Текст книги "Скандал на Белгрейв-сквер"

Байэм немного расслабился.

– Я у вас в долгу. – Он снова посмотрел на Питта. – Если я чем-то еще могу быть полезен, инспектор, я жду вас в любое время. Если пожелаете зайти ко мне в Казначейство, я бы просил вас сохранить конфиденциальность.

– Разумеется, сэр, – согласился Томас. – Я сообщу всего лишь свое имя. Возможно, вы сможете ответить на пару моих вопросов уже сейчас, сэр, и этим мы сократим число наших встреч.

Глаза Байэма еле заметно расширились от неожиданности, но он не возразил.

– Если это необходимо.

Инспектор чуть наклонился вперед.

– Вы платили Уимсу по требованию или у вас была договоренность о регулярных взносах в определенный срок?

– В определенный срок. А что?

Драммонд переменил позу и откинулся на подушки дивана.

– Если это был шантаж, то, возможно, вы не единственная жертва Уимса, – вежливо объяснил Питт. – Он мог проделывать это еще с кем-нибудь.

Тень досады на собственную недогадливость пробежала по лицу лорда.

– Понимаю. Да, я платил ему каждое первое число месяца, платил золотыми монетами.

– Как?

– Как? – повторил Байэм, нахмурившись. – Я же сказал – золотыми монетами.

– Я хочу сказать – лично или посылали с кем-нибудь?

– Разумеется, лично. Не мог же я возбуждать ненужное любопытство у своих слуг, отправляя их к ростовщику с мешочком золотых монет.

– Вы сами ездили в Кларкенуэлл?

– Да. – Красивые глаза Байэма расширились. – Ездил к нему на квартиру на Сайрус-стрит.

– Интересно…

– Что именно? Я не вижу ничего интересного.

– Уимс, следовательно, не опасался вас, иначе не назвал бы вам своего имени и не дал бы адрес, – пояснил Томас. – Он вполне мог бы действовать через посредника. Шантажисты редко прибегают к личным контактам.

Раздражение исчезло с лица Байэма.

– Думаю, что да. Это очень интересно, – согласился он. – Я не подумал об этом. В таком случае, какой-то бедняга проявил ненужную поспешность. Возможно, кто-то из жертв оказался менее выдержанным, чем я, как вы считаете?

– Это была единственная причина, почему вы бывали на Сайрус-стрит, сэр? – продолжал любопытствовать Питт.

Драммонд шумно втянул в себя воздух, решив было вмешаться, но тут же передумал.

– Конечно, – резко ответил Байэм. – Я предпочитал видеться с этим человеком только в крайних случаях, лишь когда был вынужден к этому.

– Вы могли бы припомнить хотя бы одну беседу с ним? – продолжал инспектор, не обращая внимания на переменившийся тон Байэма и некоторое его замешательство. – Это помогло бы понять, как ему удалось получить информацию о вас или еще о ком-нибудь. Например, о любом известном человеке, который мог прибегнуть к его услугам как ростовщика и стал жертвой его вымогательства.

Тень улыбки пробежала по губам Байэма, но трудно было сказать, что вызвало ее – собственные мысли или слова Питта.

– Боюсь, что нет. Я просто вручал ему деньги и как можно скорее уходил. Это был негодяй, отвратительный во всех своих проявлениях. Я избегал бесед с ним. – Лицо лорда скривилось в презрительной гримасе. Томас подозревал, что она могла относиться не только к ростовщику, но и к нему, инспектору Питту, тоже. – Сейчас я думаю, что мог бы это сделать, и даже с пользой для себя. Мне жаль, что я так мало могу помочь вам.

Томас поднялся.

– Разве можно все предвидеть, – сказал он с холодной иронией. – Благодарю вас, милорд.

– Что вы намерены делать? – спросил его Байэм, и на лице его снова мелькнуло раздражение. Инспектор понял, что на вопрос придется ответить. Он знал, чего боится хозяин дома.

– Прежде всего отправлюсь в полицейский участок в Кларкенуэлле, – ответил он, не глядя на своего начальника.

