Текст книги "Бумажная принцесса"

Глава 5

Я просыпаюсь в незнакомой кровати, и это мне не нравится. Нет, не кровать, которая просто фантастическая: в меру мягкая, с гладкими простынями, совсем не похожими на грубые тряпки, на которых я спала раньше, если мне вообще удавалось уснуть в постели. Потому что миллионы раз это были просто нейлоновые спальные мешки, которые со временем начинали вонять.

Эта же кровать пахнет медом и лавандой.

Но окружающие меня роскошь и удобство пугают, потому что по собственному опыту я знаю, что красота обычно скрывает нечто гадкое. Как-то раз мама вернулась с работы и объявила, что мы переезжаем в местечко получше. За нами приехал высокий худой мужчина, помог собрать пожитки, и спустя несколько часов мы уже располагались в его маленьком жилище – милейшем домике с клетчатыми занавесками на окнах, где мне выделили собственную спальню.

Но той же ночью я проснулась от криков и звона стекла. В мою комнату влетела мама, вытащила меня из кровати, и мы выскочили из этого дома. И только когда через пару кварталов мы остановились, я увидела, что у нее разбита скула.

Так что за милым фасадом не всегда живут милые люди.

Я сажусь и оглядываюсь по сторонам. Эту комнату будто готовили для принцессы – причем маленькой. Так много розового цвета и рюшей, что тошнит. Не хватает только постеров из мультиков Диснея, но, наверное, постеры – это для низших слоев, они бы сюда не вписались, как и мой дешевенький рюкзак, валяющийся на полу у двери.

В голове вспыхивают воспоминания о вчерашних событиях и останавливаются на пачке стодолларовых купюр. Я вскакиваю с кровати и хватаю рюкзак. Рывком открыв его, облегченно вздыхаю – деньги на месте. Я провожу большим пальцем по пачке и слушаю этот прелестный звук шороха банкнот, нарушивший тишину комнаты. Я могла бы взять их и уйти прямо сейчас. Десяти штук баксов мне хватило бы надолго.

Но… Каллум Ройал обещал мне еще больше, если я останусь. Кровать, своя комната, десять тысяч каждый месяц до тех пор, пока я не окончу школу… и только за то, что я буду ходить на учебу? Жить в особняке? Водить собственную машину?

Я запихиваю деньги в потаенный кармашек на дне рюкзака. Подожду пока. Ничто не помешает мне уехать завтра или через месяц, или еще через месяц. В любую минуту, когда что-то пойдет не так, я смогу свалить.

Теперь, когда деньги надежно спрятаны, я вываливаю содержимое рюкзака на кровать и критически осматриваю вещи. Из одежды у меня две пары джинсов-скинни и пара широких, которые я надевала, чтобы незамеченной уйти из стрип-клуба домой; пять футболок, пять трусиков, один лифчик; корсет, стринги и туфли на высоченных каблуках, в которых я танцевала прошлой ночью. И еще красивое платье, которое когда-то принадлежало маме. Оно черное, короткое, и в нем моя грудь кажется больше. В чемоданчике для макияжа большей частью тоже те средства, которыми пользовалась мама, но есть несколько, доставшихся от стриптизерш, с которыми мы познакомились. Содержимое этого чемоданчика само по себе потянет на штуку баксов.

Еще у меня есть сборник стихов Одена[6]6
  Оден, Уистен Хью (1907–1973) – англо-американский поэт.


[Закрыть] – наверное, самая романтичная и бессмысленная вещь среди моих пожитков. Я нашла эту книгу на столике в одной из кофеен; посвящение, написанное автором, слово в слово совпадало с гравировкой на моих часах. Я не могла ее не взять. Это была судьба, хотя, в общем-то, я не особо верю в эту фигню. Судьба для слабаков – тех, у кого нет достаточной власти над жизнью или нет желания сделать ее такой, какой они сами хотят. Я пока немного прошла по этой дороге. У меня нет власти, но когда-нибудь будет.

Я провожу рукой по обложке книги. Может, мне удастся найти работу на неполный день и подрабатывать официанткой. Круто, если это окажется стейк-хаус. Тогда у меня будут деньги на карманные расходы, и мне не придется ничего брать из этих десяти тысяч, тем более что для меня они уже стали неприкосновенными.

