Текст книги "Тьма"

Глава 11. 27 мая, 2021 года

– Я тебе уже говорила, водопровод здесь ни при чем! Я все давно починила.

Голос Каро звучит сердито. Я отклоняюсь от моего маршрута к комнате для видеозвонков в сторону прачечной, останавливаясь возле двери, чтобы послушать.

– Мне кажется, сливной шланг забился, – говорит она.

– Всегда какое-то оправдание, – огрызается Люк. – В этом месте ничто никогда не работает, ни души, ни стиральные машины. Ну ты посмотри!

– Да, я вижу. Вода на полу, Люк. Ты знаешь, где швабра.

– Я просто хочу постирать свои гребаные вещи. Это не большая…

Я не слышу остального. Алекс почти сталкивает меня с дороги, несясь мимо с грозным лицом. Очевидно, я не единственная была в зоне слышимости. Я иду за ним, чувствуя, что сейчас ситуация накалится еще сильнее.

В промокшем комбинезоне Каро стоит на коленях на кафельном полу прачечной, окруженная лужей сероватой воды. Она рассматривает кольца труб позади одной из стиральных машин.

– Что происходит? – требовательно спрашивает Алекс, переводя взгляд с Каро на Люка.

– Сливной шланг полностью забился, – отвечает Каро, на ее лице проскальзывает облегчение, когда она замечает нас. – Не мог бы кто-то из вас принести ведро?

Я достаю одно из шкафа, и Каро подставляет его под низ, когда откручивает шланг. Это не помогает. Поток воды добавляется к луже на полу.

– Kut![17]17
  Многофункциональное ругательство, отображающее целый спектр эмоций. В данном контексте, оно эквивалентно: «сука», «дерьмо» и т. д. (голл.).


[Закрыть] – Люк отскакивает, брызги летят на его кроссовки. – Посмотри на этот гребаный срач.

– Твой гребаный срач, – поправляет Каро, вглядываясь внутрь шланга. Направив его вниз, она сильно его трясет, и что-то выпадает на пол.

Алекс подбирает одноразовую зажигалку, украшенную маленькими зелеными листьями марихуаны, и отдает ее Люку.

– Я полагаю, это твое.

Люк берет зажигалку без единого слова. Не извиняется перед Каро и даже не выглядит особо смущенным.

– Сколько раз я просила народ опустошать карманы, прежде чем загружать вещи в машинку? – жалуется Каро, явно расстроенная. – И не перегружать свыше максимальной отметки. Нельзя просто так забивать на стирку неделями, а потом запихивать все свои шмотки туда за один раз.

Люк бормочет что-то неразбочивое. Неожиданно Алекс кидается вперед и хватает его за футболку, ударяя в висок. Каро визжит, когда Люк поворачивается и бьет в ответ, его кулак проходится по подбородку Алекса. Тот спотыкается, и Люк заключает его в удушающую хватку.

– Отпусти его! – кричит Каро. В мгновение ока она выхватывает ведро грязной воды из-за стиральной машины и выплескивает в лицо Люка. Он изумленно таращится, вода стекает с его волос и бороды.

– Ах ты ж тупая сука!

Алекс высвобождается из хватки Люка, потом сбивает его с ног.

– Перестаньте! – кричу я, когда Люк тяжело приземляется на мокрый пол. Что же делать?

Несколько секунд спустя вбегают Арне и Дрю, потревоженные шумом. Арне хватает Алекса, целящегося ногой в живот Люка, и прижимает его к стене.

– Это не его вина! – кричит Каро, теперь заливаясь слезами. – Алекс защищал меня.

Дрю сердито смотрит на Люка, пытающегося подняться на ноги.

– Какого черта тут творится?

Мы все поворачиваемся на звук голоса Сандрин, доносящийся от двери. Господи, думаю я. Плохие новости быстро распространяются в этом месте – один намек на неприятности, и половина станции тут как тут.

