Текст книги "Магическая академия. Достать василиска!"

– Я не связывалась! Это они связали, похитили и заставили содействовать в магическом совращении несовершеннолетней травницы! – выдала я ту же формулировку, которую озвучила преподавательской комиссии, обвинившей меня в клевете и объявившей строгий выговор с последующим отчислением со старшей ступени.

В чародейских школах, в отличие от академий и университетов, обучение делилось на две части. На первую ступень принимали одаренных детей с двенадцати лет. Через четыре года они сдавали экзамены, получали диплом подмастерья и либо продолжали учиться еще три года, чтобы стать мастером, либо уезжали поступать в вышеупомянутые маг-вузы. Эти университеты и академии в большинстве своем находились на достаточном удалении от цивилизации и напоминали обнесенные высокими стенами поселения, где было все необходимое для комфортного разгрызания гранита науки, но не было соблазнов больших городов. Школы же, напротив, располагались в густонаселенных местах, и, для того чтобы в них учиться, переезжать в общежитие не требовалось. Хотя иногородние студенты вроде меня именно там и жили.

– Эллисандра, дитя мое, – слишком ласково, чтобы я поверила в доброжелательность, начала бабушка, – я все понимаю: нам, свободным ведьмам, претит любая несправедливость, но это же хозяева города!

– И что? – передернула плечами я, вспоминая младшенького «королька» и его папашу. – Если они у власти, то на них и управы нет? Можно насиловать дете…

– Эллис-с-с!

– Что Эллис, что? Малышке Дрюр всего четырнадцать! Она первую ступень еще не закончила. В школу с зайцем игрушечным ходит, говорит, что он приносит удачу. А этот… р-р-р, – рыкнула я, стиснув кулаки. – Пусть радуется, что я ему не подлила в еду зелье, убивающее мужскую силу!

– Детка, – вздохнула бабушка, смяв газетный лист, где было много слов и мало правды, – я все понимаю, но Рэдгруверы такие…

– Козлы? – подсказала я.

– И это тоже, – согласно кивнула бабушка. – А кроме того, они еще и очень богатые, мстительные маги.

– Что?! – Я чуть с метлы не свалилась от услышанной новости. Это что же получается, господин градоначальник вполне мог меня отловить на крыше, но по каким-то причинам не стал? Или… – Что за дар у них? – спросила я, желая прояснить ситуацию.

– Следопыты, Элька. Причем очень хорошие. Во всяком случае, дед именно таким был. И я, на свою беду, перешла ему дорогу. Ну да не будем о печальном. Бежать тебе надо, причем бежать туда, где, если и найдут, – точно не достанут.

– Погоди с побегами, ба! – Я с остервенением потерла бровь, начиная все больше нервничать. – Скажи сначала, что тебе сделал этот старый хрыч из их проклятой семейки?

– Ну почему старый? – Бабушка кокетливо повела плечами и даже улыбнулась. – Тогда он очень даже молодым был…

– Хрычом? – снова подсказала я, а она продолжала:

– Полюбилась я ему, замуж звал, обещал весь город к ногам положить. А мне же, сама знаешь, свобода нужна. Лес, ходячий дом, ступа…

– И что случилось дальше?

– А что обычно делает мужчина, когда воспылает страстью к женщине?

– Э-э-э, ухаживает?

– Эх, Элька-Элька, мелкая ты еще. Наивная, – рассмеялась бабушка, поднимаясь и начиная сворачивать одеяло. – Видела, чем коты занимались?

– Да, – чуя, как приливает жар к скулам, ответила я. – Вы с Рэдгрувером тоже этим, ну…

– Почти. Только представь, что кот хотел, а кошка нет, и когти у этой кошки… – Ведьма задумчиво посмотрела на свой роскошный маникюр, за которым следила так же тщательно, как и за густыми каштановыми волосами, в которых не было ни одного седого волоска. – Когти оказались острые.

– Он тебе поэтому отомстил? – Я поняла, к чему клонит ба.

– И поэтому тоже, – ответила она. – Рэдгруверы не любят, когда их отвергают.

– Но я-то не отвергала, я просто «ошиблась» с зельем!

