Текст книги "Прямое действие. Мемуары городской партизанки"

Чем ближе мы подходили к условленному окончанию демонстрации, тем ближе я старался подобраться к автономистам. Меня привлекли как их энергия, так и философия. К тому времени, когда мы подошли к концу марша, автономисты собрали группу толпящейся молодежи в черном, одетой соответствующим образом для боевых действий в защитных шлемах, лыжных масках, кожаных перчатках и даже противогазах. Их дресс-код, очевидно, был направлен на то, чтобы скрыть свою личность и защитить их от жестокости полиции. Фотографы прессы тоже потянулись к ним, чувствуя, что именно здесь развернется настоящая новостная история. Но автономисты не были заинтересованы в том, чтобы появиться на фотографиях на первых полосах ежедневных газет, и пришли подготовленными. Первое, что они сделали, когда демонстрация начала расходиться, это напали на фотокорреспондентов, бросали камни и откровенно пытались выхватить и уничтожить их камеры.

Полиция, предвидя проблемы, расположилась в огромном количестве в конце демонстрации, установив металлические баррикады перед всеми улицами. Я почувствовал, как у меня по спине пробежали мурашки от смеси страха и возбуждения, когда я огляделся вокруг на грозные ряды полицейских с огромными щитами, противогазами и дубинками у входа на каждую улицу, кроме одной, которая была предназначена для разгона тысяч демонстрантов.

Как только автономисты закончили атаковать и разгонять фотографов, они начали разделяться и отходить. Несмотря на то, что я просто плыл по течению, реагируя на события по мере их развития, я начал подозревать, что автономисты действительно были достаточно организованы, несмотря на их общественную репутацию поставщиков анархии. Я последовал за одной группой по улице в направлении финансового района, где они начали разбивать огромные зеркальные витрины основных торговых заведений. Когда по всему финансовому району начали происходить небольшие стычки между полицией и автономистами, я заметил, что часто мародерами были обычные парижане, которые просто пользовались возможностью залезть в открытые окна и захватить все, что могли, пока полиция была занята протестующими.

Через некоторое время группа, с которой я сопровождал, была захвачена полицией и побежала по улице в сторону одного из парижских вокзалов, Восточного вокзала, который обслуживает пригороды. Мы мчались по улицам, преследуемые парами полицейских на маленьких мотороллерах, расположенных так, чтобы полицейский сзади мог использовать свою дубинку, чтобы сбить протестующих с ног. Любой несчастный автономист, сбитый с ног таким образом, был быстро схвачен полицейскими, следовавшими пешком, и брошен в один из сотен автозаков, следовавших за акцией. Эти стычки и отступления на многочисленные железнодорожные вокзалы происходили по всему Парижу.

Оказавшись на вокзале, я понял, насколько организованны были автономисты. Как только мы небольшой группой вошли внутрь, они начали срывать металлические шкафчики со стены и использовать их в качестве баррикад у входов, тем самым запрещая кому-либо входить или выходить, как полицейским, так и гражданам. Я стоял там в благоговейном страхе, окруженный странным набором одетых в черное автономистов, которые занимали огромные груды металлических шкафчиков, и обычными парижскими гражданами, которые разгуливали, небрежно грабя разгромленные вокзальные магазины.

В качестве доказательства своей организованности автономисты припрятали бутылки с зажигательной смесью и камни в шкафчиках задолго до начала демонстрации, и теперь они швыряли свой арсенал в бессильных полицейских, которые окружили вокзал, но не смогли применить слезоточивый газ из-за добропорядочных граждан Парижа, которые также находились внутри. После того, что казалось часами, полицейские, наконец, начали согласованную атаку на один из входов, отбросив шкафчики в сторону и пустив внутрь баллончики со слезоточивым газом. У автономистов в их карманах были стопки бандан, пропитанных лимоном. упаковал рюкзаки и начал раздавать их парижанам, которые кричали и в панике пытались выбраться. Когда я попытался убежать, как только я вышел на улицу, рядом со мной приземлился баллончик со слезоточивым газом, который почти ослепил и задушил меня своим газом. Автономист в защитной бандане наклонился, поднял канистру и швырнул ее обратно в копов, затем схватил меня за руку, закрыл мне лицо другой банданой и оттащил от греха подальше. Когда я, наконец, снова смогла дышать, я огляделась, но моего маленького спасителя уже не было. Наверное, это был один из самых волнующих дней в моей жизни.