Драммонд медленно поднялся с дивана. Теперь он и Байэм оказались лицом к лицу; они молча смотрели друг на друга, готовые что-то сказать, но не решаясь на это. Возможно, им не нужны были слова. Наконец Байэм просто поблагодарил Драммонда и протянул ему руку, тот пожал ее. Питту лорд лишь кивнул, и гости отбыли. Слуга проводил их до выхода; на сей раз он был вежлив.

Взяв кэб, полицейские медленно поехали вдоль тихих и пустынных улиц Белгравии навстречу шуму и тесноте Кларкенуэлла. Томас без устали задавал шефу вопросы, на которые тот вынужден был отвечать.

– Вы хотите сказать, сэр, что знаете того, кто без лишних вопросов сможет изъять дело из ведения полиции Кларкенуэлла и передать в другие руки?

Драммонду явно было не по себе от настойчивости подчиненного.

– Есть вопросы, на которые я не могу вам ответить, Питт. – Он упорно смотрел на обшивку кэба, не поворачиваясь к инспектору. – Вам придется просто поверить в то, что это можно сделать.

– Вы полагаетесь на помощь того, кто известил лорда Байэма об убийстве Уимса? – не отступался Питт.

Драммонд ответил не сразу.

– Нет, я имею в виду не его, а кое-кого другого, но столь же заинтересованного в этом; и, уверяю вас, это поможет нам.

– Кому я должен докладывать о ходе расследования?

– Мне, только мне.

– Если этот процентщик шантажировал лорда Байэма, возможно, он мог шантажировать и других известных людей.

Драммонд застыл от неожиданности. Очевидно, подобная мысль не приходила ему в голову.

– Возможно, – быстро согласился он. – Ради бога, Питт, будьте осторожны!

Томас улыбнулся.

– Это весьма секретное задание, не так ли? Предстоит кое-что подправить после не очень осторожных действий его светлости лорда Байэма.

– Это несправедливо, Питт, – тихим голосом упрекнул его Драммонд. – Он всего лишь жертва обстоятельств. Он делал комплементы красивой женщине, а она возьми да и влюбись в него. Это, должно быть, была впечатлительная и меланхоличная особа. Бедняжка не перенесла, что ее отвергли. Вполне понятно, почему Байэм хотел сохранить происшедшее в тайне. Он делал это не только ради себя, но и ради лорда Энстиса. Пересуды о трагедии, случившейся двадцать лет назад, никому не принесли бы пользы.

Томас не стал спорить. В какой-то мере ему было даже жалко Байэма, однако его беспокоила та уверенность, с которой лорд не колеблясь обратился за помощью к Драммонду и сумел заставить того поручить расследование инспектору, которому Драммонд доверял. Прошло всего несколько часов после того, как было найдено тело убитого Уимса, но за это время шеф успел снять Питта с текущего расследования, навестил вместе с ним лорда Байэма в его особняке, и теперь они едут в Кларкенуэлл, чтобы приказать местным полицейским властям передать это дело в его, Питта, руки.

Остальную часть пути они проделали молча, не возобновляя прерванного разговора. Томас даже не знал, о чем теперь говорить с начальником; пустые же разговоры каждый из них посчитал бы ниже своего достоинства. Поэтому Драммонд погрузился в свои раздумья, которые, судя по его лицу, были не особенно радостными.

Покинув кэб, шеф первым вошел в полицейский участок Кларкенуэлла, представился и велел доложить о себе. Его почти немедленно провели к дежурному офицеру. Питт же остался его ждать. Спустя десять или чуть более минут Драммонд вернулся, все такой же озабоченный, однако менее мрачный. Теперь он спокойно встретил вопрошающий взгляд Томаса.

– Все в порядке, Питт. Дело переходит к вам. С вами будет работать сержант Иннес. Он расскажет вам, что уже сделано, и будет выполнять ваши поручения по расследованию на месте происшествия. Докладывать мне лично.

Томас отлично все понял. Он хорошо знал своего шефа и не сомневался в его честности. Если будет доказано, что шантажиста убил Байэм, это, пожалуй, явится для Драммонда не просто ударом, но горьким разочарованием. Однако он не станет ни защищать Байэма, ни скрывать улики.

– Слушаюсь, сэр, – улыбнулся Питт. – Сержанту Иннесу известно, что я приеду в участок?