– И поэтому градоправитель объявил на тебя охоту, назначив денежное вознаграждение тому, кто тебя ему доставит? – ехидно спросила ведьма.

– Вознаграждение? За меня?! Но… зачем? – растерялась я.

– Зацепила, видать, мужика. Вдруг у них это наследственное – на ведьм из рода Страховых западать? – подмигнула мне бабушка.

– Но я же чучело! – дернув себя за прядь всклокоченных от продолжительного полета волос, воскликнула я. – У меня на создание и поддержку образа неприметной мыши куча сил и времени ушло. Что его могло зацепить? Это воронье гнездо? – Я снова указала на короткую светлую шевелюру, скрывающую мой натуральный цвет. – Или моя «умопомрачительная» фигура? – нервно хихикнула, так как с бабушкой мы были почти одной комплекции: обе невысокие, щупленькие и без приятных мужскому глазу округлостей. Нет, округлости эти, конечно, были, но недостаточно выдающиеся, чтобы кого-то цеплять.

– А я почем знаю? – фыркнула ведьма, шуганув с крыши милующихся котов. – И вообще, ты там зад себе не отсидела еще, летунья? Пошли в дом. Чаем напою, в баньке попарю, спать уложу…

– А потом отправишь в бега? – грустно спросила я.

– А потом поедем в путешествие. Вместе, – обрадовала меня бабушка. – Леший обещал, что лес запутает следы, на сегодня это погоню задержит. Так что торопиться не будем, соберемся как следует, указания избушке оставим, Василька в добрые руки пристроим. И рванем! – мечтательно улыбнулась она, предвкушая грядущие приключения. – Заодно и зелье новое опробуем, – сунув флакон обратно в карман, решила ведьма.

– А куда поедем? – спросила я, хотя на языке вертелось «на ком опробовать будем?».

– Был у меня по молодости поклонник, помнится…

– Что? Еще один? – округлила глаза я.

– Спокойно! – подняла руку бабушка. – Этот вменяемый и не мстительный. Ну или ему просто не было пока за что мне мстить.

– Он тоже маг?

– О да-а-а! А еще оборотень и… ректор.

Катарина

Мерная качка, усыпившая усталую меня, прекратилась. Но очнулась я не от этого. Всему виной был сладкий цветочный аромат, витавший повсюду, и в первый миг мне подумалось, что я каким-то чудом оказалась в спальне госпожи Танис. Она вечно перебарщивала с духами, словно хотела с их помощью скрыть тонкий флер какого-то тайного колдовства. Открыв глаза, я уставилась на серебристый месяц, висящий среди ярких звезд.

В Леорских землях, расположенных на севере Радужного королевства, небо даже летом казалось каким-то далеким, неприступным. И цвета оно было другого, да и луна у нас выглядела бледнее. Сегодняшняя ночь, напротив, радовала насыщенными красками – глубокими, сочными и такими красивыми, что, казалось, я могла бы любоваться ими вечно. Вот только все дело портил запах. Приятный, да, но слишком сильный для моего чувствительного обоняния.

Резко поднявшись, обнаружила под собой не железную крышу вагона, а розовый шелк простыней. Удивление схлынуло с приходом осознания: ночь, поезд… Да я же в Белозерье, где народ во всем предпочитает красоту и оригинальность. А это значит, что летучий экспресс теперь похож на караван гигантских цветов. И пусть его вид всего лишь внешняя иллюзия, но до чего же она реалистична! Проведя рукой по гладкому лепестку, я восхищенно присвистнула и, поспешно собрав шатер, пока его никто не заметил, снова улеглась в самой сердцевине гигантской розы, раскинув в стороны руки. Теперь до Пограничных земель так в образе цветов и полетим.

Поезд стоял рядом с широким перроном, за которым высилось подсвеченное магическими огнями здание вокзала с фигурной надписью на верху «Город Кирасполь – лучший город Белозерской земли!» Красота, скажу я вам, неимоверная. Как бы мне хотелось спуститься вниз и задержаться здесь! А еще обналичить чек и купить себе какую-нибудь еду, потому что из съестного в сумке осталась всего одна шоколадка. Если бы не указанная в рекомендательном письме дата, я бы непременно устроила себе маленькую экскурсию по привокзальной площади и близлежащим улочкам.

