Текст книги "Лондон в огне"

Рядом с Кэт прошел носильщик и коснулся рукой ее бедра. Девушка поспешно отпрянула. В прежние времена, не будучи служанкой, она никогда не выходила на улицу без сопровождения. Теперь же она превратилась в мишень для проходивших мимо мужчин всех возрастов – они могли дотронуться до нее, прижаться к ней, попытаться поцеловать, обратиться к ней с непристойным предложением. Кэт удивлялась, насколько мужчины неразборчивы в своих похотливых желаниях.

Во дворе Дома конвокаций толпа глазела на прислоненные к стене тела. Из-за Пожара покой многих, кто был погребен в соборе, оказался потревожен: от жара гробницы распахнулись, а плиты растрескались. От некоторых тел остались одни скелеты. Кости других были покрыты засохшей плотью на разных этапах разложения, на нескольких сохранились обрывки одежды и погребальных саванов. До останков уже успели добраться охотники за сувенирами: тут и там отсутствовали пальцы рук и ног, кисти и ступни, а один скелет лишился черепа.

Госпожа Ноксон рассказывала, что почетное место досталось епископу Брейбруку, не появлявшемуся на людях с 1404 года. Его забальзамированное тело провалилось в церковь Святой Веры в крипте под клиросом. А вот и он собственной персоной, стоит у обугленной стены, ожидая второго пришествия. Епископ прекрасно сохранился: на месте почти все зубы, рыжая борода и волосы, вот только кожа смотрится как выделанная.

В углу между клуатром[7]7
  Клуатр – внутренний двор монастыря или церкви.


[Закрыть], где стояло разрушенное здание капитула, и южной стеной нефа была установлена ограда. Ворота охранял сторож с крупной собакой. Взяв у Кэт бумагу, он внимательно ее разглядывал, шевеля губами. Девушка уже изучила этот документ: это был обычный пропуск, подписанный господином Фревином, секретарем капитула. Судя по затертой, засаленной бумаге, до этого его неоднократно использовали.

Но сторож не позволил ей войти даже с пропуском. Спросив, по какому она делу, мужчина велел Кэт подождать. Он послал мальчишку за господином Хэксби. Собака, прикованная цепью к одному из воротных столбов, рванулась к Кэт, и девушка отпрянула, чем явно развеселила хозяина пса.

С внезапной грустью она вспомнила о мастифах, оставшихся в Барнабас-плейс. Теперь, когда Джем умер, она не скучала ни по ком из двуногих обитателей этого дома, за исключением разве что тети Оливии, но Кэт не хватало собак, даривших ей свою защиту и безусловную любовь.

Гром, Лев, Жадина и Голозадый. Особенно Голозадый.

Вернулся мальчик. С ним пришел господин Хэксби, высокий, неряшливо одетый и седой – парика он не носил. В его теле все было узким, от длинных ступней до головы, напоминавшей кривой костяной цилиндр, сидевший на узких плечах. Кэт сделала книксен. Хэксби протянул руку за папкой.

– Идите за мной, – приказал он. – Возможно, мне понадобятся другие чертежи, и вы мне их принесете. Когда придет доктор Рен, мне нужно будет с ним поговорить.

Сторож взялся за цепь и оттащил собаку, чтобы Кэт могла войти в ворота. Вслед за господином Хэксби она шла через двор, тянувшийся от внешней стены клуатра до западной части собора.

Сбоку во дворе был установлен навес. Под ним работники разбирали всевозможные предметы, сваленные в кучу возле задней стены. Кэт заметила окованный железом сундук с изогнутой крышкой. К сундуку прислонили мраморный бюст джентльмена в парике, судя по виду, изваянный совсем недавно. Еще Кэт заметила почерневшую памятную табличку из желтой меди с именем почившего священнослужителя и резной трон из раскрашенного дерева, увенчанный епископской митрой.

– Следуйте за мной, – не оборачиваясь, велел господин Хэксби. – Доктора Рена сейчас нет, но он передал, что будет здесь с минуты на минуту и этот чертеж для него особенно важен.

Каменные блоки стояли под открытым небом, некоторые из них были украшены резьбой. Тут Кэт пришла в голову мысль: если собор Святого Павла так и не восстановят, развалины можно будет использовать как гигантскую каменоломню.