– Он будет здесь минут через пять, – успокоил его шеф, в глазах его тоже появились лукавые смешинки, – и вскоре присоединится к вам. К счастью, он оказался рядом, хотя кто сказал, что это к счастью?.. – Он умолк, предпочитая не уточнять, каким образом сержант Иннес оказался под рукой. Теперь с помощью такого чудесного, хотя временами и несовершенного изобретения, как телефон, вполне возможна немедленная связь с теми, кто также владеет им, – как, например, в случае с лордом Байэмом и, возможно, кем-то еще в полицейском участке в Кларкенуэлле.

После этих слов Драммонд не мешкая уехал на Боу-стрит, а Питт остался ждать сержанта Иннеса в неприглядном, давно не знавшем ремонта вестибюле полицейского участка. Как и было обещано, тот явился через пять минут – небольшого роста, но крепкий жилистый человек с крупным носом и неожиданно быстрой улыбкой, показывающей его белые, хотя и неровные зубы. Он сразу понравился Питту, хотя оба они чувствовали некую неловкость ситуации, в которую начальство поставило беднягу сержанта.

– Сержант Иннес, – представился тот сдержанно, еще не зная, как ему относиться к инспектору с Боу-стрит, но уже был доволен, что, судя по чину Питта, он никак не мог быть инициатором этой скоропалительной акции с передачей дела Уимса в другой полицейский участок.

– Питт, – коротко назвал себя инспектор и протянул сержанту руку. – Приношу всяческие извинения за действия власть имущих. – Он не закончил фразу, ибо не чувствовал себя вправе сказать Иннесу больше того, что уже сказал о причине, по которой полиции Кларкенуэлла не дали самой довести дело до конца.

– Понятно, – коротко ответил Иннес. – Хотя не могу понять почему, ибо это самое обыкновенное убийство, пусть даже отвратительное. Убит какой-то мелкий процентщик, убит у себя в конторе. – Лицо сержанта скривилось в неодобрительной гримасе. – Возможно, на преступление пошел какой-то бедняк, из которого тот высосал последний грош. Ростовщичество – грязное ремесло. Ростовщики – это настоящие вампиры!

Томас полностью был с ним согласен и с удовольствием подтвердил это.

– Что вы успели сделать? – продолжал он расспрашивать Иннеса.

– Не так много. Свидетелей, как всегда в таких случаях, нет. – Сержант улыбнулся. – Ростовщичество – профессия, окруженная тайной. Станут ли клиенты признаваться в том, что берут деньги в долг у такой грязной свиньи, как этот процентщик? Надо дойти до полного отчаяния, чтобы прибегнуть к услугам ростовщика. – Произнеся это, он направился к двери, Питт последовал за ним. – Проще будет начать с морга, – пояснил Иннес. – Это недалеко, а потом отправимся на Сайрус-стрит, где жил убитый. У меня не было времени сделать осмотр дома. Не успел я начать, как прибежал констебль и сообщил, что мне следует все бросить и явиться в участок. Я закрыл квартиру и оставил постового сторожить ее.

Питт сошел со ступеней крыльца на шумный тротуар. Воздух был теплым и тяжелым от влаги, пахло конским навозом. Он и Иннес шли рядом, Томас – вразвалку, свободно, а сержант – мелким быстрым шагом.

– Я начал опрашивать его соседей, – рассказывал далее Иннес. – Разумеется, никто ничего не видел и не знает.

– Конечно, – сухо согласился Питт. – И полагаю, никто из них не высказал сожаления по поводу его смерти.

Иннес, ухмыльнувшись, искоса взглянул на инспектора.

– Никто даже и не попытался изобразить подобие скорби. Сколько долгов могли бы оказаться списанными сами собой!

– Что, наследников нет? – удивился инспектор.

– Пока никто не объявился. – Лицо Иннеса помрачнело.

Причина перемены его настроения была ясна Томасу. Он и сам не возражал бы, если бы полиция попридержала у себя несколько листков из списка должников ростовщика, добытых во время расследования. Важное свидетельство, это верно, но стоит ли спешить докладывать о нем начальству? Если бы такой список вдруг затерялся, Томас, пожалуй, не стал бы его искать. Слишком ярки были воспоминания о голоде и холоде, гнетущей тревоге, постоянно преследующих бедняка и знакомых Питту с детства. Он знал, что такое долги, и не пожелал бы никому иметь их.

