Текст книги "Черный лед"

Бастьен поглядывал на нее, приопустив веки.

– Как божий день, – ответил он по-английски. – Я всегда могу подождать.

– Подождать чего, месье? – невинно спросила Хлоя.

Ошибка. Он взглянул на нее в упор, и эффект был убийственным. В глазах его стояла тьма, и она поневоле задумалась, отражает ли что-нибудь вообще их непрозрачная поверхность. Она надеялась, что ей не придется это проверять. Надеялась, что еще не окончательно рассталась со здравым смыслом. Этот мужчина был несомненно великолепен. Столь же несомненно он не принадлежал к ее весовой категории.

– Подождать позднего ужина, мадемуазель, – невозмутимо ответил он. Прежде чем она догадалась, что он намеревается сделать, он взял ее руку и поднес к своим губам. Ей и раньше целовали руку – этот обычай нет-нет да и встречается еще даже в современной Европе. Но это всегда были учтивые пожилые джентльмены, флиртующие безо всяких дальнейших намерений. Губы Бастьена Туссена, прикоснувшиеся к тыльной стороне ее ладони, учтивостью не отличались, и намерения они выдавали вполне определенные. Но он отпустил ее руку прежде, чем она смогла ее отдернуть.

– Я уверен, что вы проголодались, мадемуазель, – сказал Хаким. – Мари отведет вас в вашу комнату и проследит, чтобы принесли еду. Если вам интересно осмотреть поместье, нужно только спросить, и кто-нибудь из садовников устроит вам экскурсию. Купаться сейчас все же холодновато, хотя бассейн подогревается, а американцы – народ закаленный.

– Я не помню, взяла ли с собой купальный костюм, – пробормотала Хлоя, мысленно гадая, чем эта чертова Сильвия набила ее чемоданы.

– Вы всегда сможете обойтись без него, мадемуазель Хлоя, – прозвучал бархатный голос Бастьена.

Это был первый намек, что он ею заинтересовался всерьез, хотя она совершенно не понимала, чем это вызвано, ведь он едва заметил ее, когда происходило представление. Возможно, он решил, что лучше уж она, чем вообще никого.

Но она не хотела на радость ему лишиться присутствия духа.

– Нет, вот для этого действительно слишком холодно, – весело откликнулась она. – Если мне захочется размяться, я просто пойду прогуляюсь.

– Вам надо быть осторожней, мадемуазель Хлоя. – Рикетти говорил по-французски с сильным акцентом. – Сейчас охотничий сезон, и никто не знает, откуда может прилететь шальная пуля. Не говоря уже о сторожевых псах, которых ночью спускают с цепи и которые не ведают жалости. Если вы соберетесь прогуляться, обязательно уговорите кого-нибудь составить вам компанию. Вы же не хотите случайно забрести куда-нибудь, где… небезопасно.

Что это было: предупреждение, угроза? Или и то и другое в равной степени? И что, черт возьми, здесь происходит? Во что втянула ее Сильвия?

Секс и острые ощущения, напомнила она себе. Один взгляд на Бастьена – и секса уже более чем достаточно; а без острых ощущений она как-нибудь обойдется. Однако провести здесь уик-энд – по крайней мере развлечение, и дурой она будет, если решит, что здесь ей грозит хоть какая-то опасность. Все-таки это современная Франция, и ее окружают обыкновенные занудные бизнесмены. Она явно перечитала триллеров в переводе Сильвии.

– Я постараюсь не забредать туда, где мне не следует находиться, – ответила она.

– Разумеется, вы постараетесь, – сдержанно произнес Хаким. От него веяло чем-то странным, слегка зловещим, отчего ее настырное воображение прямо-таки неистовствовало. Он вел себя одновременно и пугающе, и слегка подобострастно, и Хлоя не могла точно определить его положение среди партнеров по бизнесу. Ничего удивительного, что ей везде чудятся странности и опасности, ведь ее окружают люди, бормочущие таинственные речи на языках, которые она не должна понимать, но, в конце концов, они всего лишь группа бизнесменов, которые не любят, когда вмешиваются в их дела.

