Текст книги "Смотрители маяка"

6. Хелен

Входите. Пожалуйста, входите. Простите, у меня беспорядок. Как мило с вашей стороны не соглашаться, но это правда. Могу я предложить вам чай или кофе? Чай, замечательно, молоко, сахар? Конечно, в наше время у всех есть молоко и сахар. Моя бабушка любила черный чай с долькой лимона; сейчас так редко кто пьет. Пирог? К сожалению, не домашний.

Значит, вы писатель, как интересно. Никогда раньше не встречала писателей. Каждый говорит, что может написать книгу, не так ли? Я сама когда-то так думала, но я не писатель. Я могу придумать, о чем написать, но не знаю, как рассказать это другим людям, и в этом, полагаю, вся разница. После того как Артур умер, все говорили, что было бы хорошо, если бы я изложила свои переживания на бумаге и выбросила их из головы. Можете в это поверить, вы же сами творческий человек, разве создание чего-то заставляет вас чувствовать себя более цельным?

Так или иначе, я никогда не написала ни строчки. Не уверена, что я бы хотела, чтобы незнакомцы прочитали то, что я напишу. Двадцать лет, боже мой, трудно поверить. Могу я полюбопытствовать, почему вы выбрали нашу историю? Если вы надеетесь, что мой муж был похож на крутых парней из ваших книг и что я расскажу вам о приключениях, кораблекрушениях и тому подобном… Подумайте еще раз.

Да, если верить слухам, история интригующая. Но для меня, человека изнутри, человека, который был так близок ко всему, все воспринимается иначе; но вы не переживайте на этот счет, нет, не надо. Я не против поговорить об Артуре; тогда он как будто снова со мной. Если бы я пыталась притвориться, что ничего не произошло, я бы тронулась умом. Надо принимать то, что случается в вашей жизни.

За эти годы я слышала, что Артура похитили пришельцы. Убили пираты. Шантажировали контрабандисты. Он убил остальных, или они убили его, а потом один другого или сами себя – из-за женщины, долга, выброшенного на берег сокровища. За ними охотились привидения, их похитило правительство. Им угрожали шпионы, их проглотили морские змеи. Они стали лунатиками, кто-то один или все сразу. Они вели тайную жизнь, о которой никто не знал, у них были богатства, закопанные на южноамериканских плантациях, которые можно было найти только с помощью метки на карте. Они уплыли в Тимбукту, и им там так понравилось, что они решили не возвращаться… Когда два года спустя пропал лорд Лукан, некоторые говорили, что он планирует встретиться с Артуром и остальными на необитаемом острове, по-видимому, в компании бедняг, исчезнувших в Бермудском треугольнике. Честное слово! Я уверена, что вам такая история понравилась бы больше, но, боюсь, все это чепуха. Мы сейчас не в вашем мире, мы в моем; и это не триллер, это моя жизнь.

Пяти минут достаточно? Если сравнить пирог с часами, то пять минут – это размер куска, который я отрезаю. Передайте, пожалуйста, тарелку; вот, приятного аппетита. Должна сказать, я никогда не умела печь. Считается, что женщина должна уметь, не знаю, с чего бы. У Артура это получалось лучше, чем у меня. Вы знаете, что на подготовительных курсах они учились печь хлеб? Чтобы стать смотрителем маяка, надо многое уметь.

Из всех башен, думаю, самое подходящее имя досталось «Епископу». Очень величественное. Оно напоминает мне о шахматной фигуре[1]1
  По-английски шахматная фигура «слон» называется bishop, «епископ».


[Закрыть], спокойной и величавой. Артур отлично играл в шахматы; я с ним никогда не играла, потому что мы оба любили выигрывать и не привыкли поддаваться. Во время дежурств ему пришлось полюбить карты и игры, потому что свободного времени было в избытке. К тому же игра объединяет, будь то криббидж или партия в джин рамми. А чай! Если смотрители что-то умеют, так это пить чай. Они выпивают по тридцать чашек в день. На многих станциях есть правило: пришел на кухню – завари чай.

