Текст книги "Чингисхан как полководец и его наследие"

На этот раз, как и в старину, тайчиуты, чувствуя надвигающуюся на них грозу, стараются предупредить своего противника нападением. Их вождь Торгутай, собрав такие силы, которые обеспечивали ему, как казалось, верный успех, а именно 30 куреней, т. е. 30 000 всадников, нападает на Темучиновы племена во время их перекочевки с летних на зимние пастбища. При тайчиутской армии состоял и бывший друг, а ныне злой враг Темучина – Джамуга, который, вероятно, был душой этого предприятия.

Нападение не застало рать Темучина вполне врасплох, так как его сторожевое охранение обнаружило неприятеля при появлении его на горизонте. Происшедший вслед за сим бой между войсками Темучина и тайчиутами настолько интересен с точки зрения состояния военного дела у кочевников той эпохи и для оценки проявленного Темучином в ведении боя искусства, что приводится более подробное описание его по книге Г. Лэма43.

Фланги своего боевого порядка Темучин обеспечил, уперев их, правый – в труднопроходимый для конницы лес, левый – в обширный общий «вагенбург», построенный по его распоряжению из кибиток и грузовых арб44. Оборона «вагенбурга» была вверена не взрослым воинам, а боеспособным отрокам и женщинам, вооруженным луками и стрелами. Внутри «вагенбурга» были укрыты небоевые элементы, скот и имущество. Неприятель, превосходя силы Темучина почти в 2½ раза, развернулся в несколько линий эскадронов. Последние силою в 500 коней каждый были в пятишеренговом строю, имея, таким образом, 100 коней по фронту и 5 в глубину. В эскадронах первых двух линий люди и лошади имели тяжелое защитное вооружение. По приближении к войскам Чингисхана эти две линии остановились, пропустив через свои интервалы легких всадников, вооруженных дротиками и луками со стрелами и прикрытых легким кожаным защитным вооружением. Они стали гарцевать перед фронтом Темучиновой рати, бросая в нее дротики и пуская тучи стрел для прикрытия наступления своих тяжелых эскадронов и подготовки их атаки.

Воины Темучина, вооруженные и снаряженные подобным же образом, встретили нападение градом стрел, пущенных из тугих, скрепленных рогом луков. Эти перестрелки кончились, когда легкая тайчиутская конница повернула назад, пройдя обратно через интервалы между тяжелыми эскадронами, которые, как только очистился фронт, бросились наметом на неприятеля. Тогда и Темучин, до сих пор встречавший нападение стоя на месте, выпустил на тайчиутов свои тяжелые эскадроны, из которых каждый представлял силы одного куреня, т. е. массу в 1000 всадников (в среднем), построенных в 10 шеренг. Хотя у Темучина было всего 13 единиц против 30 тайчиутских, однако удар его массивных эскадронов остановил атаку неприятеля, смяв эскадроны его первых линий45. После этого Темучин мог уже бросить свои тяжелые эскадроны, прорвавшие неприятельский фронт, против легкой конницы противника. Здесь воины Темучина, следуя за бунчужным девятихвостым знаменем своего вождя и раздаваясь на ходу, вступили в один из тех ожесточенных боев кочевников, в котором стороны, испуская дикие крики, сцепляются врукопашную, пуская в ход сперва стрелы, затем короткие кривые сабли, стаскивая врагов с седел с помощью арканов или крюков, прикрепленных к древкам пик или дротиков.

Бой длился до темноты и окончился решительной победой Темучина. Пять или шесть тысяч неприятельских тел покрывали поле битвы, а в плен взято одних начальников 78 человек. Победитель распорядился их тут же предать казни – для устрашения будущих врагов. В этом бою был ранен в шею Чингисхан, и когда он, истекая кровью, лежал в глубоком обмороке до полуночи, Джельме высосал запекшуюся кровь и утолил его жажду кислым молоком, добытым в неприятельском стане, за что впоследствии был ханом награжден46.