Меня пугает стук в дверь.

– Каллум? – спрашиваю я.

– Нет, это Рид. Открывай.

Я опускаю глаза на свою огромных размеров футболку, в прошлом принадлежавшую одному из маминых дружков. Она почти полностью скрывает все, что должно быть скрыто, но я не собираюсь стоять под осуждающим и яростным взглядом одного из братьев Ройалов, пока не буду полностью готова. А это означает, мне нужно одеться и накраситься в стиле «плохой девочки».

– Я в неподобающем виде.

– Да плевать я хотел. У тебя есть пять секунд, а потом я вхожу. – Его слова звучат категорично и резко.

Придурок. Я не сомневаюсь, что с такими бицепсами этот парень с легкостью вынесет мою дверь.

Я топаю к ней и рывком открываю.

– Чего тебе?

Он бесцеремонно окидывает меня взглядом с головы до ног, и, хотя край моей футболки свисает почти до колен, у меня такое ощущение, будто я стою перед ним голая. Меня это жутко раздражает, и зародившееся вчера недоверие перерастает в искреннюю неприязнь.

– Я хочу знать, что за игру ты ведешь. – Парень делает шаг вперед, и я понимаю – это специально, чтобы выбить меня из колеи. Такие, как он, используют свое тело и как оружие, и как приманку.

– По-моему, тебе лучше поговорить со своим отцом. Это он похитил меня и притащил сюда.

Рид делает еще один шаг, и теперь мы стоим так близко друг к другу, что при каждом вдохе наши тела соприкасаются.

Он так сногсшибательно красив, что у меня пересыхает во рту и начинает покалывать в тех местах, которые, мне всегда хотелось в это верить, никогда не смогли бы отреагировать на такого придурка. Но благодаря маме я узнала одну истину – твоему телу могут нравиться вещи, которые ненавидит твой мозг. Поэтому голова должна все контролировать. Это было одним из маминых наставлений в духе «делай, как я говорю, а не как я делаю».

«Этот придурок хочет тебя обидеть!» – кричу я своему телу. Но, несмотря на это, мои соски встают торчком.

– А ты очень сопротивлялась, да? – Он с презрением смотрит вниз, на выпирающие из-под тонкой материи футболки пики.

Мне ничего не остается, кроме как сделать вид, будто мои соски всегда так топорщатся.

– Еще раз повторяю, тебе лучше поговорить с твоим отцом.

Я разворачиваюсь и притворяюсь, словно Рид Ройал не заставляет искриться каждое нервное окончание в моем теле. Я медленно подхожу к кровати и беру пару трусиков. Затем, словно мне плевать на весь мир, скидываю с себя вчерашние и оставляю их лежать на кремовом ковре.

За моей спиной раздается судорожный вдох. Один-ноль в пользу команды гостей.

Изо всех сил стараясь сохранять невозмутимый вид, я натягиваю свежее белье, неспешно поднимая трусики по ногам под длинный подол футболки. Я физически ощущаю на себе его взгляд, как если бы он касался меня.

– Предупреждаю, какую бы игру ты ни вела, тебе не выиграть. Против нас всех – точно нет. – Его голос стал ниже и грубее. Мое маленькое шоу подействовало на него. Два-ноль. Но я рада, что стою к нему спиной и парень не видит, что его голос и взгляд тоже на меня подействовали. – Если ты уедешь сейчас, тебя никто не тронет. Мы позволим тебе взять все, что дал тебе отец, и никто из нас тебе не помешает. Но если ты останешься, мы тебя сломаем, и тебе придется уползать отсюда.

Я натягиваю джинсы, а затем, по-прежнему не поворачиваясь к нему, начинаю снимать футболку.

Рид хрипло усмехается, а потом я слышу звук быстрых шагов. Его рука сжимает мое плечо, оставляя футболку на месте. Парень разворачивает меня лицом к себе. А потом наклоняется, так близко, что его губы оказываются всего в нескольких миллиметрах от моего уха.

– Хочу тебе сказать: можешь раздеваться передо мной хоть каждый день, но я все равно не захочу тебя, усекла? Пусть мой отец увивается за твоей малолетней задницей, мы-то тебя раскусили.

