Текст книги "Владыка морей"

– Поднимемся на сторожевую вышку, – предложил Тремаль-Наик. – Оттуда будет легче точно определить, где стреляют.

VIII. Взрыв «Марианны»

Тремаль-Наик и Янес покинули комнату индуса и, поднявшись по лестнице, вышли на одну из террас павильона, на которой возвышалась сторожевая башенка, или, вернее, своеобразный минарет, тонкий и высокий, с внешней лесенкой. В одну минуту они добрались до вершины, заканчивающейся небольшой круглой платформой. Там была установлена длинноствольная спингарда, которая могла стрелять при надобности во всех направлениях.

Солнце уже почти взошло. По равнине лились потоки его света. Даяки, осаждавшие кампонг, с появлением дня удалились на расстояние шести или семи сотен метров, укрывшись за толстыми древесными стволами, срубленными специально для того, чтобы ими можно было пользоваться в качестве щитов, передвигая или, точнее, перекатывая их по своему усмотрению. Казалось, за ночь силы их возросли. Бросив на них быстрый взгляд, Тремаль-Наик невольно воскликнул:

– Но вчера их не было так много, как сейчас!

Янес собирался спросить индуса о чем-то, как вдруг донесся глухой звук пушечного выстрела, пророкотавшего вдали за лесом.

– Стреляют на юге! – воскликнул португалец. – Это, несомненно, палят из пушек на «Марианне». Даяки осаждают моих матросов. Не знаю, отобьются ли ребята. Какими силами располагает этот дьявол в образе хаджи из Мекки?

– Я могу сказать только приблизительно, – ответил Тремаль-Наик. – Ему удалось поднять против меня четыре племени. Каждое могло дать ему не менее пятисот бойцов. Возможно, все они вооружены ружьями: пилигрим привез с собой целый арсенал. У него были лилы и миримы.

– Ох! Еще один выстрел! Это уже разговаривают спингарды, – заговорил Янес, делая гневный размашистый жест.

Со стороны необозримого леса, простиравшегося от кампонга к югу, теперь все чаще и чаще долетали звуки пушечной пальбы, которые наконец перешли в один сплошной гул.

Янес, видимо, нервничал. Он метался по платформе, как разъяренный лев в клетке, яростно окидывая взором горизонт. Индуса тоже охватила волна сильнейшего возбуждения. Выстрелы тем временем следовали один за другим. Между малочисленным экипажем «Марианны» и подавляющими силами таинственного хаджи шла, очевидно, отчаянная и яростная борьба.

– Все еще стреляют! – воскликнул Янес, не в силах сдержать волнение. – О, почему я не там?

– Самбильонг – храбрец, который так просто не сдастся, – ответил Тремаль-Наик. – Это старый тигр, который может показать когти и зубы.

– Но там, на борту, всего около пятнадцати человек, в то время как даяков, да еще снабженных, по твоим словам, артиллерией, может быть до трех или четырех сотен.

– Значит, и ты сомневаешься в том, сможет ли «Марианна» отбиться? – в отчаянии спросил индус. – Но ведь если даяки возьмут твой корабль, то для нас все будет кончено. А что ждет тогда мою дочь?

– Не падай духом, дружище! – попытался успокоить его Янес. – Даяки подавятся раньше, чем доберутся до нас сюда. Я внимательно осмотрел твой кампонг, и он мне кажется очень крепким. Ты же знаешь, что дикари легко приходят в замешательство, когда их натиск встречает отпор. Черт возьми! А пушки все еще гремят… Там идет настоящая бойня. Кстати, сколько у тебя тут людей?

– Человек двадцать наберется. Малайцы, часть из них с Явы.

– Сорок человек, отлично вооруженных, да еще за такими прочными стенами, могут задать основательную трепку твоим друзьям даякам. А как насчет запасов?

– Всего в изобилии.

– Сеньор Янес! С добрым утром! – произнесла в этот момент молодая девушка, появившаяся на платформе.

– Дарма! – воскликнул Янес.

