Текст книги "Палач из Гайд-парка"

Шарлотта знала, что это правда и почему сестра сказала такое. Возможно, будь Эмили на месте матери, она тоже сделала бы ставку на короткий и незабываемый миг счастья, хорошо зная его горькую цену.

– Я знаю, – тихо промолвила Шарлотта. – Бабушка никогда не даст маме забыть этого, даже если другие будут более снисходительны.

Эмили задумчиво обвела взглядом комнату, и Шарлотта словно прочла ее мысли.

– О, нет! – решительно воскликнула она. – У нас и без того тесно.

– Да, – неохотно согласилась Эмили, а потом, улыбнувшись, спросила: – Ты о ком подумала – о маме или о бабушке?

– Конечно, о бабушке, – ответила Шарлотта. – Мама, разумеется, захочет остаться на Кейтер-стрит. Это ее дом. Только вот не знаю, что для нее будет хуже – жизнь с бабушкой и ее вечные упреки и жалобы или полное одиночество, когда не с кем словом перекинуться. Ждать каждый день, что кто-то навестит тебя, или самой однажды отважиться на это и получить вежливый отказ у дверей – господ, мол, нет дома, хотя ты видела, что их экипажи стоят во дворе, и прекрасно знаешь, что они дома. А они знают, что ты это знаешь.

– Перестань, – поморщилась Эмили и вздрогнула, словно испугалась. – Я не состоянии даже представить такое. Нам надо что-то предпринять. – Она посмотрела на Шарлотту. – Ты не пыталась поговорить с ним? Если он ее любит, то должен понять, что ее ждет. Или он круглый болван?

– Он актер, – отрешенно пожала плечами Шарлотта. – Это другой мир. Он может и не понять…

– Но ты пыталась ему объяснить? – настаивала Эмили. – Ради блага нашей матери, Шарлотта.

– Нет, не пыталась. Мать никогда не простила бы мне этого. Одно дело высказать всё ей, и совсем другое – говорить об этом с ним. Мы не имеем права вмешиваться.

– Имеем! – горячо возразила Эмили. – Ради нее самой. Кто-то же должен позаботиться о ней.

– Эмили, ты понимаешь, что говоришь? – строго спросила Шарлотта. – Что бы ты сказала, если бы кто-то, считая, что делает все ради твоего блага, грубо вмешался и не позволил бы тебе выйти замуж за Джека?

– Это совсем другое дело, – недобро сверкнула глазами Эмили. – Джек женился на мне. А Джошуа Филдинг не женится на нашей маме.

– Да, Джек женился на тебе, милая Эмили. Но мама вполне могла подумать, что он сделал это ради твоих немалых денег.

– Это неправда! – возмутилась Эмили, вспыхнув.

– Я никогда так не думала, – быстро успокоила ее Шарлотта. – Я считаю Джека милым и честным человеком. Но если бы мама думала иначе, имела ли она право вмешиваться, утверждая, что делает это ради твоего блага?

– А-а… – Эмили застыла на месте. – Видишь ли…

– Вот именно, – ответила Шарлотта и проследовала в другую спальню.

– Нет, это совсем другое, – повторила младшая сестра, следуя за ней. – У этого романа не может быть счастливого конца.

– Все равно у нас нет права говорить на эту тему с Джошуа, – стояла на своем Шарлотта. – Мы можем говорить только с мамой. Возможно, она прислушается к тебе. Мои слова она просто пропускает мимо ушей. – Они остановились в дверях еще одной спальни. – Эту комнату я сделаю в желтом цвете. Это приятный теплый цвет. Здесь будут играть дети – зимой или в плохую погоду. Ты как считаешь?

– Да, желтый здесь подойдет, – согласилась Эмили. – Попробуй добавить в желтую краску немного зелени, чтобы не было банально желто. – Она осмотрелась. – Камин требует основательного ремонта. Лучше, если ты заменишь его новым. Облицовка просто ужасна.

– Я тебе уже говорила, что собираюсь перенести сюда камин из гостиной.

– Да, да, говорила.

– Ты разузнаешь о капитане Уинтропе?

– Конечно. – Эмили улыбнулась. – Возможно, мы чем-нибудь сможем помочь, – сказала она с оптимизмом. – Я соскучилась по впечатлениям. Бог знает, сколько мы уже не занимались чем-то серьезным.

