Текст книги "История Средиземноморского побережья"

Город Сидон, известный как «Сидон великий, мать Арвада и Тира», располагался на материке. Его местоположение было обусловлено тем, что цепочка скал и небольшой островок выступали от берега в море, формируя защищенный рейд к северу и к югу. Триполи располагался на мысу, и здесь тоже цепь рифов и скал, тянущаяся в море, обеспечивала две отдельные якорные стоянки.

Дональд Харден в своей книге «Финикийцы, основатели Карфагена» пишет: «Отправляясь в путешествия, финикийцы всегда искали подобные места и основывали колонии в самых известных крепостях и гаванях Средиземноморья: Кадис в Испании, Валетта на Мальте, Бизерта в Тунисе, Кальяри в Сардинии и Палермо на Сицилии».

Сохраняя свои четыре главных города, финикийцы постепенно построили другие торговые поселения и небольшие города вдоль всего побережья теперешних Сирии, Ливана и Израиля. От Тарса на севере через Антиохию, Библ, Бейрут и Яффу до Газы на юге эти торговцы и мореплаватели укрепляли свое господство на море. Пожалуй, они не были нацией, в общепринятом смысле этого слова. У них не было настоящей «страны». Хотя они говорили и писали на одном и том же языке, их единственным общим интересом была торговля. Финикиец был гражданином Тира, Сидона или любого другого места задолго до того, как он осознал концепцию принадлежности к одной конкретной родине. Государства возникали и разрушались, культуры развивались или пребывали в упадке, но рынок для товаров и умелых рук финикийцев находился всегда.

Возможно, независимость от превратностей истории привела к неприязни, которую выказывают к финикийцам многие античные авторы. От Иезекииля в VI веке до н. э. до Плутарха в I веке н. э., по сути, ничего не изменилось. Авторы жаловались на одно: этих людей не заботит ничего, кроме материальной наживы. И на самом деле, даже после того, как их великое детище, Карфаген, был разрушен римлянами, нет никаких оснований сомневаться в том, что торговец финикийского происхождения продолжал заниматься своим делом. Финикийцы уцелели, и многие их потомки до сих пор живут на берегах внутреннего моря.

Финикиец мог быть купцом, ремесленником или даже фермером, но вместе с тем он был нетипичным, если вырос далеко от моря. Где бы он ни родился, на одном из островков или мысов или на полоске берега, окаймленной скалами, его характер с ранних лет определялся именно этой стихией, по которой он плавал или которой доверял свои товары. Поэтому представляется закономерным, что финикийцы были среди пионеров навигации. Критяне и жители Микен во многих случаях предшествовали финикийцам. Не исключено, что именно влияние микенских моряков и торговцев, вытесненных из Эгейского мира греками, стимулировало финикийскую экспансию на запад.

Геродот, писавший в V веке до н. э., описывал финикийские торговые методы, используемые при общении с примитивным народом. Вероятно, обитателями современного Марокко: они торговали с народом, живущим в части Ливии за Геркулесовыми столбами. Причалив к берегу вблизи поселения, они выгружали свои товары, раскладывали их на берегу, возвращались на корабль и подавали дымовой сигнал. Ливийцы подходили к разложенным товарам, осматривали их, и выкладывали на землю столько золота, сколько они считали уместным заплатить за предлагаемые товары, после чего отходили от места торга на некоторое расстояние. Карфагеняне сходили на берег и оценивали предложение ливийцев. Если, по их мнению, золота было достаточно, они его забирали и отплывали от берега, если нет – возвращались на судно и ждали. Тогда ливийцы добавляли золото до тех пор, пока продавцы не соглашались его принять. Геродот подчеркивает, что ни одна из сторон не плутовала. Карфагеняне не трогали золото до тех пор, пока его количество не достигало достаточной величины, а ливийцы не прикасались к товарам, пока финикийцы не забирали золото.

В греческом «Перипле», руководстве мореплавателя, датированном IV веком до н. э., описаны финикийские визиты на остров, который многие современные авторитеты помещают в устье реки Сенегал. Здесь финикийские купцы обменивали изделия из стекла (они были искусными стеклодувами), греческие гончарные изделия и мази на местное вино, шкуры животных и слоновую кость.