Юная красавица лет пятнадцати или шестнадцати, с гибким станом, роскошными черными волосами, прелестным личиком с чуть бронзовой бархатистой кожей и лучезарными очами остановилась перед португальцем, устремив на него взгляд. Она, как и ее отец, была одета в полуевропейский, полуиндийский костюм, который был ей очень к лицу.

– Я так рада видеть вас, сеньор Янес! – сказала девушка, протягивая португальцу свою нежную, но сильную руку. – Уже два года, как вы не показывались здесь.

– У нас всегда какие-нибудь дела в Мопрачеме!

– Малайский Тигр все затевает какие-то экспедиции? Какой ужасный человек! – сказала Дарма, улыбаясь. – Ах, пушечный выстрел! Вы слышите?

– Уже с полчаса, как мы слушаем эту музыку, – сказал Тремаль-Наик. – И она возвещает нам, быть может, очень большое несчастье. Там Тигры Мопрачема, которые защищают от даяков корабль Янеса.

– Стойте! – прервал разговор португалец, напряженно прислушиваясь. – Мне кажется, что выстрелы стали реже. Как это ужасно – ничего не видеть.

Все наклонились над парапетом платформы и внимательно вслушивались. В самом деле, с той стороны, где находилась «Марианна», с некоторыми интервалами доносилось эхо выстрелов. Затем наступила тишина, как будто битва вдруг оборвалась.

– Победили или… побеждены? – задал вопрос Янес, лоб которого покрылся жемчужинами пота. И как бы в ответ ему раздался оглушительный гром далекого, но могучего взрыва, заставившего даже сторожевую башню снизу доверху затрястись, как в лихорадке.

Янес испустил глухой стон, а Тремаль-Наик и Дарма побелели как полотно.

– Боже мой! Что случилось? – в ужасе спросила девушка.

– Моя «Марианна», должно быть, взлетела на воздух, – ответил Янес прерывисто. – Несчастный экипаж!

Лицо португальца было искажено выражением глубочайшей скорби, на глазах его сверкали слезы.

– Янес! Брат мой! – сказал Тремаль-Наик задушевным голосом. – Успокойся, Янес. Совсем не обязательно, что это взорвался твой корабль.

– Нет, это так, это так! – ответил португалец печальным голосом. – Я столько раз видел, как взлетают на воздух корабли, что не могу ошибиться на этот счет. Но не то важно, что «Марианна» взлетела на воздух; в конце концов, мы располагаем достаточным числом судов Мопрачема. Но мои люди, мои верные бойцы!

– Но они могли покинуть корабль раньше, чем судно взорвалось. Не сами ли они бросили огонь в пороховой погреб, чтобы не отдать судно врагам? – промолвил индус.

– Очень возможно, – ответил Янес, к которому мало-помалу вернулось его обычное невозмутимое спокойствие.

– Был ли там, на «Марианне», кто-нибудь, кто знает, как добраться лесом до моего кампонга?

– Да. Гонец, которого мы посылали к тебе шесть месяцев назад.

– В таком случае, если этому человеку удалось избежать смерти, он сможет провести твоих уцелевших бойцов сюда.

– Но как они пробьются сквозь густые ряды даяков? Эта задача нелегка для такого малочисленного отряда. И потом, если они и доберутся сюда, то наше положение от этого улучшится ненамного.

– Это правда, – ответил индус. – Как мы можем выбраться к морю без твоего корабля?

– Мы раздобудем несколько шлюпок, отец, – вступила в разговор Дарма.

– Но при плавании на шлюпках мы ничем не будем защищены от перекрестного огня с берегов. Кому удастся при таких условиях живым добраться до устья реки? Однако посмотри на даяков, друг, – сказал в это мгновение Янес.

Осаждавшие, которые тоже отлично слышали взрыв и предшествовавшую ему оживленную канонаду, оставили свои подвижные щиты и отступили в окаймлявший долину лес, словно намереваясь снять с кампонга осаду.

– Они уходят, отец! – воскликнула радостно Дарма. – Они поняли, вероятно, что бесполезно стоять под стенами нашего укрепления.

– Янес! – отозвался и Тремаль-Наик. – По-видимому, в самом деле пилигрим потерпел неудачу и отозвал даяков, прислав им гонцов.

