Текст книги "Я – грозный любовник. История Сида и Алисы"

4

Когда посетителей не было, я оказывался полным хозяином в пункте проката. Жизнь моя сливалась с безумными фильмами, я полностью зависел от пленки, от коробки. Я прятался, чтобы никто меня не нашел. Поставив кассету, на несколько часов я становился загипнотизированным, полностью погруженным и в чужую, вымышленную, и в свою собственную жизнь. Фильм «Двери» почти стерся от нещадной эксплуатации. Я настолько вжился в виртуальную реальность, что уже недоставало сил отделаться от нее. Иногда хочется там и остаться – как, например, сегодня, после того как я посмотрел фильм Китаро. И плевать мне на все. Только бы никого не принесла нелегкая.

Я лежал на спине, пристроив голову там, где не так грязно. Пахнет чистым бензином. Если я задерживаюсь тут надолго, то к концу дня начинает болеть голова. По мне уже лучше дышать угольной пылью наверху.

Словно страус в дождливый день, я смутно ощущал какое-то беспокойство. Стал раздумывать о самом себе. Это было ужасно.

Ну что ж – на ошибках учатся.

Жоржи вошел в пункт проката и испугался, увидев меня. Я испугался еще больше. Увидав меня в таком положении, он стал принюхиваться – не накурился ли я травки. Он один умел определять наркоту по запаху среди этой вонищи. Кабы чего учуял – хреновато бы мне пришлось

Если что – запрусь в туалете.

– Ну, ты даешь! Растянулся на полу, точно собака. А кассеты кто расставлять будет? – произнес этот подонок, глядя мне прямо в лицо и все еще принюхиваясь. Меня так и подмывало ответить: сукин ты сын! Да где уж мне…

Я ответил:

– Сейчас расставлю. Только воздухом подышу.

– Воздух везде одинаковый – что внизу, что наверху.

– Нет, я прочел в журнале, или в газете, или в кино видел – не помню, что если человек дышит лежа, то не отравится. Так делают при пожаре. А тут то же самое.

– Врешь ты все.

– Смотри, прилавок какой грязный, коробки все черные от пыли, хоть с мылом мой. Это масло горелое с проспекта Виа-Маржинал. Сегодня протру – завтра все так же запачкается. Вот я и стараюсь не дышать загрязненным воздухом, от которого кассеты чернеют. Вот в чем все дело, – попытался объяснить я.

Жоржи повернул ко мне свою бульдожью морду и со свойственным ему цинизмом изрек, что пыль портит только коробки, а никак не кассеты. Так что все равно их надо вытирать.

Я встал, чтобы больше его не слушать.

Другого такого придурка, как Жоржи, свет не видывал. Родит же земля уродов! Он, кажется, никого не любит, даже своих родных – разве только мою сестру. Достает кассеты из коробок и оставляет где попало – они и пачкаются. Головки быстро выходят из строя, а посетители и не догадываются о причине. Этот сукин сын готов обмануть кого угодно, а еще – отыметь всех девчонок, которые сюда приходят. Чтоб он сдох! Когда-нибудь я его убью. Может, даже сегодня, если он догадается, что я покуриваю травку в пункте проката – обычно в туалете, чтобы никто не допер. Он-то знает – не раз заставал меня за этим делом. Буду поступать, как моя сестра, которая обвела отца вокруг пальца. Отец заметил, что она курит в туалете, и принялся ждать, пока она выйдет, чтобы наподдать ей. А у нее как раз была менструация. Она вынула грязный тампон и плотно завернула в туалетную бумагу так, что он стал похож на окурок, и оставила на раковине, чтобы отец, когда войдет, решил, что это остатки наркоты и развернул пакет. Она вышла, а он вошел. Она задержалась у двери и услышала, что отец ругается на чем свет стоит. Он попался в ловушку. Когда до него дошло, он весь побагровел от ярости. Но со мной такое не пройдет. С Жоржи я буду действовать не так. Если он станет мне угрожать – убью, честное слово.

Сейчас он пересчитывает деньги в кассе и при этом все еще принюхивается, не попахивает ли травкой. Понимает, гад, почему я лежал, когда он вошел.