– Увидимся в семь.

Вперед выступила степенная дама в накрахмаленной черной униформе, вид которой вызывал в памяти не сказку про Мэри Поппинс, а скорее роман ужасов.

– Если вам угодно, ступайте за мной, мадемуазель, – сказала она по-французски, и сразу стало ясно, что это чужой для нее язык, хотя у Хлои не было ни малейшей догадки, какой язык был для нее родным.

Хлоя знала, что Бастьен наблюдает за ней, и потребовалась вся сила ее воли, чтобы на него не оглянуться. Она не должна была подозревать, что он записной бабник, что он тащит в постель каждую новую встречную. Кроме того, он был женат, а это тот принцип, который она разделяла со своей бестолковой соседкой по квартире. Сильвия спала только с холостяками, потому что преследовала цель подыскать себе богатого мужа, но Хлое нужно было что-то другое. Что именно – она и сама не знала толком. Знала лишь, что Бастьен Туссен этим чем-то не был.

– В семь, – подтвердила она, про себя размышляя, в каком состоянии они будут, если начнут пить за два часа до ужина. Но это ее не касалось. Ничего из этого ее не касалось, даже бессердечные комментарии Бастьена. На самом деле он ее не хочет – она не в его вкусе. Он падок на высоких длинноногих моделей, стильных и способных послать к черту. Хлоя много лет пыталась воспитать в себе этот талант, но, хотя жизнь в Париже тому и способствовала, до завершения было еще очень далеко.

Она бы попросту заблудилась в проклятом лабиринте комнат, думала Хлоя, проходя по замку вслед за несгибаемой Мари. Отведенная ей комната располагалась в дальнем конце одного из этих коридоров, и в ту же секунду, когда она вошла в нее, ее опасения растаяли бесследно. Это была комната из музея – изумительная кровать, драпированная зеленым шелком, мраморные полы, роскошный диван и самая большая ванная комната, какую она видела с тех пор, как уехала из США. Телевизор она не увидела, что не стало для нее сюрпризом, но в таком местечке определенно найдется что-нибудь почитать. Несколько популярных изданий лежало на столе в прихожей – она всегда может утащить их и поразгадывать кроссворды. Кроссворды были для нее любимой языковой задачей, и пачка их займет ее на несколько дней. Она напомнила себе не брать итальянских или немецких газет.

Но в эту минуту она не хотела ничего, кроме как оказаться в уютной мягкой постели и позволить себе хорошенько выспаться.

– Где мой багаж? – спросила она.

– Он распакован и отправлен на хранение, – невозмутимо ответила Мари. – Я думала, месье Хаким сказал вам, но они переодеваются к обеду. Мне кажется, серебряное кружево подойдет.

Если Сильвия рассталась с серебряным кружевом, значит, эта работа для нее по-настоящему важна. Она никогда бы не выпустила это платье из виду, разве что в случае чрезвычайной необходимости.

Вообще говоря, это платье слишком вызывающе обтягивало ее груди и ягодицы, но Хлоя не собиралась искушать судьбу, пытаясь догадаться, что еще могло бы подойти к такому случаю. Мари должна знать, и, если она достаточно добра, чтобы поделиться информацией добровольно, Хлое следует извлечь из этого выгоду.

– Благодарю вас, Мари. – На мгновение она ощутила внезапную панику, пытаясь сообразить, требуется ли вручить ей чаевые.

Пока она колебалась, Мари направилась к выходу, явно не ожидая ничего от нескладной американки. В последний момент она обернулась:

– Когда вы хотите, чтоб вас известили? В пять? Пять тридцать? Вам нужно время, чтобы приготовиться?

Мари явно полагала, что это трудновыполнимая задача.

– Шесть тридцать – и у меня будет довольно времени, – бодро пообещала Хлоя.

Длинный нос Мари сморщился. Выражение ее лица явило собой совершенную смесь презрения и беспокойства.

