Текст книги "Возвращение лорда Гленрейвена"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Клавдия остановилась на лестнице, пораженная внешностью человека, который ждал ее внизу. Его серебристые глаза как будто вобрали в себя весь свет, струящийся из высоких узких окон зала, и опять ее поразило то, как он напряжен. Он продолжал смотреть на нее, и Клавдия почувствовала, как где-то в глубине ее зарождается волнение. Их взгляды встретились, и на какое-то мгновение она почувствовала необъяснимую, почти пугающую связь с этим человеком. Она на секунду закрыла глаза и смущенно разгладила юбку, перед тем как продолжить спуск.

– Вы говорили, что можете выполнять обязанности дворецкого, – сдавленно произнесла она.

Он не ответил, а продолжал пристально смотреть на нее. Боже, подумал Джем, разве можно было себе представить, что скрывается под этой ужасной и дурно пахнущей мужской одеждой! У нее были роскошные светлые волосы, которые почти идеально сочетались с огромными блестящими глазами цвета светлого топаза. Она держалась, как королева, и, спускаясь по лестнице, походила на статую богини из золота и слоновой кости, которая вдруг ожила. Он пришел в себя только через некоторое время.

– Да, миссис Кастерс, – пробормотал он наконец, – это верно. Я знаком с обязанностями дворецкого, и я в вашем распоряжении.

Она покраснела, поняв, что он не сразу узнал в ней ту девушку, которую видел вчера в конюшне. Она взяла себя в руки и холодно обратилась к нему:

– Как вы, наверное, заметили, у нас нет дворецкого. Моя тетя Августа, мисс Мелкшам, обычно выполняет эти обязанности, но сейчас она занята другими делами, и я сама решила показать вам Рейвенкрофт.

– Я готов, мадам, – спокойно ответил Джем. – Это, – сказал он, описав рукой дугу, – очень красивый зал. Могу я спросить, когда он был построен?

– Я не знаю точно, мистер Дженуари. Мне говорили, что это произошло при Джеймсе Первом. Тогда он, конечно, был меньше, но последующие поколения его достроили.

В речи нового дворецкого и манере держаться не было ничего такого, что бы могло заставить ее сердце так биться, подумала Клавдия. И все же она вся дрожала и горела, как если бы ей пришлось пробежаться под горячим солнцем. Казалось, что они общаются на двух уровнях: одном – совершенно обычном, другом – скрытом и опасном. Она с трудом понимала, что он ей говорил.

– А что, все эти годы семья покойного мистера Кастерса владела поместьем? – Его голос звучал ровно, но в этом поверхностном любопытстве, как показалось Клавдии, было еще что-то, что заставило ее насторожиться.

– Нет, – коротко ответила она. – Мой муж приобрел Рейвенкрофт несколько лет назад. А сколько поместьем владели предыдущие хозяева, я не знаю.

Джем внимательно смотрел на вдову. Боже, до чего же она красива! Почему он не заметил этого вчера? Хотя ее и скрывала шляпа, рубашка и пыль, спрятать такую красоту невозможно. Теперь понятно, почему Кастерс так возжелал ее. Он ужаснулся, представив, каково ей было терпеть эту свинью. Он кашлянул.

– Как жаль, что мистер Кастерс ушел из жизни, не оставив потомства.

Миссис Кастерс ничего не ответила, а просто повернулась и быстро вышла из комнаты. Джем последовал за ней в некотором замешательстве. Через мгновение они оказались в другой большой комнате, освещенной светом, струившимся из огромных окон, выходивших на газон, раскинувшийся перед входом в поместье. Заменить старые узкие окна, плохо освещавшие комнату, на новые предложила в свое время мать Джема.

– Мы называем эту комнату Изумрудной, – сказала Клавдия, указывая на зеленые портьеры. – Здесь мы принимаем гостей, и здесь, когда у меня есть время, я читаю, вышиваю или шью.

Они быстро прошли по другим комнатам первого этажа, и Джем отметил, что, пережив первый шок, он довольно спокойно справляется с видениями из прошлого. Они прошли зал, где раньше устраивались балы. Он до сих пор был великолепен. Далее была музыкальная комната, где, казалось, до сих пор пряталось эхо простых мелодий, которые его мать играла на пианино.

