Текст книги "Выстрелы в замке Маласпига"

Катарина заставила себя вернуться к настоящему и к той цели, которая привела ее на Виллу; она была сама удивлена той легкостью, с какой ей удалось осуществить задуманное, избежав разоблачения; и еще она была удивлена тем, как внушаема даже старая герцогиня.

– У меня не хватило времени, чтобы прочесть все до конца, – сказала она. – Я была так увлечена, что не заметила, как пролетело время. Как вы думаете, Алессандро позволит мне прийти еще раз и дочитать все до конца?

– Конечно, – ответила Изабелла ди Маласпига, – приходите, когда хотите.

Оставалось лишь встать, подойти к ее креслу и пожать легкую, как пушинка, руку.

– Благодарю вас за чай, – сказала Катарина. – Я приду через день или два.

– Жду вас, – сказала герцогиня. – Мы опять с вами поговорим.

Когда Катарина оставила комнату, на губах герцогини все еще играла сияющая улыбка, но ее глаза уже искали кого-то другого. И она вдруг поняла, что это и есть секрет Изабеллы ди Маласпига, рецепт ее долголетия. Ничего не принимать близко к сердцу. Прелестная улыбка, приветливые манеры были непроходимым барьером, отгораживающим ее от мира внешнего. Совершая свою длинную прогулку по Виа-ле-Галилео к мосту, Катарина позавидовала ее умению наглухо замыкаться в себе. Что до нее самой, то она никогда не чувствовала себя более уязвимой и нерешительной. Ее дом, прежняя жизнь, даже кошмарная смерть брата, павшего жертвой наркомании, – все это как будто потускнело в ее памяти. Она как будто утратила связь с реальным миром и переселилась в мир, где обитают ее родственники. Ее беспокоил Алессандро ди Маласпига: она ненавидела его высокомерие, его цинизм; ей приходилось сознательно бороться с его обаянием. Анализировать его характер, пытаться определить причины, сделавшие его таким, какой он есть, так же как и составлять себе определенное мнение о его матери, было бы ошибочно. Между ними уже установились слишком близкие отношения, она вовлечена в происходящее. А это мешает копаться в его ящиках, записывать разговоры.

Ей пришлось напомнить себе, что все они не те, кем кажутся. Но ведь она все-таки установила жучок и записывающее устройство, а то, что ее руки дрожали при этом от страха, вполне нормальная реакция здорового человека. А вот ее нежелание проделать все это вновь отнюдь нельзя считать нормальной реакцией здорового человека. Ведь она уже нашла подходящий предлог: сказала, что ей требуется еще время, чтобы досмотреть семейные письма. Но когда Катарина и села в такси, чтобы вернуться в гостиницу, она почувствовала, что меньше всего на свете ей хочется вернуться на Виллу и снова увидеть ее обитателей. Приняв горячую ванну, она попыталась расслабиться. Ее уверенность в себе была поколеблена; вспоминая, как читала книгу с адресами и обыскивала ящики, она просто обмирала от страха. Что, если бы дверь вдруг открылась и неожиданно возвратился герцог... Чтобы подавить в себе чувство недовольства собой, она вынуждена была напомнить себе, что страх не помешал ей выполнить задуманное – она выяснила две важные вещи: что существует связь между Маласпига и антикварным магазином в Нью-Йорке и что он побывал в Голливуде, где гостил у кинозвезды Джона Джулиуса.

Карпентер всячески подчеркивал необходимость скорейшей передачи всей полученной информации. Она заказала себе содовой и набрала номер телефона местного отделения итальянского отряда по борьбе с наркотиками, тот самый номер, по которому звонил Фирелли перед своим исчезновением. Ответил женский голос, и Катарина назвала кодовое слово. После этого трубку снял мужчина.

– Говорит кузина Роза, – сказала она. – Я установила контакт и хочу доложить о проделанной работе.

– Есть ли какие-нибудь результаты?

– Да.

– Тогда нам лучше встретиться. Через полчаса я буду у восточного входа в баптистерий. Под мышкой у меня будет большой рисовальный блокнот, на голове – панама с зеленой лентой. Пользуйтесь вашим кодовым именем, меня же зовите Рафаэлем.

На ступенях баптистерия на Пьяцца-дель-Домо стояли небольшие группы туристов, глазея на бронзовые двери, творение Гиберти, почитающиеся одной из достопримечательностей города, ощупывая маленькие рельефные фигурки и слушая объяснения гида. Рафаэль стоял чуть в стороне: рисовальный блокнот слева под мышкой, на голове – панама с зеленой лентой, – и Катарина подошла к нему.