Господин Хэксби провел ее в павильон около пятидесяти футов в длину, пристроенный к внешней стене клуатра. Два секретаря стояли у длинного высокого стола и что-то записывали в лежавшие перед ними книги. За ними располагалась полка, на которой были в беспорядке свалены всевозможные ящички и книги. С другой стороны стоял письменный стол, к которому при помощи металлических зажимов прикрепили наклонную доску. Именно к этому столу и направился Хэксби.

– Ничего не трогайте, – предупредил чертежник, оглядываясь через плечо. – Встаньте вон там и обсушитесь возле жаровни.

На доске лежали два плана, их углы были прижаты обгоревшими камнями. Рядом Кэт заметила перья и чернила, а также чертежные инструменты: циркули и линейки, угольники и циркули-разделители, карандаши и перья.

Господин Хэксби положил папку на стол и принялся изучать содержимое. Затем он вернулся к своей чертежной доске. Кэт наблюдала за Хэксби, пытаясь рассмотреть, над чем он работает. «Это определенно не собор Святого Павла», – подумала она. Нет, перед ней нечто намного большее. Кэт разглядела линии, пересекавшиеся друг с другом и образующие что-то наподобие сложной решетки. Что это? Улицы? Город? Неужели весь Лондон?

Чей это чертеж – Хэксби или доктора Рена? А может, они трудились над ним вместе? Кэт слышала, как господин Хэксби говорил, что у Рена очень много работы и у него нет времени вникать в каждую мелочь, кроме того, он слишком часто пропадает в Оксфорде, в Уайтхолле или на встречах с потенциальными заказчиками. Господин Хэксби – его чертежник, практически напарник, хотя все планы подписаны именем доктора Рена.

Рука с пером дрогнула. Хэксби придержал ее другой рукой. Замерев, он сделал глубокий вдох и продолжил работу.

У жаровни Кэт все больше и больше изнывала от жары. Она расстегнула плащ.

В этот момент рука господина Хэксби непроизвольно дернулась и задела чернильницу. Та опрокинулась, и чернила потекли к папке. Хэксби выругался. Чернильница скатилась со стола и упала на пол, оставив за собой след из клякс.

Кэт рванулась к столу. Плащ соскользнул с ее плеч. Она подхватила папку и лежавшие рядом бумаги.

Господин Хэксби посмотрел на нее. Его губы шевельнулись, однако чертежник не произнес ни слова. Кэт положила папку на табурет и наклонилась за чернильницей. На столе лежала тряпка, и Кэт воспользовалась ею, чтобы стереть хотя бы часть чернильных пятен.

Все это время Хэксби не сводил с нее глаз.

– Сэр, – произнесла она тихо, чтобы секретари не услышали, – что с вами? Вы больны? Может быть, мне…

– Замолчите.

Губы Хэксби скривились.

Кэт глядела на планы – они все были похожи.

– Сэр, это ведь Лондон, верно? Точнее, его часть. Но… это другой Лондон.

Чертежник удивленно вскинул брови:

– Как вы догадались?

Кэт указала на скопление геометрических фигур в нижнем правом углу, обозначавшее фортификационные сооружения на северном берегу реки.

– Это Тауэр, сэр, здесь есть подпись. А вот Темза, и Лондонский мост, и…

– Вы умеете читать?

– Да, сэр, а еще я неплохо пишу.

Кэт встречала служанок, обученных и тому и другому, поэтому не видела причин скрывать свои знания. По-прежнему держа в руке чернильницу, она подошла ближе:

– Но на плане все выглядит не так, как сейчас, сэр. Тауэр другой формы. А это место на западе, где встречаются восемь дорог, – что там такое?

– На чертеже не нынешний город. Это возможный план будущего Лондона.

– Вы про Лондон доктора Рена?

– И про мой Лондон, – нахмурившись, заметил господин Хэксби. – По правде говоря, он такой же мой, как и его. Это наше видение того, каким может стать город.

Правая рука Хэксби, лежавшая на столе, опять задрожала. Чертежник накрыл ее левой рукой, прижимая кисть к столешнице. Взглянув на Кэт, он заметил в ее взгляде любопытство.

– Иногда со мной такое бывает, – сердито бросил он. – И в эти моменты я не могу работать.

– Не можете работать, сэр?