Но страх снова опоздать на экспресс и лишиться шанса на обучение, пусть и на границе с Темной империей, был достойной причиной, чтобы остаться лежать на месте и, дыша ртом, любоваться на небо. Синее-синее, красивое-прекрасивое. И такое низкое, что, кажется, стоит руку протянуть, чтобы поймать в ладонь падающую звезду.

Наверное, я слишком увлеклась созерцанием, потеряв бдительность. Да и аромат роз перебил запах чужаков. Оттого, видать, и пропустила приближение стража. Вернее, его летучего пса: черного, лохматого, с горящими красным огнем глазищами и носом, способным учуять все что угодно, включая одну безбилетную ведьму на крыше цветочного состава.

– Ма-ма! – пискнула я, вскочив на ноги, и… сиганула вниз, инстинктивно применив свою любимую магию воздуха.

– Ведьма! – радостно оскалились сразу две морды. Одна собачья, вторая… хм… Несмотря на строгую форму, этот представитель силовых структур нашего государства был настолько заросшим и страшным, что я тут же записала мужика в лешие. Особенно после того, как меня перехватила на лету гибкая растительная плеть, непонятно как появившаяся на вокзале. – Молодец, Лютик! – похвалил лиану хозяин. – Держи эту злостную нарушительницу, а то ишь, скакать надумала, егоза! – грозно шевеля лохматыми бровями, из-под которых и глаз-то не видно было, заявил страж, а потом ласково так добавил: – Я тебе сахарку дам, хороший мой. Дома.

И пленившее меня растение тут же радостно зашуршало листиками, вероятно, предвкушая порцию сладкого. Как именно сия живая флора будет его поглощать, думать не хотелось. Зато очень хотелось вырваться и сбежать, да только держали меня крепко и отпускать пока что не собирались. Допрыгалась, глупая ведьмочка! Теперь штраф вкатают за безбилетный проезд – и прощай, чек, а вместе с ним мечты о еде и прочих столь необходимых бедной девушке вещах.

– Она? – сверившись с показаниями волшебного блюдца, пробасил страж.

– Не-а, не она, – дернув черной губой, за которой мелькнул внушительных размеров клык, отозвался пес. Меня перекосило от этого зрелища. С моей-то фобией, да рядом с такой собакой в воздухе висеть, связанной по рукам и ногам гибким жгутом растения! Как я еще чувств не лишилась, не знаю. То ли страх удерживал в сознании, то ли желание поскорее решить вопрос со штрафом и, получив расписку, продолжить путь.

– Да говорю тебе, Черныш, она! Блондинка? Блондинка! – уверенно заявил облаченный в черно-серебристую форму леший, ткнув пальцем в мою льняного цвета косу, сильно растрепавшуюся в дороге. – Ведьма? А то ж! Вон как глазищи сверкают. На крышу забралась, значит, беглая. Зуб даю, она!

– Ты уже три зуба так мужикам в кабаке проиграл, умник. Скоро вставную челюсть заказывать придется, – ворчливо отозвался пес. – Не она это, оттиск ауры не тот. – Алые глаза насмешливо сверкнули, изучая меня.

– Не я! – подтвердила едва слышно, хоть и не совсем понимала, о чем речь. Но быть загадочной ею мне хотелось все меньше. Первый страх прошел, сменившись… вторым. А вместе с ним пришло желание действовать. Но как?

– Так ведьма же! – гнул свою линию страж. – Эти змеюки подколодные кого хошь вокруг пальца обведут, голову заморочат, иллюзий понавешают. Лживое бабское племя! Она это!

– Не она!

– Она!

– Не она! – Пес перебирал лапами, стоя на «цветке», леший сжимал кулаки и тряс бородой, а Лютик, продолжая удерживать меня, наклонял листочки то в сторону одного оппонента, то другого, в зависимости от того, чья реплика звучала. Я же под аккомпанемент их спора тихой сапой пыталась вывернуться из растительного захвата. Но чем больше ерзала, тем крепче становились путы. Лютик бдел, несмотря на всю заинтересованность в беседе своих напарников.

– Ладно! – сдался страж, хлопнув себя по колену. – Отвезем ее Рэдгруверу, пусть сам разбирается.

