Текст книги "Привидения в школе Сент-Клэр"

Глава 5
Делу – время, потехе – час

Пятиклассницы трудились вовсю. Как выразилась Пат, мисс Корнуоллис не давала им спины разогнуть, постоянно загружая всё новыми заданиями. Мисс Уилкокс тоже много задавала. Директриса мисс Теобальд провела в классе пару уроков, и, хотя домашнее задание оставила небольшое, девочки выполняли его особенно старательно.

Когда ещё и мадемуазель назадавала кучу всего, пятиклассницы подняли стон.

– Решить примеры по математике, нарисовать карту по географии, выучить стихи на французском, написать сочинение по литературе для мисс Уилкокс… Да у нас у всех будет нервный срыв! – пыхтела Бобби.

Не возмущалась только Пэм Бордман. У неё была феноменальная память: стоило ей один раз взглянуть на страницу – и она тут же всё запоминала. Дорис завидовала ей в этом отчаянно.

– Я совсем не запоминаю домашку, – со вздохом призналась она. – Всё, что утром выучу, к вечеру уже забываю.

– Но ты ведь хочешь стать актрисой, а им приходится учить огромные роли, – заметила Пэм.

– Как это ни смешно, но когда я кого-то изображаю и одновременно проговариваю текст вслух, то запоминаю его очень легко и уже не забываю, – сказала Дорис. – А вот когда сижу над учебником и зубрю, ничего не получается.

– Попробуй слова из учебника тоже повторять вслух, как будто произносишь роль, – предложила Пэм, и в её серьёзном взгляде вспыхнула смешинка. – Держи. Это французское стихотворение о такой распрекрасной природе, как говорит наша Мамзель. Произноси вслух, изображай коровок и овечек, попрыгай немного, как милые резвые ягнятки. А когда доберёшься до уток, походи вперевалку. И сразу всё запомнишь.

И Дорис с жаром принялась учить французское стихотворение о природе. При виде её Пат и Изабель, которые забежали за какой-то книгой, чуть не упали от хохота. Дорис громко произносила слова, сопровождая их самыми разнообразными движениями. Она то скакала, как ягнята, то жевала, как коровы, то ходила вперевалку, как утки. Это было восхитительно. Подруги визжали от смеха: Дорис превратила нудную и тяжеловесную поэму в комические куплеты.

– Ну что, запомнила? – поинтересовалась Пэм, когда она без сил рухнула на стул.

Дорис почесала нос.

– Сейчас проверю, – сказала она. – Начинается так…

Но, пока Дорис не встала и не начала изображать всё по новой, она не смогла вспомнить ни слова. Стало ясно, что текст всплывает у неё в уме только одновременно с игрой.

– Но ты всё же запомнила стихи, – обрадовалась Пэм. – И ты их не забудешь. Мамзель будет очень довольна своей chére[6]6
  Дорогая (фр.).


[Закрыть] Дорис.

Но, увы, на следующий день Дорис не удалось произвести хорошего впечатления на мадемуазель. Упражнение, которое надо было выполнить письменно, пестрело ошибками, и француженка сурово перечеркнула его синим карандашом. Учительница не жалела карандаша, когда злилась, и тетради по французскому языку представляли собой жуткое зрелище.

– А, Дорис… – начала мадемуазель во время обсуждения домашнего задания. – Ах ты… Я держалась рукой за твой пульс…

– Держала руку на пульсе, – ухмыльнувшись, подсказала Бобби.

Мадемуазель стрельнула в неё сердитым взглядом, но продолжила:

– Я держалась рукой за твой пульс все эти годы, но ты до сих пор не знаешь, что во французском языке стол – женского рода, а не мужского. Тебя нужно отправить обратно в детский сад! Ты так и не научилась произносить французское «р», единственная из всего класса. Такая большая и такая глупая.

– Да, мадемуазель, – покорно пробормотала Дорис.

Обычно покорность успокаивала учительницу, но на этот раз она разозлилась ещё сильнее:

– Ты что, издеваешься надо мной?! Смеёшься мне на лицо и глазами не моргаешь?! – гаркнула француженка, сама совершенно позабыв английские выражения.

Ученицы захихикали.

– Вы хотели сказать «смеёшься мне в лицо и глазом не моргнёшь»? – снова не выдержала Бобби.

– Не смей меня учить, Бобби, – вспылила мадемуазель. – Вечно ты перебиваешь. Дорис, встань.