Несколько времени спустя после победы над тайчиутами к Темучину явился молодой человек, вассал Джамуги из рода Исут по имени Джиргуадай и признался, что в минувшем бою он подстрелил Темучинова коня; в заключение он сказал: «Если ты повелишь убить меня, то только замараешь клочок земли, не больше как с ладонь; а коли оставишь меня живым, то я поусердствую тебе: глубокую воду остановлю и крепкие камни разобью на куски!» – Темучин ответил: «Когда враг убивает человека, то он обыкновенно таит и не высказывает этого; ты же теперь не утаил от меня; будь же моим сподвижником!»47 В то же время Темучин повелел ему именоваться Джебе (стрела) – в память его поступка. Это был тот самый Джебе-нойон, который начал свою карьеру с десятника и стал одним из наиболее талантливых полководцев Чингисхана, принимал участие во всех его походах, завоевав вместе с ним Азию. Он же был одним из двух вождей, совершивших первый легендарный поход монголов из-под Самарканда в южнорусские степи и разбивших русских князей на р. Калке в 1223 году.

Другим из этих вождей был не менее знаменитый Субэдэй-багатур, появление которого в свите Темучина тоже в совсем молодых годах приблизительно совпадает с появлением в ней Джебе-нойона. Субэдэй, происходя из северного племени урянхов, не обладал пылкостью характера Джебе и его страстью к приключениям; в его действиях преобладал расчет; работая вместе, они друг друга удачно дополняли.

Итак, с тайчиутами было раз навсегда покончено. Искусная политика Темучина, побудившая его заключить союз с Ван-ханом, – союз, в котором он, подавляя свое властолюбие, согласился на подчиненную роль «сына» кереитского государя, – позволила ему сокрушить восточных врагов объединения монгольского племени. Теперь он мог посвятить свою энергию преследованию более обширных целей. Ко времени достижения Темучином 30-летнего возраста одна из этих целей вполне определилась, а именно: подчинить себе все населяющие Монгольское плоскогорье племена и народы, чтобы образовать из них единое и сильное целое.

IV. Темучин провозглашается Чингисханом группой аристократии

В результате военных успехов и создавшейся репутации Темучина как идеального степного правителя «люди стекались к его девятихвостому знамени уже не семействами или десятками, а сотнями… Он собрал около себя двор, правда, без мергеров и советников, но составленный из людей воинственного духа48 и глубоко ему преданных».

Так как вокруг Темучина теперь собралась большая часть монгольских вождей с их людьми, то они, обсудив это дело на собрании, единогласно признали момент соответствующим для провозглашения его ханом-императором. Самые знатные из участвовавших в этом собрании представителей степной аристократии – Алтан, Кучар и Сача-беки, не пожелавшие выставлять своих претензий на сан кагана, чтобы не перебивать кандидатуры избранника огромного большинства – Темучина, – после состоявшегося решения объявили ему об этом от имени собрания в следующих выражениях:

«Мы хотим провозгласить тебя каганом-императором. Когда ты станешь каганом, то в битвах с многочисленными врагами мы будем передовыми, и если полоним прекрасных девиц и жен, то будем отдавать их тебе. В облавах на зверей мы будем выступать прежде других и пойманных зверей будем отдавать тебе. Если мы в ратных боях преступим твои приказы или в спокойное время повредим делам твоим, то ты отними у нас жен и имущество и покинь нас в безлюдных пустынях».

«Так поклялись они, – продолжает “Сокровенное сказание”, – и провозгласили Темучина каганом и нарекли его Чингисханом».

В этих словах подчинения можно, однако, прочесть между строк и об обязанностях, которые, по понятиям избирателей, должен нести избранный император. Обязанности эти состоят в том, что он должен вести их к победам – к тем победам, которые доставляют степняку-кочевнику вожделенные блага жизни: чернооких красавиц, горячих скакунов, тучные пастбища для скота, привольные места для охоты. По выделении для повелителя законной части всех этих благ должно оставаться достаточно и для его сподвижников.