После того дня у меня не было никакого желания возвращаться домой в страну, где революционеры казались вымирающим видом. Позже я рассказал о своей дилемме молодой женщине из Западной Германии, Сабине Шмидт, члену Королевских ВВС, которая пряталась в нашей квартире. Я объяснил, что не хочу возвращаться в Канаду, потому что там нет боевиков, с которыми я мог бы общаться. Я считал, что Канада настолько отстала от Франции в революционном развитии, что политический климат никогда в моей жизни не будет способствовать воинственности. Я знал, что в Канаде можно было проводить все виды законной и важной революционной работы, но теперь я идентифицировал себя как городского партизана и думал, что дома я буду изолирован и неэффективен. Чтобы реализовать свои амбиции и самоидентификацию, я чувствовал, что мне нужно работать с единомышленниками, которые разделяют мою страсть к революционной деятельности. Чтобы проиллюстрировать свою мысль, я спросила Сабину, не будет ли феминистка всегда испытывать разочарование, работая над политическими вопросами с преимущественно мужскими группами, хотя работа с мужчинами сама по себе неплоха.

Сабина почувствовала важность этого решения для меня, и, возможно, по этой причине, когда она ответила, она свободно говорила по-английски и не заставляла меня говорить по-французски – для меня это было утомительным упражнением из-за постоянных усилий, необходимых для поиска правильных слов, а тем более идей. Она посоветовала мне вернуться и работать в Канаде. «Что бы произошло, если бы все отправились в места в мире, где все происходило именно так, как они хотели?» – спросила она. «Тогда ничего не будет развиваться в других регионах мира. Если большинство революционеров из Северной Америки приехали в Европу, то революционное развитие в Северной Америке было бы остановлено, а это самое важное место в мире для революционного развития. Если мы сможем ослабить силу экономических и политических структур в Северной Америке, тогда освободительная борьба в странах Третьего мира будет процветать и в конечном итоге победит их диктатуры. Я думаю, вы были бы более эффективны в Канаде, где у вас есть личная история, на которую вы можете опираться, где вы знаете язык, людей и культуру. Здесь ты чужак в чужой стране».

Я не очень хорошо знал Сабину; она была образцом для подражания скорее за то, кого она представляла, чем за то, кем она была на самом деле. Взвесив ее мнение и после значительного самоанализа, я решил вернуться в Канаду, найти несколько единомышленников и сделать все, что потребуется, независимо от того, сколько времени потребуется, чтобы начать какую-то активную политическую деятельность в канадских левых.

Тем временем, пока продолжались мои беседы с Марион, наш поезд покинул предгорья Альберты и начал медленное, извилистое путешествие через Скалистые горы. Уверен, как и многие другие до меня, я был поражен величием и необъятностью гор. В отличие от культивируемого спокойствия прерий, дикая природа Скалистых гор – грохочущие водопады, скалистые пропасти и угроза схода лавин или катапультирования камней – казалось, царила здесь во всей своей неумолимой силе. Почему-то наши маленькие металлические машинки, медленно петляющие по долинам, казались такими хрупкими и неадекватными. Наш разговор стал заметно более сдержанным и философским. Наконец Марион указала на карту, лежавшую у нее на коленях. «Похоже, мы направляемся в долину Фрейзер». Пригород Ванкувера был уже не за горами.