Видели бы вы, как он весь тает, когда в пункт проката заявляется девчонка! Он перещупал всех девок, которые тут работали. Они накатали кучу жалоб на него, а ему хоть бы что. Доказательств-то никаких! Поначалу он гладил их по головке. Со временем, осмелев, просил их приходить в облегающих шортах или мини-юбках. Заставлял их подниматься по лестнице, чтобы доставать кассеты с антресолей или, наоборот, складывать их туда. Сидя за столом, он любовался их трусиками. Этот маньяк нанимал тех, кто помладше, чтобы поменьше платить и безбоязненно вытворять всякие непристойности. Когда девчонка поддавалась на уговоры, он ее подкупал. Одной рукой совал ей бумажку в пятьдесят реалов, а другой рукой лез под юбку. Сам-то я этого не видел, но слухом земля полнится. Одна знакомая девчонка рассказывала мне, что он хорошо заплатил ее подружке за то, что она дала ему понюхать свою киску. Запах его заводит, так что ей даже трусы снимать не пришлось. Он пообещал не трогать ее, а только слегка прикоснуться кончиком носа. Он добился своего, да и девчонка, похоже, внакладе не осталась. Линчевать бы этого охальника! Да вот никак его не застать с поличным, а многие и не подозревают, что он такими делами занимается.

Вот почему я здесь. Его все-таки прищучили, и пришлось ему с тех пор брать на работу только парней. Пока что я тут один, и мне не хватает помощника. Моя мать умоляла, чтобы я устроился на работу, потому что мне уже исполнилось восемнадцать, и что нужно порвать с дурной компанией. К матери я иногда прислушиваюсь. Сам бы я ни в жизнь сюда не пришел. Но поскольку Жоржи не так уж много времени проводит в пункте проката, я решился. Чего уж там!

Жоржи поднял глаза от кассы и поглядел на дверь, разинув рот.

Там замаячили силуэты двух девчонок. Они вошли в волчье логово, чтобы обменять кассеты и наполнить старому хрычу голову порочными фантазиями. Губы ему скривила улыбочка, когда он сквозь очки с толстенными линзами пялился на их едва обозначившиеся груди, слегка вырисовывающиеся из-под кофточек, забыв, что я здесь и все вижу. На одной из девчонок была кофта с откровенным, глубоким вырезом и нейлоновые шортики. Этот сукин сын пожирал глазами их ноги и попки, пускал слюни и был вне себя от счастья, когда девчонки, повернувшись к нему спиной и ничего не подозревая, выбирали кассеты на стойках. Я оставался верен себе. Не мое это дело. Если телки дадут слабину, я их тут же отымею. От бабы я никогда не отказывался. Я не дурак. Но только чтобы все по-хорошему. Чтобы не возникло никаких проблем. Это и бабам нравится.

В дверях появилась тень и раздался голос Мальро. Он-то и спас посетительниц от старого маньяка, который предпочел смыться. На людях он менялся до неузнаваемости. Тогда он – сама любезность, и никто не догадывается о его порочных наклонностях. Он тихонько вышел, и я ощутил полную свободу. Хоть и на время.

Мальро посмотрел на меня и мотнул головой в сторону девчонок. Я показал большим пальцем вниз, делая отрицательный жест. Тот возмущенно замахал руками. По правде говоря, не понравились мне эти телки. Ни кожи, ни рожи, да и дуры вдобавок. Разве что так – потрепаться. Вскоре они убрались, и Мальро подошел ко мне. Хотелось побыть одному, но…

– Слушай, чего скажу. Алиса идет на тусовку и приглашает всех. Одноклассников своих. Пойдешь? Брат ее тоже будет, помнишь? На свадьбе был.

– Да я его вроде знаю.

– Клевый чувак, тоже хочет потусоваться. Говорит, что она тебя ждет, – заговорщически произнес Мальро.

– Алиса – целка, Мальро. С нею лучше не связываться. Не хочу даром время терять

– Целка? А ты откуда знаешь?