Мы нигде не встречаем удовлетворительного объяснения названия «Чингис». На языке западных монголов – ойратов-калмыков – в буквальном значении это слово значит «крепкий», «сильный»49. Но эти определения должно отнести не столько к понятию физическому, как к духовному: уму, характеру и т. п. На этом основании некоторые писатели слово «Чингис» считают равнозначащим понятию «непреклонный», которое, правда, близко подходит к характеру Темучина, но все-таки представляется односторонним, так как заключает в себе идею твердости только воли, не касаясь ума и физической стороны человека. Если примем во внимание, что среди монгольской аристократии того времени существовали титулы: «багатур» (для физически сильных, храбрых), сецен (для мудрых), то имя Чингис, данное Темучину, вполне соответствует своему всестороннему значению, т. к. Темучин помимо своих выдающихся физических качеств, о которых упоминалось в предыдущих главах, был одарен редким умом, твердой волей, военным и организаторским талантами, красноречием; совокупность всех этих качеств в одном человеке можно определить одним словом «чингис»50.

Разносторонностью своих дарований Чингисхан из исторических личностей ближе всего подходит к Юлию Цезарю, военный гений в нем превалирует над всеми другими способностями: он всю жизнь с 10 до 72 лет провел на коне и умер в походе.

V. Объединение отдельных племен в один монгольский народ

Провозглашение Темучина Чингисханом было делом представителей большей части монгольских племен, но не всех, так как другая часть народа с несколькими аристократическими семьями была с Джамугой; оставалось вне этого объединения и могущественное племя кереитов, подвластное Ван-хану, а также государство найманов и белых татар.

Таким образом, первая цель, которую себе поставил Чингисхан, – образовать единую монгольскую державу – еще не была достигнута.

Однако те племена, которые уже признали его власть, представляли в общей сложности по числу душ такую крупную величину и занимали такие обширные земли, что являлось необходимым еще ранее достижения указанной цели и попутно с ее преследованием озаботиться возможным сплочением подвластных племен в одно целое. Одной из важных мер в этом отношении являлась организация постоянной сети сообщений, а необходимость обеспечения центральной власти от неблагоприятных случайностей, всегда возможных в той обстановке, в которой возникала монгольская держава, требовала прочной организации ставки верховного правителя государства и надежных мер для ее охраны. В осуществлении этих мероприятий и других, относящихся к разряду административных, Чингисхан с самого начала проявил огромный организационный талант.

Его ставка стала истинным центром зарождающейся великодержавности. Для связи, для передачи своих приказов народу он организовал отряд верховых – по нашей терминологии, ординарцев или курьеров, которые «как стрелы» разлетались во все подвластные земли. В степном государстве при отсутствии современных понятий о почте, телеграфе и железных дорогах организация таких конных курьеров являлась чрезвычайно разумным нововведением, еще нигде до Чингисхана не практиковавшимся, по крайней мере в таком крупном масштабе; позднее эта организация была введена по всей Монгольской державе, получив дальнейшее развитие в виде учреждения сети «ямов» – ямских станций, являвшихся, с одной стороны, этапами для передачи и дальнейшего препровождения почты, а с другой – подставами для должностных лиц и курьеров, которым были доверены особо важные письменные или словесные распоряжения и сношения. Когда монархия Чингисхана получила характер мировой империи, распространившись и на Россию и Китай, сеть ее линий сообщений обратилась в огромное государственное учреждение, обслуживавшее не только правительственные, но и частные потребности в сношениях, что открыло доступ в сердце Монголии путешественникам даже из далекой Европы: Плано Карпини, Рубруку и Марко Поло. Чингисхан хотел доставить торговле такие удобства и такую безопасность, чтобы можно было, как он выражался, во всей его империи носить золото на голове, как обыкновенные сосуды, не подвергаясь ни грабежу, ни притеснениям51.