Это не первый скандал, которому я стала свидетелем за последние пару недель. По мере того как антарктическая зима сгущается, напряжение на базе нарастает. Наши дни все чаще прерывают незначительные подколки и злословие, иногда взрывающиеся полноценной ссорой; две недели назад Дрю и Роб сцепились из-за того, чья очередь опустошать мусорные контейнеры, и Арку с Арне пришлось держать их, чтобы они не ринулись в драку. Несколько дней спустя Соня сорвалась на Люка за то, что он на полную громкость включил трэш-метал в гостиной.

– Он угрожал Каро, – Алекс испепеляет Люка взглядом, когда тот поднимается на ноги. Его борода окровавлена, замечаю я.

– Ни хрена подобного, – рычит Люк, проводя рукой по мокрым волосам. – Посмотри, что она со мной сделала!

– Это правда? – Сандрин поворачивается к Каро.

– Она ни в чем не виновата! – возражает Алекс. Он уже трясется от злости, обводя нас одичавшим взглядом. – Ты! – его челюсть напрягается, и он делает шаг в сторону Люка. – Это был ты, да?

Краем глаза, я вижу, как Каро качает головой. Не делай этого, говорят ее расширенные глаза. В то же время я чувствую запашок чего-то вроде виски от Алекса и понимаю, что он пил.

Черт. Сейчас даже не середина дня.

– Давайте на этом закончим. – Арне предупреждающе вскидывает руку, но Люк не обращает на него внимания.

– Что я? – он злобно смотрит на Алекса. – Я понятия не имею, о чем ты.

– Ты был на той вылазке. – Алекс тычет в него пальцем. – Тебе ведь никогда не нравился Жан-Люк, а?

– Ты о чем вообще, мужик? – насмешливо спрашивает Люк.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. – Я снова чую запашок алкоголя, когда Алекс выплевывает слова.

– Эй. – Дрю приближается. – Тебе нужно успокоиться.

– Нет, позволь ему облегчить душу, – говорит Люк. – Давайте все послушаем жалкую попытку Алекса отвести вину от себя. Он не может принять, что Жан-Люк умер из-за него, поэтому ищет козла отпущения.

– На что именно ты намекаешь, Алекс? – хмурится Сандрин. – Ты хочешь сказать, что кто-то сломал снаряжение Жан-Люка? – Морщины на ее лбу и вокруг рта кажутся более выраженными, чем неделю назад, словно она стареет на глазах, истощенная каким-то непонятным мне переживанием. – Ты ведь не всерьез, да? Как кто-то мог это сделать?

– Я не уверен, – качает головой Алекс. – Повредил карабин, или, возможно, веревку. Но мы никогда не узнаем, не так ли, Сандрин? Все это там, внизу с ним, на глубине полмили в той расщелине.

Мука отражается на лице начальницы станции, когда ее атакует та же картинка, что преследовала меня последние три месяца.

– Это было подстроено, – настаивает Алекс. – Это единственное объяснение. Я снова и снова все обдумывал. Снаряжение было в порядке, когда я проверял его перед выходом, но оно не все время было у меня на виду. Я, возможно, не увидел бы, если бы кто-то…

– Но почему? – прерывает Арне, вид у него крайне растерянный. Я чувствую необъяснимое притяжение к нему, хочу приблизиться, как будто он – безопасное убежище в этом шторме. – Зачем кому-то это делать?

– Да, почему? – требует Сандрин. – Почему кто-то мог хотеть навредить Жан-Люку.

Алекс медленно качает головой, будто не веря своим ушам. Как много он выпил, интересно? И делает ли он это регулярно?

Приглядывать за ним, как я пообещала Каро три недели назад, оказалось легче на словах, чем на деле – Алекс становился все более закрытым, избегая всех, кроме Каро и Арне. Он полностью забросил медицинские тесты и видеодневники, вынуждая меня наблюдать за ним единственным возможным способом – проверять его монитор активности. Хоть я и не разбираюсь в данных, по крайней мере, замеры сердцебиения дают мне знать, что он еще жив.