Дорис встала. Губы у неё подрагивали – она заранее представляла, как изобразит эту сцену перед девчонками. Хохоту будет!

– Твоя письменная работа ужасна. Послушаем теперь устную часть, – угрожающе проговорила мадемуазель. – Ты выучила стихотворение? Ну ладно, тогда рассказывай. Начинай.

Дорис поняла, что не может произнести ни одного слова. Глядя прямо перед собой, она лихорадочно пыталась вспомнить хоть что-нибудь. Там было что-то про животных… но слова-то какие?..

– Она выучила стихотворение, мадемуазель, – взволнованно пискнула Пэм. – Я сама слышала вчера вечером, как она рассказывала его, не заглядывая в книгу.

– Значит, сейчас мы тоже послушаем, – ответила мадемуазель. – Начинай, Дорис.

Пэм, которая сидела позади Дорис, прошептала первую строчку. Дорис повторила и вдруг поняла, что расскажет стихотворение, только если будет всё изображать. Но не может же она разыгрывать театр перед учителем! Мадемуазель, которая очень любит французскую поэзию, опять решит, что над ней издеваются.

– Ну, Дорис, я жду, – нетерпеливо произнесла мадемуазель. – Так ты можешь рассказать стихотворение или нет?

– Могу, – с отчаянием ответила Дорис, – но только если я его разыграю.

– Так разыгрывай, – бросила фрацуженка, закипая. – Но имей в виду, ma chére Дорис, если ты обманываешь, я пожалуюсь мисс Теобальд. Разыгрывай что хочешь, только произнеси всё стихотворение без ошибок!

И Дорис принялась разыгрывать французскую поэму в своей обычной преувеличенной, насмешливой манере – раскачиваясь, блея, переваливаясь с ноги на ногу и подпрыгивая. Двигаясь, она рассказала всё стихотворение без единой ошибки. Всё-таки необычно у неё была устроена голова.

Её одноклассницы давились от смеха, хотя каждую минуту помнили о присутствии учительницы и опасались, что она вконец разозлится.

Ситуацию спасла Клодин. Она хлопала в ладоши от восторга и, откинув голову, звонко, заразительно хохотала. Девчонка просто хваталась за бока от смеха.

– Ой, ma tante, ma tante! – воскликнула Клодин, когда Дорис наконец умолкла. – Какая умница, какое чудо эта Дорис! Так здорово прочитала и не сделала ни одной ошибки. Я теперь никогда не забуду это стихотворение!

Мадемуазель вздёрнула очки повыше, а затем выражение на её лице вдруг изменилось, и она сама расхохоталась на весь класс. Ученицы облегчённо выдохнули. Мамзель поняла юмор, значит, всё в порядке.

Француженка сняла очки и отёрла слёзы.

– Очень, очень здорово, Дорис, – сказала она. – Конечно, это стихотворение надо читать совсем по-другому, но у тебя получилось очень смешно, и поэтому я прощаю тебе безобразную письменную работу. Ты честно выучила поэму наизусть и уморительно прочитала её. Правда, Клодин?

Клодин с готовностью согласилась.

– Может быть, нам всем рассказать стихотворение так же, как Дорис? – предложила она, и её глаза заблестели.

Но на такие крайности мадемуазель была не готова.

– Ah, non[7]7
  О нет (фр.).


[Закрыть], – сказала она. – Только у Дорис есть актёрский дар. Когда одна девочка вот так рассказывает стихотворение, мне смешно, но четырнадцать – это слишком. Так! Взгляните на часы. Мы пол-урока потратили на эту остроумную плохую ученицу Дорис. Откройте учебники, пожалуйста.

Так Дорис поняла, что способна запомнить что угодно, если будет учить вслух и с разными смешными жестами. Но, к сожалению, очень часто она не могла повторить то, что выучила, если стояла неподвижно, а далеко не всем учителям нравился этот забавный способ учить уроки. Например, мисс Уилкокс назвала чтение Дорис дуракавалянием самого дурного тона.

На уроках мисс Корнуоллис или мисс Теобальд подобное представление тоже было немыслимо, хотя одноклассницы часто просили Дорис рассказать новые правила по математике, сопровождая их приличными, а то и неприличными жестами.

