Текст книги "Пронто"

Глава 4

Весь понедельник и вторник телефон звонил не умолкая; друзья и клиенты – все спешили сообщить о прочитанном в газете или услышанном на улице, спрашивали, как у него дела, интересовались, продолжает ли он свой бизнес. В «Майами геральд» появилась короткая заметка с заголовком:

«Жителю Саут-Майами-Бич предъявлено обвинение в убийстве из огнестрельного оружия».

Заметка безнадежно похоронена на третьей странице. Так это все, что можно про него сказать, – житель? А почему не Известная Всему Саут-Майами-Бич Личность? Или Персона? Житель, Господи прости! Друзьям и клиентам Гарри объяснял, что все это ошибка, в которой скоро разберутся. Когда звонили регистраторы и курьеры, он просил их подождать день-другой – позже он сам с ними свяжется.

Зип позвонил во вторник, уже к вечеру. Гарри не был к этому готов.

– Ты что это еще придумал, Гарри, людей стрелять? – раздался в трубке голос со знакомым акцентом. – Ты хоть знаешь, какого мужика уложил? Ведь это Эрл, знаток рыбных мест, Джимми только с ним и ездил на озеро. Так ты собираешься позвонить Джимми, извиниться перед ним?.. Гарри?

Гарри не знал, что делать. Он не мог подыгрывать и делать вид, будто не знает, кто послал этого самого, прости меня Господи, Эрла Кроу. Поэтому он повесил трубку.

Но и это не дало ему времени на размышление.

– Ты никак трубку бросаешь? – спросил Зип, сразу же перезвонив.

– Связь прервалась.

– Ты что, опасаешься разговаривать по телефону? – спросил Зип после довольно долгого молчания.

– Ты хочешь узнать, не подключились ли к моему телефону? – спросил Гарри. – Ты это имеешь в виду?

– Там, в холле, сидит один парень, – сказал Зип. – Я вот думаю: не твой ли это дружок? Кто-то за тобой приглядывает.

– Я не выходил из квартиры.

– Ас людьми из ФБР ты говорил?

– Пока нет.

Гарри повесил трубку. А долбись они все конем. Он встречал людей, лупивших в минуты отчаяния по стене кулаками, некоторые из них даже ломали при этом пальцы. Сейчас ему хотелось разбить что-нибудь, выкинуть телефон в окно. Садануть ногой по телевизору. А еще что? Как ни удивительно, эти мысли его успокоили. Он завязывает, осуществляет план, который разрабатывал сорок семь лет. Так чего же тогда мельтешиться?

* * *

Потом пришла Джойс и принесла еду из китайского ресторана. Они накрыли в гостиной обеденный стол, взяли салфетки и тарелки из кухни; Джойс ела палочками, а Гарри вилкой. Съев тост с креветками, он принялся за курицу по-сычуаньски, стал вытаскивать из нее перец.

– Когда ты шла, сидел там в холле парень, похожий на федерального агента, притворяющегося нормальным человеком? Джойс потрясающе обращалась с палочками.

– Уж не тот ли парень в ковбойской шляпе? Не такая шляпа, какую носят герои вестернов и исполнители кантри, а поменьше. Ну вроде как ковбойская шляпа для бизнесмена.

– Понимаю, далласская специальная, – ухмыльнулся Гарри. – Стетсон, как раз такие были на копах, когда Джек Руби уложил Ли Харви Освальда.

На мгновение палочки Джойс замерли, она восстановила картину в памяти, а затем кивнула:

– Да, та самая. Чуть бежеватая, вроде как цвета слоновой кости, но бледнее. – Она потыкала палочками в креветку. – Темный костюм, галстук, на коленях – газета.

– Один сидит?

Джойс кивнула, но думала она явно о другом.

– Этот тип одет вроде и прилично, но все равно выглядит как фермер. Ну ты, наверное, понимаешь. Костистый такой, обветренный. Лет сорока. Да, совсем забыла, обут в ковбойские сапоги, коричневые с желтыми передками. И это – с темно-синим костюмом.

– Да, стиль еще тот, – согласился Гарри. – Уж такое чучело ты не могла не заметить.

Все еще задумчиво Джойс подняла глаза от тарелки.

– И ты знаешь? Вчера он тоже здесь сидел, ну тогда, когда мы пришли.

