Текст книги "Смерть на заброшенной ферме"

– Соседей? – Мортон смерил ее недоверчивым взглядом и обвел рукой окружающие их мокрые деревья и пустые поля. – О чем старый дурак толкует? Нет у него никаких соседей!

Глава 4

Лукас вернулся к себе. Обычно, входя в свой изящный георгианский домик в Челтнеме, он преисполнялся гордостью за свое жилище. Особнячок стоял в ряду таких же домов – белых или пастельных. Раньше, когда Челтнем был модным курортом и сюда приезжали «на воды», в высокие подъемные окна, выходящие на дорогу, можно было видеть кареты. Современным обитателям Челтнема суждено любоваться разве что проносящимися по шоссе машинами. И все же его особняк выглядел достойно и очень богато.

Лукасу льстило, что у него такой роскошный дом. Он любил рассказывать новым знакомым, что начал с нуля, у него не было никаких преимуществ, а пробился он исключительно своим трудом. Все, что у него есть, нажито только собственными силами. Кроме челтнемского особняка, у него есть и квартира в Лондоне, в районе доков. Он ночует там нечасто, только если приходится приезжать в столицу по делам. Квартиру он купил в новом доме – несмотря на внешнюю роскошь и блеск, сразу видно, что это так называемый новострой.

Челтнемский особняк был совсем не такой. Правда, пять лет назад, когда Лукас его купил, дом пребывал в плачевном состоянии. Если можно так выразиться, особняк напоминал почтенного вдовца, который очутился в стесненных обстоятельствах. Из-за плохого состояния и древнего оборудования удалось значительно сбить цену. Зато потом Лукас истратил целое состояние на ремонт и оснащение. В цену входили и услуги очень дорогого дизайнера. Сначала Лукасу не понравилось дизайнерское решение: голубые и желтые тона интерьера показались ему слишком женственными. Зато теперь он видел, что художник оказался прав. Цветовая гамма подчеркивает и высокие потолки, и резные карнизы, и лепные розы на потолке, и мебель соответствующей эпохи – ее Лукас подбирал уже сам.

Гости у него бывают не так уж часто. Живет он один. Когда-то, в ранней молодости, он был женат, но очень недолго. После развода Лукас решил, что не создан для семейной жизни. Ну а сейчас тем более… Если сейчас он женится, а потом выяснится, что они с супругой не сошлись характерами, развод обойдется ему в несколько миллионов.

Разумеется, женщины в его жизни были. О его записной книжке в кругах знакомых ходили легенды. Там записаны телефоны доступных красоток, с которыми можно в случае необходимости прогуляться в Лондон. Все девицы прекрасно понимали, что они – лишь номера в его телефонной книжке и не более того. Однако, выводя их в свет, Лукас не скупился, а если они «хорошо себя вели», то обычно получали и дорогие подарки. Деловое соглашение, как и все в жизни Лукаса. Его спутницы оставались довольны. Если какая-то из них выпадала из списка, он быстро находил ей замену. В общем, по сути, все его кратковременные спутницы – шлюхи, но шлюхи дорогие, высокого класса. Официально все они называются «моделями» или «актрисами». К его чести, со всеми своими подружками он умудряется сохранять искренние, дружеские отношения. Все они считают его «славным малым». Да и они ему по-настоящему нравятся. Просто не хочется вступать ни с кем из них в более длительные отношения.

Время от времени Лукас заводил романы и с замужними женщинами, скучающими богачками, которым некуда девать время и хочется приключений. Все они знали, что на Лукаса можно положиться – он не станет болтать и хвастать. Он прекрасно понимал, что его любовницы всего лишь развлекаются. Ему, как и им, нравится бросать вызов судьбе, нравится рисковать. Он всегда надеялся, что глупостей его замужние любовницы не наделают. До сих пор все оправдывали его доверие. Но что-то всегда случается в первый раз…

Мужчины, как правило, тоже считали Лукаса «славным малым». Разумеется, кроме тех, кто пытался его подставить, они обзывали Лукаса Бертона «подонком» и другими, более обидными словами. Лукас не любил обидчиков и не прощал подстав. В остальном он считался человеком слова, немного себе на уме. Обмануть его было трудно. Он ухитрялся оставаться в рамках приличий даже с теми, кого обошел в делах, – в результате врагов он за свою жизнь почти не нажил. Все сходились на том, что у Лукаса – море обаяния. Последнее нехотя признавали даже те, кто его недолюбливал.