Горячее дыхание Рида опаляет мою шею, и мне приходится использовать всю свою силу воли, чтобы не задрожать. Напугана ли я? Возбуждена? Черт его знает. Но мое тело сейчас в замешательстве. Дерьмо. Я дочь своей матери, не правда ли? Потому что любить мужиков, которые плохо с тобой обращаются, – это, черт побери, было отличительной чертой Мэгги Харпер.

– Отпусти меня, – холодно говорю я.

Его пальцы еще сильнее сжимаются на моем плече, но через секунду Рид уже отталкивает меня. Я чуть не падаю вперед и хватаюсь за кровать.

– Мы не спустим с тебя глаз, – угрожающе говорит парень и выходит из комнаты.

Трясущимися руками я заканчиваю одеваться. Начиная с этого момента, я всегда буду одета в этом доме, даже в собственной комнате. Ни за что больше не позволю этому козлу Риду снова застать меня врасплох.

– Элла?

Я подпрыгиваю от неожиданности и, развернувшись, вижу в проеме открытой двери Каллума.

– Каллум, вы напугали меня, – прижав руку к бешено колотящемуся сердцу, пищу я.

– Прости. – Он входит в комнату, держа в руках потрепанный лист бумаги. – Твое письмо.

Мой удивленный взгляд встречается с его глазами.

– Я, э-э-э… спасибо.

– Не думала, что я действительно отдам его тебе, да?

Я морщусь.

– Честно? Я сомневалась в его существовании.

– Я никогда не обману тебя, Элла. У меня много недостатков. Перечисляя их, мои сыновья смогли бы написать книгу потолще «Войны и мира», но ложь в этот перечень не входит. И я не буду просить от тебя большего, чем просто дать мне шанс. – Мужчина вкладывает письмо в мою ладонь. – Когда закончишь, спускайся вниз позавтракать. В конце коридора есть лестница, она ведет прямо в кухню. Так что приходи, как только будешь готова.

– Спасибо, я спущусь.

Каллум тепло улыбается мне.

– Я так рад, что ты здесь. Какое-то время я даже думал, что мне никогда не отыскать тебя.

– Я… я не знаю, что сказать. – Если бы дело было лишь в Каллуме и во мне, не исключено, что я с облегчением согласилась бы жить здесь. Даже с благодарностью. Но после стычки с Ридом я невероятно напугана.

– Ничего страшного. Скоро ты привыкнешь. Поверь. – Подмигнув мне, словно это должно каким-то образом меня приободрить, мужчина исчезает.

Я опускаюсь на кровать и дрожащими пальцами разворачиваю письмо.

Дорогой Стив,

Не знаю, получишь ли ты когда-нибудь это письмо и поверишь ли в то, что здесь написано. Я посылаю его на адрес морской базы в Литтл-Крике с указанием твоего личного номера. Ты выронил клочок бумаги с этими данными, как и свои часы. Я их сохранила. И каким-то чудом запомнила чертов номер.

Ладно, перейду сразу к делу: после той безумной ночи – через месяц ты отбыл Бог знает куда, я забеременела. Когда это обнаружилось, ты был уже далеко. Парни, твои сослуживцы, не захотели слушать мою историю. Подозреваю, что и ты не очень хочешь ее знать.

Но если тебе не все равно, приезжай. У меня рак. Он уничтожает мой кишечник. Клянусь, я прямо-таки чувствую его внутри, этого паразита. Моя малышка останется одна. Она жизнерадостная. Но жесткая. Жестче, чем я. Я люблю ее. Смерть мне не страшна, я боюсь лишь того, что она останется в одиночестве.

Я понимаю, что между нами был просто бешеный секс, но мы породили самое лучшее существо на свете, черт побери! Ты возненавидишь себя, если хотя бы не познакомишься с ней.

Элла Харпер. Я назвала ее в честь той дешевой музыкальной шкатулки, которую ты выиграл для меня в Атлантик-Сити. Подумала, тебе было бы приятно.

Надеюсь, что ты получишь это письмо вовремя. Она не знает о тебе, но носит твои часы и у нее твои глаза. Ты сразу же узнаешь ее, как только увидишь.