Они с Иннесом шли, минуя торговок платьем, хлебом, овощами и прочим товаром. Продавцы фруктов и овощей катили перед собой тележки, поближе к тротуару, и на все лады громко расхваливали свой товар. Торговцы вразнос, устроившись по углам, предлагали спички, шнурки, заводные игрушки и прочую мелочь. Кто-то вовсю расхваливал мятную воду, его торговля шла бойко. Торговцы газетами нараспев сообщали последние скандальные новости.

Помещение морга было мрачным. Как только полицейские открыли дверь, в нос им ударил запах карболки. Смотритель сразу же узнал Иннеса, но на Питта посмотрел с недоверием.

Сержант представил инспектора и сообщил цель их прихода.

– Значит, вы хотите взглянуть на Уимса? – сказал смотритель, с гримасой приглаживая рукой волосы, особо аккуратно поправляя светлую прядь. – Неприятное зрелище, – словоохотливо заметил он. – Чертовски неприятное. Пойдемте, джентльмены.

Повернувшись, он повел их в дальний конец здания, в зал с каменным полом и выложенными кафелем стенами, с двумя большими ваннами в конце его. Посередине зала стоял каменный стол со стоками, ведущими к канализационному люку. На стенах горели газовые рожки, в центре зала с потолка свешивалась одинокая лампа. На столе под простыней, судя по очертаниям, лежало тело.

Иннес поежился, изо всех сил стараясь, чтобы лицо не выдавало его.

– Вот и он, – весело сказал разговорчивый смотритель. – Покойный мистер Уильям Уимс. Один из тех, о ком меньше всего будут сожалеть обитатели Кларкенуэлла. – Он фыркнул. – Простите, джентльмены, ежели я сболтнул лишнего. Негоже говорить плохо об усопших, даже недостойно, да уж. – Он снова фыркнул.

Присутствие смерти, мокрый каменный стол, запах карболки и тошнотворно-приторный запах крови начинали беспокоить Питта. Он хотел как можно скорее покончить с неприятной процедурой осмотра тела.

Он, не дожидаясь, сам быстро откинул край простыни и взглянул на останки Уильяма Уимса. Это было тело крупного мужчины, уже ставшее несколько дряблым после того, как прошло окоченение мускулов, втянулся живот и ослабели мышцы ног. Но в жизни, подумал Питт, покойник, видимо, имел вполне внушительный вид.

Причина смерти предстала его взору во всей своей отвратительной достоверности. Левая часть головы была снесена выстрелом с близкого расстояния – видимо, из крупнокалиберного огнестрельного оружия, заряжавшегося, скорее всего, с дула пулями или даже металлическими осколками. Трудно было определить, как выглядел погибший, ибо с левой стороны головы не осталось ни уха, ни щеки, ни левого глаза, даже пробора в волосах. Питт не раз бывал свидетелем того, как полицейские падали в обморок от подобных зрелищ. Теперь же он и сам почувствовал, как конвульсивно среагировал его желудок. Рядом с ним шумно втянул в себя воздух сержант Иннес. Томас тут же принялся успокаивать себя тем, что смерть наступила мгновенно и на столе теперь лежит не человек, а лишь глина, из которой он слеплен, не более, – никаких страданий, никакого страха.

Он перевел взгляд на правую сторону лица, оставшуюся нетронутой. Теперь можно было представить, какими были большой широкий нос, крупный рот, зеленоватого цвета глаза под тяжелыми веками, ибо правый глаз, казалось, все еще смотрит, и в этом было что-то нечеловеческое. Неприятное лицо. Питт сознавал, что осуждать покойников несправедливо, какой бы ни была их смерть, и все же ему стало не по себе от того, что он испытывает так мало жалости к погибшему.

– Видимо, убит из ружья, – мрачно заметил Иннес. – Одного из тех старинных ружей, которые заряжаются с дула любой дрянью, даже картечью. Отвратительная работа.