– А может быть, – отозвался португалец, – он расставляет нам новую западню. Он рассчитывает, что мы, увидев отступление даяков, воспользуемся этим случаем и покинем кампонг. А когда мы сделаем это, он нападет на нас в лесу со всеми своими силами. Нет, дорогой друг. Меня эта уловка не проведет. Я не настолько глуп. До тех пор пока мы не получим достоверных сведений о постигшей мое судно участи, мы не покинем твоей фактории, где мы по крайней мере можем выдержать продолжительную осаду, если даже мой экипаж уничтожен. Поставим часовых и не будем пока тратить время на наблюдение за маневрами этих негодяев.

– Сеньор Янес! – сказала Дарма. – Сойдите вниз немного отдохнуть и подкрепиться.

Так как выстрелов больше не было слышно, все трое действительно спустились с башни в покои нижнего этажа, где слуги кампонга уже сервировали хороший завтрак. После завтрака, отправив метиса Тангузу наверх наблюдать за движением даяков, Янес и индус еще раз вместе обошли укрепление и тщательно осмотрели его, чтобы приготовиться к долгой осаде. Прошло три часа со времени взрыва, когда с вершины минарета раздался призывный крик метиса:

– К оружию!

И в то же мгновение загремели ружейные выстрелы.

Янес и Тремаль-Наик тотчас же поднялись на стену, откуда могли видеть всю долину. Два возгласа одновременно вырвались из уст индуса и португальца:

– Тигры Мопрачема! Самбильонг!

Затем послышалась команда:

– Стрелять из спингарды! Опустить подъемный мост! Впустите друзей!

Сопровождавшие Янеса на стену пираты Мопрачема, увидев схватку своих товарищей с даяками, не пропускавшими их, бросились к трем спингардам, защищавшим кампонг с южной стороны, и начали выпускать один заряд за другим.

Услышав эти выстрелы, довольно метко косившие ряды даяков, последние растерялись, расступились, давая дорогу отряду Самбильонга, и рассеялись под прикрытием леса.

Уцелевшие члены экипажа «Марианны», видя, что путь свободен, бросились бегом к кампонгу, не переставая стрелять по даякам.

Подъемный мост был моментально опущен, и беглецы, с трудом переводя дыхание, вбежали внутрь кампонга. Их осталось не более полдюжины. Лица их были черны от пыли, одежды изорваны и окровавлены, на устах виднелась пена: они бежали, сражаясь, не меньше трех часов.

Знавший дорогу к кампонгу гонец, к счастью, находился среди них.

– Мой корабль! – закричал Янес, бросаясь навстречу к Самбильонгу…

– Взорван, капитан, – ответил малаец дрожащим голосом, – мы не могли больше держаться на нем. Врагов было так много… Почти все наши товарищи были убиты, даже те, которые раньше выбыли из строя. Я предпочел поджечь пороховой погреб. Они гонятся за нами. Готовьтесь защищаться, капитан…

– Тем лучше, – проговорил Янес сквозь зубы. – Пусть приходят. Мы, по крайней мере, отомстим им за гибель «Марианны», за наших погибших товарищей.

IX. Испытание огнем

В этот момент из леса показались действительно несметные орды даяков, группами, без всякого порядка мчавшихся со всех ног по направлению к кампонгу. Они ревели, как дикие звери, потрясая в воздухе тяжелыми парангами из блестящей стали и беспорядочно стреляя направо и налево. Они казались обезумевшими от неудачной попытки уничтожить последних защитников «Марианны», успевших проскользнуть в факторию раньше, чем их настигли даяки.

– Черт возьми! – воскликнул Янес, внимательно наблюдавший за появлением неприятеля. – Этих негодяев, однако, более чем достаточно. Хотя их военное искусство и не очень высоко, они зададут нам порядочно работы.

– Их, пожалуй, будет не меньше четырехсот, – заметил Тремаль-Наик.

– Да к тому же у них еще имеется нешуточный осадный парк, – добавил португалец, видя, как из леса вынырнуло до дюжины лил и миримов. – Чтоб его разорвали черти, этого каналью пилигрима! Он, по-видимому, знает-таки толк в войне и заботу об артиллерии ставит на первый план.