– Если вам понадобится какая-то помощь, достаточно только спросить, – помолчав мгновение, сказала она. – Мне привычно обращаться с такими волосами, как у вас. – В ее устах это прозвучало так, будто она говорила о грязной соломенной подстилке в хлеву.

– Большое вам спасибо, Мари. Я уверена, что справлюсь.

Мари только задрала брови, отчего дурные предчувствия Хлои разгорелись с новой силой.

Глава 3

Кто-то совершил очень серьезную ошибку, отправив эту молодую женщину прямо в логово льва, думал Бастьен. Она была далеко не тем опытным агентом, который требуется, чтобы работать в такой напряженной ситуации. Он за долю секунды понял, что она знает все языки, на которых говорили в комнате, а возможно и сверх того, и не слишком искусно это скрывает. Если у него на то, чтобы понять это, ушло одно мгновение, в скором времени это поймут и остальные.

Главный вопрос – кто ее направил и зачем? Самое опасное, что могло быть, – это если она прибыла разведывать его личность. Насколько он знал, никто его не заподозрил, но никогда нельзя быть абсолютно уверенным. Притом что он играл роль опытного развратника, послать сексапильную молодую женщину войти в контакт с ним в качестве приманки было блестящим ходом. Все равно что послать юную лань в джунгли соблазнить голодного тигра. Если он набросится на нее, то сыграет как раз по правилам.

Но ее неуместность выглядела рискованно. Эта видимая искушенность была слишком тонкой оболочкой. Один взгляд в ее карие глаза, и он мог прочитать все. Нервозность, даже робкая неуверенность – и нежеланная вспышка сексуального влечения. Она вступила на слишком опасную тропу, которая была ей не по силам.

А впрочем, она ведь может оказаться гораздо опытнее, чем старается изобразить. Нерешительная, слегка пугливая манера вести себя может от начала и до конца оказаться частью отведенной ей роли, чтобы обмануть его чутье.

Так за ним она пришла или за кем-то еще? Может, Комитет решил проверить, как он выполняет свою работу? Это было вполне возможно – он не скрывал того, что устал до предела и ему на все плевать. Жизнь или смерть казались ему на одно лицо. Но если ты начал работать на Комитет, тебе никогда не дадут уйти просто так. Его должны убрать, это рано или поздно случится, и, вероятно, рано. Мадемуазель Андервуд с ее испуганными глазами и по-детски пухлым ротиком может оказаться как раз тем человеком, который это сделает.

И тогда остается только один вопрос. Позволит он ей это сделать?

Вряд ли. Он пресытился, он выжжен дотла, пуст внутри – но он не готов уйти, не сопротивляясь. Пока еще – не готов.

На первый взгляд его задание казалось простым. Месяц назад в своей машине был взорван Огюст Ремарк. Это приписали антитеррористической организации, известной очень немногим как Комитет. Но в действительности Комитет не имел к этому никакого отношения. Огюст Ремарк был бизнесменом и руководствовался одной лишь выгодой, и силы, которые правили в Комитете, понимали это и могли этим пользоваться. Все, что они должны были делать, – это держать под присмотром Ремарка и торговцев оружием, быть в курсе того, что и куда они поставляют, и принимать собственные практические решения относительно того, когда вмешаться. Поставки партии мощного скорострельного оружия в некоторые слаборазвитые страны Африки могли привести к жертвам среди гражданского населения, но считалось, что выгоды от этого может быть больше, а сами эти бедные страны представляли не большой интерес для сверхдержав. По крайней мере, так ему говорил босс, достопочтенный Гарри Томасон.

Разумеется, Бастьен знал, в чем дело. В этих странах не было нефти, и они имели мало влияния на Комитет и его могущественных покровителей.

Работа Бастьена заключалась в том, чтобы следить за торговцами оружием, представляясь одним из них. Но убийство Ремарка все изменило. Хаким, правая рука Ремарка, организовал эту встречу, и они должны были перераспределить территории и избрать нового главу. Это не значило, что они собирались вести друг с другом честную игру, но в обязанности руководителя оружейного картеля входила забота об утомительных деловых деталях, что давало остальным возможность сосредоточиться на приобретении и поставке самого опасного вооружения, изобретенного к настоящему времени.