Но сейчас Лукасу было не до обаяния. Даже когда он вошел в дом, настроение у него не поднялось, как обычно. Чувствовал он себя паршиво. Он загнал «мерседес» в арендуемый гараж, стоящий в трех кварталах от дома, заперся изнутри и попытался отмыть с машины грязь. Пожалуй, единственный недостаток домов георгианской эпохи заключается в том, что при них нет гаражей. Там же он почистил туфли. Надо как можно скорее от них избавиться! Скинув туфли в холле, он окинул их мрачным взглядом – туфли могут его выдать! По химическому составу почвы нетрудно определить, из какой она части страны. Если сыщики до него доберутся, они быстро поймут, что его машина побывала на ферме «Сверчок». От «мерседеса» так просто не избавишься, и ехать на мойку тоже рискованно. Такая грязная машина неизбежно привлечет внимание и нежелательные пересуды. Лукас постарался как можно тщательнее отмыть ее, хоть и понимал, что экспертиза какие-нибудь следы все равно обнаружит.

По пути домой он выкинул в мусорный контейнер грязные тряпки и запачканный носовой платок. Но грязная машина и заляпанные туфли – еще не все. Отмывая машину, он вдруг с ужасом заметил царапину на левом боковом зеркале. Царапина небольшая, но место заметное. Главное, он сам не помнит, когда поцарапал машину. Может, на ферме, а может, после того, как в страхе рванул прочь и остановился на обочине, чтобы позвонить. Если он поцарапал зеркало о каменную ограду, еще куда ни шло. Тогда он был в таком состоянии, что ничего не заметил. И гораздо хуже, если он поцарапал машину на той поганой ферме. В таком случае он оставил след на месте преступления!

– Место преступления! – вслух буркнул Лукас, наливая себе виски. Да, легавые именно так определят то место, когда найдут труп. Рано или поздно покойницу найдут. Чем позже, тем лучше. Надеяться на то, что труп не обнаружат никогда, глупо. Несколько минут, стоя на краю поля, он позволил себе надеяться на лучшее. Но он – реалист. Рано или поздно на заброшенную ферму обязательно кто-нибудь наведается.

Придется заняться царапиной самому. В автосервис обращаться нельзя. Там его знают. Нельзя и кустарям звонить, которые приезжают на дом для мелкого ремонта… Ничего не поделаешь, надо замазать царапину самостоятельно. Черт побери, неужели он не справится? Сколько старых драндулетов он сменил в юности! Завтра же первым делом он закрасит царапину, и дело с концом! Если он будет действовать аккуратно, его ни за что не поймают. Да и с чего бы его должны искать? Только если тот, другой, его выдаст… Кстати, вот еще о чем нужно позаботиться сегодня. В отличие от царапины, последнее дело до завтра не терпит.

Не выпуская из рук бокала с виски, Лукас вышел в кухню. Готовкой он не занимался – разве что утром иногда жарил себе тост. Еду он заказывал на дом или питался в ресторанах. Но сегодня общаться с кем-либо не хотелось – он слишком взволнован, его состояние могут заметить. Есть тоже не особенно хочется, зато мутит. Надо чем-то набить живот.

Лукас один за другим открывал кухонные шкафчики – практически пусто, лишь самое необходимое для завтрака: апельсиновый джем, кофе, чай, давнишняя вскрытая пачка сахара, пролежавшая уже с полгода, недоеденная коробка кукурузных хлопьев и – неизвестно откуда – банка сардин. Он не помнил, когда и почему купил рыбные консервы. В холодильнике тоже ничего нет, кроме масла, молока и шести банок светлого пива. Хоть бы сыр нашелся! Сыр есть у всех.

