Текст книги "Разбитые звезды"

Внезапно я вижу, что одна из них кричит: рот открыт, но звук долетает слабо – и в ту же секунду я понимаю, что мисс Лару среди них нет. Я проталкиваюсь к перилам, пытаюсь найти взглядом огненно-рыжие волосы.

Ошалевшая от страха толпа затопчет любого, кто зазевается. С одной стороны прохода – стена, с другой – перила балкона, а толпа растет с каждой секундой, как стадо баранов в узком ущелье. Тут и там я вижу, как людей расшвыривают во все стороны. Лилиан здесь нет. Я хочу уже махнуть на нее рукой и пробиваться дальше к своей спасательной капсуле, как вдруг раздается душераздирающий крик.

Я протискиваюсь к балкону… Мелькает зеленое платье, огненная вспышка волос, белое как полотно лицо… – и Лилиан исчезает. Какой-то обезумевший от страха мужчина вдвое больше нее быстро проталкивается по проходу.

Я не раздумывая бросаюсь на помощь: перегибаюсь через перила, хватаюсь за них, поворачиваюсь и прыгаю вниз.

– Вы знали, где ваша спасательная капсула?

– Да.

– А мисс Лару?

– Знала ли она, где моя капсула?

– Ее, майор. Пожалуйста, посодействуйте нам.

– Думаю, знала. Но я не уверен.

– И ни один из вас не оказался там, где следовало.

– Не все пассажиры знают правила эвакуации.

Глава 4. Лилиан

Плечи пронзает боль, я прикусываю язык и чувствую во рту соленый привкус крови. Но я больше не падаю. Ударившись о перила, цепляюсь руками за перекладину. Дыхание перехватывает, силы на исходе. Толпа стремглав несется мимо, никто не обращает на меня внимания. Перед глазами кружатся звездочки, я пытаюсь закричать, пока пальцы не разжались и я не улетела в пропасть.

Я упала на этаж или два – не ниже, иначе вывихнула бы себе плечи, пытаясь ухватиться за перила. Подо мной зияет пропасть: если сорвусь и упаду – костей не соберешь.

Моего сдавленного крика никто не слышит. Люди сливаются в размытое пятно цветов и звуков, и я чувствую запах пота и страха. Они не то что помочь – подойти боятся к девушке, которая из последних сил цепляется за перила.

– Свонн! – кричу я, стараясь разглядеть ее среди людей, но те бегут слишком быстро.

И вдруг кто-то рявкает на них, и они расступаются. Это не Свонн. Голос мужской.

Меня хватают сильные руки, тянут к себе, и вот я снова стою на полу. Потом тащат по коридору через орущую толпу, которая рвется к спасательным капсулам. Ноги мои даже не касаются пола.

Меня заталкивают в боковой коридор, в котором нет людей, и ставят на ноги.

На меня внимательно смотрят серьезные карие глаза. Я узнаю их.

– Майор, – выдыхаю я.

– Вы целы? Не ранены?

Плечи болят. Язык кровоточит. Задыхаюсь.

Я хватаю ртом воздух, пытаясь сдержать приступ тошноты.

– Цела.

Майор Мерендсен прислоняет меня к стене, будто тюк с грязным бельем, а сам выглядывает в коридор, по которому размытым потоком несется толпа. Кто-то пихает мужчину во фраке, и он падает. Мгновение – и его затаптывают, а мы с майором даже не успеваем протянуть ему руку.

Нет, это уже не просто толпа. Люди обезумели от страха. И если Свонн сумеет о себе позаботиться, то…

– Анна! – громко кричу я, отрываясь от стены и кидаясь к толпе. Мне бы только найти Анну и Свонн…

Майор железной хваткой вцепляется мне в локоть. Я бью его по руке, но он оттаскивает меня от прохода, резко разворачивает и только потом отпускает. Каблуки у меня такие неустойчивые, что я, пятясь, едва не падаю.

– Вы в своем уме?! – задыхаясь, кричит он.

– Мне надо найти их…

Я касаюсь пальцами губ и стираю с них струйку крови. Я знаю, где мы: в ремонтном отсеке, одном из многих, что разбросаны по кораблю.