Он обвел широким жестом чертежную доску, планы, инструменты.

Некоторое время Кэт смотрела ему в глаза, потом опустила взгляд на два плана. На них была изображена одна и та же юго-восточная часть Сити. Кэт заметила написанные карандашом замеры и пояснения. Наверное, это черновик, и господину Хэксби нужно выполнить чертеж на чистовую. Кэт ужасно хотелось изучить план как следует, чтобы будущие строения приняли перед ее мысленным взором четкие очертания.

Тут со двора донеслись голоса, потом мужской смех. Дверь павильона распахнулась, врезавшись в стену. Вошли двое мужчин.

Одним из них оказался улыбающийся и чуть раскрасневшийся доктор Рен.

А вторым – дядя Олдерли.

Его появление не укладывалось в голове у потрясенной Кэт. Дяде Олдерли нет места в ее новом мире, в котором она – служанка и к тому же беглянка.

Господин Хэксби фыркнул:

– Вам лучше подождать, хотя сомневаюсь, что сегодня придется много работать. Во всяком случае, мне.

– Вы непременно должны взглянуть на одну весьма любопытную книгу, сэр, – обратился доктор Рен к господину Олдерли.

Он был моложе и ниже ростом, чем господин Хэксби. Доктор Рен был хорошо одет и к тому же отличался импозантной наружностью – одним словом, настоящий джентльмен.

– Мы нашли ее в гробнице в проходе Святого Павла. Говорят, этот том – ровесник самого собора.

Опустив голову, Кэт поставила чернильницу на стол. Джентльмены направились к полке за столом, за которым в дальней части павильона трудились секретари. Кэт не осмеливалась взглянуть в их сторону. Вся дрожа, она отвернулась, взяла тряпку, которой господин Хэксби промакивал наконечники перьев, и стала стирать с пальцев чернильные пятна.

– Вот эта книга, сэр, – сказал доктор Рен дяде Олдерли. – Пожалуйста, взгляните на начальную прописную букву и любопытный рисунок, в который она вписана.

Кэт рискнула бросить на них быстрый взгляд искоса. Доктор Рен открыл массивный обугленный том в кожаном переплете с металлическими деталями. Дядя Олдерли рассматривал книгу. Он стоял к племяннице спиной.

Тут Кэт в голову пришла страшная мысль. Что, если кузен Эдвард тоже с ними? С минуты на минуту он войдет сюда со двора.

– Господин Хэксби, – обратился к чертежнику Рен, – будьте добры, покажите господину Олдерли, что мы обнаружили. Писанину монахов вы разбираете лучше меня.

Пока мужчины стояли отвернувшись, Кэт скользнула вдоль стены и через открытую дверь юркнула во двор. Девушка побежала к воротам. Собаку больше занимали непристойные выкрики зевак возле останков, прислоненных к стене клуатра, поэтому она спокойно дала Кэт пройти. Затерявшись в толпе, девушка поспешила на запад через пепелище и руины Сити.

Пока она была в павильоне, дождь полил сильнее. Капли стекали у нее по щекам, будто слезы, плечи и подол платья быстро намокли. Кэт забыла взять серый плащ.

Глава 13

– Иди наверх, Джейн, – распорядилась госпожа Ноксон, мотнув головой в сторону лестницы.

Было погожее утро, и в огороженный дворик дома проникало солнце. Кэт развешивала на веревке белье, а точнее, мелкие предметы, требующие деликатного обращения, – платки, манжеты и все в таком духе. Госпожа Ноксон предпочитала, чтобы их стирали и гладили под ее личным контролем.

– После того как все развешу, госпожа?

– Оставь белье. Тебя желает видеть господин Хэксби. Или у твоих мозгов сегодня выходной?

Кэт поправила манжеты и поднялась наверх. Девушка сразу насторожилась: она не разговаривала с господином Хэксби с тех пор, как два дня назад сбежала со двора Дома конвокаций. Кэт постучала в дверь его комнаты, и Хэксби велел ей войти.

Он стоял у окна, против света, отчего напоминал высокую сгорбленную тень. Рядом с ним Кэт увидела доктора Рена. Глядя в пространство между двумя мужчинами, девушка сделала книксен. Оба на нее даже не взглянули.