Вся империя покрылась густой сетью таких почтовых линий. «Ям» исполнял одновременно функции современного телеграфа, рельсовых путей и почт. Каждый длинный путь разделялся на участки, управлявшиеся особыми «дорожными губернаторами», облеченными неограниченной властью в сфере ведения каждого из них и располагавшими соответственно военной силой – наподобие современных жандармов, – но зато ответственными за порядок и безопасность в пределах своего участка. При них имелись управления, в которых, между прочим, производилась регистрация проезжающих лиц и провозимых товаров. Благодаря наличию на линиях сообщений такой твердой власти обычные в те времена грабежи на больших трактах совершенно исчезли в Монгольской империи. Например, при преемниках Чингисхана пути между Хивой и Крымом были так хорошо устроены, что можно было ездить из Хивы в Крым без малейшей опасности, и по всему протяжению пути, продолжавшегося около трех месяцев, не надобно было брать с собою никаких съестных припасов, потому что все необходимое можно было получить в гостиницах52.

Право первенства в отпуске на ямских станциях лошадей принадлежало, разумеется, курьерам, везшим депеши для хана или его приказания. По одному их слову им немедленно предоставлялась лучшая лошадь яма. Эти люди, летя «как стрелы», покрывали в сутки расстояния до 250 верст. В случае падежа лошади на перегоне между двумя ямами, обычно около 25–30 верст длиною, такой курьер имел право взять в обмен павшей лошадь у первого попавшегося. Курьеры при монголах снабжались особыми дощечками (пайцзами) с изображением кречета53.

Подробное описание ямов дает Марко Поло. По его сведениям почтовую службу несли в империи (в XIII веке) до 300 000 лошадей.

Почтовых зданий, обставленных с большой роскошью, имелось более 10 000. На некоторых бойких станциях содержалось но 400 лошадей на каждой54. На прочих число это колебалось от 50 до 200. Сообщения происходили не только верхом, но и на колесах; езда на ямщицких телегах обязательно производилась с колокольчиком для предупреждения яма о приближении ямщицкой телеги во избежание задержки в подаче свежих лошадей.

В тот исторический момент, на котором мы пока остановились, организация сообщений была, конечно, значительно проще и служила главным образом для военных и важнейших административных нужд. Как было сказано, к тому же периоду относились заботы Чингисхана по организации его ставки. Обеспечив ее связь со всеми районами своего государства, он для непосредственного заведования ею назначил двух доверенных лиц. При этом важном назначении он руководствовался не знатностью происхождения, а соответствием для требуемой работы и испытанной верностью своей особе, почему избранными оказались его первые по давности вассалы – Богурчи и Джельме, подчинившиеся ему, когда он еще был молод и малоизвестен. Первый был сыном обладавшего некоторым достатком простолюдина, а второй – сын кузнеца его отца.

В то время как Чингисхан деятельно работал таким образом по сплочению своего молодого государства, враги его не дремали. Джамуга сумел приобрести среди подвластных ему вождей племен такое значение, что они, собравшись однажды (около 1201 г.) на берегу р. Аргуни, провозгласили его Гур-ханом, что значит «Всенародный хан»; это было прямым вызовом Чингисхану, тем более, что в этом провозглашении сыграла роль враждебная ему коалиция, в которой участвовали его собственные дяди (со стороны матери), вождь суровых меркитов Тукта-бек, а также сын престарелого Ван-хана, пытавшийся вести свою собственную, отличную от отцовской политику.

Чингисхан со свойственной ему осторожностью обеспечил себя поддержкой со стороны своего союзника Ван-хана; после того он выступил в поход и в 1202 году нанес своему бывшему названому брату и его союзникам меркитам решительное поражение55. Джамуга бежал; подвластные ему роды подчинились победителю.