– Не хочу вылететь из школы только ради того, чтобы вас повеселить, – сказала как-то Дорис в ответ на очередные просьбы. – Наоборот, буду стараться изо всех сил с помощью Пэм, хотя мне никогда не стать отличницей или даже хорошисткой.

– Зато ты всегда сможешь развеселить людей, – сказала Изабель. – Я бы тоже хотела так уметь, но у меня не получается.

– А я бы хотела писать книги или прекрасные картины, – вставила Элисон.

– И я тоже, – согласилась Энн-Мэри. – Мне это гораздо больше нравится. Оставить потомкам на память о себе что-то, созданное тобой, – вот что действительно ценно.

– Фанатки Дейрдре, – насмешливо бросила Карлотта.

Дело в том, что Элисон как-то узнала, что имя мисс Уилкокс начинается на букву «д», и спросила её, что это за имя.

– Дейрдре, – ответила мисс Уилкокс.

Элисон сразу решила, что это восхитительное имя, такое романтичное и живописное, в самый раз для милочки мисс Уилкокс. Дейрдре Уилкокс – чудесное имя для поэтессы. Она сообщила имя Энджеле, а та разболтала всему классу. А поскольку Элисон и Энн-Мэри постоянно крутились около учительницы, их теперь дразнили фанатками Дейрдре, что обеих очень раздражало. Элисон ругала себя за то, что поделилась секретом с Энджелой, – было бы гораздо лучше, если бы имя мисс Уилкокс осталось известно ей одной.

Фанатки постоянно боролись между собой за внимание учительницы. Элисон завидовала Энн-Мэри, поскольку та писала стихи и мисс Уилкокс их читала. Энн-Мэри завидовала Элисон, потому что считала, что учительница любит соперницу больше. И это действительно было так: напор Энн-Мэри мог утомить кого угодно.

– Обе вы дурочки, – заявила Бобби, которая терпеть не могла, как она выражалась, «соплей». – Вы что, не понимаете, что человек, поощряющий парочку ненормальных вроде вас, не стоит внимания?

Но подобные замечания только усиливали преданность Элисон и Энн-Мэри. Обе были страшно возмущены словами Бобби и даже немного сблизились на этой почве. Весь класс искренне забавлялся, глядя на них, и всю первую половину четверти они постоянно становились поводом для смеха.

Глава 6
Энджела и младшие девочки

К радости Мирабел, первоклашка Джейн Тил стала гораздо чаще появляться на поле для лакросса и тренироваться.

– Вот видишь, – торжествующе сказала она Глэдис, – видишь? Я всего разок откровенно поговорила с Джейн Тил, и ей это помогло. Очень скоро я сделаю из неё отличного игрока.

Джейн делала всё, как ей велела Мирабел, но вид у неё при этом всё время был очень несчастный.

– По-моему, Джейн не в восторге от происходящего, – сказала Глэдис подруге. – И не сказать, чтобы она особенно выкладывалась на тренировках. Спорим, Энджела потрепала Джейн нервы, когда та сказала, что больше не будет зашивать её вещи.

– Ничего страшного, – отмахнулась Мирабел. – Даже очень хорошо, если из неё выбьют эту ерунду. Терпеть не могу дурочек, которые преклоняются перед кем-нибудь.

– А ты не забыла, сколько таких дурочек преклоняется перед тобой? – поинтересовалась Глэдис. – И тебе это нравится, между прочим.

– Это совсем другое, – вскинулась Мирабел. – Я им нравлюсь как капитан спортивной команды. Я заставляю их трудиться и не позволяю делать глупости. Я первая их отчитаю, если они вздумают преклоняться передо мной.

– И всё равно вид у малышки Джейн очень несчастный, – сказала Глэдис. – Не смотри на меня так, Мирабел. Я вообще-то твой помощник и имею право высказывать своё мнение.

Мирабел удивлённо уставилась на подружку, которую часто обзывали мышкой – такая она была тихая и молчаливая. Мирабел очень любила Глэдис – собственно говоря, это была единственная девочка в школе, к которой она была по-настоящему привязана. Но, несмотря на это, Мирабел не собиралась выслушивать от неё замечания. Какой смысл быть капитаном, если не можешь самостоятельно принимать решения и придерживаться их? Мирабел получила совсем небольшую власть, но и та ударила ей в голову.

– Ты можешь говорить что угодно, – сухо проговорила Мирабел, – но это не значит, что я последую твоим советам, Глэдис, уж извини. То есть я тебя, конечно, выслушаю, но принимать решение буду сама.

