Текст книги "Доступен каждому"

– Нет, – ответила та. – Я люблю плавать и ездить верхом, но для остальных видов спорта я не гожусь.

Я промолчал и, воспользовавшись сиестой, вернулся в свой коттедж.

Глава 4

После полудня я сидел возле бассейна и ждал прибытия фургона. Мне хотелось самому увидеть, как Хелманн Бруно будет выходить из машины. Часто симулянты невольно выдают себя, когда не знают, что за ними наблюдают.

Сперва появились клубы пыли, а затем и сам фургон, за рулем которого сидел Бак Крамер. Машина развернулась и заехала на стоянку, куда обычно привозили отдыхающих.

Человек, сидевший впереди, рядом с Крамером, казался совершенно неподвижным.

Крамер вышел из машины, обежал вокруг и открыл дверцу.

Бруно осторожно выставил из машины одну ногу, потом другую, потом появилась трость.

Крамер подал Бруно руку и помог выйти из машины.

Бруно постоял на негнущихся ногах, слегка покачиваясь, потом, опираясь на трость одной рукой и на руку Крамера другой, медленно поплелся в сторону бассейна.

Когда они приблизились ко мне, Крамер сказал:

– Это один из наших гостей, мистер Бруно, мистер Лэм.

Бруно, высокий, неповоротливый, посмотрел на меня большими темными глазами, улыбнулся, переложил трость в левую руку, протянул правую и сказал:

– Здравствуйте, мистер Лэм.

– Рад вас видеть, мистер Бруно.

– Простите мне мою неуклюжесть, – сказал он. – Я попал в автомобильную катастрофу и теперь не очень твердо стою на ногах.

– У вас сломана кость? – спросил я.

Он высвободил свою руку из моей и потер шею:

– Травма шейных позвонков. По крайней мере, так говорят врачи. Чертовски неприятная штука. Меня мучают головные боли и приступы головокружения… Я приехал сюда, чтобы хорошенько отдохнуть. Думаю, мне будет полезно находиться на свежем воздухе. – Он опустил правую руку и взялся за набалдашник трости.

Я заметил у него на руке кольцо – массивное золотое кольцо. Поверхность кольца напоминала завязанную узлами веревку с рубином в центре.

– Пожалуйста, пойдемте сюда, мистер Бруно, – сказал Крамер. – Ваше прибытие зарегистрируют, и потом я покажу вам ваш коттедж. Думаю, вы будете жить в коттедже номер двенадцать. Прошу вас, будьте осторожней.

– Все в порядке, – извиняющимся тоном проговорил Бруно. – Только я передвигаюсь несколько медленно. Иногда на меня нападает слабость.

Поддерживаемый Крамером, Бруно направился к конторке регистрации.

Быстрым шагом подошла Долорес Феррол. Она наблюдала за нами издали.

– Вы видели это, – сказала она. – Мы проиграли. Этого никогда не разоблачишь.

– Возможно, он почуял опасность, – возразил я. – Пока что мы ничего не достигли.

Она мрачно посмотрела вслед Бруно и Крамеру и решительно проговорила:

– Мне бы только выманить его из коттеджа после захода солнца – он враз оживет.

– Как быть с кинокамерой? Для съемок необходим дневной свет.

Мы прошли к конторке регистрации. Когда Бруно и Крамер вышли, Крамер представил его Долорес.

Долорес позволила Бруно рассмотреть глубокий вырез на своей блузке.

– У вас ревматизм, мистер Бруно? – спросила она. – Это лучшее место в мире, чтобы избавиться от ревматических болей.

– Автомобильная катастрофа, – устало, но терпеливо объяснил он. – Травма шейных позвонков. Я думал, что здесь мне будет лучше, но, видимо, совершил ошибку, уехав так далеко от моего врача. Правда, я ничего не заплатил за путевку. Я выиграл ее, став победителем конкурса.

– Вы победили в конкурсе! – воскликнула Долорес, глядя на него восхищенным взглядом. – Я всегда мечтала победить в каком-нибудь конкурсе. Даже пыталась, но, в конце концов, потеряла всякую надежду. Мне для этого не хватает ума.

– Этот конкурс был очень легким, – сказал Бруно и повернулся к Крамеру: – Вы поможете мне отнести вещи?

