Текст книги "Здесь все взрослые"

Глава 8
Забавная история

У Портер был ключ от Большого дома, хотя ей пришлось несколько раз обшарить карманы, чтобы убедиться – ключ при ней. Вообще, беременность как-то ввергала ее в состояние амнезии, и она часто не могла вспомнить, почистила ли уже зубы, вымыла ли голову, и на всякий случай повторяла какие-то процедуры два или три раза, или вдруг понимала к полудню, что чего-то так и не сделала.

Портер сбросила у двери туфли и вошла в дом.

– Мама? Сесилия? Кто дома?

Портер знала: некоторые ее друзья детства, уехавшие из города, словно совершали путешествие во времени и возвращались в юные годы, когда оказывались с родителями в стенах, где прошло их детство, приклеенные к обоям фотографии кинодивы Мэрлин Монро и поп-певца Джозефа Макинтайра так и норовили впрыгнуть в их сегодняшний разговор. Как просто: приехал домой и ты снова ребенок – ведь остальные триста шестьдесят дней в году надо жить как взрослый! Если же бываешь в доме твоего детства регулярно, отделить прошлое от настоящего сложнее, ностальгия работает только на расстоянии.

Портер обрадовалась Сесилии, второму по значимости достижению ее брата, а первое – в старших классах он научил ее крутить косячки, хоть и был младше нее. Это за ним водилось всегда – сверхъестественная уверенность в своих возможностях. Наверное, он в темноте отрабатывал сей навык часами, правда, Портер того не видела. Ей хотелось рассказать брату про свою беременность, из всей семьи именно он воспримет эту новость с подлинным энтузиазмом. Впрочем, хоть Портер и живо помнила день, когда родилась Сесилия, тогдашние ощущения брата превратились в какой-то далекий континент, во всяком случае, очень далекий от ее растущего живота – вряд ли им удастся говорить на одном языке. Ники тогда было двадцать три, сам еще ребенок. И его ощущения не сравнить с ее нынешними. То же и с Эллиотом – рядом жена, есть план и все разложено по полочкам, к двадцать пятой неделе у двери стояла сумка с вещами для больницы. Лучше она подержит тайну там же, где и будущий младенец – в себе.

А вот и мама – покачивается у стойки, орудует на своем кухонном островке, водрузив на него локти, телефон зажат между ухом и плечом, подросток из пятидесятых. Астрид с кем-то говорила шепотом.

– Мама, – снова позвала Портер, подошла ближе и коснулась спины Астрид.

Нельзя ее пугать, все-таки Астрид почти семьдесят, конечно, женщины сильнее и крепче не сыскать, прямо на грани бессмертия, но Портер услышала про Барбару Бейкер от Уэсли Дрюса, и внезапная смерть стала ближе, хотя, если мыслить статистически, она как раз отдалилась. Так или иначе, Портер слегка нервничала.

Астрид резко обернулась.

– А-а, привет. Привет. Хорошо. – Это уже в телефон. – Слушай, пришла Портер, поговорим потом. Есть? Да. Я тоже. Большое спасибо. Пока.

– Где Сесилия? – спросила Портер, ставя на кухонный островок коробку с выпечкой.

Астрид обошла ее, следуя за телефонным шнуром, и повесила трубку на место.

– Наверху, наверное, душ принимает. Ты не поверишь, я позвонила Бобу – ты же про Барбару слышала? – Портер кивнула. – Позвонила Бобу с соболезнованиями, я ведь была там, понимаешь, и знаешь, что он мне сказал? – Рот Астрид распахнулся, как фонарь из хэллоуиновской тыквы, нижняя челюсть отвалилась вниз. – Она ушла от него и перебралась к матушке в «Херон медоуз»! Она жила с матерью! В доме для престарелых! А матушка, бедняжка, уже совсем не врубается, может, приняла Барбару за новую сиделку. Вот чудеса, в жизни такого не слышала. – Астрид высморкалась, шмыгнула носом.

Портер открыла коробку с выпечкой и начала есть, подставив снизу ладонь, чтобы в случае чего поймать крошки.

– Тебе эта история кажется забавной?

Астрид махнула рукой перед лицом.

