Текст книги "Куриный бульон для души. Сила благодарности. 101 история о том, как благодарность меняет жизнь"

Саванна Ди
Напоминание о любви

Замерзнув ночью, я встал и накрыл его вторым одеялом.

Гийом Мюссо

Иногда я могу быть настоящим невротиком. К примеру, меня бесит, когда кто-то из коллег, воспользовавшись микроволновкой, оставляет на таймере сорок пять, десять или даже три секунды. Я знаю, что это глупость, но, согласитесь, неудобно каждый раз нажимать на кнопку «сброс», прежде чем выставить свое время.

Когда то же самое впервые случилось в моем собственном доме, я испытала всплеск раздражения. Джон, мой парень, в один из дней пришел ко мне на обед. Через некоторое время, намереваясь поставить в микроволновку миску супа, я заметила, что индикатор показывает цифру 2. Это означало только одно: Джон не выключил плиту и не сбросил таймер.

Но разве он не знал, что подобные мелочи беспокоят меня?

Я уже почти забыла об этом, когда еще через пару дней увидела на таймере цифру 1. Так продолжалось довольно долго. В сущности, можно было бы и вовсе не зацикливаться на всей этой ерунде. Однако я по-прежнему испытывала неприятное чувство раздражения каждый раз, когда таймер на микроволновке оставался включенным.

«Тьфу! Мужчины!» – думала я.

Почему Джон так поступал со мной? Пытался ли он своими действиями вывести меня из себя?

Вчера я наконец получила ответ на свой вопрос.

Джон пришел к ужину. Держа в руках тарелку с овощами, я направилась было к микроволновке, когда снова заметила на таймере цифру 2. Мой час настал. С легкой и непринужденной улыбкой (по крайней мере, я надеюсь, что именно так это и выглядело) я сказала:

– Слушай! С чего это вдруг ты оставляешь включенным таймер на микроволновке? Ты что, пытаешься свести меня с ума?

Я хотела использовать игривый тон, но в то же время дать ему понять, что его новые привычки, так неожиданно появившиеся в моей жизни, вызывают у меня раздражение.

Джон нахмурил брови и выглядел при этом довольно растерянно. Потом он произнес:

– Понимаешь, если я нажму «стоп» до того, как у таймера выйдет время, то он издаст только один сигнал вместо трех. Я просто не хотел будить тебя.

Недавно я действительно начала работать в ночную смену и могла спать только днем. Поэтому, пока Джон занимался приготовлением своего обеда на кухне, я отдыхала в спальне на другом конце квартиры.

Я почувствовала, как мое лицо краснеет, и на несколько секунд даже потеряла дар речи от смущения. Потом я подошла к Джону и крепко обняла его.

– Ты замечательный, – сказала я.

С тех пор всякий раз, когда я вижу две секунды, застывшие на таймере микроволновки, я воспринимаю это как напоминание о любви.

Дебби Аклин
Кое-что о Мэри

Порой наш собственный свет гаснет, но потом вновь возгорается от искры другого человека.

Альберт Швейцер

Ни на одной семейной фотографии меня нет. И дело вовсе не в том, что я, исполняя роль репортера, нахожусь за кадром. Просто не люблю фотографироваться. Мне всегда казалось, что я получаюсь ужасно. Некоторые снимки с моего дня рождения до сих пор вызывают у меня нервную дрожь. Не могу сказать, что ненавижу свою внешность, просто я никогда не была фотогеничной.

Так продолжалось до тех пор, пока я не повстречалась с Мэри. Я принимала участие в писательской конференции, которая проходила в Северной Каролине, а она была фотографом, специализирующимся на снимках участников. Мне, как начинающему автору, нужны были приличные фотографии для визиток и социальных сетей. Поэтому я все же решила довериться Мэри.

И вот день нашей встречи наступил. Я решила сниматься в простом однотонном топе, добавив к нему сдержанные украшения. Взглянув на себя в зеркало, я поняла, что выгляжу неплохо, однако не была уверена, что фотографии смогут этого отразить. К началу фотосъемки начал моросить дождь. У меня была красивая прическа, но я знала, что дождь испортит ее и завьет мои волосы. В общем, я зашла в студию не в самом радужном настроении.