– Сузи сказала.

– Напугать тебя, наверно, хотела.

– Да нет. Наверняка целка, по разговору видно. И потом, тощая она какая-то да и мордашка так себе. Мне такие не нравятся. Потом не отвяжешься. Ну ее. Если не будет ко мне клеиться – пойду. А будет – так не пойду.

– Может, просто дым в глаза пускает? Все так делают, – убеждал меня Мальро.

– Все, кроме моих родителей, дедушек, бабушек, дядьев и теток. Все дым пускают, кроме моих родных.

– Сид, мать твою так! Я о бабах говорю, заметь. А эту телку все хотят. Ты-то на свадьбе тоже к ней приставал. Все это видели.

Я взглянул на Мальро и убедился, что он прав. Дело в том, что я не спешу соглашаться с чужой точкой зрения, даже если она совпадает с моей. Чего хорошего в том, чтобы мыслить так, как все? Чем тогда мы будем друг от друга отличаться? Я ведь не говорил, что хочу Алису, потому что если уж хочу, то овладеваю, стремлюсь сломить чью-то волю, похищаю – и меньше всего меня интересует, хочет этого моя партнерша или нет. И вовсе она меня не возбуждала – во всяком случае, ничто не могло меня уверить в обратном. Я так думаю, хотя, быть может, ошибаюсь. Стоит мне возбудиться, и я тут же думаю, как реализовать желание. С ней я ни разу не пробовал, да и неохота. Но чего только в жизни не бывает, как не устает повторять моя мать.

– Сегодня-то я, конечно, думал об Алисе. Дай срок, Мальро. Сам не знаю, что со мной творится.

– О чем ты думаешь?

– Да ни о чем. Просто вспомнил. Только и всего.

Я не мог рассказать Мальро обо всем. В тот самый день я действительно положил глаз на Алису. Все разворачивалось постепенно, как в кино. Ей хотелось со мной трахнуться, и я попробовал воспользоваться моментом. Я притиснул ее в уголочке и засунул ей руку в трусы – такие же черные, как ее лак для ногтей – и поласкал киску. Стащив с нее трусы, я приник губами к щелочке – м-м-м! Раздевать ее не стал, а просто задрал длинное белое платье и не спеша вошел. «Ой, ой! Больно!» – пискнула она, а я тем временем кончил себе в кулак. Мне нетрудно было представить, какая у нее киска, потому что видел много таких. Затянувшись пару раз травкой, я увидел ее голенькой сквозь дым. Она похожа была на Мадонну, выходящую на эстраду. Повертев попкой, она сунула туда собственный пальчик. Я хотел ее, ясное дело – ее ведь все хотели. Она хорошенькая, не дает первому встречному-поперечному, и худенькая – натянуть ее легко. Такие телки с ума меня сводят – лучше об этом сейчас не вспоминать. И с Мальро лучше не обсуждать. А то член встанет – и придется бежать в туалет делать свое черное дело. Важно не переборщить. И мой, и его отец наверняка делали это множество раз, думая, скорее всего, о наших матерях. Со мной такое может случиться раза два или три в сутки – в зависимости от того, сколько выпью и выкурю. Обычно я предпочитаю это делать с партнершей, но у меня осталась некоторая подростковая нервозность. Перестав думать о сексе, я обратился к Мальро:

– Слушай, Мальро! По-моему, Алиса слишком тощая. Не в моем она вкусе. Скорее, в твоем. Она в принципе ничего, но бывают гораздо лучше. Такой подружки мне не надо. Разве что так – на несколько раз, пока другую не найду. Таких телок, как Алиса, полно возле школы топчется. Бери – не хочу.

– Ну, ты даешь! Грозный же ты любовник! Она же от тебя тащится. Ты один этого не видишь. То, что она с самого начала тебя отбрила, еще ничего не значит. У тебя еще все впереди.

– Пошел ты на хрен с такими разговорами, блин!

– Сам пошел.

– Мне такие бабы на хрен не нужны. Сам будто не знаешь.

– Да даст она тебе! И брательник не против. Может, она к себе тебя пригласит. Пользуйся случаем!

