Текст книги "Ходатайства, заявления и жалобы"

Может быть, здесь нехватает третьего исключения – ходатайства следователя? И тогда не появился бы конгломерат «постановление о возбуждении ходатайства»? Судья и так понимает, что это ходатайство не чье-нибудь, а стороны обвинения. Кстати сказать, в ч. 2 ст. 119 УПК сказано о праве государственного обвинителя заявлять ходатайство (просто, без соединения в одну разнородных и самодостаточных процессуальных форм – «постановление» и «ходатайство»).

При производстве по уголовному делу применяется уголовно-процессуальный закон, действующий во время выполнения данного процессуального действия или принятия процессуального решения, – это общее правило. Иное, специальное, если оно установлено УПК, будет иметь преимущественное действие для случая, к которому относится.

Второе правило ст. 122 УПК предусматривает, что решение по ходатайству (теперь это определение суда) может быть обжаловано в порядке, установленном главой 16 УПК.

Об удовлетворении ходатайства либо о полном или частичном отказе в его удовлетворении дознаватель, следователь, судья выносят постановление, а суд – определение. Оно доводится до сведения лица, заявившего ходатайство. Решение по ходатайству может быть обжаловано в порядке, установленном главой 16 настоящего Кодекса.

Подлежит ли то или иное судебное ходатайство удовлетворению, зависит от его обоснованности. Это общий подход.

Кроме того, среди ходатайств можно выделить две полярные группы:

1) ходатайства, которые подлежат отклонению судом;

2) ходатайства, которые, как указано в законе, подлежат обязательному удовлетворению.

Посмотрим на примерах ходатайства, которые в любом случае должны быть отклонены судом.

По диффамационному иску одна из сторон ходатайствует о приобщении к делу письма в суд жителей улицы (небольшого города), в котором подтверждается «известный всей улице факт аморального разгульного поведения истицы». Соблюдая процессуальные правила судья предоставил возможность истцу высказать мнение по заявленному ходатайству. Но первое, что сделал представитель истца, с разрешения судьи задал уточняющий вопрос ответчику: «С какой целью Вы просите приобщить эту бумагу?» Ответ: «Таким образом, у суда будут основания считать данный факт общеизвестным, и не нуждающимся в доказывании». И добавил: «Это правило ч. 1 ст. 61 ГПК.

Адвокат, представлявший интересы истца, был краток, высказывая свое мнение относительно ходатайства ответчика: «Прошу суд отклонить ходатайство ответчика, так как, во-первых, характеристика, которую дает „улица“, и общеизвестный факт, – совершенно разные понятия. Общее мнение улицы – если даже предположить, что оно существует и едино, – не может считаться общеизвестным фактом. И вообще „уличная бумага“ не доказательство». Судья сделал адвокату замечание по поводу некорректного обозначения бумаги, представляемой ответчиком, но ходатайство отклонил, мотивируя тем, что письмо жителей не является доказательством и не может служить основанием для признания каких-либо обстоятельств дела общеизвестными[55]55
  К общеизвестным относятся такие обстоятельства, как банкротство градообразующего предприятия, открытие Дворца культуры (театра), награждение Города, проведение Олимпийских игр, а также природные катаклизмы (смерч, ураган, шторм, наводнение, взрыв, катастрофа и т. п.).


[Закрыть].

Глава V. О целях обращения к суду, о праве на истину и способности любого ошибаться

Не всегда цель судебной баталии видна из заявленного предмета спора. Иногда эта цель вуалируется самим истцом и точно неизвестна ответчику.

Не все безупречно доказанное в процессе – истина.

Лу Дойед пребывал в должности коммивояжера… Он прагматически обращался с истиной в том смысле, что тщательно обходил ее стороной, за исключением тех случаев, когда она могла быть ему полезна… Бесчестность Лу Дойеда вывела его на уровень этической некомпетентности.

Лоуренс Дж. Питер. «Принцип Питера, или почему дела идет вкривь и вкось».

Из досье «Многопричинная некомпетентность».

Для человека представление о правосудии постигается через призму процесса по конкретному делу (в котором ему довелось участвовать в качестве стороны, заинтересованного лица, свидетеля или «наблюдателя», в составе судебной аудитории).

Представления профессионала формируются прежде всего через постижение судебных, других юридических и неюридических наук, усвоение законодательства, алгоритмов судебных и иных юридических правил, процедур. Будущий профессионал вначале усваивает опыт правосудия XV и последующих веков. И с огромным трудом разобравшись с основами наук, с азами философии и социологии права, с историей адвокатуры, прокуратуры и нотариата, их функциональным связям с правосудием, подходит к открытым дверям суда.