– Я его не заметил, – покачал головой Гарри.

– А вечером, когда я уходила, в том же самом кресле, рядом с лифтом, сидел другой парень.

– Моя охрана, – сказал Гарри. – Федеральные блюстители закона.

Он с усердием взялся за еду и только через минуту снова взглянул на Джойс:

– Когда поешь, не можешь ли ты сходить и спросить этого парня, на кого он работает? Мне очень любопытно.

– Ты что, серьезно?

– Ну... А слушай, спроси его лучше, не может ли он зайти сюда на минуту. Скажи, что я хочу с ним познакомиться.

Джойс задумалась на мгновение и спросила:

– А зачем?

– Этот парень рискует из-за меня жизнью. Вот мне и хочется пожать ему руку. А что такого, – невинно добавил Гарри, заметив выражение ее лица.

– И что же ты такое задумал? – спросила Джойс.

* * *

Первое, что сказал этот парень, войдя в комнату, было:

– А ведь вы не вспомнили меня, правда? – Он глядел на Гарри, чуть-чуть наклонив голову набок и чуть-чуть улыбаясь. – Я так и понял вчера, когда вы пришли. Прошли мимо, словно меня там и не было вовсе.

Гарри прищурился, вглядываясь, но нет, Джойс описала парня очень верно. Действительно похож на фермера – жилистый, с впалыми щеками и гусиными лапками в уголках глаз, акцент тоже подходит, не Юг, но откуда-то южнее Огайо.

Агент тронул двумя пальцами закрученные вверх поля стетсона, другой рукой раскрыл бумажник для документов и продемонстрировал свой значок:

– Рэйлен Гивенс, маршальская служба США[9]9
  Маршальская служба – организация, занимающаяся, кроме всего прочего, охраной свидетелей после выступления в суде, обеспечивает их новыми документами, легендой, жильем – всем, вплоть до пластических операций, изменяющих внешность.


[Закрыть].

Имя не более знакомое, чем лицо, обветренное, загорелое, со сплющенным носом боксера. Гарри сделал шаг и пожал протянутую ему руку, прищурившись, будто пытается вспомнить. В своих ковбойских сапогах[10]10
  У ковбойских сапог высокие каблуки.


[Закрыть]– действительно коричневых и действительно с желтыми передками – Рэйлен Гивенс был выше его на голову. Агент ухватил кисть Гарри и принялся ее трясти.

– В федеральном суде, верно? – закинул удочку Гарри. Он осторожно высвободил руку из пальцев отрицательно помотавшего головой Рэйлена.

– Почти угадали, – сказал Рэйлен. – Я вам немного подскажу. Мы вместе летели.

– Ну да, я как-то видел вас в самолете, – наобум предположил Гарри.

Все так же улыбаясь, Рэйлен отрицательно покачал головой; похоже, ему это нравилось. Значит, не обижается, что его не запомнили. Дружелюбный парень.

– Нет, мы именно вместе летели, – сказал Рэйлен. – Из Майамского международного добрались до Атланты, где была пересадка.

Гарри энергично закивал. Теперь он вспомнил.

– Летели в Чикаго, – повернулся он к Джойс. – Меня обязали дать показание большому жюри, в результате я оказался бы точно в таком же положении, как сейчас.

– Мне поручили доставить вас в Чикаго, – широко улыбнулся Рэйлен. – Но мы так туда и не добрались. Во всяком случае – вы.

– Лет пять тому назад, – снова пояснил Гарри с интересом слушавшей их беседу Джойс.

– В феврале будет шесть, – поправил его Рэйлен. – Рейс задерживался, и мы болтались в Атланте. Вы не хотели выступать перед большим жюри, злились. Ну и сумели перехитрить меня – сбежали.

– Мне нечего было там делать.

– Если вам нечего было сообщить большому жюри – так бы им и сказали на заседании. Так нет же, вы сперва дали мне слово, а потом смылись.

Через дверной проем из гостиной на кухне Рэйлен взглянул на Джойс, суетившуюся с грязной посудой.

– Ведь как было? Слоняемся мы по аэропорту, в Атланте этой самой, я ем мороженое, а тут он говорит, что сходит в туалет и сразу же вернется. А увидел я его вчера, спустя шесть лет.

Теперь лицо Рэйлена стало серьезным, улыбался только Гарри.