Хаким нес ответственность за второстепенные детали, но он становился не в меру честолюбив. Он хотел занять место Ремарка, в том числе взять на себя его прибыльные территории. И вот здесь начинались проблемы. Вследствие десятков сделок, убийств и взяток покойный Огюст Ремарк контролировал большую часть поставок оружия на неисчерпаемые рынки Ближнего Востока.

Потребители в Чили, Косове, Северной Ирландии и японские мафиозные кланы могли то увеличивать, то снижать требования, но Ближнему Востоку всегда было мало. А с тех пор как в эту драку вступила Америка, пытаясь контролировать все дубиной, дела с течением временем шли все хуже и хуже.

Члены оружейного картеля хотели справедливо поделить свои прибыли. А Хаким был расходным материалом.

Бастьен не торопил события – он мог позволить себе провести денек-другой, наблюдая и выжидая. Члены картеля один за другим узнавали, что именно Хаким отвечает за убийство Ремарка, а это не шутки. Кто-нибудь мог ликвидировать его в течение нескольких следующих дней, и если они этого не сделают, тогда настанет черед Бастьена.

Было довольно легко исподволь пустить слух о предательстве Хакима. Реакция основных игроков была действительно интересна, потому что на самом деле не Хаким стоял за смертью Ремарка, даже если он искренне и хотел извлечь из нее пользу.

Удар нанес один из оставшихся членов тайного оружейного картеля. Кто-то из тех, кто собрался сейчас здесь или должен еще прибыть. Этот человек, вероятно, получил удовольствие, узнав, что заподозрили кого-то другого, но Комитет до сих пор не сумел выяснить, кто сделал это на самом деле. Обыкновенный здравый смысл заставлял подозревать барона фон Руттера. Под его добродушной внешностью скрывался человек бесцеремонный и нетерпимый, который прокладывал себе путь больше давлением, чем хитростью. То же самое следовало сказать о равноправной партнерше барона, его молодой жене Монике.

Один из коллег Бастьена сделал ставку на мистера Отоми, неразговорчивого пожилого босса якудзы, да и Рикетти с его связями в мафии вполне подходил на эту роль. Нельзя было сбрасывать со счетов и мадам Ламбер.

У любого из них были и желание, и возможность, и если кто-то из них отдал приказ нанести удар, у Комитета не должно было возникнуть причин для беспокойства.

Но Бастьен ожидал прибытия последнего из их маленькой группы. Кристос Кристополус был, если глубоко не копать, просто младшим компаньоном в игре. Греческая сеть никогда не была значительной, но Бастьену платили за то, чтобы он не доверял поверхностному впечатлению. И за те одиннадцать месяцев, что прожил под именем Бастьен Туссен, он выяснил, что Кристос наиболее опасный из всех. Именно он с наибольшей вероятностью организовал устранение Ремарка, подсунув бомбу в его машину и взорвав его вместе с женой, дочерью и тремя малолетними внучатами.

Томасон учел его мнение и определил задание. Хаким должен умереть. Не имеет значения, кто на самом деле ответствен за смерть Ремарка – убийство не могло быть исполнено без помощи Хакима.

И если Кристоса изберут главой картеля, он тоже должен умереть. Остальные поддавались управлению со стороны – но грек не поддавался.

Возможно, Кристоса и не изберут, и Бастьен сможет вновь кануть в безвестность иного имени, иной национальности, иного задания на каком-то другом континенте. Это не имело значения – все они были одинаковы, хорошие парни и плохие парни взаимозаменялись.

Одно было совершенно ясно: он не сможет проделать эту чертову штуку, если невинное новоприбывшее создание воткнет ему нож меж ребер.

Он работал не в одиночестве и не питал по этому поводу иллюзий. Под личиной молоденького любовника синьора Рикетти был молодой британский агент Йенсен, который объяснил своей жене, что как представителю фармацевтической компании ему приходится много путешествовать.