Мэри встретила меня солнечной улыбкой. Она была одета во что-то простое, повседневное, откинутые назад темные волосы открывали ее милое лицо. Возможно, она ощутила мою неуверенность, поэтому обронила пару фраз насчет того, что снимки будут замечательными. Я расслабилась.

Мэри вывела меня из помещения на цветущую территорию конференц-зала Риджкрест. Весенняя зелень и первые распустившиеся цветы делали это место идеальным для съемок даже в пасмурный день.

Я позировала на берегу небольшого пруда, потом сидела на лавочке под деревьями. Мэри говорила о женщинах, которые разрушают свою самооценку, критикуя собственную внешность. Вдруг, глядя на меня через объектив фотоаппарата, она сказала нечто удивительное. Она произнесла всего два слова: «Ты красивая». Я испытала одновременно удивление и недоверие.

Между нами будто начала формироваться хрупкая связь. Мэри немного рассказала о себе, поделилась со мной какими-то личными проблемами. Казалось, мы абсолютно естественно перешли на стадию дружбы. Она говорила, какую позу мне лучше принять и в какую сторону наклонить голову. При этом оставалась веселой и воодушевленной, так что и я понемногу оттаяла.

Потом фотосессия закончилась. Мы договорились, что я вернусь завтра днем, чтобы выбрать снимки, которые захочу купить. Мэри призналась, что плохо запоминает имена, и попыталась придумать какую-нибудь ассоциацию с моим. Я предложила ей свой вариант: «Дебби покоряет Даллас», уверенная, что она поймет, о чем идет речь. Однако она не поняла. Кстати, я упоминала, что это была конференция христианских писателей? Так я оказалась в неловком положении, вынужденная объяснять Мэри, что это название известного порно из 1970-х годов. Я тут же заверила ее, что никогда не смотрела этот фильм, а Мэри рассмеялась.

На следующий день я уселась перед экраном ее ноутбука, заранее уверенная в провале. Но что это? Я выглядела великолепно. Мэри пролистывала снимки, а я уже понимала, что выбрать будет очень тяжело. Мне нравились они все! Даже капли дождя в моих волосах были прекрасны.

Чем больше я восхищалась, тем шире становилась улыбка Мэри. Она была довольна не только качеством своей работы, но и тем, что я нравлюсь самой себе на этих снимках. Миссия была выполнена. Я выписала чек, заполнила адресную форму и крепко обняла Мэри перед уходом.

Вернувшись домой, я выложила одну из фотографий на своих страницах в социальных сетях, а еще одну поместила на визитки. И получила столько комплиментов, что была на седьмом небе от счастья.

Спустя пару месяцев мне сообщили, что местная газета хочет взять у меня интервью, и поинтересовались, когда мне будет удобно встретиться с фотографом. Я почувствовала, как нарастает привычная паника. Одно дело, когда снимки делает Мэри, но довериться незнакомцу…

Обшарив весь Интернет в поисках советов по позированию, я усвоила главное правило: надо сжать зубы и улыбаться глазами. Звучит довольно фальшиво, но, как оказалось, работает идеально.

Наступил день фотосессии. Как и Мэри, новый фотограф подсказывал мне, как встать или наклонить голову. Он отрегулировал освещение, я стиснула зубы и улыбнулась глазами. Фотография попала на первую полосу. Вау! Я выглядела сногсшибательно! Возможно, я немного ошиблась с нарядом, но это не столь важно. Главное, что я себе нравилась. Благодарить за это следовало Мэри, ведь именно она зажгла во мне искру.

На следующий год я вновь посетила конференцию христианских писателей. Стоя в очереди, чтобы записаться на фотосессию, я заметила, что привлекла внимание Мэри, хотя и не была уверена, что она меня узнала.

Однако стоило мне войти в студию, как ее лицо озарилось. «Дебби покоряет Даллас!» – воскликнула Мэри. Она вспомнила!

– Я поражена тем, как ты изменилась. Ты выглядишь другим человеком. Ты сияешь, – сказала Мэри.

И я вновь ощутила удивление от ее слов. А затем увидела, что она смахивает слезы.

– Взгляни на себя. Ты просто расцвела, – снова повторила она.

Но разве дело только во мне? Просто рядом со мной оказался человек, которому свыше был дан дар раскрывать собеседника, словно цветок.

Фотографии и на этот раз были великолепны. Но разве могло быть иначе?