– Сдержи вы тогда слово, я имел бы сейчас уже двенадцатую категорию в нашей службе, а так я в том же ранге, что и семь лет назад. А вы обошлись без всяких неприятностей, правда? Я-то был уверен, что суд обвинит вас в неуважении и выпишет ордер на арест.

Лицо Гарри тоже стало серьезным.

– Покажись я в этом суде, меня увидели бы люди не просто заслуживающие неуважения, а кое-чего гораздо, гораздо хуже. Да и вообще, в конечном итоге оказалось, что министерство юстиции не нуждается в моих услугах.

Он снова сощурился, присматриваясь к Рэйлену Гивенсу, и на этот раз действительно вспомнил, как они ходили по аэропорту Атланты. Воспоминание было крайне смутным, но все-таки он смог сказать:

– Вы, кажется, говорили, что родом из Кентукки?

– Да, сэр. Округ Арлан, на востоке штата.

– И вы не пьете.

– Ну разве что чуть-чуть.

– А я теперь вообще не пью.

– Рад за вас.

– А еще вы говорили, что ваша цель... во всяком случае – в то время, стать акцизным агентом.

– АТО, – подтвердил Рэйлен. – То есть алкоголь, табак и огнестрельное оружие – это акцизный отдел министерства финансов. Я бы и сейчас не против.

– Видишь? – Гарри взглянул на Джойс. – Он хочет мешать людям пить и курить.

– Вот так вы и сказали тогда в Атланте. – Рэйлен снова улыбнулся. – А я ответил вам – нет, АТО занимается только людьми, которые торгуют этими вещами незаконно. – Он тоже взглянул на Джойс: – Пока мы летели, он все пытался заставить меня выпить.

– Вы разрешите, Рэймонд, задать вам вопрос...

– Рэйлен, – сказал Рэйлен и повторил по буквам: – Р-Э-Й-Л-Е-Н.

– Верно, Рэйлен. Можно мне спросить, в чем конкретно состоят ваши обязанности?

– Ну, мы охраняем федеральных заключенных, организуем их транспортировку. Обеспечиваем безопасность судебных заседаний – самое, на мой взгляд, противное дело. Занимаемся конфискованной собственностью.

– Я хотел спросить, каковы ваши обязанности в моем случае, – пояснил Гарри. – Я же не заключенный.

– Нет, – согласился Рэйлен, – однако вас, скорее всего, вызовут в большое жюри. Мы обязаны проследить, чтобы с вами ничего не случилось. Ничего такого, что помешало бы вам явиться.

– А если я не хочу этой защиты? Вопрос чисто теоретический, – добавил Гарри, увидев появившееся на лице Рэйлена недоумение. – Я просто не совсем понимаю, как это соотносится с моими правами.

– Вас что, нервирует наше присутствие? В этот вопрос лучше было бы не вдаваться.

– Ладно, забудем, – покачал головой Гарри.

– Вообще-то мы можем держаться в тени, не очень мозолить глаза, – сказал Рэйлен. – Только вот... мистер Арно, не могли бы вы оказать нам большую услугу? Не уходите никуда ночью, хорошо? А если вам захочется сходить куда-нибудь в течение дня – скажите, мы вас отвезем.

– Это для моей безопасности? – поинтересовался Гарри.

– Да, сэр.

– Или чтобы я не сбежал?

– Сейчас совсем иное дело, чем в тот раз, – очень серьезно ответил Рэйлен. – Нарушив условия освобождения под залог, вы автоматически станете лицом, уклоняющимся от суда, и на вас будет объявлен розыск.

– Об этом я как-то не подумал.

Рэйлена такой ответ, по всей видимости, удовлетворил.

А вот Джойс поглядела на Гарри с большим сомнением.

И снова он торчал у окна, на том же самом месте, где провел добрую половину дня; Джойс посматривала на него из кухни. Закончив вытирать тарелки, она подошла к Гарри, положила руку ему на плечо и встала рядом.

– Он еще там?

– В парке, снова покупает мороженое. Сотрудник маршальской службы США обожает мороженое. Ты слыхала, как он произнес, из какого он округа? Так говорят южане. Не во Флориде, я имею в виду настоящий Юг[11]11
  Флорида, самый южный из штатов США, не попадает под местное понятие «Юг», Техас – тем более. Юг – это Алабама, Миссисипи, Арканзас.


