я едва не бросилась ему на шею с воплем: «Милый, избавь меня от этих скучных людей»! Виктор Николаевич посверлил меня испытывающим ехидным взглядом и мрачно спросил Веру Сергеевну:

– Пропавшая жилица, надо думать, нашлась?

Дружная семья в ногу сделала шаг назад. Жена, мать и бабушка в одном побледневшем лице раздраженно пробормотала: «Я же просила захлопывать до щелчка, Елена. Именно, чтобы никто не вошел». И потянула за ручку, мигом образовав между нами обитую черным коленкором преграду. Проблеск света в глазке на ней сразу исчез. Кто прильнул к нехитрой оптике, было ясно.

Вик понимал, что все еще на публике. Он махнул перед моим носом удостоверением и быстро сказал:

– Майор Иванов. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– К-кто? – переспросила я, давясь смехом.

У меня едва хватило сил открыть и пригласить:

– Проходите, господин майор.

– Здоровее было бы отрекомендоваться генералом? – прошипел Измайлов, оказавшись в прихожей.

– Ну, хоть подполковником. Самопонижение в звании не плохая примета? Не разжалуют?

– Я не суеверен.

– Вик, не обижайся. На самом деле, конспирация – это что-то. Ты подозреваешь мужскую половину четверки за стеной? Я бы остановилась на женской.

– Поленька, между прочим, люди вчера пережили шок. Когда я уходил, в коридорчике удушающе пахло корвалолом. А ты почему-то не сочувствуешь.

– Потому что не выношу, когда четверо выходят на одного, тем более на одну. Но согласись, милый, у них были и возможность, и мотив. Ключ от старого английского замка подобрать нетрудно. Потом, сплоченное семейство с прежней хозяйкой двадцать лет душа в душу сосуществовало. Возможно, она им давала ключ, когда уезжала. И они сделали дубликат. А двоих мужчин более чем достаточно, чтобы заломать Сереброва.

– О мотиве не забудь.

– Зависть. Им тесно в трехкомнатной, им действительно не помешала бы соседская квартира. Но она досталась оболтусу, который даже жить в ней не собирается. Она его обогащает. Вынести такое мало кому удастся. Они убили Сереброва по неизвестным нам причинам, а труп подбросили Ивану. Им будет легче, если убийство повесят на него, отправят в тюрягу, и квадратные метры надолго опустеют. Или они вынуждают наследника продать им собственность по дешевке. Как бы эти любители корвалола не додумались умерщвлять всех съемщиков. Петру повезло – у них уже было мертвое тело. А вот на мне везуха может и отдохнуть.

– Юморок у тебя дегтярный, – не одобрил моего выступления Измайлов. – Поленька, нам необходимо серьезно поговорить.

Будто предполагались иные способы времяпрепровождения в этой квартире.

– Если необходимо, поговорим. Я принесла турку, чашки, кофе и нормальную воду.

– А я купил две булочки.

От такого признания я чуть не прослезилась. Снова чуть не. Плохо. Когда мне раз за разом приходится недовыражать чувства, последствия измеряются во многих децибелах.

– Откуда ты знала, что я приду? – спросил Измайлов, узрев на столе свой бокал, которым редко пользовался дома.

– Я не знала. Я хотела, чтобы ты пришел, вот и захватила.

– Черт, а разговаривать все равно надо, – не без сожаления отставил нежности полковник.

– Тогда начинай. А я сварю кофе.

Газовой плите было лет тридцать с большим. Слабое, но хотя бы равномерное пламя выдавала лишь одна конфорка. Пользоваться остальными я поостереглась бы.

– За сколько ты это сняла? – поинтересовался Вик. – Идеальное место для выработки чувства брезгливости.

– За семь сотен. В месяц. Английский гость моей приятельницы подобрал себе жилье в центре города по Интернету. В смысле московское жилье подобрал, будучи в Лондоне. Она, наивное создание, скаталась в агентство, заплатила тысячу баксов за каждые сутки пребывания, коих всего намечалось десять, взяла ключи и не додумалась проверить. Он прилетел, подруга сразу привезла его в снятую, заметь, однокомнатную квартиру. А там стены в кетчупе, пол в жирных липких пятнах, сантехника разбита, кафель грязный, по углам бутылки и ошметки, не разберешь чего. Ремонт, оказалось, сделать проще, чем отмыть. Ладно, извинились, за день приведи в надлежащий вид. Поселила. К вечеру у него сломался унитаз, телевизор показывал в пол-экрана, розетка искрила, и он недоумевал, почему из крана с горячей водой ничего не течет. Бедолага разделся, успел намылиться, но смыть пену для душа было уже нечем. «Только не выходи в подъезд звать дворника», – засмеялась она. Он не понял. К концу ее рассказа о злоключениях инженера Щукина, дали кипяток. Тогда до гордого брита дошло. Остальное было поправимым: звонок в агентство, обещание прислать утром сантехника, телемастера и электрика. Она опять доверчиво не уточнила, на которое утро…

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, детка, но я не отказался бы сейчас от бытовых проблем, – соизволил улыбнуться Измайлов.

