Текст книги "Ничего личного: Как социальные сети, поисковые системы и спецслужбы используют наши персональные данные"

Темпы этих изменений в нашу либертарианскую эпоху просто ошеломляют и настолько стремительны, что большинство из нас, хотя и наслаждаются благами Интернета, глубоко встревожены бурным натиском его «системы убеждений» на наше общество. Под лозунгом «без их разрешения» предприниматели наподобие Алексиса Оганяна восхваляют новую «подрывную» экономику, позволяющую паре сообразительных парней в комнате студенческого общежития подорвать основы целой отрасли, обеспечивающей работой сотни тысяч человек. «Только с нашего разрешения», – говорю я. Сегодня, когда все мы вступаем в этот новый отважный цифровой мир, наша задача – сформировать наши сетевые инструменты, прежде чем они сформируют нас.

Глава 1
Сеть

Сетевое общество

Стена была усеяна созвездием мигающих лампочек, соединенных между собой запутанной паутиной синих, розовых и фиолетовых линий. Это было похоже на снимок Вселенной с ее калейдоскопом сияющих звезд, закручивающихся в спиралевидные галактики. В некотором роде это и была вселенная, но только не та, что на небесном своде, а графическое изображение вселенной сетевого мира XXI в.

Я находился в Стокгольме, в глобальной штаб-квартире компании Ericsson, крупнейшего в мире поставщика оборудования для сетей беспроводной связи интернет-провайдерам и телекоммуникационным компаниям, таким как AT&T, Deutsche Telekom и Telefonica. Ericsson была основана в 1876 г. шведским инженером Ларсом Магнусом Эрикссоном как мастерская по ремонту телеграфного оборудования. По состоянию на конец 2013 г. в ней работали 114 340 человек, а глобальный доход в 180 странах мира превысил $35 млрд. Я прибыл сюда, чтобы встретиться с Патриком Сервалем, главой исследовательского отдела Ericsson, занимающегося анализом тенденций в «сетевом обществе». Команда исследователей под его началом только что выпустила очередной ежегодный «Отчет о мобильности» (Mobility Report), в котором представила свою точку зрения на состояние дел в мировой индустрии мобильной связи. Но, дожидаясь в холле начала нашей встречи с Сервалем, я не мог оторвать глаз от хаотического переплетения узловых коммуникаций Ericsson.

Карта, созданная шведским художником-графиком Йонасом Линдвистом, показывала локальные сети и офисы Ericsson по всему миру. Линдвист соединил города спиральными линиями, чтобы передать ощущение вечного движения. «Связь нелинейна, – объяснил он мне свое произведение. – Она устанавливается случайно и хаотично». Создавалось впечатление, что каждая узловая точка на карте, как бы далеко она ни находилась, соединена со всеми другими. За исключением символического центра в виде Стокгольма, вся карта была одинаково равномерной. В ней не наблюдалось никакой иерархии, никакого организующего принципа. Карта не признавала ни времени, ни пространства, соединяя города в таких разбросанных по земному шару странах, как Панама, Гвинея-Бисау, Перу, Сербия, Замбия, Эстония, Колумбия, Коста-Рика, Бахрейн, Болгария, Гана… Мир был перерисован в виде распределенной сети.

Встреча с Патриком Сервалем подтвердила факт поразительной вездесущности мобильного Интернета. Каждый год его команда выпускает исчерпывающий отчет о состоянии мобильных сетей. В 2013 г., сказал мне Серваль, было продано в общей сложности 1,7 млрд подписок на мобильный широкополосный доступ в Интернет, причем 50 % мобильных телефонов, купленных в том же году, составили смартфоны с доступом в Интернет. К 2018 г., согласно отчету аналитиков Ericsson, количество подписок на мобильный широкополосный доступ вырастет до 4,5 млрд, причем бо́льшая часть из этих 2,8 млрд новых подключений придется на Ближний Восток, Азию и Африку{27}27
  «Ericsson Mobility Report,» 2013.


[Закрыть]. Таким образом, к 2018 г. более 60 % мирового населения численностью свыше 7 млрд человек будет подключено к Интернету. А учитывая резкое снижение стоимости смартфонов (ожидается, что цены на качественные устройства мобильной связи упадут ниже $50){28}28
  Mat Honan, «Don't Diss Cheap Smartphones. They're About to Change Everything,» Wired, May 16, 2014.