[Закрыть].

– Я слышала про округ Арлан, – сказала Джойс. – И знаешь, что мне кажется?

– Скажи.

– Он не совсем такой дурак, как тебе бы хотелось.

– Извини, я совсем забыл, что ты тоже из этих мест. Нэшвилл, верно? И вы, тамошние, стараетесь поддерживать друг друга.

– Когда мы уехали оттуда, мне было два года.

– Оно конечно, – сказал Гарри, – но ведь это дело прилипчивое, если уж оказался частью какого-нибудь «все мы оттуда», остаешься им до гробовой доски. Ты только погляди, как он лижет свой стаканчик.

Когда они молчали, в комнате наступала тишина и становились слышны звуки, доносящиеся снаружи. Машина, трогающаяся с места, громкий разговор. На пляже фотограф со своей командой снимал манекенщицу весом не больше девяноста фунтов, одетую в пляжный халат. Девочка лет пятнадцати – шестнадцати. Сейчас фотомоделями стали дети. Джойс заключила на зиму контракты по трем каталогам и почти договорилась для каталога нижнего женского белья сниматься в одежде для аэробики. Она выглядела неплохо, пока не снимала чулки, скрывавшие появившиеся уже на ногах шишки и жгуты вен. Гарри она не стеснялась.

Во время футбольного сезона, по будням, они выезжали в город, смотрели какое-нибудь кино, обедали, иногда Джойс оставалась у него на ночь. Член вставал у Гарри примерно раз в месяц, обязательно под утро. Несколько лет назад, пока вконец не завязал с пьянкой, Гарри нуждался в женщине чуть ли не ежедневно, особенно с похмелья. А еще раньше, когда Джойс танцевала, а он забирал ее после представления и вел куда-нибудь поужинать, сексуальность Гарри не вызывала сомнений. Он никогда не мог решить толком, как же к ней относится. А может, просто стеснялся показываться с ней на людях, ведь она работала в майамских клубах, хотя шансы, что в Саут-Майами-Бич кто-нибудь узнает Джойс, были минимальны. В отличие от излишне щепетильного в таких вопросах Гарри, сама Джойс не видела ничего особенного в том, что танцует с голой грудью, и относилась к этому просто.

– Хочешь знать, как это происходит? – спросила она однажды. – Сперва ждешь и ждешь год за годом, какие же у тебя вырастут сиськи. Ну а потом привыкаешь к тому, что они у тебя есть, какими бы они ни оказались. Мои – в норме, пусть не такие, чтобы каждый мужик останавливался и начинал на них пялиться, но, по мне, вполне приличные. Я никогда даже и не думала их увеличить и не завидовала девушкам, у которых груди большие, – нет уж, благодарю покорно, таскать такой груз, как некоторые... Но мужики конечно же любят здоровые сиськи.

Во всяком случае, посетители клубов, в которых она выступала, любили. Они спрашивали иногда, почему Джойс выступает в очках, и она отвечала – чтобы видеть, куда ступаю, и не свалиться со сцены. А Гарри сказала, что очки в роговой оправе содействуют контакту со зрителем. Люди видят девушку, которая держится просто, естественно, им это нравится, они чувствуют, что могли бы быть с ней откровенными.

– Ну вроде как я – девчонка из соседнего дома.

– Или, – добавил Гарри, – училка, которая была у них в пятом классе и о которой они мечтали, старались представить себе, как она будет выглядеть без одежды.

Да, в этом, пожалуй, она была права. Гарри поинтересовался, а как хозяева этих клубов, часто они к ней пристают? Джойс ответила, что они не в ее вкусе. Джой – а именно под этим именем знали ее на сцене – начинала свои выступления под музыку «Черной собаки», делала медленные, замысловатые движения под аккомпанемент звучащих между куплетами сложных гитарных аккордов и быстро приковывала внимание публики. Иногда во время танца ее очки соскальзывали, и она их поправляла. Делалось это вполне естественно и не выглядело слишком уж профессионально.