Мальро носил бейсболку, как в фильме «Парк Юрского периода», которую я когда-то ему подарил. Иногда он целый день ее не снимал. По вечерами носил черную импортную кепку с буквами NY. Он белый, а ведет себя как негр. Он и сам мне в этом признавался. Одежда на нем всегда болталась, будто на вешалке.

– Девка считай что твоя. Только руку протянуть. Все говорят, что эта дуреха от тебя тащится. Ты слушай, что я тебе говорю. Только помани ее, понятно? И все чин-чином. Не ошибешься – гарантирую. Я даже с Флавиньей поболтал. Она говорит, что ты, мол, у Алисы с языка не сходишь. Так что дело в шляпе.

– Пошел ты на хрен, Мальро.

– Да что такое? Я же помочь тебе хочу.

– Мне твоя помощь на хрен не нужна. Когда я хочу бабу, сам с ней договариваюсь.

– Извини, а не много ты на себя берешь?

– Мальро, потрепались – и хватит. И вообще мне тут обрыдло. Хочу найти клевую телку, не такую, как в нашем квартале.

– Смотри, не прогадай, – сказал на прощание Мальро, забирая со стойки несколько кассет Боба Марли.

Он вышел рассерженный. Я задумался. Все-таки схожу на праздник. Познакомлюсь поближе с Алисиным братом. Ничего особенного на празднике не будет, это как пить дать, но все же лучше, чем дома сидеть. На таких праздниках пьют только кока-колу, а о травке, даже самой легкой, и мечтать нечего. Девки все на одну колодку: и одеваются, и душатся одинаково, а хуже всего – болтают об одном и том же. Так и подмывает взять одну да раздеть догола – так, для понта. А то все они как куклы. Разве их можно уважать? А приходится – иначе ославят меня белой вороной. А белой вороной меня еще никто не обзывал. Это мне совсем ни к чему.

Я-то знаю, что мне нужно.

Я не дурак.

5

Праздник оказался отстойный. Хотелось оттянуться, побазарить – не получилось. Люди, которых я отродясь в глаза не видел, несли всякую белиберду. А что толку болтать, коли неохота? И вот я здесь, посреди шума и гама, гляжу, как все улыбаются, пьют пиво или лимонад, оглушительно чавкают и глубоко затягиваются сигаретами. Я сюда пришел с единственной целью, от которой не отступлюсь.

Алиса рядом, но как будто не обращает на меня внимания. Если приглядеться, она ничего. Поглядим – может, чего и получится. А пока, раз такое дело, я тоже слегка отстранюсь и буду вращаться только среди своих приятелей и лишь издали поглядывать на девчонок, снующих туда-сюда и строящих глазки. Все только и делают, что переглядываются и словно принюхиваются друг к другу. Словно собаки во время течки!

Судя по всему, ничего хорошего из этой тусовки не выйдет, так что зря я теряю время. Такие праздники обычно устраивают одноклассники в школе, когда родители и даже учителя держатся стайкой, точно на школьном дворе. Держатся друг дружки и несут такую же чушь, что и весь учебный год. Об одном и том же треплются, как будто пересказывают одну и ту же книжку. Точка зрения у всех одна и та же, вот они и городят черт знает что. Даже в туалете сплетничают. И ржут, будто кобылы. Ну что ж – будем принимать их такими как есть. А что делать?

Из своего угла, болтая с Мальро и с Фернанду по кличке Урод – хотя на самом деле он симпатичный парень, вроде героя фильма «Река Феникс», чьи фотки девчонки налепляют на школьные тетрадки – я все время стремился встретиться взглядом с Алисой. Казалось, она не такая, как другое девчонки – но вряд ли это так. Мы уже давно переглядывались. Урод, надо заметить – любитель тяжелого рока. Обожает NOFX и Сайко Мико и разбирает все, что они поют. Кроме него, это никому не удается, потому что для него музыка – это все. У меня впечатление, что Алиса тоже неравнодушна к тяжелому року. Мне он тоже нравится, но я предпочитаю Нирвану. Алисин брат Пилдит тоже тусовался с нами и трепался, как Мальро. Думаю, в музыке он ни уха ни рыла не смыслит, только делает вид, что понимает. Он примазался к нам, хоть мы и старше его, и, кажется, нашел общий язык с Бананом, который все помалкивал да поддакивал. Вот в какой компании я оказался. А дальше что?