Смотрители – обычные люди. Надеюсь, вы не разочаруетесь, когда поймете это. Люди из внешнего мира, видя, что мы ведем довольно закрытый образ жизни, думают, что профессия овеяна ореолом тайны. Они думают, что быть женой смотрителя маяка – очень романтично, в этом есть загадка, но это вовсе не так. Если в двух словах, я бы сказала, что вы должны быть готовы к долгим разлукам и коротким бурным встречам. Встречи – это как воссоединение далеких друзей, прекрасное и одновременно трудное. Восемь недель вы живете своей жизнью, а потом в ваш дом приходит мужчина и внезапно оказывается хозяином, а вам приходится играть вторую скрипку. Некомфортно. Непохоже на традиционный брак. Наш точно таким не был.

Скучаю ли я по морю? Нет, вовсе нет. Когда все случилось, я не могла дождаться, когда же смогу уехать. Поэтому я переехала сюда, в город. Я никогда не любила море. Когда мы жили в коттеджах смотрителей, оно окружало нас, и везде, куда ни глянь, мы видели из окон только море. Временами казалось, будто я живу в аквариуме. Когда случался шторм и били молнии, зрелище было впечатляющим, и закаты тоже были красивы, но большей частью море серое, серое и огромное, и однообразное. Хотя я бы сказала, оно скорее зеленое, чем серое, как шалфей или цвет, который называют eau de Nil. Вы знаете, что «eau de Nil» означает вода Нила? Я всегда думала, что это переводится как «никакая вода», именно такие чувства вызывает во мне море, и я до сих пор так его воспринимаю. Никакая вода. Сегодня утром оно такое же бессмысленное, как в день, когда исчез Артур. Хотя мне стало легче. Время дает возможность посмотреть на произошедшее с расстояния и не чувствовать то, что чувствовала тогда; те чувства улеглись, они не владеют твоим разумом, как в самом начале. Странно, потому что временами меня не удивляет то, что обнаружили в башне, и я думаю, что их унесло и утопило бурное море. А в другие дни мне кажется это настолько невероятным, что я задыхаюсь. Слишком много деталей, от которых я не могу отмахнуться, запертые двери и остановившиеся часы, они давят на меня, и если эти мысли приходят ко мне ночью, мне приходится заставлять себя прогонять их прочь. Иначе я не могу уснуть, я начинаю вспоминать вид на море из нашего дома, оно такое огромное, пустое и безразличное, что мне приходится включать радио для компании.

Я думаю, то, что я сказала, то и случилось: внезапно нахлынуло море, застав их врасплох. Бритва Оккама, так это называют. Закон, согласно которому самое простое решение, как правило, оказывается верным. Если перед вами загадка, не надо усложнять ее и делать из нее что-то большее, чем сумма ее частей.

Единственное реалистичное объяснение – Артур утонул. Если вы не согласны, вы пойдете по всем этим причудливым тропам с призраками, теориями заговора и прочей чепухой, в которую верят люди и о которой я уже рассказала. Люди поверят во что угодно, и если им дать выбор, они предпочитают ложь, а не правду, потому что ложь обычно более интересна. Как я сказала, море неинтересно, особенно когда смотришь на него каждый день. Но их забрало море. В этом я не сомневаюсь.

О маяке такого типа – вы когда-нибудь были на таком маяке? – нужно знать то, что он стоит прямо посреди воды. Это не станция на скале, когда вы живете на острове и у вас есть клочок земли, чтобы гулять, держать огород, разводить овец или еще чем-то заниматься; и это не материк, где вы живете вместе с семьей, и если вы не на дежурстве, вы можете поехать в деревню и вести обычную жизнь, а когда приходит ваша смена, просто выполняете свои обязанности. Маяк-башня просто стоит посреди моря, и у смотрителей нет другого места, кроме как внутри маяка или снаружи на площадке. Можете бегать по площадке с целью физической нагрузки, но очень скоро у вас начнет кружиться голова.