– Я кузина Роза, – сказала она.

Он снял шляпу, обнажив лысую, обрамленную каймой вьющихся черных волос голову, пожал ей руку и улыбнулся.

– Рафаэль, – представился он. – Рад вас видеть. На другой стороне площади есть небольшое уютное кафе, где можно заказать себе какого-нибудь питья. Пошли туда.

[При создании бронзовых рельефов на северных и восточных дверях баптистерия во Флоренции Гиберти использовал опыт античного искусства.]

Кафе было полно туристов: они пили кофе и ели мороженое; несколько итальянцев потягивали какой-то крепкий напиток, около них стояли стаканы с холодной водой. Извиняясь перед тесно сидящими посетителями, они пробрались в самый угол, где был свободный столик. Рафаэль был милый, на вид вполне заурядный человек лет сорока пяти. Он вполне мог бы стоять за стойкой кафе. Он наклонился к ней.

– Добро пожаловать во Флоренцию, – сказал он. – Как вам нравится наш город?

– Очень.

– Вы уже видели что-нибудь из достопримечательностей?

– Да, – сказала Катарина и подумала: «Долго еще он будет тянуть резину?» – Я побывала в Уффици и Питти.

– Хорошо. Но я не заказал никакого питья. Чего бы вы хотели?

– Ничего. – Катарина была в нетерпении.

– Это будет выглядеть подозрительно. Если кто-нибудь за нами наблюдает, у него должно сложиться впечатление, что мы пришли, чтобы приятно провести время. Расслабьтесь, кузина Роза, улыбнитесь мне. Я еще успею выслушать ваш доклад.

– Извините. Вы совершенно правы. Я выпью кофе – капуччино, пожалуйста.

– Я служу в полиции вот уже двадцать два года, – сказал он. На двух его передних зубах сверкали золотые коронки. – И научился терпеливо выжидать. А это нелегко.

Она попыталась улыбнуться, расслабиться, но его присутствие сильно стесняло ее. Самая трудная часть ее задания оказалась самой легкой. Она встретилась со своими родственниками, установила дружеские отношения с Маласпига. И не столкнулась при этом с ожидаемыми трудностями. Ее приняли с дружеским гостеприимством, особенно тепло к ней отнесся герцог. Может быть, слишком тепло...

Принесли кофе: очень крепкий эспрессо в крохотных чашечках. К своему удивлению, она обнаружила, что даже такое маленькое количество этого напитка усилило ее нервозность.

– Вы нервничаете? – заметил Рафаэль. Она покачала головой, и он улыбнулся. – Тут нет ничего зазорного. Вы взялись за очень опасное дело. Всякий неглупый человек не может не испытывать страха. Расскажите мне обо всем.

– Я прожила здесь десять дней, – начала она. – И похоже, утратила связь с реальностью. Не знаю, что вам сообщили обо мне, но я самый обычный человек, которого выбрали для этого задания и после короткой подготовки прислали сюда. Я была уверена в себе, когда давала согласие. У меня была своя, особая причина.

– Я знаю. Ваш брат.

– Да. Он был наркоманом и в конце концов умер. Но перед этим он прошел сущий ад, и никакие мои усилия не могли его спасти. Они сделали мне это предложение сразу после похорон. И я согласилась. – Она закурила сигарету. – Никто меня не принуждал; более того, мой инструктор всячески меня отпугивал. Но я была полна решимости остановить этих людей. Нанести им ответный удар.

– Но сейчас вы уже не так уверены в себе?

– Я не уверена, что смогу это сделать, – медленно сказала она. – Я встретилась с семьей Маласпига. Они совсем не такие, какими я представляла их себе.

– Милее? – подсказал он.

Она заколебалась. Слово было явно неудачное: оно не подходило ни к старой герцогине, ни тем более к ее кузену герцогу. Оно было слишком маленьким для людей такого масштаба.

– Они другие. Мне трудно объяснить. Кажется просто невероятным, чтобы они были замешаны в таком деле. – Раздраженная сама собой, она передернула плечами. – Может, мне просто не по душе шпионить за кем-нибудь; сегодня, например, я рылась в его конторке, и у меня такое чувство, как будто я в чем-то вымаралась. Если бы только был какой-нибудь другой путь. Боюсь, что у меня не хватит мужества и опыта, чтобы довести это до конца. Может, сказывается недостаточность четырехнедельной подготовки?