– Я провожу вас, и вы сможете прилечь, – сказал Крамер. – Потом я поеду обратно в аэропорт и постараюсь найти ваш пропавший чемодан. Авиакомпания утверждает, что он прибудет следующим рейсом, и я смогу его получить.

– Абсурд какой-то, – сказал Бруно. – В наших самолетах самая отработанная совершенная техника. Ее проектируют на чертежных досках, испытывают в специальных аэродинамических трубах, и, пока вы находитесь на борту, с вами носятся как с писаной торбой, но стоит ступить на грешную землю, как вас начинают обслуживать на уровне, существовавшем в те времена, когда флагманом флота был трехмоторный самолет Форда.

Крамер рассмеялся:

– Скажите спасибо, что они еще это делают. В наше время люди путешествуют целыми толпами.

В голосе Бруно зазвучали жалобные нотки хронического инвалида.

– У меня неприятности, – сказал он. – Возможно, поэтому я все вижу в черном свете. – Он неуклюже поклонился Долорес и сказал: – До скорой встречи, – и направился с Крамером к коттеджу, стоящему в конце ряда.

– Первый раз сталкиваюсь с таким симулянтом, – заметила Долорес.

– Или он очень умен, – сказал я, – или действительно болен.

Когда вернулся Крамер, я обратился к нему:

– Если вы действительно собираетесь ехать за этим пропавшим чемоданом, можно я поеду с вами? Мне нужно кое-что купить в городе.

– Я привезу вам все, что вы закажете.

– Нет, я сам должен выбрать. Если в машине будет место, я бы…

– Черт возьми, этот фургон постоянно ездит туда и обратно. Для того он и существует, чтобы отдыхающим было удобно. По утрам, когда я провожу верховую прогулку на лошадях, его водит другой водитель фермы. Но во второй половине дня я иногда совершаю по пять выездов в город. Садитесь.

Я забрался на переднее сиденье рядом с ним.

– Представляете, и такой парень едет отдыхать на ферму. – Крамер повернул ключ зажигания. – Да ему в санатории место.

– Он приехал сюда потому, что ему досталась бесплатная путевка за победу в каком-то конкурсе.

– Иногда у нас бывают такие. Побеждают в конкурсах и приезжают. Кажется, этот конкурс проводит компания, производящая пекарный порошок. Она награждает призами тех, кто в пятидесяти словах лучше всех объяснит, почему именно этот пекарный порошок является лучшим. Я никогда не читал об этом конкурсе в газетах, но сюда уже приезжали несколько человек, которые выиграли путевку. Насколько я знаю, некоторые из призов дают право на бесплатную поездку даже в Гонолулу.

– Ничего, – сказал я весело, – две недели, проведенные здесь, пойдут ему на пользу.

– Одно я знаю наверняка: он ни за что не сядет на лошадь. И мне не придется выслушивать излияния о том, как он в детстве катался на лошадях и как однажды ему попалась такая горячая лошадка, что другой на его месте вряд ли бы с ней справился. Он не будет давать мне взятку, чтобы к следующей прогулке я нашел ему лошадь получше. Я уже сыт по горло этими разговорами. Каждый получает ту лошадь, какую заслуживает. Если бы я позволил этим парням самим выбирать себе скакуна, то все наши тропы были бы изрыты их головами. А впрочем, у каждого свои проблемы.

Я осклабился с понимающим видом.

– Как вам понравился ваш конь сегодня утром?

– Отличный.

– Вы с ним быстро нашли общий язык. У некоторых парней очень тяжелая рука, а лошади этого не любят. Они начинают сопротивляться удилам и поводьям, потом перестают слушаться, седок пытается усмирить лошадь, но ничего хорошего из этого не получается.

– Она его сбрасывает? – спросил я.

– Что вы, нет. Ничего подобного. Мы не держим таких лошадей, которые сбрасывают седоков с седла.

Просто лошадь становится норовистой, нервной и возвращается с прогулки мокрой от пота. Наезднику тоже достается, потому что он всю дорогу борется. Оба измучены и недовольны. Животные удивительным образом все понимают. Эти лошади знают, что зарабатывают свой хлеб, катая отдыхающих по этим тропам, и поэтому они очень редко обижаются на своих седоков. В основном они обладают сильно развитым чувством ответственности. Еще ни одна наша лошадь не сбросила отдыхающего на дорогу. Даже самого неловкого.