Этот успех был одержан, между прочим, благодаря строгой дисциплине, господствовавшей в войске Чингисхана, который сумел искоренить в нем свойственную первобытным воинам привычку при первой же возможности бросаться на грабеж добычи. Одним из средств для достижения такого результата являлось внушение рядовым воинам убеждения, что по одержании победы добыча будет справедливо поделена между всеми участниками боя; другим средством был, конечно, страх тяжкого наказания за ослушание. Кроме того, Чингисхан, который уже успел к этому времени осознать, что только упорство – несмотря ни на какие неудачи – в преследовании намеченной цели может обеспечить победу над стойким врагом, отдал перед битвой с Джамугой своему войску следующий приказ:

«Если будет успех, то не гнаться за добычей, по окончании же всего дела разделить ее поровну. В случае, если бы был сначала неуспех, который заставит отойти в исходное положение, то ратники должны снова и снова атаковать: тому, кто, отступив, уклонится от повторения атаки, отрубить голову»56.

Не обладавшие железной дисциплиной Чингисовых воинов войска Джамуги в битве с ними быстро расстраивались и рассеивались. Слава Чингисхана росла, и все новые и новые вожди родов и племен переходили к нему на службу и в подданство. Но в то же время подчинившиеся ему раньше представители знатнейших родов – Алтан, Кучар и другие, убедившись в ошибочности своего расчета на то, что Темучин будет послушным орудием в их руках, откочевали от него и подчинились Ван-хану в надежде, что с его помощью им в конце концов удастся устранить Чингисхана. Таким образом, несмотря на поражение Джамуги, враждебная монгольскому монарху коалиция не только не распалась, но еще усилилась новыми членами; на этот раз наиболее деятельным ее участникам удалось втянуть в свою орбиту и колеблющегося Вана-хана, действительно с опасением следившего за постепенным усилением своего союзника и соперника.

Последний до этого времени старательно поддерживал союзные отношения со своим названым отцом, извлекая из этого положения всевозможные для себя выгоды; в то же время для того чтобы отвлечь мысли Ван-хана от дел на востоке, где он, Чингисхан, распоряжался самовластно, он искусно втравлял своего союзника в столкновения с его западными соседями в ожидании момента, когда он сам усилится настолько, что будет в состоянии открыто выступить против правителя кереитов. Однако на этот раз его хитрая политика сорвалась, встретившись с еще большим коварством врагов.

Чтобы охарактеризовать коварство Ван-хана, приведем следующие выдержки из «Сокровенного сказания». Ван-хан до этих событий сказал: «Исугей-анда (названый брат) однажды уже возвратил мне потерянный мной народ; ныне сын его, Темучин, тоже возвратил мне потерянный народ; для кого так трудились и отец, и сын? Теперь я уже стар; впоследствии кому передам управление моим народом? Мои младшие братья без достоинств; есть только сын Сенгунь, но все равно как бы и не было его. Сделаю Темучина старшим братом Сенгуня, так что у меня будет два сына; тогда я буду спокоен», – для чего сошелся с Чингисом и заключил союз отца с сыном, говоря между собой: «В войне с врагами будем ратовать вместе, в облавах на зверей вместе будем охотиться. Если люди будут ссорить нас, не будем слушать и верить им и тогда только удостоверимся, когда лично переговорим».

Выступление против него Ван-хана оказалось для Чингисхана неожиданностью. Нападения врасплох ему удалось избежать только благодаря случайности: о приближении рати Ван-хана и его союзников он был предупрежден двумя пастухами. Это дало ему возможность построить свое войско к бою, но на стороне врагов оказалось численное превосходство, так как у Чингисхана в строю имелось всего лишь 4600 воинов.

Ван-хан перед битвой спросил у состоявшего при нем Джамуги: «Кто главные бойцы у Темучина?» Тот ответил: «Два рода – уруг и мангуг у него добрые ратники: они не расстраиваются в нестройном (рассыпном) бою и с малолетства привыкли к копьям и мечам; знамена у них цветные или черные; когда они появятся, то надо остерегаться»57.