– Они же там… Мне надо… Хочу убедиться, что они…

Майор Мерендсен преграждает мне путь и не дает добраться до толпы, мчащейся к спасательным капсулам. Корабль снова качается, пол трясется, и, потеряв равновесие, мы ударяемся об стену. Ревут сигналы тревоги, и мы слышим друг друга, только перекрикивая этот шум.

– Вы им не поможете! – убеждает меня майор, выпрямляясь. – Над нами две палубы, а подруги ваши уже ушли далеко. Идти можете?

Я делаю резкий вдох.

– Да.

– Тогда пойдемте. Держитесь между мной и перилами. Я постараюсь сдерживать людей, чтоб вас не раздавило, но и сами смотрите под ноги.

Он поворачивается к толпе, расправляя плечи.

– Стойте! – Я ковыляю к нему и хватаю за руку. – Не туда!

Он раздраженно вздыхает, но все же останавливается.

– Нам надо добраться до спасательной капсулы. Еще несколько таких толчков – и корабль разнесет на части.

Мне до сих пор трудно дышать, и отвечаю я не сразу.

– Я знаю корабль, – говорю я, тяжело дыша, – поблизости есть капсулы для экипажа.

Мгновение он смотрит на меня, и я понимаю, что соглашаться не хочет, но своих чувств не выдает.

– Что ж, пойдемте, – наконец отвечает он.

Служебный коридор пуст, на стенах горят сигнальные полосы. Экипаж, наверное, на своих местах, помогает пассажирам забраться в спасательные капсулы. Только потом можно будет бежать к своим. В любом случае, прорваться сюда сквозь обезумевшую толпу они не смогут.

Майор молча следует за мной, но я чувствую, что он напряжен. Думает, видимо, что я веду его на верную смерть. Наверняка не хочет никуда за мной идти. Но я знаю «Икар», а он нет. Он не облазил в детстве корабль вдоль и поперек, пока тот строился.

Мы торопимся по лабиринту коридоров. Я подхожу к двери, на которой написано: «Вход только для персонала», дергаю за ручку, и дверь открывается, чуть скрипнув несмазанными петлями. Плечи до сих пор ноют, но руки работают – видимо, ударилась я не так сильно.

Внутри спасательный отсек, и капсула на пять человек уже ждет с открытой дверью.

– Спасибо, что проводили, майор, – твердо говорю я, переступая через порог и поворачиваясь к нему лицом. Он идет прямо за мной и резко останавливается, чтобы не врезаться в меня. Я хочу разрыдаться, поблагодарить его за то, что спас мне жизнь, но если начну плакать, то остановиться уже не смогу. Ему неведомо, что его ждет, если нас застукают в одной капсуле. Отец ни за что не поверит, что это всего лишь случайность.

– Проводил?

– Да, теперь я сама справлюсь. Чуть дальше по коридору есть еще одна капсула. До нее минут пять.

Он удивленно поднимает брови.

– В капсуле пять мест, и я займу одно из них, мисс Лару. У нас, вероятно, нет этих пяти минут. Кажется, что-то вытягивает корабль из гиперпространства.

На мгновение меня сковывает страх. Мне ли не знать, что случится, если разрушится ткань пространства между измерениями! Я делаю глубокий вдох и отступаю назад.

– Если спасатели найдут нас в этой капсуле… Вас со мной…

– Я все же рискну, – цедит он сквозь зубы.

По нему видно, что он теперь совсем не хочет находиться со мной в одной капсуле. Но тут корабль снова трясет, и меня отбрасывает к одному из сидений. Майор заходит следом за мной. Откуда-то издалека доносится ужасный металлический лязг.

– Ладно! – резко бросаю я и встаю, держась за сиденье. Эта капсула не для первого класса, а для механиков – никаких тебе изысков, только голые металлические стены и сиденья. На полу решетка, и обтянутые шелком каблуки моих дорогих туфелек проваливаются в дырки. Туфли стоимостью в две тысячи галактионов в секунду испорчены – шелк ободрался. Я смотрю в пол, пытаясь успокоить дыхание. Какой теперь от них толк? Но я все равно не могу выбросить это из головы и смотрю на испорченные туфли. Разум цепляется за столь крохотный пустяк и упорно держится за него.