Лукасу впервые за долгое время стало не по себе. Какое жалкое зрелище – его так называемые запасы! Он всегда считал себя человеком, который выше домашних хлопот. А сейчас вдруг понял, кто он такой – стареющий холостяк. Ни детей, ни жены или любовницы. Никому-то он не нужен! Даже услужливым подружкам. Им на него наплевать. Когда-то ему казалось, что отсутствие всяких обязательств и есть настоящая свобода. А сейчас именно по этой причине он кажется себе жалким неудачником. Просто не верится! Лукас решительно отогнал мрачные мысли. Да что ему будет-то? Подумаешь, увидел труп!

После долгих поисков он нашел пачку шоколадного сухого печенья – должно быть, домработница припасла, чтобы было с чем распивать чаи. Она приходит убирать трижды в неделю, но работы у нее немного. К счастью, до понедельника ее не будет. Наверное, она же и сардины притащила. Интересно, зачем ей сардины?

Лукас допил виски, сварил себе кофе и, прихватив чашку и печенье, поднялся в кабинет – надо сообразить, что делать дальше. Чтобы думать, ему нужна ясная голова.

Он уже успокоился. Можно звонить человеку, с которым он условился, а потом срочно отменил встречу. После такого фокуса с тем типом уж точно никаких дел быть не может. Ох и возмутится же он! Придется на него надавить – что-что, а давить Лукас умеет. Чем больше он думает обо всем, что произошло сегодня, тем меньше ему нравится странное «совпадение». Людей убивают где угодно и покойников подбрасывают куда угодно, но труп в коровнике как будто специально поджидал его. Почему труп оказался именно в том месте, где знакомый назначил ему встречу?

Нет, нет, совпадения чаще всего бывают в кино да в книжках. В жизни совпадения тоже случаются, но тут нужно убедиться наверняка. Может, он стал жертвой чьей-то злой шутки? Может, один из тех, кого он удачно обошел в делах, не поддался на его вошедшее в пословицу обаяние? Может, кто-то таким образом захотел ему отомстить?

Если его в самом деле подставили, надо выяснить, чьих рук это дело. И тогда шутнику придется иметь дело совсем с другим Лукасом – Лукасом, лишенным всякого обаяния. В молодости он считался крутым парнем…

Лукасу не верилось в то, что пакость ему подстроил человек, с которым они уговорились встретиться, потому что для пакостей с той стороны он не видел никаких причин. Нет, труп подбросил кто-то другой, узнав о предполагаемой встрече. Да, скорее всего, так и есть! Черт побери, он ведь взял со своего знакомого слово молчать и думал, что они друг друга поняли. Молчание в их общих интересах.

Лукас вытащил мобильник, пробежался по списку контактов и нажал кнопку с нужным номером.

– Это я, – сухо заговорил он, когда ему ответили. – Ты сейчас один? Тогда слушай. Всякое общение прекращаем. Да, прекращаем! На той ферме лежал труп. Нет, я не пьян! Какого дьявола ты выбрал именно это место? Я зашел в какой-то сарай или коровник и увидел труп! Да, я уверен! Откуда мне знать, кто это! Рано или поздно труп найдут и туда нагрянут легавые. Так вот, имей в виду: меня там не было! Мы с тобой никогда не договаривались там встретиться. Так и говори и не отступай. Мы с тобой едва знакомы, никаких общих дел у нас нет. Да, все именно так – мы шапочно знакомы и так все и останется впредь…

Его собеседник принялся пылко возражать.

– Заткнись! – перебил его Лукас. – Теперь другое. Мне очень не хочется думать, что меня подставили…

Снова поток пылких уверений.

Лукас только отмахнулся:

– Брось, тебя я ни в чем не обвиняю! Но если не ты, то кто? Может, ты не вовремя язык распустил? Намекнул где не надо… Хоть как-то… Показал кому-нибудь клочок бумаги, а на нем написаны мое имя, номер телефона или название той проклятой фермы? Может, кто-нибудь случайно подслушал наш с тобой разговор?

Его собеседник снова принялся энергично возражать.