Искренне твоя,

Мэгги Харпер

Я влетаю в свою ванную комнату – тоже ярко-розовую – и прижимаю к лицу полотенце. Не плачь, Элла. Слезами делу не поможешь. Наклонившись над раковиной, я брызгаю водой на лицо, пытаясь убедить себя, что капли, стекающие в фарфоровую чашу с моего лица, – это лишь вода из-под крана, а не мои слезы.

Взяв себя в руки, я провожу щеткой по волосам и затягиваю их в высокий хвост. Затем наношу на лицо немного тонального крема, чтобы глаза были не такими красными, и все, я готова.

Но прежде чем выйти из комнаты, я запихиваю все вещи в рюкзак и накидываю лямку на плечо. Он будет со мной везде, пока я не найду место, где можно будет его спрятать.

Я прохожу мимо четырех дверей, и вот она, лестница. Коридор, куда выходит дверь моей комнаты, такой широкий, что по нему можно прокатиться на одной из машин Каллума. Точно говорю, это место когда-то было гостиницей, потому что в голове не укладывается, как у одной семьи может быть такой огромный дом.

Кухня, куда спускается лестница, кажется необъятной. Две плиты, островок с мраморной столешницей, нескончаемый ряд белых шкафчиков. Я замечаю раковину, а вот холодильник и посудомоечную машину не вижу. Наверное, в недрах дома есть еще одна кухня, и меня все-таки, несмотря на заверения Каллума, отошлют туда скрести полы. Вообще-то, я не против. Мне будет куда спокойнее, если я буду получать деньги за настоящую работу, а не за то, чтобы ходить в школу и быть нормальным подростком. Ну вот кто получает деньги за то, что нормально себя ведет? Никто.

В дальнем конце кухни стоит массивный стол, прямо у окон, тоже от пола до потолка, из которых открывается вид на океан. На четырех из шести стульев сидят братья Ройалы. В школьной форме – белые рубашки навыпуск и прямые брюки цвета хаки. Синие пиджаки висят на спинках стульев. И каждому из парней удается выглядеть сногсшибательно, но с налетом грубой мужественности.

Это место похоже на Райский сад. Прекрасный, но полный опасности.

– Как тебе приготовить яйца? – спрашивает меня Каллум.

Он стоит у плиты, в одной руке лопатка, во второй – два яйца. Поза у него не очень уверенная. Быстрый взгляд на братьев подтверждает мои подозрения. Каллум не часто готовит.

– Яичница-болтунья будет в самый раз. – Никто не сможет испортить яичницу.

Он кивает и показывает лопаткой на большую дверцу рядом с собой.

– В холодильнике есть фрукты и йогурт, а булочки вот тут, прямо за мной.

Я подхожу к шкафу и открываю его, преследуемая гнетущими, злыми взглядами четырех пар глаз. Это как первый день в новой школе – когда все решают, что будут ненавидеть новенькую, без всякой причины, просто так. Включается свет, и мне в лицо ударяет холодный воздух. Скрытые холодильники. Конечно, зачем кому-то знать, что у вас есть холодильник? Бред какой-то.

Я вытаскиваю контейнер с клубникой и ставлю его на столешницу.

Рид бросает салфетку на стол.

– Я все. Кого подвезти?

Близнецы отодвигают свои стулья, но еще один брат – должно быть, Истон – качает головой.

– Сегодня я забираю Клэр.

– Мальчики, – предупреждающе произносит их отец.

– Все нормально. – Я не хочу становиться источником ссоры или напряжения между Каллумом и его сыновьями.

– Все нормально, папа, – язвительно говорит Рид и поворачивается к своим братьям. – Через десять минут уезжаем.

Они дружно выходят за ним, как стайка утят. Или, правильнее, как рота солдат.

– Прости. – Каллум тяжело вздыхает. – Не знаю, что их так расстраивает. Но я все равно хотел отвезти тебя в школу сам. Хотя надеялся, что сыновья будут более… приветливыми.

Запах гари заставляет нас обоих развернуться в сторону плиты.

– Вот дерьмо! – ругается Каллум.

Я подхожу к нему и вижу черную свернувшуюся массу. Мужчина печально улыбается.