После полудня Питт почувствовал, что более не может пребывать в пассивном ожидании. Сняв шляпу с изящной вешалки у двери, он одернул пиджак, отчего тот отнюдь не стал сидеть на нем лучше, и, вытащив из карманов кое-что лишнее – в частности, моток бечевки, которая явно ему не понадобится, палочку сургуча и длинный карандаш, – вышел из кабинета и спустился в вестибюль.

– Я наведаюсь к вдове, – сказал он дежурному. – Дайте мне ее адрес.

Сержанту не понадобилось уточнять, о какой вдове идет речь. Полицейский участок с самого утра гудел, как растревоженный улей.

– Керзон-стрит, дом двадцать четыре, сэр, – немедленно доложил он. – Бедная леди. Не завидую сержанту, который принес ей эту весть. Смерть – это всегда несчастье, а такая – вдвойне.

Суперинтенданту осталось лишь согласиться со здравым замечанием дежурного, и в душе он, к стыду своему, поблагодарил судьбу, что на сей раз не ему досталось быть вестником несчастья. В этом было преимущество его нового назначения. Теперь эта печальная обязанность легла на Телмана. Томас поежился, вспомнив худое вытянутое лицо инспектора, который менее всего был годен для этой деликатной миссии. Он слишком походил на гробовщика, даже когда был в самом лучшем расположении духа. Лучше было бы ему самому это сделать, подумал Питт.

Выйдя на Боу-стрит, Томас направился в сторону Друри-лейн, где решил взять кэб. Что бы он ни думал о Телмане, он не должен мешать ему исполнять свои обязанности, – если, конечно, тот не проявит полную некомпетентность. Питт почему-то ускорил шаги.

На Друри-лейн он нанял кэб и дал кэбмену адрес Уинтропов. Суперинтендант не был уверен, что ему удастся добавить что-либо новое к тому, что уже сообщил им Телман, но он надеялся на собственные впечатления и интуицию. Иногда личные наблюдения дают больше, чем самые подробные доклады подчиненных, подсказывал ему внутренний голос, советуя не ограничиваться лишь очевидным.

Новых сообщений не поступало, что не удивило его. Телман попридержит все до тех пор, пока дальнейшее молчание будет уже граничить с неподчинением. Питт вынужден был признаться себе, что и сам докладывал начальству лишь тогда, когда считал, что дальше откладывать уже невозможно. Его всегда раздражало, когда кто-то, безвылазно сидевший в кабинете, пытался учить его, как вести расследование, не видя лиц людей, на которых обрушился злой удар судьбы, и не зная их эмоционального состояния. Поэтому, хотя его сердило молчание Телмана, Томас прощал ему это. Сам был таким когда-то.

Сейчас же Питт собирался сделать то, чего никогда не делал его предшественник Драммонд. Он ехал к вдове убитого в первый же день несчастья. Это была деликатная миссия, поэтому Томас предпочел взять ее на себя, а не поручать Телману или другому офицеру полиции. Он умел беседовать с представителями знати, угадывал их чувства, умело предостерегал от попыток уйти от ответа или солгать, выуживал крупицы истины, скрываемые многословием, отговорками, предрассудками и уязвленной гордостью. Шарлотта во многом помогала ему, Томас не мог не признаться себе в этом, но не спешил делиться с кем-либо своим маленьким секретом.

Кэб остановился, Питт вышел, расплатился и, сняв шляпу, поднялся на крыльцо дома номер 24 по Керзон-стрит. У двери дернул за бронзовое кольцо звонка.

Прошло несколько минут, прежде чем дверь открыл бледнолицый дворецкий и бесстрастно посмотрел на полицейского.

– Добрый день, – поздоровался Питт. – Суперинтендант Томас Питт из полицейского участка на Боу-стрит. Я хотел бы поговорить с миссис Уинтроп. – Он вынул визитную карточку и положил ее на серебряный поднос в руках дворецкого. – Я понимаю, что мой визит в столь печальный момент потревожит госпожу, но она может оказать нам неоценимую услугу в поисках виновного этой трагедии. В этих случаях очень важно не потерять время.