Глава третья
В Ванкувере

Сойдя с поезда, мы сели в автобус и поехали по адресу, который Брент дал мне во время нашей короткой встречи летом. Я не сказала ему, что приеду, но он сказал, что живет с группой людей, и заверил меня, что мне будут рады в любое время, когда я буду в городе.

Когда мы шли по жилой улице, на которой он жил, мы заметили проституток, ошивающихся на углах улицы. Большинство домов были в плохом состоянии, а некоторые даже были заколочены досками. Большие, когда-то привлекательные дома, очевидно, были покинуты семьями среднего класса и брошены на произвол судьбы в качестве арендуемого жилья, где пытались выжить наркоманы, проститутки и бедные семьи. Среди домов были разбросаны небольшие промышленные здания и склады. Я представил себе, что еще через несколько лет некоторые добропорядочные граждане сравняют дома с землей, избавив район от «паразитов» – местных пауперов – освободив его для производственных предприятий, которые уже стояли на пороге.

Мы нашли адрес Брента, большой двухэтажный дом с облупившейся краской на деревянном сайдинге, который развевался на ветру. Осторожно поднявшись по сломанной деревянной лестнице, мы позвонили в дверь. Чудесным образом это сработало. Дверь открыл мускулистый молодой человек с короткими, аккуратно подстриженными волосами. На нем были бежевые шорты и никакой верхней одежды. Когда я взял на себя смелость представить себя и Марион как друзей Брента, он не представился, а сказал нам войти. Мы прошли по коридору на кухню и сели. Молодой человек исчез, спустившись по какой-то подвальной лестнице.

Первое, что меня поразило в этом доме, – это то, что каждый квадратный дюйм стены был увешан плакатами, вывесками и лозунгами. Нам не нужна была книга для чтения – мы могли бы сидеть и читать стены целыми днями. Все было в политических плакатах и газетах. Мы с Марион некоторое время сидели безмолвно, читая разные лозунги и рассматривая картинки, так как молодой человек не спешил возвращаться. Я заметил на стене несколько газетных фотографий, очевидно, из прошлого человека, который открыл дверь. Я встал и начал читать мелкий шрифт, пытаясь разглядеть хоть какую-то информацию о нем. На одной фотографии он держал флаг на каком-то фестивале 1978 года. Ниже была небольшая статья из судебного раздела газеты, в которой говорилось, что Дуг Стюарт признал себя виновным в краже флага на Морском фестивале. На другой фотографии он был изображен с группой других людей, держащих антиядерный плакат на демонстрации в 1980 году. На большинстве других его газетных фотографий он также был изображен в составе какой-то группы на демонстрации или митинге. Странным было то, что на каждой фотографии он был в одних и тех же темных очках и бежевых шортах, хотя некоторые были сделаны с разницей в несколько лет. Я не мог не рассмеяться.

Наконец он появился снова. «Брент у Энджи, но он будет дома через несколько часов», – отрывисто сказал он, затем снова исчез внизу. Он явно не был озабочен социальными условностями. Мы сварили кофе и продолжили развлекаться, читая материалы на стенах.

Примерно через час дверь распахнулась, и вошли две молодые женщины, которые, очевидно, жили там. Они были гораздо дружелюбнее и представились как Бриджит и Сапи.

«Да, Брент сказал нам, что ты когда-нибудь придешь», – сказала Сапи, плюхаясь на стул. Бриджит немедленно села на колени Сапи, хотя там были и другие свободные стулья. «Он не вернется какое-то время. У тебя есть какие-нибудь дела на сегодня?» – добавила она, нежно поглаживая Бриджит по волосам.

«Я хочу связаться с Клэр Калхейн», – сказала Марион. «Но я все еще устал от поездки на поезде, поэтому, думаю, я просто позвоню ей и отдохну весь день».