Глэдис ничего не ответила. Она уже поняла, что в этой четверти дружить с Мирабел очень непросто. Глэдис жалела, что не может быть бесстрашной, как Карлотта, прямолинейной, как Бобби, спокойной и уверенной в себе, как Хилари. Эти девочки всегда умели правильно поставить себя с окружающими, а Глэдис вечно боялась кого-нибудь обидеть или рассердить.

Желая наказать бедную Джейн, Энджела была очень дружелюбна с Вайолет Хилл. Она подарила первоклашке свои лучшие заколки для волос и книгу. Вайолет была на седьмом небе от счастья.

– Смотрите, – сказала она, показывая подарки Джейн и Салли. – Энджела – прелесть! И такая щедрая! Она просто чудо. Ты сделала большую глупость, Джейн, когда поссорилась с ней. Я считаю, что Энджела стоит трёх таких, как Мирабел.

Джейн чуть ли не со слезами смотрела на заколки и книгу. Ей Энджела никогда ничего не дарила. Хотела бы она разочароваться в Энджеле, да ничего не получалось. Каждый раз при виде златовласки с тонким личиком и сияющими синими глазами она заново восхищалась её красотой и очарованием.

Салли стало жалко Джейн.

– Не расстраивайся, – сказала она. – Энджела не стоит того, чтобы из-за неё огорчаться. Я уверена, что она так носится с Вайолет только затем, чтобы ты ревновала. По-моему, она ведёт себя ужасно.

Но Джейн не хотела слушать, как ругают Энджелу, хотя та сильно её обидела. Зато Вайолет почувствовала себя задетой.

– Как же, станет Энджела дарить мне подарки из-за Джейн! – возмутилась она. – Просто у меня получилось очень аккуратно зашить её синий свитер. Я провозилась с ним несколько часов.

– Значит, ты теперь зашиваешь её вещи? – ревниво спросила Джейн.

– Конечно, – ответила Вайолет. – Мне-то всё равно, что говорит Мирабел. Если я хочу помогать Энджеле, я буду ей помогать.

При первой же встрече Вайолет доложила Энджеле, что Джейн сильно переживает, и старшая девочка довольно усмехнулась. Она могла быть очень злой, если что-то шло не так, как ей хотелось. Зато Энджела была необыкновенно мила с Вайолет и второй первоклашкой, которая её заменяла, если та не могла прийти. Обе первоклассницы считали, что Энджела – самая замечательная девочка в школе.

Младшей сестре Клодин – Антуанетте – тоже иногда приходилось выполнять поручения пяти– и шестиклассниц. Но она не любила Энджелу и всегда старалась найти предлог, чтобы не ходить к ней, даже если звали срочно.

– Твоя младшая сестрица такая вредная, – пожаловалась Энджела француженке. – Настучи ей по ушам, Клодин. Я вчера велела ей прийти, а она передала через другую девочку, что занимается. Но мне сказали, что она не ходит на музыку.

– Она могла заниматься чем-то другим, – вежливо ответила Клодин. – Например, лакроссом.

Энджела фыркнула от возмущения:

– Шутишь! Антуанетта бегает от всех спортивных игр, так же как и ты. Невозможно представить твою сестру, занимающуюся спортом. Я подозреваю, что ты поддерживаешь её и подсказываешь, как увильнуть от того, что ей не нравится.

Клодин изобразила на лице величайшее изумление:

– Что ты! Малышке Антуанетте нравится в этой английской-преанглийской школе абсолютно всё!

– Нечего передо мной прикидываться! – возмутилась Энджела. – Ты столько времени провела в Англии, Клодин, и мне казалось, что в тебе уже должно было появиться хоть что-то английское, но ты такая же вся насквозь французская, как и была!

Клодин не поддалась на грубый тон.

– Быть француженкой хорошо, – ответила она спокойно и дружелюбно. – А вдруг, родившись в Англии, я оказалась бы тобой, Энджела? Я бы этого не пережила. Уж лучше сто раз родиться француженкой Клодин, чем англичанкой Энджелой.

У Энджелы от такого заявления пропал дар речи, а к тому времени, когда он вернулся, Клодин уже отошла и мило беседовала с мадемуазель. Энджела понимала, что она это сделала нарочно, – кто посмел бы затеять ссору с Клодин, когда рядом стоит её тётя, готовая яростно защищать обеих племянниц?!