– Я никогда не готовил, но решил, что с яйцами точно смогу справиться. Похоже, ошибался.

Значит, он ни разу в жизни не готовил, но решился на это из-за какой-то незнакомой девчонки, которую привел в свой дом? Теперь понятно, откуда такая неприязнь.

– Вы сильно хотите есть? Потому что я вполне обойдусь фруктами с йогуртом. – Свежие фрукты мне доводилось есть не часто. Да и вообще, свежие продукты – это привилегия богатых.

– Если честно – умираю с голоду. – Мужчина жалобно смотрит на меня.

– Я смогу приготовить яйца… – и прежде чем я успеваю закончить фразу, Каллум достает упаковку бекона, – с беконом, если он у вас есть.

Пока я готовлю, Каллум стоит, привалившись к столешнице.

– Пятеро мальчишек, значит? Настоящая головная боль.

– Их мать умерла два года назад. Они пока так и не пришли в себя. Никто в нашей семье еще не смирился с этой утратой. Мария была связующим звеном между всеми нами. – Он проводит рукой по волосам. – Я редко бывал дома до того, как она умерла. «Атлантик Авиэйшн» переживала не лучшие времена, и я мотался по всему миру, заключая сделки. – Каллум прерывисто вздыхает. – С бизнесом мне удалось все уладить… а вот с семьей все еще в процессе.

Судя по всему, процесс сильно затянулся, но кто я такая, чтобы критиковать воспитательные навыки Каллума. Я издаю неразборчивый гортанный звук, который Каллум воспринимает как знак продолжать дальше.

– Гидеон – самый старший. Сейчас он учится в колледже, но на выходные приезжает домой. Мне кажется, он встречается с какой-то девушкой из города, но я не знаю, с кем. Сегодня вечером вы познакомитесь.

Круто, нечего сказать.

– Здорово. – Ага, так же здорово, как получить клизму.

– Я хочу отвезти тебя в школу, чтобы ты увидела, что к чему. Ну а когда мы все там уладим, Брук, моя девушка, предложила отвезти тебя за покупками. Я так понимаю, в школу ты начнешь ходить с понедельника.

– Как сильно я отстаю?

– Занятия начались две недели назад. Я видел твои оценки, так что, думаю, все будет в порядке, – уверяет он меня.

– У вас хорошие ищейки, раз вы раздобыли даже мое школьное дело. – Я хмуро смотрю на яйца.

– Ты часто переезжала, но да, когда я вычислил полное имя твоей матери, стало несложно тебя отследить и получить всю нужную информацию.

– Мама делала все возможное, чтобы мне было хорошо. – Я вскидываю подбородок.

– Она была стриптизершей. И тебя заставила этим заниматься, да? – со злостью спрашивает Каллум.

– Нет, я сама так решила. – Я перекладываю яичницу на тарелку. Свой чертов бекон пусть готовит сам! Никто не посмеет говорить плохо о моей матери мне в лицо.

Каллум берет меня за руку.

– Послушай, я…

– Я вам не помешал? – доносится со стороны двери холодный голос.

Я разворачиваюсь и вижу Рида. В его голосе лед, но в глазах полыхает огонь. Ему не нравится, что я стою так близко к его отцу. Да, это настоящее свинство, но что-то заставляет меня переместиться еще ближе к Каллуму, почти под его руку. Каллум сосредоточен только на своем сыне и даже не осознает, что я стою почти вплотную к нему. Но прищуренные глаза Рида говорят мне, что он-то все понимает.

Я поднимаю руку и кладу ее на плечо Каллума.

– Нет, я просто готовлю завтрак твоему отцу. – Я сладко улыбаюсь.

Лицо Рида мрачнеет еще больше, если такое вообще возможно.

– Я забыл свой пиджак. – Он подходит к столу и сдергивает пиджак со стула.

– Увидимся в школе, Рид, – поддеваю я его.

Он пронзает меня взглядом, затем разворачивается и уходит. Я опускаю руку. Каллум озадаченно смотрит на меня.

– Ты играешь с огнем.

Я пожимаю плечами.

– Он первый зажег спичку.

Каллум качает головой.

– А мне казалось, что растить пятерых сыновей – это рискованное приключение. Похоже, я еще ничего не видел, да?