«Ты можешь спать там, наверху», – сказала Бриджит. Она провела нас в гостиную и показала мансарду, построенную из фанеры размером два на четыре метра. – Обычно мы спим там, но на выходные собираемся на остров Квадра. Комнаты Брента и Дуга внизу. Лофт занимал половину комнаты, создавая пространство, где могли бы с комфортом разместиться по меньшей мере шесть человек. Под ними стояли старые диваны, стулья и столы, которые позволяли гостиной функционировать и как зоне отдыха. Вдоль других стен тянулись ряды книжных полок, которые доходили до потолка. В одном углу они превратили старую дверь в стол, заваленный разрезанными журналами и незаконченными плакатами.

«Ты устал?» – Спросила Сапи, глядя на меня. «Потому что ты если хочешь, можешь пойти со мной и Бриджит в прачечную».

Возможность познакомиться с соседями Брента по комнате преодолела мою усталость. Пока мы с Мэрион распаковывали нашу одежду и складывали ее в ящики, выстроенные в ряд у стен лофта, Сапи и Бриджит сбрасывали грязную одежду из других ящиков на этаж ниже. К тому времени, как они закончили, насыпь была намного больше, чем мы втроем могли бы унести.

– Давай вызовем такси, – решила Сапи. К тому времени, когда он прибыл, мы уже ждали его с четырьмя огромными мешками на переднем крыльце. Хмурое выражение на лице таксиста предупредило нас, что прачечной лучше быть достаточно далеко, чтобы поездка стоила того. Еще до того, как мы открыли дверь кабины, он крикнул: «Куда едем?».

– В прачечной на углу Бродвей и Мейн, – крикнула в ответ Сапи. В ответ он нажал на акселератор, оставив нас с нашей небольшой горой одежды, стоящей в его выхлопной трубе на тротуаре.

Не из тех, кто впадает в уныние, Бриджит побежала трусцой по тротуару, крича, что вернется через минуту, что так и было, с выброшенной банкой из-под покупок. В этом районе тележки для покупок были более распространены, чем автомобили. Мы загрузили тележку нашими сумками и направились к прачечной самообслуживания. Мы прошли пару кварталов, обмениваясь историями, пока улица не сделала резкий поворот под уклон. Не говоря ни слова, Бриджит резко толкнула тележку и запрыгнула на нижнюю перекладину. Он начал быстро катиться вниз по улице. Мы с Сапи бежали трусцой рядом с ней, пока инерция не набрала обороты до такой степени, что мы пустились наутек, а затем отказались от преследования. Бриджит кричала от радости на каждом дюйме пути, пока тележка не врезалась в выбоину и резко не перевернулась, оставив на земле груду металла, одежды и Бриджит. Мы побежали вниз по склону, чтобы посмотреть, все ли с ней в порядке, и добрались до нее одновременно с полицейским на машине без опознавательных знаков.

«О, это снова ты», – с чувством сказала Сапи, пытаясь выпутаться из груды металла и одежды. «Это капрал Уэйн Фрейзер, местный полицейский, который присматривает за нами». Полицейский не вышел из своей машины и ничего не сказал. Он просто посмотрел на нас и уехал. «Что все это значит?» – спросил я.

«Он какой-то политический агент под прикрытием, который появляется на благотворительных мероприятиях, демонстрациях и почти везде. Все его узнают, но я думаю, он просто делает заметки на случай, если здесь что-нибудь случится», – решительно сказала Бриджит, подбирая одежду, которая выпала из пакетов.

«Однажды вечером мы занимались покраской из баллончика, и я нарисовала что-то вроде «Лесбиянки, объединяйтесь!» на стене, когда этот парень внезапно появился из ниоткуда», – объяснила Сапи, когда мы загружали нашу одежду обратно в тележку. «Он схватил меня, забрал мои баллончики с распылителем в качестве доказательства и выписал обвинение и повестку о явке в суд за порчу здания. Как бы то ни было, я спустился в офис Стэна Гюнтера – адвоката, который ведет множество политических дел. Он сказал, что мы можем победить это, поэтому мы обратились в суд. Прокурор не смог доказать, что я не являюсь владельцем здания, потому что у него не было документов о владельце, так что я отделался формальностью.». Она рассмеялась. «Я думаю, что этот коп под прикрытием с тех пор имеет на меня зуб».