– Теперь, слава Богу, тебе не придется больше этим заниматься, – заявил Гарри, когда она перестала выступать, но Джойс возразила, что никогда не принуждала себя этим заниматься, ей нравились и танцы, и внимание публики. Гарри упрекнул – постыдилась бы. Он не мог такого понять, тем более что в его бизнесе главным было именно не привлекать к себе внимания. Вот тогда-то они и разошлись. Она стала работать в кордебалете на корабле, который совершал круизы по Карибскому морю, пару лет ставила танцы, затем начала сниматься для каталогов. В это же примерно время она почувствовала, что начинает стареть, и вышла замуж за одного мужика, торговавшего недвижимостью. Тот заявил, что он совсем не против завести еще пару детей.

– И я уже думала, быть мне мамочкой, – рассказывала Джойс через несколько лет, когда они снова сошлись с Гарри. – Думала, а потом эти две девчонки, которые от первой жены, заставили его выбирать между мной и ними. И ведь подумать только, совсем маленькие поганки, даже лифчиков не носили.

– Быть мамашей – это не твой, детка, стиль, – сказал Гарри, стараясь, чтобы слова прозвучали как комплимент.

Они ходили в кино, в «Вульфи», к Джо в его «Каменный краб». Брали китайские блюда на дом.

...И все эти годы, как ни странно, она тоже думала, что могла бы подыскать себе кого-нибудь получше, чем Гарри Арно, который был на двадцать пять лет старше и не вылезал от врачей. Правда, ему хватало ума никогда не пользоваться в кино скидкой для престарелых.

– Насколько я понимаю, – сказала Джойс, – ты готовишься смыться отсюда.

Гарри молча смотрел в окно.

– Я давно уже приготовился, – ответил он в конце концов.

– И ты знаешь куда? – Она погладила его по спине.

– Конечно знаю, – ответил Гарри. – Для начала мне может потребоваться твоя помощь.

– А что ты хочешь, чтобы я сделала? – спросила Джойс удивленно и немного испуганно.

– Потом скажу. Я думаю двинуться завтра, – добавил он после минутного молчания. – Чего тут попусту время тратить.

– Но если ты дашь показания, – начала Джойс, – и Джимми посадят...

– Не имеет значения, у него тут останутся люди, и они сделают все, что он прикажет.

– А если с ним поговорить? Ведь вы знакомы уже невесть сколько времени.

– Он знает, что у меня были собраны для побега чемоданы, и к тому же я застрелил одного из его людей. С точки зрения Джимми, я утаивал доход, а значит – воровал у него, убедить его в противном невозможно.

– А ФБР, они тоже будут тебя искать, верно?

– Сильно сомневаюсь, – сказал Гарри, по-прежнему глядя в окно. – Им пришлось бы сперва доказать своему начальству оправданность расходов на такие поиски, не думаю, чтобы у них это выгорело.

– А можно спросить, куда ты решил уехать? Гарри повернулся, в глубоких ярко-синих глазах Джойс отражался падающий из окна свет.

– Если знать буду один я – все кончится хорошо, – сказал он и ласково погладил ее по щеке. А потом шутливо подергал за ухо и за кончики вьющихся прядей. – Я скажу тебе одну вещь, которую не говорил прежде никому и никогда, – сказал Гарри, на этот раз полностью уверенный, что так оно и есть. – Ведь я действительно утаивал доходы от этих типов, все двадцать лет. Можешь себе представить, сколько денег я отложил.

Глава 5

Проворонив в аэропорту Атланты федерального свидетеля, вверенного его заботам, Рэйлен Гивенс получил назначение в Глинко, штат Джорджия; находящаяся там академия готовила агентов маршальской службы.

Он рассказывал об этом своему подопечному, Гарри Арно, в «Каменном крабе» за довольно-таки ранним обедом. Учебный центр располагался к югу от Саванны, поближе к Брансуику, там готовили не только маршалов, но и агентов министерства финансов, сотрудников АТО, Сикрет сервис и таможни. По словам Рэйлена, в академии давали курс следователя с особым упором на физическую подготовку... Его самого послали туда инструктором по стрельбе. Это в общем-то не считалось наказанием, большинству ребят такая работа нравилась, но начальство знало, что ему больше по душе оперативная работа, розыски совершивших побег – для него лично это назначение было все-таки наказанием. В некотором смысле.

– Они были уверены, что есть дело, которое я уж точно знаю в совершенстве. Стрельба. Поэтому меня и послали учить курсантов, как пользоваться основными видами оружия. Ну, вроде того армейского кольта 45-го калибра, из которого вы стреляли, – его же разработали лет сто тому назад, чтобы остановить мусульманских фанатиков во время филиппинского мятежа. И он остановил их, кстати сказать.