«Ну погодите, – со злостью подумала Энджела, – я ещё заставлю эту скользкую как угорь младшую сестру делать всё, что ей прикажу! Я пожалуюсь Хилари, и она объяснит Антуанетте, что та обязана приходить, когда я или Элисон посылаем за ней».

Хилари уже была в курсе, что Антуанетта не слушается, когда её зовут, но она отлично знала и то, что Энджела, пользуясь своей красотой и обаянием, слишком часто гоняет младших девочек не по делу и заставляет их работать на себя, как рабынь. Поэтому она не кинулась на помощь Энджеле, когда та нажаловалась на Антуанетту.

– Я напомню малышке, что она должна слушаться пятиклассниц и шестиклассниц, – сказала Хилари. – Но, Энджела, ты тоже не слишком увлекайся, пожалуйста. Все знают, что ты несколько злоупотребляешь своей властью.

– А Мирабел? – вспыхнула Энджела. – Она не слишком злоупотребляет? Да она просто невыносима в этой четверти, оттого что её сделали капитаном команды!

– Не надо переводить разговор на Мирабел, – ответила Хилари. – В этой четверти, последней перед шестым классом, нам всем нужно осознать, что мы впервые получили небольшую власть и большую ответственность. Власть нам дали не для развлечения, как тебе, наверное, кажется, Энджела, а для того, чтобы мы учились правильно ею пользоваться.

– Только без нотаций, – фыркнула Энджела. – Неужели мы теперь совсем не будем веселиться, Хилари? Все вокруг такие строгие и серьёзные. Даже Бобби и Дженет больше не устраивают розыгрышей на уроках. И мы не закатываем ночные пиры, и…

– Мы вообще-то все учимся с утра до ночи, – напомнила Хилари, уже поворачиваясь, чтобы уйти. – Невозможно много работать и одновременно валять дурака. Вот сдадим экзамен, тогда, может, немного повеселимся.

После этого Хилари подошла к Антуанетте. Маленькая черноглазая француженка выслушала её очень вежливо.

– Да, Хилари, я буду приходить к Энджеле, когда она меня вызовет, – сказала она. – Но, понимаешь, каждый раз, когда она зовёт, я ужасно занята.

– Хорошо, тогда подходи со своими объяснениями ко мне, а не к Энджеле, – твёрдо ответила Хилари.

Антуанетта покосилась на старшеклассницу и вздохнула про себя. Она понимала, что та не поверит ни единому её придуманному поводу и дружески, но твёрдо настоит на том, чтобы Антуанетта поступила как ей велят.

Энджела видела, как Хилари беседует с Антуанеттой, и злорадно ухмыльнулась про себя. Она решила как следует проучить малявку и заставить её слушаться старших.

– Вайолет, несколько дней можешь не приходить, – сказала она восторженной первоклашке. – А вместо себя пришлёшь Антуанетту.

– Но, Энджела, разве я плохо выполняю твои поручения? – расстроилась Вайолет. – Антуанетта – такая тупая овца, ни на что не способна! Правда не способна. Можно, я буду всё делать?

– Антуанетта прекрасно шьёт и штопает, – ответила Энджела, наслаждаясь огорчением Вайолет, у которой всё валилось из рук. – А ты ужасно заштопала мой теннисный носок.

Глаза у Вайолет наполнились слезами, и она молча вышла из комнаты. Элисон, которая в течение всего разговора делала в комнате уроки, подняла голову.

– Энджела, прекрати, – сказала она. – Ты ведёшь себя безобразно. Сначала приручишь этих девочек, а потом издеваешься над ними. Но Антуанетта – крепкий орешек, она тебя обожать не станет. У неё с головой всё в порядке.

– Ещё как станет, если только я этого захочу, – хвастливо заявила Энджела, которая привыкла к тому, что все влюбляются в её красоту и милую улыбку, и которая умела включать и выключать обаяние, как воду в кране.

– Не станет, – сказала Элисон. – Она такая же, как Клодин, – каждого видит насквозь и делает то, что считает нужным.

– Спорим, что она будет обожать меня, как и все эти дурочки, – проговорила Энджела. – Сама увидишь и очень удивишься, Элисон.

– Увижу, но не удивлюсь, – ответила Элисон. – Я знаю малышку Антуанетту лучше тебя!