– Да, сэр, – неохотно согласился дворецкий, окинув взглядом растрепанную шевелюру Питта и его безукоризненно начищенные франтоватые ботинки. Не будь он столь потрясен случившимся с его хозяином, то, очевидно, держался бы с Питтом построже. Но сегодня бедняга был выбит из колеи. – Если вы пройдете в библиотеку, сэр, я справлюсь, сможет ли госпожа принять вас. Сюда, пожалуйста, сэр.

Питт проследовал за ним по красивому мраморному полу холла в библиотеку с дубовыми панелями по одной стене и книжными шкафами по другой. Стена, выходившая в сад, была свободной. Окна до половины закрывали кусты цветущих роз. Питт невольно вспомнил новый дом, в котором уже души не чаяла Шарлотта, его нынешний вид и радостные мечты жены о том, каким он вскоре будет. Вернувшись к действительности, он окинул взглядом ряды нечитаных книг и ковер на полу, столь яркий, словно на него не ступала нога человека. Письменный стол в углу тоже был девственно чист – ни единой пылинки или следов того, что за ним кто-то работал.

Что за человек был этот капитан Уинтроп? Разглядывая комнату, Питт пытался найти в ней хотя бы какой-нибудь отпечаток личности хозяина. Ничего. Но это была все же мужская комната, отделанная в темно-зеленых и густых бордовых тонах с морскими пейзажами на стенах, кожаной мягкой мебелью, большим резным камином и бронзовыми львами на каминной доске с одной стороны и двумя гончими – с другой. На небольшом столике стоял тяжелый графин, на четверть наполненный виски. Питт явственно ощущал, что эта комната приготовлена для мужчины, но не выбрана им самим, согласно собственному вкусу.

Дверь отворилась, и в комнату вошел дворецкий.

– Миссис Уинтроп примет вас, сэр, если вы соизволите пройти в гостиную.

Томас покидал библиотеку с чувством незавершенности своих наблюдений. Он снова проследовал за дворецким через холл в дальний конец дома, в гостиную, длинную комнату окнами на лужайку и розарий. Успел лишь заметить безукоризненные пропорции гостиной, которую немного портили вычурные гардины на окнах и тяжелый камин из белого с серым мрамора.

Вильгельмина Уинтроп была в черном, как и положено неутешной вдове, но почему-то именно этим она несколько напугала Питта, пока он наконец не понял почему.

Она казалась хрупкой, излишне худой женщиной. Ее светлые волосы, собранные в высокую прическу, делали ее шею еще более тонкой. Черное, отделанное кружевным рюшем платье тяжелыми складками ниспадало со стула, на котором она сидела; высокий рюш ворота доходил ей до подбородка, рукава с длинными кружевными манжетами скрывали кисти рук. Это был самый мрачный траурный наряд, который Питт когда-либо видел, и в нем миссис Уинтроп казалась совсем беззащитной. Сначала он решил, что она гораздо моложе, чем он, и ей не более тридцати, но, увидев ее поближе и заметив скорбные линии у рта и морщинки вокруг глаз, понял, что ей около тридцати пяти.

За спинкой ее стула стоял мужчина среднего роста, атлетического сложения, с густыми вьющимися каштановыми волосами, орлиным носом и глубоким южным загаром, какой бывает у людей, живущих в краях, где царит вечное лето.

– Добрый день, миссис Уинтроп, – почтительно сказал Питт. – Позвольте выразить вам мое глубокое соболезнование.

– Благодарю вас, мистер Питт. – Голос у нее был приятный, дикция чистая, однако улыбка была лишь данью вежливости.

Мужчина, стоявший за нею, нахмурился.

– Вас привела сюда причина более серьезная, чем соболезнования, суперинтендант. Я думаю, вы поймете нас, если мы попросим сделать ваш визит как можно более кратким. Моя сестра менее всего способна сегодня принимать кого-либо, сколь бы важными и неотложными эти визиты ни были.

– Барт, пожалуйста, не надо. – Миссис Уинтроп протянула ему руку. – Это мой брат, мистер Питт. Бартоломью Митчелл. Он приехал, чтобы быть рядом со мной в это… страшное время испытаний. Простите его за резковатую манеру, но он встревожен моим состоянием. Он не хотел быть невежливым.