Они прошли через Голубой салон, а потом через Желтый. Они заглянули в Китайский кабинет и остановились, чтобы полюбоваться лестницей Реставрации. Они дошли до библиотеки, и здесь Джема ждал еще один удар, уже не связанный с прошлым.

Он взглянул на стены, где висели черные от старости полки. Раньше на них сплошными рядами стояли книги, многие из них в дорогих кожаных переплетах, некоторые зачитанные и потрепанные от частого пользования. В одной из них, по словам Джайлса Давентри, должно было храниться свидетельство мошенничества Эмануэля Кастерса. По крайней мере третья часть книг исчезла.

Джем повернулся к Клавдии Кастерс: – Где… – хотел закричать он и тут же запнулся, оборвав свой вопрос. – Где, – повторил он через секунду, – все книги? Мне кажется, – продолжил он спокойно, – что эти полки могли бы вместить гораздо больше книг. Если вы простите мое любопытство, мадам.

Клавдия с интересом посмотрела на него. У нее возникло странное подозрение, что вовсе не недостаток книг вызвал такой страх на лице псевдо-дворецкого. Но тогда что? Она было решила ненавязчиво спросить его об этом, но потом выбрала другую тактику.

– Я продала их, – быстро сказала она и с интересом заметила, как на его лице появилось гневное выражение, правда, быстро сменившееся выражением легкого интереса.

– Не думаю, что это вас касается, мистер Дженуари, – сухо сказала она, – но мой муж оставил меня без гроша в кармане. Вы, наверное, уже заметили, что мы весьма стеснены в средствах. Однако я хочу вернуть Рейвенкрофту былое великолепие. – Она на мгновение замолчала, а потом тихо продолжила: – Мне было очень больно расставаться с книгами, но некоторые из них были весьма дорогими, например первое издание словаря доктора Джонсона.

– Понятно, – спокойно ответил Джем, хотя внутри у него все перевернулось. О Господи, хорошо, что еще какая-то мебель осталась. Рыцарские доспехи и гобелены из зала наверняка тоже перекочевали в антикварную лавку. Может быть, теперь они украшают неоготический кабинет какого-нибудь разбогатевшего выскочки?

Не говоря больше ни слова, Джем вышел вслед за ней из комнаты, и когда они поднялись на второй этаж, он уже совершенно успокоился. Он не мог обвинять Клавдию за то, что она сделала. Наверное, он поступил бы так же. Он обставит Рейвенкрофт по своему вкусу позже, когда у него будет такая возможность. Но что случилось с той единственной книгой, которая ему нужна? Неужели она и ее продала? Давентри не помнил точно названия книги, сказав только, что там было слово «сельский» на обложке. Похоже, ее мало читали и она была ужасно скучной, поэтому он и выбрал именно эту книгу. Ладно, думал Джем возбужденно, по крайней мере ему не придется просматривать все книги.

В это время они поднялись на третий этаж и оказались в той части здания, которую его хозяйка назвала «спальным крылом». Воспоминания опять нахлынули на Джема. Дальше по коридору была спальня его родителей, а еще через две комнаты – спальня его сестер. Молодая вдова открывала каждую дверь, объясняя ему назначение каждой комнаты. Джем выяснил, что миссис Кастерс живет в бывшей комнате его матери, а загадочная тетя Августа – в комнате его старшей сестры.

В следующем коридоре миссис Кастерс остановилась у дверей еще одной комнаты, и его сердце замерло.

– В этой комнате никто не жил с тех пор, как мой муж переехал в это поместье двенадцать лет назад. Нам хватало места и без нее, поскольку эта комната находится в глубине здания, мы просто оставили ее в том состоянии, в каком она была, когда здесь жили старые хозяева.

Она открыла дверь, и перед ними оказалась большая просторная спальня, в которой было очень мало мебели.