Возможно, тот факт, что большая часть финикийской торговли велась с примитивными народами, у которых не было денежного обращения и они понимали только бартер, замедлил развитие финикийских денежных знаков. Хотя в VI веке до н. э. персидские и греческие деньги регулярно использовались в торговле, самые ранние найденные финикийские монеты чеканились в Тире в середине V века до н. э. И на аверсе некоторых монет, впоследствии отчеканенных в финикийских городах, изображена военная галера, рассекающая волны.

Свидетельство того, что финикийцы вели торговлю на западном побережье Африки (которую европейцы узнали только в XV веке), является доказательством высокой мореходности их судов и большого опыта судовождения. К тому времени, как они создали торговые поселения по всему Средиземноморью, от Леванта до Мальты и Сицилии, в Карфагене, на Балеарских островах и побережье Испании, они, судя по всему, использовали два типа судов. «Круглые» суда использовались для торговли, а «длинные» – для войны и защиты торговли. Торговые суда, изображенные на рельефах, имели выпуклые нос и корму и выглядели практически симметричными. Только по рулевому веслу, расположенному с одного конца, можно определить, где корма. Они имели мачту с одним прямым парусом и две скамьи гребцов. Военные галеры легко различимы по длинному заостренному тарану на носу. Щиты солдат висели вдоль палубы над гребцами. Это биремы. Такие корабли ходили в Западную Африку, а во время правления фараона Нехо – вокруг всего континента.

Геродот, рассказавший историю о том, как они провели в пути почти три года, сходя на берег каждую осень, чтобы посадить зерно, и дожидаясь урожая следующего года, принимал факт, что Африка омывается водой со всех сторон, кроме той, где она присоединена к Азии. Между тем он отказывался верить факту, который подтверждает истинность повествования финикийцев. Моряки утверждали, что когда они плыли западным курсом вокруг южного берега Африки, то видели солнце справа, то есть к северу от них. Они находились южнее экватора, а значит, должны были наблюдать именно это. Геродот, житель Средиземноморья, им не поверил.

Понятно, что народ, сумевший обойти вокруг Африки в VI веке до н. э., был знаком с каждым уголком Средиземного моря. Моряки, отважившиеся пойти на север через Бискайский залив и даже открывшие Азорские острова (о чем говорят монеты, найденные в XVIII веке на острове Корфу), не могли оставить неисследованной часть внутреннего моря. Их колония в Гадесе (Кадис), согласно традиции, была основана в XII веке до н. э., а на Мальте и Сардинии финикийские поселения появились в IX веке. Карфаген был основан в 750 году до н. э. Когда Карфаген возвысился и стал главным городом финикийского мира, создание колоний, а не простых торговых поселений стало основным направлением финикийской политики.

Как и британцы в более поздние века, финикийцы начали как торговцы, а потом обнаружили, что для защиты торговых поселений нужна армия, флот и администраторы. В отличие от римлян, которые в конце концов нанесли им решающее поражение, они стали имперской силой случайно. Торговля подтолкнула карфагенян к имперской роли. Римляне, по сути не мореплаватели, расширяли свои сухопутные завоевания до тех пор, пока тоже не обнаружили, что должны обзавестись флотом, чтобы контролировать торговые пути Средиземного моря.

Финикийские знания навигации почти наверняка уходят корнями к их соседям – ассирийцам, персам и египтянам, то есть в страны, где была высокоразвита астрономическая наука. Финикийцы по своей природе были людьми дела и не испытывали особой тяги к наукам и искусству. Если астроном – человек, оперирующий абстракциями, которые не имеют связи с каждодневной жизнью, штурман – это мореплаватель, практик, использующий астрономическую информацию и концепции, часто даже не задумываясь о том, кто и как их разработал. Значительные навигационные успехи финикийцев явились следствием астрономических знаний несудоходных народов, живших вокруг. Они были астрономами, а финикийцы – моряками, сумевшими использовать на практике научные знания.