– А какие у тебя?

– Твои.

– Вик, я оценила. Ты нашел своеобразную, но четкую форму приглашения к сотрудничеству.

– Кого? – опешил полковник.

– Меня.

Измайлов обеими руками взъерошил шевелюру. «Сейчас будет рвать на себе волосы или погодит»? – подумала я. Он предпочел отпить кофе. Я испытала беспредельное разочарование – теряла способность вызывать в мужчине яркие эмоции. А мне еще нет тридцати. Что же будет дальше?

– Расскажу тебе все, как есть, – угрожающе посулил полковник.

– Если это тайна следствия, то не обязательно, – струсила я. – Подожду, пока не закончите.

Потому что обычно он не сообщает, ни как было, ни как есть, ни как будет. Откровения Виктора Николаевича на служебную тему – это же форс-мажор. Вик начал излагать факты не спокойно, но бесстрастно. И в этом полутоне таилась состоявшаяся полицейская трагедия «висяка». Я пыталась посмеяться над собой за склонность драматизировать ерунду, но не смогла. Какой уж тут смех.

С проникшими в квартиру ребятами, бравшимися за щекотливые поручения «старших товарищей» поочередно бились Юрьев, Балков, сам Измайлов. Но те слово в слово повторяли одно и то же: позвонил мужик, естественно, не назвался, не сослался на рекомендации прежних клиентов, предложил нормальные деньги за работенку не для брезгливых. Надо было сесть на правый край определенной парковой скамейки в девять вечера пятницы, пройтись ладонью по доскам под собой и взять прикрепленный скотчем пакетик с адресом и ключами. Поехать в субботу на неприметной машине, прозвонить квартиру. Если в ней кто-нибудь есть, ждать, пока выйдет. Потом проникнуть внутрь, вынести коробку, отвезти в лес, вынуть труп, обыскать. Все, найденное в карманах, запаковать. О теле можно не заботиться. Вернуться в город и сидеть возле телефона. Заказчик сообщит способ обмена мелочей покойника на вознаграждение. Уложиться надо было в сутки. Но сволочные молокососы признались в этом только утром, когда срок надежно истек.

– Накаркала, – сварливо упрекнул полковник. – «Оцени действие, оно бессмысленно». Как видишь, смысл в выносе был. А нам никакого толку.

– Этого я предугадать не могла, Вик. Зато наличие у Сереброва чего-то, нужного то ли убийце, то ли сообщнику, то ли свидетелю убийства, проинтуичила.

– Похвалить?

– Обойдусь. Так что было в карманах?

– Носовой платок.

– А в квартире?

– Сама тут генеральную уборку произвела. Знаешь ведь, ничего.

– Я-то знаю, а таинственный дяденька – наниматель этих отморозков – нет.

– Поэтому я и заговорил о твоих проблемах.

– Это еще не проблемы, милый. Во всяком случае, пока убойщики активированы и рыщут вокруг дома. Как Сереброва убили?

– Хладнокровием кичишься? Напрасно. Коммерческому директору «Реванша» свернули шею. Он был худ, мал ростом и не спортивен. Труда не составило даже для не владеющего приемами рукопашного боя. Ну, рассуждай, искательница приключений.

– Охотница на неприятности, с твоего позволения. Ведь предупреждала главного редактора, как сердце чувствовало. Когда Сереброва умертвили?

– Ориентировочно в ночь с понедельника на вторник. Но эксперты допускают, что и во вторник. В неточностях просят винить жару. У хозяина – алиби. Правда, пьяное, в дешевом вечернем платье и на неопрятной постели. Но клянется и божится, будто уже неделю не выпускает своего Ивана на улицу. Только в магазин за пивом и сигаретами – пятнадцать минут. Он отлучался на полтора часа в четверг утром показывать квартиру, в пятницу – сдавать. На фоторобот Петра без слез не взглянешь. Даже ты на него похожа. И оба соседа. И Юрьев с Балковым.

– А ты?

– И я к сожалению.

– Со зрительной памятью соседей все ясно. Но почему ты веришь сожительнице Ивана? Нетрезвые женщины особой правдивостью не отличаются.