Глава 6

Каллум везет меня в школу, где мне предстоит учиться следующие два года. Ну, вернее, Дюран везет. Мы с Каллумом устроились на заднем сиденье. Он листает страницы с какими-то чертежами, а я смотрю в окно, стараясь не думать о том, что совсем недавно случилось в моей спальне, когда туда зашел Рид.

Проходит десять минут, прежде чем Каллум, наконец, отрывается от своих бумаг.

– Прости, так много всего накопилось. Я брал отпуск после смерти Стива, а теперь совет директоров стоит у меня над душой.

Мне очень хочется расспросить его о Стиве – был ли он добрым, что ему нравилось, почему он переспал с моей матерью, но так и не вернулся к ней. Однако я молчу. Часть меня не хочет ничего знать о моем отце. Потому что когда мне станет о нем известно больше, он превратится в реального человека. И даже, возможно, хорошего. Но мне проще думать о нем как о каком-то мерзавце, который оставил мою маму.

Я показываю на бумаги.

– Это чертежи ваших самолетов?

Каллум кивает.

– Мы проектируем новый реактивный истребитель. По заказу министерства обороны.

Обалдеть. Он конструирует не только простые самолеты. Но и военные. Это же огромные деньги! Хотя, учитывая размеры их дома, тут нечему удивляться.

– А мой о… Стив. Он тоже занимался проектированием?

– Он отвечал за испытательную часть. Я тоже, до определенной степени, но у твоего отца была настоящая страсть к полетам.

Мой папа любил летать на самолетах. Я откладываю эту информацию у себя в сознании.

Я молчу, и голос Каллума становится мягче.

– Ты можешь спрашивать у меня о нем, Элла. Все, что захочешь. Я знал Стива лучше, чем кто-либо.

– Я еще не уверена в том, что готова к этому, – нерешительно отвечаю я.

– Понимаю. Но когда ты будешь готова, я с радостью все тебе расскажу. Он был великим человеком.

Я еле удерживаюсь от замечания о том, что Стив не был таким великим, раз оставил нас с мамой, но мне не хочется ссориться с Каллумом.

Все мысли о Стиве тут же вылетают у меня из головы, как только мы подъезжаем к воротам метров шесть в высоту. Вот так и живут Ройалы? Переезжают от одних ворот к другим? Створки раскрываются, и по мощеной дороге мы катимся к огромному готическому зданию, увитому плющом. Когда мы выходим из машины, оглянувшись, я замечаю еще несколько похожих строений, рассыпанных по безупречно ухоженной территории частной академии «Астор-Парк», между которыми раскинулись широкие зеленые лужайки. Наверное, поэтому «парк» и попало в название школы.

– Жди здесь, – говорит Каллум Дюрану, подходя к открытому со стороны водителя окну. – Я позвоню, когда мы соберемся уезжать.

Черная машина уезжает в направлении парковки, расположенной в конце дороги. Каллум поворачивается ко мне.

– Нас ждет директор Берингер.

Я поднимаюсь за Ройалом по широкой лестнице к главному входу, и все это время мне сложно скрывать, насколько я шокирована: от того, что я вижу, можно запросто спятить. Девиз этого места: деньги и роскошь. Прилизанные газоны и огромный школьный двор пустуют – наверное, все сейчас на занятиях – а на поле вдалеке я замечаю мальчишек в форме, играющих в футбол.

Каллум прослеживает за моим взглядом.

– Ты занимаешься спортом?

– Э-э-э, нет. В смысле, не то чтобы совсем нет – танцы, гимнастика, типа того. Но в спортивных играх я не сильна.

Мужчина поджимает губы.

– А вот это не очень хорошо. Если ты входишь в состав какой-нибудь школьной команды, то тебя освобождают от занятий по физкультуре. Спрошу, есть ли место в группе чирлидинга – ты должна туда подойти.

Я? В группе поддержки? Ага, конечно. Там нужны энтузиасты, а я не очень-то активная.

Мы входим в холл – такие обычно фигурируют в сценах из школьных фильмов. На стенах из дубовых панелей висят портреты выпускников, паркетный пол под нашими ногами блестит. Мимо нас, бросая на меня любопытные взгляды, проходят несколько парней в синих пиджаках.