Начинается этап практического погружения в правосудие – через судебный процесс. Познание правосудия – это бесконечный путь исследователя от процесса к процессу. Иначе чем через прохождение конкретного процесса (в количестве и в разнообразии, предельно доступном изучающему) правосудие непостижимо[56]56
  Разумеется, что для общества, для судебного руководства, для государственных органов власти и управления незаменимы аналитическая информация, материалы судебной статистики, регулярные обобщения судебной практики на всех уровнях судов, постановления Пленумов верховных (высших) судов, – прецедентные и «беспрецедентные» судебные акты, которые придают «больше жизни» панорамной картине правосудия в определенный период времени.


[Закрыть].

Природа возникновения судебного процесса такова, что в начале его – одно из двух:

1) либо субъект права сам ищет судебной защиты, своей волей и в своем интересе обращается к гражданскому правосудию[57]57
  Здесь под «гражданским правосудием» имеется в виду правосудие по гражданским делам.
  Заметим, что, на наш взгляд, правосудие вообще – как деятельность с участием граждан, как заинтересованных лиц, субъектов процесса – тоже является гражданским. Один из основных смыслов слова «гражданский» – относящийся к гражданину; второй, не менее социально весомый, – «связанный с осуществлением прав и исполнением обязанностей граждан, организаций в государстве» – см.: «Гражданский». Словарь современного русского литературного языка. В 20 т. (из которых вышло всего лишь шесть!). Т. III. 2-е изд. М.: Русский язык, 1992. С. 302.


[Закрыть]. Его активность дает импульс новому судебному делу. Но строго говоря, для начала движения дела, кроме объективированного волеизъявления субъекта права, потенциального истца, необходим официальный документ, своего рода «свидетельство о рождении» гражданского дела. Это определение судьи о принятии искового заявления (или о принятии просто «заявления») и возбуждении производства по делу (ст. 127 АПК РФ), о принятии искового заявления к производству (ст. 133 ГПК РФ).

Будущего истца в суд ведет интерес – нормализовать отношения (разумеется, не все и не вообще, а определенные правовые отношения) с определенным лицом (контрагентом) или преодолеть правовую неизвестность – неопределенность относительно прав на конкретный объект, добиться судебного восстановления нарушенного права или статус кво, защиты материального права, иным адекватным способом (правила ст. 12 ГК РФ). В результате полноценного рассмотрения обоснованного инициативного обращения к суду принимается законное решение суда, которое становится конкретным судебным уроком того, что «достоинство личности охраняется государством, и ничто не может быть основанием для его умаления» (ч. 1 ст. 21 Конституции РФ).

Не иначе, как по инициативе потерпевшего возбуждается и уголовное дело частного обвинения;

2) либо субъект вовлекается в процесс, – гражданский, уголовный, административный, – начатый помимо его желания и во всяком случае, без его прямо выраженного намерения или согласия, т. е. начатый или по инициативе лица, обладающего соответствующими полномочиями, действующего ex oficio, или по инициативе другого субъекта права, субъекта спорного правового отношения (лица физического, юридического либо индивидуального предпринимателя).

Известно понятие «прерогатива суда», т. е. полномочия, предоставленные Конституцией и законом суду, исключительно суду, и никому другому. Правосудие в Российской Федерации – прерогатива суда: осуществляется только судом, – таково непререкаемое правило ч. 1 ст. 118 Конституции РФ, которым и открывается гл. 7 «Судебная власть».

Законом также определены процессуальные (это не то, что обращение к суду со словами: «Ваша честь! Уважаемый суд!») формы обращения к суду. У каждой процессуальной формы – свое функциональное предназначение. Важно соответствие между процессуальной формой обращения, и его содержания.

Чтобы как-то смягчить раздражение, которое у нормального читателя вызовет предыдущая фраза, нелишне иметь в виду следующее. Судебное «действо», при всем демократизме судебных правил, не имеет ничего общего с неуправляемым потоком взаимных претензий и обвинений сторон, произвольных интермедий, при которых каждый слышит только себя. Ничего подобного в судебном процессе быть не может. В процессе не может быть прямого общения участников друг с другом, минуя судью.