– Янес! – обратился к нему Тремаль-Наик, в голосе которого чувствовалось какое-то напряжение. – Ты уверен, что мы будем в состоянии долго сопротивляться?

– Что касается артиллерии, то мы несколько слабоваты по сравнению с ними. Но это, разумеется, не помешает нам как следует почистить их ряды, если они вздумают брать нашу крепость приступом. Лишь бы только хватило съестных припасов, а продержаться мы сумеем…

– Я уже сказал тебе, что этого добра у нас достаточно. Все навесы переполнены ими.

– Остается, значит, только ждать возвращения Каммамури. Узнав, что мы находимся в опасности, Сандакан не замедлит прислать нам подкрепление. Чтобы добраться до береговой полосы, требуется не больше недели, и можно надеяться, что сейчас Каммамури уже достиг Мопрачема.

– А если вдруг Сандакан почему-либо не пришлет нам подкрепление?..

– Тогда мы уйдем отсюда сами, – ответил Янес со своим обычным спокойствием. – Через две недели осаждающих вряд ли будет так много, как теперь. Мы ведь не картофелем будем заряжать наши спингарды, а кое-чем посущественнее.

Пока Янес и Тремаль-Наик продолжали обход стен, даяки расположились вокруг фактории, держась за пределами пространства, доступного пушечному огню, и поспешно готовили из земли и камней маленькие укрепления для своих орудий, чтобы вести обстрел фактории с наибольшим удобством.

Хотя прочным, как железо, стенам кампонга эти орудия не могли причинить значительного вреда, все же Янес, поднявшийся на башенку для обзора долины, не мог удержаться от жеста неудовольствия.

– Проклятый пилигрим, вероятно, когда-нибудь сам был солдатом, – сказал он. – Даяки никогда не додумались бы до таких стратегических тонкостей, как укрепления для пушек.

– Ты видишь его? – спросил Тремаль-Наик. – Вон он стоит на высоком пне, только что срубленном даяками для укрепления насыпи.

Янес внимательно посмотрел в указанном направлении, потом направил в ту сторону морской бинокль.

Там возвышалась фигура рослого худого человека, одетого в белый костюм, вышитый золотом, и высокий зеленый тюрбан, надвинутый почти до самых глаз.

На вид ему можно было дать лет пятьдесят-шестьдесят. Черты его лица были гораздо более тонкими, чем у представителей тех рас, которые преобладают на Больших Малайских островах.

– Он похож на араба или на бирманца, – сказал Янес после продолжительного наблюдения, – во всяком случае, это не даяк и не малаец.

– Не приходилось ли тебе когда-нибудь встречаться с ним? – спросил Тремаль-Наик.

– Я все роюсь в памяти. И чем больше я роюсь, тем больше убеждаюсь, что с этим человеком я никогда не имел никаких дел. Ах!.. Смотри! Боевой танец. Это плохой признак.

– Почему, Янес?

– Это значит, что даяки готовятся к решительной битве. Они всегда возбуждают себя этими дикими танцами, а уже потом берутся за оружие.

– Самбильонг, ступай предупреди людей, чтобы они были готовы. Да распорядись, чтобы на всех четырех углах фактории было поставлено по спингарде. Эта предосторожность будет, думаю, далеко не лишней.

Сотни полторы даякских воинов, державших обеими руками остро отточенные сабли, отделились от остального войска и, выстроившись в четыре колонны, двинулись к кампонгу для исполнения воинственного танца.

Шагах в пятистах от стены они остановились, издали вызывающий боевой клич, разбились на четыре больших кружка и начали свой беспорядочный танец.

В центре образованных ими кругов были сложены предварительно принесенные паранги, среди которых для большего эффекта было помещено несколько, по-видимому, только что отрубленных человеческих голов.

Увидев эти головы, Янес сделал негодующий жест.

– Несчастные! – воскликнул он. – Они положили там головы моих людей, трупы которых, вероятно, выловили в реке после взрыва «Марианны». Они поплатятся за эту гнусную выходку!

– Хочешь, мы начнем их обстреливать сейчас же? – предложил Тремаль-Наик. – Они как раз находятся на расстоянии выстрела.