– Почему бы тебе не задать этот вопрос Люку? – Алекс обращается к Сандрин. – Ты прекрасно знаешь, что у них было несколько стычек на тему его маленькой заначки.

Люк в бешенстве сжимает зубы. На секунду кажется, что он на грани того, чтобы снова ринуться в драку.

– Ты не можешь всерьез так считать, – сбивчиво выпаливает он. – Ты честно считаешь, что я мог бы кого-то убить? Из-за такого?

– Жан-Люк угрожал, что подаст на тебя жалобу, разве нет? – настаивает Алекс.

– Алекс, пожалуйста, – предостерегает Каро.

– Ну? – Алекс взывает к Арне. – Ты же мне веришь?

Арне не отвечает, а Люк дико оглядывается по сторонам.

– Что это такое? Какой-то долбаный суд? – Он поворачивается к Сандрин. – Ты собираешься что-то сделать? Или предпочтешь просто остаться в тени?

Начальница станции замирает, ее лицо неподвижно от напряжения. Она выглядит почти парализованной.

– А как насчет него? – Люк кивает на Арне. – Я, кажется, припоминаю, что у него с доком были свои разногласия. Почему не он подозреваемый в этом так называемом убийстве?

– Так мы ничего не решим, – холодно произносит Арне, обращая свой комментарий и к Люку, и к Алексу. – Нам всем нужно так или иначе уживаться вместе следующие девять месяцев.

– Ради всего святого, не было никакого убийства, – срывается Сандрин, видимо, очнувшись и вспомнив, что она должна быть тут главной. – Смерть Жан-Люка была чистой случайностью. Это должно прекратиться.

– Алекс, почему бы тебе не пройти в клинику, – предлагаю я, отчаянно желая поговорить с ним, успокоить.

– Спасибо, Кейт, – отрывисто прерывает меня Сандрин. – Я справлюсь. Мне не нужна твоя помощь.

Жар заливает щеки. Я смотрю на нее, уязвленная и растерянная. Она что, не видит, что я беспокоюсь за психологическое благополучие Алекса? Парень явно не в себе и подозревает всех вокруг.

Необычно ли это, думаю я? Полярная станция зимой превратилась в любопытную смесь клаустрофобии и одиночества. Сложно по-настоящему уединиться, сбежать от чувства, что живешь в аквариуме для золотой рыбки, под постоянным наблюдением и все, что ты говоришь или делаешь, записывают и оценивают.

Этого достаточно, чтобы сделать параноиком кого угодно.

– Люк, я бы хотела поговорить с тобой в офисе, – говорит Сандрин, игнорируя меня. – Алекс, возвращайся к себе и проспись. – С этим она исчезает. Только тогда я замечаю Тома, маячащего у входа и наблюдающего за всеми нами. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он поворачивается и уходит вслед за Сандрин.

Рука сжимает мое плечо. Дрю.

– Не принимай близко к сердцу, – говорит он, доставая швабру из шкафа, чтобы помочь Каро убраться. – Она под большим давлением.

Я благодарно ему улыбаюсь, но чувствую себя злой и униженной. Разве Сандрин не видит, что я стараюсь изо всех сил? И вообще, в чем ее проблема?

Как бы сильно я ни пыталась, я не могу перебороть ощущение, что начальница станции презирает меня за одно только присутствие здесь. Хотя, к счастью, пока не было никаких упоминаний о пропавших таблетках – видимо, кто бы их ни взял, все же он сделал это для себя.

Я поглядываю на Арне, стоящего в углу. Он выглядит глубоко озабоченным. Безмолвно разворачивается и уходит. Я слышу его шаги по коридору в сторону переговорной. Наверное, собирается позвонить своей девушке.

Эта мысль причиняет мне боль. Впервые с тех пор как я потеряла Бена, у меня возникло желание быть с кем-то. Кому я смогу довериться. Кто мог бы успокоить и утешить меня, даже на расстоянии.