Участники процесса – своего рода оркестр. У каждого – своя партия. (Правда, не всегда оркестранты хотели бы играть в данном составе.) Дирижирует судебным оркестром судья, и все в процессе подконтрольно суду. Ни одно процессуальное действие не начнется до тех пор, пока участник процесса в соответствии с регламентом, предписанным процессуальными правилами Кодекса, не обратится к суду[58]58
  В связи со сказанным интересно замечание известного эксперта, доктора юридических наук, А. Ю. Бутырина, время от времени участвующего в судебных процессах. Привожу цитату из его книги:
  «Ритуализация общения. В судебном заседании эта особенность выражается, в частности, в том, что эксперт (специалист) должен стоять лицом к судье, а тот, кто задает ему вопросы, находится у него за спиной, что лишает допрашиваемого возможногстьи по реакции задавшего вопрос визуально проверить «ценность» своего высказывания, а это мешает ему определять и корректировать содержательную канву общения. Поэтому эксперты и специалисты, имеющие достаточный опыт участия в судебных процессах, при допросе изначально занимают (предварительно получив на это разрешение председательствующего) такую позицию в зале, когда в поле зрения попадает как судья, так и другие присутствующие – потенциальные участники диалога со сведущим лицом.
  Ритуализация проявляется также в главенствующей роли судьи, определяющего во многом форму и содержание диалогов… Поскольку судья вправе снять вопрос, прервать диалог, если сочтет, что вопросы не касаются существа дела, выходят за пределы компетенции сведущего лица и пр.». (Допрос эксперта и специалиста. Проблемы непонимания сведущего лица участниками судебного процесса и пути их решения // Бутырин А. Ю. Судебная строительно-техническая экспертиза в расследовании несчастных случаев и аварий. МЮ РФ, Российский федеральный центр судебной экспертизы. М., 2003. С. 85.)


[Закрыть]. Свое заявление или ходатайство участник процесса изложит устно, обращаясь прежде всего – к суду, а не к судебной аудитории или другим участникам. Вместе с тем судейский контроль за порядком в процессе, судейское руководство процессом необходимы и для предупреждения нарушений этических и процессуальных норм и так же важны и необходимы для обеспечения диспозитивности, равноправия сторон, их права быть выслушанными судом, для соблюдения всех судебных принципов и процессуальных гарантий каждого участника процесса на всех этапах его развития.

Почему здесь не говорится о третьей форме обращения участника процесса к суду – о жалобе? Причина проста.

В обращении к правосудию проявляется потребность человека, – как гражданина, как члена общества, как личности, – потребность и право на истину, на ее установление судом и активное полноправное на участие в процессе по делу на всем его протяжении в качестве стороны либо заявителя или иного заинтересованного лица. (Процессуальный статус определяется по правилам регулирующего процессуального кодекса.)

Как правило, инициативное обращение в суд, к правосудию связано с определенной верой человека, с его убежденностью в том, что поиск истины в суде будет успешным.

Правосудие – сфера противоборства правды и лжи, состязания сторон, каждая из которых может быть по-своему или в чем-то права или неправа. Из этого отнюдь не следует, что «у каждого – своя истина». Истина единственна. Представления о ней могут различаться. Истина в споре может родиться или так и остаться сокровенной.

Истина может быть итогом размышлений, «прокручивания ситуации», раскрытия и многократного «прочтения» доказательств.

Но не все безупречно доказанное – истина.

И наоборот, истина в споре может оказаться недоказуемой в конкретной ситуации, «разбитой в пух и прах» (по недостатку фактов-доказательств или как результат неравного состязания – вчерашнего стажера с опытным софистом-диспутантом). А сколько процессов, в которых об истине только говорят, но к раскрытию ее не стремятся.

О какой истине можно говорить в случае фиктивного спора или судебного спора, пересекающегося с преступлением, сокрытие которого для сторон важней судьбы гражданско-правового спора!

Каждая сторона имеет право на истину в процессуальном смысле[59]59
  Право на истину в процессуальном смысле не означает ничего более, чем право обеих сторон и иных заинтересованных в деле лиц и их представителей в соответствии с объемом данных им полномочий участвовать в судопроизводстве, пользуясь процессуальными средствами и способами защиты для установления действительных обстоятельств дела и на этой основе строить и отстаивать свою позицию. Вполне понятно, что интересная в плане выяснения сути дела информация может затрагивать охраняемые законом тайны того или иного участника дела. Коллизия интересов в частном деле здесь разрешается, исходя из соотношения принципов диспозитивности и истины. Производство по частному делу может быть прекращено по заявлению истца, потерявшему интерес к процессу (если истец предпочел отказаться от иска, не желая раскрывать информацию, касающуюся фактов его личной, частной, семейной жизни, как о том ходатайствовала противная сторона. Другой вопрос, что прежде чем принять для себя решение отказаться от иска, надо оценить основательность ходатайства контрагента. То, что ему представляется существенным, в действительности может не иметь отношения к делу.
  А если это так, отказываться от иска в ответ на неосновательное ходатайство противной стороны, значит, действовать юридически неграмотно.
  Всякое ходатайство, заявленное стороной в судебном заседании, прежде чем суд его решит, должно быть поставлено на обсуждение перед участниками процесса.
  Второй стороне законом гарантировано право высказать по этому вопросу свое мнение.
  В случае согласия суда с ее мнением о необоснованности ходатайства по причине неотносимости информации, которую просит истребовать заявитель, суд в ходатайстве откажет.
  Таким образом вопрос будет исчерпан отказом заявителю ходатайства, с учетом аргументированных возражений контрагента.