Бастьен научился не доверять никому, в том числе и коллегам. Всегда было возможно, что Томасон решит, что и сам Бастьен – отработанный ресурс. Его мог убрать Йенсен, если именно это ему приказали сделать, причем он имеет больше шансов преуспеть, чем эта девушка. Кто угодно мог его убрать. Но если они действительно захотели избавиться от него, им нужен для этого кто-то несколько более опытный.

Чуть поопытнее очаровательной мадемуазель Андервуд.

Она здесь либо из-за него, либо из-за кого-то из остальных. Может быть, появилась просто для сбора информации, может, чтобы отделаться от нежелательного игрока. Ему стоило только намекнуть Хакиму, и отделаются именно от нее. Даже если Хаким самолично ее нанял, ее сотрут с лица земли аккуратно и без особых затрат.

Он был не вполне готов сделать это, даже будь это самый безопасный выход. Живая мадемуазель Андервуд могла оказаться гораздо полезнее, нежели мертвая. Он должен выяснить, кто послал ее и зачем, и чем скорее он это узнает, тем лучше. Тщательно планировать, конечно, важно, но колебаться – смертельно опасно. Он должен выяснить все, что нужно, а затем шепнуть словцо на ухо Хакиму. Будет стыдно уничтожить такую многообещающую молодую жизнь, но она должна была учитывать риск, если уж взялась за такую работу. А он потерял последние остатки сентиментальности много лет тому назад.

Туссен хотел знать только одно: зачем она здесь?

Голова Хлои слегка кружилась. Пару часов она крепко проспала, свернувшись калачиком под тонким шелковым покрывалом. Потом окунулась в глубокую теплую ванну, надушенную «шанелью». Надела платье Сильвии и наложила на лицо ее косметику. До семи оставалось еще несколько минут, и ей нужно было только всунуть ноги в туфли Сильвии на уморительно высоких каблуках и сойти по ступеням лестницы, точно холеная штучка, которую она пыталась изобразить.

Нижнее белье начинало ощутимо мешать. Хлоя обычно носила простой белый хлопок. Ее вкус тяготел к кружевам, атласу, глубоким, насыщенным цветам – но ее кошелек был против, и она тратила предназначенную на одежду сумму на то, что было видно снаружи.

Сильвия же проводила в нижнем белье немалую часть досуга, причем редко в одиночестве, и ее коллекция корсетиков, трусиков, бюстгальтеров и поясков с подвязками сверкала всеми цветами радуги, предназначенная для того, чтобы доставить удовольствие как самой носительнице, так и ее аудитории. Хлоя в настоящий момент на аудиторию не рассчитывала – только не здесь, не теперь. Бастьен Туссен может привлекать ее внимание, но она не будет интересоваться женатыми, донжуанами или кем-либо вообще до тех пор, пока не вернется в Париж. Эта работа, как предполагалось, будет сплошным отдыхом. Несколько дней в неспешной загородной обстановке придется переводить скучные подробности деловых разговоров.

Так почему же она настолько встревожена?

Может быть, из-за Туссена с его раздевающим взглядом и ленивым сексуальным голосом? Или из-за всеобщей подозрительности присутствующих – должно быть, они занимаются чем-то крайне важным, раз все такие параноики. Хотя по собственному опыту Хлоя знала, что люди всегда считают свои заботы жизненно важными. Наверное, они хранят тайну ткани нового типа. Дизайн обуви следующего сезона. Рецепт масла без калорий.

Это все не важно. Она должна будет скромно сидеть в уголке, переводить, когда попросят, и надеяться, что никто больше не скажет на языке, которого она, как предполагается, не знает, что-нибудь такое, что поставит ее в неудобное положение. Хотя было бы легче, если бы она приехала со своим собственным гардеробом – платья Сильвии не имели ничего общего со скромностью.