Когда Рэйлен спохватился: «Слушайте, что это я болтаю, а вам слова не даю сказать», – Гарри Арно возразил:

– Нет, нет, продолжайте, это очень интересно.

Сам Гарри сосредоточенно взламывал крабовые клешни и макал их содержимое то в растопленное масло, то в горчичный соус. Закуски были великолепны, да и вообще здесь готовили отлично. На десерт Гарри заказал лимонный торт.

– В академии не слишком тяжело, – продолжал Рэйлен, – но с непривычки может действовать на нервы. Вот был один курсант, он перекинул чемодан через забор, а потом полез было и сам, но тут его сдернули и спросили: «Чего это ты придумал?» А тот и говорит: «Хватит, сыт всем этим по уши. Ухожу!» А его спрашивают: «Ради Бога, но почему бы тебе не выйти через ворота?» Он, понимаете, вообразил, что попал в тюрьму и, чтобы выбраться, нужно устроить побег.

– А когда вы были курсантом, – поинтересовался Гарри Арно, обсасывая клешню, – у вас тоже возникало такое ощущение?

– Нет, мне там нравилось, – ответил Рэйлен. – Я же до этого служил в морской пехоте, так что не встретил там ничего нового. Ну, в смысле, значит, физической подготовки. Но вот сосед по койке у меня был... – Он улыбнулся при этом воспоминании. – Так вот он дождаться не мог конца обучения. Приклеил на стену карту Соединенных Штатов и все глядел на нее и глядел. И говорил мне: «А вот так я поеду домой, сперва этой дорогой, а потом этой...» И показывал, как будет добираться до Сент-Луиса, Миссури.

– Неужели правда? – удивился Гарри. Было видно, насколько заинтересовала и позабавила его эта история.

– А на следующий день начинал спрашивать меня, а что я думаю о таком вот маршруте, уже, о другом. Все эти маршруты он разрисовал цветными карандашами, и все они вели в те места, куда ему хотелось попасть, почти по прямым линиям, за одним исключением – он почти не пользовался главными магистралями, разве что без них совсем уж нельзя было обойтись. А ведь по главным-то быстрее, хотя, может, и дальше. Дело в том, что он тоже чувствовал себя при этом вроде как в бегах, а потому выбирал боковые дороги и всякое такое.

Гарри взял салфетку, промокнул губы и положил ее на стол.

– Вы извините, я на минутку, Рэйлен.

Рэйлен ухватился за подлокотники кресла, готовый встать.

– Да нет, – остановил его Гарри, – я только в уборную и сейчас вернусь.

Он уже встал, но задержался, чтобы улыбнуться Рэйлену. Рэйлен понял, что Гарри вспоминает тот, прошлый раз.

Аэропорт Атланты.

– Сдается, вы мне уже это говорили. – И Рэйлен тоже улыбнулся.

Приподняв одну руку, словно говоря – не будем прощаться, я не ухожу, Гарри прошел среди столов – сейчас почти все они были уже заняты – и направился в расположенный по другую сторону зала мужской туалет.

Рэйлен думал о том, как Гарри вернется и он ему расскажет еще одну историю про того курсанта. Вместо того чтобы сходить в город и выпить пару кружек пива, этот любитель картографии всегда ложился спать, причем очень рано, чуть ли не в восемь. Рэйлен возвращался к полуночи, и если ему удавалось залезть в постель тихо, на следующее утро сосед, встававший всегда на час раньше, тоже вел себя тихо. А что происходило, если Рэйлен случайно устраивал какой-нибудь шум – ну, скажем, налетал на тумбочку или сшибал что-нибудь со стола? Тогда утром сосед устраивал в точности такой же шум.

Да, он расскажет Гарри эту историю. А еще можно рассказать про парней, которых он знал курсантами и с которыми встречался потом, при разъездной работе.

И поинтересоваться, любит ли Гарри рыбалку. Объяснить, что с самой весны сиднем сидел в маршальском управлении Майами и ни разу не сумел порыбачить в этих местах. В детстве он ловил по большей части сомов, рыбачил в прудах и речушках таких грязных, что в них и рыбы-то почти не осталось. Это потом, работая в Глинко и живя в Брансуйке, в Джорджии, он ловил рыбу в океане, в проливе Святого Андрея, у острова Джекилл. Надо спросить у Гарри про рыбалку у прибрежных островов, он может знать.