Лиана с говорящим псом согласно кивнули. Мое же мнение эту троицу мало интересовало. Для начала мы все вместе спустились на перрон, где курили и дышали воздухом немногочисленные пассажиры, проснувшиеся среди ночи. Потом леший принял меня из объятий Лютика, предварительно связав руки невидимыми путами, и, в очередной раз похвалив услужливую флору, перекинул мое тело поперек седла, затем, обидно хлопнув по заднице, повез на глазах любопытной публики прочь с вокзала.

– Да как вы… да что вы себе позволяете! – пытаясь вывернуться из огромных лап стража, возмущалась я. – Хотите штраф получить, так выпишите, я оплачу! Но не смейте, не смей… – Мне бесцеремонно заткнули рот ладонью в тонкой форменной перчатке, перекрыв при этом заодно и нос. А потом над головой раздалось:

– За сопротивление стражам порядка, ведьма, я тебя на пятнадцать суток в камере с чесуном запру. Поняла? Так что либо сидишь тихо и едешь к градоначальнику разбираться с последствиями своего приворота, либо будешь маяться от чесотки несколько месяцев, а потом все равно отправишься по вышеуказанному адресу.

Я поняла… все-все поняла, особенно то, что еще немного, и задохнусь от его хватки. К счастью, меня вовремя отпустили, позволив тряпичной куклой повиснуть вдоль черного бока Черныша. В ноздри, жадно втянувшие воздух, ударил запах лесной нечисти, которая в Белозерье частенько работала на законников. Псиной, как ни странно, от летающей зверюги не пахло. А вот молоком и скошенной травой – да. И это отчего-то успокоило, на время усыпив мою фобию. Но позорного положения спокойствие не отменяло.

Было грустно, обидно и стыдно от осознания, что меня только что прилюдно задержали на радость пассажирам летучего экспресса, перекинули через седло, как какую-то гулящую девку, и повезли в ночь. За что, спрашивается? Неужели за тот неудачный приворот, о котором упомянул страж? Но при чем здесь местный градоначальник, если жертвой был козел Лорд? Или последствия ошибки оказались куда масштабней, чем я себе представляла? Страшно! Как же страшно, мечтая стать сильной и умелой ведьмой, вдруг почувствовать себя опасной для общества неумехой. На глаза навернулись слезы. И, спрятав вспыхнувшее лицо на шерстяном боку пса, я тихо всхлипнула.

– Не реви, девка, – решил сменить кнут на пряник леший, и в голосе его теперь прозвучала почти отеческая забота. – Не стану я тебя к чесуну сажать, так и быть, – сказал он и, вздохнув, добавил: – А остальные свои проблемы сама решай, за проступки надо платить.

Я согласно всхлипнула, прекрасно понимая, что зелье было моего производства и отвечать за него, значит, тоже мне. Потом немного подумала и, решив уточнить, что же все-таки случилось с бедным козликом, раз на меня по всему маршруту экспресса облаву объявили, уперлась руками в собачий бок, чуть поднялась и вывернулась так, чтобы посмотреть на мужика. Но вместо этого наткнулась взглядом на стоящего на перроне Каина, который курил, с интересом наблюдая за нами, и… помахивал билетом. Моим билетом! Потому что именно на нем была клякса от вина, пролитого вчера во время тоскливого перебирания бумаг на крыше. Слезы высохли мгновенно, жалость к себе сменилась злостью на оборотня, и я что есть мочи закричала: «Держи вора! Держи!», напрочь забыв, что сама вроде как задержанная.

– Держу-держу, – погладив меня по спине, проговорил леший. – Крепко держу, егоза, – насмешливо добавил он.

– Да не меня! Его! – попыталась вразумить стража я, но тот вразумляться не желал. – Я не воровка, это тот парень мой билет украл. А я… я законопослушная ведьма. Приворот был ошибкой, но…

– Не тар-р-раторь! – рыкнул Черныш, глянув на меня так, что я тут же заткнулась. Просто дар речи как-то вдруг потеряла. Зато собачья фобия, напротив, нашлась. А мерзкий оборотень даже не вздрогнул, продолжая смотреть нам вслед и задумчиво курить. Тварь! Кошак облезлый, ненавижу-у-у-у!