– Разумеется, мэм, я ни в коем случае не стану злоупотреблять вашим временем, – заверил ее Питт.

Он знал, как трудно будет после визита Телмана сделать свой разговор с вдовой приятным и легким, тем более что ничего нового он сообщить не мог, а вынужден был лишь задавать вопросы. А они неизбежно будут мучительны для нее, желающей лишь одного – чтобы ее оставили в покое, наедине с ее горем. Ей предстояло привыкнуть к мысли о смерти мужа. К новой страшной реальности, где ее ждет одинокая жизнь без защиты и поддержки.

– У вас есть для нас какие-либо новости? – справился Барт.

– Нет, пожалуй, что нет, – ответил Питт, не двигаясь с места. Он все еще стоял. – Инспектор Телман опрашивает всех, кто был в парке и, возможно, что-то видел. Разумеется, он также собирает улики.

Мина Уинтроп судорожно сглотнула слюну, словно что-то попало ей в горло.

– Улики? – растерянно переспросила она. – Что вы хотите сказать?

– Тебе не следует это знать, дорогая, – быстро вмешался мистер Митчелл. – Чем меньше ты будешь знать подробностей, тем лучше.

– Я не ребенок, Барт, – запротестовала его сестра, но он положил ей руки на плечи и удержал от дальнейших слов. Заботливо склонившись над ней, посмотрел на суперинтенданта. В его взгляде была решимость.

– Конечно, Мина, ты не ребенок, но ты женщина, убитая горем, и я хочу защитить тебя от ненужных страданий. Это мой долг. – Последние слова были явно обращены к Питту. Ярко-синие глаза Барта с вызовом глядели на него.

Мина выпрямилась и неожиданно вскинула подбородок.

– Что мы можем сделать для вас, мистер Питт? Если я чем-то могу помочь вам в поисках убийцы мужа, я готова сделать все, что в моих силах.

– Что ты можешь знать о его смерти? – возразил ей Барт, покачав головой. – Ты уже сказала инспектору Телману, в котором часу в последний раз видела Оукли. – Он снова недобро посмотрел на Питта. – Это было вчера поздно вечером, после ужина. Он тогда сказал, что собирается пройтись перед сном. С прогулки он не вернулся.

Питт словно не слышал его.

– Когда вас стало тревожить его отсутствие, миссис Уинтроп?

Она испуганно посмотрела на него.

– Утром я спустилась в столовую к завтраку. Оукли обычно вставал рано, раньше меня. Но я увидела, что его прибор нетронут, и поняла, что муж не завтракал. – Миссис Уинтроп нервно облизнула губы. – Я справилась у Банторна, нашего дворецкого, не заболел ли хозяин, но он ответил, что еще не видел его. Разумеется, я послала его узнать, что с мужем. Вернувшись, дворецкий сказал, что капитан Уинтроп не ночевал дома. Его постель была нетронутой. – Она остановилась и страшно побледнела.

Рука Барта еще сильнее сжала ее плечо.

Питт мог бы задать банальный вопрос, почему они с мужем спят в разных комнатах, но это было бы излишним. Теперь многие супружеские пары, которые могли себе это позволить, предпочитали раздельные спальни с сообщающейся дверью. Лично Томасу это никогда не нравилось. Он не любил больших пространств и предпочитал уютную близость с любимым человеком. Но не все так счастливы в браке, как он, подумал Питт. Делить интимность сна, оберегать его хрупкий покой, видимо, нелегко в одной постели с нелюбимым человеком. Ему это бы показалось изощренной формой пытки, губительной для лучших чувств обеих сторон. Тому, кто привык свободно следовать лишь своим желаниям – открыть или закрыть окно, опустить или поднять штору, удобно для себя разделить одеяло, – необходимость считаться с другой стороной означала бы досадное ограничение личной свободы.

– Случалось ли это прежде? – продолжил Питт.

– Нет, насколько я помню. То есть я хочу сказать… – Миссис Уинтроп с испугом посмотрела на суперинтенданта. – Муж всегда предупреждал, когда уходил. Он был очень аккуратен и всегда сообщал, где его можно найти. Он был точен – должно быть, это морская выучка. – Ее глаза расширились. – Я полагаю, командование судном требует от человека дисциплины и порядка. Что было бы, если бы каждый уходил и приходил, когда ему вздумается…

– Вы правы, мэм, хотя я плохо разбираюсь в порядках на флоте, – вежливо ответил Питт. – Как я понимаю, он был пунктуален и организован.