– Для такой работы это, конечно, очень короткий срок. – Рафаэль не был ни встревожен, ни насторожен. Его глаза были спокойны и выражали полное понимание. – Вы милая, порядочная девушка из хорошей семьи. Вас с детства учили не копаться в чужих столах и не читать чужих писем. Судя по вашим же собственным словам, вы человек честный. Я хорошо это понимаю. Вы не из тех женщин, которые обыскивают карманы своих мужей, пока те спят. – Его золотые зубы блеснули в улыбке. – Вы полагали, что Маласпига – чудовища. Гнусные мафиози, которых можно опознать с первого взгляда. Вместо этого вы встречаетесь с культурной обаятельной семьей итальянских аристократов, а уж можете мне поверить, обаяние вписано в паспорт этих людей с самого рождения. Вы видите, что обманулись в своих ожиданиях. Их не так-то легко ненавидеть. Они относятся к вам дружески, и вам не по душе шпионить за ними. К тому же вы сейчас во Флоренции, а не в Штатах, и то, что случилось с вашим братом, кажется уже довольно далеким событием. Дурным сном. Я не преувеличиваю?

– Нет, – спокойно ответила Катарина, – думаю, что нет.

Он откинулся на спинку кресла, слегка завалив его назад.

– Бен Харпер предполагал, что с вами может случиться что-нибудь подобное. Он очень хороший психолог. Скажите мне откровенно: не хотите ли вы оставить все это и вернуться домой?

– Нет. Я никогда не простила бы себе подобное дезертирство.

– Стало быть, вы просто испытываете некоторое сомнение в себе, расслабление воли?

– Они мои родственники, – медленно произнесла она. Моя бабушка была Маласпига. Поэтому-то меня и выбрали.

– Стало быть, вы в лоне своей семьи; немудрено, что вам так не по себе. Я знаю, как сильны родственные узы у всех итальянцев. Даже скромного происхождения. – Она впервые почувствовала враждебность. Его не смутило ее признание, что она нервничает, ее иррациональное чувство вины, но ему пришлось не по вкусу то, что она родственница Маласпига.

Он перегнулся к ней через стол.

– Вы спрашивали меня, что я о вас знаю. Но я не знал, что вы одна из них. Этого Харпер мне не сказал. Хотя он предполагал, что у вас могут быть колебания, и приготовил меня к этому. Прежде чем переживать, что вы предаете свою семью, прежде чем поддаться их обаянию, вы должны знать то, о чем Харпер умолчал. Вы должны знать, почему ваш брат умер как раз тогда, когда появилась надежда на его исцеление.

– Что вы хотите сказать? И почему же он, по-вашему, умер?

– Он провел шесть недель в клинике под Нью-Йорком. Затем три месяца в реабилитационном отделении. Вам сказали, что он полностью излечился, что свершилось настоящее чудо. Он перестал принимать героин, и у вас впервые появилась надежда.

– Да, – шепнула она. Глаза налились слезами, все это было так свежо в ее памяти. Они с Питером возвращаются на машине; у него непривычно живой взгляд, он улыбается и даже разговаривает о будущем. Он слегка располнел и впервые за все эти годы проявляет полное самообладание. Никогда не забудет она этот день. Да, итальянец прав, у нее в самом деле появилась надежда. Их провожал весь больничный персонал, все пожимали им руки и махали, когда они отъехали. Она приложила руку к глазам, как бы пытаясь заслониться от этих воспоминаний.

– Он должен был жить, – продолжал Рафаэль. – Вы были уверены в его спасении, не правда ли? Первое время вы не отходили от него ни днем, ни ночью, как бы не веря, что он спасен. Затем вы отправились в театр. А он остался дома.

– Никогда не прощу себе этого, – перебила она.

Рафаэль был человек суровый, долгим опытом приученный в случае надобности причинять другим боль. Он не дрогнул, глядя в ее искаженное страданием лицо.

– Когда вы вернулись домой, его уже не было, он исчез. Представляю себе, что вы тогда почувствовали. Боль, отчаяние. Вы должны были признаться себе, что ваша надежда на его спасение оказалась иллюзорной. Вы уже не увидели его больше живым?

– Нет, – еле слышно откликнулась она. – Когда я приехала в Белвью, он был уже мертв.