– Наверное, нелегко отыскать таких лошадей, ухаживать за ними и держать в хорошей форме.

Крамер улыбнулся:

– Что это мы все время говорим о моих проблемах? Давайте лучше о ваших.

– У меня нет проблем.

Всю остальную дорогу до аэропорта мы с Крамером вели беспредметный разговор. Крамер позволял себе лишь общие рассуждения, стоило мне упомянуть имя какого-нибудь гостя, как он замолкал или начинал говорить о чем-то другом.

Мы подъехали к аэропорту, и я позвонил Берте Кул из телефонной будки.

– Дональд, – сказала она, – как у тебя дела?

– Все о’кей, если не считать, что моя работа под угрозой срыва.

– Что это значит?

– Этот Бруно либо действительно болен, либо слишком умен, чтобы попасться на нашу удочку.

– Ты хочешь сказать, что не можешь справиться с заданием? – осуждающе пророкотала Берта.

– Дело не в том, что я не могу справиться, а в том, что справляться не с чем. Возможно, у этого парня действительно повреждена шея. Я собираюсь позвонить Брекинриджу, но сперва решил ввести тебя в курс событий.

– О боже, – промолвила Берта. – Мы не можем отказаться от этой сделки. Ты должен пробыть там три недели, потому что все расходы уже оплачены и за каждый день мы получаем шестьдесят долларов.

– Я не буду требовать от него выполнения обязательств. Я думаю, услышав мое сообщение, он захочет изменить тактику и отзовет меня.

– Отзовет тебя! – заорала Берта в трубку. – Почему? Он не может идти на попятную.

– Давай не будем показывать, что у нас нет другой работы. Мы найдем себе что-нибудь еще.

– Позволь мне позвонить ему, я с ним поговорю.

– Нет. Я сам отчитаюсь перед ним. Я буду держать тебя в курсе дела.

Я повесил трубку, хотя она еще продолжала спорить, и позвонил Брекинриджу. Мне повезло. Как только я назвал себя его секретарше, раздался его голос:

– Хэлло, Лэм. Вы звоните из Тусона?

– Верно.

– Как вам понравилась ферма?

– Прекрасно.

– А как складываются ваши отношения с Долорес Феррол?

– Великолепно.

– Это хорошо, – сказал он и через мгновение спросил: – Что вы хотите мне сказать?

– Этот Бруно оказался крепким орешком.

– Вот как? Это почему?

– Похоже, он не симулирует. Он прибыл самолетом сегодня после полудня и сообщил всем, что приехал на ферму, потому что победил в конкурсе, что он серьезно пострадал в автомобильной катастрофе, что у него травма шеи, и он должен себя беречь. Он ходит, опираясь одной рукой на трость, а другой на руку ковбоя, который ухаживает за лошадьми.

– Чертов мошенник! – воскликнул Брекинридж.

– Вы правы.

Брекинридж подумал и присвистнул в трубку.

– Ладно, Дональд, возвращайтесь.

– Вот как?

– Именно так. Нам придется заплатить ему.

– Я только сообщаю вам, как идут дела. В конце концов, может быть, он прикидывается. Возможно, мы еще выведем его на чистую воду.

– Не думаю, что вам следует пытаться это делать. Хорошо, что вы позвонили мне, Дональд. Придется нам расплатиться с ним. Если он не симулирует, эта травма шеи может стоить нам больших денег. Садитесь в самолет и возвращайтесь домой.

– К чему такая спешка? Подождем еще один день. Я хочу точнее оценить ситуацию и позвонил вам только потому, что думал, вам интересно знать, как развиваются события.

– Отлично, Лэм. Молодец. Я рад, что вы мне позвонили. Вы не думайте, вы получите все, что мы обещали. В любом случае мы заплатим вам за три недели, но я не хочу рисковать, если у него действительно повреждена шея, тем более если все можно уладить, выплатив умеренную сумму денег.

– Вы можете подождать один день? – спросил я.

– Ну. – Он на мгновение задумался и добавил: – Да, один день мы подождем.

– У меня появилась возможность выехать в город, и я решил позвонить вам и сообщить, что тут происходит.

– Лэм, можете звонить мне в любое время. Я взял за правило находиться только там, где меня можно легко найти, если появится что-то важное. Назовете свое имя моей секретарше, и она тут же соединит вас со мной. Значит, вы позвоните мне завтра, не так ли?