Джем не смог сдержаться. Он вошел в комнату и прикоснулся к полотняному покрывалу, лежащему на кровати. Он затаил дыхание. Казалось, только вчера он сидел на этой кровати. Красивое покрывало как будто только вчера положили на кровать. Как во сне он снял с комода, на углу которого стояла небольшая статуэтка лошади, другое покрывало. Затем он снял то, что прикрывало полки, на которых лежали все его детские сокровища. Он чуть не расплакался, когда много лет назад ему не разрешили взять с собой модель корабля и грубоватую статуэтку краснокожего вождя. «Извини, дорогой, – мягко сказала его мать, хотя слезы застилали и ее глаза, – мы должны идти прямо сейчас, и взять с собой мы можем только то, что в силах унести. Может быть, когда-нибудь…» – Она закашлялась и стала собирать в свой маленький чемоданчик вещи, без которых он легко мог обойтись: рубашки, нижнее белье и тому подобное.

Задумавшись, он вертел корабль в руках, пока вдруг не заметил, что миссис Кастерс очень странно смотрит на него своими прекрасными карими глазами. Он положил корабль и смущенно улыбнулся:

– Извините, мадам. Просто эта старая комната… Боюсь, что мое любопытство завело меня слишком далеко.

Клавдия посмотрела на него с сомнением, но ничего не сказала.

Они почти закончили свой обход, а когда стали спускаться по узкой лестнице, которой пользовалась прислуга, Клавдия вернулась к его обязанностям.

– У нас нет коридорного, поэтому вам придется… – Она неожиданно замолчала, увидев, что с другого конца коридора к ним приближается худая женщина. – А вот и тетя Августа. – Клавдия протянула руку по направлению к старушке, которая, не обращая никакого внимания на Джема, передала ей какие-то листки бумаги.

– Смотри, что я нашла в старом комоде в прачечной, – сказала она взволнованно. – Целая пачка записей, сделанных Эмануэлем.

Поскольку единственным ответом ее племянницы были удивленно поднятые брови, старушка продолжала:

– Все они касаются различных обязанностей по дому. И, по-моему, слуги просто собрали все эти списки и засунули их подальше в комод, где бы он их просто не смог найти.

Клавдия несколько минут смотрела на списки с таким выражением на лице, что Джему стало казаться, будто она держит в руках что-то ужасное и дурно пахнущее. Потом она сказала:

– Хорошо, я сожгу их, – и, повернувшись к Джему, заметила, явно стараясь контролировать себя: – Мой муж все время составлял какие-то списки. В них он заносил абсолютно все. Мы до сих пор находим их повсюду. Тетушка, – продолжила она холодно, – вот молодой человек, о котором я тебе говорила. Он будет нашим дворецким. По крайней мере, – добавила она с сомнением, – на некоторое время.

Мисс Августа Мелкшам кивнула Джему. Ей было под шестьдесят, и она была на редкость угловата – высокая, с непомерно большим носом, вокруг которого причудливо располагались другие части ее некрасивого лица. Когда она говорила, ее седые кудряшки подрагивали на лбу и щеках, придавая ее лицу еще более чопорное выражение.

– Он очень молод, – только и сказала она, обращаясь к Клавдии. – И очень бедно одет.

Джем чувствовал себя очень неуютно, как мальчик-слуга, представший перед глазами своей хозяйки.

– Я… – начал было он, но запнулся, увидев, что мисс Мелкшам подняла руку.

– По-моему, вы такого же роста, что и Морган, – сказала она и, уже обращаясь к племяннице, добавила: – Клавдия, покажи, пожалуйста, мистеру Дженуари – так, кажется, его зовут, хотя это и очень странное имя, – так вот, покажи ему, пожалуйста, комнату Моргана. Я бы сама это сделала, но мне еще надо обсудить с миссис Скиннер меню на завтра.

– Конечно, тетушка. – Клавдия, тепло улыбнувшись, посмотрела на старушку.

– А после этого, – продолжала мисс Мелкшам, – приходите на кухню, и я познакомлю вас с миссис Скиннер, нашей поварихой, и с другими слугами.