И. Г. Тейлор в «Истории навигации» суммирует достижения финикийцев в этой области. «В дни Гомера, что было спустя долгое время после уничтожения критского морского могущества, самыми способными и активными мореплавателями были финикийцы. …Среди них жители Сидона считались самыми умелыми. Сидонские кормчие выбирались для самых трудных и важных предприятий. Греческие авторы говорят о финикийцах как признанных мастерах в морских делах, от них они научились лучше определять направление на север по Малой Медведице, вместо Большого ковша. Как утверждает Страбон, малое созвездие не было известно грекам, пока финикийцы не стали использовать его для навигации. Здесь он вторит греческому поэту Арату, который в поэме «Явления», написанной в 276–274 годах до н. э., утверждает: «Вместе со сводом небес – непрестанно вседневно и вечно, но не смещаясь отнюдь, напротив, в недвижности косной ось утвердилась, надежно она в равновесии Землю посередине хранит и стремит небеса круговратно. Остиями ограничена ось обоюдосторонне. Южное скрыто от глаз, супротив обозримо другое – с севера над Океаном. Вокруг две Медведицы рядом связано с осью бегут, за что и прозвали их «Возы». …А между тем отвлекали Куреты диктейские Крона. Их различая, одну Киносурой наименовали, Гелика имя другой. По Гелике мужи ахейцы в море открытом судов направление определяют, а финикийцы простор бороздят, Киносуре вверяясь. Верно, что Гелики ясной легко угадать очертанья. Полностью зрима она тотчас с наступлением ночи. Но Киносура, хотя и мала, удобна кормчим, ибо по меньшему кругу она совершает вращенье. Именно с ней безошибочный путь сверяют сидонцы» (перевод А. А. Россиуса).

Помимо астрономических знаний, финикийские мореплаватели использовали собственное интуитивное чувство, которое имеется только у тех, кто родился и вырос на море. Они знали преобладающие ветры и погоду, могли точно сказать – как тысячи средиземноморских рыбаков по сей день – по влаге на парусе или канатах, подует ли южный ветер. По ощущению свежести в волосах и на лбу они знали, когда начинается северо-западный ветер в центральной части Средиземного моря в летние месяцы.

Феликс Фабер, германский монах, живший в XIII веке, совершивший путешествие в Египет, описал навигационные методы, с которыми были знакомы финикийцы, микенцы, греки и римляне. Ситуация в море и навигационные техники мало изменились за два тысячелетия. «Кроме кормчего были и другие ученые мужи, астрологи и те, кто следили за знаками. Они изучали знаки звезд в небе, следили за ветрами и указывали направление кормчему. Все они умели судить по небесам, будет ли погода штормовой или спокойной, учитывая также такие знаки, как цвет моря, движение дельфинов и рыб, дым, поднимающийся от огня, и свечение, когда весла погружаются в воду. Ночью они узнавали время, глядя на звезды».

Хотя эти первые мореплаватели могли совершать очень длительные путешествия, они плавали в основном вдоль берега. Если возможно, кормчий направлял судно от мыса к мысу, в пределах видимости земли. В сравнительно ограниченных водах Средиземного моря вдоль берега пролегали многие торговые пути, хотя даже в Средиземном море морякам приходилось удаляться от земли и терять из видимости берег на много дней. Всем мореплавателям известно, что на надежном судне открытое море – безопасное место. Суда разбиваются у берега. Когда древний кормчий приближался к земле, у него был один важный навигационный инструмент – древнейший в мире, – который помогал ему вводить судно в гавань. Это канат и свинцовая болванка – лот. Этот инструмент, вероятно, появился в Египте и использовался как микенцами, так и финикийцами. Египетское настенное изображение, датированное 2-м тысячелетием до н. э., показывает землемеров, использовавших канат с узлами для измерений, а отвес – брат морского лота – был привычным инструментом египетских строителей.

Геродот описывает, как, когда он посещал Египет, использовался лот для определения глубины. Он утверждал, что, если бросить лот в дне пути от берега, получишь одиннадцать саженей, илистое дно – что показывает, как далеко река выносит ил. Ясно, что мореплаватели – и тогда, и сейчас – использовали лоты не только для определения глубины, но и для установления характера дна. В свинцовой болванке имелась пустота, в которую помещался кусочек жира, к которому прилипал ил, песок или камушки, когда лот достигал дна.