Питт повернулся и посмотрел на него.

– Как я понимаю, орудие убийства не найдено?

– Нет, сэр. Во всяком случае, я так полагаю. На стене у него, правда, висит старое ружье. Может, кто-то воспользовался им, а затем снова повесил на место.

– Что означает, что убийца пришел без оружия, – раздумывая, произнес инспектор. – Что сказал врач?

– Совсем немного. Смерть наступила вчера вечером, между восьмью и двенадцатью ночи, и была мгновенной. С таким ранением долго не протянешь. Стреляли с близкого расстояния, судя по размерам комнаты.

– И, конечно, никто ничего не слышал? – с иронией спросил Питт.

– Ни единая душа, – чуть улыбнулся Иннес. – Не думаю, что соседи в чем-то нам помогут. Его не очень-то любили.

– Я еще не знал ростовщика, которого любили бы, – заметил Томас и бросил последний взгляд на бледные черты мертвеца; смотритель снова накрыл тело простыней. – Очевидно, будет вскрытие?

– Да, только не понимаю, что оно даст. – Иннес поморщился. – И без того ясно, отчего он помер.

– Кто нашел его? – спросил Питт.

– Человек, служивший у него посыльным и кем-то вроде клерка. – Иннес брезгливо сморщил нос от запаха в мертвецкой. – Если вам здесь больше ничего не надо, сэр, мы могли бы поехать на Сайрус-стрит, как вы считаете?

– Разумеется. – Томас с облегчением отошел от мокрого стола, подальше от запахов карболки и смерти.

Они поблагодарили смотрителя и поспешили поскорее выйти на свет и летнее тепло улицы, в ее грязь, шум и толчею на тротуарах, к запахам конского навоза и к бьющей через край жизни большого города. Питт продолжал расспросы.

– У него не было экономки?

– Приходящая служанка, она убирала и готовила ему пищу. – Иннес четким шагом шел рядом. – Правда, готовила только завтрак. Увидев свет в его комнате, она решила, что хозяин рано встал, поэтому спокойно приготовила завтрак и оставила, как всегда, в кухне на столе, не потревожив хозяина. Просто крикнула, что завтрак готов, и стала ждать от него ответа. Очевидно, процентщик не был особенно разговорчив, поэтому его молчание ничуть не удивило ее. – Иннес поглубже сунул руки в карманы и, чтобы обойти кучу мусора на тротуаре, сделал шаг в сторону. Погожий солнечный денек становился жарким. Сержант, прищурившись, окинул взглядом небосклон. – Ее чуть не хватил удар, когда мы сказали ей, что она готовила завтрак мертвецу. Пришлось отпаивать ее джином; понадобилось целых две порции, пока она пришла в себя.

Питт не мог сдержать улыбку.

– Она смогла рассказать вам что-либо интересное о своем хозяине?

– Тут особой любви не было, но они не спорили и не ругались, насколько нам удалось выяснить. Да она и не сказала бы нам, если бы между ними были размолвки.

– Приходил ли к нему кто-либо, представляющий для нас интерес? – Питт осторожно обошел грузную даму с двумя детишками.

– Кто знает, – ответил Иннес. – Никому не хочется, чтобы его видели у ростовщика. К нему заходили с черного хода и так же уходили. Его контора вела свои дела под покровом глухой тайны. Такая уж особенность этой профессии.

Питт нахмурился.

– Это точно. Он отпугнул бо́льшую часть клиентов, если бы вел дела в открытую. Именно поэтому, мне кажется, у него было какое-то прикрытие, некая протекция. – Полицейские остановились у края тротуара, поджидая, когда можно будет перейти улицу. – Во всяком случае, большинство его клиентов – люди несчастные, – продолжал Томас, когда они перешли улицу. – Возможно, даже отчаявшиеся. Кого же он принимал так поздно вечером?

Иннесу ответ был ясен.

– Того, кому он доверял и кого не боялся. А почему? Потому что был под надежной защитой. – Сержант хмыкнул. – Или знал, что посетитель не представляет угрозы. Конечно, он ждал того, кого знал и кто чем-то рассердил его. Все это кажется весьма интересным, если призадуматься.