И, не дожидаясь ответа, она вышла, шелестя своими шелковыми юбками. Джем посмотрел ей вслед с некоторым благоговением и повернулся к своей хозяйке. Он с удивлением увидел, что ее глаза оживленно заблестели, прежде чем она повернулась и начала спускаться по ступенькам.

Через час или около того Джем стоял перед треснувшим зеркалом и изучал себя в новом костюме дворецкого. Насколько он помнил, Морган был очень высокий, смертельно худой, но весьма представительный старик. Он удивился, что одежда почти подходила ему по размеру. Однако рубашка и жилет слегка ему жали, а бриджи были слишком облегающими. Джем вздохнул. У него было несколько своих рубашек, которые можно было бы перешить, если бы ему повезло и в поместье нашлась бы служанка, умеющая орудовать ниткой и иголкой.

Наверху Клавдия, не дожидаясь помощи служанки, начала одеваться к обеду. Стоя посреди своей спальни, она сняла старое кисейное платье, которое носила весь день. Она подошла к шкафу и осмотрела свой скудный гардероб. Разглядывая по очереди все платья, она пришла к выводу, что сегодня хотела бы одеть что-нибудь особенное. Она вдруг поняла, что хотела бы выглядеть сегодня неотразимо.

Ради дворецкого?

Нет, он даже не был дворецким. Всего лишь какой-то бедняк, появившийся на рассвете, одетый в поношенную рубашку и бриджи и ворвавшийся в жизнь Рейвенкрофта. Что ему нужно? Она почувствовала страх, который сковал ее. Кто был этот человек, с волосами цвета ночи и с глазами цвета зимнего утра? Казалось, в нем было что-то смутно знакомое.

Клавдия задумалась. Он определенно напоминал ей кого-то. Но кого? Она не знала никого, кто бы двигался так плавно, с такой мужской грацией, и не была знакома ни с кем, чей взгляд был бы так открыт и честен, но одновременно и так интимен.

Из глубины ящика комода она достала шелковое платье темно-желтого цвета. Последний раз она надевала его вскоре после свадьбы, когда еще старалась ублажить мужа. Она надела платье через голову, ощущая нежные прикосновения шелка к телу. Она бросила на себя взгляд в зеркало и быстро закрутила волосы обычным узлом на затылке. Она уже готова была выйти из комнаты, как вдруг, под влиянием момента, опять повернулась к зеркалу и слегка распустила волосы, так, чтобы несколько локонов прикрывали щеки.

Вскоре Клавдия вместе с тетушкой уже входила в столовую. Сама того не желая, она посмотрела на дворецкого, который с достоинством открыл дверь и впустил их в комнату. Он молча и церемонно усадил их за огромный стол из красного дерева. На столе громоздились канделябры и тяжелые многоярусные блюда и вазы, выглядевшие, как войско, готовое к наступлению.

Клавдия начала есть, но при этом все время ощущала присутствие своего нового слуги, стоявшего на почтительном расстоянии за ее стулом. Ей казалось, что и он ощущал ее присутствие. У нее было ощущение, будто от него исходят некие теплые волны, омывающие ее. Она повернулась к тетушке, но ей трудно было начать разговор. Тетя Августа не испытывала в этом смысле никаких трудностей.

– Я приготовила, – начала она, – Зеленую и Голубую спальни для Томаса и Розы. Я думаю, что они возьмут с собой прислугу, чтобы ухаживать за детьми, но, может быть, нам нужно на всякий случай пригласить пару девушек из деревни? Когда они приезжают, у слуг всегда бывает полно работы.

Джем, вытянувшись и сложив руки за спиной, стоял у двери, ведущей на кухню. Он собирался получить как можно больше необходимой ему информации за те полчаса, пока женщины будут есть.

Он с некоторым удивлением узнал от поварихи и других слуг, что женщины не только обедают непривычно рано даже для деревни, но и делают это очень быстро. Весьма умеренная трапеза обычно состояла из небольших порций баранины, или свинины, или какой-нибудь птицы, а в качестве гарнира подавались, в зависимости от времени года, те или иные овощи, а иногда то, что выращивалось в длинном ряду горшков в кладовой. Клавдия пожала плечами.