– Ладно! – Лукас поморщился. – В совпадения я не верю, и мне не нравится, что я очутился в таком дерьме. Похоже, меня все-таки подставили – а может, не только меня, а нас обоих. Я хочу выяснить, кто меня подставил и почему. Так и знай, я обязательно все выясню!

Когда Джесс поздно вечером вернулась домой, на придверном коврике валялся мятый конверт с незнакомым штемпелем. Она нагнулась, подняла конверт и радостно улыбнулась. Наконец-то Саймон нашел время написать! Письма от брата-близнеца приходили редко и нерегулярно. Саймон врач и служит в крупной благотворительной организации, а потому регулярно оказывается в разных горячих точках. Служба у него очень опасная, и почтовое сообщение нерегулярное. Кроме того, у Саймона почти не бывает свободного времени. Скорее всего, и это письмо он нацарапал ночью, наспех, при тусклом свете керосинки. Настоящая редкость!

Джесс сунула письмо в карман – она прочтет его потом, не спеша – и толкнула дверь, закрывая ее за собой.

Квартирка у нее маленькая, но ей подходит, потому что, помимо всего прочего, платить за нее приходится совсем немного. А пылесосить и убирать свое жилище у нее нет ни времени, ни желания. С другой стороны, по натуре она чистюля и терпеть не может жить в свинарнике, поэтому к меблировке подошла ответственно. У нее в квартире только самое необходимое и никаких украшений и сувениров, лишь одна семейная фотография. На ней ей и Саймону лет по двенадцать. Тогда они находились в Корнуолле, где родители снимали дачу.

На фото близнецы стоят рядом, на солнце их рыжие волосы кажутся просто ослепительными, и улыбаются в камеру. Джесс обеими руками обнимает за шею их любимца – лабрадора. Они всегда брали его с собой. Они даже за границу в отпуск ни разу не съездили всей семьей до тех пор, пока пес не отправился в собачий рай. Они долго плакали, а потом похоронили любимца на заднем дворе. Вообще семья часто путешествовала, то есть переезжала с места на место. Отец служил в армии. Когда Джесс была маленькой, они довольно долго жили на военной базе НАТО в Германии. Родители столько раз меняли место жительства, что во время отпуска им не хотелось штурмовать аэропорты или паромы. Может быть, именно из-за кочевой жизни в детстве они с Саймоном, повзрослев, так нигде и не осели. Саймон путешествует по всему миру, да и она, сотрудник уголовной полиции, колесит, правда, не с таким размахом, как брат, в основном по своему участку, и почти никогда не работает с девяти до пяти. Вот и сегодня… Жизнь каждый день подбрасывает сюрпризы.

Джесс улыбнулась своей семье и попыталась вспомнить, кто же их фотографировал, ведь на снимке они все вчетвером. Так и не вспомнив, отправилась переодеваться.

Она вошла в спальню и скинула мокрую, грязную одежду. Приняв душ, вымыв голову и переодевшись в чистую футболку, она почувствовала себя гораздо лучше. Прежнюю усталость смыло вместе с грязью с фермы «Сверчок». Приободрившись, Джесс вернулась в гостиную и включила радио – местный канал. Ни один репортер не добрался до фермы «Сверчок». Вряд ли весть о покойнице проникла в средства массовой информации. Позже надо будет посмотреть новости, возможно, к тому времени на местный телеканал уже сообщат о трупе, найденном в коровнике. Уж больно место неподходящее… Для желтой прессы такие происшествия что манна небесная.

Джесс вздохнула. Ох, как не хочется, чтобы СМИ пронюхали об убийстве до понедельника. Если не удастся за выходные установить личность жертвы, помощь прессы и телевидения, конечно, понадобится, но сейчас совсем не хочется, чтобы ферма «Сверчок» замелькала в новостях. Зато потом должным образом отретушированный снимок, возможно, наведет кого-нибудь из читателей или зрителей на нужные воспоминания.