Ах да, простите: площадка – это платформа чуть ниже входной двери, которая окружает маяк широким кольцом. Она возвышается над водой примерно на двадцать или тридцать футов, и на словах это много, но если вы окажетесь там, когда придет волна, вам конец. Я слышала о смотрителях, которые рыбачили с таких платформ, наблюдали за птицами и даже читали книги. Уверена, что Артур тоже это делал, потому что он любил читать; он говорил, что дежурство на маяке – это его время для обучения, и брал с собой справочники на разные темы, романы, биографии, книги о космосе. Он увлекся геологией – камнями и скалами. Он коллекционировал камни и разбирался в них. Говорил, что так можно изучить разные эры.

Чем бы вы ни занимались, площадка – это единственное место на башне, где можно подышать свежим воздухом. Стены настолько толстые, что невозможно просто высунуть голову в окно; видите ли, там двойные рамы на расстоянии трех или четырех футов друг от друга – внешняя и внутренняя; на подоконник не присядешь. Можно выйти на балкон и прогуляться вокруг фонаря, но там мало места, не говоря уже о том, что вам потребуется очень длинная удочка.

Это могло случиться с одним из них, и мне бы не хотелось гадать, с кем именно, но это мог быть Артур, поскольку ему нравилось проводить время вдали от людей, в одиночестве, он это любил. Может быть, он вышел на площадку почитать книгу, ветер был спокойным, балл или два, а потом из ниоткуда плеснула большая волна и унесла его. В море такое случается. Вы сами знаете. Однажды такое было и с Артуром – на «Эддистоуне», он только что стал ПС – помощником смотрителя; он развешивал постиранные вещи, и тут пришла огромная волна и сбила его с ног. К счастью, его поймал напарник, иначе я потеряла бы его на много лет раньше. Он испугался, но ему повезло. Что нельзя сказать о его вещах; он лишился их навсегда. Ему пришлось одалживать одежду у коллег, пока не пришла сменная вахта.

Но такие происшествия не сказывались на Артуре. Смотрители маяка – люди неромантичные; они не склонны нервничать или зацикливаться на чем-то. Суть этой работы заключается в том, чтобы сохранять хладнокровие и делать то, что нужно. Для этого «Трайдент» их нанимает. Артур никогда не боялся моря, даже в самые опасные дни. Он рассказывал мне, как однажды во время шторма вода брызнула в окно кухни – не забывайте, что это восемьдесят или восемьдесят пять футов над уровнем моря. У подножья перекатывались камни, и вся башня содрогалась. Я бы перепугалась. Но не Артур; он считал, что море на его стороне.

Сходя на берег, порой он был не в своей тарелке. Как рыба, вытащенная из воды; да, именно так. Он не знал, что такое жить на суше, хотя знал, как жить в море. Прощаясь с ним перед возвращением на башню, я видела, что он действительно очень радовался при мысли, что скоро ее увидит.

Не знаю, сколько книг об океане вы опубликовали, но писать историю о нем и писать о том, что он представляет собой на самом деле, – это разные вещи. Море рассердится на вас, если вы не будете достаточно внимательны; его настроение меняется по щелчку пальцев, и ему нет до вас дела. Артур умел предсказывать его поведение по облакам, по стуку ветра в окно; он определял шесть или семь баллов просто на слух, поэтому если человека с его опытом можно было застать врасплох, это доказывает, как внезапно оно может меняться. Может быть, у Артура было время крикнуть и остальные прибежали к нему; площадка скользкая, паника, и много ли надо, чтобы волна смыла всех троих?

Запертая дверь – непонятно, соглашусь. Могу высказать одно предположение. Входные двери отлиты из толстой пушечной бронзы – иначе они не могли бы противостоять ударам снаружи – и легко могут захлопнуться. Но вот тот факт, что дверь была заперта изнутри… Это меня гложет. Но на маяке двери запираются на тяжелые железные засовы, которые идут поперек и фиксируют их на месте, и я думаю, есть ли вероятность, что засов мог упасть, когда дверь хлопнула особенно сильно?