– Я полагаю, ты права, тетушка, хотя мне очень не хочется тратить на это деньги. Может быть, Энни Саундер и ее сестра нам помогут? Думаешь, нам придется нанять еще одного слугу-лакея?

– Надеюсь, что нет, хотя Томас будет очень недоволен. Он жуткий скряга, но когда приезжает в гости, то считает, что его должны принимать, как короля. Слава Богу, – продолжала она непринужденно, покачивая локонами своих стальных волос, и казалось, что сейчас раздастся характерный металлический звук, – еды у нас хватает. В огороде всего полно. А как у нас с мясом?

– Хм… – Ее племянница сдвинула брови. – У нас много цыплят, хотя мы их еще не резали. – Она непроизвольно начала считать на пальцах. – У нас есть несколько откормленных свиней и, потом, всегда есть баранина.

«А, баранина…» – повторил про себя Джем, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу во время этого разговора. Он с надеждой ждал, что эта тема будет продолжена, но она опять заговорила о домашних делах на эту неделю.

И только когда они перешли к десерту, Клавдия опять затронула тему, заставившую Джема прислушаться.

– Сквайр Фостер прислал мне сегодня записку. Он хочет встретиться на этой неделе.

Тетя Августа издала рык, который звучал совсем не по-женски:

– Этот ничтожный человек!.. Как он может так обращаться с тобой? В конце концов, вы же заключили с ним договор.

– Да, но у нас не было письменного договора. И если теперь он откажется представлять мне свои луга для выпаса овец, я ничего не смогу сделать.

– Но он предложил купить землю? – робко спросила мисс Мелкшам.

Клавдия звонко рассмеялась.

– Ну да, конечно, за цену в два раза большую, чем он купил ее у Эмануэля несколько лет назад. – Она вздохнула. – Наверное, нельзя винить его в том, что он хочет получить прибыль. Но, – продолжала она твердым голосом, – когда-нибудь я куплю эту землю и всю другую, которую распродал Эмануэль. Настанет время – и Рейвенкрофт станет таким же великолепным и богатым, каким был раньше.

Джем с удивлением наблюдал, как Клавдия гордо подняла подбородок, говоря эти слова. Как будто бы Рейвенкрофт был ее родным домом. Откуда у нее такая любовь к этому месту? Впервые у него возникло чувство вины при мысли, что он лишит ее единственного пристанища. И было не похоже, что она сможет быть счастливой где-то в другом месте.

Она говорила о возвращении Рейвенкрофту былых владений. Он задумался. А сколько земли осталось во владениях? Очевидно, Эмануэль Кастерс, испытывая серьезные затруднения, продал довольно много земли. Что если… Он пришел в себя и увидел, что трапеза уже закончена и женщины собираются встать из-за стола.

Позднее, лежа в своей постели в маленькой, но удобной спальне, Джем и не думал спать. Он ждал, пока затихнут последние звуки, ждал, когда можно будет осмотреть оставшиеся в библиотеке книги. Боже, что он будет делать, если не найдет бумаги, про которые рассказывал Джайлс Давентри?

Когда часы на маленьком столике показывали половину второго, Джем решил, что можно, ничего не опасаясь, вылезти из постели. Он не раздевался и теперь в бриджах и рубашке шел по коридору на первом этаже. В библиотеке он начал один за другим осматривать тома книг, отметив, что в их расположении не было никакого порядка. Книга по домашнему хозяйству стояла рядом с книгой по философии шестнадцатого века. Потом покоилась краткая история семьи Стендишей. Раньше он никогда не видел эту книгу. Он сунул ее под мышку, чтобы прочесть в своей комнате.

Джем потянулся за следующей книгой, но неожиданно застыл, услышав звук шагов. Звук был такой, будто кто-то направляется к библиотеке, и этот кто-то был не один.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Звук шагов быстро приближался к библиотеке, а затем так же быстро начал удаляться от нее. Джем облегченно вздохнул и приоткрыл дверь, но лишь настолько, чтобы можно было выглянуть в коридор. В свете свечи он увидел неподалеку мужчину и женщину. Женщина что-то громко и возбужденно говорила.