– Новые замеры нужны мне ко второй половине дня, – объявил доктор Рен. – Уж это-то я должен сделать как следует. И я уверен, что король будет доволен.

– Вы обсудите с ним остальное, сэр? – спросил господин Хэксби. – Я про город.

– Попробую. Но вряд ли я чего-то добьюсь. Когда мы встречались с джентльменами из Тайного совета и Совета палаты общин, все сразу стало ясно. – Лицо Рена было бледным и усталым. Он говорил сухо и медленно, как будто слова причиняли ему боль и доктор с трудом их произносил. – Как бы король ни мечтал о новом Лондоне, денег у него нет, и у Сити тоже, а что касается Сити, то желание у него, по-моему, тоже отсутствует. Единственное, что всех интересует, – нажива. Хотя чему тут удивляться? На днях Олдерли отделался от меня красивыми словами. Пока он получает проценты со своих займов, на остальное ему плевать. Все они одинаковы. Интересуются только собственными прибылями и не видят ничего дальше конца следующего квартала.

– А как насчет Таможни, сэр? – хмурясь, спросил господин Хэксби. – С этой стороны затруднений не предвидится?

– Надеюсь, что нет, – если правильно себя поведем. Это ведь как-никак символ королевской власти в сердце Сити, и король понимает его важность. Но составление плана откладывать нельзя, иначе он может и передумать. Я должен доставить исправленные чертежи в Уайтхолл после обеда, поэтому очень вас прошу, как можно быстрее произведите расчеты и перенесите их на чистовой вариант. Вы ведь сможете работать здесь? Служанка принесет вам все, что понадобится. Во второй половине дня я зайду за чертежами по дороге в Уайтхолл.

Хэксби поклонился.

– Когда будете отправлять девушку в лавку, пожалуйста, заодно велите ей купить еще песка. Моя песочница совсем иссякла, и письмо, которое я писал вчера вечером, из-за чернильных разводов выглядит просто неприлично. Чьими услугами вы пользуетесь?

– Финчинга, его лавка возле Темпл-Бар.

Рен взял трость.

– Еще возьмите графит для карандашей. – Доктор в первый раз взглянул на Кэт. – Будете идти обратно – проследите, чтобы бумага не испачкалась и не намокла. Главное, не мните ее и смотрите, чтобы на ней не осталось никаких следов.

Не поднимая глаз, Кэт сделала книксен.

– Вы уверены, что ей можно доверить такое дело? – спросил Рен. – На вид она совсем ребенок.

– Джейн старше, чем кажется, сэр. Она очень смышленая, надежная, а еще весьма проворная.

– Что ж, вам виднее.

Хэксби и Кэт молча слушали, как доктор Рен спускается, постукивая тростью по ступеням. Снизу донеслись голоса, его и госпожи Ноксон, а потом хлопнула входная дверь.

– Почему вы в тот раз убежали? – спросил Хэксби.

– Прошу прощения, сэр. – Отговорка пришла ей в голову быстро. – Меня ждали здесь. Госпожа Ноксон велела мне не задерживаться в соборе Святого Павла.

– Не будь я таким безголовым, сегодня непременно вернул бы вам плащ. Вы тогда забыли его во дворе Дома конвокаций. А теперь к делу – мне понадобится бумага для тонкой работы, два квира[8]8
  Квир – средневековая единица счета бумаги. Чаще всего квир формировался из четырех сложенных листов пергамента.


[Закрыть]. Возьмите с собой вот этот испорченный листок и покажите торговцу. И формат, и качество должны быть точно такими же.

Кэт взяла листок. Ее пальцы дрожали так, что бумага заколыхалась в воздухе.

Этот день оказался счастливее, чем все унылые годы, прошедшие с тех пор, как Кэт покинула тетушкин дом в Чампни и переехала к Олдерли.

Когда Кэт вернулась из писчей лавки, Хэксби стоял, склонившись над длинным столом, повернутым под прямым углом к одному из высоких окон. Он трудился над какими-то цифрами. Левая рука чертежника придерживала правую. Кэт не решилась спросить, что с ним. Возможно, он слишком увлекается спиртным, хотя девушка не замечала в его комнате бутылок. Но один из секретарей дяди Олдерли страдал этим пороком и, если верить Эдварду, умер в бреду на заднем дворе пивной.

Хэксби поднял взгляд на Кэт и велел ей показать покупки.