– Он был убит. Его нашли на боковой улочке, он находился без сознания от слишком большой дозы наркотика, и его тело было все в синяках. Но ваш брат не выходил из дома. Как только он остался один, к нему явился его толкач со своими людьми: они насильственно вкатили ему огромную дозу. Судя по синякам, он отбивался, как мог. Но они одолели его. Ведь он был еще очень слаб. У него не было никаких шансов. Они вкатили ему смертельную дозу и вытащили на улицу. Только не плачьте – вы привлекаете к себе внимание.

– Ну и пусть... О Боже! Почему же Харпер мне ничего не сказал?

– Потому что тогда вы были настроены очень решительно. Он передал этого козырного туза мне. А вы знаете, почему они его убили?

Катарина покачала головой. Достала носовой платок и прижала его к глазам. Рафаэль все еще склонялся над столом, держа ее руку.

– Так действуют люди Маласпига. Всякий, кто прекращает употреблять наркотики, потенциально опасен. Может пойти в полицию, опознать толкача. Особенно такой наркоман, как ваш брат, из богатой семьи и со связями. Поэтому они и убили его, для пущей уверенности. – Он отпустил ее руку, достал сигарету и протянул ей. – Как вы теперь относитесь к своим родственникам? Вам все еще совестно, что вы их обманываете? Если у вас остаются хоть какие-нибудь сомнения в себе самой или в чем-нибудь другом, – он говорил негромко, но выразительно, – немедленно отправляйтесь в Соединенные Штаты.

Катарина убрала носовой платок в сумку, закурила сигарету, но тут же ее потушила.

– Итак, вы сыграли своим козырным тузом, – сказала она. – Вы знаете мой ответ. Я винила себя, я винила своего брата. Я думала, что он вновь принялся за старое. Теперь я знаю, что он в самом деле боролся за свое спасение. И чуть было не победил. Из того, что вы мне рассказали, следует, что его убийца – мой кузен Маласпига.

– Да, можете считать, что он застрелил его своей рукой. Подобные преступные объединения создаются на самом верху... А теперь расскажите мне, что вам удалось выяснить.

– Они пригласили меня к чаю. Там была старая герцогиня, мой кузен, его жена и канадец, скульптор, который у них живет. Герцог – его покровитель.

– Да, мы знаем о нем. Четыре года назад он приехал из Торонто. Человек он простой, из фермерской семьи, без денег и без особого таланта. Его присутствие, видимо, развлекает этих людей. Им нравится, как их предкам, разыгрывать из себя меценатов.

– Мой кузен пригласил меня сегодня на обед. – Она была потрясена, взвинчена, но сохранила самообладание. Хотя рассказ Рафаэля и поверг ее в шок, она почему-то ощущала необычайное спокойствие. Стало быть, Питер и в самом деле пытался спастись. Конечная трагедия – отнюдь не результат его слабости. Пока она говорила, по всему ее телу разливалось ощущение холода. – Кузен много рассказывал мне о себе. Он любит говорить о своей семье и чувствует, что я слушаю его с интересом. Мне удалось многое узнать.

– Вы очень бледны, – перебил ее Рафаэль. – С вами все в порядке? Не заказать ли вам чего-нибудь согревающего?

– Нет, не надо. Со мной все в порядке. Разрешите мне продолжать; я боюсь упустить что-нибудь важное.

– Итак, что вам удалось узнать?

– Герцог сказал, что они сильно обеднели после войны, но на деньги жены он занялся торговлей антиквариатом и добился больших успехов. Впечатление такое, что денег у них и в самом деле очень много. На Вилле полно дорогих вещей, множество слуг и лакеев, хватает и таких излишеств, которые явно свидетельствуют о богатстве: например, сигареты на заказ, часы «картье», портсигар.

– Если наши подозрения верны, – мягко вставил Рафаэль, – он мультимиллионер. Мультимиллионерами они были и до войны. Как все высокопоставленные фашисты, они были заинтересованы лишь в спасении своих денег от коммунистов. Вы не возражаете, если я закурю? Вам не предлагаю, потому что та, что я вам дал, явно пошла не впрок.

Катарина кивнула, он закурил дешевую сигарету и стал понемногу затягиваться.

– Вы говорите, все свидетельствует о богатстве. Это любопытно. Антикварное дело не может приносить такую большую прибыль, но оно неплохое прикрытие. Что еще?