Так же как Ной выпустил голубя, чтобы найти землю, на древних кораблях держали голубей и других птиц, которых выпускали, когда ожидался подход к суше, чтобы установить, в каком направлении они полетят. Эта практика до сих пор существует у некоторых полинезийских моряков.

Другой древний инструмент, использовавшийся только в мелких водах, – мерный шест. Он тоже показан на ранних египетских изображениях. На одном из них, датированном около 1500 года до н. э., изображено египетское торговое судно в Красном море, приближающееся к земле. Кормчий стоит в корме с шестом в руке. Он ведет судно, подавая руками сигналы рулевому. За ним стоят моряки рядом с парусом, готовые свернуть его, повернуть или выполнить любую другую команду. В «Одиссее» тоже упоминается длинный шест, бывший на борту корабля Одиссея.

В те далекие дни еще не существовало карт и не имелось способов определения скорости судна. Однако скорость была не очень важна, поскольку чувствующий свое судно моряк всегда знал, какое примерно расстояние оно пройдет за день под парусами или на веслах. В «Одиссее» сказано, что считалось хорошим дневным пробегом для гомеровской галеры. Одиссей описывал воображаемое путешествие, которое он совершил от Южного Крита к устью Нила. «…Покинувши Крит, мы в открытое море вышли и с быстропутным пронзительнохладным Бореем плыли, как будто по стремю, легко… Дней через пять мы к водам светлоструйным потока Египта прибыли». Если аргонавты вышли из гавани Южного Крита, расстояние оттуда до устья Нила составляет примерно 300 миль. Если оно было пройдено за пять дней, в день судно проходило около 60 миль, а значит, скорость была три узла. Судно Одиссея было довольно простым в сравнении с крупными биремами финикийцев, и представляется сомнительным, что они могли двигаться со скоростью больше шести узлов, даже при попутном ветре.

В Эгейском море, когда летом начинал дуть северный ветер мельтеми, торговые суда, разумеется, пользовались преимуществами попутного ветра, чтобы дойти до Крита и дальше – до Египта. В Египте, чтобы вернуться в Грецию, им приходилось дожидаться, когда подует жаркий ветер хамсин с суши. С ним они могли вернуться на Крит и на север.

Одним из немногочисленных сохранившихся свидетельств тщательного изучения средиземноморских ветров является так называемая Башня ветров, построенная в I веке до н. э. в Афинах. Знания, которые получались с ее помощью, определенно не были уникальными для греков даже в то время, когда она была построена. Говоря о ее строительстве, следует помнить, что до изобретения магнитного компаса «направление», в нашем понимании этого слова, было направлением ветра. Да, было направление на восходящее и заходящее солнце, которое на Средиземном море менялось между зимним и летним солнцестоянием. Но если не считать этого, единственное направление, доступное для мореплавателя в светлое время суток, было направление ветра. Поэтому в районах, таких как Эгейское море, где в летние месяцы устойчивый ветер дул в одном направлении, было сравнительно нетрудно определить местоположение каждого острова, зная, к примеру, что при плавании от Пароса до Наксоса ветер будет на левом траверзе. Наксос расположен к востоку от Пароса. Плиний Старший, писавший в I веке н. э., утверждает, что остров Родос лежит в 50 милях с помощью африкуса (юго-западный ветер со стороны захода солнца в день зимнего солнцеворота) через Карпатос. Это значит, моряк с острова Карпатос, что на юге Эгейского моря, желающий добраться до Родоса, должен воспользоваться африканским ветром, проплыть 50 миль, и тогда он достигнет места назначения. Африканский ветер дул через море из Ливийской пустыни, и не мог не пригнать судно с Карпатоса к Родосу.