– Нет, – ответил португалец, – первый выстрел должен быть с их стороны.

Даяки между тем продолжали вертеться как сумасшедшие или пьяные, издавая дикие крики, размахивая руками и извиваясь, как черви. Этот танец продолжался добрых полчаса. Затем усталые, измученные даяки подобрали свои доспехи и вернулись к главным силам.

Наступила глубокая тишина, продолжавшаяся несколько минут. Затем вдруг неистовый рев потряс воздух.

– Что это? Не готовятся ли они к атаке? – спросил Тремаль-Наик Янеса, который снова навел свой бинокль на толпу даяков.

– Нет, – ответил тот. – Я вижу какого-то человека с небольшим зеленым флагом в руках. Это, вероятно, парламентер, которого посылает к нам пилигрим.

– Чтобы предложить нам сдаться?

– Во всяком случае, не мир.

В самом деле, какой-то даяк, по-видимому, заслуженный воин, как можно было судить по длинным перьям, украшавшим его голову, и по необыкновенному количеству медных браслетов на руках, шел по направлению к кампонгу, сопровождаемый другим даяком, который нес с собой большой деревянный тамбурин.

– Вот так парламентер! – воскликнул со смехом португалец. – Вместо трубы идет к нам с тамбурином, как и подобает заправскому даяку. Сойдем-ка вниз, Тремаль-Наик, послушаем, что хочет передать нам даякский генералиссимус.

Едва только они покинули башенку и сошли вниз, как парламентер уже достиг кампонга и заявил, что хочет переговорить с «белым человеком», то есть с Янесом.

– Вы ошибаетесь, – возразил португалец, с любопытством глядя на парламентера. – Хозяин этого здания вовсе не я.

– Это ничего не значит, – возразил парламентер. – Пилигрим из Мекки, потомок великого пророка, желает, чтобы я вел переговоры только с белым человеком, братом Малайского Тигра.

– Черт возьми! – воскликнул Янес, смеясь. – Два брата разного цвета и разных рас… Этот пилигрим, вероятно, круглый дурак. Ну ладно! Говори мне, что поручил тебе сообщить потомок пророка.

– Он послал меня возвестить, что на этот раз дарует жизнь тебе и твоим людям, но с условием, что ты выдашь ему Тремаль-Наика и его дочь.

– Зачем они ему?

– Чтобы казнить их, – спокойно ответил посланец.

– За какую вину?

– Так угодно Аллаху.

– В таком случае передай твоему пилигриму, что мой Аллах, напротив, совершенно не хочет этого, и что я, покорный его велению, пришел сюда защищать моих друзей.

– Но, повторяю, Аллах и пророк уже предрешили судьбу этого человека и его дочери.

– Наплевать мне на бредни вашего пилигрима, опаивающего вас туаком[18]18
  Туак – рисовая брага.


[Закрыть].

– В таком случае я иду передать пославшему меня слова белого человека.

– Пожалуйста! – иронически поклонился Янес.

Спутник парламентера трижды ударил в свой тяжелый тамбурин, и оба даяка торжественно удалились к своим соотечественникам, где их, по-видимому, ожидали с большим нетерпением.

– Этот пилигрим, должно быть, самый хитрый мошенник, какой только может существовать на белом свете, – заметил португалец. – Обходя твой двор, я слышал, как малайцы рассказывали, будто он творит чудеса… Что это за чудеса, хотел бы я знать?

– Вероятно, и в самом деле что-нибудь особенное, – ответил индус. – Недоверчивых по натуре даяков не так-то легко провести какими-нибудь пустяками.

– Деньги, оружие, чудеса… Черт возьми! Со всем этим арсеналом действительно ничего не стоит провести тупоголовых даяков. Но чего ради он все-таки так взъелся на нас?

– На меня и на мою дочь, – поправил Янеса Тремаль-Наик.

– В данный момент – да. А что будет позже? Я отнюдь не склонен верить обещаниям этого чудотворца. Гм… Что это? Парламентер возвращается обратно к нам.

В самом деле, посланец снова приблизился к кампонгу и дал знак, что желает вести переговоры.