После этого небольшого волнения мы продолжили путь к прачечной, постирали белье и вернулись в дом, все время разговаривая и смеясь. У меня сложилось впечатление, что Бриджит и Сапи могут сделать даже самое скучное задание увлекательным.

Когда мы тащили наши сумки вверх по лестнице, на подъездную дорожку въехал выцветший желтый «Вольво» с Брентом и, на водительском сиденье, молодой женщиной, которая выглядела примерно моего возраста. Я уже узнал от Бриджит и Сапи, что Энджи была девушкой Брента или, если быть политкорректным, партнером. По описаниям молодых женщин было очевидно, что они относились к Энджи с большим уважением, за исключением некоторой степени недоумения по поводу ее отношений с Брентом. Они не пытались скрыть, что предпочитают женское общество, и на самом деле они твердо верили, что мужчины, со всеми их недостатками, высасывают из женщин энергию, и поэтому их лучше оставить на произвол судьбы, по крайней мере, до тех пор, пока они не научатся преодолевать свои сексистские привычки. В своей личной жизни они сделали исключение для Брента и Дуга, но, как правило, они не тратили энергию на мужчин.

Энджи мне сразу понравилась, и эта реакция мгновенно заставила меня почувствовать себя немного виноватой за то, что я приехала сюда, потому что я не могла лгать себе – глубоко внутри мой интерес к Бренту выходил за рамки политического. Но с того момента, как мы встретились, глаза Энджи излучали тепло, и она была очень добра ко мне. Я должен был уважать женщину, которая приветствовала меня с такими искренними эмоциями, зная, что я проехал через всю страну, чтобы остановиться в доме ее партнера по его приглашению. Я думаю, Брент также знал об этом скрытом течении эмоций между нами, потому что его глаза ни разу не встретились с моими в тот вечер, вероятно, из-за смеси уважения к Энджи и взаимного страха, что, если наши взгляды встретятся, они расскажут всю историю остальным.

Все были голодны, поэтому Брент начал готовить ужин. «Наша еда почти закончилась», – сказал он, заглядывая в пустые кухонные шкафы. «Нам придется арендовать развалюху и завтра отправиться за покупками».

Марион дремала, пока мы стирали, но теперь она встала и наблюдала за происходящим. «Если вы не возражаете, я хотела бы остаться на несколько дней, – вежливо сказала она, – Поэтому я хотела бы дать вам немного денег на еду».

«О, мы никогда не покупаем еду», – засмеялась Бриджит.

«Что ты имеешь в виду?» – спросила Марион, сдвинув брови.

«Мы арендуем машину в месте под названием Rent-A-Wreck. Они очень дешевые и не требуют внесения депозита. Потом мы собираемся всей компанией, ездим по окрестностям и получаем скидки в пять раз больше, – объяснила Бриджит с широкой улыбкой. «Понимаешь, что я имею в виду?».

Марион не была знакома с английскими эвфемизмами.

«Магазинная кража», – сказал я прямо.

Брент приготовил впечатляющие спагетти, заменив мясо консервированной фасолью. Он также приготовил большой салат, который, как мы узнали, проглотив последний кусочек, был приготовлен из листьев салата и помидоров, найденных в мусорных баках на рынке острова Гранвилл. Энджи объяснила, что некоторые друзья ежедневно ходили туда за мусором, потому что многие продавцы в конце дня выбрасывали отличные непроданные овощи.