[Закрыть], т. е. как право в целях установления истины судом эффективно использовать весь комплекс процессуальных прав.

Суд подтвердит его право на истину, право быть защищенным от лжи, даже мастерски представленной более убедительно, чем правда. В диагностике правды-лжи, в требовании отличать действительное от подобного – одна из познавательных и психологических судейских профессиональных проблем.

Законом целенаправленно и системно, следуя алгоритму процессуальных действий, стороне предоставляются и гарантируются права:

– сформулировать суду свою правовую позицию;

– устно, непосредственно изложить релевантную фактическую информацию;

– в обоснование своей позиции и подтверждения возражений с другой стороной;

– представлять во всей полноте и разнообразии юридически допустимые доказательства, – анализировать и критиковать контрдоказательства, доводы и аргументы противной стороны, соображения других участников[60]60
  Здесь уместно вспомнить наставление Л. Е. Владимирова начинающему адвокату – быть постоянно и неуклонно несправедливым к противнику. Как это сделать? «Если Ваш противник говорит, что дважды два четыре, то ввиду невозможности опровергнуть это положение, – молчите, но не говорите: мой противник прав, что дважды два – четыре. Серый присяжный может подумать, что Вы не особенно ретиво спорите с противником, что Вы с ним даже соглашаетесь вообще». (См.: Владимиров Л. Е. Advocatus miles.)


[Закрыть];

– выступить с ходатайствами, заявлениями;

– обжаловать процессуальные акты суда;

– подготовиться к прениям;

– произнести обстоятельную речь, с достаточно полным и вместе с тем концентрированным анализом обстоятельств и доказательств, создавая убедительный и достоверный фактический и юридический образ дела, предложить свой проект судебного решения и, может быть, выступить с репликой – в связи со сказанным второй стороной.

* * *

При всем разнообразии личности, стиля деятельности, характера судей, общество больше всего дорожит судьей, стремящимся к благу сторон, судьей, пресекающим недобросовестность и процессуальные злоупотребления, попытки использовать средства судебной защиты вопреки совести и закону.

Общество больше всего дорожит судьей с собственным определенным мнением и, неизменно, благоприятствующим положению и будущему человека. (Можно ли сказать, что даже человека, обвиняемого в деянии, которое считается даже по понятиям правовой субкультуры компрометирующим? Можно ли сказать, что благоприятствующим даже положению потерпевшего, которым в серьезной мере спровоцировано преступление? – на эти вопросы мнения респондентов разделятся, что естественно отражает неоднозначность этических подходов и степеней ригоризма или толерантности).

Общество боготворит судью, которому дорог Человек сам по себе, судью, которого задевает за живое факт, что Человек взял на себя чужую вину. Или другой факт: потерпевший, поставленный в досудебном производстве на место подсудимого.

Судья истинный на поводу у одержимого обвинителя и тем более – у лжеобвинителей не пойдет…

Только истинный судья способен и имеет моральное – профессиональное – право пропагандировать ценность закона и убеждать, что никакое нарушение закона для судебной власти небезразлично; что обоснованный иск подлежит удовлетворению вне зависимости от «весовых категорий» сторон.

Подыгрывать «сильной стороне» недостойно судьи и правосудия.

Задача судьи – обеспечить материально– и процессуально-правовое равновесное положение сторон в ходе и в итоге движения дела, когда стороны контрастируют, – крайне сложна.

Судья должен не столько демонстрировать, сколько реально проявлять и сохранять объективность, равное отношение к сторонам.

В то же время отсутствие представителя у стороны, знающей процессуальные правила весьма приблизительно, увеличивает нагрузку на судью, обязывая его каждое процессуальное действие с участием не ориентированной в праве стороны предварять разъяснением судебной процедуры, правил, содержания, возможных правовых и процессуальных последствий.

При всей очевидности соотношения контрастирующих сторон (условно обозначим их: сильная и слабая) нельзя игнорировать «штрихи к портрету», формальный статус и фактическое положение.

Стороны – ответчик, юридическое лицо с известным брэндом, и истец, гражданин, требующий уплаты причитающегося ему платежа.

Организация солидная, истец – не дотянувшийся до среднего класса гражданин.

Внешне соотношение – сильная и слабая сторона. Но на данный момент организация – в критическом положении, на грани банкротства, что задевает не фигурирующие в деле интересы значительного числа работников, не получающих зарплаты даже при наличии соответствующих судебных приказов (за отсутствием средств для исполнения). И при худшем развитии положения будет официально признана банкротом, что приведет к массовой безработице и иным негативным последствиям.