– Рид и Истон играют в американский футбол – наша команда первая в штате. Близнецы предпочли лакросс, – рассказывает мне Каллум. – Если тебе достанется место в группе чирлидинга, то ты, возможно, окажешься в группе поддержки какой-либо из этих команд.

Интересно, он понимает, что только что подкинул мне еще одну, весьма значимую причину постараться не войти в состав группы поддержки? Ни за что на свете я не буду скакать и махать в воздухе руками ради такого подонка, как Рид.

– Возможно, – бормочу я. – Но я бы предпочла больше внимания уделять учебе.

Каллум проходит к приемной директора с таким видом, словно он уже бывал там сотню раз. И наверняка так оно и есть, потому что седая женщина-секретарь приветствует его широкой улыбкой, будто они старые друзья.

– Мистер Ройал, как приятно видеть вас здесь при столь радостных, наконец-то, обстоятельствах.

Каллум отвечает кривой усмешкой.

– И не говорите! Франсуа готов нас принять?

– Да, проходите.

Встреча с директором проходит на удивление гладко. Может, Каллум дал ему денег, чтобы тот не задавал лишних вопросов о моем прошлом? Но, похоже, что-то ему все-таки рассказали, потому что в самом начале встречи директор спрашивает, как бы я хотела, чтобы меня записали – Эллой Харпер или Эллой О’Халлоран.

– Харпер, – сухо отвечаю я. Никогда не откажусь от фамилии мамы. Это она вырастила меня, а не Стив О’Халлоран.

Мне выдают расписание, в которое включены и занятия в спортзале. Несмотря на мои протесты, Каллум говорит директору Берингеру, что я очень хочу попасть в группу поддержки. Боже. Не понимаю, почему он так против обычной физкультуры.

Когда разговор заканчивается, Берингер пожимает мне руку и говорит, что в холле меня ждет один из учеников, чтобы провести небольшую экскурсию по школе. Я бросаю полный паники взгляд на Каллума, но тот слишком занят беседой о том, какой коварной оказалась девятая лужайка. Очевидно, они с Берингером вместе играют в гольф, и мужчина машет мне рукой, предупредив, что Дюран подаст машину где-то через час.

Закусив губу, я выхожу из кабинета директора. Мне пока трудно разобраться в своих ощущениях. Что касается образования, как мне сказали, оно здесь первоклассное. Но все остальное… школьная форма, помпезные здания… я сюда не вписываюсь. Это мне стало понятно сразу, и когда я вижу своего сопровождающего, понимаю, насколько я права.

Она одета в темно-синюю юбку и белую рубашку – форму школы, но все в ней так и кричит о богатстве – от изысканно уложенных волос до ногтей с французским маникюром. Девушка представляется Саванной Монтгомери. «Да, те самые Монтгомери», – многозначительно добавляет девица, как будто это должно для меня что-то значить. Но я не имею ни малейшего понятия, кто она такая.

Она сообщает, что тоже учится в одиннадцатом классе, а затем добрых двадцать секунд оценивающе меня разглядывает. Ее нос морщится при виде моих обтягивающих джинсов и майки, потертых армейских ботинок, прически, ногтей без маникюра и поспешно нанесенного макияжа.

– Твою форму доставят тебе домой на этих выходных, – сообщает мне Саванна. – Юбка обсуждению не подлежит, но есть способы носить ее покороче. – Она подмигивает мне и расправляет свою, которая едва закрывает ее бедра. Остальные девушки, которых я заметила в коридоре, носят юбки длиной до колен.

– Что, делаешь минет учителям и получаешь право носить юбку покороче? – вежливо спрашиваю я.

Ее голубые, словно ледышки, глаза испуганно распахиваются.

– Э-э-э, нет, – Саванна выдавливает из себя неловкий смешок. – Просто, если кто-то из учителей начинает жаловаться, суешь Берингеру сотню, и он закрывает на это глаза.

Наверное, здорово жить в мире, где ты можешь просто сунуть кому-то сотню. У меня же водятся только долларовые банкноты. Потому что купюры именно такого номинала обычно запихивали в мои стринги.