Афинская Башня ветров была построена греческим астрономом Андроником. Она имеет восьмиугольную форму, и каждая ее грань отмечена в верхней части воплощением ветра с этого направления. Борей, холодный северный ветер, изображен в тяжелом плаще, на южной грани изображен южный ветер Нот, более медлительный и плавный. Эти два направления были самыми важными для античного мореплавателя, занятого в торговле между Европой и Африкой. Они господствовали в ветровом компасе. Но другие ветра, к примеру восточный и западный, были важны для путешественников, совершавших путь из одного конца Средиземного моря в другой. Также было замечено, что есть разница в ощущении и текстуре северо-западного и северо-восточного ветра, так же как юго-западного и юго-восточного. Они тоже имели имена и служили для определения направления. В целом создается впечатление, что на протяжении всего классического периода восемь направлений ветров исправно служили целям мореплавателей. Но всегда были те, кто настаивал на более точных определениях. Появилась система, состоящая из двенадцати частей, а позднее и понятие румбов – тридцати двух точек на окружности 360 градусов. На крыше Башни ветров стоял бронзовый Тритон с жезлом в руке – флюгер, показывавший направление ветра. Этот Тритон, по сути, стал предком всех флюгеров.

Для того чтобы соблюсти хронологию в рассказе об истории человека в Средиземноморье, следует начать с морских путешествий минойцев. Но поскольку навыки и плавсредства, позволившие человеку передвигаться по воде, судя по всему, пришли с Востока, я счел разумным прежде всего рассмотреть деятельность финикийцев. До недавнего времени мало что было известно о ранних критских мореплавателях. Минойцы – если использовать название, данное им сэром Артуром Эвансом, чьи раскопки на Крите впервые обнаружили существование этой ранней, предшествовавшей классической греческой, культуры, – были великими торговцами и мореплавателями. Но хотя тайна линейного письма Б была раскрыта ныне покойным Майклом Вентрисом, нам до сих пор известно очень мало, точнее, почти ничего не известно о минойских судах. Навигационные методы и истории жизни этих критских мореплавателей, которые заходили во многие районы Средиземного моря за много веков до финикийцев, не были никем записаны.

Археологические находки показали, что еще до подъема критского морского господства мореплаватели из восточной части Средиземноморья – островитяне с Киклад – вели торговлю из одного конца Средиземного моря в другой. А. Р. Берн в книге «История Греции» относит этих кикладских торговцев к 2500 году до н. э. «Как и в более поздние века, искатели металлов совершали удивительно долгие и опасные путешествия, особенно после обнаружения важности олова. Островитяне Киклад отправлялись в прибрежные плавания, занимавшие много недель. Как известно, корабль в море не оставляет следов, почти то же самое можно сказать о разбитых на ночь лагерях на берегу. Тем не менее представляется вероятным, что они добрались до Испании. В Альмерии, говоря словами профессора Пигготта, «небольшие укрепленные поселения с прочными стенами построены по тому же плану, что города на Кикладах, и стили гончарных изделий и брошей соединяют два конца Средиземного моря в период, как показывает радиоуглеродный анализ, сразу после 2500 года до н. э.».

На Крите и в Микенах, что на материковой части Греции, впервые возникла цивилизация, которая выросла вокруг моря – морская империя, или талассократия. Археологические находки показали, что критские товары достигали Сирии и Египта в самом начале 2-го тысячелетия до н. э. Примерно в это же время критские гончарные изделия отправлялись на Липарские острова и Искью, что в Неаполитанском заливе.

После краха великой критской цивилизации Микены начали оказывать господствующее влияние по всему Эгейскому морю. Позже, примерно во времена финикийской экспансии в Западном Средиземноморье, прибытие ахейцев в Грецию привело к крушению мирной морской торговли. Надпись Рамзеса III на стене храма Мединет-Абу утверждает, что «острова были взбудоражены, беспокойны…». Во время этого преимущественно воинственного периода греческая торговля с Западным Средиземноморьем практически прекратилась, что помогло финикийцам создать торговые порты на другом конце моря, на Балеарских островах и в Испании.

Мы впервые узнаем о греках как о мореплавателях из поэм Гомера «Илиада» и «Одиссея», написанным в VIII веке до н. э. Одна вещь становится очевидной сразу: военные галеры этих будущих властителей Средиземноморья – очень дальние родственники замысловатых финикийских бирем. Представляется, что намного ближе к ним длинные суда викингов, бороздившие морские просторы севера 1500 годами позже. Для описания этих галер поэт использует самые разные эпитеты: они открытые, устойчивые и черные. Эпитет «черные» почти наверняка указывает на то, что их смолили, чтобы предохранить дерево от гниения и древоточцев, коих великое множество в Средиземном море.