– Забавно, не забавно – такова жизнь! Оказалось, что жить с мамой, у которой деменция – это же называется «деменция», да? – забавнее, чем с мужем, с которым ты прожила тридцать пять лет, а в итоге тебя отправляет на тот свет школьный автобус! Может, она как раз посылала по почте бумаги на развод. Надо спросить у Даррелла. Он носит почту в «Стрижем красиво», наверняка в курсе. Почтовый ящик – на его маршруте.

– Мама, ты, часом, не спятила?

– Ты так считаешь? – Астрид поправила волосы. – Просто я – человек любознательный.

– Я тебе хотела кое-что сказать, мама. – Портер потянула дверцу холодильника, руки вдруг покрылись гусиной кожей.

Она зажмурилась и представила, что обращается к яйцам. Будь тут отец, он бы радостно потер руки – что такое скажет дочь? Будь тут отец, вряд ли она решила бы, что ей пора заводить ребенка.

– Портер! Привет!

На кухне бесшумно – в носках – появилась Сесилия.

Портер обернулась, широко распахнула руки и позволила Сесилии врезаться в нее со всей силой. Дети Эллиота – настоящие монстры, существа, которые наверняка будут совершать двуличные и омерзительные чиновничьи преступления, а вот Сесилия – главная причина, по которой Портер решила завести ребенка: появится в твоей жизни такой толковый, забавный и умный человечек, и он будет любить тебя вечно. Вот бы ее клонировать, или удочерить, или просто превратиться в нее. А лучше – все вместе взятое.

– Как доехала? Как мой глупый братец?

Портер расцеловала Сесилию, в одну щеку, потом в другую – так всегда делала и Джульетта.

– Отец в норме. Доехала хорошо. Я в дороге читала, как Гарри Поттер и Гермиона едут к его родителям, где женщина превращается в змею. Съела сэндвич из индейки, с тонким листом салата и огромной помидориной, так что, вполне возможно, у меня пищевое отравление.

Сесилия пожала плечами и прислонилась к стойке, расслабила торс, вдавила его в гранит. За месяцы с их последней встречи Сесилия превратилась в девчонку-подростка, которой все до лампочки, пора пришла по расписанию. В ее прошлый приезд, восемь месяцев назад, на Рождество, такого за ней не наблюдалось, и у Портер даже зашлось сердце – видеть на этой кухне юную пофигистку, какой когда-то здесь же была она.

– Мама, давай я отвезу нашу крошку пообедать. – Портер схватила Сесилию за руку. – Я так рада тебя видеть, Птенчик.

– Только прошу тебя, давай без Птенчика, – возразила Сесилия с улыбкой.

– Портер! – воскликнула Астрид, принимая обычный строгий облик. – Дом ломится от еды! Впрочем, не важно. Мне, кстати, тоже есть что тебе сказать. Берди возражать не будет, она только придет в восторг.

– Всегда пожалуйста, – кивнула Портер.

Сесилия по-собачьи склонила голову набок. Именно так это выглядит, когда родители стараются не ругаться при ней, просто открывают и закрывают рты, как выброшенные на песок рыбы.

Сесилия выудила из коробки кусок пирога с яблочной начинкой, надкусила его.

– Вам надо поговорить наедине? Я подожду в своей комнате. – Она взглянула на Астрид, потом на Портер.

– Ты просто замечательная, – похвалила Портер. – Серьезно. Как тебе удалось стать такой чудесной и взрослой? Правда. Хочешь перекусить в городе? Через несколько минут?

Как беременные, так и подростки способны поглощать несметное множество еды в любой день, их тела активно обретают новые формы.

– Давай, – согласилась Сесилия.

Астрид сунула под пирог тарелку, а Сесилия унеслась наверх. Портер и Астрид подождали, пока она исчезнет, за ней захлопнулась дверь – там когда-то была спальня Портер, – и возобновили разговор.

– Надо на выходные пригласить Эллиота с семейством, – предложила Астрид. – Приедешь? Я позову Берди. Вы же знакомы? Ну и, разумеется, Сесилию.

– Мама, я беременна, и, конечно, я знаю Берди, она стрижет тебя уже невесть сколько лет, а по понедельникам вы вместе обедаете, – выдала Портер.