Не знаю. Если вы думаете, что это глупо, спросите себя, какие еще версии вы можете придумать, и когда они будут крутиться у вас в голове ночь напролет, выберите, какая вам нравится больше. Остановившиеся часы, запертая дверь, накрытый стол – все это бередит ваше воображение, да? Но я смотрю на это с практической точки зрения. Я не суеверна. Кто бы ни дежурил на кухне в тот день, он скорее всего накрывал стол к обеду; приемы пищи на маяке очень важны, и смотрители привыкли к определенному распорядку. Только два прибора – может быть, он просто не успел поставить третий.

Двое часов, остановившихся в одно и то же время? Это удивительно, но не невозможно. Из разряда слухов, которые искажаются при передаче; кто-то что-то придумал, а потом все в это верят; просто злая выдумка недоброго человека.

Я надеялась, что «Трайдент» объявит, что они утонули, и избавит семьи от неопределенности, но они так и не сделали этого. Мое мнение, что они утонули. Я счастливый человек, потому что у меня есть это мнение, пусть даже оно не стало официальной версией, но мне это нужно.

Дженни Уокер, жена Билла, она бы не согласилась. Ей нравится неопределенность. Иначе она бы лишилась последней надежды на возвращение Билла. Я знаю, что они не вернутся. Но люди справляются с горем по-своему. Нельзя говорить человеку, как ему горевать; это очень личное дело.

Но мне так жаль. Произошедшее могло бы объединить нас. Нас, женщин. Нас, жен. Но случилось все наоборот. Я не видела Дженни с десятилетней годовщины, и даже в тот день мы не разговаривали. Мы не приближаемся друг к другу. Мне очень жаль, но уж есть как есть. Хотя я стараюсь что-то изменить. Я верю, что люди должны делиться горем. Когда случается самое худшее, ты не можешь вынести это в одиночку.

Вот почему я говорю с вами. Потому что вы сказали, что вам интересно выяснить правду, – полагаю, и мне тоже. Правда заключается в том, что женщины важны друг другу. Более важны, чем мужчины, и это не то, что вы бы хотели услышать, потому что эта книга, как и другие ваши книги, она про мужчин, не так ли? Мужчин интересуют мужчины.

Но что касается меня, все иначе. Те трое оставили нас троих, и меня интересует то, что осталось. Что можно сделать, если это еще возможно.

Вы писатель, и я думаю, вы сделаете акцент на мистике. Но помните, что я не верю в эти штуки.

Эти штуки? Ой ладно, вы же писатель; вы с этим работаете. За свою жизнь я поняла, что есть два типа людей. Одни слышат скрип в темном заброшенном доме и закрывают окно, думая, что это ветер. А другие слышат скрип в темном заброшенном доме, зажигают свечу и идут посмотреть.

7

Миртл-райз 16, Уэст Хилл, Бат

Дженнифер Уокер

Кестл-коттедж

Мортхэвен

Корнуолл

2 июня 1992 года

Дорогая Дженни,

Давно я тебе не писала. Хотя я больше не жду твоего ответа, я не теряю надежду, что ты читаешь мои слова. Я предпочитаю толковать твое молчание как знак мира между нами – если не прощения.

Хочу рассказать, что я общаюсь с мистером Шарпом. Это решение далось мне нелегко. Как и ты, я никогда не выдаю чужакам информацию о произошедшем. «Трайдент-Хаус» дал нам инструкции, и мы им следуем.

Но я устала от секретов, Дженни. Двадцать лет – долгий срок. Я старею. Мне нужно многое отпустить, многое, что я держала на плечах, – много лет, по разным причинам, и мне наконец нужно этим поделиться. Надеюсь, ты поймешь меня.

С наилучшими пожеланиями тебе и твоей семье, как всегда,

Хелен

8. Дженни

После обеда пошел дождь. Дженни ненавидела дождь. Она ненавидела грязь, которую приносят промокшие дети, а особенно Ханна с двойной коляской, и хуже всего, если она только что прибралась, и, честно говоря, вся эта возня не стоит того.