От моего внимания не ускользнуло, что мальчишки и девчонки с нетерпением ожидали, когда представится случай поцеловаться и потискаться. Разгоряченным кискам не терпелось освободиться от тесных трусиков и, подобно черепашатам, устремиться к неведомому морю. Море – это я. Жду черепашек… Нет, извините. Я – хищник. Проглочу всех этих несмышленых черепашек, когда праздник закончится, и они выйдут за дверь, но еще не успеют затеряться в толпе.

Свет из гостиной проникал в сад. Освещенные цементные скамьи озарялись бликами плещущейся воды из бассейна. Идеальное место, чтобы посидеть и расслабиться, потягивая коктейль. Я рассеянно глядел на воду, навевавшую меланхолию. Будь она теплой – искупался бы вместе с какой-нибудь черепашкой. Из-за августовского тумана воздух становился тяжелым и сырым, а ночное освещение напоминало фильм ужасов: в доме светло, в саду темно. Мне хотелось побродить по саду и покурить в одиночестве, да в доме оставалась Алиса с кучей девчонок. С ними можно было бы оттянуться, но если сидеть сложа руки, ничего не выйдет. Нередко черепашки разбредаются уже за полночь, когда у меня уже не хватает сил за ними угнаться. Надо действовать.

Бегство должно быть незамедлительным, чтобы наше отсутствие оставалось незамеченным как можно дольше. Мы с Мальро покурили травки незаметно для остальных. Пилдит сделал затяжку и чуть с копыт не свалился. Представляю, что бы с ним сталось, кабы он еще и выпил. Здесь, должно быть, масса девчонок, которым курить не в новинку, но признаться в этом подругам они не решаются. Большинство считает это преступным. Банан сидел без движения; когда он курит травку, балдеет так, что рта раскрыть не в состоянии, поэтому молчит, точно рыба.

Мы вернулись в дом из темного сада. Я задумался. Такой красотки, как Алиса, я сроду не видывал. Все считали ее очаровашкой. Но для меня она малолетка. Мне нравятся девчонки постарше. Однажды я спал с бабой под тридцать. Понравилось, хотя и не очень. И собеседница Алиса никудышная. Все молчит, будто воды в рот набрала. Некоторым, правда, удается с ней поболтать. Как им это удается – не знаю.

На Алисе были черные брюки, плотно облегающие ноги, бедра и попу. Талия занижена, пупок открыт. Маленькие груди из-за топика казались больше. Соски, похожие на два глаза, устремлялись вверх и как будто просили, чтобы я их поцеловал. Охренеть!

Если б я поцеловал Алису в губы, ткнулся бы ей подбородком в груди. Я еще не определил, зеленые у нее глаза или голубые. Казалось, они двухцветные. Лицо ее я прежде видел лишь издали да на черно-белом снимке, где цвет глаз не распознать. Много чего я передумал, глядя на нее, но действовать не решался. Знал, что пора переходить в наступление, да что-то меня удерживало. Не хватало решимости. На этой дурацкой тусовке мне захотелось овладеть Алисой, но мне она казалась чем-то недостижимым, чего я недостоин.

Я принялся рассматривать ее пупок – единственную неровность на гладкой коже ее мерно вздымающегося живота – дышала она спокойно и ровно. Как чудесно смотрелась она против света! Ее живот, казалось, готов превратиться в летающий диск, отделиться от тела и подлететь ко мне, чтобы я покрыл его поцелуями. А себя я возомнил молодым волком. Волчонком. Волки ведь едят черепах? Вокруг пупочка замкнутым кругом поднимается нежная плоть, отбрасывающая легкую тень. Зрелище это напоминало разворот модного журнала, рекламирующий нарядное белье. У манекенщиц-то тоже хорошенькие пупки! Я отвел взгляд. Все заметили, что я пялюсь на Алису, но никто не видел того, что было мне открыто. Наверняка Алиса тоже заметила, что я на нее любуюсь, но виду не подала – принимала как должное.