Джем выскользнул в коридор и последовал за ними, не выдавая себя. К его удивлению, парочка проследовала в заднюю часть дома и вышла через черный ход во двор. Они направлялись в сторону конюшен, а потом он потерял их из виду, поскольку они зашли в одно из строений. Через несколько секунд окна изнутри осветились.

Он подошел к этой конюшне и открыл дверь. Две пары глаз уставились на него, но его взгляд приковала к себе кобыла Дженни, которая стояла в центре загона, а рядом с ней лежала свежая солома. Клавдия стояла поблизости, наблюдая, а Джона склонился к кобыле, прикасаясь и лаская ее. Он что-то нежно бормотал лошади, которая была мокрой от пота.

– Я слышал, как вы шли из дому, мадам, – сказал Джем Клавдии, которая была одета в свои бесформенные рубашку и бриджи. Но на этот раз на ней не было шляпы, и поэтому она выглядела очень привлекательно: ее огромные глаза блестели, волосы каскадом падали на спину.

– Кобыла начала жеребиться, – коротко объяснил Джона. – Пока все идет хорошо, но, если что-нибудь случится, лишняя пара рук не помешает. Лукас поехал навестить свою сестру в Уайбек.

Джем посмотрел на Клавдию, которая ничего не сказала, но в ее глазах он прочел просьбу. Джем повернулся к Дженни, и они втроем наблюдали некоторое время, как кобыла ходила в большом стойле, сделанном специально для этой цели. Время от времени она поворачивалась и осматривала свое тело, как бы удивляясь, что довела себя до такого состояния.

– Похоже, ей совсем не больно, – сказала через некоторое время Клавдия.

– Нет, – хмыкнул Джона, – это только женщины устраивают такую суету из-за простого дела. Животные лишь немного напрягаются – и все готово.

– Типичные слова для мужчины, – проворчала Клавдия, глядя, как Джем сдерживает смех. – Эй, что это?! – закричала она, увидев, как Дженни вдруг замерла, а ее бока как бы втянулись внутрь.

– Жеребенок двигается внутри, – проворчал Джона. – Готовится появиться на свет.

Примерно час кобыла ходила по своему стойлу и вдруг резко остановилась.

– Смотрите! – закричал Джем, указывая на поток жидкости, хлынувший из-под хвоста Дженни. – Боже, что это?!

Джона ответил грубым голосом и весьма презрительно:

– По-моему, кто-то говорил, что разбирается в лошадях. У нее отошли воды, скоро появится жеребенок.

Дженни легла на солому, тяжело дыша. У нее начались схватки, и она двигалась в том же ритме сокращений, от которых содрогалось все ее тело.

– Бедняжка, – сказала Клавдия. – У нее такие же схватки, как у любой женщины. – Она посмотрела на Джону. – Ты помнишь, как я принимала роды у Ханны Уэверли в прошлом декабре? У нее все было так же: воды, судороги.

Джона расхохотался, а Джем застыл в изумлении. Может быть, он знал не очень много хорошо воспитанных женщин, но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них принимал роды у своих служанок, и уж тем более они не стали бы обсуждать эту процедуру в присутствии мужчин, даже если эти мужчины сами были слугами.

– Ну да, – сказал Джона скрипучим голосом. – Уж если Господь Бог придумал, как детеныши должны появляться на свет, то уж так они и появляются, будь то кобыла, женщина, корова или даже жирафа. А вот, – продолжал он, – и мешок.

Голубовато-серый пузырь с пятнами крови появился у Дженни под хвостом. Несколько секунд лошадь тяжело дышала и поводила боками, но ничего больше не произошло. Выражение беспокойства появилось на лице Джоны.

– Что такое?! – закричала Клавдия. – Что происходит?

– Скорее, что не происходит. Он должен был уже высунуть одну ногу.

Джона встал на колени и стал гладить лошадь по носу, в то время как она тужилась и напрягалась. Кобыла сделалась очень беспокойной, она вращала глазами и металась взад и вперед по соломе. Еще через десять минут, после того как ее усилия ни к чему не привели, Джона засунул обе руки во влагалище. Через несколько секунд, глядя прямо на Клавдию, он проворчал:

– Одна нога у малыша согнулась. Ну-ка, – обратился он к Джему, – иди сюда.

