Книга: Мой друг Адольф, мой враг Гитлер - Эрнст Ханфштангль

«Ханфштангль был представителем той вымирающей человеческой особи, которая именуется личность. Один внешний вид выделял его в любой толпе. У него был незаурядный рост – около ста девяноста сантиметров, густые волосы на огромной голове почти не посеребрила седина, даже когда ему за шестьдесят. Поблескивавшие огоньками глаза над рельефным носом и выступающая челюсть отражали бесконечный поток шутливых комментариев и дерзких каламбуров, которые составляли его разговорный фейерверк. Огромные руки Ханфштангля могли разломать фортепиано в традиции романтики Листа, и было немного людей, кто осмелился бы подвергнуть сомнению его мнение по вопросам, касающимся изобразительного искусства. Если что-то и выдавало его смешанное германо-американское происхождение и воспитание, то это черты чистого кельта. Когда он оглядывался на прожитую жизнь, вобравшую в себя почти десять лет изгнания, то подвижное лицо могло принять вид мстящего друида. В небольшой группе провинциальных заговорщиков, тяготевших к Гитлеру в первые годы после Первой мировой войны, Ханфштангль, похоже, выделялся, как мозоль на ноге. Он покинул Германию в зените ее имперской славы, чтобы трудиться в Соединенных Штатах, а когда вернулся, обнаружил свою страну сокрушенной и опустошенной. Его романтическая натура была воспламенена пылкими обещаниями малоизвестного оратора, а разочарование лишь дополнялось триумфом, который он интуитивно предчувствовал. Ханфштангль стал единственным образованным членом ближнего круга лиц при Гитлере и привнес в их отношения гораздо больше, чем получил сам. Когда он прогрессировал, из окошка Гитлера во внешний мир и переходя от ментора в области художеств к роли непрошеной совести, он сам остановился в росте. Этот процесс занял десяток лет, но потом ему пришлось, борясь за жизнь, спасаться бегством».

Сначала эти воспоминания читаются как «Жизнеописания двенадцати цезарей» Светония – едко, саркастично и безжалостно. В процессе к стилю автора привыкаешь, поэтому общее впечатление мемуары оставляют вполне достойное. Кратко об авторе: представитель известной в Мюнхене семьи, выпускник Гарварда, германо-американского происхождения, Эрнст Ханфштангль (известный по семейному прозвищу Пуци) с 20-х годов оказывал Гитлеру поддержку и протекцию, вводя его в приличные дома и обеспечивая яркие выгодные, в том числе и финансово выгодные, знакомства. Когда Гитлер пришел к власти, он предложил Ханфштанглю занять должность пресс-секретаря НСДАП: в его обязанности входили связи с иностранными СМИ. Эту должность Ханфтангль и занимал с 1933 по 1937 год. Все годы своего пребывания рядом с Гитлером, Ханфтангль пытался привить тому более широкие взгляды, обратить свой взор в сторону сотрудничества с Англией и США. Его крайне огорчала ограниченность кругозора Гитлера, неумение и нежелание видеть что-либо вокруг, кроме континентальной Европы. Интересно проследить эволюцию личного восприятия Ханфштенглем Гитлера, прослеживающуюся сквозь годы их знакомства: от очарования ораторским искусством к неприятию и самого фюрера, и его окружения. Ханфштенгль был остер на язык и редко сдерживал свои реплики, и подчас они звучали весьма едко, что заставляло соратников Гитлера относиться к Пуци с раздражением и неприязнью. Со временем Гитлер все меньше прислушивался к его советам, все чаще уходил от разговоров, а его окружение занималось попытками манипулировать им самим и друг другом.

«Единственное, что было у них общим, – это мелочное соперничество и ревность. Геринг и Геббельс ненавидели друг друга, соревнуясь, кому удастся произвести наибольший эффект в Берлине; Геринг и Рем ненавидели друг друга, заискивая и стараясь завоевать расположение к себе в армии. Даже внешне мягкий Гиммлер держал нож за пазухой на Геббельса, который пытался настроить Гитлера против кавалерийского подразделения СС, которое он описал как носящее привкус классовых привилегий. Для старого студента-ветеринара это было как ножом по сердцу. Геринг ненавидел Гесса, которого называл piesel (что-то вроде полугосподина) за то, что тот не приехал, и не извинился, на какой-то день рождения, устраивавшийся кронпринцем. И этому не было конца, они вели себя как дикие коты в клетке. Я часто вспоминал, как однажды в 1932 году Гитлер сказал Анне Дрекслер: «Если я приду к власти, мне надо будет очень постараться, чтобы избежать того, что случилось с Вильгельмом II, который не терпел подле себя никого, кто говорил бы ему правду. Этого я никогда не позволю». С ним произошло нечто худшее. Никто из них ничего не знал, а он никого не слушал».

В 1937 году их пути окончательно разошлись. Ханфштангль бежал в Швейцарию, потом укрылся в Лондоне. С началом войны его переправили в Канаду, где он и оставался до 1942 года, когда его привезли в США, где он действовал в качестве консультанта по немецкому вопросу. Ханфштангль вернулся в Германию после войны, вернулся на свою измученную, искалеченную нацизмом родину, которой еще только предстояло осмыслить все совершенные на ее земле преступления. На протяжении всей книги чувствуется его вопросы, задаваемые самому себе: где мы все ошиблись? Был ли хоть малейший шанс избежать этой кровавой пропасти? Был ли шанс сделать из этого фанатичного человека с комплексом жажды власти адекватного харизматичного политика? Много вопросов. И искалеченные судьбы трех поколений.