Пилдит болтал с Мальро о футболе. Оба они болели за одну команду, но не знали, как зовут футболистов. «Ну, этот самый, как его там?» – то и дело срывалось у них с языка. Я перестал пялиться на Алису, чтобы переменить тему – футбол я не люблю. И не любил никогда. Могу сходить на матч, когда играет бразильская сборная – только и всего. Спортом я не занимаюсь. Вернее, раньше занимался. Потом бросил. Больше не хочу.

– Может, хватит, Мальро? И так тоскливо, а ты еще о футболе болтаешь. Больше не о чем поговорить, что ли? Свалю-ка я отсюда! Сколько можно?

– Смотри, какие милашки, – обратился Пилдит к Мальро и ко мне.

– Это точно. Хорошенькие, – отозвался Мальро.

– Вот и потрепались бы с ними. А то все футбол да футбол.

– Да о чем с этими дурехами говорить? – усмехнулся Мальро.

– О чем угодно, только не о футболе. Ну его на хрен.

В этот момент подошли Флавинья и Патрисия. Мальро широко осклабился. Пилдит застыл в ожидании, когда его с ними познакомят. Девчонки были постарше – лет по семнадцать – и явно опытней его. Ясно, что никакого внимания они на него не обратят. Я-то их как облупленных знаю. Сто раз мы уединялись в комнате, которую Мальро отвел для интимных свиданий. А еще мы частенько собирались в одном месте, на острове, что на реке Тьете. Вы потом узнаете, что это за место такое. Эти дадут в любой момент – только позови. Но мне это ни к чему. Мне целка нужна, для новых ощущений. С целкой я никогда дела не имел. Оттого и положил глаз на Алису.

Да, Алиса меня заинтересовала. Я вовсе не был уверен в успехе. По животу у меня прошел холодок. К ней ведь нужен особый подход! Просто так ее не возьмешь. Набравшись храбрости, я подошел к ней.

– Привет, Алиса, – сказал я и поцеловал ее в щечку.

– Привет, Сид.

– Что слыхать о Сузи?

– В свадебное путешествие отправилась. Медовый месяц, сам знаешь.

– Скажешь, когда вернется?

– Скажу.

– Ты хорошенькая. Не такая, как все. Я серьезно.

Готово. Крючок заброшен.

Все, наверно, пойдет на лад. Баб на празднике хватало. В последний момент еще две подгребли. Я мог выбрать любую, но не хотел. В их доступности можно было не сомневаться. Впрочем, недоступных женщин нет. И не было никогда. Они могут поломаться в самом начале, но, в конце концов, обязательно уступят. Я это говорю по собственному опыту – ведь восемьдесят процентов присутствующих здесь слишком медлят, и, когда доходит до дела, теряют интерес.

С Алисой поначалу было трудновато – должно быть, по моей вине. Я же говорил, что к каждой девчонке нужен особый подход! Она рассказывала какие-то нелепые случаи из школьной жизни и улыбалась, а я принужденно смеялся. Мало-помалу мы удалились от компании, остались один на один, продолжали беседу и при этом страшно робели. Меня распирало вожделение, хотелось прижаться к ней, снять с нее что-нибудь, вместо того чтобы попусту трепаться. Неужели такая канитель протянется целый вечер? Нет, только не это!

Она отстранилась, когда я попытался к ней прижаться, и продолжила беседу. Ловко она меня отшила! Действительно, как я могу ее поцеловать, когда она болтает без умолку? А мне-то как этого хотелось! Я сдался и принялся рассказывать разные разности про свою работу. Сам не заметил, как начал! Когда речь зашла о посетителях, я сказал:

– У меня все время берет напрокат фильмы одна пара геев. Они сами киношники и занимаются рекламой. С ними и пообщаться интересно – в кино-то я разбираюсь. Может, я и сам в кино снимусь.

– Серьезно?