Питт хотел было согласиться, но в памяти вдруг возник привлекательный образ лорда Байэма. Неужели Уильям Уимс поджидал именно его светлость, важную персону из Казначейства, не ведая, что тот убьет его за мизерную сумму в двадцать фунтов? Едва ли. Если бы лорд Байэм захотел это сделать, то сделал бы не сейчас, а еще два года назад.

– Да, интересно, – вслух согласился инспектор. – А как насчет клерка, он же посыльный? Что это за человек?

– Самый обыкновенный, – с сомнением покачал головой Иннес. – Седой маленький человечек, торопливо шныряющий из одной подворотни в другую, озабоченно бегущий куда-то по краю тротуара; таких полно на улицах Кларкенуэлла, их видишь, но не запоминаешь. Встретив снова, никогда не вспомнишь, что уже видел его однажды. Зовут его Миллер. Кличка у него почему-то Враль – должно быть, потому, что малый труслив, вот и врет. – Он скорчил гримасу. – Смахивает скорее на хитреца, не лезущего в драку, коли не уверен, что победа будет за ним.

– Что ж, по описанию он похож по меньшей мере на полмиллиона седых маленьких человечков, которыми может похвастаться Лондон, – заметил без всякого энтузиазма Питт, минуя женщин, о чем-то спорящих над корзиной с рыбой.

Проехала телега пивовара с бочкой пива, запряженная парой великолепных лошадей, крутые холки которых лоснились в лучах солнца, игравшего и на ладной сбруе. Возница в красивой новой униформе был преисполнен гордости и достоинства. Торговец фруктами и зеленью в полосатом фартуке без передышки нахваливал свой товар.

Питт и Иннес свернули налево на Комптон-стрит, которая выходила прямо на Сайрус-стрит. Вскоре сержант остановился и обменялся парой слов с констеблем, застывшим перед ним навытяжку на тротуаре. Тот словно окаменел, глядя прямо перед собой; мундир его был безукоризненно аккуратен и застегнут на все пуговицы, которые были начищены так, что слепили глаза; шлем сидел на голове так, будто сросся с ней.

Иннес познакомил его с Питтом.

– Да, сэр, – чеканя слова, докладывал констебль. – Никто не спрашивал мистера Уимса. Да и не спросят, осмелюсь сказать. Все делают вид, будто никогда и не знали такого.

– В этом нет ничего удивительного, – сухо пояснил Питт. – Жертвы убийств мало популярны, разве только у тех, кто жаждет удостоиться сомнительной известности. Но здешнему обывателю ни к чему привлекать к себе внимание, особенно если он знал убитого. Даже друзья едва ли захотят признаться, что близко знали его; враги же просто постараются не попадаться на глаза полиции. Как вы знаете, слухи распространяются быстро. Не лучше ли нам войти и оглядеть место преступления? – закончил он.

– Вы правы, сэр, так будет лучше, – охотно согласился Иннес, повернулся и вошел в дом. Инспектор и констебль последовали за ним.

Они оказались в помещении обычной аптеки. Получилось, будто они заглянули сюда, чтобы купить что-нибудь от головной боли. Минуя шкафы и полки со склянками, полицейские уперлись еще в одну дверь, массивную и прочную, что было необычно для обыкновенной городской аптеки. Дверь оказалась не заперта и открылась от легкого толчка – похоже, дверные петли были хорошо смазаны. Оказавшись в коридоре, покрытом ковровой дорожкой, Питт невольно оглянулся назад и увидел на двери прочные засовы, закрывавшие ее изнутри. Такую дверь не возьмешь приступом, да еще и в одиночку. Уильям Уимс хорошо побеспокоился о своей безопасности. Кого же в таком случае он спокойно впустил к себе, когда был совсем один? Должно быть, он полностью доверял своему гостю.

Контора Уимса находилась на верхнем этаже в конце коридора. Из окна была хорошо видна Сайрус-стрит. Комната оказалась небольшой, футов десять на двенадцать; в ней стояли большой дубовый стол с множеством ящиков, удобное кресло, три застекленных шкафа и один встроенный стенной, а также единственный стул для посетителей. Вторая дверь вела в кухню и жилые комнаты.