Мэри Э. Лауфер
Всегда есть за что благодарить

Признательность – удивительная вещь: то, что есть замечательного в других, начинает принадлежать и нам.

Вольтер

Мы с дочерью только что вернулись домой с концерта учеников средней школы. Даже не успев переодеться, Эмили протянула мне запечатанный конверт: «Хлоя попросила передать тебе это». Я открыла конверт и извлекла из него белый листок бумаги, на котором от руки было написано:

Дорогая миссис Лауфер!

Спасибо, что возили меня везде в этом году. Я очень ценю это.

С уважением, Хлоя Хоффман.

По краям бумаги она нарисовала радугу и маргаритки, раскрасив все маркерами.

На глаза навернулись слезы. Хлоя благодарила меня, хотя на самом деле это мне следовало говорить ей спасибо: эта девочка заставила меня ценить то, что я раньше принимала как должное.

На момент знакомства с Хлоей благодарности в моей жизни было немного. Я постоянно возила свою дочь по разным местам, но не считала это чем-то особенным. Иногда мне казалось, что большую часть жизни я занималась именно этим.

Однажды я повезла Эмили в школу, на футбольный матч.

– Мы можем захватить Хлою? – спросила дочка.

– Где она живет?

– В трейлерном парке.

– Едва ли это по пути, – ответила я. – Мы же не такси.

– Пожалуйста! – начала упрашивать Эмили. – Хлое нужно, чтобы ее подвезли.

– Ох, ну хорошо, – вздохнула я.

Добравшись до места назначения, мы припарковались около трейлера, в котором жила Хлоя. Эмили отправилась за ней, а я осталась ждать в машине. Трейлер, размещенный на крошечной площадке, показался мне весьма обшарпанным. Деревянные ступеньки заросли высокой травой, под навесом угрюмо приткнулась ржавая машина. Я уже и забыла, что можно так жить.

Эмили представила мне Хлою. Поразительно, насколько они отличались друг от друга. Хлоя была невысокого роста и хрупкого телосложения, с коротко стриженными светлыми волосами, глазами небесного цвета и живой улыбкой. На фоне крепкой загорелой Эмили она выглядела почти невесомой. По пути девочки обсуждали, соответствует ли их одежда цветам школы. Я довезла их до футбольного поля и вернулась домой.

По сравнению с трейлером Хлои наш двухэтажный особняк показался мне настоящим дворцом. Большой гараж, просторный двор, ухоженные растения – я привыкла ко всему этому, но мы ведь не всегда жили подобным образом. Я помню квартиры, которые мы снимали с мужем в первые годы нашей совместной жизни, а затем – жилье в военном городке. Внезапно я ощутила прилив благодарности за свой прекрасный дом.

В следующий раз я увидела Хлою в день школьного спектакля. Эмили пошла за подругой в трейлер и пропала. Сидя в машине, я нетерпеливо поглядывала на часы: если мы не сдвинемся с места в ближайшее время, девочки рискуют опоздать. В конце концов я тоже подошла к трейлеру и попыталась разглядеть хоть что-нибудь через сетку на входной двери. На мой стук появился мальчик, чрезвычайно похожий на Хлою. «Я позову их», – сказал он и ушел.

Внутри дома было очень тихо. Неужели дети совсем одни? Поскольку мальчик не возвращался, я решила позвать дочь по имени.

– Шшшш, – тут же откликнулась она, – ты разбудишь маму Хлои.

Отлично. По крайней мере, дети не одни дома, просто их мама спит. Наверное, именно поэтому она никогда не отвозит Хлою – работает по ночам, а днем отсыпается. Когда-то у меня была одна знакомая с подобным графиком: когда ее дети нуждались в ней, она была рядом, но при этом постоянно хотела спать. Но что это за жизнь? Какое счастье, что мой муж сейчас зарабатывает достаточно, чтобы я могла позволить себе оставаться дома!

Со временем присутствие в нашей жизни Хлои стало чем-то естественным. Я отвозила девочек в библиотеку, на каток и школьные танцы. Они сблизились. Иногда казалось, что Эмили, которая после отъезда нашего сына в колледж чувствовала себя очень одиноко, теперь обрела не просто подругу, а сестру.

Так прошло несколько месяцев. Теперь, когда я, по обыкновению, заезжала за Хлоей, ее отец был дома и махал мне рукой в знак приветствия.