– У него есть антикварный магазин в Нью-Йорке. Называется он «Флорентийский антикварный магазин», находится на Парк-авеню, 1143, а имя управляющего Э.Тейлор. Э.Тейлор. Я прочитала это сегодня в книге с адресами. Я была в библиотеке одна, просматривала семейные бумаги, а заодно заглянула и в ящики его конторки.

– Вот как. – Рафаэль присвистнул. – Это могло быть очень интересно.

– В книге есть адреса и других антикварных магазинов – они разбросаны по всей Европе, а один даже находится в Бейруте. Множество личных адресов, главным образом князей и графов. Я оставила жучок и записывающее устройство в библиотеке, через день-два я смогу их забрать.

– Для новичка вы очень предприимчивы. Поздравляю. – Но, пожалуй, самое важное из всего, мною узнанного, то, что семь лет назад герцог и его жена ездили в Европу. Они останавливались в Голливуде у кинозвезды Джона Джулиуса. Вы сможете все это запомнить?

– Нет. Но в этом нет необходимости, потому что в кармане у меня диктофон, который все записывает. Это предохраняет от ошибок.

– Передайте все это как можно быстрее в Нью-Йорк. Они смогут обследовать этот антикварный магазин и хорошенько изучить кинозвезду. Среди голливудских актеров – немало людей опустившихся, способных на что угодно. Может, удастся проследить какую-нибудь связь с наркотиками?

– Возможно. Но по моим предположениям – в первую очередь необходимо обследовать магазин. Это замечательное прикрытие для контрабанды. Только подумайте, сколько героина можно провезти в одном шкафу или диване.

– Боже, – шепнула Катарина, – я даже не подумала об этом.

– Большие партии товаров перевозятся обычно на грузовиках. Практически невозможно проверить всех сопровождающих груз. Я сам проверил одну партию товаров, принадлежащих Маласпига, которая направлялась в Париж, но мы так ничего и не нашли.

– А они знали об этом?

– Нет. Досмотр осуществляли таможенники. А я сделал специальную проверку: тайники, ложные ящики, двойное дно, пустотелые ручки и тому подобное. Но это было пустое дело. Очевидно, они посылают наркотики не с каждой партией товаров. Последняя была отправлена три месяца назад.

– Вы предполагаете, что они сделают это в следующий раз?

– Вполне вероятно. Как близко вы подружились с вашим кузеном?

– Мне кажется, я нравлюсь ему. – Хотя в кафе было жарко, Катарина вся дрожала. Она все еще чувствовала холод во всем теле. А ненависть должна жечь огнем... Закрой она глаза, она непременно увидела бы Питера, лежащего в больничной палате. Привычная ко всему медсестра быстро и равнодушно берет его руку и говорит: «Боюсь, уже слишком поздно. Он мертв».

– Это вполне естественно. Вы очень привлекательная женщина. А у него репутация сердцееда. Могли бы вы воспользоваться этим обстоятельством?

– Нет, – резко ответила Катарина. – После того, что вы мне сказали, как вы можете предлагать такое?..

Он поднял руку.

– Я ничего не предлагаю. Только хочу, чтобы вы поощряли его дружеские чувства, как можно ближе сошлись с ним и его семьей. Вы не можете позволить себе колебаний. Если вы ему нравитесь, а вы, очевидно, ему нравитесь, он с удовольствием будет с вами разговаривать. Мужчины-итальянцы всегда разговаривают с женщинами – кроме своих жен. У меня, например, есть девушка в Лукке, и я все ей рассказываю. – Он улыбнулся Катарине. У него вновь было мягкое, дружелюбное выражение лица. Какой-то шизоидный тип. Катарина не могла забыть, с какой безжалостностью он рассказал ей о смерти брата. Словно прочитав ее мысли, он спокойно сказал: – Извините, что я говорил с вами с такой жестокой откровенностью. Но вы нуждались в шоковом потрясении. Поверьте мне, я сожалею. Мы все работаем ради одной и той же цели. Постарайтесь простить меня.

– Вы поступили правильно. И я вам очень благодарна. Теперь меня ничто уже не потрясет. Я сумею сохранить хладнокровие, не беспокойтесь.

– Я спокоен за вас, – заверил он. – Сейчас ваша задача состоит в том, чтобы выяснить, когда в Соединенные Штаты отправляется следующая партия антиквариата; постарайтесь бывать на Вилле как можно чаще. Замечайте всех, кто там бывает, особенно иностранцев.