Джем быстро подошел к нему и встал рядом на колени.

– Я постараюсь сделать так, чтобы Дженни не взбесилась. Она убьет малыша, если попробует еще раз. Я попытаюсь ее успокоить. Я буду держать ее за голову, а ты попробуй выправить эту ногу.

– Что! – закричал в испуге Джем. – Я? Да я ничего не знаю о… Я хочу сказать, что я не могу…

– Нет, можешь, парень, а иначе этот малыш погибнет. Дженни нужно успокоить, а я единственный, кого она слушается. Все, что тебе нужно сделать, – это попытаться подтолкнуть жеребенка немного вверх и выправить его ногу. Я буду говорить тебе, что делать. У нас нет времени звать кого-то еще. Так, – закончил он, глядя на Джема. – У тебя чистые руки?

Джема на мгновение охватила паника.

– Да, они чистые, – пробормотал он, – но…

Но Джона больше не слушал. Он отвернулся к стоящему рядом столу, на котором было несколько кувшинов и набор инструментов.

– Здесь есть немного жира. Найди его и смажь руки по локоть.

– Но… – пытался сопротивляться Джем, однако Джона так посмотрел на него, что тот взял пузырек в свои онемевшие пальцы. Клавдия вошла в стойло и, встав на колени, начала гладить Дженни по бокам.

– Миссис Кастерс, она может ударить вас, – сказал Джона тоном, не терпящим возражений, но Клавдия лишь продолжала поглаживать бока животного сверху вниз, отводя копыта рукой, если они приближались к ее голове.

– Миссис Кастерс, – твердо повторил старик, – возьмите лампу и подержите ее, чтобы нам было лучше видно.

Клавдия поторопилась сделать то, что велел ей Джона, и, когда лампа осветила конюшню, Дженни выгнулась, попытавшись приподняться, и была остановлена только Джоной, который навалился на нее всем телом.

Еще никогда Джем не чувствовал себя таким беспомощным. Боже, что он здесь делает? У него возникло непреодолимое желание убежать из конюшни, но когда он повернулся, чтобы сказать об этом старику, то встретился глазами с Клавдией. В их янтарной глубине он увидел одновременно страх за Дженни, мольбу о помощи и презрение к его беспомощности. Вздохнув, он набрал воздуху и попытался улыбнуться, чтобы успокоить ее. Помолившись про себя Богу, который раньше, правда, никогда не внимал его молитвам, он нагнулся, чтобы приступить к делу.

Подавив еще один приступ паники, он отодвинул родильный мешок в сторону и просунул руки в темный, пульсирующий проход.

– Ищи ногу, – сказал Джона, и было видно, как напряглись жилы на его шее, с каким трудом он удерживал напуганную кобылу.

– Что?

– Ищи ногу, – ответил Джона, стиснув зубы. – Дети родятся головой вперед, а жеребцы – ногами. Ты нащупаешь сначала одну ногу, а потом голову. Толкни голову назад, пока не нащупаешь вторую переднюю ногу. И тогда потихоньку тяни на себя.

Джем глотнул воздуху:

– Хорошо.

Он сел по-другому, чтобы лучше чувствовать форму того, что находилось в скользкой утробе Дженни, и, к своему удивлению, вскоре на ощупь начал определять форму маленького жеребенка, который пытался изо всех сил выбраться наружу. Прошло некоторое время, и вдруг что-то твердое и острое ткнулось в его руку. Копытце. Он провел рукой по совсем нежной маленькой конечности. Да, это была передняя нога. А вот и маленькая лошадиная голова, а дальше должно быть плечо. А где же вторая нога? Ах, вот она! Она была так выгнута, что Джем никак не мог дотянуться до второго копытца.

Он подал сигнал Джоне и очень осторожно начал толкать голову жеребенка по направлению к матке. Наконец он смог достать вторую ногу. Он начал выпрямлять ее, как вдруг громкий крик Джона остановил его.