– Да, – поспешил подтвердить Барт, чьи губы сжались в узкую линию. – Да, он любил порядок.

– Прошу вас, поймите нас правильно, – вмешалась Мина, снова посмотрев на Питта. У нее были красивые голубые глаза и длинные темные ресницы. – Муж обладал чувством юмора. Мне не хотелось бы, чтобы у вас создалось впечатление о нем как о каком-то солдафоне.

Такая мысль не приходила Питту в голову, но неожиданная попытка Мины защитить мужа навела его на некоторые размышления.

– У него были друзья среди соседей, он бывал у кого-нибудь из них? – Питт задал этот вопрос совсем не потому, почему, возможно, задавал его вдове инспектор Телман. Ему просто хотелось получше понять характер Уинтропа. Был ли он общительным человеком или замкнутым? Кого считал достойным своей дружбы?

Мина посмотрела на брата, а потом снова на суперинтенданта.

– Нам об этом ничего не известно, – поспешил ответить Барт. – Оукли был морским офицером и большую часть своего времени проводил на корабле. Когда он сходил на берег, то предпочитал свой дом и общество жены. Во всяком случае, так нам казалось. Если он навещал своих знакомых по вечерам, моей сестре об этом ничего не известно.

– Он сказал, что полезно прогуляться перед сном для здоровья, – повторила Мина и снова обеспокоенно посмотрела на Питта. – Он с удовольствием поужинал, а потом, боюсь, забрел дальше, чем намеревался, и неожиданно оказался в парке, где кто-то мог его остановить… – Она прикусила губу. – Не знаю кто; возможно, это был маньяк…

– Вполне возможно, – согласился Питт, хотя давно пришел к заключению, что все не так просто и за предположениями миссис Уинтроп прячется страх, боль утраты, боязнь чего-то… и другие, более сложные чувства, которые ему пока трудно было понять или определить. – Полагаю, инспектор Телман спрашивал у вас, не было ли у вашего мужа ссоры с кем-нибудь, не питал ли кто к нему вражды или неприязни?

– Да, да, он спрашивал нас об этом. – Голос у Мины стал хриплым от волнения, она побледнела еще сильнее. – Это ужасный вопрос. Я буквально заболеваю от мысли, что кто-то из знавших его мог совершить такое…

– Суперинтендант, вы чрезмерно расстраиваете мою сестру. – Голос Барта был резок. – Если бы мы знали такого человека, то немедленно сообщили бы вам. Мы более ничего не можем добавить к тому, что уже сказали. Как видите, мы были вежливы и терпеливы и помогали вам, как могли. Я бы…

Стук в дверь помешал ему закончить фразу. Появившийся дворецкий доложил:

– Миссис Гаррик и мистер Виктор Гаррик, мэм. Мне сказать им, что вы не принимаете?

– О, нет, нет! – воскликнула Мина, в голосе ее было облегчение. – Это ведь Тора, я всегда рада ее видеть. Пожалуйста, Банторн, пригласи их сюда.

– Дорогая, тебе не кажется, что ты устала и тебе надо отдохнуть? – вмешался Барт.

– Отдохнуть? Как могу я отдыхать? – вскричала Мина. – Вчера вечером был убит Оукли… – Голос Мины прервался от волнения. – Его голова… ее отрубили! Меньше всего на свете я хочу оказаться одна в темной спальне, лежать с закрытыми глазами и представлять себе… Нет, я предпочитаю говорить с Торой Гаррик.

– Если ты так хочешь, дорогая. Ты в этом уверена?

– Абсолютно! – настояла Мина. В голосе ее уже звучали истерические нотки.

– Хорошо. Банторн, пригласи их. – Лицо Бартоломью Митчелла сморщилось, словно от боли.

– Хорошо, сэр.

Дворецкий исчез.