Дальше ехали молча. По улицам города, в котором мне недавно так хотелось побывать. Сейчас же единственное, чего я желала, это оказаться где угодно, даже возле свадебного алтаря с навязанным родителями женихом, но только не верхом на лесной нечисти с собачьим ликом, рядом с которой, словно змея, шустро скользил вездесущий сластена Лютик. И когда страж привез меня к темному каменному зданию, где светились только окна нижнего этажа, я вздохнула с облегчением.

Но спокойствие длилось недолго. Как только меня под конвоем привели в кабинет мрачного черноволосого мужчины, мирно дремавшего, сидя в кресле, все и случилось. Звезды свидетели, лучше бы этот господин и дальше спал! Потому что разбуженный градоправитель, как оказалось, гораздо страшнее целой стаи голодных псов. Да что там стаи – целого полчища! Маг, которому подсунули не ту ведьму, церемониться с нарушителями своего спокойствия не стал.

Спасались бегством мы вчетвером. Причем очень организованно. Правда, Лютик, зараза такая, все же оторвался от остальных и, выскочив на улицу, забрался по сточной трубе на темный карниз. Наша же троица вылетела на крыльцо почти одновременно. А потом Черныш с лешим кинулись в одну сторону, а я, не будь дурой, – в другую, потому что тот факт, что меня с кем-то перепутали, вовсе не отменял штрафа за безбилетный проезд. А платить, если честно, было почти нечем. Вот только об этом, к сожалению, вспомнила не только я. И в результате вместо цветочной крыши уже почти родного поезда я все-таки загремела в камеру предварительного заключения за побег. Правда, чесуна мне, как и было обещано, не подселили. И на том спасибо.

Эллис

– И пошто ж вы, ведьмы неблагодарные, решили избушку-то покину-у-уть?! – патетично причитал бабушкин домовой, сверкая желтыми глазенками из камина, в тень которого гордо забрался, демонстрируя нам недовольство принятым решением.

А так как никто звать его обратно не кинулся, Венька принялся страдать вслух, дабы совесть у двух попивающих ягодный морс ведьм все-таки проснулась. Увы, совесть наша спала на удивление крепко. Мы с ба после баньки и аппетитной трапезы валялись на кровати и листали книжку. Вернее, справочник по разновидностям порчи просматривала я, подбирая самые пакостные и трудно вычислимые проклятия для обоих Рэдгруверов, всего предавшего меня преподавательского состава и вороны госпожи Дрюр, которая мне ничего особенного не сделала, но ее глумливое карканье задело за живое. А Арина Ильинична записывала в толстую тетрадь рецепт нового зелья «Супермарт».

– А кто народ от колдовской напасти спасать бу-у-удет? Кто лешего приструнит, если он снова начнет с грибниками злые шутки шутить? Кто…

– Вень, скажи прямо, – не выдержала я его нытья, поправляя полотенце на голове, – хочу поехать с вами!

– А можно? – резко сменив тон с заунывного на деловой, спросил домовенок.

– Ба, что думаешь? – посмотрела я на родственницу, которая вдохновенно грызла кончик карандаша, глядя в записи.

– А? – очнулась от собственных мыслей ба.

– Веньку, говорю, возьмем с собой в эту твою академию? – подмигнув настороженным желтым глазам, глядящим из притихшей темноты, спросила я.

– А за избой кто присмотрит? – чуть нахмурилась бабушка.

– Изба и присмотрит. Она ж у нас умница, – похвалила я дом, который, довольно заскрипев, развернулся, поэтому теперь за окном было не дерево с засидевшейся на нем вороной, явно собиравшей багаж свежих сплетен для Гиргеры, а оранжевый закат с золотистым пухом редких облаков.

– А Василек как же? – не спешила сдаваться ведьма.

– Да пристрою я его, – вылетев из нерастопленного камина, с жаром сообщил черный мохнатый шарик с желтыми глазами. – Мамой клянусь – сегодня же к лешему его отведу, у него домовой опытный, погибнуть конику нашему не даст.

– Какая мама, Веня? – сдвинув на нос круглые очки в тонкой серебристой оправе, усмехнулась хозяйка. – Вы же почкованием размножаетесь раз в сто лет.