Хотя Чингисхану и удалось отбить нападение, но сам он оказался слишком слабым для нанесения Ван-хану решительного поражения. В этом бою, происшедшем в урочище Халанджик-Алате, сын Ван-хана – Сенгунь, один из наиболее рьяных врагов Чингисхана, был ранен стрелой; на монгольской стороне были ранены третий сын хана Угэдэй и двое из его верных сподвижников Боро-Кула и Богурчи.

Чингисхан понял, что для решительной победы над Ван-ханом необходимо собрать больше сил; поэтому он после боя предпринял отступление, подкрепляя коней подножным кормом и давая отдых воинам; во время этого отхода войско его усиливалось подходившими подкреплениями. Чтобы выиграть еще больше времени, он пытался вступить с Ван-ханом в переговоры, притворно выражая ему свою сыновнюю покорность, напоминая о своих прежних услугах и предлагая заключить мир. Вот выдержки из его характерной «повестки»58.

«Еще, о хан, отец мой! Подобно солнцу, явясь из-за облаков, ты пришел ко мне, и, подобно огню, выйдя тихо наружу, ты появился передо мною; голод твой до половины дня я утолил вполне и насытил; месяца одного я не оставил тебя в наготе, все покрыл. Если же скажут: “Какой это имеет смысл?” – скажи: “Тот смысл, что я дал битву в месте, называемом Березовый Холм, и разбил племя меркитов, а взятые у них табуны, стада и другую всю добычу я отдал тебе”».

«Еще, о хан, отец мой! После того я полетел, подобно кречету, к горе Чорге, прошел Буир-нор: я взял для себя журавлей, у которых ноги синие и пепельно-цветные. Если ты скажешь: “Кто они?” – Племя дурбен и татар. В другой раз я стал лукогрудым кречетом молодым, прошел за Кула-нор и взял для тебя синеногих голубых журавлей и тебе дал. Если скажешь: “Кто они?” – Племена хатакин, салджиут и хонкорит. И теперь это они, помощью которых ты пугаешь меня. Это другое из прав моих на тебя».

«Еще, о, хан, отец мой! Ты какое право на меня утвердил за собой, какую ты принес мне пользу? А я имею на тебя все эти права и несколько выгод тебе доставил. Зачем ты пугаешь меня? Зачем не сидишь спокойно и в отдыхе? Зачем не допускаешь невесток и сыновей своих спать спокойно? Я, сын твой, никогда не говорил, что доля моя мала, я хочу больше, или она дурна, я хочу лучше».

В «повестке», которую одновременно послал Чингисхан Алтану и Кучару (Худжару), говорится:

«Я употребил много старания и усилия (на rурултае) и сказал: “Будьте вы царем и ханом”. Вы не согласились. Я был поставлен в крайность. Тебе, Худжар, я сказал: “Ты сын Хотул-кагана, который был царем”, – ты так же не стал. Когда вы гиперболически59 сказали мне: “Будь ты ханом”, я по вашему слову стал ханом и сказал: “Становище и жилище предков и дедов я не оставлю стертым, не утрачу и не испорчу пути и устава их. Я думал, что если я царь и стал начальником войска для множества стран, то необходимо это обязательно, с приверженцами; я брал (войною) много табунов, стад, кибиток и людей и давал вам; для вас я на степной охоте устраивал переход и гнал в вашу сторону горных зверей”»60.

На эти послания Ван-хану и Алтану с Худжаром ответил Чингисхану от имени их Сенгунь: «Будем сражаться; кто из нас одержит верх, будет ханом», – и приказал: «Выступить с войском, распустить знамена, бить в барабаны, вывести скакунов, чтобы сделать наступление и направиться на Чингисхана»61. Получив такой ответ, Чингисхан собрал совет, на котором большинство высказалось за продолжение борьбы с Ван-ханом. Тем временем ему удалось привлечь к себе нескольких новых союзников.