Задерживается Гарри, – наверное, встретил кого-нибудь.

Он так еще и не показал Гарри карточки своих детей, мальчиков, девятилетнего Рики и Рэнди, которому три с половиной.

Правда, если бы показал, пришлось бы сказать, что жена, Винона, осталась с детьми в Брансуйке, в подробности можно не вдаваться, разве что Гарри сам спросит, почему они не приехали сюда. А как ответишь на такой вопрос, не начиная длинного, занудного рассказа? Ну понимаете, Винона со мной разводится. Меня послали сюда, а она осталась, чтобы продать дом, получить хотя бы те шестьдесят семь тысяч девятьсот, которые они сами за него заплатили. Вот и связалась с каким-то торговцем недвижимостью, который продал дом, не сумев выручить за него даже эту цену. Отдал за шестьдесят пять тысяч с половиной и получил еще за это свои комиссионные, а в придачу и саму Винону. Знаете, как мы с ней беседовали все время, пока тянулась эта волынка? Я звоню:

«Ну как наши дела, зайчик?» – «О, все о'кей». Я же совсем ничего не знал до того самого раза, когда она вдруг заявила: «У меня для тебя две новости: одна хорошая, – это она про то, что дом продали, – а другая тебе не понравится, так что ты, наверное, будешь меня ругать». Вот так Винона обычно и говорила, всегда с какими-нибудь вывертами. Если Гарри захочет выслушать... Ведь Гарри уже прошел через все это, через развод, значит, может дать какой-нибудь дельный совет, как себя вести, – а то ведь непонятно, как и поступить, разве что взять бейсбольную биту и вышибить мозги этому торговцу недвижимостью из Брансуика. Тут еще и такая закавыка – ведь он, Рэйлен, не больно-то и скучает по Виноне. По мальчишкам – конечно, но не по ней. Рэйлен положил салфетку на стол и направился тем же путем, что и Гарри чуть раньше. Он открыл дверь туалета и вошел внутрь.

Ну ладно, здесь его нет. Здесь вообще никого нет – двери всех кабинок приоткрыты, да и ног под перегородками не видно. Но он где-то рядом, сказал себе Рэйлен. Решил немного над тобой пошутить, вот и все.

Он просто не мог поверить.

* * *

Назавтра Торрес зашел к Джойс Паттон; разговаривая, он осматривал гостиную ее квартиры.

– Почему вы не хотите сказать нам, куда он уехал. Избавились бы от уймы хлопот.

Джойс ответила, что не имеет ни малейшего представления.

– Вы же знаете, я его друг, – сказал Торрес. – Я не хочу, чтобы он уклонялся от правосудия. Но если он уехал из города или не появится к завершению следствия – его автоматически объявят в розыске.

Джойс промолчала.

– Слава Богу, он хотя бы не сможет выехать за границу: мы изъяли его паспорт.

Джойс держалась совершенно спокойно; она стояла, сложив руки на груди, и ждала, когда полицейский кончит говорить и уйдет. Симпатичная женщина, заметил про себя Торрес. Отличная фигура.

– У Джо в «Каменном крабе» его хорошо знают, – продолжал Торрес. – Он ходит к ним – сейчас прикину сколько... Уже двадцать лет. Официантка говорит, он ушел примерно без десяти шесть, в самый наплыв посетителей. А через несколько минут его начал искать этот самый маршал, с которым Гарри обедал. Мальчик со стоянки сказал, что мистер Арно вышел и сел в свою машину. А ведь он не сам туда приехал, его привез маршал. Но в тот самый момент, когда Гарри вышел из двери, на противоположной стороне улицы затормозил его собственный «эльдорадо». Он перешел, сел в машину и уехал. Мальчик не заметил, кто был за рулем.

– Я ничего об этом не знаю, – сказала Джойс. Джойс глядела Торресу прямо в глаза, словно, подумал он, заранее приготовившись к такому разговору.

– Куда бы там Гарри ни направился, – сказал Торрес, – он же не на машине уехал. Так что, я думаю, он улетел, но не хотел оставлять машину в аэропорту.

Торрес помолчал.

– Мы проверили все вчерашние рейсы. Он помолчал снова.