[Закрыть] и поразительную статистику из доклада ООН, согласно которой во всем мире гораздо больше людей имеют мобильные телефоны (6 млрд), чем доступ к смывным туалетам (4,5 млрд){29}29
  Tim Worstall, «More People Have Mobile Phones Than Toilets,» Forbes, March 23, 2013.


[Закрыть], разумно предположить, что к середине 2020-х гг. подавляющее большинство взрослых людей на планете будут носить в своих карманах мощный компьютер, подключенный к Сети.

«Интернет всего» охватит не только людей, но и вещи. Согласно тому же отчету аналитиков Ericsson, к 2020 г. к Сети будет подключено 50 млрд умных девайсов{30}30
  «Более 50 миллиардов подключенных устройств». Из доклада компании Ericsson.


[Закрыть]. Дома, автомобили, дороги, офисы, потребительские товары, одежда, медицинские приборы, электросети и даже промышленное оборудование наподобие инструментов для обработки мрамора, некогда производимых на фабрике Musto Steam Marble Mill, будут подключены к так называемому «Интернету вещей». Количество активных сотовых устройств межмашинной связи с 2014 по 2019 г. вырастет в три-четыре раза. «Физический мир, – подтверждает доклад агентства McKinsey, – постепенно превращается в разновидность информационной системы»{31}31
  Michael Chui, Markus Loffler, and Roger Roberts, «The Internet of Things,» McKinsey Quarterly, March 2010.


[Закрыть].

Экономика нового сетевого общества уже ошеломляет. В другом докладе McKinsey (2011) говорится, что оборот в сфере электронной коммерции в 13 самых индустриально развитых странах мира составил порядка $8 трлн. Если выделить Интернет в отдельный сектор экономики, отмечается в том же докладе, его доля в мировом валовом внутреннем продукте в 2009 г. составила бы 3,4 %, что больше, чем у секторов образования (3 %), сельского хозяйства (2,2 %) и коммунальных услуг (2,1 %). А в самой Швеции этот показатель был бы почти в два раза больше, т. е. в одном только 2009 г. Интернет обеспечил стране 6,3 % ее ВВП{32}32
  Matthieu Pelissie du Rausas, James Manyika, Eric Hazan, Jacques Burghin, Michael Chui, and Remi Said, «Internet Matters: The Net's Sweeping Impact on Growth, Jobs, and Prosperity,» McKinsey, May 2011.


[Закрыть].

Если бы Йонас Линдвист на своей графической карте буквально воспроизвел сегодняшнее сетевое общество, она бы напоминала картину пуантилистов. Изображения составили бы столько миллиардов точек, что для невооруженного глаза они сливались бы воедино. Все, что может быть подключено, уже подключено, а количество производимых онлайн данных уму непостижимо. Например, в 2014 г. каждую минуту 3 млрд интернет-пользователей по всему миру отправляли 204 млн электронных сообщений, закачивали 72 ч нового видео на YouTube, делали более 4 млн поисковых запросов на Google, делились 2 460 000 постами на Facebook, скачивали 48 000 приложений Apple, тратили $83 000 на Amazon, писали 277 000 твитов и размещали 216 000 новых фотографий в Instagram{33}33
  См.: «Data Never Sleeps 2.0,» infographic from the data company Domo, domo.com/learn/data-never-sleeps-2.


[Закрыть]. Мы привыкли говорить о «нью-йоркской минуте»[2]2
  Мгновение, предельно краткий период времени, равный миганию глаза или сокращению сердца (сленг). – Прим. ред.


[Закрыть], но, по сравнению с сегодняшней «интернет-минутой» в глобальной деревне Маршалла Маклюэна, Нью-Йорк кажется сонным хутором, где жизнь течет с черепашьей скоростью.