Может быть, ей удастся, просто сославшись на головную боль, заползти обратно в постель и оставить все дела на завтра. Насколько ей известно, она не нанималась работать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, а сегодняшний вечер, скорее всего, будет больше похож на светскую вечеринку. Они не будут в ней нуждаться, и ей самой не нужно окружение людей, которые выпьют достаточно много, чтобы быть даже более несдержанными, чем сегодня днем.

Но наверное, было бы неплохо все же выяснить, отчего это они все страдают манией преследования. Если ответ ей не понравится, она может просто заявить, что возвращается домой. Месье Хаким намекал, что на самом деле в ней нет необходимости, и она предполагала, что они как-нибудь разберутся и без общего языка. В конце концов, ее душевное спокойствие важнее, чем щедрая дневная плата.

Но семь сотен евро в состоянии облегчить маленький психологический дискомфорт, а чрезмерной трусостью она никогда не страдала. Надо лишь спуститься по ступеням, обаятельно улыбнуться, выпить совсем чуть-чуть вина – столько, чтобы не утратить осторожности, – и держаться подальше от Бастьена Туссена. Он действовал ей на нервы – и темными непроницаемыми глазами, и мнимым интересом к ней. Почему-то ей не верилось в этот интерес. Она не была дурнушкой, но вряд ли могла составить ему пару – этот мужчина предназначался для супермоделей и дочерей миллионеров.

Ситуацию не улучшило то, что, когда она открыла дверь, Туссен ее ждал.

Он посмотрел на свои тонкие наручные часы.

– Прекрасная дама, которая появляется вовремя, – произнес он по-французски. – Это восхитительно.

Хлоя колебалась, не зная, что ответить. Легкий налет иронии в его голосе распознавался безошибочно, хотя Хлоя знала, что выглядит достаточно эффектно; прелести ее, подчеркнутые гардеробом Сильвии, выделялись, пожалуй, слишком щедро. Но спорить с ним, как ей казалось, означало попасть в ловушку, а кроме того, она не хотела проводить ни минуты сверх необходимого в полумраке коридора, находясь рядом с ним.

Туссен прислонился к окну напротив двери в ее комнату, а за его спиной распростерлись сады внешнего участка, на удивление хорошо освещенные для этой вечерней поры. Он закурил сигарету, ожидая ее, но выбросил окурок в окно и шагнул ей навстречу.

Хлоя подумала, что должна бы уже привыкнуть к тому, как грациозно могут двигаться французские мужчины. На мгновение ее отвлекло его тело, но тут же она мысленно сделала себе замечание.

– Вы ждали меня? – с улыбкой произнесла она, закрывая дверь за спиной, хотя на самом деле ей ничего так не хотелось, как броситься назад в комнату и запереть за собой замок.

– Разумеется. Моя комната как раз дальше по коридору, слева от вашей. Мы единственные обитатели этого крыла дома, и я знаю, каково по нему блуждать. Хотел удостовериться, что вы не забредете ненароком куда-нибудь, где вам быть вовсе не следует.

И опять этот легкий неопределенный оттенок опасности в голосе. Может быть, это у нее мания преследования, а вовсе не у гостей Хакима?

– Я хорошо ориентируюсь. – Откровенная ложь: даже имея перед глазами самую подробную карту, она неукоснительно выбирала не ту дорогу, – но ему об этом знать не нужно.

– Вы живете во Франции достаточно долго, чтобы понять, что французы считают себя неотразимо галантными. Это мое врожденное свойство – вы обнаружите меня рядом, когда меньше всего будете этого ожидать, а я предложу принести вам кофе или сигарету.

– Я не курю. – Разговор этот все более и более выбивал Хлою из колеи. Она пребывала в замешательстве еще и оттого, что не могла отвести от него глаз – от его темных матовых зрачков, от худощавого элегантного тела – все это никак не могло оставить ее равнодушной. Почему ее притягивает к человеку столь… извращенному? – И откуда вы знаете, что я долго живу во Франции?

– По вашему акценту. Никто не говорит так хорошо, если не прожил здесь по крайней мере год.

– На самом деле – два года.

Легчайшая из улыбок скользнула по его губам.