– Постараюсь. Но это требует времени.

– У нас его не так много. Очередная партия товара будет скоро отправлена, если не в Америку, то в какую-нибудь другую страну. Я хочу знать, когда и куда она будет направлена.

– Я сделаю все, что смогу, – пообещала Катарина. – Но я хотела бы кое о чем вас спросить.

– О чем же?

– Как далеко смог продвинуться Фирелли?

Рафаэль вынул из своего потрепанного бумажника тысячелировую бумажку и завернул ее в поданный счет.

– Этого мы никогда не узнаем. Его последний телефонный разговор ничего не прояснил: слышимость была такая скверная, что можно было разобрать лишь отдельные слова. Ясно, что он был не один и ему приходилось говорить намеками. Единственный ключ – «Анджело». Но мы не сумели им воспользоваться, этим ключом. Среди семьи Маласпига и их слуг нет никого с таким именем. Но Фирелли придавал ему какое-то особое значение. Он знал, что больше не сможет позвонить, и пытался сообщить нам что-то крайне важное. Он был очень смелый человек. Я испытывал к нему личную симпатию.

– И больше о нем вы ничего не слышали? Это просто невероятно. Проводилось ли следствие?

– Конечно, проводилось. Он использовал как прикрытие иностранную фирму, торгующую антикварными товарами. Герцог показал, что у них был с Фирелли деловой разговор, после чего тот ушел. Кто-то позвонил в гостиницу и от его имени попросил упаковать его вещи. Немного погодя приехало такси и увезло их. И больше никаких следов.

– Ужасно, – медленно проговорила она. – Нет ничего хуже, чем такая безвестность. Никто даже не знает, убит ли он.

– Конечно, убит, – сказал Рафаэль. – Он, видимо, что-то разнюхал, поэтому от него и постарались избавиться. Фирелли убит, но мы никогда не найдем его тела. А теперь я вам дам один совет. Не пытайтесь всячески подавить страх. Страх порождает осторожность, а вам, имеющей дело с вашей семьей, она очень нужна. Не надейтесь, что родственные чувства могут вас защитить. Еще раз повторяю: будьте очень осторожны. То же самое вам просил передать и Фрэнк Карпентер.

– Хорошо.

Они встали.

– Уходите первая, – сказал он. – А я дождусь официанта, чтобы расплатиться по счету. Жду вашего следующего донесения, а пока передам все, что вы сообщили, в Нью-Йорк. Вы действовали очень хорошо.

Они обменялись быстрым рукопожатием, и Катарина вышла на площадь. Смеркалось, было тепло и влажно, толпы людей пересекали площадь или стояли отдельными группами и любовались окружающим видом. Прежде чем направиться домой, флорентийцы заходили в бары и кафе. Все магазины и лавки были открыты, сверкали огни. Над суетливыми толпами величаво высился большой собор и баптистерий; это придавало происходящему на площади характер средневековой сцены. Где-то высоко над головой загудел колокол; стая голубей встревоженно взмыла в воздух и тут же опустилась. В разных частях города зазвонили колокола. Невыразимо печально и прекрасно звучала их мелодия. Двое пижонисто одетых итальянцев остановились возле нее, один из них оглянулся, улыбкой приглашая ее присоединиться к их обществу. Катарина поспешно отвернулась, прежде чем он успел ее окликнуть, и пошла к Виа-Веккиа. На главной улице ей пришлось постоять несколько минут на тротуаре, пока она не нашла свободное такси, которое отвезло ее в гостиницу.

«Будьте очень осторожны, – наставлял ее маленький полицейский. – Не надейтесь, что родственные чувства могут вас защитить». Ее красивый кузен с его горделивой осанкой и неотразимым обаянием убьет ее так же беспощадно, как и Фирелли. Как его подручные убили ее брата.

Не желая ничего делать, она поднялась наверх, в свой номер. Она чувствовала себя больной и усталой. В номере лежал огромный целлофановый пакет, перевязанный розовой ленточкой. К нему была пришпилена визитная карточка. Она увидела знакомый красный герб на конверте, и ее сердце подпрыгнуло.

Начала она с письма.

"Благодарю вас за обед. Извините, что задержался и не смог с вами повидаться. До завтра.

Алессандро".

Под целлофаном виднелась позолоченная плетеная корзинка, полная цветов. Цветы были бледно-розовые, с сильным запахом. Те же самые запоздалые розы, какие носила его мать.