– Что? – изумилась Астрид.

– Я беременна, – повторила Портер. – Или ты насчет ваших обедов с Берди?

– Извини, Портер, – проговорила Астрид. – Вроде такой опасности не возникало. Я хорошо помню наш последний разговор, у сестры Джонсон в кабинете всегда стоит ваза с презервативами. Господи, сколько эту тему перетирали в городском совете, вот идиоты! Конечно, это было давно, но ты же все помнишь. Что случилось? Рассказывай.

Астрид разгладила перед своего свитера на молнии. Убрала со лба волосы, чуть встряхнулась, как выставочная собака. Волосы у нее всегда были темные, но теперь в них блестело серебро, будто отполировали колокол. Астрид ждала совсем другого, и ей снова вспомнилась Барбара Бейкер, мысли о ней не отпускали. Один миг – и все кончено! Но ведь можно что-то в жизни поменять, время еще есть. Астрид подумала о Берди, о моментах, которые они проводят вместе. Наверное, она была не самой лучшей матерью. Трудно себе в таком признаться, а что поделаешь? Через подобное проходят многие женщины.

– Это не залет, я сама так решила. У меня будет ребенок. Мой собственный.

Портер обдало теплом, волна в груди просилась наружу и нарастала со скоростью лесного пожара. Ногами она уперлась в кухонный пол, руки вонзила в гранит разделочного стола и выдала текст, который отрепетировала перед зеркалом в ванной комнате.

– Я долго об этом думала и приняла решение, которое меня устраивает. Знаю, ты бы так не поступила, но это мой выбор, надеюсь, что ты его поддержишь. У тебя будет еще одна внучка.

Смахивало на цитату из популярного телешоу для школьников, да только как тут еще скажешь? В ее теле жил ребенок, он попал туда по ее инициативе. Если остаешься в родном городе, есть и еще одно побочное явление. Когда уезжаешь, родители словно застывают в янтаре, между ними и ребенком возникает тоненькая разграничительная линия. А Портер не могла отделить Астрид сегодняшнюю от Астрид своего детства. Для Ники, наверное, Астрид изменилась, как для самой Портер изменилась Сесилия – когда человека долго не видишь, изменения заметнее. Сейчас уже без разницы, и она, и мама – люди взрослые. Начинать этот разговор было страшновато, но вот поезд тронулся, покатился по рельсам – спрыгивать поздно. Портер глубоко вздохнула.

– А кто отец? Вы сошлись с Райаном? Или это Джереми Фогельман? – Никто из кавалеров Портер Астрид не нравился, и не только ей. Она покачала головой, словно хотела отогнать дурную весть, словно была категорически против. – Тебе всего тридцать восемь. Я на твоей стороне, просто хочу понять. Помоги мне понять. Женщины в Нью-Йорке в этом возрасте еще замуж не выходят, ты никуда не опоздала. А если кого-то встретишь, что тогда? Он сразу станет отчимом? Господи. – В голове у Астрид защелкала машинка. – Какой сейчас срок? Ты его точно решила оставить? Не думай, Портер, что я закостенела, но я вырастила троих детей и хорошо знаю, что одной управиться трудно. Почему ты со мной не поговорила? У тебя эта идея созрела давно?

– Мама, конечно, я решила его оставить. Я заплатила за то, чтобы это существо появилось и попало в мое тело. Отец есть. Он где-то там, не знаю где. Когда дочке исполнится восемнадцать, она может найти его через банк спермы, а дальше будет видно. – Портер втянула в себя воздух. Вот потому она и не хотела говорить матери. Астрид всех мерила по собственной мерке, и шаг влево или вправо был неприемлем. – А с чего тебе вдруг пришел в голову Джереми Фогельман? Что за чушь! Поэтому я тебе и не говорила, знала, как ты отреагируешь, и не хотела, чтобы ты меня отговаривала. Так что это новость – хорошая, о’кей?

Астрид внимательно посмотрела на дочь.

– Знаешь, ты всегда была такая. Всем диктовала свои условия. Помнишь, тебя выбрали королевой урожая, а ты всех на пьедестале заставила встать на уровень ниже? – Астрид села на стул у кухонного стола, вытащила из корзины вареное яйцо. Решительно ударила его о край стола и начала чистить. – Ты думаешь, что двух рук тебе хватит, – может, и хватит.