– Ну да. Я же говорю, что в кино разбираюсь. Знаешь, кто такой Герцог?

– Нет.

– Очень известный и влиятельный немецкий режиссер. Хорошие у него фильмы. Каждый фильм – это безумный поиск Эльдорадо, стремление достичь невозможного, воплотить мечту. Обожаю немецкое кино! От «Альгирре» просто тащусь! Потом я посмотрел «Фицкаральдо». Оба фильма об одном и том же. Героям на месте не сидится. Даже если плывут вниз по реке, все равно кажется, что они движутся против течения. Трудно объяснить. Не знаю, как это сделать. Если хочешь, могу тебе их поставить прямо в пункте проката.

– Странные какие-то названия у фильмов. Что они означают?

– Сам не знаю. Что-то по-немецки.

– Интересно, должно быть. Я ни разу не смотрела ни одного немецкого фильма. Вот французские смотрела. Только скучновато. Я чуть не задремала. Не помню, как они называются. И кто играет, тоже не помню. Ни одного известного актера.

– Посмотришь. Тебе понравится.

– Серьезно?

– Ну, конечно. Серьезно.

Алиса вроде бы попалась на мой крючок. Я нарочно завел такой разговор, чтобы показаться умнее, чем есть. Иногда это действует.

– Когда-нибудь я снимусь в кино, но только никому об этом не говорю, даже друзьям. А может, не стоит время терять? Или стоит? Наверно, все-таки стоит.

– Пожалуй, стоит.

– Я тоже так думаю.

Обычно я говорю девчонкам всякие глупости, какие только в голову приходят. Но в разговоре с Алисой я взвешивал каждое слово, и это наполняло меня гордостью. Я сам себя зауважал. Нужно ли это все? Сегодня я с одной, завтра с другой. Так было и так будет. Я ведь еще молоденький, у меня нет ни прошлого, а значит, нет и сожалений о прошлом, нет, пожалуй, и будущего, никто меня не уважает. Могу девок снимать, могу бросать – и совесть у меня спокойна.

Но с Алисой – совсем другое.

Алиса – не такая дуреха, как мне поначалу представлялось. А если прежде и была дурехой, то поумнела. Мне ужасно нравились ее груди и пупок, и я уже предвкушал отличный секс. Но она действительно переменилась. И даже не пыталась меня соблазнить, как в прошлый раз. Флавинья, видимо, что-то ей наговорила. Я был близок с Флавиньей пару лет назад, когда лет ей было столько, сколько теперь Алисе. Кажется, этих двух лет и не было. Разве что прическа у меня стала другая. Тогда я носил длинные волосы, а теперь подстригся. И бороденка стала пробиваться. Роста я невысокого, а вешу семьдесят пять килограммов.

Некоторых девчонок моя фигура пугает. Не такой уж я, положим, здоровяк. И все-таки они побаиваются, как я навалюсь на них своей тушей. Потом, когда попробуют – им нравится. И с Алисой то же будет. Сто процентов! Я-то знаю, когда можно иметь дело с девчонкой. Нашлось бы только место. Тем более сейчас мы в саду одни – и я, хозяин положения, действую со спокойной уверенностью.

Я прижал Алису к стене возле двери. На этот раз черепашка никуда не денется от подстерегающего ее хищника! Нужно овладеть ею, покуда она не скрылась в море и не попалась акуле в пасть. Навалившись на нее всем телом, я продолжал беседу. Наши носы почти соприкасались. Я ощущал ее жаркое дыхание, сладостно щекотавшее мне ноздри. Губы мои неуклонно приближались к ее губам. Я впился в ее не закрывавшийся от разговоров рот, приник к губам и языку и ощутил вкус тепловатой слюны. Она меня не оттолкнула, и я запечатлел на ее губах еще один ненасытный поцелуй.

Частенько мне доводилось целовать девчонок, прежде чем мы успевали поздороваться. Сначала целовались, потом принимались беседовать. Особенно в шумных местах, где приходится кричать друг другу в ухо. А для поцелуев шум – не помеха.