Глава 7
Антуанетта рада услужить

В следующий раз, когда Энджела послала за Антуанеттой, та сразу примчалась с радостной улыбкой. Она была очень похожа на Клодин – такая же хорошенькая, аккуратненькая, умненькая и невинно хлопающая глазами. Но классная руководительница Антуанетты мисс Дженкс уже поняла, что не стоит доверять этому кроткому взгляду. Чем трогательнее выглядела Антуанетта, тем больше была вероятность, что она нахулиганила или собирается нахулиганить.

– Ты меня звала? – спросила маленькая француженка.

– Да. – И Энджела улыбнулась одной из самых своих обворожительных улыбок. – Антуанетта, вычисти, пожалуйста, вон те коричневые туфли. Я знаю, ты отлично справишься.

Антуанетта просияла в ответ – Энджеле даже показалось, что она видит во взгляде младшей девочки восхищение.

– А где крем для обуви? – вежливо поинтересовалась француженка.

– В шкафу на верхней полке, – ответила Энджела. – Ты всегда такая красивая и нарядная, Антуанетта, совсем как Клодин.

– Клодин – прелесть, – ответила младшая девочка. – У меня пять сестёр, и я люблю их всех, но Клодин – самая любимая. Я могу рассказать тебе о Клодин столько всего, что ты поразишься, ты тоже захочешь такую сестру, и…

Но у Энджелы не было никакого желания слушать про то, какая Клодин прелесть, и уж точно она не желала иметь такую сестру. Она вообще никакую сестру не желала, а хотела оставаться единственным, любимым и обожаемым ребёнком в семье. С сёстрами-то делиться надо!

– Крем для обуви лежит в шкафу на верхней полке, – повторила Энджела с чуть менее лучезарной улыбкой.

– Крем… а, да, – повторила Антуанетта, делая шаг к шкафу, и снова остановилась. – Но в нашей семье прелесть не только Клодин. Ещё есть Луиза. Я расскажу тебе про Луизу. Она умеет вышивать всеми способами, которые существуют на свете. Когда ей было девять лет, она выиграла…

– Тебе надо почистить мои туфли, – нетерпеливо перебила Энджела.

Но в глазах Антуанетты вспыхнула обида, и Энджела поспешно заулыбалась ей с новой силой. Девчонка сразу оживилась и сделала ещё шаг к шкафу. Она открыла было рот, чтобы продолжить расхваливать Луизу или ещё кого-то из сестёр, но Энджела схватила первую попавшуюся книжку и уткнулась в неё.

– Ты могла бы не разговаривать пока? – попросила она. – Мне надо кое-что выучить.

Антуанетта молча направилась к шкафу, потом подтащила стул, чтобы дотянуться до крема для обуви. Когда же она спрыгнула на пол с баночкой в руке, на губах её играла загадочная улыбка – точно так же иногда улыбалась и Клодин. Но Энджела ничего не заметила. Достав щётку и тряпку, Антуанетта принялась за дело. Густо покрыла туфли кремом, как следует растёрла его щёткой, отполировала до блеска мягкой тряпкой и сама залюбовалась, держа на вытянутых руках.

– Почистила? – спросила Энджела, не поднимая головы, чтобы Антуанетта не вздумала снова завести с ней беседу.

– Покончила с ними, – ответила француженка. – Почистить ещё какие-нибудь туфли, Энджела? Мне так нравится тебе помогать!

Энджела довольно улыбнулась про себя. Пусть Элисон видит, что она способна очаровать кого угодно, и Антуанетту в том числе.

– Да, Антуанетта, – сказала она нежным голоском, – можешь почистить любые туфли, какие захочешь. – Ты так красиво почистила эту пару.

– Мне тоже нравится, – согласилась Антуанетта. – И сами туфли очень красивые. Ни у кого в школе нет такой красивой одежды, как у тебя, Энджела. Так хорошо сшитой, так изящно отделанной. И на тебе всё так ловко сидит, как будто ты не английская девочка, а парижанка.

– Я была два или три раза в Париже, покупала там одежду, – оживилась Энджела.

Она уже собралась подробно описать всю одежду, купленную в Париже, но Антуанетта успела раньше:

– Ах, одежда! Ты бы видела мою сестру Жанну! У неё такие прекрасные наряды, совсем как в парижских витринах, но она сама себе всё шьёт, собственными руками. Так стильно, так модно, так…

– Да у тебя целая куча талантливых сестёр, – ехидно проговорила Энджела.