Через минуту дверь открылась и в комнату вошла красивая блондинка. За нею следовал юноша лет двадцати с широким загорелым лицом, которое вначале могло показаться вежливо-приветливым. Но вглядевшись, Питт увидел, что оно, помимо доброты, выражало живой интерес ко всему вокруг, известное своеволие и удивительную беззащитность в линиях рта. Казалось, этого человека с одинаковой легкостью можно было обидеть и разгневать – и столь же легко заставить рассмеяться. Интересное лицо. Питт поймал себя на том, что с любопытством изучает его. Однако он заставил себя отвести взгляд, чтобы не показаться назойливым.

Гостья уделила все свое внимание, как и положено, бедной миссис Уинтроп, затем поздоровалась с Бартом Митчеллом и лишь потом перевела взор на суперинтенданта Питта, еще не решив, приветствовать его или встать вместе со всеми в оборону, – все зависело от того, как его представят.

Эту инициативу взял на себя Барт.

– Тора, это суперинтендант мистер Питт из полицейского участка на Боу-стрит. Он ведет расследование. – Он смерил Томаса взглядом, подняв брови. – Так, по крайней мере, я думаю.

– И не ошибаетесь, – ответил Питт, отвесив легкий поклон в сторону Торы. – Рад познакомиться, мэм. – Затем он взглянул на ее сына. – Мое почтение, мистер Гаррик.

Юноша смотрел на него широко открытыми темно-серыми глазами. Он, казалось, все еще находился под сильным впечатлением от происшедшей трагедии, а может, был смущен ситуацией, в которой оказался. Питт решил, что, скорее всего, второе – не так-то просто найти подходящие слова утешения. Внезапная смерть – всегда тайна, а эта еще омрачена особыми обстоятельствами.

– Здравствуйте, сэр, – скованно произнес Виктор и сделал два шага назад, как бы прячась за спину матери.

– Как я рада, что вы зашли. – Мина со слабой улыбкой посмотрела на Тору и ее сына. – Прошу, садитесь. Сегодня жаркий день, не хотите ли выпить чего-нибудь прохладительного? Ведь вы не спешите, надеюсь, и останетесь? – Это была не просто вежливость, а просьба.

– Конечно, дорогая, если ты хочешь, – Тора аккуратно, чтобы не помять, подобрала юбки и изящно присела на кончик мягкого ярко-красного стула. Виктор остался стоять за ее спиной, теперь уже в более непринужденной позе.

– Суперинтендант Питт только что спрашивал нас, не заходил ли Оукли вчера вечером к кому-либо из наших соседей, – пояснила Мина. – Разумеется, мы не смогли ответить ему на этот вопрос.

Тора бросила на Томаса быстрый изучающий взгляд. Это была очень миловидная женщина со свежей кожей, правильными чертами лица, несомненно неглупая и с чувством юмора и, как показалось Питту, с твердым характером.

– Трудно представить, чтобы кто-либо из знавших капитана Уинтропа мог совершить столь чудовищный… поступок, – решительно заявила она. – Это невозможно. Если бы вы хотя бы отдаленно знали его, такая мысль просто не могла бы прийти вам в голову. Это был прекрасный человек…

Мина нервно улыбнулась. Ее рука дрогнула, когда она подняла ее. Казалось, вдова сейчас закроет ею лицо, но она лишь коснулась высокого рюша у горла.

Однако Барт, как показалось Питту, болезненно сморщился и еще сильнее сжал плечо сестры, будто собирался удержать ее, хотя она продолжала сидеть.

Виктор стоял спокойно, и лицо его было непроницаемым.

– Он был морским офицером, – смело вступила в бой Тора, не отрывая взгляда от Питта, и поэтому не заметила, какое впечатление произвели на брата и сестру ее слова. – Вы не можете себе представить, какова жизнь этих людей, суперинтендант. Оукли был похож на моего покойного мужа. – Она распрямила плечи. – Отца Виктора. Муж был в чине лейтенанта и, бесспорно, дослужился бы до капитана, если бы не безвременная смерть. – Лицо ее светилось внутренней уверенностью, что именно так и было бы. – Это очень смелые, сильной воли люди. Нельзя командовать кораблем в критических ситуациях, как это случается на море, не обладая сильным характером и не зная людей рядом с тобой. – Она покачала головой. – Капитан Уинтроп никогда не поддерживал бы отношения с личностями неуравновешенными, способными на убийство, особенно такое зверское. Он, несомненно, стал жертвой маньяка. Только таким может быть ответ на ваш вопрос.