Ну и где же он? Опаздывает на пять минут. Какая грубость, подумала она, опаздывать на встречу к человеку, который не очень-то хотел увидеться. Она согласилась только из-за Хелен, только потому что она не допустит, чтобы Хелен Блэк сказала неправду или пусть даже правду и чтобы ее слова напечатали в книге, которую прочитает весь мир. Он вроде бы популярен. Это ее не впечатляет. Дженни не читает книги. Ей хватает «Удачи и судьбы» два раза в месяц.

Наверняка этот человек ожидает, что она расстелет перед ним красную дорожку. Неважно, что он опаздывает, он же богатый и знаменитый, поэтому может вести себя как хочет. А теперь он будет топтаться мокрыми ботинками по всему дому. Дженни считала неприличным просить гостей разуться, они должны делать это без просьб.

Ее охватила привычная ненависть к дождю. Многие годы она переживала, что смена Билла может задержаться и она не увидит его еще дольше. И в ожидании его возвращения она зацикливалась на погоде, беспокоилась, не переменится ли она, сможет ли лодка дойти до маяка и забрать его, и чем дольше она ждала, тем хуже, казалось, становилась погода просто ей назло. Они собирались перебраться в Испанию, когда Билл выйдет на пенсию, на свои небольшие сбережения купить на юге домик с бассейном, глиняными горшками в патио и розовыми цветами у дверей, и дети приезжали бы к ним в отпуск. Дженни больше любила солнце; от дождя ее настроение портилось, а в Англии дожди длились месяцами, и это вгоняло в депрессию. Ей бы понравилось жить в Испании, греть кости в тепле и по вечерам пить коктейль «Бренди Александр». И каждый раз, когда шел дождь, он напоминал ей, что этим планам не суждено осуществиться.

Письмо от Хелен валялось в мусорной корзине. Дженни надо было порвать конверт, не открывая. Каждый раз, когда письмо оказывалось в почтовом ящике, она говорила себе: сожгу его, порву на кусочки, спущу в туалет.

Но никогда этого не делала. Сестра говорила, что письма Хелен позволяют ей чувствовать себя ближе к Биллу, потому что это связующее звено, пусть даже она это звено ненавидит. Письма Хелен – доказательство, что все это было на самом деле. Когда-то Дженни была замужем за Биллом; они любили друг друга. Все было хорошо. Это не сон.

Телевизор в гостиной выключился на середине серии «Она написала убийство». Дженни заставила себя встать с дивана и стукнуть его. Картинка восстановилась: главная героиня пряталась в шкафу от преступника. Она подумала: я тоже могу это сделать, спрячусь в буфете и притворюсь, что меня нет дома. Но этот Дэн Шарп может явиться в любую минуту. Если она не поговорит с ним, она не узнает, что наврала эта корова. Хотя Дженни все эти годы читала много всякой чепухи о «Деве» и знала, что нельзя верить всему, она считала, что ее долг – оставаться неравнодушной. Увидев очередной рассказ в газете, она всегда звонила, чтобы поговорить с кем-то ответственным, высказать свое мнение и объяснить им, что было на самом деле. Это все равно что вступиться за члена семьи.

Небо за окном мрачнело. Вдалеке за крышами домов скользила полоска моря, и Дженни уцепилась за нее взглядом, как за спасательный круг. Ей нужно было это море, нужна уверенность в том, что оно существует, это все, что осталось у нее от Билла. В плохую погоду море скрывалось из вида, и она начинала паниковать, представляя, что море ушло, что она далеко от воды, или оно высохло и кости ее мужа выброшены на песок.

Смотритель никогда не покидает маяк.

Она сто раз слышала эти слова, когда Билл исчез.

Тогда что же он сделал? С годами она привыкла к неведению, так ей было даже комфортнее, словно в паре старых дырявых тапочек, от которых нет проку, но она никогда их не снимает.

Что ж, жена никогда не покинет своего мужа. Дженни никогда не уедет. Пока она не узнает правду, и тогда, может быть, она сможет спать спокойно.

Она услышала шаги гостя у порога, шарканье подошв и кашель курильщика. Он неожиданно стучит в дверь. Она сжимает трясущиеся руки. Все правильно, вспоминает она, звонок сломался.