– Хорошо, – произнес он. – Вы умеете делать чернила?

– Да, сэр.

– Тогда этим и займетесь. Нужно целиком заполнить эту склянку.

Он указал на второй стол в углу комнаты. Рядом с пустой склянкой лежали чернильные орешки, купорос и гуммиарабик.

– Возьмите вон тот горшок с дождевой водой. Она чище и лучше течет.

Довольная Кэт с головой погрузилась в работу, то и дело бегая из гостиной господина Хэксби на кухню и обратно, собирая все, что необходимо для работы. Она заметила, что на столе у окна уже стоят чернила. Что, если господин Хэксби ее проверяет?

Он продолжил свои расчеты. Через полчаса Хэксби подошел к Кэт, чтобы посмотреть, как успехи. Изготовление чернил – дело не быстрое.

– Отвлекитесь пока. Хочу вас испытать. Посмотрим, как вы справитесь. В тот раз вы сказали мне, что умеете читать и писать.

– Да, сэр.

Он взял с полки книгу, открыл ее на титульном листе и положил на стол. Хэксби указал на заглавие:

– Что здесь написано?

Кэт склонилась над страницей:

– «I quattro libri dell’architettura di Andrea Palladio». – Она спотыкалась на незнакомых словах, но упорно продолжала разбирать их слог за слогом. – «Ne’ quali, dopo un breve trattato de’cinque ordini, & di quelli avertimenti, che…»[9]9
  «Четыре книги по архитектуре Андрео Палладио, в которых после краткого трактата о пяти ордерах и наставлений, кои…» (ит.)


[Закрыть]

– Достаточно.

– Извините, сэр, я не знаю итальянского, и…

– Но вы поняли, что текст на итальянском, а этого я не ожидал. Проведем еще один эксперимент.

Хэксби взял лист испорченной бумаги, который она брала с собой в лавку в качестве образца, и велел Кэт при помощи грифеля и линейки чертить линии разной длины, стараясь, чтобы они были как можно тоньше и светлее.

Кэт села за стол у окна, положив бумагу на доску, которой пользовался господин Хэксби. Во время работы она обратила внимание на то, как он ходит по комнате, рассматривая изготавливаемые ею чернила, заглядывая в свою записную книжку и дергая себя за длинные пальцы так, будто они причиняли ему беспокойство.

Видимо, господин Хэксби следил за ней, потому что стоило Кэт закончить, как он тут же склонился над листом.

– Хорошо. Теперь возьмите это перо… нет, другое, с наконечником потоньше. Его нужно очинить. Когда закончите, поверх карандашных линий начертите чернильные.

Это дело заняло гораздо больше времени. Подобная работа ошибок не прощает. Наконец Кэт выполнила задание, но осталась не совсем довольна результатами.

– Вот здесь, с краю, небольшая клякса, – заметил господин Хэксби. – И хотелось бы, чтобы линия внизу была поровнее. Но в остальном вы неплохо справились. А теперь тем же пером напишите рядом несколько слов: «Кристофер Рен delineavit»[10]10
  Рисовал (лат.). То есть «он рисовал это» – так оформлялась подпись автора.


[Закрыть]. Маленькими, аккуратными, изящными буквами.

Кэт устремила на Хэксби испытующий взгляд:

– Я не понимаю, сэр, что это значит, сэр.

– А вам и не нужно. Выполняйте.

Кэт стала медленно выводить слова на бумаге.

– Хорошо. Почерк прямо как у секретаря. Где вы научились так писать?

– В детстве я служила у пожилой леди, которая жила в деревне. – Кэт придумала объяснение еще во время работы, поэтому сейчас даже не запнулась. – Моя госпожа обучила меня письму, и я ей помогала, особенно когда она стала слаба глазами. В молодости госпожа ездила в Италию, она интересовалась архитектурой. – Кэт указала на чертежи на столе. – А потом она умерла, и я перебралась в Лондон.

В некотором смысле сочиненная ею история была почти правдивой, насколько ложь вообще может быть правдивой: пожилой леди была тетушка Эйр. Перед смертью она отдала Кэт ящичек с чертежными инструментами, изготовленными в Италии. А сам ящичек был инкрустирован слоновой костью.