Майор прислоняет ладонь к сканеру, и дверь с тихим шипением закрывается. Он нажимает на кнопку автозапуска, и начинается обратный отсчет; у нас есть время пристегнуться. Мне режет глаза яркий свет трех ламп на потолке капсулы. Гулкие шаги майора эхом отдаются от металлического пола: он шагает к сиденью напротив моего и пристегивается. Я выдергиваю каблуки из решетки и тоже сажусь.

Впервые с тех пор, как прозвучал сигнал тревоги, я дышу полной грудью. Спасена. В безопасности. По крайней мере, пока. Я отгоняю мысль о других людях, которые наверняка не сумели добраться до спасательных капсул.

Автозапуск катапультирует капсулу на много миль от «Икара», и не больше чем через пару часов нас подберет спасательный корабль. Надо просто набраться терпения и провести это время в компании майора Мерендсена.

Лицо его бесстрастное, сдержанное. Если он так сильно меня ненавидит, зачем спас жизнь? Извиниться бы перед ним за те резкие слова, что я сказала на прогулочной палубе. Откуда ему знать, что говорю я не то, что на самом деле думаю? Горло сдавливает, хочется пить… И зачем я опять посмотрела на него в салоне?

– Сколько вам заплатить, чтобы вы держали рот на замке? Ну, когда нас спасут.

Я верчу в руках ремни безопасности. Это не удобные мягкие ремни в капсулах для пассажиров – нет, эти грубо царапают обнаженные плечи.

Майор хмыкает и отворачивает голову к крохотному иллюминатору, из которого видны дрожащие звезды; хотя трясется, конечно, сам корабль.

– С чего вы взяли, что я кому-то что-то расскажу?

Я решаю, что лучший выход – просто молчать, ради нашего же блага. Не будет общения – не о чем и рассказывать.

У меня стучит в ушах от злости на майора, а обратный отсчет продолжается. Сорок пять секунд. Сорок. Тридцать пять. Я смотрю на цифры, отсчитывая каждую секунду, и глубоко дышу, стараясь унять тошноту. Лару не показывают слабости.

Капсула резко дергается, и нас вжимает в сиденья. Стены будто пульсируют от сильного заряда энергии. Во рту чувствуется металлический привкус, в ушах невыносимо гремит, и… в один миг мы оказываемся в кромешной тьме. Лампы, подсветка, аварийные огни – все погасло. В капсуле темно хоть глаз выколи, виден только тусклый свет звезд в иллюминаторе.

И звезды больше не дрожат: некая сила выдернула «Икар» из гиперпространства.

Пару мгновений стоит тишина. Замолкли даже двигатели и кислородные баллоны. Но тут майор выругивается, отстегивая ремни безопасности. Я понимаю, в чем дело. Без электропитания кислород закончится у нас раньше, чем спасательные команды узнают, что «Икар» в беде.

Но не это страшно.

– Не надо! – хрипло говорю я, с трудом выдавливая слова из пересохшего горла. – Вас ударит током.

– Током? – Я слышу в его голосе замешательство.

– Через межпространственные измерения проходят огромные потоки энергии, майор. Если вы ступите на металлический пол и в эту секунду здесь пройдет встречный поток напряжения… вы погибнете от удара током.

Он замирает.

– Откуда вы знаете?

– Не важно.

Я закрываю глаза, ровно дышу. Вдруг загораются аварийные огни. Свет от них не яркий, но теперь хоть что-то видно. И кислородные баллоны тоже заработали.

Лицо майора напряжено, нахмурено. Мы молча переглядываемся.

И в этот миг тишину разрывает громкий металлический лязг – «Икар» сотрясается, а вместе с ним и наша капсула, по-прежнему прикрепленная к кораблю. Мы одновременно смотрим на панель, где до этого горели цифры обратного отсчета, – она погасла. Мы застряли. Я смотрю на майора, а потом перевожу взгляд на металлический пол. Если я на него встану и здесь пройдет поток напряжения, то я умру. Но раз капсула прикреплена к кораблю, мы погибнем в любом случае.

«Просто сделай это. Не думай».

Я расстегиваю ремни и ступаю на пол. Майор что-то говорит, но я не обращаю на него внимания и ищу панель управления возле двери. Не знаю, что случится с «Икаром», но знаю, что нам не поздоровится, если через корабль пройдет поток напряжения, а капсула не успеет от него отсоединиться. Мне нужно лишь замкнуть правильные провода от аварийного питания, успеть пристегнуться, и тогда мы будем в безопасности, пока не прибудут спасательные корабли.