Больше всего не хочется, чтобы репортеры в выходные досаждали Илаю Смиту. Джесс сразу поняла: Смиту почему-то очень страшно. Да и кто на его месте не испугался бы? Труп-то нашли в его владениях. И все же Смит как-то уж слишком дергается. Жаль, что он живет один. Если к нему нагрянут настырные репортеры, ему придется туго.

Завтра в десять Смиту велели явиться в участок и подписать показания. Фил Мортон все устроит. Теоретически сама Джесс может не появляться на работе до понедельника, зато практически ничего не получится. Придется работать в выходные.

Во-первых, при расследовании убийства важно действовать по горячим следам. Во-вторых, что тоже очень важно, в понедельник к своим обязанностям приступит суперинтендент Иен Картер. Перед ним придется отчитаться – что они успели сделать за выходные.

О новичке почти ничего не известно. Он прибыл с другого конца страны, и они понятия не имеют, почему он вдруг попросил о переводе или почему его перевели именно сюда. Один знакомый, пожилой сотрудник полиции в отставке, сообщил Джесс, что у Картера огромный опыт.

– Кажется, много лет назад мы с ним играли в регби, только в разных командах, – добавил тот же знакомый.

А больше она ничего о Картере не знает. Даже его фотографию не видела. Воображение рисовало ей крупного, крепкого мужчину в твидовом пиджаке, бывшего регбиста, который безуспешно борется с избыточным весом.

Значит, планы на завтра такие: встать рано, выйти на утреннюю пробежку, вернуться, позавтракать – и вперед на работу, в управление полиции. Надо узнать, что происходит. Позже наведаться на ферму «Сверчок» и тщательно все там осмотреть. Совсем рядом с фермой, за рощей, какая-то конюшня. Придется допросить всех, кто там побывал на прошлой неделе.

До вечернего выпуска новостей на своей крохотной кухне Джесс успела приготовить для себя нехитрый ужин. Вскипятила воду, засыпала туда макароны. К сваренным макаронам добавила коробочку тунца и баночку соуса песто. Обеденного стола у нее не было – за ним все равно некому сидеть. Поставив тарелку на поднос, она устроилась перед телевизором. Рядом с подносом на журнальном столике лежало письмо от Саймона.

У Илая Смита обеденный стол был. Фил Мортон предположил правильно: старик жил очень уединенно. Смит обитал, можно сказать, среди поля, в бывшем домике для рабочих. Таких домиков на территории фермы «Сверчок» оказалось четыре. Два, с общей стеной, так обветшали со временем, что жить в них стало невозможно. Два других, отдельно стоящие, находились в полутора километрах друг от друга и были еще вполне пригодны для жилья. В одном Илай жил сам, а другой он сдавал Пенни Говер. Фактически Пенни была его ближайшей соседкой, но жила так далеко, что они почти не виделись – разве что Илай выбирался на ферму. Иногда он заодно взбирался на холм и навещал ее в конюшне.

Илай Смит хорошо относился к лошадям и любил смотреть на них. Когда он был мальчишкой, отец держал на ферме тягловых лошадей. Позже их заменил трактор. Это называлось «модернизацией». Вместе с лошадьми ферму покинули и рабочие. Илай грустил, он видел, что и отец тоже горюет. Редкий случай, когда их с отцом мнения совпали. Правда, лошади – звали их Долли и Флоренс – тогда уже состарились. Когда ведешь хозяйство на земле, не до сентиментальностей. А уж на ферме «Сверчок» тем более.

С тыльной части домика Илай устроил мастерскую. Переоборудовал ее из сарайчика, крытого рифленым железом, в который провел электричество из дома. Там он мог шуметь и стучать сколько угодно – никто не услышит. Никто не станет возражать. Никто не придет и не полюбопытствует, чем это он занимается. Илай терпеть не мог, когда кто-то совал нос в чужие дела, тоже с детства. Легавые – вот кто без конца лезет куда не просят. Илай сразу понял: ни к чему говорить им больше, чем им нужно знать. Ну да, труп в коровнике – их дело. Но и только – ни больше ни меньше.

В тот вечер за квадратным сосновым столом в кухне собралось все семейство. Илай сразу понял: они знают, что случилось, и обязательно объявятся, поэтому ничему не удивлялся. Отец сидел напротив него, во главе стола, мать слева, а брат – справа.