Открытости судебной системы соответствует процесс транспарентный, итог которого – на пользу укреплению в обществе начал справедливости, взаимопонимания, возрождения чувства социальной потребности в отзывчивости, толерантности, преодолении позиции «наши хаты – с краю» («Это Ваши проблемы», – фраза, которой иной функционер одергивает человека, излагающего суть обращения с подробностями, не имеющими прямого отношения к делу).

В идеале суд – всеобщий храм. Уже потому что для всех, независимо от семейного, служебного, имущественного положения, вероисповедания, общественного авторитета, культурных ориентации обязательны одни и те же: закон, суд, судебные регламент и процедуры, одни и те же судебные права, определенные сообразно статусу лица в конкретном процессе.

Общение человека с судьей, участие в процессе, а порой и присутствие в составе судебной аудитории, – открытый урок: а) анализа правовой ситуации, понимания сути судебного спора или нарушения права лица; б) постижения способов определения юридически необходимого состава фактов, выяснения и доказывания каждого значимого обстоятельства; в) перехода от общей нормы закона к ее воплощению в конкретном случае, через решение, акт правосудия, правовой определенности и судебной защиты.

В действительности бывает все не так, по крайней мере, не все так, как следовало бы с позиций высокой судейской этики. Постепенно профессиональная этика юриста (даже редкого гостя в судах) претерпевает изменения под влиянием перегрузок, «сюрпризов», которые преподносят в процессах «мастера» обходить закон, изощряться в процессуальной недобросовестности, раздувать судебные конфликты. Доходит до того, что их участники, в поисках рецепта, как «сделать замес покруче», пытаются ввести в число причастных к своим неблаговидным делам и распрям и адвоката и судью. Причем, по части сутяжнических способностей неюристы опережают профессионалов, дают искусственно создаваемую ими работу вышестоящим судам, квалификационным коллегиям судей, адвокатским образованиям.

Вкладывая в работу часть себя, отдавая ей все, что есть, на пределе возможностей, судья, так же, как и адвокат или прокурор, чувствует ауру человеческой признательности, положительного отношения, видит результат своего участия в делах человека, не ориентирующегося в законах, судебных порядках и регламентах. Помогает, дает защиту. Дать защиту нарушенному праву, помочь человеку выйти из сложной ситуации – это само по себе награда для профессионала: уметь довести процесс до законного результата, полезного для других.

Судья, адвокат или прокурор с хорошим опытом может столкнуться с феноменом человеческой неблагодарности, не обязательно «умышленной». В результате профессиональная этика остается на прежнем высоком уровне не у каждого, медленно проседает. А коллеги по принципу «объективного вменения» делают вывод о профессиональной деформации.

Примеряя судейскую мантию, новый судья рассчитывает на свои познания в праве, психологии, привычку к непрерывному самообразованию в сочетании с высокой образованностью, трудоспособность, ум, кругозор, человеколюбие, знание, как уладить конфликт, примирить интересы, на свою трудоспособность и солидные защитные механизмы. В суде ему день за днем придется убеждаться в том, что реестр преступлений, прописанных в Уголовном кодексе, все еще остается практическим руководством. Несмотря на развитие цивилизации, грандиозные успехи наук, культуры, диапазона мышления и миропонимания, факторы глобализации, освоение технологий, превосходящих фантазии и предвидение, человек не застрахован от попадания в жесткие экстремальные условия, которыми как бы в момент опрокидываются представления о комфорте, благополучии и даже, случается, – о личной свободе.

Приговор, причем обвинительный и суровый, общество – под грузом своих проблем – воспринимает как законный, встречает с удовлетворением. Общество, особенно в период переходной экономики, чувствует потребность решительно очищаться от криминалитета, не всегда вникая, где виновный, а где потерпевший.

Деятельность суда – перманентно критическая, связанная с выявлением юридически значимых разнообразных ошибок и нарушений участников судебных процессов. Но и в собственной работе, в судебном и досудебном производстве, без ошибок не обходится.

Нет сферы деятельности, где исключаются ошибки. Любое действующее лицо – субъект потенциальной ошибки. Но правосудие – слишком ответственная область деятельности[61]61
  О значении судебных ошибок свидетельствует факт, который приводит Э. Ферри, указывая, что Л. Н. Толстой в последнем романе «Воскресенье», отчасти критикуя итальянскую позитивную школу, предлагает пять категорий арестантов, и первой называет «жертвы судебных ошибок». Вторая группа – по критерию «вследствие ненормального состояния» преступника – ревность, раздражение, опьянение и пр. Третья – «виновные в проступках с характером нарушений (контрабанда, лесные порубки). Четвертую, по Толстому, составляют «преступники с высшим нравственным развитием (эволютивная преступность)». Пятая группа – привычные преступники (беспризорники), среди них – и такие «типы преступников, которые, как утверждает итальянская школа, платят дань наследственности».