– Каждый мечтает о маме, – философски заявил домовенок, почесав макушку полупрозрачной лапкой, которая исчезла так же быстро, как и появилась.

– Мечтать и клясться ею – не одно и то же.

– Ну, Ари-и-иша, – снова заскулил черный шарик, – ну ты же правильно все поняла-а-а.

– Будешь скулить – не возьму! – рявкнула бабушка.

– А не буду – возьмешь? – Подлетев поближе, он проникновенно заглянул ей в глаза.

– Ба, соглашайся, – поддержала я Веньку. – Будет о нас заботиться, – протянула мечтательно и, перевернувшись с живота на спину, подложила под голову руки. – Пироги свои фирменные печь в этой твоей, как ее…

– В Академии Разрушения и Созидания, – в который раз за вечер повторила родственница.

– Ну да, там. Уверена, что у них такого повара нет и в помине. А я, между прочим, растущий организм, мне силы нужны. И где их взять, если не в Венькиных пирожках? – Я демонстративно облизнулась и погладила рукой живот, в который за ужином отправилась целая тарелка вышеупомянутых мучных изделий. – И потом, сама знаешь, мелкая нечисть ведьме не помеха, а наоборот.

– Знаю, – сказала бабушка. – Иди, Вень, Василька в добрые руки пристраивай, – приказала домовому. – И чтоб за избой твой приятель приглядел, тоже договорись.

– Одна нога тут, другая там! – радостно воскликнул метнувшийся в трубу клубок тьмы.

– Какие ноги, Веня? Ты же оживший сгусток тьмы! – бросила ему вслед хозяйка, а я, почесав кончик носа, сказала:

– Видимо, о ногах он тоже мечтает, как и о маме.

– Видимо, – кивнула родственница, возвращаясь к прерванному делу. – Эль, ты не залежалась с тюрбаном на голове? Эдак, когда смоешь зелье, шевелюру снова стричь придется.

– Ой! – подскочив с кровати, пискнула я. – Книжка вдохновляющая, морс расслабляющий… немудрено забыть про волосы! Бегу смываться! – И действительно побежала – в соседнее с кухней помещение, где в пространственном кармане у бабули была оборудована роскошная банька со всеми удобствами, включая бассейн, сауну и какую-то новомодную штуковину в виде корыта с пузырьками. Арина Страхова любила удобства. Я, впрочем, тоже. Эх, жаль, что в академию, куда жаждет пристроить меня бабуля, нельзя отправиться вместе с избушкой.

Катарина

Забравшись с ногами на деревянную скамью, я тихо всхлипывала вот уже часа три. Спать не хотелось совершенно – за день на крыше экспресса выспалась впрок, а вот оплакать разбившиеся надежды и свою горькую судьбу сам черт велел. Охранник, до моего поступления дремавший на посту, сначала пытался успокоить расстроенную узницу и даже бутербродом с копченой колбасой поделился, но ничего не помогало. Потом старичок начал ругаться, угрожал мне плетью, а когда, вконец умаявшись, понял, что все его попытки лишь усугубляют ситуацию, принес мне целую пачку бумажных салфеток и потребовал ныть потише, чтобы не мешала отдыхать остальным. Так как соседние камеры, не считая той, что напротив, были совершенно пусты, я сделала вывод, что мешаю конкретно ему, но все равно честно постаралась плакать беззвучно, однако предательские всхлипы нет-нет да и прорывались.

Арестантов в блоке предварительного заключения сегодня было двое: я и лохматый чесун, чьей компанией, помнится, угрожал мне стражник. Забившаяся в угол нечисть походила на сильно заросшего гнома и торчала здесь уже неделю, распугивая народ возможностью подхватить чесотку. Судя по тому, что, кроме нас, здесь был только старик-охранник, разгон нарушителей закона у чесуна процветал. Небось стражи ему за помощь еще и приплачивали, чтобы между перспективой жутко чесаться несколько месяцев и возможностью сразу признаться во всех грехах и не мучиться задержанные выбирали второе.

– Не реви, сказал! Вот ведь… баба! – Последнее слово тщедушный с виду дедок произнес как самое неприличное ругательство.