– Мистера Хоффмана уволили? – поинтересовалась я у Эмили.

– Не знаю, – призналась она. – Я лишь знаю, что он теперь очень редко работает.

Пожалуй, это объясняло тот факт, что Хлоя, гуляя с нами по магазинам, всегда возвращается без покупок. Я вновь испытала чувство благодарности – на этот раз за то, что у моего мужа есть стабильная работа.

В один субботний день Эмили попросила меня довезти их с Хлоей до боулинга. Мне это было совершенно неудобно, так как я уже запланировала встречу с соседями для обсуждения благотворительной вечеринки.

– А мама Хлои не может вас подвезти? – спросила я.

– Она болеет, – ответила Эмили.

«Ну, конечно», – подумала я. Удобно сказываться больной, уклоняясь от родительских обязанностей. Я отлично знала таких работающих мамочек: они всегда без зазрения совести пользуются твоим временем. И бензином. Разумеется, я оставила свои едкие замечания при себе. Тем более что Хлоя уж никак не была виновата в проступках своих родителей.

Но чаша моего терпения наполнилась почти до краев. Поэтому, когда Эмили в очередной раз попросила меня заехать за Хлоей и подвезти их, я взорвалась.

– Я не понимаю, почему родители Хлои не могут подвозить вас хотя бы иногда? – спросила я. – Ее отец так часто находится дома, да и мама вряд ли работает семь дней в неделю.

– Мама Хлои болеет, – ответила Эмили.

– Снова? – спросила я. – У нее всегда одно и то же оправдание.

– Это не оправдание. У нее рак.

Ох… Значит, мама Хлои вовсе не пренебрегала своими родительскими обязанностями. Она больна раком.

– Рак чего? – я почувствовала, как мой голос становится более мягким.

– Яичников, кажется.

– Почему ты ничего не рассказала мне?

– Поначалу они сами не знали, в чем дело.

– Это ужасно.

Мое негодование вмиг исчезло, и на смену ему пришел стыд: я так легко осудила родителей Хлои, ничего не зная о них. Последние шесть месяцев предстали передо мной в совершенно ином свете. Мистер Хоффман был дома, чтобы иметь возможность ухаживать за своей больной женой. Неудивительно, что Хлоя казалась радостной каждый раз, покидая свой трейлер.

– Что случилось, мам? – спросила Эмили, заметив, что я в третий раз перечитываю письмо Хлои и слезы катятся по моим щекам.

– Это так прекрасно, – только и смогла ответить я.

Слова Хлои согрели мое сердце. Они компенсировали все потраченное время и бензин. Эта девочка не воспринимала меня как должное, подобно большинству подростков. Скорее наоборот: это я относилась ко всему в своей жизни как к чему-то само собой разумеющемуся, хотя на самом деле имела столько поводов испытывать благодарность! Я держала в руках письмо Хлои, украшенное маргаритками и радугой, зная, что отныне буду благодарна судьбе за все.

Доранн Вебер
Более мудрая «я»

Зависть – лишь пустая трата времени.

Автор неизвестен

Как обычно, в три часа ночи я сидела на диване перед телевизором с пачкой шоколадного печенья. Реклама на экране обещала, что после приобретения очередного чудесного продукта моя жизнь изменится. «Если бы все было так просто», – подумала я. Сон пропал. Не замечая мелькания ярких картинок, я мысленно составляла список вещей, которые мне хотелось бы изменить в своей жизни.

Я знала, что мной владеет зависть. Я жалела себя.

Мне все чаще казалось, что все, кого я знаю, продолжают двигаться вперед, в то время как я сижу на обочине. У моих друзей уже были новые машины, дизайнерская одежда и красивые дома, а мой мир оставался неподвижным. Наша семья по-прежнему жила очень просто, и это наводило на мысль, что моя жизнь скучна и нуждается в переменах. Тревога немного отступала, когда я чувствовала во рту сладость подтаявшего шоколада. Ночные свидания с телевизором с некоторых пор стали моей привычкой.

Завтра воскресенье, и мы планировали всей семьей остаться дома – заняться уборкой и навести порядок в шкафах. При этом я изо всех сил старалась не думать о своем друге, который на все выходные уехал кататься на лыжах.