Портер смотрела, как мама аккуратно складывает в маленькую горочку яичную скорлупу.

– Я тебе тысячу раз говорила: пьедестал так устроен, на верхней площадке хватит место только для одного человека. – Сколько можно крутить одну и ту же пластинку?

– Угу, – буркнула Астрид. Она посыпала соль на гладкую поверхность яичка, слегка его надкусила. – Мне понравилось, как ты стояла наверху, в зеленом платье, похожая на статую Свободы.

– О-о, спасибо.

Скажи Астрид что-то подобное любому из братьев Портер, они бы просто вышли из комнаты. А Портер – единственная дочь, всегда рада ублажить маму, жизнь за пределами дома научила ее реагировать на все мягко, принимать с улыбкой все, кроме физического насилия. Надо ведь как-то уживаться, Астрид – человек своеобразный. Ники сбежал из дома, чтобы обойтись без конфликтов, а Эллиот хотел походить на их отца, каким он его помнил. Но как он воспринимал отца в двадцать лет? Как Кена, друга куклы Барби, но который оплачивает все счета. В итоге с мамой осталась Портер.

– Тебе врач нужен? Ты кому-то показывалась? – поинтересовалась Астрид.

– Доктор Бет Макконнелл, из «Герцогини севера».

– Я знаю Бет, – сказала Астрид. – В прошлом году она выступала на ежегодном обеде, когда собралось правление больницы.

– И ты поражена, как это она тебе не позвонила. – Портер закатила глаза.

Тут в кухню впрыгнула Сесилия, яростно размахивая рюкзаком. Астрид оторвалась от своего яйца и помахала пальцем.

– Мы еще об этом поговорим, – заверила Портер. – Пока, мама.

– Пока, дорогая. Не забудь пристегнуться. – Астрид поднялась, смахнула в ладонь скорлупу, а свободной рукой послала воздушный поцелуй – так она не баловала Портер с ее прошлого дня рождения.

Жизнь меняется к лучшему.

Глава 9
Красные шапочки

Больница «Герцогиня севера» находилась в следующем к северу городе, Райнбеке. Построили ее в восьмидесятые, доказательство – стеклоблоки. Портер заехала на крытую парковку, прошла через вестибюль, выкрашенный в мягкие пастельные тона, – ощущение стерильности и безликости здесь меньше, чем в большинстве клиник, скорее, на ум приходит банкет по поводу будущего рождения ребенка. Смотровые были на втором этаже. Во время первого визита ее провели по родильным залам, все окна выходили на парковку, видимо, чтобы люди не сильно задерживались и не жаловались, что не могут посмотреть на новорожденного. Портер приехала на десять минут раньше и устроилась в углу.

Комнаты ожидания, заполненные беременными и желающими таковыми стать, таили больше шифров, чем чемоданчик шпиона. Портер что-то писала в своем мобильнике, теоретически – чтобы зафиксировать новые впечатления, на самом же деле, так как она всегда приезжала одна, а почти все остальные – с мужчинами, ей хотелось выглядеть при деле. На такие формальности плевать разве что женщинам, у которых дома уже есть ребенок, а то и двое – эти беседовали с сиделками и отвечали на их вопросы насчет печенья, времени на ай-пэд, раскладывали свои манатки, будто выехали на день на курорт, счастливые, что никто их не дергает, никому не надо подтирать попку или отмывать неизвестно чем заляпанные пальцы. Некоторые будущие мамаши приезжали с партнерами и любовно поглаживали вспухшие животики, на руках огромные бриллиантовые кольца, а спутники как могли их успокаивали – не надо нервничать. Здесь были представлены все расы и возрасты, способные к деторождению. Попадались и встревоженные подростки, они держались за руки, как на обычном свидании, будто собрались в кино, а тут сиди в мягких креслах и жди, когда выкликнут твою фамилию. Иногда пары безмолвно ругались, лицо женщины перекашивало от ярости – интересно, чем ее так прогневил муж или парень? Такие пары нравились Портер больше всего.