Уимс, должно быть, сидел в кресле, когда в него выстрелили. Повсюду виднелись следы крови. Стоял жаркий день, и в комнату успела залететь пара больших мух.

Стены украшали несколько гравюр со спортивными сценами – возможно, ценных, а возможно, ничего не стоящих; очень красивая, до блеска начищенная старинная медная грелка и такая же старинная аркебуза[3]3
  Аркебуза – старинное фитильное ружье, заряжаемое с дула; пищаль.


[Закрыть], о которой уже упоминал сержант Иннес, – великолепное творение безымянного оружейника, с тонким резным прикладом и до блеска отполированным стволом. Питт протянул руку и осторожно снял аркебузу со стены. В руке у него предусмотрительно был зажат носовой платок, чтобы не стереть отпечатки пальцев, если они там есть, или, возможно, ворсинки с одежды, следы крови и другое, что может стать уликой. Осторожно вертя в руках ружье и так и эдак, он осмотрел его со всех сторон, заглянул в дуло и даже понюхал. Ружье пахло маслом. Наконец Томас, опустив его дулом в пол, положил палец на скобу и даже прицелился.

– Ударник замка[4]4
  Здесь и далее: ошибка автора. В аркебузном замке не могло быть ударника; в лучшем случае его механизм был ударно-кремневым.


[Закрыть] спилен, – наконец сказал он. – Вы это знали?

– Нет, сэр. Мы не трогали ружья, – искренне удивился Иннес. – Значит, убили не из него.

Питт снова внимательно осмотрел курок. Он не блестел, как остальные металлические части аркебузы, и вместе с тем на нем не было свежих следов напильника или рашпиля. Наоборот, место, где был ударник, покрыла темная патина времени.

– Практически исключено, – с сомнением покачал головой инспектор. – Теперь это не оружие, а предмет искусства. – Томас повесил аркебузу на место.

На полке под ружьем стояли в ряд небольшие ящички, три из которых были одинаковые, металлические, а еще три – разные: один из мыльного камня, другой из эбонита, а третий – из какой-то породы дерева. Питт открыл их один за другим. Первые три оказались пустыми, в четвертом он разглядел две сиротливо лежавшие дробинки, а в остальных двух – следы пороха.

– Интересно было бы заглянуть в них, когда они не были пусты, – задумчиво произнес инспектор. – Хотя без ружья это все равно ничего нам не дало бы.

Он опустил глаза на пол – и впервые заметил ковер в красивых, слегка приглушенных тонах. Быстро присев на корточки, Питт отогнул угол ковра и увидел с оборотной стороны множество узелков. Он не ошибся, ковер был ручной работы.

– Что-то обнаружили, сэр? – сержант с любопытством посмотрел на инспектора.

– Возможно, только то, что убитый тратил уйму денег на дорогие ковры, – ответил Питт, разгибаясь. – Если только он не брал их в счет погашения долгов.

У Иннеса брови поползли вверх.

– Что, прямо здесь? Но у тех, кто берет деньги в долг у таких ростовщиков, как Уимс, нет ковров, которые чего-то стоили бы.

– Это верно, – согласился Томас, вставая. – Но среди его клиентов могли быть люди иного сорта – скажем, джентльмены, которые из страсти к карточной игре попадали в безвыходное положение. А у Уимса явно была страсть к коврам.

– Значит, процентщик мог бывать в домах у джентльменов? – справедливо усомнился Иннес. – Не представляю джентльмена, приглашающего в свой дом типа, подобного Уимсу, а вы, сэр?

Питт улыбнулся.

– И я не представляю. Но, думаю, вам следует знать, что власти потому и заинтересовались этим делом, что наш мистер Уимс, помимо прочего, также занимался шантажом. Он сумел завязать нужные ему связи в высших кругах благодаря родственнику, работавшему слугой в одном доме.

– Вот как. – В умных глазах Иннеса появились искорки интереса, а на тонком живом лице заиграла улыбка удовлетворения. – Я, признаться, догадывался, но думал, что вам не захочется посвящать меня в это. Обычно у нас не отбирают такие дела. Кого интересует убийство какого-то ростовщика? А вот шантаж – это уже другой вопрос. Вы полагаете, его убил кто-то, кого он шантажировал?