Мы закончили есть и сидели, обсуждая благотворительный вечер, который организовывала Энджи, когда вошел молодой человек из подвала, Дуг Стюарт. Я совсем забыла о нем. Он вошел, не сказав ни слова, и начал готовить коричневый рис. Когда мы с Мэрион поздоровались, он быстро повернулся к нам и ответил тем же, а затем вышел из комнаты, предположительно, пока рис не был готов.

Хотя это было не мое дело, я спросил, почему он не ест вместе с остальными. «У Дуга есть расписание», – сказала Сапи без намека на сарказм. «Просто он такой, какой есть. Он ест и спит каждый день в одно и то же время и плохо себя чувствует, если его распорядок дня меняется. Это просто Дуг.». По тону ее голоса я мог сказать, что она чувствовала себя очень защищенной по отношению к нему.

«Пошли», – сказал Брент, жестом приглашая меня и Марион следовать за ним, оставляя Энджи, Сапи и Бриджит продолжать обсуждать детали бенефиса. Внизу, в подвале, Брент быстро постучал в дверь, которая, по-видимому, была спальней Дуга, на что нас приветствовало угрюмое «Войдите». Мы втроем вошли и расположились в его крошечной комнате, но Дуг не поднял головы от своей книги. «Что ты читаешь?» – спросил Брент.

«О, просто некоторые из моих старых книг по физике», – ответил он, все еще не поднимая глаз.

Брент вторгся в его личное пространство, подняв книгу со стола, хотя Дуг, по-видимому, все еще был поглощен ею. Как ни странно, Дуг не был оскорблен этим вмешательством.

«Это твоя университетская книга по физике для третьего курса», – заявил Брент.

Дуг впервые улыбнулся. «Это очень наблюдательно с твоей стороны».

«И зачем ты это читаешь?»

«О, некоторые электрические схемы, которые я разрабатываю, поставили меня в тупик, так что я просто освежаю некоторые формулы».

Мы с Марион не могли не заметить странный набор огней, состоящий примерно из сотни крошечных лампочек, установленных аккуратными рядами, мигающих и гаснущих, на черной бархатной доске. Дуг заметил, что мы смотрим на него, и объяснил, что система была разработана таким образом, чтобы лампочки постоянно загорались случайным образом. Почему, так и не было объяснено, а мы и не спрашивали.

«Я видел газетную статью на стене в кухне о каком-то антиядерном митинге, на котором ты был?» – спросила я, пытаясь завязать разговор.

«Да, это была демонстрация, мы с Брентом помогли организовать ее в апреле. Это был первый антиядерный митинг в Ванкувере, и на него пришло около пяти тысяч человек, что очень много для этого города».

«Вы, ребята, участвовали в организации большого количества митингов?» Я продолжила.

«О, да. Обычно кто-то либо из этого дома, либо из Энджи участвует в любой демонстрации или бенефисе, проходящем в городе».

«Сегодня вечером мы собираемся расклеить плакаты для благотворительного фонда Энджи «Женщины против тюрем». Ты хочешь пойти со мной?» – спросил Брент.

«Не-а», – решительно сказал Дуг, забирая свою книгу и снова начиная читать. Поскольку он, казалось, не был заинтересован в разговоре, мы вернулись наверх. Через некоторое время он вернулся, взял свой рис, положил на него немного соевого соуса и вернулся в свою комнату, чтобы поесть. Брент объяснил, что Дуг придерживался исключительной диеты, состоящей из коричневого риса и вареных овощей с соевым соусом.

В тот вечер мы часами сидели и говорили о «Женщинах против тюрем» – группе, созданной Энджи для оказания поддержки женщинам в местной тюрьме и информирования общественности об условиях содержания в тюрьмах. Она спросила, не хочу ли я поработать с ними, пока я там, что мне показалось лестным, поскольку она меня почти не знала. Помимо того, что она предложила нам пойти расклеивать плакаты в тот вечер, она также пригласила меня поужинать в следующее воскресенье с бывшим молодым человеком и заключенным. Раз в месяц, объяснила она, они выбирают дорогой ресторан, из тех, где персонал оставляет счет на подносе на столе. Посетители часто кладут свои деньги на поднос и уходят, не дожидаясь сдачи. В случае с Энджи она оставила бы пять долларов под купюрой, создавая впечатление, что внизу еще больше денег. Затем она и ее подруга, мягко говоря, поспешно уходили. Она называла это «поешь и беги». По ее словам, это был «единственный способ для бедных людей поесть в модном ресторане».