«Ты можешь. Просто вспомни Саймона, вспомни все, чему он тебя учил…»

Я делаю глубокий вдох и открываю крышку панели.

Вот вам и история для прессы. Репортеры сошли бы с ума от этой картины: я ковыряюсь в микросхеме. Никто: ни мужчина, ни женщина, ни ребенок из моего общества – никто не сознался бы, что способен на такое. Да у них бы и не получилось. Зато я справлюсь.

Я достаю моток разноцветных проводов и внимательно их разглядываю. Все они подсоединены к системе управления, но я ее не знаю, так что просто нажать на кнопки не выйдет. Поэтому я распутываю моток и из середины достаю два нужных мне провода.

– Помощь нужна? – Я слышу напряженный, но безразлично-вежливый голос майора и подпрыгиваю от неожиданности.

– Если работали у себя на границе электриком, то да. Но, насколько я знаю, там нет даже лампочек, так что вряд ли вы чем-то поможете.

Я слышу за спиной тихое фырканье. Он что, смеется надо мной?! Украдкой оборачиваюсь, но он мигом отводит взгляд и смотрит в потолок.

Провода разъединить нечем, и приходится делать все ногтями. Саймон так никогда бы не смог. И перекусывать провода зубами он бы тоже не стал.

Майор молчит, и я снова украдкой смотрю на него через плечо: он так и сидит, уставившись в потолок. Мое раздражение немного утихает. Как-никак он спас мне жизнь, хотя из-за этого сам мог не добежать до своей капсулы.

Я должна молчать. Должна сделать так, чтобы было не о чем рассказывать, когда нас спасут. Он должен и дальше думать, что я худший человек на свете. Но когда я разъединяю зеленый и белый провода, у меня почему-то вырываются слова:

– А разве на границе не таким же способом заводят космолеты? – На самом деле я хотела сказать это примирительным тоном, но прозвучало почему-то очень ядовито.

Я осторожно соединяю провода… Вмиг зажигаются ракетные двигатели, и капсула резко катапультируется.

Перед глазами мелькает стена, я врезаюсь в нее головой, и меня накрывает кромешная тьма.

– Что, с вашей точки зрения, случилось с кораблем?

– Я не знал, что с ним случилось. В капсуле не было никаких устройств для связи.

– И вы даже не обдумывали произошедшее?

– Нас учат работать только с достоверными данными.

– Их у вас не было?

– Нет.

– Каков был план?

– Ждать и надеяться на спасение. Только это и оставалось.

– И ждать, что будет дальше?

– И ждать, что будет дальше.

Глава 5. Тарвер

Я решаюсь отстегнуть ремни, хотя капсулу еще слегка потряхивает. Но она хотя бы больше не вращается. Сила притяжения уже уменьшилась вдвое, и вскоре мы окажемся в состоянии невесомости. Чтобы удержаться на ногах, я цепляюсь носком за решетку и опускаюсь на колени перед мисс Лару. Ее сбило с ног, она шевелится, стонет и уже на что-то жалуется, еще не придя полностью в сознание. Ничего удивительного, надо сказать.

Спереди у ее платья весьма соблазнительный вид, но я мигом припоминаю ее ледяной тон и отвожу взгляд. Я поднимаю ее и усаживаю на сиденье. Пока просовываю ее руки через лямки ремней и затягиваю покрепче, девушка заваливается на меня и что-то неразборчиво бормочет.

Пусть мне вручат медаль за то, что я удержался и не затянул ремни покрепче, не задушил ее! Я проверяю грудной ремень, а потом наклоняюсь и, взяв ее за щиколотки, засовываю их в мягкие крепления. Так близко ноги мисс Лару мне видеть не дозволено. И как, черт возьми, она передвигается в этих, с позволения сказать, туфлях?!

Капсула снова дергается, и я запихиваю свой вещмешок в нишу для хранения припасов. Потом плюхаюсь на сиденье, надеваю ремни, затягиваю их, впихиваю ноги в крепления. Но я так тороплюсь, что от моих усилий левое крепление ломается. Пристегнута только правая нога. В эту минуту пропадает сила притяжения, и мне приходится напрягать ногу, чтобы она не поднималась.