– И трезвые тоже, – многозначительно прищурился полковник. – Еще вопросы есть?

– Кончились. Вик, не убийца же послал мелких жуликов вывезти труп. Полагаю, главным был не вывоз, а обыск, который он собственноручно произвел, когда сломал Сереброву шею. И все, покойник его больше не занимал, квартира Ивана тоже. Но есть некто, точно знающий, где находилось мертвое тело. То есть этот загадочный тип в курсе, кто убил, когда, как и почему. И ему нужно что-то небольшое, помещающееся в кармане. Только с какой стати он решил, будто несчастный коммерческий директор носил ту вещицу или бумажку при себе? Перерыл все в кабинете, доме, машине, гараже Сереброва? С чего он взял, что убийца не завладел этим? Сомнений нет, некто – это «хмырь», который смотрел квартиру в четверг.

Вынуждена признать, что сие умозаключение стало неожиданностью для меня самой. Просто вырвалось. А полковник едва не отправился на тот свет, подавившись второй булочкой. Я от нее стоически отказалась, и ему пришлось не дать вкусному мягкому добру пропасть. Но, видимо, мне все-таки хотелось сдобы, раз она ему впрок не пошла. Откашлявшись, Измайлов робко спросил:

– Почему «хмырь»?

Этого я придумать не успела, переживая за Вика. Да и невозможно найти здравое объяснение моему заскоку. Но вида я не подала и заявила:

– Потому что отказался платить залог.

– Да? Хозяин нам сказал, что потенциальный квартиросъемщик балкон не осматривал.

– А зачем ему привлекать внимание к трупу? Глянул в окно – коробка на месте.

– Хорошо. Тогда надо было соглашаться, платить и спокойно искать свое что-то.

– Так жадность одолела.

– Своеобразная жадность, детка. Мальчики тоже не бесплатно сюда наведались. Их услуги стоят не дешево. А залог ведь Иван мог вернуть через месяц.

– Кстати о мальчиках. Вик, если бы мне понадобилось обыскать покойника, я обратилась бы к тебе.

Измайлов благоразумно не откусывал от плюшки, пока я говорила. Молча поднял густые брови.

– В смысле, нет у меня знакомых в криминальной среде.

– С этого бока мы зайдем сами, не напрягайся, Поленька. Ты про «хмыря», про «хмыря».

Я уже прокляла себя за то, что ляпнула эту глупость. Но отступать не хотелось.

– А вдруг он бедный? Прямо-таки нищий? У таких тоже иногда возникает зудящее любопытство: что завалялось в карманах трупа? На залог он действительно не наскреб. И с отморозками не собирался расплачиваться. Наделал из газет этих… Как называется, когда в пачке сверху и снизу настоящие купюры, а внутри бумага? Куклы? Вот их он в сумке положил бы в камеру хранения…

– Не фантазируй, не трать силы. У него были ключи. После осмотра квартиры, он мог дождаться ухода Ивана и свободно добраться до коробки.

– А вдруг он мертвецов боится?

– Детка! – строго воскликнул Измайлов, до которого, кажется, потихоньку доходило, что я порю чушь сознательно.

– Ладно, ладно. Но почему ты исключаешь, что ключей у него в четверг утром не было? И до вечера пятницы он их искал. Вернее, дубликаты, которые кто-то сделал. Слушай, наверное, это Петр. Он свернул Сереброву шею, а в карманы не слазил. И послал «хмыря» на разведку. Да, тот отрапортовал, и Петр нанял…

– Опять ты за свое! Слазил Петр в карманы, пусты они.

– А «хмырю» сказал, мол, не слазил. Обманул, понимаешь?

– Нет, – тихо признался Измайлов. – Но очевидно, что сегодня не твой день, детка. Я рассчитывал на свежий взгляд, а ты сидишь с закрытыми глазами и бредишь. Какие-то нищие разведчики мерещатся.

Пора было сдаваться. С первого захода у меня не получилось.

– Вик, предположим, я сморозила глупость. Но можно и серьезно. «Хмырь» принадлежит к богатому окружению Сереброва и знает про убийство. Сдуру или по крайней необходимости убедиться в целости и сохранности коробки с телом встретился с Иваном в квартире. Но снять ее даже без договора, как Петр, не решился.

– Почему? – взвыл Измайлов, который начал благосклонно улыбаться, услышав от меня слово «глупость».

– Чтобы хозяин его плохо запомнил. Чтобы, когда вы обнаружите труп в лесу…

– Достаточно. Наткнись кто-нибудь на труп Сереброва в лесу, мы и не догадались бы о существовании Ивана.