– Видите? Я такие вещи неплохо чувствую.

– Я не нуждаюсь ни в неотразимых, ни в галантных спутниках, – сказала Хлоя, по-прежнему ощущая неловкость. Этот человек не только выглядел хорошо, от него, черт возьми, хорошо пахло. Что-то тонкое, ароматное пробивалось сквозь свежий запах табачного дыма. – Я здесь, чтобы работать.

– Вы и будете работать, – промурлыкал он. – Это не означает, что вы не можете получать в это же время удовольствие.

Он все-таки здорово заставляет ее нервничать. К этому времени они уже шли по коридору, то ныряя в тень, то выходя на свет. Она привыкла к континентальному искусству флирта, которое обычно не представляло собой ничего, кроме экстравагантного спектакля. И знала, что этот человек действительно умелый соблазнитель женщин – он сказал это на том языке, которого она не должна была понимать. Ничего удивительного, что он именно так себя и ведет.

К несчастью, она не хотела играть в эту игру, тем более с ним. Он не был тем человеком, с которым можно пофлиртовать, а потом спокойненько сделать ручкой, сколько бы очарования он вокруг себя ни распространял. Она не могла избавиться от мысли, что он нечто совершенно иное.

– Месье Туссен…

– Бастьен, – перебил он. – А я буду называть вас Хлоей. Никогда прежде не знал женщины по имени Хлоя. По-моему, это просто очаровательное имя. – Его голос ласкал ее щекочущим шелком.

– Хорошо, Бастьен, – капитулировала она. – Хотя мне не кажется, что это отличная идея.

– Вы уже связали себя с кем-то? Не стоит беспокоиться, это не имеет значения. Что произойдет здесь, здесь и останется, и не существует причин, по которым мы должны ограничивать себя в удовольствиях, – вкрадчиво произнес он.

Хлоя не знала, как бы отреагировала, будь на его месте кто-то другой. Она умела выходить из нежелательных ситуаций, хотя они возникали не слишком часто. К несчастью, он в равной степени и притягивал ее, и пугал. Он лгал ей, и она понятия не имела почему.

Хлоя остановилась. Они почти достигли менее безлюдной части отреставрированного замка, и ей были слышны голоса – смесь французского и английского – за двойными дверями. Она открыла было рот, не зная точно, что собирается сказать, какой аргумент выдвинуть против него, когда Бастьен заговорил:

– Меня неудержимо тянет к вам, и вы это знаете. Я не помню, когда прежде был так очарован. – И прежде чем Хлоя сообразила, что Бастьен намеревается сделать, он обнял ее, притиснул к стене и стал целовать.

Да он просто мастер, оцепенело думала Хлоя, сдерживая возбуждение. Его руки нежно гладили ее тело. Она закрыла от удовольствия глаза и чувствовала, как его поцелуи щекочут ее скулы, веки, спускаются по шее.

Хлоя не знала, как справиться с собой. Ей следовало оттолкнуть его – но она не хотела! Нежные невесомые поцелуи будоражили кровь. Вряд ли когда-нибудь она позволит ему целовать себя, и, если этот случай должен остаться единственным, она стремилась испытать всю полноту чувств.

И когда он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал, горячо, страстно, она ответила на его поцелуи, сказав себе, что лишь разочек вкусить от запретного плода не так и страшно. В конце концов, она же во Франции. Да здравствует любовь!

Хлоя почти позволила себе отдаться наслаждению, как в мозгу отчаянно зазвенели тревожные звоночки, останавливая ее. Ох, каким Туссен был специалистом обольщения! Как умело пользовался ртом, языком, руками… Еще чуть-чуть – и она утонула бы в приливе желания.

И все-таки что-то шло не так. Хлоя видела: это было театральное представление. Он производил правильные действия, говорил правильные слова, но рассудок его держался в стороне и хладнокровно наблюдал за ее ответным чувством.