[Закрыть].

Э. Ферри в русском издании своей главной книги (последнее примечание – перед заключением), с удовлетворением отмечает: Толстой «нашел возможность сделать классификацию, которая в значительной мере сходится с нашими выводами»[62]62
  См.: Уголовная социология. С. 641.


[Закрыть].

Знакомый медик, человек образованный и обаятельный, в неслужебной обстановке спасался от бесконечных обращений и жалоб на болезни афоризмом: «На то и человек, чтобы болеть!» Запомнилось, как вернувшись на работу в сумрачном настроении из суда, где второй день поддерживал своим присутствием в зале суда коллегу, обвиняемого за ошибку с летальным исходом, он был вне себя, считая обвинительный приговор несправедливым.

– Как же так, – недоумевал он. – Произошла ошибка, неизбежная во врачебной практике. И такой приговор! Слушали сочувственно: кто-то сочувствовал врачу, кто-то – жертве врачебной ошибки. Молчание было прервано репликой:

– И что удивляться? – На то и судья, чтоб ошибаться… И пояснил, обращаясь к доку: – Это я перефразировал твой афоризм: – «На то и человек, чтобы болеть». – На месте судьи ты бы сказал: «На то и судья, чтобы ошибаться».

Судебные ошибки в общем можно представить как:

а) своевременно предупрежденные;

б) исправленные с опозданием;

в) обнаруженные или установленные настолько поздно, что исправление их невозможно;

г) не выявленные, оставшиеся латентными.

Известны специальные научные исследования по проблемам выявления и предупреждения судебных ошибок[63]63
  См. монографическое исследование: Т. Г. Морщакова, И. Л. Петрухин / Под ред. Г. П. Батурова.


[Закрыть].

Одной из главных задач инстанционного устройства системы судов является именно предупреждение и исправление ошибок акта правосудия прежде, чем акт правосудия вступит в законную силу.

Акт правосудия – документ, через который проявляется достоинство судебной власти, авторитет суда, престиж судей, рассмотревших и разрешивших судебное дело.

В исправлении ошибок заинтересован прежде всего тот судья, или те судьи, которые их допустили.

Совесть, чувство ответственности, профессиональное достоинство не дадут судье успокоиться, пока им не будут приняты все возможные по закону процессуальные меры и средства для исправления неправильностей, описок, неточностей, опечаток, технических или иных ошибок.

Вместе с тем, сопоставляя арсенал средств судебного самоконтроля и судебного контроля, очевидно, трудно прийти к иному выводу, чем вывод о явной недостаточности судебного самоконтроля и о несопоставимой с ним развитости средств судебного инстанционного контроля.

Суд – гарант нормальной жизни общества, защиты прав и обширных интересов человека.

Идея соотношения общества и закона – в том, чтобы и общество и человек изначально были защищены законом, правом.

Вся жизнь социума – некое необъятное правовое поле, настолько обширное, что образ «поля» (даже в смысле обширного пространства) может породить беспокойство, не окажется ли человек, помимо своей воли, – за его пределами? Жизнь человека в координатах правового государства, хотя еще и находящегося в пути к завершению его несущих конструкций и образований, – при всех испытаниях и превратностях судьбы, не должна вызывать чувства неуверенности и безысходности.

Любому гражданину государством и его институтами гарантирована защита прав. Причем, «каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом» (ч. 2 ст. 45 Конституции РФ).

Вопрос только в том, как это право реализовать.

Правовое государство – государство правосудное. Это одно из основных его качеств заслуживает быть отмечено особо.

Именно право на судебную защиту признается Конституцией общесубъектным и распространяется на возможность обращения любого субъекта в суд, инициируя проверку правомерности актов (решений и действий) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц.