Я разглядываю лицо мисс Лару. Где ты этому научилась?! Я никогда еще не встречал богатеньких девочек, которые бы знали, как работает электричество. Не то что замкнуть провода в капсуле, построенной по последнему слову техники… Ей лучше об этом помалкивать, чтобы неугомонные репортеры ничего не пронюхали.

В ту минуту, когда вдруг зажигаются стабилизирующие ракетные двигатели, мисс Лару стонет: нас резко дергает в туго затянутых ремнях и креплениях. Капсула содрогается. Через иллюминатор за головой мисс Лару я вижу четкие точки – звезды. Среди неподвижных звезд темнеет силуэт «Икара». Корабль вращается.

– Что вы сделали?

Спящая красавица проснулась и сердито смотрит на меня… одним глазом – второй опух и не открывается. Через пару часов под ним расцветет синяк.

– Пристегнул вас, мисс Лару, – говорю я.

Ее сердитый взгляд вспыхивает гневом, и я чувствую, что и сам начинаю закипать.

– Не волнуйтесь, я не распускал рук.

Я почти совладал с собой и ответил ровным тоном, но в нем все равно прозвучало то, что я на самом деле думал: «Даже за деньги бы не стал».

И она это поняла.

Взгляд ее становится жестким, но она не отвечает какой-нибудь колкостью, а просто молчит. За ее плечом я вижу вращающийся «Икар», а мысленным взором – иллюминатор обзорной палубы и дрожащие звезды за ним; вижу, как кренится зал в салоне первого класса и падают книги; вижу опрокинутые столы и стулья.

«Икар» кружится, хотя, казалось бы, не должен; я не различаю через иллюминатор других оторвавшихся от корабля спасательных капсул. Может, их просто не видно? Я снова замечаю отблеск света, исходящий от чего-то невероятно огромного: от той же яркой светоотражающей штуковины, которую я видел раньше. Почему она светится?

Но в следующее мгновение капсула поворачивается, и перед глазами у меня разверзается звездная тьма.

Я перевожу взгляд на пол и внимательно разглядываю металлическую решетку, панель управления, которую конструкторы даже не удосужились чем-то закрыть, металлические пластины, привинченные к стенам. Эта капсула не похожа на пассажирские. Те – дорогие и приятные глазу. Но я рад, что оказался в этой – крепкой и простой.

Капсула снова дергается, хотя уже должна была пустить в ход сенсорную систему и поворотные двигатели и мягко парить в космосе. Что-то вызывает сбои в системе.

Я смотрю на мисс Лару и на мгновение встречаюсь с ней взглядом. В ее глазах усталость, злость и, как и у меня, понимание неправильности происходящего. Мы храним молчание, будто не желая признавать очевидное. Локоны выбились из ее красивой высокой прически и теперь, невесомые, плавают вокруг головы, будто она под водой. Она красива даже с набухающим синяком под глазом.

И тут через капсулу снова проходит сильнейшее колебание. Оно усиливается, металлические стены начинают гудеть, и я чувствую, что все тело у меня будто вибрирует. Пытаюсь посмотреть в иллюминатор и снова увидеть свечение, но окошко закрывает глухой щит, опустившийся будто по системной команде извне.

Это свечение… Я знаю, от чего исходил свет. Знаю, что трясло капсулу, перекрывая запрограммированную команду парить в космосе и ждать спасательный корабль.

Все это происходит из-за планеты. То свечение – не что иное, как свет звезд, отраженный от планетной атмосферы. Сила притяжения тащит капсулу вниз, не позволяя ею управлять. Скоро мы приземлимся, и повезет, если не расшибемся в лепешку.

Я вижу, как шевелятся губы мисс Лару, но слов не слышу: громкий гул перерастает в грохот, потом в рев, и воздух в капсуле резко нагревается. Я кричу во все горло, чтобы она меня услышала.

– Прижмите язык к нёбу!

Услышав мой громкий приказной тон, она непонимающе хмурится, будто я говорю на древнекитайском.

– Расслабьте челюсть. Иначе зубы выбьете или язык прикусите. Мы сейчас разобьемся.