Сегодня уже трудно представить, особенно так называемым цифровым аборигенам, привыкшим воспринимать сетевые инструменты Интернета как должное, что мир не всегда был информационной системой, насыщенной данными. Всего три четверти века назад, в мае 1941 г., когда немецкие бомбардировщики не оставили камня на камне от британской палаты общин, никто и ничто не было соединено в Сети. Не существовало и цифровых устройств, способных взаимодействовать друг с другом, не говоря уже о Twitter или Instagram, непрерывно подпитываемых в режиме реального времени и не выпускающих нас из электронной информационной петли.

Так как же мы прошли путь от нуля к нынешним миллиардам и миллиардам подключений людей и вещей? Где кроются истоки Интернета?

Прародители Интернета

Все началось с тех самых немецких бомбардировщиков люфтваффе, летавших со скоростью 400 км/ч на высоте почти 10 км над Лондоном в начале Второй мировой войны. В 1940 г. эксцентричный профессор математики MIT по имени Норберт Винер, «первый компьютерный гик», как назвала его New York Times{34}34
  Clive Thompson, «Dark Hero of the Information Age: The Original Computer Geek,» New York Times, March 20, 2005.


[Закрыть], занялся разработкой системы, которая позволила бы отслеживать перемещение немецких самолетов, господствовавших в небе над Британией. Сын еврейских иммигрантов из польского городка Белосток, Винер был настолько одержим желанием применить свои научные знания в войне против Германии, что ему даже пришлось обратиться за помощью к психоаналитикам, чтобы взять под контроль свои навязчивые антинацистские настроения{35}35
  James Harkin, Cyburbia: The Dangerous Idea That's Changing How We Live and Who We Are (London: Little, Brown, 2009), p. 19.


[Закрыть]. Технологии могут работать на благо людей, был убежден Винер. И даже могут помочь разгромить Гитлера.

Математический вундеркинд Винер окончил Университет Тафтса в возрасте 14 лет, а в 17 уже получил докторскую степень в Гарвардском университете, после чего работал вместе с Бертраном Расселом в Кембридже. Затем в MIT он присоединился к новаторской группе ученых-технологов, в которую также входили инженер-электротехник и научный администратор Вэнивар Буш и психолог Дж. К. Р. Ликлайдер. Не до конца осознавая, что они делают, эти люди создали многие из ключевых принципов сегодняшнего сетевого общества. Что отличало их, особенно Винера, так это смелый интеллектуальный эклектицизм. Дерзко нарушая границы между традиционными научными дисциплинами, ученые смогли представить и даже в определенной степени создать наше подключенное будущее.

«Начиная с 1920-х гг. MIT все больше притягивал самых одаренных и лучших ученых и инженеров Америки. В середине века институт превратился в бурлящий котел идей касательно информации, вычислительной техники, коммуникаций и управления, – пишет историк Интернета Джон Нотон. – Но когда мы углубляемся в поиски истоков Интернета, неизменно всплывают три имени – Вэнивара Буша, Норберта Винера и Дж. К. Р. Ликлайдера»{36}36
  John Naughton, A Brief History of the Future: From Radio Days to Internet Years in a Lifetime (Woodstock, NY: Overlook Press, 2000), p. 52.


[Закрыть].

В 1930-е гг. Винер входил в команду, занимавшуюся разработкой «дифференциального анализатора» Вэнивара Буша – электромагнитного аналогового компьютера, представлявшего собой 100-тонное устройство, собранное из дисков, валов, колес и шестерней с целью решения дифференциальных уравнений. А в 1941 г. Винер представил Бушу даже прототип цифрового компьютера, за пять лет до создания первого в мире действующего цифрового устройства Electronic Numerical Integrator and Computer (ENIAC) – электронного числового интегратора и вычислителя площадью 167 кв. м и стоимостью $500 000, созданного на деньги армии США и названного в прессе «гигантским мозгом».

Но после того как осенью 1940 г. немецкая авиация подвергла Лондон массированной бомбардировке, Винер стал буквально одержим идеей борьбы с люфтваффе. И не он один. Президент США Франклин Делано Рузвельт считал, что именно подавляющее превосходство германских ВВС обусловило политику умиротворения, которую Британия проводила в отношении Гитлера на Мюнхенской конференции 1938 г. Поэтому Рузвельт не только поручил своим военным строить по 10 000 самолетов в год, но и создал Национальный исследовательский комитет обороны США, который возглавил Вэнивар Буш, ставший к тому времени главным советником по науке при президенте. В задачи комитета входило налаживание более тесного сотрудничества между правительством США и 6000 ведущих ученых-исследователей страны.