Но Антуанетта, похоже, даже не поняла, что над ней насмехаются.

– Это правда, – ответила она. – Я ещё не рассказывала тебе про Мари. Так вот, Мари…

– Знаешь, Антуанетта, давай-ка скорее чисти туфли и не мешай мне работать, – перебила Энджела, которая вдруг поняла, что не выдержит ещё одной истории о сестре Антуанетты. – Будь умницей.

Но она всё-таки старалась говорить дружелюбным тоном, и Антуанетта заулыбалась в ответ:

– Да, Энджела. Я такая болтанка, правда?

– Болтушка, а не болтанка, – поправила Энджела. – Давай побыстрее, Антуанетта. Мне очень приятно тебя слушать, но правда, нужно работать.

Больше француженка с ней не заговаривала. Она увлечённо намазала и натёрла ещё три пары обуви и поставила их в уголке, а пустую баночку бросила в корзину для мусора.

– Энджела, я всё сделала, – доложила она. – Я пойду. Завтра ты меня снова позовёшь, да?

– Да, приходи в это же время. – Энджела снова включила сияющую улыбку и откинула за спину золотистые волосы. – Ты замечательно почистила туфли. Спасибо.

Антуанетта выскользнула из комнаты тихо, как мышка. Уже покидая этаж, в конце коридора она случайно повстречала Клодин, и та удивлённо вздёрнула брови:

– Ты откуда, Антуанетта? Тебе нельзя заходить в гостиные пятых-шестых классов, пока не позовут.

– Я чистила Энджеле туфли, – скромно ответила младшая сестра.

Затем, быстро окинув взглядом коридор и убедившись, что вокруг никого нет, Антуанетта торопливо протараторила что-то по-французски. В ответ Клодин заразительно расхохоталась и сделала вид, что дёргает сестрёнку за уши.

– Tiens! Quelle mechante fille![8]8
  Надо же! Какая зловредная девчонка! (фр.)


[Закрыть] Что скажет Энджела?!

Антуанетта лишь пожала плечами, ухмыльнулась и умчалась, а Клодин пошла дальше. Перед гостиной Энджелы она остановилась и прислушалась к доносящимся голосам – Элисон уже вернулась, – потом открыла дверь.

– Привет, – сказала Элисон. – Ты за книжкой, которую я тебе обещала? Сейчас дам. Куда же я её положила… – Тут она заметила в углу натёртые до блеска туфли Энджелы. – Это Вайолет начистила твою обувь? Обычно у неё так не получается!

– Нет, это была Антуанетта, – ответила Энджела. – Она рассказывала мне о ваших сёстрах, Клодин.

– О да, – протянула Клодин. – Сестра Луиза, сестра Мари, сестра…

– Только ты ещё не начинай, – не выдержала Энджела. – Элисон, ты чего? На что ты там уставилась?

– Ты уже использовала весь этот чудесный крем для лица? – удивлённо спросила Элисон, доставая из мусорной корзины пустую баночку. – Энджела, это так странно! Ведь вчера баночка была почти нетронутая, а сегодня уже пустая! Зачем тебе столько крема?

– Я его не трогала, – растерялась Энджела. – Я его вообще почти не открываю, поскольку он очень дорогой и его трудно достать. Пользуюсь им только по особым случаям. Куда же он мог подеваться? Банка-то пустая!

Девочки недоуменно переглянулись. Клодин, присев на краешек стола, качала ногой с самым невозмутимым видом. Внезапно Энджела с яростью ударила по столу:

– Антуанетта! Эта дура! Она почистила туфли моим лучшим кремом для лица! Идиотка! Истратила весь мой крем, причём на обувь!

– Зато туфли теперь отлично выглядят, – заметила Клодин. – Может, малышка Антуанетта подумала, что обычный обувной крем для них не годится?

– Идиотка она! – вспылила Энджела. – Ни о чём её больше не попрошу!

– Так, может, она специально это сделала? Чтобы ты её больше ни о чём не просила? – сухо предположила Элисон. – Именно так поступила бы на её месте наша дорогая Клодин. Правда, Клодин?

– Мне передать Антуанетте, что ты не будешь давать ей поручения, потому что ужасно разозлилась из-за её глупости? – не отвечая, поинтересовалась Клодин. – Она так расстроится, бедняжка.