Теперь она понимает, и ей хватает ума просто кивнуть, а не вступать в пререкания. Я закрываю глаза и стараюсь, очень стараюсь отрешиться от происходящего.

Невесомость внутри капсулы ослабевает, потом нарастает снова; лямки ремней врезаются в грудь, и я снова кричу, но не слышу крика.

Капсула прорывается через атмосферу, и внутри становится очень жарко. Планета нас притягивает, и мы все быстрее приближаемся к ее поверхности. На мгновение мисс Лару встречается со мной взглядом, но мы оба так потрясены, что не можем вымолвить ни слова. Я удивлен, что она молчит. Думал, будет орать во все горло.

И вдруг – резкий толчок. Я с такой силой ударяюсь головой о стеновую панель, что клацаю зубами и чуть не выворачиваю большой палец, цепляясь за грудной ремень.

Парашют открылся. Капсула парит в воздухе.

Воцаряется тишина, и мы напряженно ждем, когда приземлимся, гадаем, поможет ли парашют не разбиться вдребезги. И вот мы врезаемся в землю, что-то снаружи царапает капсулу, а потом мы переворачиваемся вверх тормашками. От удара ниша для припасов открывается, и оттуда вылетает мой вещмешок. Ох, надеюсь, в капсуле нет прослушивающих устройств и никто не слышал, как я ругался на чем свет стоит…

Капсула снова дергается, ее куда-то отбрасывает, и она летит, кувыркаясь… Меня мотает из стороны в сторону, лямки врезаются в кожу и давят на грудь, и вдруг… все замирает. Я делаю несколько коротких вдохов и понимаю, что капсула перестала двигаться. Сложно сказать, где верх, а где низ, но на ремнях я вроде бы не болтаюсь, а значит, капсула не перевернута. У меня такое ощущение, что по мне промчался табун лошадей… Пытаюсь осознать, что с нами случилось. Каким-то немыслимым образом мы приземлились, и сейчас мне совершенно все равно где. Я жив.

Или же умер и попал в ад, и моя участь – до конца дней своих торчать в спасательной капсуле с мисс Лару.

Поначалу мы молчим, но в капсуле и так шумно. Я слышу свое тяжелое дыхание, хрипы и стоны. Со стороны мисс Лару доносятся вздохи: мне кажется, она старается не заплакать. В капсуле стоит гул, но вскоре он утихает.

У меня ноет все тело, но я сжимаю и разжимаю пальцы на руках и ногах, пытаюсь растянуть мышцы, все еще крепко пристегнутый. Пострадал я вроде бы не сильно.

Хотя голова у мисс Лару наклонена вниз и лицо скрыто рыжими волосами, по ее тяжелому дыханию я понимаю, что она в сознании. Она поднимает руку, нащупывая застежку ремней.

– Не надо, – говорю я.

Она застывает. Я знаю, что мой голос звучит как приказ. Стараюсь смягчить тон. Она меня не послушает, если буду с ней груб.

– Капсула может снова покатиться, и вы ушибетесь, если не будете пристегнуты, мисс Лару. Сидите пока так.

Я расстегиваю ремни, снимаю их и разминаю плечи, а потом осторожно поднимаюсь на ноги.

Девушка смотрит на меня, и на секунду я забываю о том, как она со мной поступила. Мне ее жаль. Такие же бледные, измученные, отрешенные лица я видел на поле боя.

Два года назад я был новобранцем. А спустя год впервые оказался в самой гуще сражения. Помню, как застыл на месте и не мог пошевелиться, пока сержант не схватил меня за руку и не потянул за собой на землю, за кирпичную стену. Через пару секунд прямо в то место, где была моя голова, ударил лазерный луч и прожег в стене дыру. Одних страх сковывает, и такие умирают, других подстегивает, и они проявляют храбрость и становятся хорошими солдатами.

По шее у нее текут струйки крови: видимо, застежки сережек поцарапали кожу. Лицо мертвенно-бледное. Она разлепляет губы, и я догадываюсь, что она скажет.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – сдавленно шепчет она и снова сжимает губы. Я тянусь к болтающимся ремням и осторожно ставлю ноги на ширину плеч. Капсула от моих движений не шатается, значит, стоит крепко.