Еще будучи деканом Инженерной школы MIT, Буш организовал «Радиационную лабораторию», представлявшую собой группу исследователей, решивших выяснить, как помочь зенитной артиллерии отслеживать и уничтожать немецкие бомбардировщики в небе над Лондоном. Понимая, что компьютеры обладают большим потенциалом, чем простые вычислительные машины, Винер рассмотрел эту задачу как информационную систему и изобрел устройство для прогнозирования траектории полета, работавшее на основе непрерывного потока информации между зенитным орудием и его оператором. Так ученый-универсал, интересующийся биологией, философией и математикой, по счастливому стечению обстоятельств наткнулся на новую науку – науку об управлении и связи. В своей знаменитой книге, написанной в 1948 г., Винер назвал эту науку «кибернетикой»{37}37
  Norbert Wiener, Cybernetics: or Control and Communication in the Animal and the Machine (Cambridge, MA: MIT Press,1948).


[Закрыть], и его новая теория коммуникации оказала глубочайшее влияние на все, что происходило в этой сфере в дальнейшем, – от идеи информационных петель Маршалла Маклюэна и труда Дж. К. Р. Ликлайдера «Симбиоз человека и компьютера» до поисковой системы Google и развития искусственного интеллекта. В те времена еще не существовало электронной коммуникационной сети, однако идея самокорректирующейся информационной системы, построенной на взаимодействии между человеком и машиной, – «системы почти естественной красоты, непрерывно корректирующей свои ошибки через обратную связь с окружающей средой», как описал ее аналитик технологий Джеймс Харкин{38}38
  Harkin, Cyburbia, p. 22.


[Закрыть], – родилась вместе с принципиально новой машиной для прогнозирования траектории полета Норберта Винера.

В то время как Винер решал техническую задачу извлечения смысла из ограниченной информации, Вэнивар Буш был обеспокоен ее переизбытком. В сентябре 1945 г. он опубликовал в журнале Atlantic Monthly статью под названием «Как мы можем мыслить». В ней Буш попытался ответить на вопрос, чем должны заняться ученые в послевоенную эпоху. Вместо того чтобы изобретать «необыкновенные разрушительные устройства», он призвал американских ученых создавать мыслящие машины, которые обогатят человечество знаниями.

После выхода этой эпохальной статьи журналы Time и Life назвали ее главным газетным материалом того времени, а редактор Atlantic Monthly сравнил ее по исторической значимости с культовой речью Эмерсона «Американский ученый» (1837). В своем эссе Буш нарисовал прообраз информационной сети, поразительно напоминающей нынешнюю Всемирную паутину. Он утверждал, что главной проблемой, стоящей перед американскими учеными в 1945 г., было создание инструментов для новой информационной эры. По его словам, современная медиаиндустрия, включающая радио, книги, газеты и фотографию, создает не поддающиеся усвоению массивы информации. У нас слишком много данных и слишком мало времени, считал он, высвечивая таким образом проблему, которую современные исследователи Интернета, например Майкл Гольдхабер, называют «экономикой внимания».

«Накопление человеческих знаний происходит стремительными темпами, – объяснял Буш. – И при этом средства, которые мы используем для того, чтобы проложить путь в лабиринте материалов к нужной нам в данный момент информации, остаются такими же, как во времена кораблей с четырехугольными парусами»{39}39
  Vannevar Bush, «As We May Think,» Atlantic Monthly, July 1945.


[Закрыть].