Но прежде всего практически право на судебную защиту востребовано гражданами для разрешения разнообразных правовых коллизий и споров о праве, где сторонами являются «гражданин – гражданин», а не дела о праве публичном. И в этом отношении надо отдать должное универсальному характеру прав, снабженных судебной защитой, в число которых входит каталог прав, образующих подсистему частного права, но не полностью.[64]64
  Было бы «медвежьей услугой» науке и судебной практике изображать положение с судебной защитой как беспроблемное. Это далеко не так. И не в том дело, что реальность доминирует над идеальным. Потенциал судебной развитости названного института далеко не исчерпан. Проблема многосложна: финансовый барьер – оплата услуг эксперта, адвоката, необходимость нести судебные расходы. В условиях состязательности процесса сторона может получить психологическое преимущество в процессе доказывания, когда в ее поддержку выступит достаточное число убедительных свидетелей, в то время как другая сторона предстанет перед судом без такой опоры.
  При всей устремленности человека и суда к истине профессиональный представитель, опытный адвокат, готовит своего доверителя к участию в процессе, исходя прежде всего из его интереса, что естественно: от профессионала искусство нужно аудитории и коллегам, а доверителю, как правило, важнее всего – результат.
  У автора этой работы бывала возможность проводить время в судебной аудитории, сопереживать человеку, который к защите своего права явно не готов. Скорей всего, и за консультацией к адвокату не обратился. В лучшем случае секретари в суде что-то подсказали, и заявление написал по образцам, вывешенным в судебных коридорах.
  В ожидании решения суда в таких случаях нет особой надежды на то, что решение будет в пользу стороны, которая наверное так и не поняла, уходя после слушания дела, как следовало отстаивать свою позицию. К чести наших судей, вероятно, исходя из чувства (а не теоретического принципа) благоприятствования стороне защиты, чаще принимают решения «в пользу бедных». Не исключаю, что при тех же обстоятельствах минус фактор социальной (финансовой) незащищенности стороны, и решение было бы иным, юридически более формальным. И вывод суда: истец своих требований не доказал. В иске отказать.
  Предвижу возражения: Но ведь это неправильно: другая сторона тоже может быть нуждающейся. Отвечаю: В Вашем случае надо разбираться строго объективно. Благоприятствовать двум бедным или двум состоятельным гражданам-сторонам значит судить строго объективно, по закону и только, без социальных эмоций.


[Закрыть]

Все огромное Российское государство – безраздельное правовое пространство.

«Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации» (ч. 2 ст. 4 Конституции РФ). В России нет «зон существования» вне радиуса действия Конституции, федеральных законов, вне общедоступности суда и судебной защиты.

Современное Российское государство – демократическое федеративное правовое. Его высшая ценность – человек, его права и свободы. Как установлено ст. 2 Конституции, признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства[65]65
  Чтобы оценить современную уголовную политику, нелишне обратиться к истории права. По Соборному уложению 1649 г. предусматривалась смертная казнь и такое наказание, как «олово лить в рот да руки сечь». При Петре I смертная казнь применялась за преступления, предусмотренные более чем 100 статьями, применялись четвертование, колесование, сожжение. (См. об этом: Петрухин И. Л. Судебная власть: контроль за расследованием преступлений. М.: Проспект, 2007.) Даже при всем том, что в странах, где закон допускает применение смертной казни, применяются современные (а не варварские технологии), ценно то, что Россия, несмотря на тяжелый конфликт на Кавказе, не отказалась от моратория на смертную казнь.


[Закрыть].

Осуществимость конституционных программ, постулатов и гарантий зависит от практической деятельности государственной власти, ее трех ветвей, системно взаимодействующих, а также от научного обеспечения, предлагаемого в виде исследований, заключений, рекомендаций, концептов законопроектов, аналитических записок, проектов целевых и иных программ развития судебных и других институтов. Исходный пункт более-менее серьезной работы, ориентированной на будущее, – основательное знание существующего положениям (без купюр и иносказаний).

Во-первых, должен быть сводный реестр тех прав, которые не защищаются в судебном порядке (например, относятся издавна к прерогативе органов ЗАГСа, жилищно-коммунальных служб и др.)[66]66
  См. об этом: Петрухин И. Л. Становление судебной власти и судебного контроля. Гл. 2 // Судебная власть: контроль за расследованием преступлений. М.: Проспект, 2007. С. 75.


[Закрыть].

Во-вторых, есть необходимость обеспечивать профессионализм альтернативных судебных процедур, не упуская при этом аспектов их качества, методик, состава медиаторов, консультантов, общедоступности и реально добровольного (не кабально вынужденного для стороны, «загнанной в угол»). Здесь же проблема проведения примирительной процедуры профессиональным судьей (или – по предпочтению сторон не одним, а может быть двумя и более). Вопросы нуждаются в апробации и вряд ли оправдано их откладывать в долгий ящик.

В-третьих, было бы интересно (здесь просьба к читателю проявить снисходительность к автору «Не ругайте пианиста, он играет, как умеет!») провести нечто вроде эксперимента с участием (очень любящих свою профессию) судей в игровом судебном процессе, где настоящие судьи сыграют роли сторон. При этом в роли судьи игрового процесса желательно иметь судью, склонного к затягиванию процессов (что само по себе еще не указывает на погрешности и минусы) или судью, который хотел бы ускорить темп, но пока имеет в своем дружелюбном судейском коллективе признанные «заслуги» мастера волокиты.

Вообще-то судьям виднее, играть ли в дела, от которых и так передышки нет, и если уж играть, как распределить роли. Не апробировать ли при этом процедуру, не прописанную в кодексе, или прописанную, по мнению судьи, «не так, как следует» (иначе говоря, нерационально), либо не для того вида судопроизводства, в который ее стоило бы включить?