– Так, – продолжаю я тем же мягким тоном, что в первый раз помог мне ее убедить. Опускаюсь на колени и помогаю ей выпутаться из ремней. – Так, успокойтесь, дышите ровно, носом.

Она стонет и цепляется за ремни, потом падает на пол. Нет, через решетку в полу рвота не стечет, следы останутся.

Поднимаю крышку сиденья. Как я и думал, под ней ниша. Вытаскиваю оттуда ящик с инструментами и отбрасываю в сторону. Мисс Лару правильно растолковывает мои действия и наклоняется к нише, хватаясь за края сиденья. Ее нещадно рвет.

Я отхожу от нее и решаю посмотреть, что лежит в других нишах. Бак с питьевой водой, упаковки с сухим пайком, аптечка, ящик с инструментами – все, что я нахожу. Еще в одной из ниш лежит довольно грязная тряпка. Мисс Лару как раз поднимает голову, и я протягиваю ей эту тряпку. Она недоуменно смотрит на нее, не говоря ни слова, но все же с опаской берет и вытирает рот более или менее чистым уголком.

Мы потерпели крушение неизвестно где, у нее под глазом расцветает синяк, содержимое желудка покоится под сиденьем, а она все равно ведет себя так, будто выше всего этого.

Девушка откашливается.

– Как думаете, скоро нас найдут спасательные корабли?

Я вдруг понимаю: она до сих пор уверена, что с «Икаром» все в порядке, что прямо сейчас его чинят. Что в любую минуту нас подберут спасатели. Что этот кошмар наяву прекратится. Раздражение во мне утихает, и я подумываю рассказать ей о том, что видел: об «Икаре», падающем сквозь атмосферу планеты, о том, как он сражался с силой притяжения и проигрывал эту битву.

Нет, если я расскажу, она потеряет самообладание. Любой человек из первого класса так бы себя повел. Лучше держать язык за зубами.

– Как только, так сразу, – отвечаю я и ищу, во что бы налить ей воды.

Метод этот всегда срабатывает с новобранцами: говорить решительным деловым тоном, подбадривающим, но не слишком дружелюбным, чтобы они сосредоточились на задании.

– Давайте попробуем узнать, где мы.

Пока я говорю, на иллюминаторах поднимаются щиты. Я выглядываю и сразу же чувствую, будто гора упала с плеч. Снаружи деревья.

– Нам повезло. Кажется, это видоизмененная планета. Надо проверить, можно ли здесь дышать. В капсуле есть сенсоры…

– Есть, – соглашается девушка, – но они сгорели из-за сильного напряжения. Да они нам и не нужны. Там безопасно.

– Мне бы вашу уверенность, мисс Лару. Я предпочитаю доверять технике. Не то чтобы я не верил вашим познаниям в электронике, но все же… – Я не успеваю вовремя прикусить язык, и у меня вырывается колкость.

Мисс Лару щурится. Умей она испепелять взглядом, я бы умер на месте, прямо здесь.

– Мы уже дышим, – отчеканивает она и показывает под ноги.

Я сажусь на корточки, смотрю и… на мгновение перестаю дышать, мне сдавливает легкие. Пол капсулы будто взрезан огромным ножом для консервных банок, и разрез этот тянется по одному боку. Ну и раз до сих пор мы не начали задыхаться, значит, можно свободно дышать.

– О, надо же. Должно быть, зацепило при падении. – Я слышу, что мой голос звучит спокойно. – Так… видоизменение планеты на поздней стадии. А значит…

– Колонии, – шепчет она, закрывая глаза.

Я не осуждаю ее. С языка едва не срывается, что скоро она избавится от моего общества и найдет компанию себе под стать. Но на самом деле я чувствую облегчение при мысли о колониях. Наверняка компании, которые владеют этой планетой, разбросали колонии по ее поверхности. А значит, где-то здесь, может, даже совсем неподалеку, колонисты недоумевают, что случилось. Возможно, они скоро объявятся и будут нам совсем не рады: мы вполне можем быть захватчиками или налетчиками. Однако не думаю, что нам будет трудно убедить их в том, что мы потерпели крушение. А форму я бы с удовольствием снял – к военным поселенцы отдаленных колоний теплых чувств не питают.