– Н-не могу-у-у, – заикаясь, ответила ему. – Он-ни сами текут.

– А ты спой, – предложил старик и, зевнув, добавил: – Колыбельную. Помогает успокоиться.

– А с-слуха н-нету если? – на всякий случай уточнила я, а то вдруг после песнопений он меня точно плетью отходит, за злостное нарушение порядка и надругательство над его музыкальными предпочтениями.

– Да лучше так, чем бабская истерика! – в сердцах махнул рукой охранник.

И мне почему-то подумалось, что он просто не умеет со своими домашними женщинами справляться, особенно когда те в расстроенных чувствах. Оттого и злится, перенося личные проблемы на бедную несчастную арестантку. На нарах в камере напротив завозился чесун, и в темном углу сверкнули три его глаза. Тоже, что ли, бесплатный концерт решил послушать? Зря! Я петь, конечно, люблю, но не умею. Во всяком случае, именно так говорила, нарочито морщась, госпожа Танис, когда заставала меня за этим творческим занятием.

– Пой! – командным голосом рявкнул старичок, и я, подпрыгнув на скамье и выронив очередной бумажный платочек, заголосила с перепуга:

– Мертвяки круго-о-ом… ик! Кладбище дрожит. В склепе за угло-о-ом… ик! Некромант лежит…

– Хватит! – оборвал седовласый слушатель, а я, в последний раз икнув, заткнулась.

– Говорила же, ч-что слуха не-э-эту! – Слезы полились с новой силой, и провальное выступление тому лишь поспособствовало.

Охранник встал, налил из прозрачного графина воды в стакан и принес мне.

– Все у тебя есть, – вздохнув, сказал он, глядя, как я пью.

Зубы то и дело стучали о стеклянный край, так как руки, сжимавшие стакан, дрожали. Прохладная ключевая вода приятно холодила горло, прогоняя икоту. И мне становилось легче. Допив, я протянула дедушке пустой сосуд и от чистого сердца поблагодарила.

– Ну а теперь заново пой, – потребовал охранник, подмигнув мне. – Охота же узнать, что там с некромантом сталось.

– Пой, пой, – скрипучим голосом поддержал его чесун. – Хорошо пошло-о-о, – мигнув всем набором глаз, сообщил он.

И, ободренная, я снова запела. С чувством, с душой. Подперев кулачком щеку и задумчиво глядя вдаль. Ну ладно, не вдаль, а на пучеглазую нечисть в камере напротив, но это все такие мелочи, когда вдохновение нахлынуло.

 
Мертвяки круго-о-ом,
Кладбище дрожит,
В склепе за угло-о-ом
Некромант лежит.
 
 
И, набравшись си-и-ил,
Чуя смертный час,
Ведьме с топоро-о-ом
Отдал он наказ:
 
 
Зомбяков вон те-э-эх
Подпали огнем,
И умертви-я-а-а
Заруби-и-и потом.
 
 
А затем беги-и-и
Вдоль стены глухой,
Под ноги смотри-и-и –
И уйдешь живой…
 

Чесун самозабвенно подвывал, охранник вздыхал, почесывая свой седой затылок, а я пела и чувствовала, что эта песнетерапия действительно работает. Слезы высохли, взгляд прояснился, и голос, которого стеснялась многие годы, казалось, стал чище, сильнее, увереннее. Не идеальный, конечно, но и не такой уж кошмарный, как думалось раньше. Когда я замолчала, в блоке предварительного задержания повисла тишина. Не гнетущая, нет. А какая-то… приятная даже. Ночь, песня, мы втроем – почти дружеские посиделки, если закрыть глаза на решетки.

– Хорошая колыбельная, – усмехнулся дедок, подкрутив свои роскошные усы.

– Хор-р-рошая, – согласно проурчала нечисть.

– А мне правда полегчало, – призналась я, благодарно взглянув на охранника. – Спасибо вам.

Тот снова усмехнулся и, развалившись в кресле, задумчиво посмотрел на меня.

– Тебя как сюда занесло-то, ведьма Катарина? – спросил по-доброму, без издевки или ехидства.