– Я не собирался подозревать кого-либо из знакомых капитана, – заверил ее Питт, кривя душой. – Я подумал, что кто-то мог видеть его до трагедии и подтвердить время и место, где это было.

– А, понимаю, – согласилась Тора и вдруг нахмурилась. – Хотя что это вам даст? Гайд-парк кишмя кишит криминальными личностями и маньяками. Лондон в этом отношении – ужасное место. – Она не отрываясь смотрела на Питта. – Кругом анархисты, подстрекающие к бунту и революции и бог знает еще к чему, непорядки в Ирландии, шинн-фейнеры[2]2
  Автор допускает анахронизм. Ирландская левая националистическая партия «Шинн Фейн» была создана в 1905 г., а действие романа происходит на 15 лет раньше.


[Закрыть] и прочие… но на главных улицах Лондона, слава богу, еще можно чувствовать себя в безопасности. Или, по крайней мере, думать, что это так.

– Я уверена, что можно, дорогая, – успокоила ее Мина. – Все, что произошло, – сущий кошмар. Я думаю, что это просто несчастный случай, роковая случайность. Возможно, это сделал кто-то из иностранцев… – Она подняла глаза на Питта. – Я слышала, китайцы курят опиум, а от него человек становится… опасным.

– От опиума китайцы просто засыпают, – возразил Барт. – Это зелье не делает их буйными. – Он взглянул на Питта. – Не так ли, суперинтендант? – И, не дожидаясь ответа, снова обратился к сестре: – Пожалуй, Мина, я склоняюсь к тому, что это может быть связано с его службой. Возможно, у Оукли с кем-то произошла размолвка. С человеком, который мог быть сильно пьян, потерял контроль над собой… Алкоголь, особенно виски, делает людей агрессивными…

Мина зябко поежилась и повела плечами.

– Возможно, ты прав. – Она не сводила глаз с Питта. – Я ничем не могу помочь вам, суперинтендант. Оукли никогда не рассказывал мне о своей жизни на корабле. Он, видимо, считал, что мне это неинтересно. Или что я ничего не пойму. – Тень печали и растерянности легла на ее лицо. – Очевидно, он был прав. Это та часть его жизни, о которой я ничего не знаю.

Барт недовольно что-то проворчал себе под нос.

Виктор посмотрел на Мину и вдруг улыбнулся ей.

– Вы не должны жалеть об этом, тетушка. Мой отец все время рассказывал нам о своей службе, и, поверьте, это было интересно услышать ровно один раз. Я уже ничего не помню, да и давно это было.

– Виктор! – В голосе матери было удивление и упрек. – Твой отец был необыкновенным человеком. Ты не должен говорить о нем в таком тоне. Его жизнь должна служить нам примером нравственной честности и порядочности.

– Да, мы все знаем, каким прекрасным человеком был лейтенант Гаррик, – подтвердила Мина, стараясь успокоить подругу. Взглянув на Питта, она снова повернулась к Виктору и улыбнулась ему. – Но я понимаю, что даже прекрасные люди иногда могут быть скучными, особенно если их рассказы повторяются. А слишком частые повторы могут привести к известной потере авторитета. Это неизбежно случается в семье, и это крест, который нам приходится нести, дорогой.

Лицо Виктора стало суровым, складки у рта стали глубже. Его взгляд был устремлен в пространство.

– Вы правы, тетушка, – спокойно сказал он. – Способность быть скучным – это вовсе не страшный грех, а просто несчастье. Осуждать же надо именно за грехи.

– Об этом просто не следует говорить, – согласилась вполне удовлетворенная окончанием разговора Тора.

Питт хотел было возразить и, продолжив разговор, ненароком спросить у Виктора, что он понимает под грехами, но сообразил, что ответа все равно не получит. Одно он знал точно: Оукли Уинтропа убили не за то, что тот был скучным человеком.

– Возможно, миссис Уинтроп, – обратился он к вдове, – у вас есть адреса кого-либо из сослуживцев вашего мужа, тех, кого он недавно видел, или тех, кто живет поблизости, в этой части Лондона?