За всю жизнь, осознаю я, мне никогда не было так одиноко, как сейчас.

Глава 12. 12 июня, 2021 года

– Выглядишь подавленной.

Экран мигает, и лицо моей сестры на мгновение исчезает. Я молюсь, чтобы мы снова не потеряли связь. Звонки по Скайпу, учитывая лимит на скорость интернета, рискованны даже в лучшие времена, к тому же мы ограничены всего одним десятиминутным окном в неделю.

Не то чтобы я часто использовала свое.

– Я в порядке, – вру я, зная, что ее не обманешь. Даже на расстоянии десяти тысяч миль, с нестабильным интернет-соединением эмоциональный радар Клэр работает безошибочно.

– Непохоже. – Она разглядывает мое зернистое изображение в своем мониторе. – На самом деле, выглядишь очень плохо.

– Спасибо, – бормочу я, хотя понимаю, что сестра права. Без солнечного света кожа стала бледной – судьба, которой избежали только Раджив и Соня – и розовая линия шрама выглядит хуже некуда. Помимо этого, я сбросила вес, потому что биологические часы сбились: тяжело есть, когда мозг настаивает, что сейчас нужно спать.

– Ты хорошо спишь? – спрашивает Клэр тоном, который я хорошо изучила после аварии – смесь заботы и едва скрываемого раздражения.

– Всего по несколько часов подряд, – признаю я, ерзая на пластиковом сиденье в крохотной квадратной комнате, отведенной для звонков. – Это из-за отсутствия света. – Несмотря на дезориентирующий эффект двадцатичетырехчасовых дней, когда я приехала, просыпаться в темноте было хуже, это одновременно угнетало морально и опустошало физически. Чем дольше я здесь, тем сильнее ощущаю, как понемногу разваливается мое тело.

– Ты что-то принимаешь от бессонницы? – интересуется она.

– Ты про таблетки?

Она кивает.

Я вдыхаю, раздумывая, что ответить. Клэр уже сделала мне выговор и пригрозила пожаловаться, когда обнаружила содержимое моего мусорного ведра. Но в Соединенном Королевстве докторам разрешено законом выписывать рецепты самим себе, просто это не одобряется, и Клэр знала, что я не рискну потерять еще одну работу. Это была одна из тех немногих вещей, которые у меня остались. Мне пришлось продать дом, когда Бена не стало, потому что не могла выплачивать ипотеку из своей зарплаты, и я вынуждена была снять квартиру поменьше.

– Нет, не принимаю, – я снова вру с непроницаемым лицом, но меня охватывает чувство вины. Если бы Клэр знала правду: что я угощалась ценными запасами лекарств, она, наверное, отказалась бы от меня.

Я жду, что сестра укажет на мою ложь, но она, видимо, решает, что это ни к чему хорошему не приведет.

– Ты ешь? – спрашивает она вместо этого.

Я представляю свою сестру, следующую по воображаемому списку. Сон – галочка. Зависимость – галочка. Пищевое поведение – галочка. Следующий вопрос будет – достаточно ли я бываю на свежем воздухе, – на что ответ, очевидно, отрицательный, ведь я выхожу в непроницаемую тьму как можно реже.

– Да, ем, – я пытаюсь скрыть раздражение. По меньшей мере, Клэр заслуживает терпения и вежливости. После смерти отца и отъезда матери именно на нее легла обязанность дежурить у моей больничной койки в первые дни после аварии. Предупреждать меня о серьезности травм, прежде чем дать зеркало, которое я требовала. Пустить меня в свой людный дом в те недели восстановления, прежде чем я смогла найти новую квартиру и вернуться к работе.

– Ты уверена? – я явно не убедила ее своим ответом.

Я игнорирую вопрос.

– Ну, как дела у тебя? – спрашиваю я вместо ответа, надеясь отвлечь ее от «проекта Кейт».

– Все по-старому, – вздыхает она. – Элеанор терпеть не может новую школу, а Тоби… ну, ты знаешь Тоби. Мне пришлось спрятать его приставку. В данный момент он ведет единоличную войну на психологическом фронте, пытается истощить противника.