Руки Хлои, готовые вцепиться в него и за плечи притянуть, вдруг оттолкнули Тиссена. Она сделала это с большей, чем требовалось, силой – он ни единым усилием не сопротивлялся ей, просто отступил с легким удивлением на лице.

– Нет? Возможно, я неправильно истолковал ситуацию. Меня тянет к вам, тянет сильно, и я подумал, что это чувство взаимно.

– Месье Туссен, вы очень привлекательны. Но играете со мной в какую-то игру, и мне это не нравится.

– Игру?..

– Я не знаю, что происходит, но не верю, что вас охватила внезапная неконтролируемая страсть ко мне.

Сильвия всегда распекала ее за подобную откровенность в разговоре, но Хлоя только отмахивалась. Все, что угодно, лишь бы прервать вкрадчивую, манящую ложь из уст человека, который все еще стоит так близко…

– Тогда я буду стараться еще больше, чтобы вас убедить. – Он вновь потянулся к ней.

И Хлоя почти позволила ему это, но тут дверь в гостиную распахнулась и появился рассерженный месье Хаким.

Бастьен без особой поспешности отошел в сторону, и лицо Хакима еще больше потемнело.

– Мы ждем вас, мадемуазель Андервуд. Уже половина восьмого.

– Я заблудилась по пути сюда. Месье Туссен был настолько добр, что взялся меня проводить.

– Не сомневаюсь, что взялся, – буркнул Хаким. – Барон ждет вас, Бастьен. И ведите себя соответственно. Мы должны работать.

– Слушаю и всегда готов служить, – ответил тот, послав Хлое ироническую усмешку, и пошел за Хакимом.

Хлоя двинулась было следом, но сильная рука Хакима легла на ее плечо, останавливая ее.

– Вас следует предупредить насчет Бастьена, – начал он.

– Меня не надо предупреждать. Этот тип мужчин мне хорошо известен.

«Не уверена», – мысленно возразила она самой себе. Бастьен пытается убедить ее, что принадлежит к определенной породе мужчин – искушенных соблазнителей, играющих чувствами и напрочь лишенных нравственных правил. И действительно принадлежит – у нее не было в том ни малейших сомнений. Вот только было в нем нечто большее, нечто темное внутри, и она не могла определить, что же это такое.

Хаким кивнул, хотя явно ей не поверил.

– Вы очень молоды, мадемуазель Андервуд. Предупреждаю вас по-отечески, мне не хотелось бы, чтобы с вами случилось какое-нибудь несчастье.

Чрезмерно правильная английская речь Хакима – вот что, скорее всего, заставило Хлою почувствовать в его словах угрозу. Вроде бы нет никакой опасности. Но все та же легкая беспокойная дрожь пробежала по ее телу, и Хлоя задумалась: а не сделала ли она по-настоящему большую ошибку, согласившись занять место Сильвии? Приключения, роскошь и деньги – все это хорошо, если только не придется платить за это слишком дорогую цену. И, вспомнив ощущение опытных губ Бастьена Туссена на своем лице, она испугалась, что уже навлекла на себя большие неприятности.

И все потому, что ей очень хотелось узнать, на что это было бы похоже, если бы он поцеловал ее по-настоящему. Не разыгрывая спектакль, стремясь ослепить ее своим великолепием, а желая этого так же сильно, как она.

Совсем спятила, подумала Хлоя, входя вслед за Хакимом в библиотеку, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Бастьен мило беседует с одной из женщин, которых она уже видела. Жена барона, которая, казалось, слишком по-дружески ведет себя со всяким мужчиной, положила искусно наманикюренную руку на его плечо, облаченное в смокинг от Армани, а ее лицо, с совершенным макияжем, приблизилось к его лицу. Хлоя взяла бокал шерри с подноса и отошла к диванчику у открытых дверей, внимательно рассматривая ярко освещенный сад и стараясь не встречаться взглядом с Бастьеном и его более сговорчивой спутницей. Сумбурный гул языков поначалу был совершенно неразборчив, да она и не хотела вслушиваться. Это было все равно что подслушивать, а ей уже и так было неловко из-за того, что она услышала раньше.