– О’кей.

– Позвоните обязательно.

– Обязательно позвоню. – Я повесил трубку.

Я вошел в здание аэропорта и отыскал Крамера. Он стоял у ларька и потягивал шоколадного цвета пиво. Чемодан Бруно прибыл по расписанию, и мы вернулись на ферму.

Я выпил коктейль, пообедал, а через некоторое время начались танцы.

Я танцевал с Долорес.

Танцевала она красиво и соблазнительно, хотя и не прижималась к партнеру во время танца.

– Пытались соблазнить Бруно? – полюбопытствовал я.

– Это айсберг, а не человек. Он правда травмирован, Дональд. Это что-то новое. Никогда не думала, что придется столкнуться с таким симулянтом. Они сказали, что не пошлют сюда человека, если не будут уверены, что он симулирует болезнь. Не понимаю, как они могли так ошибиться относительно этого парня.

– Может, они и не уверены, – предположил я. – Возможно, они просто решили пойти на риск, который не оправдался.

– Вы останетесь здесь, Дональд?

– Не знаю, а что?

– Мне бы не хотелось, чтобы вы так быстро уехали, ведь мы с вами только познакомились.

– Если я буду продолжать играть роль, которую вы мне предложили, то сам стану выглядеть симулянтом в глазах других.

– Я предложила, как вы выразились, эту роль, потому что вы мне нравитесь, – сказала она, выразительно посмотрев мне в глаза.

В этот момент музыка кончилась, Долорес подкрепила свои слова, на долю секунды прижавшись ко мне бедрами. Потом она улыбнулась: к ней приближался один из отдыхающих, намеревавшийся пригласить ее на танец.

– Как вы ухитряетесь не конфликтовать со всеми замужними женщинами? – спросил я ее.

– Это искусство, – ответила она и повернулась к кавалеру, улыбаясь своей стандартной улыбкой.

Я наблюдал за ней во время танца. Она танцевала подчеркнуто строго, время от времени улыбаясь кавалеру, внимательным взглядом окидывала других гостей, чтобы убедиться, что они хорошо проводят время.

Каждая замужняя женщина, поймавшая этот взгляд, оценивала его по достоинству. Он говорил о том, что Долорес ни на минуту не забывает о своих прямых обязанностях.

Я сомневался насчет Бруно, но зато не сомневался в том, что Долорес была удивительно умной женщиной.

Распорядок дня на ферме позволял гостям рано ложиться спать.

Два раза в неделю устраивались танцы, но они продолжались только час, потом музыку выключали, и отдыхающие расходились по коттеджам.

Два раза в неделю на втором дворе разжигали костер, отдыхающие садились вокруг него и слушали выступление артистов. Мескитовые дрова вспыхивали ярким пламенем и превращались в тлеющие угольки. Ковбои играли на гитарах и пели песни Дикого Запада. Такие ансамбли ковбоев ездили от фермы к ферме и радовали отдыхающих своим искусством.

Я рано вернулся в свой коттедж, поскольку Мелита Дун, сославшись на головную боль, легла спать, а Бруно попросил отвезти его в коттедж, заявив, что у него болят все суставы. Кто-то раздобыл для него кресло-каталку, и он теперь не расставался с ним.

Долорес Феррол была разочарована, но скрывала это и с удвоенной энергией выполняла свою работу.

Она старалась, чтобы все гости знакомились и общались друг с другом, а не собирались в отдельные группки, которые со временем могут превратиться в замкнутые кланы.

Короче говоря, Долорес была весьма компетентна и выполняла колоссальную работу, но она очень хотела поговорить со мной, и я заметил, что после того, как официальная часть вечера закончилась, она искала возможность наедине обсудить наше дело во всех подробностях.

Сам я полагал, что обсуждать тут нечего, во всяком случае, пока нечего, но прежде чем поговорить с Долорес, я хотел побольше узнать о Мелите Дун. Было что-то в этой женщине, что возбуждало мой интерес.

Я направился к своему коттеджу, зевая на ходу.

Почти сразу меня догнала Долорес:

– Вы уходите, Дональд?

– Да, день был трудный.

Она засмеялась:

– Не разыгрывайте меня. Вы из тех выносливых парней, которые выдержат дюжину таких дней. Или вы боитесь темноты?