9. Дженни

Я бы раньше с вами встретилась, но проколола колесо. Жду зятя, чтобы он помог. Я в машинах не разбираюсь. Этим всем занимался Билл. Теперь его нет, и мне повезло, что Кэрол и Рон живут рядом. Не знаю, что бы я без них делала. Не уверена, что справилась бы.

Входите, пожалуйста. Я включу свет. Я стараюсь не жечь его по всему дому, потому что это дорого. «Трайдент» выплачивает нам пенсию, но эти деньги быстро кончаются. Я не могу работать, поэтому дополнительного дохода у меня нет. Да я никогда и не работала; я занималась семьей, пока Билл был на маяке, что еще я могла делать. Я не знаю, с чего начать, имею в виду поиски работы. Не знаю даже, что я умею.

Ладно, расскажите мне, что вы хотите узнать. У меня мало времени, жду мастера, который починит телевизор. Не могу жить без телика. Держу его включенным весь день для компании. Когда он выключен, мне одиноко. Больше всего я люблю викторины, особенно в красивых декорациях. Мне нравится «Семейная удача», потому что там яркий свет и призы; красочное шоу, люблю такие. Я обычно оставляю телевизор включенным, когда ложусь спать, чтобы когда я проснусь, кто-то сказал мне: «Доброе утро». Помогает отвлечься. Ночью хуже всего.

Мрачная это тема, о которой вы хотите написать. Плохо вообще, что это случилось, не говоря уже о том, чтобы издать об этом книгу. Не знаю, зачем люди вообще читают о темной стороне жизни. В мире и так полно всего плохого. Лучше бы писали о хорошем. Скажите вашим издателям.

Наверное, хотите чего-нибудь выпить? У меня есть кофе, но чай закончился. Я не могу попасть в магазин без машины, а пешком ходить я не люблю. Да и все равно я его не пью. Что, даже воды? Ну как хотите.

Это фотография нашей семьи на Данженнессе. Моему внуку пять, а близнецам два. Потомство Ханны, она не собиралась заводить их рано, но так уж вышло. Ханна – моя старшая. Еще у меня есть Джулия, ей двадцать два, и Марк, ему двадцать. Между девочками большая разница, потому что трудно было забеременеть, когда Билл постоянно отсутствовал. О, я не чувствую себя слишком молодой для бабушки. Ощущаю себя старухой. Старше, чем я есть на самом деле. Я храбрюсь, потому что не хочу, чтобы они приходили и видели, что их бабуля все время грустит, но это требует усилий. В день рождения Билла или на нашу годовщину мне хочется лежать в кровати, нет желания даже встать и открыть дверь. Мне все равно, жизнь продолжается или нет. Какая разница? Я никогда не преодолею то, что произошло, никогда.

Вы женаты? Непохоже. Я слышала, что писатели, они такие. Больше заняты тем, что у них в голове, а не тем, что снаружи.

Никогда не читала ваши книги, понятия не имею, что вы пишете. По одной сняли фильм, да? «Лук Нептуна». На самом деле я его смотрела. Его показывали на «Биб»[2]2
  Имеется в виду «Би-Би-Си».


[Закрыть] перед Рождеством. Неплохое кино. Ваше, да? Ладно.

Не знаю, почему вас интересуют наши дела. Во-первых, вы ничего не знаете о маяках и о людях, которые там работают, вообще ничего. Куча народа сует свой нос, они хотят сделать из этого развлечение. Вы не разгадаете эту тайну, что бы вы о себе ни воображали.

Мы любили друг друга с детства, Билл и я. Вместе с шестнадцати лет. Я никогда не была с другим мужчиной до Билла и после него тоже. Как по мне, мы все еще женаты. Даже сейчас, если я жду внуков на чай и не могу решить, сколько рыбных палочек купить в «Сейфвей», я спрашиваю себя, что бы сказал Билл. Так мне проще.