Итак, новый бой был неизбежен. Чтобы дать его в наиболее выгодных условиях, Чингисхан пустился на хитрость. Вместе со своим войском он скрылся в лесах так искусно, что неприятель потерял его след. Для розыска Чингисханова войска Ван-хан послал – вероятно, как лучше знакомого с местностью – взятого им в плен брата Чингисхана, Касара (Хасара), оставив у себя в качестве заложников для обеспечения исполнения данного поручения жену Касара с детьми. Касар действительно разыскал брата, который уговорил его, не возвращаясь лично к Ван-хану, послать к нему одного из своих людей с донесением, что монгольское войско нигде не найдено и с предложением послать к нему, Касару, доверенных людей для удостоверения, что в данной местности все пусто. Хитрость вполне удалась, доверенные люди прибыли, они были схвачены Чингисханом и, вероятно, по жестокому обычаю того времени, под пыткой или угрозой таковой открыли Чингисхану во всех подробностях положение кереитской рати. Оказалось, что она пребывает в состоянии полной беспечности, а в ставке Ван-хана идут нескончаемые пиры.

Заручившись этими ценными сведениями, Чингисхан быстро выводит свое войско из засады, форсированным маршем подходит ночью к неприятельскому лагерю, окружает его вместе со ставкой вождя и, несмотря на оказанное упорное сопротивление, наносит врагу на этот раз решительное поражение. Ван-хану с сыном, обоим раненым, удалось бежать с малой свитой, а большинство из его людей, оставшихся в живых, победитель забрал себе. Ван-хан спасся в стране найманов, но в скором времени был там убит; несколько времени спустя такая же судьба постигла его беспокойного сына Сенгуня. Это произошло, по Санан-Сецену, в 1196 году.

После этой победы произошел следующий случай, характеризующий отношение Чингисхана к побежденным врагам и ярко рисующий степные нравы. Один бывший багатур Ван-хана сказал Чингисхану: «Мне тяжело было дозволить вам схватить и убить моего законного господаря, поэтому я бился с вами три дня, чтобы дать хану время уйти дальше, теперь, велишь мне умереть, умру; а если даруешь мне жизнь, то поусердствую тебе». Чингисхан ответил: «Кто не захотел покинуть своего господина и, чтобы дать ему время убежать дальше, один сражался со мною, тот молодец. Будь моим товарищем»62.

Так Чингисхан всегда и везде поддерживал аристократические начала: власть феодала над вассалом, господина над рабом, поощряя всегда верных слуг и наказывал смертью изменников своему господину, хотя бы последний был его врагом. Властелин монголов этим выражал истинные чаяния и идеалы степной аристократии, которая потому и гордилась своим вождем и была ему слепо предана.

Победа над кереитами, приведшая под власть Чингисхана это сильное когда-то племя, давшая, конечно, богатую добычу и способствовавшая еще большему распространению среди народов Монгольского плоскогорья громкой военной славы победителя, могла бы вполне удовлетворить честолюбие заурядного кочевого правителя. Но не из такого теста был сделан Чингисхан и не в его духе было почивать на лаврах после одержанных успехов.

Упорно стремясь к своей цели – объединению родственных монгольских племен Центральной Азии, – он принимает административные меры для обеспечения мирного сожительства покоренного племени кереитов с другими подвластными ему народами, но в то же время деятельно готовится к включению силою оружия в созданное объединение западных племен – найманов и уйгуров, – единственных еще оставшихся вне этого национального целого. «Достоинство каждого дела, – твердил он часто своим сыновьям, – заключается в том, чтобы оно было доведено до конца».

В течение трех лет, прошедших после побед над Ван-ханом, он со своими закаленными в боях воинами успел глубоко проникнуть в земли найманов и уйгуров – двух народов более высокой, сравнительно с монголами, культуры, из коих найманы к концу XII века достигли значительной степени могущества63.