В основе видения Буша находилась сеть интеллектуальных каналов. «Процесс построения связи между двумя единицами информации очень важен» – так объяснял он свою идею организации контента на основе того, что называл «тропами», которые, подчеркивал он, никогда не исчезнут. Буш прогнозировал, что при помощи новых технологий, таких как микрофильмирование и электронно-лучевые трубки (кинескопы), ученые сумеют сжать всю «Британскую энциклопедию» до «размера спичечного коробка» или уместить целую библиотеку в миллион книг «на одном конце письменного стола». В своем эссе он описал машину, «печатающую то, что ей говорят» и выполняющую функцию «механизированной частной библиотеки и картотеки». Буш назвал свое устройство накопления информации Memex, оно призвано было служить «расширенным личным дополнением человеческой памяти», имитируя «замысловатую паутину троп, несомых клетками нашего головного мозга». В представлении Буша эта машина чем-то напоминала настольный ПК – она должна была иметь клавиатуру, рычажки, набор кнопок и полупрозрачные экраны.

Наряду с замечательной прозорливостью Буша в его эссе «Как мы можем мыслить» поражает и неподдельный оптимизм ученого в отношении технологий. В отличие от Норберта Винера, который впоследствии стал ярым критиком правительственных инвестиций в научные исследования, особенно в военной сфере, и выражал беспокойство по поводу влияния цифровых компьютеров на сохранение рабочих мест{40}40
  Naughton, A Brief History of the Future, p. 65.


[Закрыть], Вэнивар Буш считал, что государственные инвестиции в науку являются, несомненно, прогрессивным фактором. В июле 1945 г. Буш написал впечатляющий доклад для президента Рузвельта под названием «Наука без границ»{41}41
  Доклад «Наука без границ», подготовленный для президента Рузвельта Вэниваром Бушем, директором Бюро научных исследований и развития, июль 1945 г.


[Закрыть], где утверждал, что «общественное благосостояние», особенно в таких аспектах, как «полная занятость» и роль науки в создании рабочих мест, может быть улучшено благодаря государственным инвестициям в технологические исследования. «Одна из наших надежд связана с тем, что после войны мы сумеем обеспечить полную занятость нашего населения, – писал Буш президенту. – Для того чтобы достичь этой цели, нужно в полной мере высвободить творческую и производительную энергию американских граждан».

Такой же довольно наивный оптимизм в отношении экономики информационного общества Буш выражает и в своем эссе «Как мы можем мыслить». Он утверждает, что каждый – особенно образованные профессионалы наподобие врачей, юристов, историков, химиков и представителей новой профессии, которых он в стиле блогеров назвал «проходчиками виртуальных троп», – выиграет от Memex с его автоматизированной организацией контента. Особенно парадоксально, что, прогнозируя принципиально новое технологическое будущее, Буш не предполагал, что экономика этого информационного общества настолько сильно будет отличаться от экономики его эпохи. Да, он признавал, что технология сжатия позволит снизить стоимость «Британской энциклопедии» в виде микрофильма до пяти центов. Но люди все равно станут платить за ее содержание, считал он, поэтому «Британника» будет приносить выгоду издателям и авторам.

Третьим прародителем Сети из MIT был Дж. К. Р. Ликлайдер. Будучи на поколение моложе Буша и Винера, он пришел в MIT в 1950 г., где попал под сильное влияние трудов Винера по кибернетике и его легендарных вторничных ужинов в китайском ресторане в Кембридже, собиравших эклектичную компанию ученых и инженеров. Ликлайдер успешно влился в это нестандартное общество. Получив образование в области психологии, математики и физики, он защитил докторскую диссертацию по психоакустике и возглавил в MIT группу инженерной психологии в Лаборатории им. Линкольна, специализировавшейся на исследованиях в области противовоздушной обороны. Он вплотную занимался компьютерной системой SAGE (Semi-Automatic Ground Environment) – полуавтоматической наземной инфраструктурой, финансируемой военно-воздушными силами. Она представляла собой сеть из 23 контрольных и радиолокационных станций, предназначенную для раннего обнаружения и перехвата советских стратегических бомбардировщиков. SAGE общим весом 250 т содержала свыше 55 000 электронных ламп и явилась результатом шестилетнего совершенствования, 7000 человеко-лет компьютерного программирования и финансирования в размере $61 млрд. В физическом смысле это была машинная сеть, в которую реально можно было войти{42}42
  Naughton, A Brief History of the Future, p. 70.


[Закрыть].