Они приходили не каждый день, как правило, являлись раз или два в неделю. Илай относился к ним, как обычно относятся к родственникам, пришедшим в гости. То есть не сказать чтобы он им особенно радовался. С другой стороны, они не утомляют его нудными разговорами. Все правильно, мертвецы редко бывают болтливыми.

Их теперешняя молчаливость куда лучше того, что бывало раньше, когда все они были живыми. Он терпеть не мог постоянные ссоры, стычки и взаимные обвинения. Хотя родственнички ухитряются досаждать ему даже молча… даже сейчас!

Например, братец неизменно является с веревкой на шее. Илай раздражался до крайности: со стороны Натана такое поведение не только бестактно, но и грешит неточностью. Натан повесился в тюремной камере на наволочке, которую разорвал на полосы и связал. Где бы он раздобыл в тюрьме настоящую веревку? Как похоже на Натана – вечно прикидывается, будто он умнее, чем есть на самом деле.

Мать сидит угрюмая, мрачно косится на грязную, заросшую жиром плиту (да чтоб ему провалиться, если он станет чистить плиту, чтобы угодить ей!) и промокает кровавое пятно на груди кухонным полотенцем.

Отец смотрит куда-то поверх плеча Илая – в окно у него за спиной. Отцовская рубаха тоже вся в крови, но отцу все равно. Илай считал: мать нарочно промокает кровь, потому что сидит напротив Натана и хочет напомнить ему, что он натворил. А Натану хоть бы что – сидит себе и ухмыляется да теребит веревку на шее.

– Не знаю, чему ты так радуешься, Нат! – обратился к брату Илай. – Тут у нас еще кое-кого прикончили, так что ты теперь не единственный убийца на ферме. Не такой уж ты и особенный!

Натан снова потрогал свою веревку и ухмыльнулся. Нату никогда и слова не скажи – он всегда прав.

Мать отвернулась от плиты и смерила Илая мрачным взглядом. Она всегда винила его во всех несчастьях, которые случались на ферме. А ведь дело-то было вовсе не в нем! Дело было в Натане. Ну а отец по-прежнему все глазел в окно. Илай понял, что отцу уже все известно, потому что лицо у него перекосилось – как раньше, как всегда. Илай поспешил оправдаться:

– Ну да, легавые собираются обыскать дом, но я ни при чем! Я говорил им, что там никого не было с тех пор, как Натан… сделал то, что сделал. Но они потребовали ключи. И нечего меня винить!

Но они все равно всегда обвиняли во всем именно его.

– Убирайтесь! – приказал им Илай, устав от их молчаливого неодобрения. Они во всем винят его, но и он не обязан вечно терпеть их общество.

Они послушно исчезли, растаяли за старыми обоями с рисунком – бутылками кьянти. Илай покачал головой. Какой идиот придумал такой рисунок? Даже в кухне выглядит по-дурацки. Когда-нибудь он до них доберется – сорвет их и окрасит стены краской.

– Хотя нет, лучше не стоит, – сказал он старой трехцветной кошке, которая как раз вошла в кухню. Кошка терпеть не могла его родичей и всегда опрометью выбегала за дверь, как только они появлялись. – Лучше ничего не менять. Им не понравится, будет только новый повод дуться на меня.

Кошка шла осторожно, крадучись. И лишь убедившись в том, что его гости ушли, запрыгнула к Илаю на колени, потерлась головой об угол стола и попыталась стащить остатки еды с его тарелки.

Что, если молодая покойница из коровника теперь тоже будет являться вместе с родителями и братом? В конце концов, нашли-то ее здесь, на ферме! Значит, она теперь им вроде как родня.

Пока подогревалась вчерашняя вареная картошка с беконом, Илай думал: вот теперь-то его родственнички наконец ушли. Они со старенькой кошкой Изабеллой, которую он звал Тибс, снова остались одни… до поры до времени.

Учуяв запах бекона, кошка собралась запрыгнуть на плиту.

Но родственнички непременно вернутся.