– Госпожа хорошо вас обучила, и сегодня вы мне поможете еще с одним делом. – Пальцы Хэксби затрепетали. – Вот с этим.

Господин Хэксби трудился над планом здания Таможни на Темзе. Старому было больше сотни лет, и оно полностью выгорело при Пожаре. Чертежи были почти готовы, но накануне доктор Рен предложил важные усовершенствования, касавшиеся южного фасада, выходившего на реку. Потребовалась точная копия этой части плана, к тому же необходимо было заново рассчитать размеры, от которых зависела вся структура строения.

Нужно спешить, объяснил ей Хэксби, ведь скоро короля завалят проектами новых зданий, и тот, кто успеет первым, окажется в самом выгодном положении, особенно если этого человека знают и любят при дворе, как доктора Рена. Король практически пообещал, что одобрит их проект. С другой стороны, господин Хэксби на собственном опыте убедился, что на обещания королей не всегда следует полагаться.

Когда доктор Рен пришел после обеда, чертеж был готов. Пока доктор осматривал план, Хэксби стоял рядом с ним. Кэт между тем ждала в стороне, когда ей велят уходить.

– Это не ваша рука, господин Хэксби.

– Чертеж делала горничная.

– Что? – Рен во все глаза уставился на Кэт. – Она? Вот эта девушка?

– У Джейн красивый почерк. Уж во всяком случае, лучше моего, ведь сегодня меня опять настиг приступ дрожи.

Казалось, доктор впервые разглядел Кэт как следует. Пожалуй, он был достаточно интересным мужчиной, особенно хороши были его глаза. Рен снова повернулся к Хэксби:

– Она неплохо поработала. Даже очень хорошо. Нужно заплатить девушке шесть пенсов за труды.

Слова доктора Рена заставили Кэт погрузиться в глубокий омут памяти. На секунду с его темного дна всплыли похожие слова, а потом блеснул другой шестипенсовик. И тут из глубин, над которыми не властна смерть, явилась сама тетушка Эйр: Кэт увидела ее в саффолкском имении, Колдридже.

– Ты хорошо поработала, дитя мое, – произнесла тетушка Эйр, пристально вглядываясь в рисунок: зрение у нее уже начало портиться. – Очень красиво нарисовано, а твоя арка похожа на арку, которую император Домициан приказал возвести в Риме в честь своего брата Тита. Вот тебе серебряный шестипенсовик. Смотри не потеряй.

Выйдя из комнаты господина Хэксби и спустившись на кухню, Кэт застала в судомойне Марджери, мывшую посуду после обеда. Вторая служанка взглянула на нее с плохо скрываемой неприязнью.

– Хозяйка у себя, – бросила Марджери, кивком указывая в нужную сторону. – Она хочет тебя видеть.

Судя по красным глазам, госпожа Ноксон плакала. Но к тому времени, как Кэт явилась на ее зов, слезы высохли и на смену горю пришла злость.

– Мне пришло письмо, – объявила хозяйка. – Из Барнабас-плейс, от человека по фамилии Манди. Пишет, что служит у Олдерли мажордомом. Тон напыщенный, – похоже, этот Манди из тех важных особ, которые расхаживают, будто аршин проглотили, вот только от аршина пользы будет побольше, чем от них всех, вместе взятых.

Кэт утратила дар речи. Радости как не бывало. От страха у нее перехватило дыхание. От Олдерли никак не скрыться: сначала встреча в соборе Святого Павла, а теперь еще и это.

Голос госпожи Ноксон долетал будто издалека:

– Письмо отправили по моему старому адресу в Оксфорде, а оттуда его переслали сюда. Речь о сундуке дяди Джема. Хотят, чтобы я его забрала.

– Выходит, они не знают, что я здесь? – шепотом спросила Кэт.

– А ты думала, тебя выследили? Вот дурочка! Этот Манди пишет, что я должна забрать сундук, иначе он пойдет на растопку. Уверена, ни одной ценной вещи там нет. Ради такого дела придется Джону взять тачку. Пока он ходит за сундуком, полдня потеряет, не меньше. Ужасно досадно!

Кэт так сильно била дрожь, что девушка оперлась о кухонный стол.

– Теперь Олдерли узнают, что вы живете в Лондоне?

Госпожа Ноксон покачала головой:

– Если Джон скажет, что отправит сундук в Оксфорд, не узнают.