Во время уборки дети должны были сложить одежду и игрушки, которые они уже переросли, в большие пластиковые контейнеры. Муж – навести порядок в шкафу в прихожей, давно уже ставшем местом хранения ненужного хлама, а я – разобрать гардероб в спальне. Когда контейнеры были наполнены, мы принялись перебирать вещи, чтобы определить, какие из них планируем оставить, а какие – выбросить или передать на благотворительность.

Внезапно что-то яркое, голубое привлекло мое внимание: на полке, втиснутый между старыми сумочками и туфлями, лежал мой подростковый дневник. Целых три года я записывала все свои переживания в этот блокнот на спирали. Теперь при виде его потрепанной обложки, которая к тому же была украшена моими рисунками, я не могла не улыбнуться.

Страницы дневника хранили мой подростковый почерк. Над многими буквами красовались сердечки, а число восклицательных знаков отражало владевший мной тогда невероятный восторг. Похоже, в детстве я была счастлива. Я решила сделать небольшой перерыв в уборке и перечитать некоторые записи.

Налив в кружку горячего чая, я пододвинула поближе пачку шоколадного печенья и углубилась в воспоминания. Вскоре выяснилось, что, несмотря на типичные подростковые проблемы, мне удавалось сохранять позитивный настрой. Чуть ли не на каждой странице я выражала благодарность по отношению к своей семье, друзьям и учителям, которые направляли меня.

Допив свой чай и еще немного пошелестев страницами, я уже была готова вернуться к уборке, но одно предложение буквально бросилось мне в глаза: «Я обещаю перестать завидовать друзьям и думать о том, что у них есть то, чего нет у меня. Я хочу быть счастливой!» Назовите это судьбой, но более юная версия меня только что преподнесла мне урок.

Я росла в многоквартирном доме в Бруклине, Нью-Йорк. У нас было лишь самое необходимое, но я как-то умудрилась свыкнуться с этим фактом, научилась его принимать и быть благодарной за то, что имею. Почему же теперь я позволила зависти ослепить меня? В конце концов, именно сегодня мы перебираем наши заполненные шкафы и планируем отдать излишки другим людям.

Той ночью я не стала устраивать традиционный праздник жалости к себе. Вместо этого я достала блокнот и, держа ручку в одной руке и шоколадное печенье – в другой, начала писать: «Дорогой дневник, я давно не делилась своими мыслями. Я благодарна за…»

С этого все и началось. По мере того как рос мой список благодарностей, улучшалось и мое настроение. Я расставляла сердечки над некоторыми буквами и не скупилась на восклицательные знаки.

Мои поздние одинокие вечеринки сменились крепким ночным сном. Потребовалось какое-то время, чтобы зеленоглазый монстр зависти покинул меня. Но иногда он все же возвращается, и тогда я напоминаю себе обо всем, за что благодарна.

Я сконцентрирована на том, что у меня есть, и не жалею о вещах, которыми не обладаю. И бесконечно благодарна той девочке из дневника, которая научила меня ценить все дары, которые предоставляет нам жизнь.

Джанет Перез Эклз
Моя вновь обретенная радость

Доброта – это язык, который глухие могут слышать, а слепые могут прочесть.

Марк Твен

Холодным зимним днем в дверь моей квартиры постучали. Трехлетний сын обнимал меня за ногу, когда я проворачивала ручку. Это оказалась соседка напротив: «Я иду в торговый центр, не хотите присоединиться ко мне?»

Я робко улыбнулась. Для меня все еще было в новинку принимать помощь от других: теперь посторонние люди читали для меня и провожали в разные места. Как будто напоминая, что теперь я завишу от их доброты.

Еще совсем недавно я могла сказать, что вступила в самый счастливый период своей жизни и с удовольствием заботилась о сыновьях, которым было три, пять и семь лет. Однако потом все изменилось. За каких-то восемнадцать месяцев я ослепла, осталась в кромешной темноте. Причина была в повреждении сетчатки. Никакого лечения. Никакой операции. Никакой надежды.

Я проводила ночи без сна, гадая, какой теперь будет моя жизнь. Как я буду заботиться о своих сыновьях? Насколько обделенными они будут себя чувствовать рядом со слепой мамой? Я металась и ворочалась, но ответы так и не приходили – только волны страха. Похоже, я столкнулась с монстром, которого мне не победить.

«Нужно подождать, милый», – говорила я младшему сыну, когда он просил на завтрак хлопья с молоком. Сначала мне нужно было найти нужную коробку, потом – убедиться, что молоко не переливается через край… «А где папа?» – нетерпеливо спрашивал он.