– Как вы, надеюсь, понимаете, я думаю, что это вы отвезли Гарри в аэропорт, а потом вернули машину на стоянку.

Джойс не сказала ни слова, не сделала ни малейшего движения. «Если она решила меня перехитрить, – подумал Торрес, – у нее отлично это выходит».

– Готов поспорить, – сказал Торрес, – что ключи от машины и сейчас в вашей сумочке. Брови Джойс слегка приподнялись.

– А это доказало бы, что именно я отвезла его в аэропорт?

– Для меня – да.

– Ничем не могу вам помочь, – медленно покачала головой Джойс.

– Вы имеете в виду – не хотите.

– Какая разница? – пожала плечами Джойс.

* * *

Мак-Кормик и один из его агентов обыскивали квартиру Гарри Арно, а Рэйлен стоял и смотрел. Они проводили обыск словно между прочим, довольно-таки небрежно, по мнению Рэйлена, хотя и не разбрасывали при этом вещи, устраивая в квартире беспорядок. Рэйлен чуть было не спросил, что они ищут, но благоразумно решил попридержать язык. Мак-Кормик ответит вежливо, как свойский парень, но все равно под этой вежливостью будет чувствоваться – я умный, а вы тут все идиоты. Любит он поизмываться над людьми, особенно в присутствии своих агентов. Один на один, когда у тебя есть к нему дело, он вроде и ничего, правда, и тогда почти не обращает на тебя внимания. Мак-Кормику – плотному, крепко сложенному мужику – было пятьдесят пять лет; сейчас, во время обыска, он для удобства снял пиджак и ослабил узел полосатого, желто-синего галстука.

Оглядывая гостиную, он громко переговаривался с агентом, рывшимся в спальне, сообщил тому, что после работы резидентом в Уэст-Палм совсем было собрался уйти в отставку, перейти на работу по охране коммерческих секретов, а потом передумал, и зря – это все же лучше, чем торчать в такой дыре. Ведь тут считай что третий мир, слаборазвитая страна. Это он про Майами-то! Потом он начал рассказывать, как вел однажды дело, – одна баба, жившая как раз в этом отеле, пыталась шантажом выудить шестьсот кусков у старикана, хозяина отеля. Все было практически готово, оставалось только подготовить обвинение, и что же случилось потом? Старикан на ней женился. Решил, видно: ну собиралась она его грабануть, но он хочет ее, а все остальное ему по фигу. И вскоре помер, правда естественной смертью. Бывшая кинозвезда была эта особа – Джин Шоу, что ли?

Агент отозвался из спальни, что никогда о такой не слыхал, и поинтересовался, где она сейчас.

– А кто ж ее знает, – ответил Мак-Кормик. Беседуя, они, похоже, не очень интересовались тем, чем занимались в данный момент. Так, выполняли привычный ритуал. Мак-Кормик зашел на кухню, открыл холодильник и поковырялся в нем.

– Вы всегда носите эту шляпу? – спросил он, вернувшись в гостиную.

– Да, – ответил Рэйлен. – Когда выхожу из дому.

– А едите тоже в шляпе?

– Обычно нет.

– Кое-кто из вас, ковбоев, и обедает в шляпе. Никогда ее не снимает. К примеру, если посмотреть по телевизору вручение премий за исполнение кантри. Там полон зал этих придурков – сидят в своих шляпах и притворяются, будто всю жизнь только и делали, что коровам хвосты крутили. А почему бы, – добавил он, – вам не приготовить охлажденный чай для всей компании? Я видел где-то здесь быстрорастворимый.

За все время обыска Мак-Кормик впервые заговорил с Рэйленом – да и то о шляпе. Положив в два стакана чаю кубики льда и обнаруженные в холодильнике ломтики лимона, Рэйлен отнес питье в гостиную и поставил на стол. Мак-Кормик изучал развешанные по стене фотографии. Рэйлену уже показалось, что сейчас агент ФБР попросит принести ему стакан, но тот сам подошел к столу.

– Ну как, нашли что-нибудь? – спросил Рэйлен. – Есть зацепки насчет того, куда он мог уехать?

– Нет, но как только найдем, я непременно поставлю вас в известность, – ответил Мак-Кормик. – Джерри! – Он повысил голос, чтобы было слышно в спальне. – Тут Рэйлен интересуется, не нашел ли ты какие-нибудь зацепки?