Я улыбаюсь. Мой племянник унаследовал упрямство и настойчивость от матери, что, естественно, ведет к частым стычкам.

– А Джон?

– В Бахрейне, – морщится она.

Я строю сочувствующую мину. Мой успешный зять, с его должностью в заграничном офисе, большую часть времени проводит вне страны, оставляя мою сестру в одиночестве справляться с завалом родительских и домашних задач поверх ее и без того изнурительной работы в качестве правозащитника.

Я часто думаю, как она с этим мирится. Но опять же меня не назовешь авторитетом в вопросах отношений.

– Кроме того, тут невыносимо жарко, – жалуется она. – Еще одна чертова волна жары. Джон обещал, что как только вернется, мы уедем на неделю. Возьмем детей на пляж.

Я пытаюсь представить себе мир за пределами бесконечного льда, где вода жидкая без необходимости подогрева и где можно сидеть на улице в футболке и шортах. Это кажется невозможным. Моя сестра живет на другой планете. В другой галактике.

Несколько секунд пустоты, когда звонок снова зависает. Когда связь возобновляется, я слышу только конец вопроса Клэр:

– …ты бы сказала мне, если бы что-то было не так, верно?

– Конечно, – вру я в третий раз, но меня предательски выдают слезы, внезапно защипавшие глаза. Как моя сестра делает это? Умудряется докопаться до эпицентра моего несчастья? Возможно, это из-за ее работы – я думаю, именно так вырабатывается инстинктивное чутье на чужие терзания.

Клэр покусывает губу и снова вздыхает, а я жалею, что не могу довериться ей. Не могу рассказать ей, что кто-то украл таблетки и копался в моих вещах, и как это вертится у меня в мыслях. Как, несмотря на все усилия, я стала подозрительно относиться почти ко всем.

Но это даже не обсуждается. Вместо этого я подумываю рассказать ей об атмосфере на базе. Хотя с того инцидента в прачечной две недели назад потасовок больше не было, общее настроение не улучшилось. Все на пределе, либо избегают общества, либо придерживаются маленьких безопасных группок. Люка и Роба редко можно увидеть по отдельности, а Каро общается с Элис и Алексом, который все еще шарахается от меня. Я провожу почти все свободное время с Дрю, который, к счастью, кажется довольным жизнью во френдзоне. И с Арне, хотя в основном он держится обособленно.

Но зачем обременять этим сестру? Последнее, чего я хочу, так это того, чтобы она переживала обо мне еще больше.

– Лиса написала мне позавчера, – неожиданно заявляет она. – Спрашивала, как ты. Говорит, ты не ответила на ее последнее письмо.

– Я была занята, – я чувствую, что краснею.

Сестра прищуривается, глядя на меня.

– Она твоя лучшая подруга, Кейт. Она беспокоится о тебе. Ради Бога, напиши ей. Она говорит, что писала тебе дважды и не получила ответа.

На фоне слышится суматоха. Голос Тоби, негодующий, кричащий что-то своей сестре.

– Мне пора, – закатывает глаза Клэр. – Если я не вмешаюсь, начнутся открытые боевые действия.

– Передавай, что я их люблю, – быстро говорю я. – Скажи Тоби, чтобы тебя пощадил, или я не привезу ему пингвинье яйцо.

– Там, где ты, нет пингвинов, – подмечает моя мыслящая трезво сестра. – И тебе бы не разрешили взять яйцо с собой.

– Нет. Но он же этого не знает.

Она улыбается, махнув рукой на прощание.

– Позвони маме, – повторяет она, затем отключается.

Я сижу в комнате для звонков еще десять минут, пытаясь взять себя в руки, протирая глаза. Общение с сестрой обостряет мое одиночество, как никогда – будто она является моей единственной связью с внешним миром.