Встречались женщины без спутника, как она, видимо, ждали первенца. Сидели, завязавшись узлом, покусывали ногти, их лбы молниями пересекали морщинки беспокойства. Портер всегда проверяла, есть ли у них кольцо, и почти всегда оно было. А если не было, она присматривалась внимательнее. Те женщины моложе ее или старше? Вырос ли плод до такой степени, что пухнуть начинает все тело, включая пальцы? Таким, ясное дело, приходилось на время снимать кольца – пальцы растолстели. Потом она высматривала цепочку на шее. Уже из чистого любопытства. Зачем ей чужие подробности? Врач порекомендовала ей группу «Мать-одиночка по желанию» – в придачу к списку помощниц при родах и педиатров, – Портер эту группу погуглила, на том дело и кончилось. За пять месяцев беременности ей встретились только три женщины в том же положении, что и она.

Портер подтянула на колени сумку – достать книгу. Надо быть мамой, какую она хотела бы себе, – начитанной, свободных взглядов, что-то в таком духе. Ее подруга Харриэт состояла в книжном клубе в Орегоне и всегда присылала свои рекомендации. В этом романе речь шла о книжном магазине в Париже, там прятали еврейских детей, которые ускользнули от нацистов, а еще там была волшебная птица-говорун. Портер все это знала от Харриэт, сама она осилила только пять страниц, да и то с трудом. А вообще в книге шестьсот страниц – такими темпами она доберется до конца, когда ее будущая малышка окончит школу.

Вышла сестра и назвала чью-то фамилию. Воркующая парочка на другом конце комнаты поднялась и двинулась на зов, сияя от счастья, будто их лотерейный билет выиграл крупную сумму. Портер закатила глаза, кто-то даже засмеялся. Она глянула в укромный уголок приемной, туда обычно садятся женщины с самыми грустными лицами (у грустных женщин, пришедших на осмотр, никакой выпуклости нет, нет даже сдувшегося баскетбольного мяча, они клянут себя в туалетной комнате, когда оказывается, что у них снова начались месячные). И увидела женщину, которая посмеивалась.

– Я тоже их заметила, – произнесла она. – Привет, Портер Стрик. – Одного размера с Портер, луна потихоньку округлялась.

Женщина широко улыбнулась, показав щель между зубами.

– Господи, Рэчел, а ты что здесь делаешь?

Портер подскочила, книга свалилась на пол. Она отодвинула ее ногой, поднимать не стала.

С седьмого по одиннадцатый класс Рэчел и Портер были лучшими подругами. Они три раза наряжались в одинаковые костюмы на Хэллоуин (Красные шапочки, попкорн, вампирши). Потом ее родители перебрались в Чикаго, и связь оборвалась. Это было еще до интернета, и винить тут некого. Портер знала, что несколько лет назад Рэчел вернулась, однако до встречи дело не дошло. У каждой свои друзья, своя жизнь – отговорка всегда найдется. Скорее всего возвращаться к их незатейливой дружбе – подростковая дурь – просто незачем.

– Что я здесь делаю – налоги плачу! – Рэчел поднялась обнять Портер, и их вспухшие животики, к удовольствию сторон, мягко врезались друг в друга. – Ну-ка, покажись! – Она чуть отодвинулась, держа Портер за руки – окинуть ее всю взглядом. – Прекрасно выглядишь. Просто супер. Сколько недель?

– Двадцать.

– И у меня! Двадцать одна. Близнецы. В смысле, мы с тобой. Нет, у меня, слава богу, не близнецы. Ой, как здорово! Какая встреча! Где ты живешь, рядом с мамой? А я, мы ближе к северу, Клэпхэмские высоты, подальше от воды. Ближе к Барду.

Румяные щеки. Футболка Fleetwood Mac, вид слегка неряшливый, будто случайно надела два разных носка, и Портер вдруг все вспомнила, ее снова захлестнула любовь к подруге – короткая, на мышечном уровне.

– А муж чем занимается? – Портер что-то знала, из Фейсбука, кажется, невысокий брюнет, под стать Рэчел, но подробностей не помнила.