Дальше поцелуев у нас дело не пошло. Алиса не дала. Я провел рукой по ее животику, пупку, попке и ощутил, что в штанах у меня кое-что зашевелилось. Совсем обалдев, я попытался залезть своими бесстыжими пальцами ей в брюки, чтобы ухватить черепашку за лапку – но она не дала. Тогда я попытался забраться ей под кофточку – но тоже получил отпор. Из-за сильного возбуждения мне хотелось кончить ей прямо на ноги. Но я сдержался, потому что мы стояли у самого дома. Честное слово, если бы мы отошли подальше, я выпростал бы член, чтобы она сжала его рукой, а если бы не захотела, то я кончил бы ей на одежду, прокрутив остальное в воображении. Вот сучка!

Не дала она мне.

Высвободившись из объятий, она оттолкнула меня.

Пиво кончилось. Осталась только кока-кола. Меня потянуло покурить. Свои возможности я исчерпал. Надеяться больше не на что – время только попусту терять.

Но все же я попытался!

Мы вернулись в гостиную. Я состроил довольную физиономию, а она пошла поболтать с подругами. Может, подождать, пока она вернется, и начать все сызнова? Вряд ли. Произошло то, что должно было произойти. Надежды не осталось никакой.

Ко мне, умильно улыбаясь, подбежал Пилдит. Рад, гаденыш, что его сестра мне нравится! Тусовка мне осточертела. Мальро заметил, что я хочу свалить.

– Я сваливаю, – сказал я.

Мальро болтал с какой-то девчонкой и, чтобы избежать однообразия, говорил обо мне. Вместо того чтобы рассказывать о себе, он всячески расхваливал мои достоинства – мол, Сид такой, Сид сякой… О самом себе забывает – вот и уйдет несолоно хлебавши. Если только какая-нибудь телка сама на шею вешаться не станет. Но друг есть друг. Хороший он парень! И я рад, что он меня расхваливает. Все ему дается труднее, чем мне, но он всегда готов бескорыстно помочь. И родители у него такие. Оставив девчонку, он обернулся и спросил:

– Ну что, получилось у тебя?

– Да нет, конечно, – ответил я раздосадовано, но все же немножко довольный собой.

Мы пересекли гостиную и направились к выходу. Мальро даже не простился со своей собеседницей. В этом отношении он точно, как я. Урод, увидев нас, тоже решил слинять. Банан последовал его примеру. Четыре зверя собрались бросить добычу, но без нас и праздник не праздник. Мальро обратился ко мне:

– Я же видел, как ты ее тискал.

– Дальше дело не пошло. Она же целка. И что меня потянуло к ней? Ничего ведь не вышло. И выйти не могло. Мне ведь потрахаться надо! А так – время только зря терять, – отозвался я.

– Все знают, что она ни с кем не трахалась. Поэтому вокруг нее куча парней вьется – каждому охота ей целку сломать. Один ей говорит, что она такая вся из себя необыкновенная, другой еще какую-нибудь лапшу на уши вешает. Она слушает, а как доходит до дела – так от ворот поворот.

Мальро говорил с таким пылом, словно он сам был главным заинтересованным лицом.

– Все. Я в этом не участвую. Серьезно. Пошла она подальше. Надоело.

– Кто ей целку сломает – тот герой! Вся школа за ним табуном бегать будет, – продолжал Мальро.

– Я в школу-то уже не хожу, дурак!

– Все равно – тебя там все знают.

– Да мне-то что?

– Как это – что? Натянешь эту телку – от других отбоя не будет. Дошло?

– Хреново на душе у меня, Мальро. Ни одной бабы я сегодня не заклеил. Ухожу, несолоно хлебавши. Мне бабу надо, ясно? Я трахаться хочу.

– Стареешь ты, что ли? Жалуешься, когда никого трахнуть не удается. Я-то небось не жалуюсь. Знаю, когда телка отдаться хочет. Так что даром сил не трачу.

– Знаешь, что я сделаю, Мальро? Приду домой и кончу в кулак, воображая, что передо мной Алиса. А до самой Алисы потом еще очередь дойдет.