Черт. Она, по сути, и есть единственная связь – хотя это по большей части моя вина. Большинство моих друзей, за исключением Лисы, которую я знаю со времен медицинского института, отдалились. Или, скорее, я их оттолкнула. После того, как моя первая встреча после аварии закончилась слезами коллеги по работе, не выдержавшей вида моего изуродованного лица, было проще держаться от всех на расстоянии.

Я не заслужила всего этого сочувствия, заботы. И не могла выдержать того, как все старательно избегают говорить о Бене.

Мама, напротив, в наши редкие встречи никак не может оставить эту тему. Всегда расспрашивает о нем, как будто я пациент, а не дочь. Пытаясь забраться мне в голову, и это невыносимо.

Я напишу ей завтра, решаю я, поглядывая на часы.

Почти время ужина.

– Я полагаю, сегодня вечером намечается шоу, – объявляет Соня, поедая бефстроганов, творение Арка.

– Думаешь? – Элис глядит на нее с надеждой.

– Погодные условия идеальные. Безоблачно и луна ярко светит. Хорошие шансы широкого обозрения – если нет, будет отличная возможность понаблюдать за звездами. Мы обязаны увидеть несколько метеоров.

– Да, давайте пойдем наружу, когда закончим здесь. – В голосе Сандрин угадывается восторг. С приближением зимних праздников, занимающих особенное время в антарктическом календаре, она хватается за каждую возможность поднять настроение, сблизить группу.

Все хором соглашаются. Все, кроме Алекса, замечаю я. Естественно, когда мы зашнуровываемся в прихожей, его нигде не видно.

– Кто-нибудь знает, Алекс пойдет с нами? – спрашиваю я. После драки в прачечной и его диких обвинений насчет случившегося с Жан-Люком я пытаюсь наблюдать за его передвижениями. Но за ним стало все тяжелее уследить вне обеденных часов: он прятался в разных углах «Беты» и избегал почти всех.

– Я так не думаю, – качает головой Каро.

– Пойду проверю.

Я направляюсь к спальням. Стучу в его дверь. Без ответа. Я проверяю общие комнаты, а потом сдаюсь, спеша надеть уличное обмундирование как можно быстрее. Фокус в том, чтобы экипироваться и выбраться на улицу до того, как начнешь потеть – нет ничего хуже, чем влажные вещи, прикасающиеся к коже при минусовой температуре.

Захватив фонарик и не обращая внимания на боль в легких, я спешу догнать остальных. Одна мысль о нахождении в темноте в одиночестве наполняет меня ужасом.

Я обнаруживаю, что Соня ведет всех на приличное расстояние от станции, чтобы внутреннее освещение не помешало виду. Над нами бесчисленные звезды усеивают небо, бледная полоса Млечного Пути виднеется более отчетливо, чем я когда-либо видела. Тонкий серп луны висит низко над горизонтом.

Соня была права: это идеальное место и время для наблюдения за звездами. Мне стоит делать это почаще. Брать с собой кого-то, разбирающегося в созвездиях.

Через минут десять пальцы начинают неметь, поэтому я кладу фонарик на землю у ног и засовываю руки в перчатках поглубже в карманы толстого пуховика. Где-то слева от меня доносится слабый запах марихуаны.

Заметила ли Сандрин? Если да, она прилежно это игнорирует. Я предполагаю, тщательно выбирает, в какие битвы стоит ввязываться.

Еще через пять минут я решаю, что нам не повезло, но тут Элис восторженно вздыхает.

– Смотрите! – восклицает она, указывая куда-то над моим левым плечом.

Я поворачиваюсь посмотреть. Сначала я не могу различить ничего, кроме слабого свечения на горизонте, но постепенно оно увеличивается, расползаясь по небу фиолетовым и зеленым огнем, закручиваясь и волнуясь то ярче, то почти сливаясь с темнотой.

Aurora Australis. Южное сияние.