Рис. 9. Задержание на митинге против строительства новых гидроэлектростанций в Британской Колумбии. Ванкувер, 1981 год

Я все больше осознавал, что Брент и его друзья были современными Робин Гудами. Я никогда в своей жизни не встречал ни одной группы людей, которые вели бы более полный бунтарский образ жизни, чем эта конкретная группа. Они жили и дышали восстанием.

Позже тем же вечером мы забрались в старый «Вольво» Энджи и отправились в центр города, чтобы расклеить плакаты с рекламой благотворительной акции «Женщины против тюрем». Марион решила не ехать. Вместо этого она ложилась пораньше, чтобы утром встретиться с Клэр Калхейн. Кроме того, она была гражданкой Германии, а расклейка объявлений была незаконной, а это означало, что ее могли отправить обратно в Германию, если нас поймают. Что касается остальных из нас, то, разбившись на пары, мы разошлись в разные стороны с нашими стопками плакатов и степлеров. Через несколько часов у нас закончились плакаты, и мы снова присоединились к Bino, сети ночных ресторанов с привлекательным очарованием бездонного кофе. Мы сидели в одной из многочисленных светлых пластиковых кабинок, которые предоставляли каждой группе клиентов некоторое уединение. Вокруг каждого стола была низкая стена из пластикового дерева, увитая зелеными пластиковыми растениями. Яркое флуоресцентное освещение подчеркивало атмосферу ресторана, которая была далека от домашней.

Энджи едва успела сесть, когда вошла Бриджит и сказала, что у нее закончились плакаты для оформления района Commercial Drive, который, как я узнал позже, был прогрессивным районом Ванкувера, где жили все яппи, радикалы и феминистки. Энджи тут же встала и, посмотрев на меня, сказала: «У меня в машине есть кое-какие бумаги. Ты хочешь пойти со мной?». Я не знала, куда она направлялась, но я хотел пойти.

Мы проехали небольшое расстояние до района, в котором располагалась смесь невысоких офисных зданий и старых домов, переделанных в квартиры. Припарковав машину, Энджи набила огромный рюкзак ксероксной бумагой. Мы прошли два квартала от машины, прежде чем свернули на небольшую лужайку перед старым офисным зданием. Энджи быстро и целеустремленно подошла к окну на первом этаже, которое находилось всего в нескольких футах от земли и, к моему удивлению, было приоткрыто на полдюйма.

Прочитав мои мысли, она повернулась и прошептала: «Я открыла его раньше, как раз перед закрытием здания».

Быстро оглядевшись, она взялась за нижнюю часть окна и открыла его, проскользнув внутрь, как будто делала это уже тысячу раз. Я последовал его примеру. Оказавшись внутри, она закрыла окно, а затем замерла, прислушиваясь к звукам. Я почувствовал, как волосы у меня на затылке встали дыбом, и, как в тот раз, когда мы с Брентом рисовали из баллончика, почувствовал уверенность, что за углом прячется полицейский, готовый броситься на меня.

Энджи казалась невероятно расслабленной, но в то же время полностью сосредоточенной на поставленной задаче. Внутри офисного здания была кромешная тьма, но она целеустремленно вышла из комнаты, в которой мы приземлились, и прошла по коридору мимо нескольких дверей, прежде чем ворваться в комнату. Как только я тоже вошел, она заперла за нами дверь. По тому, как она маневрировала по этому кабинету в темноте, я понял, что она, должно быть, проделывала эту работу много раз раньше.