– Только бы все обошлось!

Госпожа Ноксон сильно покраснела:

– Ты забываешься, Джейн. С какой стати должны возникнуть затруднения? Да и вообще, это не твоя забота. Он ведь как-никак мой дядя. Объясни лучше, чем ты целый день занималась наверху.

– Я помогала господину Хэксби.

– Это не ответ, ясно тебе? Что именно ты там делала?

– Он послал меня в лавку…

– Про лавку я знаю!

– Я приготовила для него чернила, госпожа, и помогла с чертежами.

Госпожа Ноксон фыркнула:

– Если господин Хэксби желает, чтобы ты на него работала, он должен платить за твое время. И учти, Джейн, разврата под своей крышей я не потерплю. А теперь иди и помоги Марджери. Ты и так весь день бездельничала, чего доброго, совсем работать разучишься.

Глава 14

Второе тело нашли через полтора месяца после первого, ранним утром 18 октября.

Я узнал об этом, когда Уильямсон пришел в свой кабинет в Скотленд-Ярде и вызвал туда меня. Начальник велел мне закрыть за собой дверь. По его голосу я понял, что он в дурном расположении духа.

– Труп во Флит-Дич, – без предисловий объявил Уильямсон. – Возьмите баржу, заберите его и доставьте сюда. Офицер, обнаруживший тело, лейтенант Тёрло, поплывет с вами. По дороге он посвятит вас во все необходимые подробности. Возьмите перо, я продиктую вам текст ордера.

– Произошло убийство, сэр?

Уильямсон проигнорировал мой вопрос. Или накануне вечером он слишком налегал на вино, или, что более вероятно, с утра кто-то устроил ему выволочку.

– Когда привезете тело, велите, чтобы его отнесли туда же, куда и первое. Я про труп слуги Олдерли.

– А как же текст, который я переписываю для «Газетт»? Может быть, мне…

– Будьте добры, делайте что вам говорят. Или ищите себе другого начальника. Выбор за вами.

Полчаса спустя я вышел из кабинета Уильямсона и стал спускаться по лестнице. В кармане у меня лежал ордер с подписью и печатью. На лестничной площадке я встретил джентльмена, поднимавшегося наверх. Я посторонился, чтобы пропустить его.

Вновь прибывший тяжело дышал, его лицо покраснело от натуги. На меня он взглянул с раздражением, будто я не должен был попадаться у него на пути. Я узнал этого человека. Джентльмен с бородавкой на подбородке.

В первый раз я увидел его выходящим из кабинета Уильямсона в день, когда погиб в огне собор Святого Павла. А во второй – на следующий день, сразу после того, как тело Лейна доставили в Уайтхолл.

И вот он объявился снова. А мы обнаружили второе тело.

Тёрло был маленьким, коренастым человечком со шрамом от сабли на щеке. Он служил в гвардейском пехотном полку лорд-генерала, а этот полк отличался от других, поскольку он был создан как часть армии Английской республики – Армии нового образца.

Мы сели на одну из дворцовых барж и поплыли вниз по течению к Флит. Это был самый быстрый способ не только добраться до цели, но и доставить тело в Уайтхолл. Нас сопровождали два солдата с носилками.

Был прилив, и гребцы изо всех сил налегали на весла. Они трудились с угрюмым видом, ведь гребцы знали, куда и зачем мы направляемся: лодочники не любят перевозить мертвецов, некоторые видят в этом дурной знак. И если прибавить ко всему прочему неспокойную реку, то наше плавание трудно было назвать приятным.

– Как вы нашли тело? – спросил я у Тёрло, когда мы плыли вниз по течению.

– Разве вы не читали мой отчет?

– Нет, сэр. К тому же я хотел бы услышать подробности от вас.

Офицер пожал плечами:

– Мы наткнулись на него возле Брайдуэлла, неподалеку от пешеходного моста через Флит. Труп заметил один из моих людей – тело несло течение, и оно плавало среди мусора. Ни шляпы, ни обуви, однако этот мужчина был одет в камзол, бриджи, чулки и рубашку. Мы выловили труп. Этого человека не ограбили: у него в кошельке лежали почти два шиллинга, а на пальце кольцо. Одежда не особо шикарная, но за эти вещи можно выручить несколько шиллингов.