Сесил Торр в книге «Древние суда» писал: «Вся внешняя обшивка защищалась слоем смолы или воска или того и другого. Воск расплавлялся над огнем до такого состояния, чтобы его можно было наносить кистью, и обычно к воску подмешивали краску, так что судно приобретало цвет». Возможно, это объясняет, почему корабль Одиссея иногда называли синим. Позже Плиний указал семь разных цветов, используемых для окраски судов. Но представляется, что ранние гомеровские плавсредства по большей части были черными, только иногда синей восковой краской покрывали носовую часть.

Гомеровские суда греков, намного меньшие, чем финикийские биремы, имели только один ряд гребцов. Вероятнее всего, на них было всего двадцать весел, по десять с каждого борта. На 20-весельном судне, вероятно, был двойной комплект гребцов – всего пятьдесят человек или больше. Все моряки были свободными греками; галеры, приводимые в движение рабами, появились намного позже. И снова ближайшее сравнение с судами, людьми и образом жизни, описанным Гомером, мы находим в северных сагах. Сами греки по происхождению были людьми с севера.

Размышляя, почему их вклад в мировую культуру был намного больше, чем вклад скандинавских мореплавателей, следует учесть не только национальные качества, но также красоту земли, на которой они жили, и благоприятный средиземноморский климат.

Хотя мы знаем, что финикийцы и, несомненно, минойцы и микенцы плавали по звездам задолго до того, как на сцену вышли греки, первым человеком в документированной истории, использовавшим звезды для этой цели, был Одиссей. В «Одиссее» Гомер описывает, как его герой покинул остров Калипсо на плоту, который сделал сам. «Радостно парус напряг Одиссей и, попутному ветру вверившись, поплыл. Сидя на корме и могучей рукой руль обращая, он бодрствовал; сон на его не спускался очи, и их не сводил он с Плеяд, с нисходящего поздно в море Воота, с Медведицы, в людях еще Колесницы имя носящей и близ Ориона свершающей вечно круг свой, себя никогда не купая в водах океана. С нею богиня богинь повелела ему неусыпно путь соглашать свой, ее оставляя по левую руку».

Факт, что Одиссей, возвращаясь в Грецию, направлял плот так, чтобы полюс оставался по левую руку, доказывает, что он плыл на восток. Значит, остров Калипсо находился где-то к западу от Итаки. Возможно, его можно идентифицировать с одним из мальтийских островов.

Еще одним доказательством того, что суда гомеровских греков были примитивными в сравнении с большими галерами финикийцев, является гомеровское описание прибытия Одиссея на землю феаков. Судя по изображению феаков и их кораблей, поэт или слышал о минойский судах древности, или имел в виду более высокое мастерство и судостроительные техники финикийцев.

Когда писал Гомер, города Тир и Сидон были мощными и процветающими. На самом деле столица феаков очень похожа на финикийский город. Это крупный морской порт, построенный на острове, связанном с материком перешейком. По обе стороны перешейка располагаются две гавани – обычный финикийский план порта, – где у судовладельцев есть собственные стапели. Сами корабли намного совершеннее греческих, а мастерство моряков и штурманов представляется почти сверхъестественным. На корабле, перевозившем Одиссея домой, было пятьдесят два весла – Гомер, знакомый с греческими галерами намного меньших размеров, явно посчитал, что этому трудно поверить. Но на финикийской биреме этого периода действительно было пятьдесят два весла, по двадцать шесть с каждой стороны – два ряда по тринадцать. Царь Алкиной хвастает, что у феаков «кормщик не правит в морях кораблем феакийским, руля мы, нужного каждому судну, на наших судах не имеем. Сами они понимают своих корабельщиков мысли, сами находят они и жилища людей, и поля их тучнообильные».