Никогда не понимала женщин, которые ссорятся с мужьями. Пилят и критикуют их перед другими людьми при всяком удобном случае. Например, он бросил грязную одежду на пол или плохо помыл посуду. Ноют и ноют без конца, нет чтобы порадоваться, что они могут быть со своими мужьями каждый вечер и что им не приходится по ним скучать. Как будто это имеет какое-то значение, стирка, посуда. Жизнь не про это. Если вы не можете не обращать внимания на такие вещи, с вами что-то не так. Вам не стоит выходить замуж.

Что вам рассказать о Билле? Во-первых, он недолюбливал чужаков, которые совали нос не в свое дело. Но это вам мало поможет, да?

Биллу с детства суждено было стать смотрителем. Его мать умерла, когда он был младенцем, – такое горе, она умерла в родах, и у него остались только отец и братья. Его отец был смотрителем маяка, дед и прадед тоже. Билл был младшим из троих братьев, и у него не было другого пути. Надо сказать, он протестовал. В глубине души я думаю, что он хотел быть кем-то другим, но у него никогда не было этой возможности, потому что его никто не спрашивал. У него не было никакой власти в семье, никакой.

Он всегда старался угодить другим людям. Говорил мне: «Джен, я просто хочу жить легко» – и я ему отвечала, что для этого есть я, я буду делать его жизнь легче. У нас обоих было трудное прошлое, и это нас объединило. Нам не надо было ничего объяснять друг другу. Люди обычно принимают комфорт как должное, например, хороший дом или горячая еда. Мы хотели лучшего для наших детей. Очень старались делать все правильно.

Поначалу нам везло, нас отправляли на береговые маяки, где можно было жить вместе, или на скалы, где тоже давали дом для всей семьи. Когда мы познакомились, я сразу же сказала Биллу, что не люблю быть одна, хочу всегда быть с кем-то, и если ты станешь моим мужем, так мы и будем жить. Нам предоставляли жилье, но я знала, что однажды мы попадем на башню. Я очень боялась этого. Потому что тогда мне придется проводить много времени одной, воспитывая детей, как будто я из этих бедняг – матерей-одиночек. На башнях обычно хотят работать мужчины без семей – как временный помощник Винс, ему не о ком было заботиться, поэтому его все устраивало. Но не нас. Мы были против. Я так злилась, мы же никогда не хотели попасть на эту ужасную башню, но все равно там оказались, и посмотрите, что из этого вышло.

«Дева» хуже всех, потому что она так далеко, она такая уродливая и угрожающая. Билл говаривал, что она мрачная и затхлая и что у него плохое чувство. «Плохое, тягостное ощущение», так он говорил. Конечно, я часто об этом вспоминаю. Жаль, что я его не расспросила подробнее, но я обычно меняла тему, не хотела, чтобы он расстраивался. И я не любила, когда на берегу он слишком много думал о башне. Хватало того, что он и так проводил там много времени. Мы так долго ждали его возвращения, что дома он должен был быть с нами во всех смыслах.

Вечера перед отъездом Билла были хуже всего. Я начинала грустить, стоило ему ступить на берег, и напрасно, потому что я не радовалась его присутствию, как следует. Я слишком много думала о том, что он снова уедет. Мы всегда проводили последние вечера одинаково. Сидели рядышком на диване и смотрели «Завалинку» или какую-нибудь другую передачу, которая не заставляла нас думать. Перед отъездом Билл сказал, что у него ощущение – так он называл это чувство нервозности и печали. Говорил, что так бывает у моряков, когда они возвращаются на корабли после отпуска дома и им нужно несколько дней, чтобы приспособиться, а до этого они чувствуют, как будто не живут реальной жизнью. У Билла оно начиналось еще до выхода из дома. И это ожидание отъезда было почти таким же плохим, как сам отъезд. Он смотрел в окно и видел, что «Дева» ждет и ждет его, и когда темнело, она загоралась, как будто говоря: «Ага! Ты! Ты думал, я забыла о тебе, да? Вовсе нет». Для нас это было хуже всего – видеть ее. Было бы лучше, если бы мы жили подальше.