– Ждите меня здесь, – говорю я, поднимаясь на ноги и опуская фляжку в бак с водой. – Я осмотрюсь и проверю, цела ли антенна.

У мисс Лару растрепаны волосы, под глазом темнеет синяк, на коже расцвели кровоподтеки, но она приподнимает брови и высокомерно улыбается. Улыбка эта будит во мне все воспоминания о том, как люди ее класса унижали меня, и я чувствую, что вновь закипаю от злости.

– Нам просто нужно ждать, майор, – медленно говорит она, будто объясняет что-то ребенку. – Даже если антенна сломана, колонисты, заметившие крушение, придут к нам на помощь. Папины спасательные команды скорее всего уже спешат сюда.

Хотел бы я верить, что кто-нибудь прилетит ко мне на помощь. Мне никогда раньше не приходилось на такое рассчитывать, впрочем, я же не единственная дочка Родерика Лару.

Девушка остается сидеть в капсуле, сцепив руки в замок и положив их на тщательно расправленную пышную юбку, ну а я иду к выходу. С силой налегаю на дверцу – и она открывается, скрипя и лязгая, – и звук этот чем-то напоминает мне стоны и жалобы недовольной мисс Лару.

Снаружи тихо. Прохладный воздух очень насыщенный, а не разреженный и скудный, как на недавно колонизированных планетах. Вообще даже у меня дома воздух не такой чистый… Нет, нельзя думать о доме и о родителях – это только отвлекает.

Я застрял здесь с самой богатой девушкой во всей Галактике. Нужно отыскать открытое место, чтобы ее папаше было легче нас найти.

Не слышно пения птиц, шорохов или шелеста – ничего, что могло бы свидетельствовать о живой природе. Впрочем, деревья здесь растут: борозда от нашей капсулы, пропахавшей землю, тянется едва ли не на километр, а по краям ее лежат поваленные и вдавленные в грязь деревья.

Они высокие и прямые, внизу ветвей нет, а темно-зеленая листва пахнет свежо и терпко. Я видел раньше такие деревья. Бригады по видоизменению планет всегда сажают их в первую очередь: они быстро растут, а их длинные стволы незаменимы для строительства. После высаживают деревья декоративные и плодовые. Возможно, это подсказка: если здесь растут только эти деревья, значит, мы, скорее всего, оказались на планете, которую видоизменили совсем недавно.

Но деревья очень высокие; экосистеме вполне хватило бы времени развиться в полной мере. Я никогда не видел таких высоких деревьев: они раза в два выше обычных, а их длинные тонкие верхушки гнутся под тяжестью ветвей. Каким образом они так вымахали? К этому времени видоизменители должны были внедрить и другие виды, которые вытеснили бы эти из экосистемы.

Всякая надежда на работающую антенну пропадает при первом же взгляде на стенку капсулы: она вырвана подчистую. Даже если передатчик не перегорел от перепада напряжения или во время полета через атмосферу, то точно разлетелся на кусочки, когда капсула крушила все на своем пути.

Возможно, моя капризная подруга по несчастью права, и ее отец в самом деле объявится здесь в любую минуту; вот только нашу маленькую капсулу не разглядеть. Нужно найти более открытое и видное место, чтобы нас заметили спасательные отряды.

Я внимательно осматриваю уцелевшие деревья. У них тонкие ветви у верхушки, поэтому залезть повыше не получится. Лилиан легче меня и, возможно, сумеет туда забраться, но меня разбирает смех при одной только мысли об этом.

«Ну же, мисс Лару. Ваше великолепное зеленое платье сочетается с листвой. Образ лесной богини – последний крик моды в Коринфе, поверьте».

Интересно, видела ли она когда-нибудь настоящую листву?

И вот я стою среди поваленных деревьев, возле практически разрушенной капсулы; все тело у меня ноет от боли, но я улыбаюсь как идиот. Кажется, мне все это нравится. Я столько недель провел на борту корабля, где вынужден был носить на груди медали и общаться с людьми, которые любят только играть в войну, а не сражаться по-настоящему, что здесь чувствую себя в своей стихии.

Вдалеке виднеется холм – по моим предположениям, на западе, потому что туда движется солнце. Пожалуй, оттуда можно осмотреться. Но идти придется долго…