Барт Митчелл настороженно взглянул на него.

– Неплохая мысль, – согласился он. – Если ссора произошла на корабле, об этом будет всем известно. Из-за какой-либо провинности подчиненного или нарушения устава. Возможно, даже состоялся полевой суд, кого-то могли списать с корабля или строго наказать. Вполне могла быть допущена несправедливость…

– Ты так считаешь? – быстро спросила Мина и повернулась к нему всем корпусом, хотя достаточно было лишь повернуть голову. – Да, это вполне могло стать причиной, не так ли? – Теперь она смотрела на суперинтенданта. – Как вы думаете, мистер Питт?

– Разумеется, мы все это проверим, – согласился тот.

Но Тора выразила сомнение.

– Вы считаете, что морские офицеры способны на подобное зверство? – Она покачала головой. – Не представляю. Они прекрасно воспитаны, привыкли к приказам и самодисциплине.

– Разве у них не бывает срывов? – Виктор скептически выпятил губы, при этом продолжал смотреть в пространство. Видимо, он хотел еще что-то сказать, но передумал и снова сжал губы.

– Какая нелепость! – резко вмешалась Тора. – Они совсем другие люди. Если бы они вели себя так, Виктор, никто не доверил бы им командовать кораблем, более того, оставаться на нем. – В голосе ее звучала уверенность. – Тебе следовало бы служить на флоте – перед тобой открылась бы прекрасная карьера. Я уверена в этом. У тебя есть все способности для этой службы, а имя твоего отца и его заслуги дали бы тебе все шансы многого достигнуть.

Виктор окончательно замкнулся. Глаза его теперь были устремлены в потолок.

– Тора, ты слишком строга, – тихо остановил ее Барт. – Архитектура – это престижная профессия, кроме того, грех губить талант. А ты знаешь, что Виктор одаренный юноша. Его рисунки очень хороши.

– Благодарю вас, мистер Митчелл, – холодно и церемонно произнес Виктор. – Но, к сожалению, это не считается достойной и блестящей карьерой.

– Не говори глупости, дорогой, – ответила Тора с вымученной улыбкой. Раздражение в ее голосе уже исчезло, когда она произнесла следующую фразу. – Конечно, это хорошая карьера, просто несколько… неопределенная. А в нашей семье такие прекрасные морские традиции, и это было бы так приятно твоему отцу… Ты же знаешь, как важны традиции, это становой хребет благополучия империи. Они сделали Англию тем, чем она есть.

Виктор ничего не ответил.

Мина смотрела то на мать, то на сына. Все словно забыли о присутствии суперинтенданта Питта.

– Я думаю, ему понравились бы красивые здания, – осторожно заметила Мина, – и я уверена, он с удовольствием слушал бы, как ты играешь… Виктор, дорогой, не сыграешь ли ты нам в память о бедном Оукли? Это было бы так прекрасно! Мы почти как одна семья, ведь Оукли был твоим крестным отцом.

Лицо Виктора мгновенно просветлело, он улыбнулся, глаза его засветились.

– Конечно, тетя Мина, с удовольствием сыграю. Только скажите, что бы вам хотелось. Я сочту это за честь.

– Спасибо, милый! Я подумаю и скажу тебе. – Миссис Уинтроп повернулась к суперинтенданту. – Виктор играет на виолончели, мистер Питт. Вы едва ли слышали что-либо более прекрасное. Струны плачут и смеются, как живые. Его игра полна таких глубоких чувств и так трогает сердце…

– Что ж, талант грех не беречь, – вполне искренне заметил Питт. – Во всяком случае, музыку можно предпочесть морским сражениям.

Виктор с живым любопытством посмотрел на суперинтенданта, слегка нахмурил свой широкий лоб, но ничего не сказал.

Тора благосклонно решила воздержаться от участия в дискуссии и поторопилась восстановить оборванную нить разговора, ради которого и пришла сюда.

– Мы можем чем-нибудь помочь тебе, Мина? – справилась она у подруги. – Без сомнения, тебе предстоят большие хлопоты. Если хочешь, я пришлю тебе свою кухарку или напишу пригласительные письма и извещения. Пожалуйста, располагай мною, как хочешь.