Цель судейских игр видится в том, чтобы умудренный опытом судья, на два или более судебных представления спустившийся с подиума, оценил недостатки процесса как бы «со стороны», войдя в образ неопытного истца (ответчика), без понятий в праве, без ясного представления своей позиции и без поддержки адвоката. Или судья предпочтет образ опытного сутяжника, который ведет дело на грани фола (чтобы присутствующим ясно было, кто и какими методами осложняет работу суда в неигровом процессе).

В наше время в ходу известное выражение «Казнить нельзя помиловать». Более вероятно, что там, где смертная казнь не отменена, альтернатива помилования нереальна: «Казнить нельзя. Помиловать тоже».

Между этими крайностями – поле человеческих судеб.

Решение судьбоносных дел – сверхзадача судьи.

Один из аргументов противников смертной казни – в знании опыта непоправимых судебных ошибок. Приговор приведен в исполнение. После этого находится живым тот, за «убийство» кого по ошибке осудили невиновного.

Ошибка оказалась непоправимой. Стоила жизни.

Автору бывшем в молодости адвокатом, не понаслышке известен своеобразный «эпилог» дела об установлении отцовства. В доказательствах правоты позиции истицы недостатка не было. Ответчик иска не признавал, но и не проявлял активности в опровержении. Контрдоказательств практически не было (кроме простого отрицания и высказанного им предположения, что истица встречалась в то время не только с ним). Иск был удовлетворен. Спустя двадцать лет, если не больше, после положительного решения суда мать ребенка, неизвестно из каких побуждений, «награждает» адвоката откровенностью, что отцом ребенка был не ответчик.

Между приведенными двумя историями почти ничего общего. Первая история – хрестоматийный пример ошибки в уголовном процессе. Пример не единственный в специальной литературе.

Вторая история – реальный факт ошибки при решении гражданского дела.

Но общее между этими делами есть. Оно – в том, что обе эти ошибки – судебные, и обе непоправимы. Если только женщина-доверитель спустя два десятилетия после процесса не разыграла перед своим бывшим представителем, адвокатом, «лже-откровенность».

К чему были приведены примеры? К тому, чтобы перейти к простому утверждению: Человеку свойственно ошибаться. Даже человеку в мантии судьи. Даже суд, действующий коллегиально, не застрахован от ошибки. Судебные ошибки случаются. Целям их предупреждения, проверки судебных актов, служит инстанционно организованная система судов.

В современный период в структуре правосудия все более возрастает удельный вес гражданских дел. Соответственно отношение к суду – во всяком случае, у тех, кто так или иначе вовлечен в орбиту гражданского и арбитражного судопроизводства, или следит за хроникой судебных гражданских дел, – ассоциируется преимущественно с его позитивными решениями по гражданским делам (защита исключительных прав, товарного знака, защита достоинства, деловой репутации, рассмотрение исков из договорных отношений, экономических, финансовых, инвестиционных споров и т. п).

Влияние гражданского правосудия могло бы еще более возрасти, с изменением числа уголовных дел, которые возбуждаются главным образом по причине невозмещения субъектом правонарушения убытков. Причем, уголовный ход дела чаще всего не лучшим образом сказывается на взыскании убытков, т. е. интерес потерпевших остается не удовлетворенным, и значит, компенсационная восстановительная функция правосудия не срабатывает[67]67
  При всей неоднозначности наследия Энрико Ферри (тем не менее выдающийся ученый, редкий оратор С. С. Остроумов, незабываемые лекции которого по судебной статистике в Московском гос. ун-те им. М. В. Ломоносова автору настоящей работы довелось слушать, нередко цитировал «Уголовную социологию» и другие произведения Ферри, которым разработана позитивная теория уголовной ответственности, с учетом проблемы вознаграждения за вред потерпевшим от преступления. Идея также разрабатывалась Гарофало (1880), который ставил вопрос о вознаграждении жертвы преступления за вред как меру, альтернативную «тюремному заключению за мелкие проступки случайных преступников». (См. об этом: Ферри Э. Уголовная социология. М.: Инфра-М, 2005. С. 336–502.)


[Закрыть]. Освоение функций социального государства наверное позволит решить также проблему защиты потерпевших, в случаях нераскрытых преступлений. Очевидно, модель ответственности государства (казны) за имущественный вред не установленного и не изобличенного преступника трудно реализуема главным образом по экономическим (финансовым) соображениям. Но ничто не мешает разработке соответствующих законопроектов По таким масштабным вопросам интересно иметь не один проект. В 90-е годы активный интерес к проблеме проявлял В. М. Савицкий. Надо надеяться, что недалек час ее реального разрешения.