– Белый человек! – обратился он к Янесу, поднявшись к нему на террасу. – Пилигрим послал меня сказать тебе: он совершит перед твоими очами чудо, чтобы показать тебе и твоим людям свои могущество и неуязвимость.

– Каким образом? – засмеялся Янес. – Может быть, он предоставит мне возможность испытать его неуязвимость пулей моего карабина? Это было бы отлично!

– Нет, – ответил в некотором замешательстве парламентер. – Пилигрим намеревается в твоем присутствии подвергнуться страшному испытанию огнем и хочет показать, как он выйдет невредимым благодаря покровительству небесных сил. От тебя он требует одного: чтобы ты предоставил для этого испытания клочок земли поблизости от кампонга. Вы все должны наблюдать за ходом испытания огнем. А потом ты должен будешь решиться выдать индуса и его дочь. Потому что ведь тогда тебе будет доказано, что он действительно полубог и что против него никто не может бороться: ни ты, ни твои люди, ни, наконец, сам Малайский Тигр, хотя его и называют непобедимым.

– Ладно. Я нахожу, что пилигрим чрезвычайно любезен, давая нам возможность быть зрителями такого интересного спектакля. По крайней мере, у нас будет маленькое развлечение.

– Ты не веришь, белый человек, что пилигрим может выдержать это испытание?

– Посмотрим.

– И тогда сдашься?

– Ну, зачем так сразу? Посмотрим сначала эти «чудеса».

– Твои люди покинут тебя. Они сложат оружие.

– Ладно, ладно, погляжу, как они будут бросать к вашим ногам свои ружья, – с иронической улыбкой отозвался Янес.

Не прошло и четверти часа, как парламентеры отправились в лагерь. Янес и Тремаль-Наик, которые не покидали платформу, собираясь поглядеть на обещанное чудо, обратили внимание на два небольших отряда даяков, состоявших приблизительно из пятнадцати человек каждый. Люди из этих отрядов были совершенно безоружны, но тащили мешки с камнями, по большей части плоскими, подобранными, по-видимому, в русле какого-нибудь пересохшего потока. Даяки остановились шагах в пятидесяти от террасы и уложили на земле дорожку или площадку из камней шириной около шести метров и длиной около двенадцати.

– Готовят жаровню, – пояснил Янес Тремаль-Наику, крайне заинтересованному действиями даяков.

Затем даяки притащили большое количество ветвей смолистых деревьев. Этот горючий материал они расположили вокруг камней и между ними, а потом его подожгли, и перед террасой запылал костер, горевший около двух часов. Все это время гарнизон осажденного кампонга терпеливо наблюдал за оригинальными приготовлениями к предстоящему испытанию огнем. Тем временем около костра собрались целые толпы даяков, но гарнизон кампонга, видя, что они не вооружены, не протестовал.

– Развлечение, которое мне нравится, – промолвил Янес, – тем более, что все эти «чудеса» не произведут ни малейшего впечатления на моих детей Мопрачема.

– И на моих малайцев тоже, – живо ответил индус. И потом добавил: – Из моих людей вышли бы очень плохие мусульмане. Совсем не такие, как дикие даяки. Кстати, откуда туземцы получили здесь, так далеко от родины религии Магомета, свои сведения о ней?

– Древняя история! – отозвался Янес. – Еще в первые века мусульманства сюда проникали арабские проповедники. Арабы знали дорогу сюда и до Рождества Христова. Но гляди: этот хитрец готов дать сжечь свои подошвы, лишь бы убедить наивных даяков, что он в самом деле полубог. Завидую его силе характера, но не завидую его подошвам…

– А я испытываю страстное желание всадить в его голову пулю или пустить в него заряд картечи.

– Нет, так нельзя. Это было бы убийством безоружного человека. Пусть нас вызовут – тогда дело иное.

Неистовый вой даяков возвестил, что пилигрим уже готов приступить к испытанию огнем, доказывая «белым людям» свою неуязвимость и божественное происхождение.

Красавица Дарма сидела на террасе рядом с отцом. И тут же расположились люди Янеса с ружьями на изготовку, ни на мгновение не спуская злобно блестевших глаз с фигур толпившихся под самыми стенами кампонга врагов и с недоверчивостью следя за каждым их движением.