Но я решаю не рассказывать об этом Саванне.

– Ладно, давай я тебе тут все покажу, – говорит она, но меньше чем через минуту я понимаю, что она вовсе не собирается помогать мне освоиться. Ей нужна информация.

– Класс, класс, женский туалет. – Ее изящные пальцы с модным маникюром указывают на разные двери, пока мы идем по коридору. – Так что, Каллум Ройал твой законный опекун? Класс, класс, комната отдыха учителей… И как так получилось?

– Он знал моего отца, – коротко отвечаю я.

– Компаньона Каллума, да? Мои родители были на его похоронах. – Саванна перекидывает свои каштановые волосы через плечо и открывает еще несколько дверей.

– Учебные комнаты девятиклассников, – продолжает она. – Но здесь тебе нечего делать. Десятиклассники в восточном крыле. Значит, ты живешь с Ройалами?

– Да. – Я не вдаюсь в подробности.

Мы быстро проходим мимо длинного ряда шкафчиков, которые совсем не похожи на те узкие, ржавые шкафы в государственных школах, где я училась. Здесь шкафчики выкрашены в темно-синий цвет и по ширине как три обычных. От них отражается солнечный свет, проникающий в коридор из больших окон на противоположной стене.

Прежде чем я успеваю получше осмотреться, мы уже оказываемся на улице и идем по выложенной брусчаткой дорожке, по обеим сторонам которой возвышаются раскидистые деревья. Саванна показывает на увитое плющом здание.

– В этом крыле учится одиннадцатый класс. Все твои занятия будут проходить здесь. За исключением физкультуры – спортзал находится на южной лужайке.

Восточное крыло. Южная лужайка. Кошмар какой-то.

– Ты уже познакомилась с братьями? – Девушка останавливается посреди дорожки, ее проницательные темные глаза вглядываются в мое лицо. Она снова оценивает меня.

– Ага. – Я бесстрашно встречаю ее взгляд. – Не впечатлена.

В ответ слышу удивленный смешок.

– Тогда ты в меньшинстве. – Ее лицо снова становится серьезным. – Первое, что тебе стоит узнать про «Астор» – здесь правят Ройалы, Элеонор.

– Элла, – поправляю я.

Саванна взмахивает рукой.

– Да неважно. Они задают правила. И заставляют их выполнять.

– И вы все дружно следуете им, как маленькие послушные овечки.

Ее губы едва заметно кривятся в усмешке.

– Только сделай что-то не так, и четыре года здесь станут пыткой.

– Ну а мне плевать на их правила, – пожимая плечами, говорю я. – Пусть я и живу в их доме, но я их не знаю и не хочу узнавать. Я здесь лишь для того, чтобы получить аттестат.

– Ну ладно, тогда, думаю, пришло время для следующего урока про «Астор». – Девушка тоже пожимает плечами. – Единственная причина, по которой я так мила с тобой, это…

Погодите-ка, она считает, что ведет себя мило?

– …потому что Рид еще не вынес свой вердикт.

Я выгибаю бровь.

– Поясни.

– Одно его слово, и ты здесь – ничто. Ничтожество. Невидимка. Или того хуже.

Теперь усмехаюсь я.

– Это должно было меня напугать?

– Нет, это просто правда. Мы ждали тебя. Нас предупредили и велели пока не вступать в игру.

– Кто? Рид? Король «Астор-Парка»? Ой-ой, я уже вся дрожу.

– Они еще не приняли решение насчет тебя. Но скоро примут. Я познакомилась с тобой пять минут назад, но уже точно могу сказать, каким будет это решение. – Саванна ухмыляется. – У женщин есть шестое чувство. Мы недолго пребываем в неведении относительно того, с кем имеем дело.

Я ухмыляюсь в ответ.

– Точно, недолго.

Очередной пристальный взгляд замирает на мне еще на несколько секунд. Но мне их хватает, чтобы показать, что мне плевать на нее, на Рида и на иерархию в этой школе, которой она, несомненно, следует. Но тут Саванна снова перебрасывает волосы через плечо и широко мне улыбается.

– Ну что, Элеонор, пойдем, я покажу тебе наш футбольный стадион. А это, знаешь ли, настоящее произведение искусства.