Рэчел подняла руку – Портер сразу не заметила – и помахала свободными от украшений пальцами:

– Сейчас у него свои дела, надо понимать. Что там у него – толком не знаю. – И вдруг она разрыдалась, иканья и всхлипывания разнеслись по всему приемному покою.

Надо бы им звукоизоляцию сделать, подумала Портер и заключила Рэчел в объятья. Эта история стара, как мир.

После консультации Портер и Рэчел сели в больничном кафетерии и принялись точить лясы под рядовое угощение: макароны с сыром, листья салата, чипсы. Какие-то годы легко укладывались в одно-два предложения: в Чикаго было холодно, но клево, Рэчел училась в гуманитарном колледже в Вассаре, младший брат женился и живет в Окленде, сама она преподает английский в клэпхэмской средней школе и делает это с удовольствием («Ой! Может, к тебе попадет моя племянница, Сесилия!», – перебила ее Портер и радостно захлопала в ладоши). А вот на недавнее прошлое времени ушло больше.

Оказалось, что Рэчел и ее муж до женитьбы встречались пять лет, а женившись, сразу решили завести ребенка. У нее случился выкидыш, потом еще один, в конце концов оказалось, что у Рэчел – по собственному ее выражению – «шизанутая матка», а у Джоша – не самые активные сперматозоиды, в итоге зачать плод крайне сложно. Они попробовали и внутриматочное осеменение – безрезультатно, и экстракорпоральное оплодотворение – в три захода. Портер знала, что это за удовольствие – уколы, анализы крови, мочиться в бумажные стаканчики. Она что-то сочувственно бормотала. Наконец, Рэчел все-таки забеременела, испытав и облегчение, и счастье, и изнеможение, все время, когда не была в школе, она спала, что в таком состоянии вполне естественно. И тут однажды ей попался телефон мужа, она полезла в его эсэмэски – он переписывался с незнакомой ей женщиной!

– Что за эсэмэски? – спросила Портер.

– Ничего хорошего. Не такие, вроде ты женщина и моя подруга, вот и посоветуй, что подарить жене на день рождения. Кошмарные. Типа, я хочу лизать твой анус, когда ты будешь сидеть на моем лице.

– Фуууууу. – Портер поморщилась.

Рэчел запихнула в рот горсть чипсов.

– Вот, – сказала она с полным ртом. – И не отвертишься, что ему было делать? Выхватить телефон и одурманить меня обезболивающим, какое дают перед колоноскопией? Вряд ли.

– И что теперь?

Рэчел подтолкнула пакет с чипсами ближе к Портер. Из нее выйдет хорошая мать. Портер положила на язык две стружки сладко-соленых чипсов и стиснула зубы, набросилась на добычу, угодившую в ловушку монстру. Что-то в ней, какая-то крошечная часть, приняло эту историю с тайной радостью. Плохо и стыдно, и все же что-то в ней засияло и даже заплясало.

– Я его выгнала. Он сейчас в Кингстоне, у своего придурочного друга. Приехала мама, помогла, чем смогла, когда настанет время рожать, приедет снова. Поживет у меня с полгода, посмотрим, как пойдет. За что мне это? Ничего не бояться, радоваться жизни и готовиться к материнству – вот все, что мне нужно. Из койки в койку я не прыгаю. Тянуть этот воз в одиночку – я на такое не рассчитывала. Не в обиду будь сказано. А что у тебя – можно спросить?

Портер смахнула крошки в руку.

– Спрашивай.

Астрид в жизни к ней не переедет. Даст ей номер телефона проверенного агентства с нянями или женщины, которая учит младенцев засыпать, но чтобы переехать к ней самой? Об этом даже помыслить невозможно. А хоть бы она и переехала, в какой-нибудь альтернативной вселенной, – во что бы это вылилось? Бесконечные нравоучения, то не так, се не так, по комнате разбросаны пустые чайные чашки, мол, что потом ждать от ребенка? Будет учить Портер, как есть, когда ест ребенок, как спать, когда ребенок спит. Ведь Астрид все знает лучше всех – до полного одурения.

– А кто отец? Или это из банка спермы? Извини, если лезу с глупыми расспросами. – Рэчел смотрела на нее во все глаза, сгорая от любопытства.