Предлог для открытия похода против найманов (хотя Чингисхан в предлогах обыкновенно не нуждался) доставил ему сам государь найманский Даян-хан, который, обеспокоенный растущим могуществом властелина монголов, надумал весной 1204 года заключить с государем племени онгутов, живших близ Великой Китайской стены, Ала-Кушем наступательный союз против Чингисхана. По словам персидской летописи, приглашение к вступлению в союз было изложено в следующем послании: «Говорят, что в этих пределах явился новый царь по имени Чингисхан. Мы знаем точно, что на небе есть двое: солнце и луна, но каким образом будут два государя царствовать на этой земле? Будь ты правою рукою моею и помоги мне войском, чтобы мы могли взять его колчан, т. е. его степень, ханство»64.

Но Ала-Куш, веря больше в восходящую звезду Чингисхана, чем в сомнительное счастье Даян-хана, счел за лучшее о полученном им предложении довести до сведения Чингисхана. Последний собрал rурултай, на котором решено предупредить Даян-хана нападением. Для похода все уже было готово; рать Чингисхана вторглась в страну найманов, занимавшую район Алтайских гор. 16 июня 1204 г. произошло генеральное сражение, в котором Чингисхан лично руководил своим войском, поручив начальствование над его центром своему брату, силачу Джучи-Касару.

Найманское войско было разбито наголову: Даян-хан погиб в сече.

В этом бою участвовал и неутомимый Джамуга, который после поражения Ван-хана нашел убежище у найманов и был именно подстрекателем Даян-хана к выступлению против Чингисхана. «Сокровенное сказание», которое дает описание битвы монголов с найманами, эпически рисуя подвиги витязей Чингисхана и его самого, повествует, что во время одного из эпизодов боя Даян спросил находившегося при нем Джамугу: «Кто эти, преследующие наших, как волки, когда они гонятся за стадом овец до самой овчарни?» Джамуга отвечал: «Это четыре пса моего Темучина, вскормленные человеческим мясом: он привязал их на железную цепь: у этих псов медные лбы, высеченные зубы, шилообразные языки, железные сердца. Вместо конской плетки у них кривые сабли. Они пьют росу, ездят по ветру, в боях пожирают человеческое мясо. Теперь они спущены с цепи: у них текуг слюни, они радуются. Эти четыре пса: Джебе, Кубилай, Джельме, Субэдэй». Потом Даян опять спросил Джамугу: «Кто это позади, как голодный коршун, порывающийся вперед?» Джамуга отвечал: «Это мой Темучин-анда, одетый с ног до головы в железную броню: он прилетел сюда, словно голодный коршун. Видишь ли его? Вы говорили прежде, что только монгол появится, так от него, как от барашка, не останется и копыт с кожей. Посмотри же теперь»65.

Покончив с найманами, Чингисхан послал отряды на север и на запад для покорения мелких племен. В 1205 г. Чингисхан отправил на запад с войском Субэдэя. Кроме покорения мелких племен, он должен был поймать бежавших детей Тохта, поэтому и повелел ему (Субэдэю. – Ред.): «Они, потерпев поражение в битве с нами, вырвались у нас, как дикая лошадь с укрюками на шее или как подстреленные олени. Коли они на крыльях улетят на небо, ты будь соколом и поймай их. Коли они, как мыши, зароются в землю, ты будь железной лопаткой и откопай их. Коли они, как рыбы, скроются в море, ты будь сетью и вытащи их»66. Из этого видна железная воля Чингисхана в достижении цели. Мало разбить неприятеля, плоды победы у Чингисхана выражаются или в полном покорении, или в уничтожении неприятеля. Разбитый, но бежавший неприятель считается еще непобежденным, поэтому мы видим, как всегда упорно преследовал в своей жизни Чингисхан бежавших. Эту тактику наследовали и ученики его военной школы.