Однако отдельные ссылки на финикийцев у Гомера почти всегда нелестные. Они жадные и алчные морские разбойники, которым нельзя доверять, они могут и торговать, и воровать. Но когда писал Гомер, греки уже начали конфликтовать с финикийцами в Эгейском море и на торговых путях Леванта. Греки – отважный воинственный народ, желающий вырваться со своего гористого полуострова и скалистых островов. Финикийцы, с другой стороны, не были воинственными. Даже в дни величия Карфагена их армии состояли по большей части из наемников. Когда греки в VIII веке до н. э. бросили вызов финикийскому господству на морских торговых путях Восточного Средиземноморья, финикийцы стали активно развивать торговлю и создавать торговые колонии в западной части моря, куда греки еще только начали выходить.

Уже можно видеть некий шаблон в средиземноморской истории, который часто повторялся в последующие века. Прежде всего, в том или ином районе имеет место новый культурный или технологический прорыв – в данном случае навигация и судостроение. Затем, спустя какой-то промежуток времени, народы из других частей Средиземноморья начинают использовать открытия соседей, совершенствуются и бросают вызов вышеупомянутым соседям. Торговля, связывающая людей, также приводит к конфликтам. В то же самое время встречи и смешивания народов в ходе торговли приводят к обмену знаниями. В VIII веке до н. э. финикийский алфавит, используемый главным образом своими создателями для торговых операций, был принят греками. Он быстро распространился по материковой части Греции и островам. Но только греки, которые первоначально, вероятно, ухватились за него, как средство облегчения и ускорения торговых операций, с его помощью создали бессмертные произведения литературы.

Как обычное поверхностное течение огибает море, так и конфликт народов порождает течение посредством распространения торговли, идей и культур. Финикийцы, изначально бывшие сухопутными земледельцами, были вытеснены давлением населения или враждебными соседями на сирийское побережье. Оттуда они начали колонизацию и торговлю по всему Леванту. Появление знавших мореплавание воинственных греков потеснило их в западном направлении, куда они уже совершали пробные вылазки за металлом из Испании. На протяжении веков греческое давление росло, и финикийцы, к этому времени построившие Карфаген в Северной Африке, снова двинулись на запад и на север. На Сицилии, некоторое время бывшей их неоспоримым рынком, начали появляться греческие колонии вдоль восточного побережья. Финикийцы снова отступили, на этот раз к Лилибею и Мотии, что на западной оконечности Сицилии, в тени горы Эриче. В свое время их деятельности в западном бассейне Средиземного моря, в основном вызванной давлением греков на Востоке, предстояло привести к великому конфликту между Карфагеном и Римом.

Мэтью Арнольд в одном из своих стихотворений представляет, как

 
…некий важный тирский торговец с моря
Увидел на рассвете появившийся нос корабля,
Отбрасывающего прохладные морские водоросли,
С лица, обращенного на юг
Среди Эгейских островов;
Он увидел веселый греческий кораблик,
Груженный янтарным виноградом и хиосским вином,
Зеленым сочным инжиром и тунцом, плавающим в рассоле,
В его древний дом пришли захватчики.
 

В месте, где встречаются западный и восточный бассейны Средиземного моря, из африканского побережья выступает мыс Бон. Отсюда до Сицилии около 80 миль. Полуостров господствует над морскими торговыми путями в направлении восток – запад. Это удобное место для отправления кораблей не только на Сицилию, но и в Италию, на Сардинию и Корсику. И это отличная промежуточная станция для судов, идущих в Испанию. Поэтому неудивительно, что финикийские морские суда, огибавшие мыс, бросали якорь на первой же удобной якорной стоянке. В защищенном заливе, образованным мысом Фарина на западе и мысом Бон на востоке, располагалась именно та гавань, которая была им очень нужна.

Согласно традиции, Элисса, она же Дидона – под этим именем ее знали римляне, – выступила с группой тирских аристократов и молодых женщин, чтобы начать переговоры с местным народом относительно места, на котором вскоре был построен величайший из городов Древнего мира. Также, согласно традиции, они согласились купить столько земли, сколько покроет бычья шкура. Разрезав шкуру на тонкие полоски, они разложили ее вокруг достаточно большой площади, чтобы можно было построить город. Так был основан Карфаген.