Ликлайдер увлекся компьютерами после того, как в середине 1950-х гг. познакомился с молодым исследователем по имени Уэсли Кларк, работавшим в Лаборатории им. Линкольна на новейшем цифровом компьютере TX-2. Хотя TX-2 располагал всего 64 000 байтами памяти (в миллион с лишним раз меньше, чем у моего 64-гигабайтного айфона 5S), это был один из самых первых компьютеров, оснащенных видеомонитором и предоставлявших возможности интерактивной компьютерной графики. Ликлайдер был настолько очарован TX-2, что поверил в потенциал компьютерной техники и, подобно Маршаллу Маклюэну, в то, что электронные медиа «спасут человечество»{43}43
  Katie Hafner and Matthew Lyon, Where Wizards Stay Up Late: The Origins of the Internet (New York: Simon & Schuster, 2006), p. 34.


[Закрыть].

Свое видение будущего Ликлайдер изложил в 1960 г. в статье, ныне ставшей классической, «Симбиоз человека и компьютера». «Есть надежда, что уже недалек тот день, когда человеческий мозг и вычислительные машины будут тесно связаны, – утверждал он, – и мыслительные способности этого партнерства превзойдут всё, на что способен человеческий ум, а возможности обработки данных выйдут на уровень, недосягаемый для существующих сегодня вычислительных машин»{44}44
  Katie Hafner and Matthew Lyon, Where Wizards Stay Up Late: The Origins of the Internet (New York: Simon & Schuster, 2006), p. 34.


[Закрыть].

Наряду с Норбертом Винером, рассматривавшим компьютеры как нечто большее, нежели арифметические процессоры для решения дифференциальных уравнений, и Вэниваром Бушем, верившим в их возможности эффективной организации информации, Ликлайдер считал, что эти новые мыслящие машины, в первую очередь, должны быть коммуникационными устройствами. Разделение труда между людьми и компьютерами, утверждал он, позволит экономить время, будет способствовать демократизации и улучшит процесс принятия решений.

В 1958 г. Ликлайдер ушел из MIT. Сначала он работал в консалтинговой компании Bolt, Beranek and Newman (BBN) в Кембридже, а в 1962 г. переехал в Вашингтон, округ Колумбия, где возглавил сразу два подразделения – поведенческих наук и командования и управления в ARPA (Advanced Research Projects Agency) – Агентстве перспективных исследовательских проектов. ARPA было создано в начале 1958 г. президентом Дуайтом Эйзенхауэром с целью объединить лучшие ученые умы на благо общества. Вскоре Ликлайдер был назначен руководителем бюро по методам обработки информации и, получив в свое распоряжение госфинансирование в размере $10 млн, занялся разработкой новых программ, призванных вывести компьютеры за пределы простых инструментов для вычислений. Он заключил для ARPA контракты с ведущими компьютерными центрами таких вузов, как MIT, Стэнфордский университет, Калифорнийский университет в Беркли и Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, а также сплотил вокруг себя группу увлеченных ученых-компьютерщиков, которую один из его коллег назвал «Священством Лика», а сам Ликлайдер именовал «Межгалактической компьютерной сетью»{45}45
  Katie Hafner and Matthew Lyon, Where Wizards Stay Up Late: The Origins of the Internet (New York: Simon & Schuster, 2006), p. 38.


[Закрыть].

С созданием межгалактической сети, однако, была одна проблема. Тогдашние цифровые компьютеры (Ликлайдер называл их «обрабатывающими информацию машинами») могли обрабатывать только свою собственную информацию. Даже новейшие устройства наподобие TX-2 не могли взаимодействовать с другими машинами. В 1962 г. у компьютеров отсутствовал общий язык. Да, программисты могли одновременно работать на одной машине, используя режим «разделения времени», но каждый компьютер говорил на своем собственном уникальном языке и использовал программы и протоколы, непонятные для других компьютеров.

Тем не менее Дж. К. Р. Ликлайдер был намерен сделать свою «Межгалактическую компьютерную сеть» реальной. Однако мир, на который так уповал Вэнивар Буш в июле 1945 г., так до конца и не материализовался и вскоре Америка оказалась втянутой в новую – на сей раз «холодную» – войну. Именно это великое геополитическое противостояние с Советским Союзом и привело к созданию искомого симбиоза человека и компьютера, а в конечном итоге к рождению Интернета.