Мы проверяли прогноз погоды в надежде, что смена отложится; мы одновременно надеялись на это и нет, потому что тогда ожидание стало бы еще дольше. Я готовила ему любимые блюда, мясной пирог и рулет-мороженое на десерт и приносила на подносе, чтобы он мог поставить себе на колени, но он мало ел из-за этого ощущения.

У меня был календарик, где я вычеркивала дни до его возвращения. Дети помогали мне занять себя. Когда Ханна была маленькой, мы служили на береговом маяке, но остальные дети этого не застали. Билл получил назначение на башню, когда Джулии было всего несколько месяцев, и я осталась одна с пятилетней дочерью и новорожденной, у которой были колики. Трудно было. Каждый раз, когда я видела «Деву», я так злилась. Стоит себе, такая самодовольная. Нечестно, что он с ней, а не со мной, мне ведь он больше нужен.

Ханне нравилось, что ее отец – смотритель маяка, это выделяло ее среди других; отцы ее друзей работали почтальонами или продавцами. Ничего плохого, но не очень интересные профессии, да? Она говорит, что помнит его, но я сомневаюсь. Думаю, самые первые воспоминания могут быть очень сильными и повлиять на всю жизнь. Но нельзя им полностью доверять.

К возвращению Билла на берег я покупала его любимые продукты и делала шоколадные конфеты. Такой у меня был ритуал. Я не хотела ничего нового. Он должен был знать, что его ждет дома и что для него все подготовлено. Как я, я тоже была готова. Это мелочи, которые поддерживают брак: ничего не стоят, но говорят человеку, что его любят, и ничего не просят взамен.

Понятия не имею, что случилось с моим мужем. Если бы дверь осталась открытой, или если бы они взяли лодку, или если бы исчезли штормовки и резиновые сапоги, я могла бы поверить, что Билл потерялся в море. Но шлюпка осталась на месте, вещи тоже, а дверь была заперта изнутри. Подумайте только. Лист пушечной бронзы не может сам себя закрыть. А еще часы и накрытый стол; с этим что-то не так.

Накануне, двадцать восьмого числа, Билл вышел на связь по радио. Он сказал, что надвигается шторм. Что надо смениться в субботу.

У «Трайдент-хаус» есть качественная запись этой передачи, хотя я готова поспорить, что они не дадут вам ее прослушать. «Трайдент» держит свои секреты при себе, они не любят болтать о произошедшем, потому что для них это явно больная тема. Но Билл сказал, давайте сделаем это завтра; пришлите утром лодку Джори. И они сказали: хорошо, Билл, сделаем. Я понимаю, что думает Хелен – она считает, что их унесла большая волна. Меня это не удивляет, потому что ей никогда не хватало воображения. Но я знаю, что это неправда.

Я никогда не забуду голос Билла по радио. То, что он сказал и как сказал. Его голос звучал совершенно обычно. Единственной странностью было то, что он сделал паузу в конце, перед тем как дать отбой. Знаете, когда смотрите телевизор и изображение на секунду пропадает, а потом прыгает вперед? Вот так это было.

Я человек «что, если». Что, если в тот день, когда они исчезли, море было спокойным? Что, если Билла забрали? Я не знаю что; я не хочу ничего сказать. Все возможные варианты – что произошло, что они чувствовали, кто там был, сделал ли это кто-то из них, – я думаю об этом каждый день, но всегда возвращаюсь к одному и тому же. Звучит безумно, если произнести это вслух. Но я в это верю. Маяк на башне, один вдалеке, словно овца, отбившаяся от стаи. Легкая добыча.

Вы не производите впечатление человека, которого это интересует. Мне наплевать. Скажу одно. Если вы потеряете человека, который был для вас целым миром, то увидите, как легко провести черту и сказать: все кончено, его больше нет. Я до сих пор слышу голос мужа. Слышу его, будто он рядом. Когда я блуждаю в темноте, я слышу, как Билл в доме зовет меня, как будто он на заднем дворе чинит велосипедную цепь и спрашивает меня, не хочу ли я чашку кофе.