Тем временем пилигрим уже приблизился к догоравшему костру. Его лицо было скрыто от взоров полупрозрачной зеленой накидкой, на голове у него был тюрбан огромных размеров зеленого же цвета, тело облечено в просторные одежды из нанки, а ноги обнажены.

– Или этот человек – величайший в мире фокусник, или он – настоящая саламандра, – проворчал Янес, искоса поглядывая на таинственного пилигрима.

– Друг, ты разве забыл то, что мы с тобой видели в Индии? – обратился к нему Тремаль-Наик. – Помнишь опыты факиров? Помнишь празднество Дарма раджа, на котором ты в первый раз увидел прекрасную Сураму, племянницу раджи Ассама?

– Ах, черт! Позабыл, – отозвался Янес. – Но ведь я отлично помню, что индийские факиры, о подвигах которых ты мне напоминаешь, пробежав по пылающим углям, выскакивали со страшными ожогами. А наш достославный пилигрим обязуется выйти из испытания совершенно неуязвимым…

Потом Янес легонько отодвинул от парапета склонившуюся над ним Дарму.

– Осторожнее, дитя, – сказал он. – Я не доверяю этим разбойникам ни на грош.

– Но ведь они безоружны! – запротестовала девушка, любопытство которой разгорелось.

– По виду – да. Но они отлично умеют прятать оружие, а ведь одного выстрела будет достаточно… Нет, лучше соблюдать осторожность.

Пилигрим подошел к остаткам костра и остановился перед каменной площадкой, от которой исходил нестерпимый жар. Камни были буквально раскалены.

Постояв несколько секунд перед пылающим ложем, пилигрим поднял руки к небу и поглядел в ту сторону, где находилась родина пророка, словно призывая его к себе на помощь. Потом решительно и спокойно шагнул на раскаленные камни, воскликнув трижды:

– Аллах! Аллах! Аллах!

И, ни на йоту не ускоряя шагов, он прошел босыми ногами, ступая по раскаленным добела камням. И ни единым движением, стоном, гримасой не выдал, чувствует ли он боль от чудовищных ожогов, без которых, казалось, немыслимо было проделать все это.

Даяки, пораженные, буквально ошеломленные виденным, граничащим со сверхъестественным, глядели на своего избранника с боязнью, и вместе с тем взгляды их были полны обожания. У них не было никакого сомнения, что человек, творящий подобные чудеса – прямой потомок Магомета, полубог.

Но пилигрим не ограничился уже достигнутым успехом: ступая по огненной дорожке, он на мгновение остановился, потом вернулся и опять прошел по тому же пути тихими и спокойными шагами, словно идя не по раскаленным камням, а совершая обычную прогулку.

– Ей-ей, – воскликнул Янес, – этот субъект непременно в родстве с Вельзевулом! Как он ухитряется выносить дьявольский жар? Ведь ноги его в самом деле голы. Тут нет обмана.

Сойдя с раскаленных камней, пилигрим опять обернулся и на несколько мгновений задержал взгляд на лице Янеса. Потом медленным шагом удалился в свою палатку. А даяки, охваченные каким-то экстазом, метались под стенами кампонга, выли и кричали, взывая к небу:

– Аллах, о Аллах! Аллах!

Потом они бросились следом за удалившимся пилигримом. Несколько минут спустя перед кампонгом опять появился уже знакомый парламентер.

– Какого дьявола тебе нужно? – встретил его довольно недружелюбно Янес.

– Я пришел спросить тебя, гяур, согласен ли ты теперь, когда убедился в подлинности божественной силы, которой обладает потомок Магомета, сложить оружие?

– Ага! Правда, я обещал дать ответ, дружище, – отозвался Янес. – Ну так вот что. Пойди и передай этому сыну, внуку или правнуку Магомета, что мы чрезвычайно благодарны ему за столь любезно устроенное представление и находим комедию очень интересной.

Потом португалец сорвал с одного из своих пальцев великолепный золотой перстень и швырнул его ошеломленному парламентеру со словами:

– А это – плата комедианту за удачный фокус. Иди!