Я направил разговор в деловое русло.

– Что вы скажете о Мелите Дун? – спросил я. – Не похоже, что она приехала сюда в поисках приключений и романов. Она не помешана на лошадях и не желает ездить верхом. Не является ли она любительницей киносъемки, которая стремится в пустыню, чтобы снимать свои фильмы. Зачем она здесь?

– Ей-богу, не знаю, – сказала Долорес. – Я встречала здесь всяких женщин, но эта сбила меня с толку. Вы очень удачно разделили приезжающих сюда на три типа. Когда они приезжают сюда гулять, то не теряют времени даром. Первыми им здесь попадаются ковбои, и девицы буквально набрасываются на них. Ковбоям это все надоело до чертиков, и бывает так, что девица скидывает перед ними свое платье, а они зевают, поворачиваются к ней задом и идут седлать своих лошадей. Есть еще любители верховой езды. С такими ковбои находят общий язык, если, конечно, те их не поучают, как нужно обращаться с лошадьми. Если гости искренне любят животных и прогулки верхом, то им всегда достаются хорошие лошади, и они отлично проводят время. Есть еще, конечно, любители киносъемки, художники и люди, любящие одиночество и бесконечные пространства пустыни. Они приезжают сюда поодиночке и держатся обособленно.

– Ну вот, – сказал я. – Мелита Дун приехала одна и держится обособленно. Может, она относится к последнему типу? Может, она любит одиночество и поэтому приехала сюда?

Долорес покачала головой:

– Только не эта женщина. Что-то у нее на уме. Она здесь для… Я чувствую, Дональд, что она приехала сюда с какой-то целью.

– Мне тоже так кажется.

– Ну что ж, ее коттедж находится рядом с вашим, и за последние пятнадцать минут вы уже три раза сладко зевнули. Я думала, возможно, ожидание… ну… – Она улыбнулась обольстительной улыбкой.

Я сказал:

– Наверное, мне в чай подбросили снотворное. Я еле стою на ногах. До завтра, Долорес.

– До завтра? – переспросила она.

Я посмотрел ей в глаза:

– У вас здесь хорошая работа, Долорес.

– Это я делаю ее хорошей.

– Вам прилично платят?

– Я делаю ее высокооплачиваемой. Я знаю, что я делаю. Я очень хорошо работаю. Благодаря мне гости чувствуют себя здесь гораздо более комфортно, чем если бы меня не было. Я честно зарабатываю себе на хлеб.

– И никто не знает, что одновременно вы работаете на страховую компанию?

Она посмотрела на меня насмешливо:

– Вы что, шантажируете меня, Дональд?

– Я не люблю пребывать в неведении.

– Иногда быть в неведении выгодно… Ладно, что вы хотите узнать?

– Как вы нашли эту работу?

– Эта идея возникла в отделе исков.

– Гомер Брекинридж?

– Да, если хотите.

– Значит, он приезжал сюда?

– Да.

– Когда?

– В прошлом году.

– Он увидел вас за работой, и ему пришла в голову идея приглашать сюда людей, победивших в липовом конкурсе?

– Да.

– Много их уже побывало здесь?

– Не думаю, что мистеру Брекинриджу понравится, если он узнает, что я вам это рассказываю.

– Послушайте, Долорес, мы с вами вместе работаем на Брекинриджа. Я спрашиваю вас для того, чтобы между нами установились не только деловые отношения. Вы считаете, что мы вмешиваемся в личные дела Брекинриджа?

– И это тоже. – Она задумалась.

– Я не хочу делать ничего, что может представлять опасность для вас и вашей работы. Эта работа мне тоже нравится. Брекинридж – человек неглупый. Он послал меня сюда, так сказать, в порядке эксперимента… До меня здесь были другие. Что с ними стало?

– Не знаю. Они больше не возвращались. Для них эта работа была одноразовым предприятием.

– Вот именно. А я не хочу быть одноразовым предприятием. До завтра, Долорес.

Мгновение она колебалась, потом сказала ласково:

– Доброй ночи, Дональд, – и удалилась.

В коттедже Мелиты Дун свет уже не горел. Она легла спать полчаса назад. Очевидно, она не теряла времени на долгий косметический ритуал, как многие женщины, которые уделяют массу внимания своей внешности перед сном.