– Вик, обещаю все детально обдумать.

– Не стоит.

– И поделиться выводами.

– Лучше смерть. Собирайся, поедем домой. Больше тебе здесь делать нечего.

– А давай тут еще пороемся. Я, например, на антресоли не заглядывала.

– Наши заглянули. Везде.

– С Иваном фоторобот «хмыря» составили? Он вам пригодится.

– Если я так и считал, то ты меня блестяще разубедила. «Хмырь» к убийству Сереброва отношения не имеет.

До самого моего, то есть его порога я объясняла полковнику, что нельзя столь быстро и легко отказываться от навеянный чутьем и гением убеждений. Меня это коробило, ведь чутье и гений были моими. Он утомился и запросил пощады, то есть одиночества. Дескать, с мыслями надо собраться. Мне хотелось того же. Поэтому разошлись мы мирно, договорившись поужинать у меня.

Дома я опустилась на кухонный табурет. Сначала пыталась найти хоть какой-то смысл в том, что несла Измайлову, но не преуспела и бездумно уставилась на раковину. И этот предмет сантехники, вероятно уловивший, что впервые используется, как объект медитации, постарался соответствовать. На его внутренней стенке вдруг появились блики, необыкновенно похожие на пламя. Вот подул ветер, и оно, белое, живое, припало вниз и поползло. А вот в затишье восстало длинными текучими языками. Я заворожено поднялась и пошла к «костру». На дне раковины стояла глиняная плошка, полная воды, и плохо закрученный мною в спешке кран ронял в нее редкие капли. Солнце и вода играли в огонь. Потом небесное светило прикрылось облаком, и игра прекратилась. «Так и с расследованием получится, – подумала я. – Пока не приблизишься к причине, все будет казаться чудом».

Меня потянуло немедленно донести эту мысль до Вика по телефону. Он не мог не впасть в философское настроение после нашего обсуждения роли «хмыря». Сам вывод полковника не вдохновил. Тогда я поведала ему про раковину.

– Поленька, пощади, – начал он.

Но, похоже, обессилел, выронил трубку, да так и не смог поднять до вечера. Какой впечатлительный руководитель убойного отдела! Я же вымыла плошку, приготовила еду, накрыла на стол. И когда в семь часов полковник опасливо заглянул в дверь, уже не понимала, почему он решил справиться, не заболела ли я часом.

После, без ложной скромности скажу, изысканного ужина, мы с Виком долго и нудно ругались. Он настаивал на том, чтобы я потребовала у Ивана возвращения денег и забыла адрес снятой квартиры. Я упрямо пребывала в шкуре Елены Емельяновой и твердила:

– Мне некуда идти, мне некогда искать другое жилье – завтра на работу. Про труп Сереброва мне известно только с чужих слов, даже причин для шока нет. Меня нельзя подозревать ни в убийстве, ни в соучастии, потому что я появилась в квартире в пятницу.

Бессердечный полковник напомнил о фокусах с документами. Кончилось тем, что я позвонила хозяину и озвучила предложение Вика.

– Но я уже потратил семьсот баксов, – кисло сообщил Иван.

И принялся горячо уговаривать меня не брать ничего в голову. Немного поломавшись под тяжелым взглядом Измайлова, я сдалась:

– Залог не трать, придется вернуть. Я за месяц найду квартиру без следов преступления. И чтобы завтра в двери был новый сложный замок. Как ты его врежешь, твои проблемы. Оба комплекта ключей положи в коробку на стеллаже соседей – там есть приметная зеленая обувная сверху. И, если обнаружишь в ней отрезанное ухо или отрубленный палец, сделай одолжение, выброси это сам. С меня хватит. Надеюсь все-таки, что не ты своих жильцов к праотцам отправляешь.

Иван застонал и согласился на все. Измайлов выражал протест получасовым молчанием. Но к себе не уходил. «Нужен тебе свой человек в „Реванше“, милый, – насмешливо думала я. – Чушь про „хмыря“ немногим хуже тех версий, которые есть у вас. Иначе ты не вникал бы в нее столь терпеливо».

– Поленька, я сердит, но остался не из-за информации о фирме, где работал Серебров. Мы сами в состоянии разобраться, – сказал неудобно проницательный Вик.

Я очень устала препираться и охотно ему поверила. Действительно, при чем тут какое-то сомнительное коммерческое предприятие? Тебя до отвала накормила молодая, красивая, умная, любящая женщина. В уютной обстановке. Наедине. И вообще гораздо приятнее быть доверчивой, чем подозрительной.