– Надеюсь, что нет. Иначе нам придется нелегко, – с неожиданной горячностью ответил Томас. – Но исключать этого тоже нельзя.

– И вы, конечно, не можете сказать мне, кто это?

– Не могу, если только обстоятельства не вынудят меня сделать это.

– Я так и думал. – Иннес был вполне готов к такому повороту, и в словах его не было ни тени упрека. Он понял, что Питт сказал ему все, что мог, и даже, возможно, больше. Он оценил это. – Что бы там ни было, ясно одно, – раздумывая вслух, произнес Иннес. – Его посетил человек, которого он нисколько не опасался, но до смерти боялся того, кто стоял за ним, – более сильного и важного.

Инспектор улыбнулся.

– Да, вы правы. И тот, кто стоял за ним, был чертовски напуган, – с недоброй усмешкой закончил он.

Иннес бросил на него взгляд, полный искреннего удивления.

– Что-то мне подсказывает, сэр, что его нам не поймать. Я ненавижу шантажистов не менее, чем ростовщиков. И те и другие – подонки.

Питт молча согласился.

– Где вы нашли убитого?

– Он сидел в своем кресле за письменным столом, так, словно только что беседовал с кем-то или получал деньги от должника. То, что случилось, видимо, стало для него неожиданностью. Все здесь осталось нетронутым и на своих местах, даже стул не опрокинут…

Томас какое-то время смотрел на сцену убийства, пытаясь представить себе крупного, самодовольного Уимса в кресле, глядящего на посетителя, который стоял там, где сейчас стоит он, инспектор Питт. Почти несомненно, тот, кто пришел сюда, имел намерение убить Уимса. Едва ли у кого-либо из них двоих было оружие, тем более с собой. Встреча поначалу была вполне мирной, но потом все изменилось; возможно, произошла ссора или гость был доведен до того предела негодования, когда уже не смог притворяться. Он схватил заранее припрятанное ружье и выстрелил. Только вот где оно могло быть спрятано – достаточного калибра и мощности, чтобы нанести столь обширное ранение?

Питт окинул взглядом комнату. Все ящики стола и шкафы были закрыты, все вещи на своих местах, ничто не сдвинуто и не сломано.

Словно читая его мысли, сержант Иннес покачал головой.

– Если здесь до нас был обыск, то произвели его довольно аккуратно, – заметил он с сомнением.

– А вы сами всё осмотрели? – справился Питт.

– Нет еще. Прежде всего мы занялись поисками свидетелей. Надеялись узнать, видел ли кто, как сюда, возможно, кто-то заходил или же выходил. Но если они и видели что-либо, то ничего нам не сказали.

– А как посыльный… этот, как его там, Миллер?

– Ничего не знает, но я еще раз его допрошу.

– Да, попытайтесь; может, хотя бы так нам удастся что-нибудь узнать. А пока давайте всё осмотрим. Бумаги Уимса могут представлять интерес не тем, что в них содержится, а тем, чего в них нет.

– Думаете, убийца унес какие-нибудь записки, касающиеся его лично? – с интересом спросил Иннес.

– Вполне возможно, – подтвердил его догадку Питт, выдвигая первый ящик.

Сержант начал со шкафа, оказавшегося к нему поближе, и в течение часа они методично осматривали всё, включая бумаги. Иннесу попался общий реестр с именами и адресами клиентов – жителей этого квартала. Учет велся скрупулезно, до последнего фартинга, с точным указанием дат и сумм погашения, подводился общий баланс, и указывалась окончательная дата полного погашения долга, а также сумма возрастающих процентов.

Были среди бумаг и личные счета Уимса, траты на покупки и суммы вложений, которые были довольно значительными.

Повезло, однако, именно Питту: в его руки попал другой список, где против имен стояли суммы более внушительные и не было никаких дат поступлений или выдачи. Зато адреса были отнюдь не местные – они относились к таким районам Лондона, как Мэйфер, Белгравия и Гайд-парк. Глаза Томаса быстро пробежали по именам, но среди них не оказалось Шолто Байэма. Список был короткий, слишком короткий, чтобы из него могло выпасть хотя бы одно имя.