– У нее опять начинаются схватки! Если ты потянешь сейчас, то можешь сломать ему ногу.

Джем прекратил свои попытки, и в следующее мгновение мышцы Дженни сжались настолько сильно, что он даже вскрикнул от боли. Ему казалось, что схватки продолжались целую вечность и что его кости тоже хрустят, когда, наконец, все прекратилось. Он с раздражением обнаружил, что голова жеребенка опять спустилась вниз и оказалась около той ноги, которая находилась в нормальном положении.

Понимая, что после следующих схваток кобыла может вытолкнуть голову жеребенка наружу и тем самым сломать ему вторую ногу, Джем опять быстро отодвинул голову жеребенка как можно дальше вглубь. Не мешкая, он начал выпрямлять вторую ногу. Господи, они были тонкие, как прутики, и их можно было сломать одним неловким движением. Он осторожно передвинул голову жеребенка так, чтобы она покоилась между двумя передними ногами.

Несмотря на то, что Дженни ржала от боли, Джем продолжал медленно тянуть, пока передние ноги жеребенка не вылезли наружу. Клавдия облегченно вздохнула, и Джем с радостью посмотрел на нее.

Вскоре появился нос жеребенка, и Дженни заметно успокоилась. Джона на секунду отпустил ее голову и, взяв тряпку, вытер голову жеребенка. Он подержал ладонь перед носом малыша и кивнул Клавдии, давая понять, что тот дышит нормально. Дженни напряглась в последний раз, и маленькое угловатое тельце тут же вывалилось на солому. Клавдия глубоко и шумно вздохнула.

«Вот оно, наше маленькое сокровище», – подумала она, в то время как Джона прислонился спиной к стене конюшни и, устало вздохнув, сказал:

– У вас появился еще один жеребец, миссис Кастерс.

Она увидела, как Дженни последним усилием извергла из себя плаценту и с трудом встала на ноги. Кобыла все еще дрожала, но страха в ее глазах уже не было. Жеребенок, приложив огромные усилия, тоже поднялся, покачиваясь на своих тонких, как соломинки, ногах, и оборвал пуповину, которая связывала его с жизнью долгие одиннадцать месяцев. Он был черный как ночь, и когда он подошел к своей матери, то напомнил Клавдии бесформенную чернильную кляксу.

– Посмотрите, – громко засмеялась она, когда жеребенок решил, что первое, что он должен сделать в жизни – это пообедать.

И хотя Дженни попыталась отстраниться от маленького рта, который обследовал ее брюхо, жеребенок быстро нашел то, что искал, и в конюшне раздались звуки жадного посасывания.

А невольные акушеры громко и облегченно засмеялись.

– Нам повезло, что вы вовремя появились, мой госпо… я хотел сказать, приятель. – На морщинистом лице Джоны появилась широкая улыбка. – Нам было бы трудно справиться вдвоем.

Клавдия с просветленным лицом протянула Джему обе руки и лишь тогда спохватилась:

– Это точно… Дженуари, – сказала она, пытаясь, чтобы это звучало покровительственно. – Примите мою благодарность за вашу помощь. – Она больше не могла сдерживать улыбку. – Вы сделали гораздо больше, чем рядовой дворецкий.

Джему хотелось взять ее лицо в свои ладони и поцеловать эти улыбающиеся губы. Вместо этого он лишь поклонился.

– Мне кажется, что первая обязанность любого дворецкого заключается в том, что он должен предлагать свои услуги хозяину всегда и везде, когда это потребуется, – серьезно сказал он, массируя ноющие руки. Клавдия была абсолютно сражена блеском его неотразимых глаз.

– Как вы собираетесь назвать малыша? – спросил Джона.

– Я еще не думала об этом. Это же первый жеребенок у Дженни и Ворлока. Может быть, назвать его Номер Один? Нет, – не соглашаясь с собой, сказала она, покачав головой, – это слишком прозаично. Может быть, Премьер? Или, – добавила она смеясь, – Первый и лучший, О Господи, несу какую-то чушь! Я думаю, – мягко предложил Джем, наблюдая исходившее от нее сияние, – вы могли бы назвать его Гордость Клавдии.