Энджеле очень не хотелось верить Элисон. Она предпочла бы думать, что Антуанетта действительно ошиблась – ведь девчонка была в восторге от неё, Энджелы, она не могла поступить так нарочно! А как эта малявка просияла, когда Энджела ей улыбнулась! Нет, она просто ошиблась. Надо дать ей вторую попытку.

– Ладно, прощу её на этот раз, – решила Энджела. – Пусть приходит. В конце концов, все ошибаются.

– Совершенно верно, – согласилась Клодин. – Вот, например, моя сестра Мари практически никогда не ошибается, но однажды…

– Слушай, катись отсюда, – грубо сказала Энджела. – Мне вполне достаточно тебя и Антуанетты, не хватало ещё о ваших сёстрах слушать.

Клодин грациозно выскользнула из комнаты и пошла искать сестрёнку, чтобы сообщить, что её трюк удался. Выслушав её, Антуанетта довольно ухмыльнулась.

– C’est bien[9]9
  Вот и хорошо (фр.).


[Закрыть], – проговорила она. – Очень хорошо! Завтра я снова сделаю глупость. Ужасную глупость!

На следующий день Энджела опять позвала Антуанетту. Та пришла с низко опущенной головой, не смея поднять глаза.

– Энджела, – тихо и жалобно сказала девочка, – моя сестра Клодин объяснила мне, какую непоправимую ошибку я вчера совершила. Не представляю, как я могла сделать такую глупость! Пожалуйста, прости меня.

– Да ладно, – ответила Энджела. – Не делай такое несчастное лицо. Кстати, я решила звать тебя Тони. Это ведь гораздо дружелюбнее и веселее, чем Антуанетта, правда?

Антуанетта, казалось, пришла в бешеный восторг. Энджела расплылась в довольной улыбке. Как же просто обвести малышню вокруг пальца! Отлично! Она выжмет из этой французской дурочки всё, что можно, заставит её служить, как собачка, а потом, когда все поручения, какие только можно придумать, будут выполнены, отправит малявку туда, откуда пришла, – будет ей урок!

– Что мне нужно сделать сегодня? – всё так же жалобно спросила Антуанетта. – Ещё почистить туфли?

– Нет, – поспешно ответила Энджела, – туфли чистить больше не надо. Знаешь, Тони, приготовь-ка мне анчоусовые тосты.

– Что? – не поняла Антуанетта.

– Ты что, не знаешь, что такое анчоусовые тосты? – вздохнула Энджела. – Ну, короче, делаешь обычные тосты с маслом… Только, ради бога, сначала поджарь хлеб! Потом намажешь его маслом… Ну вот, а потом ещё сверху намажешь анчоусовым паштетом – паштетом из рыбы, из анчоусов. Баночка с паштетом стоит в шкафу. Приготовь на трёх человек, к нам придёт Энн-Мэри пить чай и читать свои новые стихи.

– А, прекрасная Энн-Мэри! – воскликнула Антуанетта, доставая хлеб. – А вот одна из моих сестёр, та, которую зовут Луизой, тоже однажды написала стихи, и…

– Извини, Тони, мне надо выйти на минуту, поговорить кое с кем, – проговорила Энджела, вскакивая. – А ты пока делай тосты. Делай как следует, без вчерашних глупостей.

– Поверь, Энджела, твоя малышка Тони наготовит тебе таких тостов, каких ты в жизни не пробовала! – с жаром воскликнула француженка, обжаривая на огне ломтик хлеба.

И Энджела вылетела из комнаты с твёрдым намерением не возвращаться до тех пор, пока Антуанетта, приготовив тосты, не уберётся восвояси. Кто бы мог подумать, что девчонка окажется такой болтливой. Да она была готова часами трепаться про свою семью. Закончатся сёстры, начнёт рассказывать про братьев – если они у неё есть.

Как только Энджела вышла из комнаты, Антуанетта тут же бросила изображать доверчивую простушку и взялась за работу. Она очень быстро поджарила шесть тостов и намазала их маслом, а затем достала из шкафа баночку. Только в ней был не паштет из анчоусов, а коричневый крем для обуви, которым вчера надо было начистить туфли. Надо признать, что на тостах крем выглядел практически так же, как паштет. Хитрюга Антуанетта аккуратно намазала все шесть тостов и разложила их на большой тарелке, а тарелку поставила поближе к камину, чтобы угощение не остыло. После этого девочка ушла в шумную гостиную собственного класса.