– Вот это да! – выдыхаю я. Люк протяжно присвистывает, когда Аврора расширяется, выстраиваясь в огромные колонны фиолетового и зеленого, которые бесконечно стремятся вверх, пробегая от юго-востока на северо-запад. Небо превратилось во что-то твердое, в яркую ткань, развевающуюся и струящуюся под магнитным ветром.

Я выхватываю телефон из кармана. Прикрывая его от холода в рукаве, я делаю несколько поспешных снимков и запихиваю обратно. Потом стою и наслаждаюсь зрелищем. Оно по-настоящему зачаровывает. Неземное видение, хотя я понимаю физику, стоящую за этим – заряженные частицы от солнца сталкиваются с атомами в атмосфере Земли, заставляя их испускать фотоны света.

И все же это знание не делает зрелище менее потрясающим.

Я смотрю, поглощенная, забыв о жестоком морозе, потеряв чувство времени, неспособная оторвать взгляд даже на секунду, крутясь на месте, чтобы проследить за каждой танцующей колонной света, плывущей по небу.

Я чувствую себя неожиданно прекрасно, восхитительно вознесенной над всем. Как будто все в моей жизни вело к этому моменту.

Вокруг меня многие расходятся спать, но я все еще не могу оторваться. Это похоже на магическое представление, и меня переполняет такое же благоговение, как когда отец устроил шоу фейерверков в саду на мой пятый день рождения. Мне казалось, они были самым потрясающим, что я когда-либо видела.

Ему бы понравилось, думаю я с уколом давней тоски, когда вспоминаю его страсть к астрономии, как он выманивал меня на улицу в безоблачные ночи, чтобы показать звезды. Всегда оставляя несколько включенных ламп в доме позади, чтобы я не боялась.

– Пойдемте внутрь? – спрашивает Элис.

– Я останусь еще немного, – голос Дрю.

– Я тоже, – отзывается Люк.

Мгновение спустя еще один шлейф цвета драгоценных камней струится по небу, еще ярче, чем раньше. Я наблюдаю за ней с восхищением, не замечая пролетающие минуты. Только когда Аврора наконец начинает угасать, и ноги и пальцы пульсируют от холода, я понимаю, что осталась одна.

– Дрю? – зову я в темноту. – Ты здесь?

Ответа нет.

Куда они все подевались? Наверняка они бы не ушли без меня?

Я нагибаюсь подобрать фонарик, но пальцы находят лишь пустоту. Я падаю на колени, приглядываясь в ослабевающем свете авроры.

Дерьмо. Где же он?

Я щупаю лед вокруг себя, охваченная приступом тревоги. Где мой фонарик? Он был здесь. Я уверена, что был. Я едва сдвинулась с места за все это время.

Куда он мог пропасть?

Мой телефон. Я встаю на ноги, вытаскиваю его из кармана и включаю фонарик, держа его крепко в перчатке для защиты от холода. Он до жалкого слаб, но излучает достаточно света, чтобы я могла осмотреть окружающую местность. Медленно продвигаясь, придерживаясь следов, оставленных на снегу другими зимовщиками, я вожу телефоном по сторонам, ища фонарик.

Ничего.

Я возвращаюсь по своим следам, тревога начинает перерастать в панику.

Спустя секунду телефон отключается – то ли от холода, то ли у него села батарея, я не могу сказать. Я стою там с бешено колотящимся сердцем и решаю, что делать. Смотрю обратно туда, где, по моим предположениям, должна быть база, но в той стороне не видно фонарей. Медленно поворачиваясь, пытаюсь найти силуэт «Альфа» на фоне темного неба, но вообще ничего не вижу.

Черт.

С новым приливом ужаса я осознаю, что не могу ориентироваться на местности. Поднимаю взгляд на безоблачное небо, в столпотворение этих миллиардов и миллиардов крохотных звезд, но теперь все кажется таким огромным и враждебным, что у меня кружится голова. Внезапно возникает резкое чувство дезориентации, желание лечь на землю и вцепиться в лед, как будто я вишу вниз головой и могу упасть вверх.

А ну перестань, Кейт. Возьми себя в руки.