Я со всех сторон осмотрел свой коттедж. Он состоял из крыльца, небольшой гостиной, спальни, ванной, большого чулана, газового обогревателя и маленького заднего крыльца.

По утрам и вечерам здесь бывало прохладно, и тогда в коттеджах затапливали две печи: одну – в гостиной, другую – в спальне. Маленькое заднее крыльцо предназначалось для дров. С появлением газа были установлены газовые обогреватели, и необходимость запасать дрова на зиму отпала. Между моим коттеджем и коттеджем Мелиты Дун было около десяти футов. Окно ее спальни было несколько смещено относительно моего, и я мог видеть лишь один угол ее спальни.

Очевидно, Мелита любила дышать свежим воздухом – окно ее спальни было открыто, и тюлевые занавески раздвинуты для циркуляции воздуха.

Я разделся, принял душ, надел пижаму, забрался в постель и заснул.

Не знаю, сколько прошло времени, когда я, вздрогнув, резко проснулся. Меня разбудил не то шум, не то еще что-то.

В углу моей спальни был яркий свет.

Я вскочил с постели и пошел к двери и только тогда осознал, что источник света – окно спальни Мелиты Дун.

Подойдя близко к своему окну, я смог видеть угол ее спальни.

Я увидел движущуюся тень, затем другую. Несомненно, теней было две.

Послышался голос мужчины – низкий, настойчивый бас. Женский голос произнес что-то очень быстро, и вновь заговорил мужчина – на этот раз властно и грубо.

Неожиданно в поле моего зрения появилась Мелита Дун.

На ней была тонкая ночная рубашка, а поверх нее почти прозрачный халат.

Рука мужчины схватила ее запястье.

Я не видел мужчину. Видел только его руку и на ней кольцо. Массивное золотое кольцо с рубином. Я отчетливо видел его красный блеск.

В первый момент я не был в этом уверен, но кольцо очень походило на то, которое в тот день было на руке Хелманна Бруно.

Внезапно свет в коттедже Дун погас. С того момента как я проснулся, прошло не более двух минут.

Я осторожно поднял свое окно, но ничего не услышал. На цыпочках прошел к входной двери и приоткрыл ее на тот случай, если Бруно будет проходить мимо моего коттеджа. Я хотел видеть, как он идет: быстрыми, нормальными шагами или опираясь на трость.

Прождав минут десять, я на цыпочках прошел к запасному выходу, вышел на крыльцо и посмотрел на соседний коттедж.

Он имел точно такой же, как у меня, запасный выход и такое же заднее крыльцо. Бруно мог легко обойти мой коттедж и выйти на тропинку.

Тропинка не была мощеной. По ней в коттеджи доставляли мебель и провизию. Грязи на дорожке не было, потому что в здешней почве много превратившегося в песок гранита, но и совершенно твердой ее нельзя было назвать.

Я оделся, сунул в карман маленький фонарик и вышел через запасный выход. Стараясь держаться в темноте, я вышел на тропу, снял пиджак, накрыл им фонарь, чтобы он не отбрасывал по сторонам свет, и начал обследовать почву.

На дорожке четко отпечатались следы мужской обуви, которые вели к коттеджу Бруно.

Я не решился идти по ним до конца, но проследовал достаточно, чтобы убедиться, что мужчина шел нормальным, здоровым шагом.

К сожалению, я ничего не мог поделать со своими собственными следами. На таких дорогах любой движущийся предмет оставляет след, и опытный следопыт способен обнаруживать почти незаметные отпечатки.

Я, конечно, мог бы скрыть свои следы, разглаживая землю ладонями, но, боюсь, это привлекло бы еще больше внимания.

По утрам ковбои узнают по следам верховых и вьючных лошадей, где стадо останавливалось на ночь. Они не только хорошо читают следы, но и замечают все мелочи, выходящие за рамки обычного.

В итоге я повернулся и пошел обратно, не пытаясь уничтожить свои следы. Я был уверен, что Бруно не догадается, что кто-то следил за ним, но знал, что любой ковбой, который проедет по этой дороге верхом, следы увидит. Если он проедет на джипе или пикапе, то может не обратить на них внимания. В крайнем случае, меня могли заподозрить в распутстве, так что стоило рискнуть.

Стараясь держаться в темноте, я тихо обошел коттедж, вернулся в свой и лег спать.