И я, помедлив всего пару секунд, все ему выложила. Просто потому, что с хорошим человеком ничем поделиться не жалко, а еще очень уж хотелось выговориться. Охранник слушал, качал головой, изредка задавал какие-то вопросы и пил стакан за стаканом, постепенно опустошая графин.

– Да уж, девка, не повезло тебе, – подтвердил старик то, что я и так знала. Мы синхронно вздохнули, причем все втроем. Чесун тоже слушал и тоже сочувствовал, выражая это в коротких, но выразительных восклицаниях: «Вот стер-р-рва!», «Вот поганец!» и «Вот же невезуха-а-а!».

– Кроме штрафа за безбилетный проезд тебе еще и сопротивление при аресте с побегом приписали – леший наш на тебе зло сорвал за гнев градоначальника. Так что будешь сидеть на нарах дней тридцать, если залог не внесут или кто-нибудь достаточно уважаемый не возьмет тебя на поруки.

– Да кому я нужна-то? – Снова стало так грустно, что сердце сжалось, но слезы на этот раз удержать я все же смогла.

– Сирота, что ль? – сочувственно спросил охранник.

– Нет, но…

– Ну так пиши письмо родным, я утром отправлю с голубиной почтой им весточку, – обрадовался он. – Приедут, заберут тебя. И сидеть в тюрьме не придется.

– Да лучше уж я посижу, – проворчала, потупившись.

– Не понял, – честно признался дедок.

– Не заладилось у нас с родными, – тяжело вздохнула я. – Как только магический дар у меня открылся, так и не заладилось. Отец с мамой ведьм на дух не переносят, а я всегда мечтала стать одной из них. С тех пор, как свора разъяренных собак меня чуть не разорвала. Я совсем мелкая тогда была, перепугалась жутко. Меня именно ведьма спасла. А родители вместо благодарности ее в организации покушения обвинили и стражам порядка сдали. Представляете?!

Охранник нахмурился и, немного помедлив, кивнул. Представлял, видать.

– А потом что с ведьмой стало? – подал голос из своего угла чесун.

– Тетя сказала, что ее отпустили после трехдневных допросов с применением заклинаний для считывания памяти и прочих малоприятных методов, которыми иногда пользуются сыскари.

– Малоприятно, но действенно, – высказался в защиту своих старик.

– Да я не спорю, что действенно. Но ведь обидно, что женщине, которая спасала меня, рискуя собственной жизнью, через все это пройти пришлось. Из-за моих родителей!

– Ты, девка, их тоже попробуй понять. Ведьмы – народ темный, что в голове вашей крутится – сам черт не разберет. Вдруг бы и правда она весь спектакль устроила, чтобы к тебе в доверие войти? Одаренных колдовки чуют, а некоторые учениц ищут.

Я упрямо мотнула головой, не соглашаясь. Пусть мне тогда было всего шесть, но я чувствовала своим перепуганным сердечком, затуманенным от страха разумом, а главное, магическим даром – не виновата была та женщина. Но кто же меня слушал?

– По-моему, всему виной предрассудки, – немного помолчав, сказала я охраннику. – Отец терпеть не может ведьм, хотя к магам относится вполне спокойно, и, поступи я в школу стихийников, слова бы против не сказал. Мама… хм… Она у меня вообще всех ненавидит, строгая, неласковая. Но ведьм ненавидит больше других. Уж не знаю, чем им так не угодили представительницы моей профессии, но в попытке не допустить моего поступления в Леорскую школу родители хотели выдать меня по договоренности за сына отцовского друга. А мне всего шестнадцать было! И я не могу их понять. До сих пор не могу, – горько улыбнулась, чувствуя, что снова плачу. Беззвучно.

– Вот монстр-р-ры, – посочувствовал чесун, не забыв добавить к фразе свое излюбленное «вот».

– М-да, – запустив пятерню в густые волосы, только и сказал старик.

И мы снова замолчали. Я думала о прошлом, вспоминая тот жуткий день, когда мама принесла мне свадебное платье и, швырнув его на кровать, заявила, что завтра я стану достойной женщиной – законной женой и будущей матерью. Отец тоже меня предал, а ведь я ему по наивности рассказала о своей мечте поступить в начальную ведическую школу, чтобы потом, отучившись там четыре года, без экзаменов перейти на вторую ступень и получить диплом.