Пытаясь выровнять дыхание, я снова кручусь на месте, но вокруг абсолютная пустота, и я понятия не имею, в какую сторону идти. Пульс учащается, когда я пытаюсь решить, что делать. Я начинаю серьезно замерзать; нужно двигаться, и желательно быстро.

Но что, если я пойду в неправильном направлении? Что, если уйду от станции? Я могу напрочь потеряться и замерзнуть насмерть в считаные минуты.

Единственный здравый вариант – это оставаться на месте и ждать, пока кто-то поймет, что я не вернулась. Но сколько времени это займет? Что, если никто не заметит или попросту решит, что я пошла спать?

Идиотка, думаю я со страхом и раздражением. Почему я была так беспечна? Мне нужно было вернуться с остальными. Никому из нас нельзя оставаться снаружи в темноте одному, но с таким количеством правил на станции их соблюдение контролировалось все меньше по мере того, как наступала зима.

– Помогите! – кричу я в бесконечную ночь, топая ногами – пальцы уже так онемели, что я едва ли их чувствую. Я дрожу так сильно, что с трудом стою.

Я умру здесь, решаю я, охваченная еще одной волной слепой паники. Замерзну насмерть в этой гребаной адской дыре.

– Помогите! – снова кричу я, слушая, не донесется ли ответ. Но это бессмысленно. Я слишком далеко от базы, мой голос не достигнет ее; кроме того, у зданий настолько хорошая изоляция, что звуки извне практически не проникают.

В отчаянии я бросаюсь в темноту в направлении, которое, как я надеюсь, ведет к зданию; если я останусь здесь, все равно умру. Но практически мгновенно я спотыкаюсь о ледяной гребень. Жгучая боль отдается в моем травмированном колене, отчего у меня перехватывает дыхание, и я падаю вперед. Слышу треск лыжных очков, когда голова ударяется о землю.

– Дерьмо. – Я начинаю плакать по-настоящему, но это лишь ослепляет меня – слезы мгновенно замерзают, цепляясь к ресницам.

Я крепко зажмуриваю глаза, заставляя себя остановиться, и на несколько секунд я снова в той машине, прижата под невозможным углом. Время остановилось. Тиканье охлаждающегося двигателя. Ощущение, странно похожее на умиротворение.

Все наконец-то решилось.

Все прощено.

Разве когда замерзаешь насмерть, не должно казаться, будто засыпаешь? Как легко бы это было, просто сдаться и отпустить все, поддаться неизбежному.

Потом я слышу звук, где-то на льду.

Голос, выкрикивающий мое имя.

Я поспешно поднимаюсь на ноги, вглядываясь в ночь.

– Здесь! – кричу я, ожидая ответа, но ничего не случается. Я кручусь, не уверенная, не было ли это плодом моего воображения. Может, так на самом деле выглядит смерть от обморожения, медленное растворение во снах.

– Кейт? – снова раздается голос.

Не сон.

– Я здесь! – снова кричу я так громко, как могу, по-идиотски машу руками, хотя никто не может меня видеть. Наконец-то я ловлю слабый луч фонарика вдалеке и начинаю ковылять в его сторону.

– Какого хрена, Кейт? – говорит Арне, приближаясь ко мне, Дрю следует за ним по пятам. – Что ты здесь делаешь? Мы только сейчас поняли, что ты пропала.

– Я не могла найти свой фонарик, – всхлипываю я. – Кто-то забрал его.

– Ты уверена? – Дрю обводит лед лучом своего фонаря, но мы уже слишком далеко от того места, где я стояла.

– Он был рядом со мной, – настаиваю я, стуча зубами. – А потом пропал.

– Неважно. – Арне обращает внимание на мою ногу. – Ты хромаешь.

– Я упала. Вывихнула колено.

– Мы тебе поможем. – Дрю берет меня под руку и жестом показывает Арне сделать так же. – Давай уведем тебя обратно, пока ты окончательно не замерзла.