Мой муж много работал, чтобы прокормить семью. Помощь от родных была скудной, потому что моя мама была занята своими собственными переживаниями: мой отец тоже потерял зрение. Я унаследовала от него этот ген, однако его проявление заняло у меня гораздо меньше времени: если моему папе было пятьдесят пять, то мне – всего лишь тридцать.

«Могу я прийти помочь?» – часто предлагала мама. Я нуждалась в ней, но не могла и не хотела взваливать на нее еще большее бремя. «Я в порядке, не волнуйся, у меня и мальчиков все хорошо», – лишь отвечала я.

На самом деле я не была в порядке. Но борьба со страхом не мешала мне готовить и убирать, а моя память настолько обострилась, что я смогла запомнить номера телефонов людей, готовых отвезти моих мальчиков на футбольные тренировки и встречи скаутов.

Потом наступил декабрь. Приближалось мое первое слепое Рождество. Все вокруг готовились к празднику, повсюду звучали рождественские гимны, а я еще глубже погрузилась в свою печаль. Украшение дома, покупка подарков и выпечка печенья оказались непосильными задачами.

Рождественским утром я услышала, как дети скачут вокруг нашей кровати.

– Мы хотим открыть подарки! – кричали они.

Я нащупала халат, надела его и позволила увести себя в гостиную. На какой-то миг сладкий сосновый аромат и счастливые голоса мальчиков заставили меня забыть о своей беде. Но затем пришлось вернуться в реальность.

– Хорошо, мы должны сделать это по порядку, – проинструктировала я. – Папа даст по одному подарку каждому из вас, и вы откроете его, когда мы скажем вам это сделать.

– Я первый! – воскликнул младший, и я услышала, как он срывает обертку. – Вау! Круто!

Мне мучительно хотелось увидеть выражение его маленького личика. Какой подарок он открыл? Что же его так взволновало? Я сдерживала слезы и укоряла себя: ну почему я не могу просто наслаждаться тем, что слышу? Но чем больше они вопили от восторга, тем сильнее переполняло меня ощущение собственной неполноценности.

Наконец я поднялась с дивана.

– Я сейчас вернусь, – пообещала я и вдоль стены прошла обратно в спальню. Глаза жгло, ведь я изо всех сил боролась со слезами. Я села на кровать и взмолилась: «Господи, пожалуйста, помоги мне понять. Покажи мне, как справиться…».

Пока я беззвучно плакала, вошел мой муж. Он обнял меня и мягко спросил:

– Что я могу сделать для тебя, дорогая?

– Я в порядке, – ответила я, смахивая слезы тыльной стороной ладони.

– Мама, папа, можно мы откроем остальные? – кричали мальчики.

– Я буду через минуту, – прошептала я мужу. Достала салфетку из коробки на комоде и попыталась проглотить свою боль.

– Это самый лучший подарок на свете! – услышала я голос старшего сына. – Как ты узнала, мама?

Я замерла. Откуда я знаю? Разумеется, я знаю. Знаю, о чем мечтает каждый из них. Мне не нужно зрение, чтобы знать все о моих сыновьях. Не имея возможности видеть, я все равно могла любить их.

Как будто темная пелена спала с моего сердца. Мне не нужно было зрение, чтобы быть рядом и радоваться их удивлению при виде очередного подарка. Я наслаждалась их нелепыми комментариями и, кажется, нашла для себя новую радость в их сто раз повторенном «Я люблю тебя, мамочка».

«Спасибо», – прошептала я, благодаря Бога за то, что он открыл внутренний взор моего сердца. В тот день я научилась ценить богатство, которое заключалось в трех моих маленьких мальчиках.

На следующий день после Рождества я позвонила своей соседке: «Хочешь поехать в торговый центр? Там много выгодных предложений». Она помогла мне сесть на пассажирское сиденье, и мы отправились на шопинг.

По пути в магазин мы шутили и смеялись. Она держала меня за руку, пока мы прогуливались вдоль витрин, и до мельчайших подробностей описывала все, что за ними находилось. В скором времени совместные походы по магазинам стали нашей традицией.

Недавно соседка спросила, обострилось ли у меня после потери зрения какое-либо другое чувство. «Да, – ответила я, – чувство юмора».