– При нем еще что-нибудь нашли? – спросил я.

– Карманную Библию. – Офицер взглянул на меня. – После наступления темноты по этому мосту почти никто не ходит. Освещение там совсем плохое. К тому же об этой дороге в Сити ходит дурная слава: слишком много воришек.

Наша баржа плыла вдоль Стрэнда, мимо особняков у реки. Вокруг нас кружили чайки, и со всех сторон раздавались их резкие печальные крики.

– Мог ли убитый забрести туда, не зная о репутации тех мест? – спросил я.

– Вряд ли – если только он не был приезжим.

– Раны на теле есть?

– Я ни одной не заметил.

– Наверное, он спьяну решил срезать путь до дому, поскользнулся, ударился головой и свалился во Флит.

– Может быть, он пришел к брайдуэлльским пташкам, – произнес Тёрло: он явно не хотел строить предположения, но мой вопрос был для него как короста, которую так и тянет ковырнуть. – Объяснение вполне правдоподобное. – В голосе Тёрло прозвучала нотка пуританского осуждения. – На вид он не из таких, но наверняка судить не берусь. Похоть – грех вездесущий. Уж дьявол об этом позаботился.

Перед моим мысленным взором тут же предстала Оливия Олдерли. Замужняя женщина, с которой я едва знаком, а из-за высокого статуса эта леди для меня так же недосягаема, как если бы она жила на Луне. Я велел себе не быть глупцом и со всей силы ущипнул себя за ляжку, чтобы отвлечься от неуместных размышлений.

– Вот только вряд ли он пришел туда один, сэр, – с усмешкой произнес Тёрло. – Большие пальцы его рук были связаны вместе.

Показалась Брайдуэлльская пристань. Здесь река Флит впадала в Темзу. Перед нами, чуть в стороне от пологого берега реки, слева от дорожки, спускавшейся к пристани, возвышались зубчатые стены Брайдуэлла.

Сейчас под крышей этого бывшего королевского дворца нашли приют бродяги, подкидыши и женщины легкого поведения, известные как брайдуэлльские пташки. Их интимные услуги стоили дешево. После Пожара на розовом кирпиче зданий остались серые и угольно-черные пятна, почти все крыши провалились. Некоторые из бывших обитателей по-прежнему ютились на развалинах Брайдуэлла, ведь больше им некуда было идти.

Мы высадились и зашагали по дорожке. Стражники с носилками следовали за нами на расстоянии. Прямо напротив северной части Брайдуэлла располагался мост через Флит. С другой стороны находились ворота в задней стене Сити. Сами они сгорели, но каменная арка уцелела, и через нее виднелся переулок на другой стороне. Два солдата, которых Тёрло оставил охранять тело, стояли, прислонившись к стене. При виде нас они тут же выпрямились. Один сунул в карман маленькую глиняную бутылочку.

Солдаты стояли на углу дома возле стены, окружавшей двор. За ними на земле, между домом и оградой, лежал длинный сверток из залатанной парусины. Десяток зевак глазели на эту сцену издалека, привлеченные сочетанием красных мундиров и мертвого тела.

– Разверните его, – приказал Тёрло. – И загородите нас от этих стервятников.

Солдаты сняли с трупа парусину и подняли ее, будто самодельный занавес. Тяжелая ткань покачивалась на ветру. Я уставился на тело во все глаза. Мужчина лежал на боку, лицом к нам, его руки были заломлены за спину. Маленького роста, тощий, с неожиданно мясистыми губами и большим ртом, из-за которого покойный походил на лягушку. Парика на нем не было, а его собственные волосы оказались седыми и тонкими. Подбородок зарос щетиной. На виске синяк.

Носком туфли я приподнял полу его серого камзола и увидел широкий пояс бриджей.

– Папист! – прокричал один из зевак. – Проклятый французский папист!

Тёрло подал знак, и стражники опустили носилки на землю рядом с телом. Они подняли убитого за плечи и колени. Из-за связанных рук трупа уложить его на носилки оказалось непросто. Первый стражник выпустил тело, и голова ударилась о мокрые булыжники мостовой.

Стражник, державший ноги, вскрикнул и отпрянул. Нижняя часть тела свалилась с дрог. Занавес из парусины упал. Труп разинул рот в глупой розовой ухмылке.