Она щелкнула выключателем, осветив крошечную фотокопировальную комнату без окон. Не теряя ни секунды, она начала нажимать кнопки на копировальной машине, заставляя ее гудеть. Я был полным параноиком, хотя никто не мог нас увидеть. «Неужели нас никто не услышит?» – хрипло прошептал я.

«Это всего лишь служба социального обеспечения. По воскресеньям здесь никогда никого не бывает», – спокойно ответила она, не отрываясь от предстоящей миссии. Она ловко удалила бумагу, уже вставленную в машинку, и заменила ее своей собственной, а затем начала делать копии своего плаката. Для меня звук машины был серьезным помехой, но мне удалось справиться со своим страхом. Я не хотел беспокоить Энджи. В какой-то момент бумага замялась, но это тоже не было проблемой. Она повозилась с бумагой и несколькими кнопками, и через несколько минут мы вернулись к делу.

Когда мы закончили, она достала то, что осталось от ее бумаги, и заменила исходную бумагу, так что не было никаких признаков того, что там кто-то был. Через полчаса после того, как мы вошли, мы снова смотрели в окно. Когда Энджи решила, что путь свободен, она подтянулась на подоконнике и выскользнула в окно. Как только я тоже вышел, она закрыла окно, и мы вернулись к машине. Я чувствовал себя так, словно присоединился к группе городских охотников и собирателей.

Мы вернулись в дом в предрассветные часы утра. Измученный, я поднялся по деревянной лестнице на чердак, где мирно спала Марион. Я постелил постель рядом с ней и в утром я обнаружил, что тоже делю лофт с Бриджит, Сапи и Энджи.

На следующий день было уже далеко за одиннадцать, когда все встали. Марион была одета и готова отправиться на встречу с Клэр Калхейн. Пока я сидел, потягивая свой первый кофе, Сапи уже заказывала машину в Rent-A-Wreck. Я видел, что в этом месте никогда не было скучно. «Почему бы нам просто не воспользоваться машиной Энджи?» – спросил я.

«Потому что, если нас поймают, они ее опознают. С помощью Rent-A-Wreck мы можем использовать фальшивые документы и сказать, что им управляет кто-то другой с правами. Они все еще вялые, не то что одна из крупных компаний по прокату автомобилей», – объяснила Сапи. Они с Энджи отправились за машиной.

Когда все закончили завтракать, они начали собирать спортивные сумки и рюкзаки разных размеров. Я не знал точно, что происходит, но я вытащил свою одежду из рюкзака и отнес ее в пункт проката. Я был немного разочарован, обнаружив, что Энджи не ходит с нами по магазинам: она жила в другом доме с группой женщин. Из разговоров у Бино накануне вечером я узнал, что некоторые женщины, с которыми она жила, были лесбиянками-сепаратистками, которые не верили в то, что можно жить или работать с мужчинами, по тем же причинам, что и Бриджит и Сапи. Я полагал, что отношения Энджи с Брентом должны быть очень прочными, чтобы выдержать неизбежную критику со стороны ее спутниц.

И снова мы всей группой ввалились в машину. Мы отправились по маршруту, охватывающему по меньшей мере четыре крупных продовольственных магазина. Раньше я редко воровал в магазинах, и вообще мне не хватало стальных нервов, необходимых для совершения чего-либо незаконного. В первом же магазине я решил начать с малого, возможно, с банки тунца или чего-то в этом роде. Я вошла в магазин, предполагая, что Брент следует за мной по пятам – по крайней мере, так было, когда мы были рядом с магазином. Я прошелся по рядам в поисках тунца и увидел его в отделе рыбных консервов. Когда я подошел к нему, я увидел, как он открыл свою сумку Adidas так широко, как только мог, вытянул руку и стащил не только одну банку, но и все банки тунца, лосося и копченых устриц с полки. Через несколько секунд его сумка была абсолютно полна.