Портер ясно представила будущее Рэчел: мастерит игрушки из специальной бумаги и картонных коробок, печет блины в форме слонов. Не важно, что ее муж – законченный кретин. У Рэчел все будет в порядке.

Портер пока ни с кем не делилась, кроме матери. Знает ее акушерка. Знает репродуктивный эндокринолог. Знают медсестры. Больше никто. Интересная штука беременность – выставляешь напоказ свои внутренности перед огромным количеством людей, и все они – посторонние! А поделиться с кем-то, кто не просто заглядывает тебе в матку, а хоть как-то тебя знает – куда сложнее.

– Никуда ты не лезешь, я же разрешила. Да, это из банка спермы.

– Честно скажу: именно сейчас я бы на такое с радостью согласилась. Гены у мужа в порядке, мужик он видный, я люблю его родителей, все такое. Вот бы я могла все это получить, да так, чтобы его больше не видеть. – Рэчел подняла баночку с минералкой.

Портер вспыхнула – как здорово, что близкий человек среагировал положительно! Она чокнулась своей банкой с банкой Рэчел.

– Спасибо. Увидим, как пойдет. Конечно, ребенку все придется серьезно объяснить, но не я же первая – есть приемные дети, дети разведенных родителей, а кто-то вынужден рассказать детям, что их бабушку сбил насмерть школьный автобус. Я считаю, что поступила правильно – и вовремя. Знаешь, что смешно? Нас ведь трое, и я всегда думала, что и у меня будет трое, а сейчас вот ясно – еще раз рожать я не отважусь. Теоретически все возможно, но шансов мало.

Рэчел хмыкнула.

– Да. Я тоже всегда считала, что детей у нас будет несколько, а сейчас – кто знает? Да сейчас и не до этого.

– Только, чур, это между нами. Знаю, ты никому не скажешь. Но на всякий случай – никому ни слова. Ладно? Про ребенка никто не знает. А про донора – тем более. – Вдруг Рэчел покажется, что ей стыдно, что она смущена?

Ни того ни другого нет, однако о завтрашнем дне подумать надо. Пока ребенок надежно укрыт в ее теле, и следует их обеих от внешнего мира защитить, при любой погоде.

– За сестер, которые делают это для себя, – провозгласила Рэчел, присосалась к своей банке и едва слышно отрыгнула. – В следующий раз обязательно бухнем. Знаешь, кого я на днях встретила в магазине? Джереми. Твоего парня.

– Это когда мы в школе учились. – Портер покраснела.

– Да, но все-таки. Не знаю, то ли у меня гормон гуляет, то ли еще что, я ведь сейчас всех мужиков ненавижу, а этот – просто конфетка. Всегда был такой слащавый, но все равно клевый.

– Угу, – согласилась Портер. – Клевый. И раньше, и теперь. А еще у него клевая женушка, клевые детки. Клевая псина. Небось, и клевые мышки в подвале. – Перед ее мысленным взором вдруг возник полуобнаженный Джереми.

Говорят, в беременность женщин тянет на секс, однако до этой минуты это было для Портер чисто умозрительно, лекарства и крекеры – вот и весь ее секс. И вдруг Джереми Фогельман, ее первая любовь, чистый секс-символ, как из мыльной оперы или модного романа. Становишься взрослым – отрываешься от детства, делаешь вид, что детские воспоминания ничего не значат, а потом понимаешь, что только они что-то и значат, именно из них на девяносто процентов состоит человек. Как можно не помнить, с какой дрожью ты в старших классах играла в «Правду или вызов»? Приятно сознавать, что эти струны в глубинах души еще звучат, что не исчезли без следа. Ты никуда не уехала из родного города, значит, рядом всегда есть люди, которые помнят о тебе все. Тебя словно окружает терракотовая армия, только все эти солдаты похожи на тебя – и они знают, как тебя вывернуло наизнанку на выпускном, как прямо на уроке математики из тебя засочилась кровь и заляпала штаны, как тебя поймали в аптеке, когда тырила презервативы.

– Ладно, – заключила Рэчел. – В следующий раз – мартини.

– Э, нет, в следующий раз виски – и мартини, – уточнила Портер. – Поехали отсюда.